Текст книги "Христов подарок. Рождественские истории для детей и взрослых"
Автор книги: Юлия Вознесенская
Соавторы: Аркадий Аверченко,Иван Шмелев,Саша Черный,Сергей Козлов,Петр Краснов,Николай Блохин,Арсений Несмелов,Ирина Сабурова,Николай Туроверов,Дмитрий Кузнецов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)
Annotation
Жанр святочных рассказов был популярен в разных странах и во все времена. В России, например, даже в советские годы, во время гонений на Церковь, этот жанр продолжал жить. Трансформировавшись в «новогоднюю сказку», перейдя из книги в кино, он сохранял свою притягательность для взрослых и детей. В сборнике вы найдёте самые разные святочные рассказы – старинные и современные, созданные как российскими, так и зарубежными авторами… Но все их объединяет вера в то, что Христос рождающийся приносит в мир Свет, радость, чудо…
Христов подарок. Рождественские истории для детей и взрослых
Рождественские рассказы и сказки для детей
Неизвестный автор (пересказ с немецкого)
Христов подарок
Николай Николаевич Туроверов
Сочельник
«Выходи со мной на воздух…»
Марина Валерьевна Кравцова
Подарки для Христа
Ирина Сергеевна Рогалёва
Найденный крест
Юлька, Краля и часы
Юлия Николаевна Вознесенская
О Рождестве Христовом, Маленьком Пастушке и Большом Разбойнике
Саша Чёрный
Рождественское
Николай Владимирович Блохин
Святочная повесть
Георгий Аркатов
Сказка о девочке с золотистыми глазами и о волшебном платочке
Рождественские истории для взрослых
Игнатий Николаевич Потапенко
Постная колбаса
Мельница
Дорогая кутья
Святая ночь
Иван Сергеевич Шмелев
Свет разума
Рождество в Москве. Рассказ делового человека
Пётр Николаевич Краснов
Письма матери
Самое подлое – самое смешное
Таинственный часовой
Алексей Николаевич Будищев
Светлый гость. Рождественская сказка
Ирина Сабурова
Королевство Алых Башен
Джером Клапка Джером
Чувствительный рассказ
Аркадий Тимофеевич Аверченко
Тайна зелёного сундука
Иван Островной
На том свете
М. К. Петерс
Страшный пономарь. Святочный рассказ старого семинариста
Арсений Несмелов
В Сочельник
Владимир Вадимович Красовский
С Владыкой на Рождество Христово. Быль
Юлия Николаевна Вознесенская
Кипарисовая Ёлка, или Почти О’Генри
Юлия Александровна Сакунова
Сладкий снег
Сергей Сергеевич Козлов
Дотянуться до русского неба
Дмитрий Валерьевич Кузнецов
Зимний этюд
Ирина Сергеевна Рогалёва
Королева объедков
Монахиня Евфимия (Пащенко)
Колыбельная Христу. Рассказ врача
Чудо
Протоиерей Александр Авдюгин
Слава в Вышних Богу…
Дарья Ивановна Болотина
Романная барышня. История о святочной истории
Краткие сведения об авторах
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
Христов подарок. Рождественские истории для детей и взрослых
Издательство «Лепта Книга», оформление, 2011.
Рождественские рассказы и сказки для детей
Неизвестный автор (пересказ с немецкого)
Христов подарок
I
– Мама! А что, мне Христос взаправду лошадку принесет?!
Мать ласково взглянула на мальчугана:
– Посмотрим, Сереженька, если ты будешь молодцом и паинькой – может быть, и принесет.
В глазенках мальчика светилась радость.
– Мама, и пряник тоже принесет?
– Да, и пряник, только теперь ты пойди свою лошадку спать уложи и не мешай маме работать.
Сережа послушно направился в тот угол комнаты, где он проводил большую часть дня. Там, под стулом, изображавшим «конюшню», проживала нынешняя «лошадь». Существо, называвшееся этим именем, в настоящую минуту заслуживало вполне отправки «на покой» за полной непригодностью к дальнейшей лошадиной службе. Замена его другим, свежим конем была действительно необходима. Старый инвалид потерял на долговременной службе все четыре ноги. Впрочем, еще раньше ног он потерял голову. Поэтому то, что теперь называлось лошадью, было лишь лошадиным туловищем. Но все эти недостатки нисколько не отражались на обращении мальчугана с состарившимся, потерявшим голову конем. Оно оставалось таким же нежным и заботливым, каким оно было в лучшие дни. Сережа закутал теперь верного товарища в свою рубашку и любовно укладывал его спать, укачивая на своих маленьких ручонках и мурлыча вполголоса колыбельную песенку.
– Послезавтра придет Христос, – шептал он коню, – и, если ты будешь паинькой, у тебя будет братец. Спи, лошадка, спи!
Нежный голосок ласкового ребенка и спокойные мерные его шаги вокруг «конюшни» произвели надлежащее действие на былого скакуна: он мирно покоился.
Уложив лошадку, мальчик выпил свою вечернюю порцию молока; мама уложила его в кроватку; он в полусне пробормотал слова молитвы и заснул после дневных трудов крепким спокойным сном.
Мать нежно склонилась над малюткой и поцеловала его сперва в усталые глазенки, потом в маленький, похожий на пуговку, носик. Наскоро проглотив свой скудный ужин, она снова, с легким вздохом утомления, принялась за работу. Кропотливая это была работа и тяжелая – по толстому сине-зеленому, цвета морской воды, штофу ей нужно было вышить золотом и разноцветными шелками чей-то большой герб – то ли княжеский, то ли графский. Глаза отказываются служить. Резь в них делает работу почти невозможной. Спину разломило так, что не разогнуться, – а закончить подушку надо сегодня же, не то завтра ничего не получишь за работу; чем тогда жить в праздники?
Сегодня девятый день, как она сидит за этой работою – с утра до поздней ночи. Ах, как ломит голову! Хоть четверть часика передохнуть – наверное, потом лучше станет, и работа спорее пойдет.
Усталая голова опустилась на руки, воспаленные глаза сомкнулись. Мертвая тишина царила в крошечной каморке под самой крышей четырехэтажного флигеля с окнами на задний двор. Мокрый снег ударял в стекла; ветер, резкий и порывистый, проникал в комнату сквозь неплотно пригнанную оконную раму, пытаясь задуть лампу, – Анна Стрелкова ничего этого не замечала. Природа взяла свое, и Анна спала глубоким сладким сном.
Мало-помалу огонь в железной печурке все слабел и наконец совсем потух. В комнате чувствовался холод. Сон Анны стал беспокойнее. Наконец, она проснулась от холода, вскочила спросонья… толчок, треск и звон разбитого стекла, противный, удушливый запах разлитого керосина – и глубокий мрак.
Анна стояла сама не своя от ужаса. Она словно окаменела. Она еще не вполне сознавала, что́ случилось. Прошло несколько минут, прежде чем она пришла в себя и поняла, что не сон видит, что перед нею ужасная действительность. Она бросилась скорее в кухню за спичками и свечкой. Чирк! – свеча зажжена и освещает страшную картину разрушения. Ноги подкосились у мастерицы от горя и ужаса. От лампы остались одни черепки, а дорогая, драгоценная, почти готовая вышивка залита сплошь керосином и усыпана осколками стекла!..
Анна всплеснула руками:
– Боже, как могла я задремать! Господи, что же теперь с нами будет!
Проснувшийся ребенок приподнялся в своей кроватке:
– Мама, не плачь! Христос новую подушку принесет!
Не слушая сына, она на коленях ползала по полу, собирая черепки и осколки.
– Иди спать, мама, – продолжал мальчик, – не нужно так плакать!
Да, теперь она могла спать: больше у нее на сегодня не было никакой работы – и надежды тоже никакой! Крепко обняла она своего малютку, стараясь сдерживать слезы, пока он не заснул. Но после этого долго еще плакала и лишь под утро заснула сама, измученная горем и слезами.
II
– Но ведь это же ужасно, – взволнованно говорил управляющий большим магазином рукоделий знаменитой фирмы «Дольфус М. и компания», вертя в руках обезображенную, дурно пахнувшую вышивку. – Что же теперь делать с этим? Один день только до праздника остался!
Анна стояла перед ним, убитая горем, с опущенными глазами.
– Может быть, это отойдет, если химически вычистить… Я сейчас с этим в красильню сбегаю… – попробовала предложить она.
– Нет, пусть пока здесь останется, а то, пожалуй, та дама, что заказала эту подушку, скажет еще, что мы пустые отговорки придумываем… Но как же это вас, милая, так угораздило?.. Вам, во всяком случае, придется заплатить за все это.
– Заплатить? – Анна побледнела.
– Ну, да, разумеется, а то кто же возьмется возместить убытки, ведь не я же? Может быть, она и отчистится… посмотрим! А, сударыня, сюда пожалуйте! Чем могу служить? – Управляющий устремился к вошедшей даме, шуршавшей своими юбками, и больше даже не взглянул на Анну.
Бедняжка вышла из магазина. На улице валил крупными хлопьями снег. Анна на мгновение остановилась перед громадным зеркальным окном, в котором красовалась роскошная магазинная выставка, и раза два тяжело вздохнула. Какая она жалкая, какая одинокая, всеми покинутая! Она вспомнила своего мужа – уже не первый год он лежит на кладбище. Хорошо ему там! Положили, и спит он себе вечным сном, и нет ему никакого дела и заботы до жены с ребенком, оставленных им на произвол судьбы без гроша. А она вся извелась в постоянной заботе о завтрашнем дне в суровой отчаянной борьбе за кусок хлеба.
Господи, где же ей теперь взять денег? Наступает праздник. Нужно купить что-нибудь Николеньке. Сколько бы ему счастья принесла какая-нибудь пара жалких свечек и горсточка пряников!
Но вдруг она вспомнила о сберегательной кассе. Да, на имя Сережи был положен туда когда-то банковый билет в три рубля. Конечно, это деньги не ее, но она потом вновь сделает такой же вклад на его имя, – а теперь лошадка должна у него быть! Должен же он справить свой праздник, нельзя лишить малыша этой радости. Господь их не оставит! Будет снова работа, она тогда себе в чем-нибудь откажет, только бы его детские надежды теперь не обмануть!
Словно на крыльях полетела Анна за мальчуганом. Сережа был весь поглощен новым интересным занятием. С прутиком в руках он посвящал свою несчастную клячу во все премудрости высшей кавалерийской школы…
– Пойдем, родной мой, погуляем с тобой немного, – сказала Анна сыну. – На улице бабушка-метелица постели вытряхивает!.. Гляди, как перышки летят, – вон их сколько!
«Перышки» очень забавляли Сережу, и он бодро семенил ножонками по глубокому снегу. Вон они остановились перед большим домом, и мальчуган должен был усесться на каменной лестнице и крепко пообещать, что вот так он будет совсем тихонько сидеть, пока мама не вернется, потому что «детям и собакам вход в сберегательную кассу воспрещается».
Малыш устроился, словно у себя дома, состроил серьезную рожицу и всем, кто входил в кассу, рассказывал, что его мама пошла туда, в эти большие двери. Немало мимолетных ласковых взглядов было устремлено в это время на милого ребенка; какой-то пожилой господин даже сунул ему в озябшую ручонку маленькую плитку шоколада. Одним словом, мальчик прекрасно провел время на лестнице до тех пор, пока не вернулась мама и они вместе не отправились в дальнейший путь. Тут ему еще разок-другой приходилось ждать на улице, и он все глазенки проглядел, любуясь на чудесные вещи, выставленные в окошке магазина, перед которым мама велела ему дожидаться. Под конец, однако, у него очень зазябли ножки, и он уже готовился всплакнуть, но как раз в эту минуту вышла мама с большим пакетом в руках, – малыш пощупал его, – и двумя маленькими, один из которых ему даже пришлось нести. Чтобы освободить руки, он сунул шоколад и другие попутно собранные редкости в карман, – замечательный карман, которым он гордился, как подобает настоящему мужчине, – и зашагал весело к дому. Там мама сняла с него сапожки:
– Батюшки! Да у тебя снова подошвам конец пришел! Покажи-ка ноги! Господи, да они у тебя совсем мокрые…
С глубоким вздохом разглядывала Анна новый предмет забот.
– Христос новые принесет, уж ты не беспокойся, – утешал мальчуган свою маму, нежно поглаживая ее лицо липкими от шоколада пальчиками.
– Христос многое мог бы принести, – вдохнула Анна, сжав на мгновение ладонями мучительно бившиеся виски.
Потом она стала готовить обед, что, впрочем, большого труда от нее не потребовало.
– Завтра будет говядина! – сказала она в утешение мальчугану, который, не выпуская из рук остатки коня, вскарабкался на свое место за столом и многознаменательным взглядом посматривал на суп из сушеной зелени и тарелочку жареного картофеля.
– Завтра будет говядина! – утешил Сережа скакуна, поглаживая его своей маленькой ручонкой. – Надо быть паинькой!
Мальчик усердно занялся уничтожением содержимого поставленной перед ним тарелки. Вдруг кто-то позвонил, и он чуть не полетел на пол вместе со стулом – так взволновал его неожиданный звонок.
– Христос, Христос! – кричал малыш, захлебываясь от радостного волнения. – Это Христос звонит!
– Только сиди смирно, милый, – сказала Анна серьезным тоном, – совсем смирно, слышишь, пока мама не вернется! Всегда надо слушаться, и когда мама не видит, тоже надо слушаться, – ведь Боженька всегда тебя видит, милый!
Мальчик разом присмирел.
– А Он разве потом все расскажет? – спросил он вполголоса.
– Да, все, как есть, расскажет.
Мама больше не слышала, что говорил смущенный мальчуган, – ее уже не было в комнате, она бросилась отворять дверь.
Звонил посыльный – молодой самоуверенный малый с лакейской внешностью и с лакейским же шиком одетый. На голове у него красовался кокетливо взбитый кок, а вздернутый нос выражал легкое презрение ко всем на свете. В руках у посыльного был сверток, который он немедленно стал распаковывать. Анна побледнела, увидев перед собой злополучную вышивку в том виде, в котором она оставила ее в магазине.
– Хозяин велел вам передать, что у него были страшные неприятности из-за вас с княгинею N., заказавшей подушку. И вычистить ее тоже нельзя было, не из-за красок. Краски бы выдержали, но вот в самой материи несколько мест совсем попорчено, словно выжжено. Это, должно быть, стеклом горячим спалило от лампы… Вам придется заплатить пятнадцать рублей за приклад.
Анна совсем упала духом. Этого еще недоставало! Восемь… почти девять дней проработать с утра до ночи, ни гроша за это не получить да еще приплатить – шутка ли! – целых пятнадцать рублей! Однако женщина сделала над собой последнее усилие, обещала отработать после праздников причитавшуюся сумму и проводила посыльного до дверей. Больше у нее сил не было. В полном изнеможении она опустилась на табурет, стоявший посреди крошечной кухни, и вновь горько-горько заплакала.
III
Мальчику надоело сидеть тихо, и, как только голоса стихли, он осторожно сполз с высокого стула, прокрался в кухню и неслышно подошел к матери:
– Мамочка!
Но Анна вся ушла в свое горе:
– Иди играть, Сереженька, милый, иди, правда, поиграй… дай маме поплакать! О, эти заботы, эти ужасные заботы! Нет им конца! Все растут и растут!
Ребенок не двигался с места, погруженный в думу: какая-то мысль пришла ему в голову.
– А ты их поливаешь?
– Кого поливаю, детка моя?
– Заботы, мамочка. Ты их поливаешь, поэтому они так скоро растут?
Анна смотрела на мальчика в бессознательном оцепенении.
– Ну, мама, ну ты ведь розу поливаешь, чтоб она росла, – пояснил Сережа свою мысль.
– Да, я их поливаю, – отвечала она, всхлипывая, – смотри, как я их поливаю: горькими-горькими слезами…
Слезы лились из ее глаз неудержимым потоком. Мальчуган постоял еще минутку с печальным видом, потом побежал в свой уголок с жалкими игрушками, порылся там немного и снова вернулся к матери в кухню – на сей раз с видом вполне уверенным.
– Не плачь, мама, не надо, милая, хорошая мама, перестань, – я вот тебе картинку подарю, смотри, какую красивую… с царем…
Анна ласково отвела пухлую ручку, потом охватила маленькое тельце сынишки и с нежностью прижала его к своей груди.
– Не надо! Спрячь свою картинку, потом с ней играть будешь!
– Нет, это мамина пускай будет, мамина! – настаивал Сережа, суя ей в руку «картинку». – Смотри, какой царь красивый нарисован!..
Анне совсем не хотелось слышать ни о каком царе. Она взяла подарок, чтобы куда-нибудь отложить, не глядя. Совершенно случайно взгляд ее упал на скомканную картинку – дрожь пробежала у нее по всему телу; она не поверила своим глазам:
– Господи!.. да что же это… Неужели?!.
Она поднесла клочок бумаги поближе к свету, к глазам, она вертела его во все стороны – клочок бумаги оставался тем, чем он был на самом деле – пятисотрублевым банковым билетом с портретом Петра Великого…
– У меня и другие есть, много, – хвастался мальчуган, гордый успехом придуманного им утешения. – Вот, смотри!
И перед изумленными, еще мокрыми от слез глазами Анны предстало сразу десять «картинок с царем» – пять тысяч рублей, целое состояние!
– Сережа, голубчик! Откуда у тебя эти картинки?
– Нашел! – радостно объяснил тот. – На большой лестнице, у большого дома. Они там лежали, а я их нашел!
Пять тысяч! Да это спасение, избавление от всех забот, надолго, на целые годы! Это – отдых усталому телу, воспаленным глазам, конец душевной муке, покой, мир, верный кусок хлеба!
Какое искушение! Отчего бы ей не оставить у себя этих денег, словно с неба свалившихся к ногам ребенка… Отчего бы ей хотя бы одну или две из этих бумажек не удержать: ведь, если кто-то может пять тысяч рублей носить в сберегательную кассу, этому кому-то, наверное, нетрудно уделить частичку от своего избытка?
Анна поглядела на свое поношенное платье, поглядела на Сережу, на его сто раз заплатанную курточку, вспомнила про разорванные сапожки, разбитую лампу, про квартиру, за которую нечем будет заплатить на днях, про долг г-ну Дольфусу, вспомнила, с какой нуждой ей придется бороться скоро, сейчас же… А здесь перед нею на столе… вот оно – счастье! Вот он – покой!
Она наклонилась к ребенку.
– Сереженька, никто не видел, как ты нашел картинки? – прошептала она охрипшим от волнения голосом. – Никто, ни один человек?
Мальчик покачал своей кудрявой головкой:
– Никто, мама, совсем никто… нет… только… только Боженька!
Анна вся съежилась, словно ее ударили бичом. Сердце у нее захолонуло, еще мгновение – и слезы бы вновь брызнули у нее из глаз. В неудержимом порыве сжала она малютку в своих объятиях.
– Радость ты моя, сокровище мое, ты прав, голубчик! Пусть! Лучше мы с тобой всю жизнь голодать будем, но этого твоя мама не сделает…
Ребенок кивал с серьезным видом, хотя, конечно, не понимал того, что говорила его мама. Главное – мама снова улыбалась и целовала его, и для него все было в порядке.
Потом Сереже нужно было немного поспать после обеда. Мягко взбила ему мама постельку, и он быстро заснул, обнимая свою лошадку.
А бедная Анна тем временем побежала в сберегательную кассу. Едва переводя дух, подошла она к конторке справиться, не заявлял ли кто о потере денег. Конторщик ничего еще не знал, но все же записал фамилию Анны и ее адрес, выдал ей расписку о приеме заявленной ею находки и отпустил женщину с учтивым поклоном.
IV
И вот она уже близится, святая ночь…
Анна вышла ненадолго из дома, чтобы на оставшиеся гроши закупить кое-что из самого необходимого на завтрашний день. Перед уходом она строго-настрого приказала Сереже быть паинькой, так как скоро придет Младенец Христос. Мальчик остался один в квартире, стараясь оправдать надежды матери и весь отдавшись своему делу.
Он совсем не слышал, ни как в дверь несколько раз позвонили, а затем отворили ее, ни как в комнату вошла пожилая дама. Только увидев гостью, Сережа прервал свое довольно странное занятие: он старательно поливал из чашки водой своего несчастного коня.
– Что ты тут творишь, голубчик? – спросила дама.
Он не сразу ответил. Неожиданное появление гостьи так изумило его, что остаток воды вылился ему на одежду; и теперь он в немалом смущении оглядывал свой костюм, беспорядок которого его, видимо, беспокоил.
– Я лошадь свою поливаю! – сказал Сережа, немного оправившись. – У нее головы нет и хвоста, и ушки потерялись, и ножки – теперь пускай снова вырастут!
Дама залилась веселым смехом.
– Ах ты, глупенький! Погляди, как ты вымок! А где же твоя мама?
– Мама у Христоса… А ты не Христос? – спросил он у дамы, задумчиво в нее вглядываясь.
– Нет, я не Христос, – ответила дама, не переставая смеяться. – А ты не тот ли мальчуган, что мои картинки нашел?
– Да! – утвердительно мотнул головой Сережа. – Только мама их унесла; Христос мне другие картинки принесет… Вот я лошадку водичкой поливаю, – продолжал он с жаром, – а мама заботы поливает… И они у нее растут, растут… Знаешь, чем она их поливает?
Дама перестала смеяться и смотрела на ребенка, силясь понять его болтовню.
– Горькими-горькими слезами! – закончил Сережа с бессознательным пафосом свою речь.
Глаза пожилой дамы тоже наполнились «горькими-горькими слезами». Она склонилась к нему и с нежностью привлекла к себе.
– Какой странный ребенок! – шепотом произнесла она.
Потом она встала и встряхнула свое дорогое бархатное пальто, слегка пострадавшее от разлитой воды.
– Передай поклон твоей маме. Я еще приду сюда. Ну, будь здоров, да благословит тебя Господь! До свиданья, мой милый, маленький, мокрый мышонок!
Старая барыня ушла, и Сережа счел небесполезным принять некоторые осушительные меры и, насколько возможно, устранить следы наводнения. Потом пришла мама – такая усталая, печальная. Рассказ мальчугана о «тете», которая была и хотела еще прийти, не произвел на Анну особенно успокоительного впечатления. Сережа не сказал, что тетя спрашивала про найденные ее «картинки», и молодая женщина терялась в догадках, кто бы мог удостоить ее своим визитом. Уж не княгиня ли N., чью подушку Анна испортила? Так ничего и не придумав, Анна решила заняться мальчиком.
– А теперь, Сережа, пойди на кухню, а мама в это время форточку откроет, чтобы мог влететь Ангел и возвестить о пришествии Христа!
У мальчугана от ожидаемого блаженства заблестели глазки, и он послушно удалился из комнаты. Тем временем Анна достала припрятанную в коридоре крошечную елочку, воткнула ее в свободный цветочный горшок, прикрепила к ее веточкам несколько маленьких свечек и пару красных сахарных крендельков, а у подножия елки разложила пряники. Затем настала очередь большого пакета, из которого появился гордый, серый в яблоках, рысак на колесах, честь и слава того магазина-базара, где все вещи продавались по 50 копеек… Когда все было устроено, Анна крикнула в щелку кухонной двери:
– Ну, вот, сейчас прилетит Ангел и придет Христос!
V
Вдруг на лестнице действительно послышались тяжелые шаги. Кто-то поднимался на четвертый этаж… Шаги все ближе, ближе… Резкий звонок раздался как раз в тот момент, когда Анна зажгла последнюю свечку.
Немного перепуганная, она поспешила отворить дверь.
Перед нею стоял чопорный лакей в темной щегольской ливрее.
– Госпожа Анна Стрелкова? – спросил он, снимая шляпу.
– Это я.
Он сделал шаг назад и внес в переднюю великолепную лошадь-качалку, взнузданную и оседланную, как полагается лучшему верховому коню. Даже хлыстик был прикреплен на пуговке сбоку от седла. Затем лакей быстрым движением достал из бокового кармана и передал онемевшей от изумления Анне письмо. И не успела она оправиться и открыть рот, чтобы спросить, что все это значит, – лакея и след простыл.
Ей ничего не оставалось, как внести коня в комнату и поставить рядом с дешевой клячей. Сереже уже не терпелось, и он стуком в дверь напомнил матери о себе. Чтение письма пришлось поневоле отложить.
– Динь-динь-динь! – крикнула Анна, стараясь подражать звонку.
Мальчуган как буря ворвался в комнату, но тотчас остановился, пораженный представившимся ему зрелищем. Несколько секунд глубочайшей тишины и самого сосредоточенного молчания сменились таким диким ликованием, таким взрывом переполнившего грудь радостного чувства, что Анне пришлось даже закрыть уши.
– Эй! Эй! Эй! – кричал Сережа на все лады, в бешеном восторге обнимая арабского коня и целуя его в морду, и в гриву, и в челку.
Не было пределов радости ребенка, и залюбовавшаяся им мать даже на несколько мгновений забыла о письме, принесенном лакеем вместе с лошадью. Наконец, она вспомнила о нем, взяла со стола, вскрыла… – и по мере того, как глаза ее пробегали коротенькую записку, они становились все шире и светлее.
«Милостивая государыня! – значилось в записке. – Вручая вам при сем причитающуюся вам долю находки в размере 500 рублей вместе с моей искреннейшей благодарностью, вызываемой вашим похвальным поступком, прошу вас, вместе с тем, позволить приложить еще небольшую сумму на воспитание вашего милого ребенка. Это уже старуха-мать обращается к вам с такою просьбою: она делится с вами своим излишком. Мысль о том, что сегодня, когда все под сенью елки празднуют Рождество Христово, ей удастся хоть немного облегчить вам гнет забот, делает ее счастливою. Не лишайте ее этого счастья и позвольте ей и на будущее время не забывать вашего милого мальчугана». Внизу стояла подпись известной в городе меценатки.
И вот снова лежат перед Анною «картинки с царем». Три банковых билета – полторы тысячи рублей… Меньше, чем пять, но зато это ее деньги, ее собственные, ее по праву!
Отовсюду был слышен радостный звон колоколов. Анна опустилась на колени и, прижимая к сердцу ребенка, повернулась с ним к образу в углу. По ее бледному лицу снова неудержимо потекли слезы, но в этот раз не горем вызваны они, а радостью, – тихой радостью, полной благодарности к Всевышнему. И торжественно гудели колокола, напевая священный гимн свой, и весь воздух был наполнен их ликующим звоном.
Сережа застыл на минутку в объятиях матери, вдумчиво прислушиваясь к перезвону колоколов. Потом вдруг высвободился из ее рук.
– Мама, мама! А ведь Христос меня очень любит: он мне двух новых лошадок принес! – воскликнул он совершенно неожиданно. – Вот хорошо-то!
Николай Николаевич Туроверов
Сочельник
Темнее стал за речкой ельник.
Весь в серебре синеет сад,
И над селом зажег сочельник
Зеленый медленный закат.
Лиловым дымом дышат хаты,
Морозна праздничная тишь.
Снега, как комья чистой ваты,
Легли на грудь убогих крыш.
Ах, Русь, Московия, Россия,
Простор безбрежно снеговой,
Какие звезды золотые
Сейчас зажгутся над тобой.
И все равно, какой бы жребий
Тебе ни бросили года,
Не догорит на этом небе
Волхвов приведшая звезда.
И будут знать и будут верить,
Что в эту ночь, в мороз, в метель
Младенец был в простой пещере
В стране за тридевять земель.
1926
«Выходи со мной на воздух…»
Наташе Туроверовой
Выходи со мной на воздух,
За сугробы у ворот.
В золотых дрожащих звездах
Темно-синий небосвод.
Мы с тобой увидим чудо:
Через снежные поля
Проезжают на верблюдах
Три заморских короля;
Все они в одеждах ярких,
На расшитых чепраках,
Драгоценные подарки
Держат в бережных руках.
Мы тайком пойдем за ними
По верблюжьему следу,
В голубом морозном дыме
На хвостатую звезду.
И с тобой увидим после
Этот маленький вертеп,
Где стоит у яслей ослик
И лежит на камне хлеб.
Мы увидим Матерь Божью,
Доброту Ее чела, —
По степям, по бездорожью
К нам с Иосифом пришла;
И сюда в снега глухие
Из полуденной земли
К замороженной России
Приезжают короли
Преклонить свои колени
Там, где, благостно светя,
На донском душистом сене
Спит небесное Дитя.
1928
Марина Валерьевна Кравцова
Подарки для Христа
Дети радовались подаркам. Для каждого под мохнатой сияющей елкой прятался красочный пакет с этикеткой, на которой было крупно написано: «Косте», «Маше» или «Володе». Один за другим ребятишки выуживали пакеты из-под еловых лап, по складам читали надписи, забирали каждый свое и тут же раскрывали с нетерпением.
В пакетах обязательно находились кукла, машинка или мишка и множество сладостей: яблоки и печенье, конфеты и пастила, даже маленькие пирожные в прозрачных упаковках. Это Мишины родители, пригласив гостей в день рождения главы семьи, уговорили непременно прихватить с собой малышей и приготовили для каждого подарок, сложив их в Мишиной комнате. Ведь совсем недавно все встретили Новый год.
Самый старший из детворы, Костя, ходил во второй класс и считал себя очень большим и важным по сравнению с «мелюзгой». Он не стал сразу запихивать сладости в рот, как делали его товарищи, часть отложил, чтобы угостить потом бабушку.
Дети уплетали сначала самое вкусное.
А маленькая Маша вдруг отказалась от пирожного.
– А мама не ест, – пояснила она, – говорит: нельзя пока.
– Почему нельзя?
– Боженька не велит!
– Почему, почему не велит? – дергала Машу Людочка.
– Не велит! – Маша нахмурила лобик, потом с важностью произнесла: – У нас сейчас пост! Ну, это значит, нельзя есть колбасу и сосиски, пить молоко, есть пирожные и торт. Я сосиски не ем, а мама и папа и молоко, и пирожные тоже…
Действительно, Машины родители строго соблюдали пост. Дети были удивлены. Никто, кроме Кости, который посетил несколько занятий в воскресной школе, ничего не знал про пост. Машенька, почувствовав в себя в центре внимания, оживилась.
– Мы даже на Новый год торт не ели! – гордо доложила она. – Мама с папой вообще не ели, а я съела совсем маленький-маленький кусочек. А вот яблоки я ем! – Машенька с любовью поглядела на яблоко, которое держала в ладонях.
Она не могла жить без яблок. Машины родители, зная это, специально положили в пакетик с ее именем огромное красное яблоко, которое как будто прикатилось из сказки: оно блестело, казалось, даже светилось. Маша никак не решалась его надкусить.
– А вы теперь всю жизнь так будете? – ужасаясь, прошептала Людочка.
– Нет! Вот будет у Боженьки день рождения, тогда все будем есть: и конфеты, и торт, и куриный суп. А если мы до этого съедим – Боженька обидится. Это мы к Его дню рождения готовимся.
– Как, у кого день рождения? – загалдели ребята.
Машин взгляд упал на висевшую в углу большую икону Божьей Матери. И она ткнула пальчиком в сторону Младенца, Которого держала на руках Пресвятая Мария.
– У Него!
Это была новость. Никто не знал, что у Бога может быть день рождения. Только Костя об этом знал.
– Это Рождеством называется, – начал он просвещать ребят, – нам в школе говорили. Это большой праздник. Он будет седьмого января.
– А мы пойдем к Боженьке на день рождения! – весело выпалила Машенька, подкидывая свое чудесное яблоко и ловя его в ладошки.
– А куда? Куда пойдете? – вновь засыпали ее вопросами.
– В церковь! Там будут елочки стоять, мама говорила. И будет много-много людей. Там еще икона есть, вот такая, – Маша кивнула головой в сторону образа. – Только большая-большая. Больше меня. И тут вот Боженька прямо на меня глядит, а там от меня в сторону глядит – на Свою Маму.
– А ты ему подарки понесешь? – пискнула Людочка.
Вопрос застал врасплох малышку. Она не думала еще об этом, но важно подняла белокурую головку с огромными синими бантами и ответила:
– Конечно, понесу!
– А что ты Ему подаришь? – не отставала Людочка, в упор глядя на Машу большими глазами. Но тут вмешался Костя.
– Что ты ему подаришь? Он ведь Бог, у Него все есть. Нам батюшка рассказывал. Он все создал и все – Его.
– Все равно подарю! – возразила Маша. – Я Ему яблок принесу!
Костя засмеялся:
– Нужны Богу твои яблоки!
Маша обиделась.
– Нужны, нужны. Он возьмет!
На Костю упрямство нашло.
– Не возьмет. Он Сам все сады посадил. Все яблоки и так Его.
Маша вспыхнула, потом притихла. На глаза навернулись слезы. Неужели и впрямь Боженька не возьмет от нее подарок? Она робко взглянула на икону. Христос смотрел прямо на нее. И казалось, чего-то ждал. Она схватила табурет и потянула его к углу, где стояла икона. На ее счастье, образ висел низко. Маша вскарабкалась на табурет и встала перед иконой. Глядя прямо в строгие очи Младенца Христа, протянула Ему свое замечательное яблоко.
