Текст книги "Страсть искажает все (СИ)"
Автор книги: Юлия Михалина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 48 страниц)
Калач, схватив подбородок затравленного мужчины, поднял его голову: лицо в синяках и крови, затуманенные глаза безжизненно смотрят вперёд.
Он не соображает, что происходит.
Закусив губу, чтобы не завыть в голос, Маргарита едва сдерживалась, чтобы не отвести взгляд.
– Смотри, су*а, я сказал! – Закричал Тимур, встряхнув тело заложника. – Так будет с каждым, кто посмеет пойти против Плантатора. Так будет с твоим блудным папашкой и драгоценным Волкодавом. В итоге так будет с тобой! Слышишь?!
Маргарита слышала. Всё слышала. Но отказывалась воспринимать. Помутненный взгляд полуживого друга отчаянно врезался в память.
Понимаю, что никакие слова не смогут искупить её вины, едва слышно прошептала сквозь слезы:
– Прости меня. Прости меня, Руслан…
37 глава
2004 год
– Познакомься, Олег. – Представляя вошедшего, Штормин разом подтянулся. – Мой непосредственный начальник, руководитель главного управления отдела по борьбе с коррупцией и организованной преступностью – генерал-майор Андрей Михайлович Одинцов.
Подходя ближе и протягивая Олегу руку, чиновник с ухмылкой подметил:
– Можно просто – Вотан.
– Откуда такое прозвище? – Ухмыльнулся Олег, пожав руку в ответ и с неприкрытым интересом всматриваясь в глаза собеседника. – Стало быть, как и для древних скандинавов, Ваше появление считается знаковым событием? Вы обычно предсказываете радости или беды?
– Это зависит от исхода нашей сегодняшней беседы. – Явно довольный дерзостью Олега, отмахнулся генерал. – Что касается прозвища, оно мало связано с германо-скандинавской мифологией.
– Андрей Михайлович блестящий военнослужащий. Уже за это удостоен громкого имени. – Вмешался Штормин, но быстро заткнулся, стоило Одинцову глянуть с укором.
– Уж больно фамилия Ваша знакома. – Не унимаясь, поддевал Чернышевский.
Строить из себя кого-то и подхалимничать не намерен, кто бы перед ним не стоял. Хоть сам господь бог. Перед человеком, носящим фамилию, как у его Ритки, тем паче. Совпадение или нет, предстояло выяснить. Именно этим собирался заняться в первую очередь.
– У меня знакомая есть. Ритка Одинцова. Может, слышали о такой?
– Не беги впереди паровоза, Олег. – Указывая без эмоций на стул, перешел на «ты» Вотан. – Садись и слушай, о чем тебе расскажут.
– Весь внимание. – Разведя руками, Чернышевский подчинился.
– Твоя знакомая для меня действительно не чужая. – Усаживаясь напротив, с ходу признался мужчина. – Маргарита Одинцова – моя дочь.
Несколько секунд Олег неверующе смотрел на Вотана, пытаясь осмыслить новость. Отчего-то происходящее казалось сном. Появление Риткиного отца, спустя столько лет, да еще и в столь громкой должности, было также ирреально, как прямо сейчас оказаться на берегу океана, вместо холодной и сырой тюремной камеры. Но это давало надежду. Не для себя, для Риты. Слова Игоря о несправедливости суда над ним, Чернышевским, отошли на задний план. Снова одно имело значение.
– Что с ней? – Сжав руки в кулаки, прошипел Чернышевский.
– Олег, это вторая часть нашего разговора. – Вновь вмешался Штормин, склонившись над папкой с бумагами. – Для начала мы должны обсудить возможность твоего освобождения.
– Что с ней?! – Игнорируя друга, заорал Олег, не сводя пытливого взора от высокопоставленного гостя. – Вы её отец, генерал СБУ, какого черта она была все это время в борделе?
– Олег, если не хочешь и дальше здесь оставаться, веди себя подобающе, не кричи на человека, желающего тебе помочь. – Одернул Игорь.
Одинцов молчал. Поджав губы, терпеливо выслушивал претензии Чернышевского. Без каких-либо эмоций и переживаний. Стальная выдержка, которой Олег очень завидовал: внутри у него бушевал ураган.
– Да плевать мне на себя! – Отмахнулся Чернышевский от Штормина, как от назойливой мухи. Подхватившись, навис над столом, склоняясь к Вотану: – Я хочу понять, почему Маргарита при живом отце плавает в таком дерьме? Вам погоны не жмут?
– Чернышевский, ты нарываешься! – Воскликнул Игорь, пытаясь усадить мужчину обратно.
Тщетно. Олег крепко стоял на ногах, возвышаясь над генералом.
– Игорь, оставь его. – Ровным тоном приказал Андрей Михайлович. Тихо, спокойно. Но сказал, как отрезал. Рассек воздух, заставив воцариться тишине в комнате. После добавил: – Выйди, Шторм. Нам с Олегом нужно поговорить наедине.
– Андрей Михайлович, Вы уверены?.. – Хотел возразить, но взгляда Одинцова хватило, чтобы Игорь, нехотя сгребая бумаги, подчинился и ушел.
– Садись. – Кивнул Вотан на стул, обращаясь к Олегу, когда дверь с глухим скрипом закрылась. – Беседа предстоит долгая.
Чернышевский сдался, медленно опускаясь на место. И генерал заговорил:
– Да, моя дочь до сих пор в борделе. И мне нужна твоя жажда к справедливости и возмездию. Мне нужен тот Олег Чернышевский – борец за правду, который носом землю рыть будет, но накажет всех, кто так, или иначе причастен к событиям на заводе и поможет Рите. Она ведь тебе все еще небезразлична?
– Пи***ц заявление. Прямо польщен. – Язвительно выплюнул Олег. – Я и без ваших подсказок давно помог, но мотая срок особо не разгуляешься. А какого хе*а Вы сидите и рассуждаете о справедливости, вместо того, чтобы реально действовать, я не понимаю.
– Мне нужен человек, которому смогу доверить жизнь своей дочери. – Сжимая кулаки, скрипнул зубами мужчина. – Судя по тому, что ты, спустя годы, все еще грезишь о ней, я не ошибся в выборе.
– У Вас, вообще, соображалка не варит? – Постучав себя по лбу указательным пальцем, поморщился Олег. – Я – зек. Вы – генерал в органах. Связь улавливаете?
– Заткнись, щенок! – Стукнув кулаками по деревянному столу, вспыхнул Одинцов. – Ты сидишь и молча слушаешь, что я говорю. И когда разрешу, начинаешь вякать.
Глубоко втянув воздух, Чернышевский с рыком растер лицо ладонями и пытливо уставился на собеседника. Хотя внутри разгоралось желание крепко стукнуть этого Вотана. Неважно, что он шишка и отец Ритки. За бездействие особенно хотелось наказать. Но ничего не оставалось, кроме как выслушать. Выбора нет – или слушаешь и пытаешься помочь, или уходишь и загибаешься от неизвестности, досиживая положенный срок.
– Вы с Риткой попали под раздачу по нелепому стечению обстоятельств. На заводе намечалась облава СБшников на группировку Сизого. Со стороны была получена информация о передаче крупной партии наркотиков. Но спецслужбы пустили по ложному следу: ожидаемые большие разборки обернулись незначительной потасовкой.
– Это так называется – незначительная потасовка? – Не выдержал Олег. – Может, и СБшниками Вы руководили?
– Нет. На тот момент и все последующие шесть лет меня не было в стране. – Излишне терпеливо, игнорируя вопрос, пояснил Вотан. – Я никоим образом не связан с лицами, руководящими спецоперацией.
– М-м, удобно. – Сложив руки на груди, Чернышевский откинулся к спинке стула, выжидая продолжения.
– Не понял? – Одинцов настороженно нахмурился.
– Удобно, говорю, сейчас отмазываться, рассказывая байки про непричастность и неосведомленность. Еще скажите, что до последнего не знали о Риткиной судьбе.
– Скажу. Хочешь верь, Олег, а хочешь не верь, но я три месяца назад вступил в должность. Про дочь узнал лишь в прошлом.
– И где были все годы, когда эта самая дочь в нищете прогибала? Когда мать родную хоронила? Когда в лапы Сизого попадала? Дайте, угадаю. Звездочки на погоны зарабатывали? А тут вдруг вспомнили, что дочь-то, оказывается, имеется. В отца решили поиграть?
– Я сюда приехал обсуждать не себя и моральную сторону своих поступков. – Холодно, безразлично отбрил Андрей Михайлович. Но желваки на скулах заходили. – Да, меня не было рядом с Маргаритой в самые ответственные и важные для неё моменты. Меня не было рядом, когда я был нужен. Почему так вышло однажды расскажу Рите. Тебе могу признаться, что об этом жалею больше всего на свете. Мне жизни не хватит, чтобы искупить вину. Очень сомневаюсь, что она простит меня когда-то. Но для меня важно другое – любой ценой вытащить её из того ада. С твоей помощью или без. Так как? Могу на тебя рассчитывать? Или мне уйти и не тратить время понапрасну?
Признание Одинцова выбило почву из-под ног Чернышевского. Как бы ни злился и недоумевал из-за поступков Вотана, последние слова заставили поверить в искренность. Чего там ни было в прошлом, каковы причины исчезновения и внезапного появления генерала спустя годы, не вправе судить. Действительно, не знает ровным счетом ничего. Но если этот человек, возникший на его дороге, как черт из табакерки, преследует цель вытащить Ритку, то им по пути.
– Ваши предложения? – Вместо ответа, уточнил Олег. Разводя руки, прокомментировал очевидное: – Заключенный союзник вряд ли способен чем-то помочь.
– Если ты удосужишься выслушать меня, наконец, не перебивая, и правильно поймешь, уже завтра будешь на воле.
– Ого! – Присвистнул Чернышевский. – Ну, валяйте.
Перспектива так скоро приступить к давно лелеемым поискам и освобождению любимой девушки, здорово грела душу.
– Вот и славненько. – Облегченно выдохнул генерал и без предисловий продолжил рассказ. – В тот вечер в город прибыла крупная партия наркоты из Афгана, поставки которой курировал некий господин Латунин. Передать должны были Сизому. Взять этих двоих означало перекрыть кислород преступности в городе. К операции готовились очень тщательно. Но информатор оказался подставным лицом из группировки Сизова. Он направил СБшников на завод, где люди Сизого разбирались с мелкой пешкой, которым оказался Павел Городков.
– В тот день я узнал, что Павел приторговывает наркотиками. – Глухо отозвался, когда прошлое картинками пронеслось перед Олегом.
– Он был простой пешкой. Передавал наркотики от поставщика к покупателю и забирал бабки. Работал на Сизого, но вляпался в историю, передав деньги не тем людям. Поэтому подчиненные Сизого и решили наказать парня.
– Можно ближе к делу? – Поторопил Чернышевский.
Пустые разговоры о несчастном Павлике начинали выводить из себя. О его похождениях и способах заработка давно знал. Да и неважно это. Важно, каким образом его, Олега, сделали козлом отпущения.
– Олег, ты в самом деле сидишь ни за что. Убийства, которое тебе приписали, не было: Городков был только ранен кем-то из людей Сизого. Более того, когда на завод явились СБшники, Павла не нашли. Но был раненый ты.
– Ох*енеть! – Подхватившись, Чернышевский зашагал по комнате взад-вперед. Ныне серые бетонные стены давили особенно. – Вот так у нас работают спецслужбы? Находят раненым человека и списывают на него несовершенные преступления?
– Это не спецслужба, сынок. – В голосе Вотана впервые за сегодняшний разговор послышались нотки сочувствия. – Это оборотни в погонах. Помнишь некого майора Коробова?
– Еще бы! – Растирая лицо руками, взвыл Олег. – Не успев очнуться после завода, этот гад меня утащил в следственный изолятор, обвинив во всех смертных грехах.
– Будучи не последним человеком в СБУ, Коробов прикармливался от Сизого.
– С*ка! – Стукнув ладонью по столу, выругался Чернышевский. – Я так и знал, что этот гад на два фронта работает, а Штормин мне: «Он чист, он чист!» Черта с два!
– Он работал очень аккуратно. До последнего, пока не затеялись кадровые перестановки в структуре, и я не начал копать, его не в чем было уличить. Но готовя ту операцию, заранее знал, что главные виновники останутся на свободе.
– Нет, я все понимаю, двойная игра, большие бабки на кону. Но как? Скажите, как меня посадили за преступление, которого не было?
– Тебя посадили из-за твоей жажды справедливости. Останься на свободе, ты продолжил копать на Сизого, искал Маргариту. Ты всем мешал. Гораздо удобнее было тебя запрятать за решетку, тем самым избавившись от нежелательного свидетеля и возможной помехи.
– Ничего не понимаю! – Со всей дури стукнув кулаком о стену, заорал Олег. – Павла даже не нашли, зачем придумали это чертово убийство? Откуда знали, что там был именно он?
– Ты полагаешь, на два фронта работал лишь Коробов? На заводе в тот вечер была и пешка помельче, что подстрелил и тебя и Городкова. Еще там был Рощин Кирилл Сергеевич – заклятый враг Сизого и известный в узких кругах как Плантатор, который и увез с собой Павла. Вы с Риткой тогда вляпались в такие разборки – радоваться надо, что остались живы. Вас запросто могли пришить и все.
– Чего ж не пришили?
– Тебя обнаружили те, кто честно исполнял свой долг, доставили в больницу. Там подключился Коробов. Убить тебя можно было и в больнице, и в изоляторе, но пропажу Городкова тоже стоило обосновать. Вот и убили одним махом двух зайцев. А Рита… – Сжав ладони в кулаки, Одинцов прошипел: – Рита молодая, красивая девушка, на которой можно было заработать денег. Ей ведь и записку потому подкинули, чтобы через неё выйти к Сизому, так сказать, на живца поймать. Но так как взаправду ловить никто никого не собирался, забрали в бордель.
– Откуда Вы это знаете? – Упираясь лбом в холодную стену, выдохнул Олег.
Голова от полученной информации шла кругом. С трудом соображал, как так вышло. Не верил. Отказывался верить. Слишком сложная комбинация. Подставные лица. Игры в справедливость, которой нет. Деньги-деньги… Как следствие разрушенные жизни.
Позже поймет все. Переварит, сопоставит факты. Поверит, несмотря на абсурдность. А пока… Пока хотелось закрыть веки, а открыв узнать, что все случившееся за последние шесть лет – блажь, ложь, глупый страшный сон. К сожалению, этому не суждено сбыться.
– Я 20 лет проработал в разведке, способен узнать и не такое. – Подметил Андрей Михайлович.
– Почему сейчас?
Объяснять, о чем речь не стоило. Оба так прекрасно понимали. Олег не ожидал какого-то внятного ответа. Спросил по инерции. Но Вотан, уставший от недоверия, коротко резюмировал:
– Управление по борьбе с оргпреступностью заподозрили в тесных связях с этой самой оргпреступностью. Стали массово менять руководство. Меня вызвали в страну и предложили должность при условии, что я разгребу это осиное гнездо. Разгребая, параллельно хотел связаться с семьей, но узнал, что жена мертва, а дочь как в воду канула. Я начал искать. Оказалось, что мой новоиспеченный помощник Игорь Штормин в курсе некоторых событий. Вместе стали разбираться и дорылись до правды. Но впереди самое сложное: взять Сизова и вытащить Риту. Здесь и пригодится твоя честность и стремление к справедливости.
– С меня снимут обвинения? – Глянув на Одинцова, спросил Чернышевский.
– Нет. – Односложный ответ. Глаза в глаза. И повисшее следом молчание.
– Почему?
– Тебя выпустят условно-досрочно за хорошее поведение.
– Вы же сами сказали, что Павел живой! Я ни за что сижу!
– О твоей невиновности известно узкому кругу людей. О том, что Павел жив даже мать родная не в курсе. Городковы шесть лет назад похоронили пустой гроб с уверенностью, что там их сын.
– Но как?
– Ты еще не понял, что с правильными связями возможно все? – Одинцов пытливо уставился на мужчину. – Но в твоем случае условно-досрочное единственный вариант.
Чернышевский понимал. Чересчур хорошо понимал среди каких людей очутился. По факту все равно как окажется на свободе. Главное, поскорее исчезнуть из этого места. Прекратить бездействие. Но внутренний голос требовал торжества справедливости. Хотя бы на сегодняшний день.
– Я не убивал Павла… – Балансируя на грани отчаяния.
– Ты убил Волка. – Натянув маску невозмутимости, напомнил генерал.
– И это знаете…
– Но за это наказания не несешь. – Будто не слыша, гнул свое. – Считай это установлением равновесия.
– Тут либо я, либо меня! Какого нах*ен равновесия?
– Самого обыкновенного. Слушаешься и делаешь все, что скажу, и очень скоро увидишь Маргариту.
– Например? – Повернув стул спинкой, Олег уселся, уставившись на Вотана.
– Например, сыграешь роль молодого криминального авторитета, накануне освободившегося из тюрьмы и имеющего чрезмерные амбиции. Играя под прикрытием, ты поможешь взять Сизого, или не только Сизого, за жабры.
– Интересное у Вас соображение о спасении Ритки. Я себе представлял все несколько иначе.
– Иначе здесь не прокатит. – Андрей Михайлович пробарабанил пальцами по старому деревянному столу. – Если переть напролом, Сизый сразу поймет кто ты и что ты. И поверь, на сей раз тюрьмой не обойдется.
– Можно подумать, так он не узнает, что годами ранее засадил меня ни за что.
– Не узнает. Думаешь, он в прошлом вникал, кто стал крайним? Нет, конечно. Из участников той истории, кто мог ему доложить, не осталось никого.
– Если откажусь? Раз все выяснилось, меня обязаны выпустить.
– Выяснилось? – Криво усмехнулся Вотан. – Сынок, ты, наверное, чего-то не понял. Об этой ситуации. – Неопределенно расчертив воздух руками. – Знаю я и Штормин. Я могу равно как помочь выйти отсюда, так оставить отбывать срок.
– А Игорь?..
– Шторм не пойдет против меня, прости.
– Да вы издеваетесь, что ли?! – Подхватившись, мужчина отбросил хлипкий стул в сторону и тот, от удара о бетон, разлетелся на две части. – Вы являетесь сюда, рассказываете какие козлы Ваши предшественники, что я зазря попал под раздачу, а теперь такое заявляете! Да чем Вы лучше остальных?!
– Ты прав. Наверное, ничем. – Поднявшись следом, согласился Одинцов. – Но мне нужна твоя легенда. Не потому, что так хочется или от нечего делать. Я верю, что это поможет взять опасных людей и спасти мою дочь. Когда все закончится, мы полностью очистим твое имя. Ты получишь хорошую должность в спецслужбе, восстановишься в звании и заслужишь еще звездочек. Но для этого надо потерпеть и поработать под прикрытием. Это порой сложно, но поверь, жить можно.
– Я так понимаю, у меня нет выбора?
Вздохнув, Олег зажмурился. В который раз осознавал, насколько безумна система. Ведомства, структуры, органы – всем и вся плевать на человеческий фактор. Ради достижения целей готовы идти на что угодно, любыми способами. Неважно, оборотни или честные, исполняющие свой долг – все как один ступают по головам. Одинцов, дочь которого неизвестно что переживает в борделе, не исключение.
Чернышевскому казалось, что будь на его месте, вместо ходьбы по кругу и просчетов игры, давно поехал в адский бордель и забрал Ритку. Многое еще представлялось иначе. Верилось, что, упрямо двигаясь к цели, не заискивая и не притворяясь, можно все решить гораздо быстрее. Принципы отчетливо сидели внутри. Но ради Ритки готов был на все. Наступить им на горло и согласиться на любую аферу, отдавшись в руки опытных кукловодов.
– Почему нет? – Фыркнул Одинцов. – Выбор есть всегда. Если тебе дорога Рита и хочешь помочь – соглашаешься. Если гордость сильнее остальных эмоций – можешь оставаться здесь и ждать. Возможно, справедливость когда-то восторжествует. – Шагнув к выходу, обернулся на мгновение: – Время на раздумья у тебя до завтра.
– Постойте! – Окликнул Чернышевский, шагнув к генералу. Когда тот вопросительно изогнул бровь, сквозь зубы выдавил: – Я согласен.
– Вот и правильно. Я догадывался, что ты умный парень. – Улыбнувшись, Вотан подал руку. – Добро пожаловать в команду.
– Давайте без громких фраз. – Скривившись, Олег пожал протянутую ладонь.
Вотан сдержал обещание. Уже на следующий день за Чернышевским закрылись ворота колонии с колючей проволокой. Пьянящее чувство свободы разом закружило голову. Полной грудью втянул воздух. Дышать стало легче. И хоть впереди много всего предстояло, жизнь снова заиграла красками. Хотелось навсегда позабыть серые каменные стены, сырость и гадкую похлебку на обед. Оставить в прошлом людей типа Тузика и Шныря. Забыть, как страшный сон кровавое убийство Туза и взгляд задыхающегося Волка. Содрать с руки ненавистную татуировку и вычеркнуть из памяти опостылевшее прозвище.
Хотелось… Много чего хотелось. Не позволили. Свобода оказалась недолгой. Тюремное заключение сменилось заточением в структуре. О том, что ради воли своей и Риткиной продался в рабство, не давали позабыть ни на секунды. Даже когда вышел за территорию тюрьмы не разрешили ненадолго остаться самому, свыкнуться с тем, что больше не зек.
Черный мерседес с тонированными стеклами дожидался через дорогу. Завидев Олега, посигналил. Обернувшись на секунды, чтобы навсегда оставить в памяти место, изменившее его, Чернышевский прошагал к машине. Как и догадывался, внутри ожидал Штормин.
– Ну че, брат, поздравляю с освобождением! – Улыбаясь во все тридцать два, поприветствовал Игорь.
– Спасибо. Хотя не уверен, что это свобода.
– Да брось ты! – Искренне удивился друг. – Михалыч мужик неплохой. Строгий, конечно, любит всех держать в ежовых рукавицах, но справедливый. Прорвемся.
– Ага, я убедился, какой справедливый. – Не без иронии хмыкнул Олег.
– Ладно, пора валить отсюда. Нам еще долгая дорога предстоит. – Щелкнув зажигание, Шторм ударил по газам, срываясь с места.
– Куда, если не секрет? – Наслаждаясь плавным скольжением автомобиля по дороге и скоростью, поинтересовался мужчина.
– В столицу, куда ж еще. Там у нас место дислокации.
– Понятно. А где этот твой генерал?
– В столице. У него дел разгребать вагон еще предстоит.
– Ну поехали, в столицу. Только это… – Олег неуверенно замялся. – Можно сначала куда-то заскочить перекусить? Жрать хочу, не могу. Со вчера кусок в горло не лез.
– Обижаешь! Конечно, можно! Сейчас накормим тебя, а то за казенными харчами небось забыл вкус нормальных продуктов. А пока… – Игорь полез в бардачок. Достав оттуда небольшую металлическую флягу, протянул Чернышевскому со словами: – Держи, выпей, наконец, хорошего коньяка. Тебе необходимо. Но чуть-чуть, а то после шести лет в завязке гляди срубит.
Недоуменно зыркнув на друга, мужчина принял презент. Всегда был равнодушен к алкоголю. И о чем-чем, а об этом за годы на зоне не вспоминал ни разу. При желании бывала возможность выпить. Другой вопрос, что не хотелось. Ни разу. Ни капли. Всегда считал алкоголь последним средством для решения проблем. Убитое время, сознание и херовое самочувствие как следствие всего. Толку?
Но открутил флягу и, не раздумывая, сделал пару коротких глотков. Терпкий аромат ударил в нос, вкус обжег горло и внутренности. За секунды каждая клеточка тела наполнилась необходимым теплом. Легче не стало. Тяжелые мысли не отошли на второй план. Но воспринимались проще. Вспыхнула надежда на лучше будущее. Поймав на себе одобрение Штормина, вновь приложился к бутылке. Еще пара глотков и, откинувшись к спинке кресла, прикрыл веки. Перед глазами снова она – Маргарита. Девчонка, без которой не жить…
***
2010 год
Распахнув веки, Чернышевский невидяще уставился на пузатый бокал, в котором плескались остатки янтарной жидкости. Поздние лучи уходящего солнца игриво отражались в дорогом хрустале. Солнце. Невиданная роскошь за последние дни. Осень окончательно вступила в свои права, затапливая столицу слезами. Что куда более сопоставимо с гребанной жизнью, чем эти нелепые лучи. Как насмешка. Как заигрывание. Огонек надежды, которой больше нет.
Противно так на душе. Внутри словно что-то сломалось. Задолбался. После шести лет тюрьмы не так отвратно себя ощущал, как сейчас. Устал до чертиков. Боролся за что-то, боролся, а все будто зря. Шесть лет чего-то ждал, куда-то спешил, к чему-то стремился. Справедливость, мать его. Кому нужна эта паршивая справедливость, когда самой близкой помочь не способен. Идиот несчастный.
Какого х*ена согласился на судьбоносное предложение Вотана? Но был ли выбор? Не виделось его. Ничего не виделось, кроме чертового призрачного спасения для Ритки. Что мог в одиночку, оставаясь за решеткой? Казалось, что под покровительством влиятельного чиновника из СБУ все станет по плечу. Тем паче в скорейшем положительном исходе дела были заинтересованы обе стороны. Казалось – месяц-другой и Ритка окажется на свободе. С ним, рядом. Тогда много что виделось иначе. В итоге?
Фыркнув, Чернышевский одним махом опустошил бокал. Огляделся безразлично. Мог ли предположить, что молодой борец за справедливость, осужденный за несовершенное и в итоге оправдавший клеймо убийцы, однажды окажется в такой роскоши. Что показное богатство станет обыденностью. Бутафорией. Реквизитом, установленным совершенно не к месту драмы, разворачивающейся в душе и в жизни.
Очередные шесть лет ушли в никуда. Короткая битва затянулась в долгосрочную войну. Неправильную и бессмысленную. Свобода оказалась мимолетным пшиком. Искрой что, не успев зажечься, погасла, затягивая глубоко во тьму. Но не унывал. Не сдавался. Ни разу за все эти годы. И когда упустили Маргариту, позволив оказаться в золотой клетке Рощина на безграничный срок. И когда гонялся едва не по всей стране за Сизым, чтобы поймать на крючок. И когда впервые пошел на сделку с совестью, превратившись в подставного игрока, криминального авторитета. И когда не выступил в открытое противостояние с Рощиным. Все ради дела. Ради будущего.
Сомневался много раз. Но не останавливался. Не было времени. Все спешил куда-то, торопился, жил мечтами. Сам не заметил, как заигрался. Шесть лет пролетели, как один. Всегда прислушивался к команде, к генералу. Не смел усомниться в правильности решений.
Оглядываясь назад, соображал: будучи в одиночку, возможно, смог сделать гораздо больше. Что-то поважнее, чем разбитая криминальная группировка. Чем установление баланса между преступностью в стране. Играя в одиночку, сделал бы главное – спас Ритку. Вытащил из тягучего болота. Да, не имел бы роскоши и богатств, но получил нормальная жизнь. Если бы не ждал, действовал.
Да и ныне… Черт подери, ему бы оторвать задницу от дивана и поехать за Ней. Забрать. Пойти на риск, если надо стать под пули, но забрать Ритку, выкрасть и увезти. Дальше – хоть потоп. Что-то сдерживало. Обещания. Обязательства. Ненавистный когда-то алкоголь, распространившийся по венам. За последние несколько дней выпил столько, что тошно было. От самого себя. Своей никчемной беспомощности.
В голове снова и снова прокручивались Риткины слова из последней встречи.
Не нужен. Нас нет.
Ритка Одинцова, которую когда-то любил, давно умерла…
Ты возненавидишь меня…
Возможно. Пока ненавидел себя. Не так представлял все. Умом понимал, что обязан продолжать бороться. Идти дальше. Что-то удерживало. Не позволяло с места сдвинуться. Слова Ритки навсегда отпечатались в памяти. Знал, что блажь, ложь во спасение, а поделать с собой ничего не мог.
Вотан, как назло, пронюхав об их встрече, в который раз отчитал, посадил на привязь, не давая дернуться, не то что пойти в открытое противостояние. Олег в который раз поражался выдержке этого мужчины. Знать, что родная дочь в опасности и неизвестно чем все обернется для её жизни, и продолжать выжидать, способен либо отъявленный проходимец, либо бесчувственный человек. Хотя, оставив Риту в раннем детстве, Одинцов и не знал её толком. Считай, чужая. Дело важнее. Для всех. Кроме него, Чернышевского. Жаль, что поздно понял…
Зажмурившись, сжал ладони в кулаки. Одним резким движением сбросил содержимое журнального столика на пол. Разбивая пустой бокал. Разливая коньяк из открытой бутылки. Наблюдая, как коричневое пятно расплывается по белоснежному пушистому ковру, схватился за голову и взвыл. Ни конца, ни края происходящему не видел. Жизнь, как этот ковер, затягивало в грязную пучину с каждым мгновением сильнее.
Отчаянно пытался придумать правильно решение. Но в хмельную голову ничего, кроме воспоминаний, не приходило. Сколько просидел так, неизвестно. Еще б, наверное, сидел, если бы не стук двери, оповестивший о названном госте. Олегу оглядываться не стоило, чтобы понять кто. Бесшумные шаги и укоряющий взор, сверлящий спину, чуял на уровне подсознания.
– Что ты творишь, парень? – Устало проговорил генерал, опустившись рядом. – Когда просил не рыпаться, я имел в виду не бежать к Рощину и не устраивать разборок, а не сидеть с кислой рожей и выдувать все запасы коньяка.
– Если пришли поучать меня, то напрасно. – Не глядя на вошедшего, огрызнулся Чернышевский. – С Вашими пожизненными косяками Вы не лучший учитель и далеко не облико морале.
– Меньше недели до тендера. Надо потерпеть.
– Вы, вообще, очень терпеливый человек, раз двадцать с лишним лет идете к тому, чтобы встретиться с единственной дочерью. Может, специально оттягиваете? Боитесь встречи и объяснений? – Молниеносная догадка пронзила сознание. Олег вопросительно уставился на Андрея Михайловича. – Рита навряд ли обрадуется, когда узнает, что пока отдувалась в борделе, родной отец погоны зарабатывал.
– Думаешь, мне легко? Думаешь, не хочется плюнуть на условности и пойти лично к Рощину, начистить рожу и забрать дочь? – Одинцов встал и двинул к мини-бару напротив. Плеснул коньяка. Выпил одним глотком и признался: – Годы в разведке научили выдержке. Понимаю, что своими порывами ничего не решу. В лучшем случае Рощин в очередной раз избежит наказания, а меня подстрелят. А если из-за моей оплошности что-то случится с Ритой? Я не переживу этого. Без того виноват перед ней. И ты прав, боюсь, что не примет меня. И будет права.
– Почему Вы бросили их?
Вопрос, который Олег неоднократно задавал своему начальнику. Но откровенного ответа не получал никогда. И теперь не надеялся. Поинтересовался машинально. Но, видно, дошли до той точки, когда скрывать и недоговаривать нельзя.
Пройдя к окну, генерал разоткровенничался:
– Молодой был, глупый. Я тогда лет пять служил в разведке. Бесконечные командировки, поездки. Никто, естественно, не знал. Для жены я был простым капитаном из военной части, катающийся постоянно на учения. Она догадывалась, конечно, что не все так просто. Но не подозревала насколько. В один прекрасный день руководство поставило меня перед выбором: либо работы, либо семья.
Замолчал. Печаль читалась в его взгляде. Тоска из-за необратимости ситуации.
– Выбрали работу? – Олег, как зачарованный, ожидал ответа.
Никогда ранее откровенность не доходила до такой степени. Не хотел упустить момента. Хотел понять, возможно, оправдать для себя человека, которого несмотря ни на что считал авторитетом. Хмель куда и делся.
– Да, я выбрал работу. Со знаниями и прошлым, которое у меня на тот момент было, меня не отпустили бы. Ясно дали понять. Подвергать семью опасности не мог. Казалось, что оборвать все контакты единственно верный выбор. Я не предполагал, что жена скатится до банального алкоголизма, а Ритина жизнь пойдет под откос.
– Мне жаль. – Зачем-то проговорил Чернышевский. Предвидел, что его жалость Одинцову ни к чему. Разозлится.
Генерал молчал. Несколько минут молчал. Будто взвешивал что-то. Потом не успел открыть рот, чтобы отчитать подчиненного, как зазвонил телефон.
– Слушаю. – Коротко, невозмутимо. Возвращая былое безразличие. – Говори, Игорь… – Нахмурившись, уставился на Олега. – Нет, Буря не выходил со мной на связь. Да говори ты!..
