Текст книги "Необручница: На острове любви (СИ)"
Автор книги: Юлия Эфф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Глава 6, в которой я остаюсь одна
В последний день пребывания госпожи на Адноте я утром застала её сидящей на кровати перед россыпью дорогих украшений. Вещи мы не собирали, госпожа сказала, что ничего не возьмёт с собой: масла, целебные травы, средства для красоты и даже платья – всё это остаётся мне.
– Это те мелочи, которые можно купить, Ана, и которые не жалко отдать ради детей. Я принесла обет Создательнице – уеду, как простая женщина. И ты не представляешь, как у меня спокойно на душе, потому что я увожу отсюда самое главное, – сирра Амели положила ладонь на живот и улыбнулась, блеснув влажными глазами.
Она просила меня и сира Бриса никому не рассказывать об этом. У нас, лумеров, это называлось «чтобы не сглазить». Когда я поделилась этим, примета заинтересовала госпожу, она прислушалась к себе, склонив голову на бок, и кивнула:
– Правильная традиция. Никому нет до тебя дела, пока не лезешь в чужую жизнь. Поэтому не хочу, чтобы за моей спиной жевали сплетни – рожу я или нет. Надеюсь, Создательница смилостивится надо мной, и я больше не потеряю ребёнка. Ещё раз выслушивать сначала поздравления, а потом соболезнования – я не смогу… Ты меня понимаешь, Ана?
Я дала слово молчать, хотя подозревала, что отсутствие логичного объяснения отъезда госпожи и моего присутствия рядом с сиром Брисом может ударить по мне в первую очередь. Слуги и без того относились ко мне с насмешкой. Будь я прожжённой стервой, быстро поставила бы их на место, но у меня никогда не было привычки унижать других людей. Спросила госпожу, что говорить слугам и что они подумают обо мне.
Она призадумалась:
– Вот что, Ана! Я Брису передам подарки для всех слуг, и он поможет тебе вручить их от моего имени. После этого они не посмеют и рта открыть.
Так и получилось: на острове никто из посторонних не узнал о настоящей причине отъезда госпожи. Для всех она поехала погостить к сестре, которая собиралась выходить замуж и решать семейные проблемы. Я догадывалась, что сир Райан был в курсе, но он являлся чем-то вроде родственника, и, как бы я не относилась к нему, верила, что трепаться всем подряд про секрет Амельдины он не станет.
Судно приходило обычно в обед. На якоре стояло два-три часа, за которые собирался народ, грузились вещи редких пассажиров, накопившаяся почта и ящики с кусками уже обработанной руды – металлом.
До приезда судна сирра Амели планировала позаниматься со мной каллиграфией, заглянуть в свой сад и немного прогуляться по берегу непосредственно перед самым отплытием. Завтракать она пожелала в общей столовой и ещё с вечера просила меня не опаздывать, явиться к ней уже в восемь, поэтому, застав её, неторопливо перебирающую женские сокровища, я была немного удивлена.
– Присядь, Ана, – она указала на место рядом с собой. Щёки её вдруг порозовели, что поведало о смущении. Госпожа редко смущалась, и потому я несколько напряглась, ожидая неких слов, которые и меня заставят почувствовать себя неловко. Так и получилось.
Госпожа Амели взяла меня за руки, опустила глаза, собираясь с духом, начала говорить, а когда подняла их, я увидела в них лукавые смешинки:
– Я должна тебе кое в чём признаться. Вряд ли у наших отношений будет продолжение: в Люмерии об этом даже заикаться не стоит, а всё, происходящее на Адноде, останется здесь. Те, кто здесь жил, работал, предпочитают умалчивать об особенностях этого места. И, я хочу сказать… Я благодарю тебя, моя Ана! Это был мой четвёртый год, как ты догадываешься, насмотреться здесь можно всякого… Когда-то, в первый год пребывания, я была шокирована свободными нравами. Но потом… Все эти картинки перед моими глазами… – госпожа помахала растопыренной пятернёй в воздухе и снова взялась за мою руку. – Я видела, как служанки занимаются любовью друг с другом, как могут получать удовольствие мужчина и мужчина во время магических всплесков… Потом мне самой стало интересно, каково это – быть с женщиной. Ты не подумай, я не настолько извращена, чтобы мечтать об этом с юности… Но… После Аднода мысленно возвращаешься к этому… И я благодарю тебя, Ана, за то, что ты была терпелива и…
Выражение лица снова изменилось, теперь на жалобное:
– Я буду скучать по нашим минутам и часам свиданий. Ты… – госпожа потянулась ко мне, и я машинально сделала то же самое. Губы, пахнущие цветочной помадой, приблизились к моим, – ты – самое сладкое, что было в моей жизни. И самое запретное…
Я ожидала нежного поцелуя, но он получился страстным, как будто моя хозяйка захотела вложить в него всё сожаление от нашего расставания. Желание моё также вспыхнуло, и мы несколько минут терзали друг друга, пропуская пальцы сквозь завитые причёски друг друга и ломая их. Первой опомнилась госпожа, она оттолкнула меня и рассмеялась, поправляя свои шпильки в локонах:
– Ух, Ана! Ты была бы хорошим менталистом, если бы была магом…
И снова руки, и снова взгляд глаза в глаза, но более уверенный, чем прежде.
– Ты даже лучше Бриса чувствуешь, чего я хочу. И он это понял. Надеюсь, научится, глядя на тебя… – наконец, мои руки были отпущены, госпожа взялась снова поправлять свою причёску, а потом, видя, как я смущённо делаю то же самое со своей, улыбнулась: – Дай-ка я помогу!
Она переплетала и укладывала мне волосы, отмечая их шелковистость и вспоминая первые мои дни на Адноде. Хвалила меня за то, что я осталась скромной молчуньей, как и раньше, не зачванилась от полученной власти над слугами и… сиром Брисом. Госпожу немного беспокоило, что её супруг тоже изменился. Наши ночные встречи втроём раскрыли и его тайные желания. Госпожа не подозревала, что сир Брис настолько любит поиграть в постели, и надеется, что я не влюбилась в него, потому что потом расставаться будет очень сложно…
Я замерла. Древние боги, я и сама боялась этих мыслей! Задавала себе тот же вопрос и не находила на него чёткого ответа. Но сейчас моя госпожа беспокоилась и желала уверений в безопасности своего брака. Получив возможность родить долгожданного ребёнка, она хотела также сохранить брак и привязанность мужа. Тем не менее, обманывать сирру Амели я не желала, тем паче она всё равно почувствовала бы фальшь, ибо врать Аднод меня не научил.
– Что чувствуют влюблённые, госпожа? – уточнила я, прежде чем уверять в своей холодности к сиру Брису. Я точно знала – мне нравится им любоваться, также, как и сиром Ризом и другими магами. Мне тепло от его ласкового взгляда, и я чувствую себя в его мужественных крепких руках глыбой льда, что тает от жаркого солнца. И, наверняка, в моих благодарных стонах «О, мой господин, прошу!» для него могло звучать: «Я люблю и боготворю вас!»
Госпожа задумалась, уносясь в какие-то свои воспоминания, и её руки рассеянно придвинули всё ту же шкатулку к себе, пальцы медленно погрузились в украшения.
– Любовь – это почти всегда страх потерять любимого… Это боль и ревность, снедающая твоё сердце, когда ты видишь его с другой…
Невольно я вспомнила, как в перерывах, когда госпожа ждала нужных признаков беременности, поначалу она оставалась с нами – просто сидела в кресле и наблюдала за тем, как сир Брис старается сделать мне приятное. Я чувствовала её ревность на расстоянии, разделявшим наше ложе и её кресло, и оттого не могла расслабиться, а это ещё больше заводило господина. Тысяча сказанных ею слов о вере в меня и мою порядочность не могла перечеркнуть того ощущения, от которого начинала гореть моя кожа на лице и груди. Это была не неискренность госпожи, а, думаю, попытка смириться с принесённой жертвой – отдать одного любимого человека на месяцы, чтобы родить другого, не менее желанного. Я же не ревновала сира Бриса к госпоже Амели, никогда! И её к нему, как ни странно. Злилась лишь, когда мне казалось, что он её обижает или недостаточно ласков. Выходит, и к госпоже моя любовь была не совсем любовью? Додумать предположение я не успела.
– … Это постоянные мысли о нём, если его нет рядом…
О, вот тут я точно была уверена – сир Брис не занимал мою голову круглосуточно. Чаще симпатия вспыхивала, лишь когда он оказывался рядом, и в этом, наверняка, была виновата магия договора.
– … И ты веришь, что без него не было бы тебя…
– Госпожа может не переживать, – я постаралась улыбнуться не сочувственно, а добросердечно: – Я не влюблена в господина. Мне просто хорошо с ним и приятно заботиться о его здоровье. Я не буду преследовать его после завершения договора.
Сирру Амели расколдовали, она глубоко вздохнула, с видимым облечением. Отёрла лоб и улыбнулась так, словно только что избавилась от давно беспокоившей проблемы:
– Благодарю тебя, Ана! Ты – моя опора, и я верю тебе даже больше, чем себе.
Она вытащила из блистающей разноцветной горы подвеску на золотой цепи и попросила меня наклонить голову. Это была непостижимо тонкая работа – сердце, увитое рампантами, цветами, символизирующими привлекательность, богатство и нежные чувства дарителя.
– Хочу, чтобы эта подвеска напоминала тебе обо мне. Если вдруг станет грустно или страшно, помни – мысленно я всегда с тобой. И вот ещё… – на палец мне было надето простенькое на первый взгляд, с тонким ободком, колечко, в котором красовался изумительно яркий зелёный, как и глаза госпожи, изумруд. – Это первый подарок Бриса. Думаю, не будет лишним напоминать моему супругу обо мне.
Госпожа улыбнулась и подмигнула мне, а я припала к её рукам, обещая не только не забывать сама, но и напоминать господину о той, что растит его ребёнка под любящим сердцем.
Затем сирра Амели выудила из драгоценностей ещё три кольца, браслет и одно ожерелье, сняла с пальцев те, которые носила под красное платье, надетое сейчас на ней, и унизала украшениями, выглядевшими старыми, свои тонкие белые пальчики. Ожерелье помогла застегнуть я.
– Это фамильные украшения, доставшиеся мне от матери, а ей – от бабушки, и брачное кольцо. И если родится дочь, они перейдут однажды к ней, если сын – его жене.
Она в последний раз полюбовалась на рассыпанные сокровища, зарылась в них пальцами и подбросила, засмеявшись, над кроватью. Затем сгребла их в лежащую рядом шкатулку и попросила меня протянуть руку. Игла уколола мой палец, и госпожа выдавила четыре капли крови на углы крышки. Затем приложила мою руку, а свою – поверх. Направила магию, и я почувствовала странное тепло, растекающееся по венам.
– Теперь это всё твоё, ларец откроется только от твоего прикосновения, – госпожа сунула мне, ошеломлённой, тяжёлую шкатулку. – Обет есть обет. Сир Брис в курсе, не переживай. Когда закончится договор, ты сможешь продать это всё и открыть своё собственное дело.
Я испуганно затрясла головой, отказываясь от неразумной и щедрой жертвы, но госпожа была непреклонна. Если одну подвеску и кольцо я могла принять, то целое состояние могло начисто лишить меня сна. Услышав об этом, госпожа засмеялась:
– Ана, ты последний в Люмерии человек, который сойдёт с ума от этих драгоценностей. Я тебе верю. Не обижай меня и не мешай мне исполнять обет. Да, я люблю эти вещицы, ведь они напоминают мне о счастливой жизни с Брисом. Но настоящего счастья не будет, если не родится наследник. А отдавать это богатство родственникам, для которых они не имеют настоящей цены, я бы не хотела. Попроси Бриса рассказать о каждом подарке, надеюсь, он вспомнит всё.
Скрепя сердце я приняла подарок. Но едва пришла в голову идея продать это всё сиру Брису за монету, мне стало легко, и больше о драгоценностях я не думала. Это была не моя жизнь, не мои воспоминания. Не знаю, возможно, госпожа знала, что я так поступлю, однако ничто в её поведении или взоре не выдало коварного умысла.
Остальное время до обеда прошло запланировано. Если о чём госпожа и жалела на Адноде, так это о своём садике. Вот где слёзы полились потоком, когда она прощалась с деревьями. Мы набрали сочных фруктов ей в дорогу, чтобы те утешали её и радовали зарождающуюся жизнь.
– Отломите веточку, госпожа, – посоветовала я, – а дома вырастите дерево на память об Адноте.
Моей идее поаплодировали. Ветку поместили в кувшин с водой, чтобы не подсушилась в дороге.
Радость госпожи и её уверенность в том, что на этот, третий раз, всё получится, не могла не заражать. Предыдущие две беременности обрывались на сроке в месяц-два, а ведь на этот раз прошло всего две недели. Поэтому радостный отъезд, готовность пожертвовать ценными вещами и даже ночами любви с сиром Брисом поначалу беспокоили меня. Истовость госпожи в вопросе деторождения граничила, как мне периодически раньше казалось, с сумасшествием. Но сирра Амели и в этот раз успокоила, объяснила предыдущие ошибки.
Сир Брис в глазах государства должен был выглядеть не просто ответственным работником – воистину самоотверженным. Свой ежедневный резерв поисковика он расходовал, как положено, – до критической отметки, чувствуя ответственность не только за добычу необходимой для Люмерии руды, кристаллов, но и людей, работавших под его началом – простых лумеров в том числе. Малейшая ошибка (то, о чём говорил Райан) могла привести к непоправимым последствиям.
И, если сравнить две маг-силы с океаном, то при появлении ям или трещин на дне их пустота сразу заполнялась водой. Так происходило и с резервом сира Бриса. В невидимый пустой сосуд поисковой магии переливался огонь, который начинал увеличивать свой ресурс, замечая пустоту.
Из-за давления огненного дара резерв поисковой маг-силы больше не мог расти, и тогда у сира Бриса от переизбытка огня можно было видеть искры, отлетающие от пальцев. Я как-то спросила сирру Амели, почему сир Брис не может для разгрузки, например, зажигать все камины во дворце – и ему хорошо, и польза слугам. Госпожа долго смеялась, представляя себе мужа, путешествующего по комнатам. Он уставал не только ментально, но и телесно. Организм переставал справляться с балансом маг-сил. Единственное, что сир Брис делал регулярно – это заряжал согревающие артефакты для купальни, которыми пользовались все жители дворца, не имеющие дара огня.
Кроме того, выпускать сильный огонь было просто опасно, в первую очередь, на руднике, где огонь мог спровоцировать взрыв, вызванный реакцией некоторых кристаллов.
Для сброса критических излишков имелось два способа. Оба – через выброс магии через жидкость, которая регулирует наше состояние, по словам лекарей. Самый неудобный способ – почистить желудок, но, те, кого хотя бы раз в жизни стошнило, знает о неприятном состоянии после выброса.
И только ночи нежности могли естественным образом, безболезненно и приятно для супругов уравновесить два маг-ресурса – совсем немного через пот и большей частью вместе с мужским жемчугом. Госпожа спрашивала меня, что я чувствую в этот момент. Есть ли ощущение горячей воды, растекающейся по крови. Я подтвердила.
– А теперь представь, что внутри чрева находится маленький ребёнок, на которого выплёскивают эту горячую воду. Если бы я имела дар воды, всё было бы проще. Я бы выстраивала барьер, но, к сожалению, дар друида, как и растения, которые он питает, воспламеняется не хуже поленьев в очаге…
Она не могла без содрогания представить себе, как живой комочек сгорает в огне собственного родителя, не подозревающего об этом. Не исключала даже, что беременностей могло быть и больше.
– Поэтому, Ана, ты можешь не бояться, забеременеть тебе от Бриса не грозит, – успокоила она меня, прочитав на моём лице ужас и сочувствие от её рассказа. – Маги огня – первые, кто страдают от собственной силы.
Уезжала госпожа в моём платье, которое купила мне в Лапеше. С несколькими фамильными драгоценностями и парой книг, которые хотела прочитать в дороге. От дворца до пристани пешком ушло бы примерно минут сорок быстрого шага, от дворца до кромки океана – всего минут двадцать. Но за господами управляющий приехал в повозке, и мы уселись в неё. Я упросила госпожу позволить мне прокатиться и попрощаться на судне, а не под любопытными взглядами прислуги, не подозревавшей, что госпожа больше не вернётся.
Сир Брис уезжал с госпожой, чтобы сопроводить её до Люмоса, договориться с лекарями о наблюдении над беременной супругой и решить некоторые бытовые вопросы, связанные с незапланированным возвращением домой Амельдины. Появиться на Адноде он должен был только во вторник или среду вечером, на лодке, потому что судно приходило лишь на выходных. В шахте его пообещал заменить сир Райан, который спустился из своих апартаментов попрощаться.
– Сожалею, Рай. Выдержишь? – сир Брис чувствовал себя неловко. – Если получится, я вернусь раньше.
– Как-нибудь. Не переживай за меня, главное – позаботься об Амели, – Райан пожал протянутую руку. – А моя лумерка справится, слава Основателям, опыта у неё хоть делись с другими…
Что это было? Намёк в мою сторону? Я вспыхнула, но госпожа меня отвлекла, пригласила Райана побывать у них, когда закончится годовой контракт. Меня же взяла под руку и повела к повозке:
– Не обращай на него внимания, Райан развлекается. Извёлся от любопытства. Брис говорит, что он пытался узнать, какова ты, – на мой вопросительный взгляд, засмеялась. – Не рассказал Брис ничего, будь спокойна. Такие вещи без твоего позволения никогда не станут достоянием посторонних… Ох, Ана, я забыла ведь совсем, что ты не читала контракта! Брис вернётся, попроси дать ознакомиться. Там есть один пункт, который, возможно, даст тебе почувствовать себя свободнее.
Пункт гласил, что если это не помешает мне выполнять свои обязанности перед сиром Брисом, то я могу завести отношения с любым мужчиной на острове, влюбиться и даже выйти замуж.
– Кто знает, Ана, вдруг ты уедешь отсюда уже с мужем, – подмигнула госпожа.
– С рудокопом? – лаконично уточнила я.
– И то верно. Подозреваю, ты начнёшь бояться их работу так же, как и я, – весело посмеялась госпожа, и на вопрос сира Бриса, усаживающегося в повозку, о чём мы говорим, пошутила: – Год жизни здесь делает женщину мудрее в выборе супруга.
Именно. Не собиралась я себе здесь присматривать мужа, чтобы потом до конца своих или его дней сходить с ума от страха каждый день – вернётся он из рудника или нет. Тем более у всех здешних мужчин были проблемы с деторождением, а я бы хотела большую семью, один ребёнок – совсем странно для лумерки, бывшей четвёртым, но не последним дитя у своих родителей…
Ночью разыгралась буря. Начинался сезон штормов. Ещё во время посадки Эдрихамов на корабль я обратила внимание на иссиня-чёрную полосу, ползущую по небу на юге. Сир Брис успокоил, сказав, что судно успеет не только добраться до Лапеша, но и разгрузиться. И всё равно я переживала, добрались ли они до закрытой от штормов и ураганов Люмерии.
От пристани я возвращалась пешком, сказав управляющему, что хочу немного прогуляться. Повторила наш с госпожой маршрут и прошла чуть дальше, откуда ко дворцу можно было выйти напрямую. Людей попадалось немного – семейная чета, наместник с женой, жившие в третьем крыле дворца, и пары три-четыре, так же вышедшие прогуляться к океану.
Никого из них я не знала лично, но все они с удивлением смотрели на меня: здесь не было принято для девушек гулять в одиночестве. Не потому, что было опасно – вовсе нет. На Адноде никогда ничего противоправного закону не происходило. Буянов, пьяниц и легкомысленных сюда не приглашали на работу. Просто женщин было меньше, чем мужчин, и одиночная прогулка могла стать знаком для ухаживания.
Косые взгляды меня порядком раздосадовали, и я вернулась во дворец. Ужинала под звуки бьющегося в ставни ливня и завывающего в печной трубе ветра. Мне казалось, что я телесно чувствую пустоту рядом находящихся двух комнат, и от этого становилось страшно. Полночи я лежала, слушая штормовой хор и возвращаясь мыслями к судну, на котором уплыли Эдрихамы. С трудом уснув, четыре часа я проспала, мучаясь беспокойными и смутными видениями, и поднялась по привычке в обычное время.
Шторм к тому времени уже отгулял своё, терраса блестела от дождя в блеклых лучах утреннего солнца, тяжёлые тучи плыли на запад, чтобы вернуться на следующий день. Чувствовалась прохлада наступающей местной зимы.
Я оделась, с волосами мудрить не стала – заплела косу и набросила капюшон от плаща. Мне хотелось убедиться, что прибоем не выбросило на берег обломки судна. На Люмосе, где магия была стабильная, мы пользовались почтовыми порталами. У лумеров, конечно, их не было, но можно было отправить письмо родственникам через портал в ближайшей харчевне. На Адноде, где любая магия могла получить сбой, такое было невозможно, а жаль. Если бы получить весточку от госпожи, я бы успокоилась сразу!
Обломков или малейшей щепочки я, разумеется, не нашла. Как будто их должно было принести именно сюда, ко мне, переживающей за хозяев… Зато после шторма и отлива пляж был усеян ползающими крабами, устрицами и другими морскими обитателями, я даже нашла два листа морской капусты – полный набор для вкуснейшего супа. Так досадно стало, что не взяла с собой корзину, а ведь мы, детьми, с сёстрами после каждого шторма бегали к заливу и собирали все дары, которые казались свежими. Сейчас живностью лакомились ушлые морские птицы.
Подобрала устрицу, и та моментально схлопнула створки – живая, а значит, съедобная. Я поискала камень с отколотым краем и попыталась вскрыть раковину. Интересно стало, тот ли будет вкус, из детства? Провозилась долго, но всё, чего добилась, – поцарапала пальцы. В детстве у нас с собой были маленькие ножички, достаточно было поместить лезвие в щель и – крак! – устрица сдавалась.
– Ты решила позавтракать на свежем воздухе? – от насмешливого голоса за спиной я вздрогнула и обернулась. Ежась из-за влажной прохлады, ко мне шёл собственной персоной сир Райан, без плаща. – Я еле тебя догнал, ты мчалась, как угорелая… Думал, хочешь утопиться, а ты всего лишь проголодалась.
Я поздоровалась, мне ответили и забрали устрицу. В руках Райана появился миниатюрный стилет размером с ладонь – мгновение, и створки устрицы раскрылись.
– Будешь есть здесь или домой понесёшь? – его весёлые глаза смотрели испытывающе. Глядя в ответ с вызовом, я проглотила моллюска и отёрла рот. – Вкусно?
– Как в детстве!
Жалко, крабов я бы не унесла, но была в состоянии набрать устриц и угостить на кухне любителей этого деликатеса. Я решила сложить их в платок, сколько поместится. Райан поднял одну, раскрыл и протянул чашечку:
– Ещё будешь?
Я понюхала и присмотрелась – эх, эта сдохла не один час назад! – о чём сказала ухажёру.
– Дочь рыбака до мозга костей, – улыбнулся Райан и подбросил устрицу ближайшей птице, расклёвывавшей панцирь краба-неудачника, который не успел добраться до воды. – Я тоже хочу попробовать.
– Вряд ли вам будет привычно их есть без соуса, – возразила я, однако уже внутренне радуясь, что мы не разговариваем на скользкую тему. Подобрала штуки три, прежде чем нашла свежую.
Мы съели по пять-шесть устриц, остальные я сложила в платок и завязала его концы узелком.
– Ну, вот. Как же ты теперь будешь Бриса дожидаться? – пошутил Райан, подходя к воде, чтобы помыть руки.
Его намёк на то, что устриц охотно едят любовники для повышения сил, я поняла много позже. Дома нам об этом не говорили, а Эдрихамы, казалось, ели их просто так. Ещё бы им устриц не хватало, когда у сира Бриса и без них всё работало, как положено…
Моё внимание переключилось на моллюсков, в которых могли находиться жемчужины.
– Какая ты прожорливая! Прокормить тебя непросто, – проворчал Райан, догоняя меня. – Я только ополоснул руки.
– Вы преувеличиваете мои жевательные способности, – огрызнулась я. – Дайте, пожалуйста, стилет. Хочу найти жемчужину.
– Зачем она вам?
– Просто хочу. В детстве нашла одну, но у меня забрали. И отец купил новую сеть.
Мой спутник хмыкнул, отобрал у меня перловицу, вскрыл её, но не обнаружил внутри желаемого:
– Не судьба.
– А вы хотите с первого раза найти? – я уже брела к следующей, прогоняя птицу, собирающуюся утащить моллюска и сбросить где-нибудь на скалах, чтобы расколоть раковину и добраться до мягкого содержимого.
Сколько бы сир Риз не ворчал, но мой азарт его заразил. Вскоре мы вместе искали подходящих моллюсков, он предложил поспорить на желание, я наотрез отказалась, подозревая о его богатой неприличной фантазии:
– Нашедший заберёт жемчужину, – предложила я свой вариант разрешения спора, и сир Райан неохотно согласился.
К тому времени, как мы почти дошли до причала, раскрыв несколько мидий и беззубок, совсем рассвело. Я заметила женщину с корзиной и вздохнула: не одна я такая умная, нашлись и поумнее. Значит, в следующий раз надо будет бежать к океану, едва появятся первые признаки рассвета после бури.
– Есть! – полуудивлённо сказал сир Райан, раскрывая крупную жемчужницу и вытаскивая из скользкого тельца шарик неопределённого серого цвета. Я готова была прыгать, чтобы забрать её из рук, но негодяй провёл находкой под моим носом и убрал в нагрудный карман.
– Но это я её нашла! – возмутилась, пытаясь вытащить своё сокровище у уворачивающегося грабителя. – Вы как отец, даже хуже!
– Чем это я хуже? – улыбался сир Райан, поначалу отталкивая мои руки, а когда обвинение прозвучало, схватил их и притянул меня к себе, проникая руками под плащ и хватаясь за талию. – Ух, какая ты тёплая! Я погреюсь, можно?
Его руки и в самом деле неприятно захолодили спину, я замерла.
– Вы мне не дали даже рассмотреть её!
– Конечно, не дам. Нечего пока рассматривать. Кроме того, я помог её достать, значит, половина моя.
– Не собираетесь же вы её распилить? – обескуражено спросила я, уткнувшись носом в холодный влажный сюртук.
– Посмотрим… Я, пока вскрывал раковины, много чего захотел… А ещё эти твои устрицы…
Намёки становились слишком жирными, и я попыталась отпихнуть от себя мужчину:
– Вы согрелись, хватит тереть об меня руки!
– Недостаточно, ещё постоим. Вспомни, я рисковал жизнью, когда нёс тёплое покрывало тебе на террасу. А ты и пяти минут не можешь смирно постоять.
– Во-первых, вы его несли госпоже. А во-вторых, чтобы согреться, есть другой отличный способ. Хотите, покажу? – я задрала голову с самым серьёзным видом.
– Какой же? – нахал наклонился, видимо, считая, что я буду играть по его правилам. Его глаза уставились на мои губы, но я не этот способ имела в виду.
Попросила отпустить меня, потому что для демонстрации мне нужны были свободные руки. Сир Райан разжал объятия, и я рванула от него в сторону, откуда мы пришли.
Женщине, собиравшей крабов и мгновенно обернувшейся, я крикнула:
– Задержите его, пожалуйста!
За спиной прозвучал вопросительный женский голос, и сир Райан, кажется, немного отстал, чтобы ответить ей на вопрос. Но вскоре быстро наверстал упущенное, и, слыша шуршание гальки в нескольких метрах за своей спиной, я резко остановилась и обернулась, предупреждающе вскидывая руку перед собой:
– Стоять! Согрелись?
Сир затормозил, изумление промелькнуло в его глазах – он рассмеялся:
– Согрелся. Ах ты… маленькая летучая рыбка! – опёрся руками о колени, чтобы отдышаться. – Где ты так научилась бегать? Ты разбудила во мне виерда…
– Если бы у вас было четверо сестёр, вы бы меня давно догнали, – я отряхнула подол и плащ от песка и, не дожидаясь, пока сир последует за мной, вскарабкалась на невысокий травянистый склон, обозначавший границу между пляжем и растительной территорией острова.
Отсюда дворец прекрасно просматривался, а значит, сир Риз не позволит себе лишнего, как сделал это несколько минут назад. Тем более, вдалеке показались люди, идущие в нашу сторону.
Ещё раз обозвав меня летучей рыбкой, сир Райан вскоре поравнялся со мной:
– Чем будешь заниматься, Ана, до приезда Бриса?
Я пожала плечами и призналась, что без госпожи сложно будет придумать себе занятия на целый день, но я справлюсь:
– Буду переписывать книгу и учиться красиво писать, читать быстро…
Уроки госпожи не прошли даром. Я уже сносно читала по слогам, а книгу, написанную красивым убористым почерком, копировала, заставляя свою руку привыкать к рукописным завитушкам.
– Приходи к нам на ужин. Сегодня, – вдруг сказал сир Райан. – Ты меня накормила завтраком, а я тебя – ужином. Заодно с Йарой познакомишься. Найдёте общие темы для разговора.
Йарой? Впервые слышала это имя. Спросила, кто это. А на удивлённое: «Моя лумерка», – резко остановилась. Сир меня рассматривал с любопытством. Должно быть, его задел факт, что я не знала имени его лумерки, потому что это доказывало: мы с госпожой о нём не сплетничали и, главное, я не интересовалась. Но его фраза «найдёте общие темы» ударила по больному.
– Благодарю, сир Райан, но я поужинаю у себя. Книг у сира Бриса в библиотеке много, найду, чем себя занять.
– Опять обиделась… Не придёшь – не отдам жемчужину, – пошутил Райан.
– Оставьте себе, нашлась одна – сыщется и другая.
Весь остальной путь он пытался меня разговорить, но я замкнулась в себе, возвращаясь в привычное состояние, когда молчание – золото. У небольшой площадки перед дворцом с бассейном, в котором сейчас плавал всякий мусор после бури, я остановилась. Мне нужно было идти направо, сиру – прямо. Сделала книксен и пожелала благостного дня.
– Я пришлю за тобой Тибо в семь, – крикнул вдогонку Райан. Я не обернулась. – На ужин будут твои любимые устрицы.
Ничего они не мои любимые! На свете много всего вкусного, мысленно ответила прилипчивому сиру и поняла, что проголодалась по-настоящему. В холле я наткнулась на управляющего, господина Уриэна, сидящего в кресле и читающего какую-то книгу. Легко поклонилась ему, но он, очевидно, увлечённый чтением, не посчитал нужным ответить. В коридоре попалась служанка, я кивнула и ей, получая в ответ насмешливую улыбку. Только тогда я замедлила шаг, прислушиваясь к ощущениям. Знаки были мимолётными, а задели меня.
Разноса с завтраком в моей комнате не было. Я вздохнула, догадавшись о причине. Господ не было, значит, мне надо находить общий язык с прислугой. Оставила немного влажный плащ сушиться возле камина, ополоснула руки и лицо в купальне. Привела волосы в порядок и с дурным предчувствием спустилась на первый этаж, в кухню, по дороге вспомнив, что забыла устрицы в комнате.
Кухарка пила отвар с остальными слугами, на рабочем столе стояли тарелки, значит, все успели позавтракать, но раз господ не было, то можно было и не торопиться, все наслаждались беседой и отваром. Войдя, я пожелала всем благостного дня и остановилась нерешительно: сложно было угадать, в какой из множества кастрюль и сковородок находится хоть что-нибудь съестное. Только подумала, что хотя бы налью себе горячего отвара, а остальное-то мне предложат, как кухарка развернулась и смерила меня едким взглядом:
– А что это наша госпожа Ана забыла на кухне? Нагулялись, госпожа?
