Текст книги "Необручница: На острове любви (СИ)"
Автор книги: Юлия Эфф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Я кивнула, плохо понимая значение просьбы.
– Сейчас будет немного больно, потерпи…
В меня проник палец, разрывая что-то внутри, я сжалась и вцепилась в простыню, натягивая её на себя. Слёзы невольно брызнули из глаз. Палец осторожно двигался во мне, окончательно уничтожая признаки моей невинности.
– Я, Амельдина Мариаль Эспе Эдрихам, по договору с Аной Гурайд, беру ответственность за её инициацию. Обязуюсь выполнить все свои обязательства по договору…
Первое ощущение резкой боли прошло, но теперь и здесь чувствовалось лёгкое жжение. Движение пальца немного перетягивало на себя внимание, как и лицо госпожи, стоило мне приподняться на локтях. К одному пальцу добавился второй, понемногу растягивая меня изнутри:
– Поскольку договор женский, Ана, я должна была обезопасить тебя. Чтобы ты оставшиеся дни не думала о Брисе, а смогла после окончания договора найти себе прекрасного любящего мужа. Я забрала твою девственность не потому что была одержима похотью, а желая защитить тебя…
И всё это, не прекращая двигать внутри меня пальцами. Знакомый комок начал сворачиваться, подбирая все желания в одно. Нет, приятно мне не было, само осознание того, что госпожа имитирует движение мужчины, – это дразнило.
– Ана, всё хорошо? Тебе уже легче?
Она вытащила пальцы, по которым стекала струйка крови, достала из кармана платок и отерла их, а затем промакнула мою кровь. Аккуратно свернула платок и вложила его мне в руку:
– Здесь мои инициалы и свидетельство моей клятвы. Если однажды твоим мужем станет маг, достаточно будет отдать ему платок. Если же лумер, то жрец увидит чистоту нашего договора. В любом случае, мы обязуемся лично подтвердить договор, если твой муж это потребует. Это прописано в документе.
– Я не умею читать, – опять вспомнился Райан и его удивление.
Госпожа сложила руки на коленях:
– Вот как? Значит… всё это время ты просто не знала, что нужно делать?
Я кивнула и приняла вертикальное положение, подбирая колени к груди. Но вместо того, чтобы пожалеть меня, госпожа восхитилась:
– Ана… – она сглотнула, и глаза её заблестели. – Я снова убеждаюсь в твоей порядочности. Это не может не привлекать…
Я ещё не знала тогда, какова она – любовь к мужчине, но ничего мне не хотелось так сильно, как заслужить любовь моей госпожи. Так я думала в те дни, когда мы были нежны и голодны друг другом. И бывало, что некоторое время мы не разлучались даже по ночам.
Почему мы не были наказаны Создательницей нашего мира и магии за наш голод, я не знаю. Возможно, наша любовь была искренней, поэтому. Мы проливали слёзы во время объятий; мы делали больно себе, желая защитить другого; мы научились жертвовать себя и свои ценности…
Забегая вперёд, скажу, что наш контракт был выполнен обеими сторонами полностью и, более того, на следующий год, как только это стало возможно, Эдрихамы заключили со мной второй. За два с половиной года у них родилось двое детей, мальчик и девочка. Оба, достигнув возраста магического совершеннолетия, открыли в себе полноценную магию, таким образом, подтвердив честность и порядочность своих родителей в отношении меня, которую все изначально считали простой лумеркой из семьи рядового Лапешского рыбака.
Ответ на вопрос, откуда у меня чувствительное обоняние, пришёл немного позже того дня, который я описывала. Поцелуи магов порой обладают необыкновенной силой, они могут делиться даром. На этот счёт существуют сложные правила, как и относительно первой крови. Но, госпожа говорила, что магия, однажды проникшая в нас, никогда не будет забрана до последней капли.
Она как гость, которого обогрели и обошлись приветливо, – навсегда запомнит ваше гостеприимство. Так дар, невольно переданный мне госпожой, остался, несмотря на то, что мы не были мужем и женой. И если Создательница мира раздавала дары всем, и мужчинам и женщинам, значит, и у нас получилось неслучайно. По-другому я не могу объяснить. Дар госпожи не причинил мне вреда, необручницей я стала по другой причине.
В тот же день, вечером, после того как с работы вернулся сир Брис, помылся и сменил одежду, всех слуг пригласили в одну комнату, и господа объявили меня компаньонкой. На мне уже было платье госпожи, подаренное ею.
– Ана, когда я буду уезжать, оставлю тебе все. Поэтому даже не думай отказываться. Здесь, на острове, нет хороших портних, а ты вряд ли будешь ездить на континент для примерок. Уж поверь мне, я знаю, о чём говорю… – уговорила меня госпожа.
Был отдан приказ приготовить комнату, отныне в мои обязанности входило лишь кормить, причёсывать и сопровождать госпожу. Наши комнаты теперь убирали другие, как и следили за постоянно наполненной водой в купальнях. Я могла завтракать, обедать и ужинать вместе с господами, если бы того пожелала сама. Но до отъезда сирры Амельдины этим правом я не воспользовалась, и тому было своё объяснение. Мне приносили еду в комнату, где я её и поглощала почти всегда в одиночестве. В сущности, договор не изменил статуса – я по-прежнему не принадлежала ни к сословию господ, но и не могла уже считаться просто лумеркой. А находиться на границе любых состояний всегда сложно.
Однако переглядывания служанок, плохо скрываемые ироничные улыбки поселили в моём сердце дурное предчувствие. Зависть, даже если она прикрывается презрением, не несёт добра. Одно меня радовало: теперь я была избавлена от тесного общения с ними.
Новая комната мне понравилась, и, кажется, это была первая ночь у Эдрихамов, когда я спала белым сном до самого утра, к тому же мазь госпожи Амели мне помогла, а купальня перед сном с полезной травой закрепила целебный эффект. Что происходило у господ, я не знала, но догадывалась по спокойному виду сира Бриса и счастливому госпожи – они помирились и теперь готовились стать родителями. И для этого по-прежнему требовалась моя помощь.
После ритуала примирения договор начинал действовать следующим образом. Одну ночь госпожа проводила со своим супругом, затем пять дней был перерыв – я заменяла госпожу. У магов, оказывается, уже на четвёртый день можно было определить беременность по меняющемуся магическому фону, который отражался на чём угодно – от вкусовых пристрастий до проявления чуждой магессе магии. Главное – для того чтобы зачать дитя, у обоих магов фон должен был быть стабильным, в этом и заключалась загвоздка. Госпожа обещала продумать эту деталь.
Я себе примерно представляла, что в ночь зачатия сир Брис должен будет сначала прийти ко мне, сбросить лишнее и только потом пытаться с супругой добиться желаемого.
Два дня я провела относительно спокойно. Мы с госпожой прогуливались до часовни, где вместе молились Создательнице, дышали морским воздухом, а после обеда сирра учила меня читать. Буквы-то я уже знала благодаря старшей сестре, но складывать их быстро в слова не умела. И госпожа заполняла пробелы в моём образовании и, заодно, воспитании. Эта возня доставляла ей удовольствие, отвлекала нас обеих от приближающегося события.
Я не имела представления, в чём заключается суть ритуала примирения сирры с её заменой, то есть, мной. И передачи супруга, то есть, сира Бриса, мне для последующей помощи ему в очищении от маг-излишков. Звучало, м-м-м, слишком сложно и важно, да и сама госпожа неосознанно распространяла флюиды волнения, поэтому к концу третьего дня меня начало знатно потряхивать.
[1]Гурайд gwraidd (валл) – «корень». Фамилию Ленуар Ана возьмёт у мужа, много позже. Тогда же поменяет имя (хотя в других книгах имя матери инквизитора не указывается, только то, что у неё был дар метаморфа).
Глава 5, о том, как договор чуть не был нарушен
Тот самый третий день выпал на субботу. Слуг отправили подальше – в харчевню на вечеринку, чтобы быть спокойными за тишину на господском этаже. У входной двери остался один страж, господин Уриэн, больше для порядка, чем из страха перед грабителями. На Адноде всегда было спокойно по причине небольшого населения человек в двести, не больше.
Госпожа готовила меня, словно невесту. Не доверила болтливым служанкам – сама занялась моими волосами, от травяных масок госпожи превратившихся в послушные и блестящие. Кожа к этому дню вовсе стала ровной, словно никогда её не украшал рисунок из неопрятных прыщей. Рассматривая себя в зеркало, я никак не могла понять, что, кроме улучшения кожи и волос, со мной случилось. Красавицей я не стала, но появилось нечто, неуловимо притягательное. Блеск в карих глазах, ресницы подросли или губы стали выглядеть более аккуратными, но по-прежнему чувственными?
Мне подправили контур бровей, убрав лишние волосы на переносице, и хмурый взгляд сразу разгладился. Госпожа хотела ещё подвести мне чёрным карандашом глаза, как это делала себе, но я отказалась – и меня поняли, не стали настаивать.
– Ты хороша естественной красотой, Ана, ты права, моя хорошая.
Все эти три дня близости между нами не было, если не считать поцелуев. Госпожа говорила, что «сытость» может помешать обряду, и она не хочет, чтобы я оплошала. Это лишь добавило моим фантазиям красок, и волнение усилилось. Знать, что от тебя многого ждут, а ты можешь не справиться – очень страшно.
Настал вечер. Слуги ушли полчаса назад, и господа уединились, чтобы помыться. Я сделала то же самое, но время шло, и меня никто не звал. Может быть, в договоре на счёт этого тоже был пункт, и я сама должна была постучаться? Или госпожа мне говорила, а я запомнила неправильно?
Чтобы успокоиться, я вышла на террасу, остудить горящие щёки морским бризом. Передо мной лежал ночной Аднод. Редкие цепи огней вдали указывали на жилой квартал и аллею, ведущую к морю. Подумалось, что мы никогда не гуляли ночью по ней…
Шорох снизу и несколько осыпавшихся мелких камней обратили на себя внимание. Я уже знала, кого сейчас увижу – сир Райан с ловкостью найлы вскарабкался к перилам и ловко перепрыгнул их.
Его часть дворца находилась рядом, и оттого он мог видеть появление на этой террасе нужного ему лица. Или следил за мной.
– Благостного вечера, Ана.
– Благостного, сир Райан.
– Как прошёл ритуал?
О, Создательница, он и об этом знал?
– Ещё нет, сир.
– О! – только и сказал он, меняясь в лице и с особенным вниманием рассматривая мой внешний вид. – Ты стала чуть больше похожа на сирру.
Протянул руку, ухватил закрученный локон и наклонился, рассматривая его, за что получил по руке.
– Хм. Я всего лишь потрогать… Ты, оказывается, рыжая. Давно мы с тобой не виделись.
– Три дня.
– Под землёй день за три идёт.
Я удивлённо повернула голову. Он хотел жалости, сочувствия? Я и без того скорбела обо всех, кто оказывался в заточении у горы. От одной мысли, что она может рухнуть и погрести под собой всех, включая сира Бриса, у меня подкашивались ноги.
Но сир Райан стоял, полуобернувшись и облокотившись на перила боком, и насмешливо продолжал пялиться на меня. Красивый и… раздражающий. Одет сейчас он был неофициально. Рубашка небрежно распахнута, а рукава закатаны до локтя и на жилетке расстёгнута верхняя пуговица.
Разговаривать с ним я не собиралась. Мне настраиваться надо…
– Мне очень жаль, что у вас такая работа, – удивляясь способности Райана меня разговорить, я вежливо отреагировала на его последнюю реплику.
– М-да… Не то, что у некоторых… Сплошное удовольствие… – он сместился ко мне ближе и, не меняя позы, продолжил нагло рассматривать.
Намёк был более чем жирным, и я вспыхнула, но промолчала. Как ни ответь – всё будешь неправа.
– Я здесь второй год без перерыва, – неожиданно признался он. – Скука страшная. Потому, Ана, меня крайне занимают всякие странные мелочи… Например, загадочная лумерка моего коллеги. А докопаться до истины – настоящее наслаждение.
Я обернулась, приглядываясь к сумраку коридора – не идёт ли за мной госпожа. Там было тихо. Но и стоять здесь, выслушивать наместника, развлекающегося за мой счёт, не хотелось. Я сделала шаг назад, поклонилась, прощаясь:
– Благостной ночи, сир Риз. Мне…
Сильные руки рванули к себе и придавили к перилам. Рассматривая моё лицо, Райан со знакомой угрожающей интонацией и сузив глаза, сквозь зубы выдал:
– Ты думаешь, я не замечаю ничего? Ты думаешь, в прошлый раз сделала вид, что послушалась и была паинькой?
Меня встряхнули за плечи:
– Ты знаешь, что за четыре года, пока Брис здесь служит, в его смену никогда не было несчастных случаев?! Знаешь, почему я здесь второй год?! У прошлого наместника был срыв из-за некачественного сброса маг-излишков. И пока вы, лумерки, нормально делаете свою работу, мы делаем свою! Так что работай своим большим ртом качественно…
Мне удалось оттолкнуть его, и я сама не поняла, как – моя рука залепила пощёчину хаму. Звук получился настолько громким, что мы оба замерли. Но Райан даже не притронулся к щеке, тихо засмеялся:
– Ты… лумерка… посмела ударить наместника?
Вспомнились слова госпожи про непременный откат, который получит маг, незаслуженно обижая лумера. Это меня остановило от обидного ответа, но и вселило уверенность. Вторая пощёчина пришлась ровно на то же место, и мою руку опешивший маг схватил уже после удара. Лицо его исказилось, и я невольно сделала шаг, вырываясь и готовая убежать.
– Ана, ты там? – из коридора послышался спасительный голос.
Ответить я не успела – мне зажали рот и мгновенно отволокли за угол. Райан прижал к бугристой стене, сжал мои щёки таким образом, что я не смогла издать ни звука, кроме писка, зашептал на ухо:
– Послушай, милая! Я буду следить за тобой. И если увижу ещё раз, что после ночи с тобой Брис невнимателен… – продолжать он не стал, отпустил мои щёки и больно прижался губами, прикусывая губу, доказывая, что лёгкого пути у меня не будет. Охватил мой рот своим, грубо проник языком внутрь и быстро обследовал там пространство. Угроза за плохое поведение была ясной.
– Ана? Ты где? – прозвучал голос сирры Амели заметно ближе.
На прощание мне ещё раз прикусили губу, оттолкнули, и к моменту, когда госпожа появилась на террасе, я была здесь одна. Райан шуметь не стал, повис где-то под балконом или нашёл выступ. Мелкая осыпь камней доказывала, что он всё слышит. И радовать его свежей пищей для домыслов я не стала. Госпожа захотела поцеловать меня, но я предупреждающе пробормотала, что нечаянно прикусила губу, – поцелуй не состоялся, но на меня не обиделись.
Слизывая капли крови с губы, я последовала за госпожой, справедливо подозревая, что настроиться на обряд после разговора с сиром Ризом будет очень сложно.
Комната была пропитана благовониями настолько, что я в первую минуту задержала дыхание, боясь раскашляться. Госпожа умела отключать свой дар, вероятно, поэтому она зашла и не поморщилась. Зато сир Брис выглядел немного осоловело, походя на пьяного. Сейчас на нём находилась лишь белая рубашка и бежевые лёгкие штаны. Госпожа сняла шлафор и осталась в кипенно молочном кружевном платье, я последовала её примеру, помня инструкции. Наша светлая одежда сразу оттенила торжественность момента.
По комнате были расставлены и зажжены белые свечи – на столике и кое-где на полу. Балдахин кровати украсился тонкой гирляндой цветов, выращенных госпожой, и добавляющих свой аромат к тому, что растекался от плошки с зажженной травой. Я старательно рассматривала обстановку, обходя взглядом сира Бриса, который тоже делал вид, будто меня здесь нет. Лишь когда я скинула шлафор, ноздри его раздулись на мгновение – и как я это успела заметить? В низу живота собиралось по капле солнце – моя новая магия, магия нежности.
Этот обряд не был придуман адептами Создательницы. Он считался древним, оставшимся от народа, жившего в Люмерии две тысячи лет назад, и был причудливо переплетён с новой верой, сейчас напоминавшей о себе белым светом – в одежде, свечах, цветах и даже стелящемся дымке.
Сначала госпожа продемонстрирует свою власть над мужем и право звать его, забирать от меня, не допускать ко мне, поскольку брачный договор продолжал действовать. Затем сир Брис должен будет покрыть её, подтверждая это право и соглашаясь с ним. И только потом сирра Амельдина «передаст» мне на временное владение мужа. Я должна буду возлечь на кровать, мне лицо накроют платком, символизируя чистоту помыслов супруга, который, находясь со мной, продолжит думать о любимой жене.
Потом госпожа даст совет мужу уважать меня и быть со мной нежным, как с ней, чтобы не оскорбить моё желание помочь магам. И меня тоже покроет сир Брис в присутствии жены, которая убедится, что я честно выполняю свой долг, а муж ведёт себя достойно женатого человека, вынужденного лишь пользоваться услугой наёмной жены, но не более.
Его жемчужные капли, которые он оставит во мне, заберёт госпожа, показывая, что его семя принадлежит ей, а я не желаю иметь от него детей. И только после этого мы чинно поклонимся друг другу и я удалюсь, а супруги останутся, наконец, наедине и попробуют сделать то, ради чего всё это затевалось – зачать ребёнка.
В последующие ночи всё будет по-другому. Господин будет уходить ко мне в комнату, там сбрасывать излишки, а когда почувствует, что его маг-силы стабилизировались – перейдёт к супруге…
План выглядел чётким и уверенным первые минут пятнадцать. Госпожа сняла с мужа рубашку, он помог обнажиться ей. Прежде чем она возлегла, супруги поцеловались, не так страстно, как тогда, в кабинете. Скорее по правилам ритуала. Дали друг другу обещание хранить верность. Закрепляя клятву, госпожа дала мне, стоявшей рядом, символическую безболезненную пощёчину:
– Ты слышала наши клятвы, Ана. Помни о них и не нарушай договор.
Получив пощёчину, я отступила и склонила голову. Теперь мне следовало увидеть, как сир Брис любит свою жену. И вот тут ритуал оказался под угрозой срыва. Сир Брис снял штаны, обнажая всё то, что неизбежно заставляло мои щёки пылать. Я заметила, что в его паху сегодня тоже были аккуратно сострижены волосы, как и у нас с госпожой, поработавшей для нас двоих сегодня цирюльником. Её приводила в порядок я.
Эдрихамы возлегли, совсем недолго целовались, затем господин устроился меж бёдер супруги и начал выполнять свой супружеский долг, старательно, не сбавляя темпа, вбивая свой как всегда готовый орган в чресла госпожи. Поначалу она постанывала, и даже раздалось несколько знакомых по тональности вскриков. Но время шло, господин не останавливался, и я невольно взглянула на часы.
Прошло ещё минут пять. На спине сира Бриса уже выступил пот, руки со вздувшимися венами начали заметно дрожать, удерживая его торс над женой. Стоны госпожи изменились. Я, столько раз слышавшая песню её страсти, поняла: у сира Бриса не получалось и чресла госпожи наверняка были осушены.
– Брис! – негромко и умоляюще простонала она.
Он отстранился, госпожа поменяла позу, прильнула к его паху, смачивая капризное орудие страсти, и снова легла рядом. Я находилась со стороны двери, смиренно сцепив руки и опустив голову. Моё дело было пока просто ждать. Господа легли на бок, сир Брис отвёл немного ногу госпожи и вошёл в неё, продолжив танец бёдер.
Тем временем я устала стоять неподвижно, метнула взгляд на часы – ещё прошло минут пятнадцать, а господину всё не удавалось выплеснуть первые излишки. Может, он так демонстрировал мне мою будущую непростую обязанность? Пока я пыталась вспомнить, говорила ли мне госпожа что-нибудь об этом (вдруг я просто-напросто прослушала), раздался её немного замученный голос:
– Брис, пожалуйста…
Я знала, что вчера между ними ничего не было, ибо госпожа надеялась, что напряжение мужа поможет быстро закончить обряд. И всё же не получалось. Было подозрение, что моё присутствие тому виной. Эти три дня сир Брис на меня не смотрел, а если и случалось зацепить взглядом, что-то в его лице вздрагивало. Как бы то ни было, на просьбы жены он не отвечал, будто бы обиженный тем, что его заставили проходить через всё это.
Госпожа провела пальцами по своему рту и потянулась пальцами к складкам, чтобы смочить их. Удовольствие превращалось в муки, которые обязательно завтра принесут свои последствия. Я не выдержала, взяла со столика госпожи флакон с маслом и подошла к кровати. На меня тут же метнулся мужской взгляд, и вдруг я догадалась: он меня стеснялся, а не презирал или испытывал брезгливость.
– Позвольте, госпожа и господин, – я набрала в руку масло.
Сирра Амельдина благодарно мне улыбнулась.
– Позволяю.
По правилам обряда я должна была спрашивать разрешения на прикосновения к господину до передачи его мне – во второй части обряда.
– Господин, разрешите, мне помочь вам? – стараясь не смотреть на него, повторила я.
– Позволяю, – получила хриплый ответ.
Мои пальцы коснулись складок госпожи и прошлись по ним, захватывая вошедший в них орган, в ту же секунду замерший, и я беспрепятственно смазала и его, скользнув к корневищу.
Сир Брис продолжил движение, из-за спины жены глядя на меня, оставшуюся и помогающую массирующими движениями обоим. Госпожа расслабилась, закрыла глаза, и её стоны доказали мне, что я всё сделала правильно. Одна-две минуты – и господин содрогнулся, выплёскивая жидкий огонь в супругу. Первая часть обряда, хвала древним, была окончена.
Госпожа подалась вперёд, освобождаясь от розового, наполняющего себя, обернулась к мужу, поцеловала его, утомлённого получасовым безостановочным действом, и потянулась ко мне. Это не было запланировано, и, скорее всего, сир Брис не знал о том, что наши отношения с госпожой так далеко зашли. Благодарность и не получившая желанного страсть госпожи требовала выхода.
Меня поцеловали, чувственно и даже слишком, вырывая тихий стон. Госпожа потянула вверх моё платье. Настала моя очередь.
Мы увлечённо целовались, пока сир Брис пил воду. Я не знаю, почему он не наливал вина, хотя бутылка стояла на столике и к ней были приготовлены кубки на троих. Госпожа первая разорвала поцелуй, отстранилась и лукаво взглянула на мужа. О его отношении к происходящему я поняла спустя минуту, когда госпожа велела мне занять её место на кровати и склонилась, чтобы поцеловать ещё раз в губы и мою грудь.
Вид у сира Бриса, не ожидавшего такого подарка от ритуала, был ошеломлённый.
– Брис, будь уважителен и нежен с Аной, как со мной… – проворковала госпожа, смещаясь к нему, неуверенно опускающемуся на колени в прежнюю позу. Его руку поднесли к моим бёдрам, будто мои складочки сир Брис видел первый раз в жизни. Впрочем, тогда, в кабинете было темно, так что вполне возможно, у господина появилась возможность познакомиться с моим телом заново.
Стоит ли говорить о том, что там уже было влажно и готово страдать за обоих моих хозяев? Сир Брис вошёл в меня, а на лице застыло каменное выражение, словно он испытывал одну единственную эмоцию – сосредоточенность.
Вид на него мне закрыла белая ткань платка, впрочем, поехавшая вниз от первого же движения вглубь – я выгнулась, натягивая простыню руками на себя и запрокидывая голову. Немного движений сира Бриса – и спазмы отпустили. Рядом сидела госпожа, и моя рука машинально погладила её, сжимая бедро.
– О, Ана! – выдохнул любимый голос. Платок был убран, красивые глаза склонились ко мне, а я жадно впилась в подставленные губы: скольжения сира Бриса и его возвышающийся торс будили во мне нечто невероятное.
– Я хочу сделать вам приятное, госпожа, – призналась я, эгоистично кривя душой, ибо когда я делала приятной моей сирре, то сама получала не меньшее удовольствие.
Она меня поняла. Я успела поймать изумлённый взгляд сира Бриса и его открывшийся рот, как мне на лицо опустились многострадальная розочка госпожи, вытерпевшая получасовую пытку. Мои руки обхватили поудобнее стройные бёдра, и язык пошёл в дело.
Я ощущала смешение вкусов – сок госпожи смешался с жемчугом господина, оставившим свой пряный след, и это сводило с ума ещё больше, как и осознание того, что мои хозяева сейчас оба со мной.
Мы с госпожой только входили во вкус, как толчки сира Бриса стали глубже, резче и очень быстро горячая волна изнутри затопила меня, даже ноги не успели устать от напряжения.
– Брис… – с укором сказала госпожа, но дело было сделано. Ей пришлось слезть с меня, чтобы выполнить очередной шаг ритуала.
Господин утомлённо лёг рядом со мной, и я наконец увидела слабую улыбку на его напряжённом лице. Пока госпожа собирала платком жемчуг, вытекающий из меня, говоря тем самым: «Он – только мой! И только он станет отцом моих детей!» – господин поднёс руку к моему лицу и коснулся пальцами рта, как бы из любопытства, желая знать, что я буду делать. Я покорно приняла их, видя, как расширяются его ноздри, и слыша, как сбивается дыхание от меняющейся картины запланированного ритуала.
Высушив меня, госпожа решила вознаградить за моё желание помочь и восполнить быструю работу господина, не выполнившего просьбу быть со мной нежным. Её язык быстро довёл меня до исступления, и, кажется, потеряв голову от моих всхлипов и встречных движений, она сама застонала.
Сир Брис наблюдал за нами и машинально то и дело подносил и сразу отдёргивал руку от своего ствола, опять принявший боевой вид: у магов с самоудовлетворением были опасные сложности.
– Прошу, господин! – взмолилась я, отпуская его пальцы и взглядом показывая на то, чего сейчас мне хотелось больше всего. Он понял и вскоре оказался бёдрами у моего лица. Общая игра, наконец, захватила его, он отбросил стеснение…
Пропитанный ароматами воздух в спальне или же наше обоюдное доверие – не знаю, что помогало сладкому безумию. Мы ласкали друг друга, как могли, перестав спрашивать разрешение и безошибочно угадывая желания друг друга при смене положения тел. Наверное, в Люмерии в эту ночь не было более счастливого мужчины, чем сир Брис. Наблюдая за нашими синхронными ласками, в какой-то момент он простонал:
– Девочки мои!..
И этим было всё сказано. Смелись в сторону ненужные лишние мысли, робость и подозрения. Он видел, на что готова пойти я, лишь бы угодить ему и госпоже. Видел, что госпожа получает не меньшее от этого удовольствия. Приняв факт, что и у меня с ней одинаковые потребности, он уже без стеснения ласкал меня языком.
Дважды огонь сира Бриса согревал меня изнутри, дважды – госпожу. И в конце концов мы, сошедшие с ума от растекающейся нежной слабости в наших телах, повалились на кровать, обнимая друг друга – и уснули. Сир Брис посередине, мы – захватив его тело в плен наших объятий.
Проснулась я от того, что моя левая часть тела замёрзла. Господин, имея дар огня, всегда был тёплый, даже в холодное время года. И вот к нему-то мы с госпожой, не имеющие сил встать и забраться под покрывало, прильнули. Только в моём лумерском теле магия огня быстро разошлась, впиталась, растворилась – в то время как госпожа продолжала сладко спать, уткнувшись мужу в правый бок, закинув одну ногу поверх его и положив руку на грудь.
В комнате царил полумрак, свечи были потушены или потухли сами. И только две настенные бра давали немного света, которого мне хватило, чтобы быстро вспомнить, где я нахожусь.
Я пошевелилась – и сир Брис сразу поднял руку, которая была запрокинута за мою спину, давая мне возможность подняться. Его левая рука обнимала госпожу. Это что же, он так долго лежал, словно птица, обнимающая крыльями своих обеих пташек?
– Разрешите, я пойду, господин? – шёпотом спросила разрешения. Кажется, мы обряд так и не закончили, как следует.
– Благостной ночи, Ана, – и сквозь сумрак я увидела его улыбку.
Натянула на себя рубашку, на неё – тёплый шлафор и, прежде чем выйти, поклонилась сиру Брису, наблюдавшему за мной. Так было надо.
Он кивнул, не имея возможности повторить мой жест. Но и этого было достаточно. Обряд, кажется, был закончен, и я отправилась к себе.
Этот вечер отменил план госпожи касательно намечающихся ночей, отведенных для зачатия. Спросив у меня разрешение утром, госпожа заключила, что сиру Брису не нужно ходить из комнаты в комнату. Я сама буду приходить к ним, снимать излишки и оставлять супругов для запланированного счастья. Решение устроило всех.
Мне также будет перепадать немало крупиц счастья, и никогда господа не будут так нежны со своей служанкой, порой соревнуясь в нежности и страсти. Но я обязательно отплачу им достойной монетой – выполняя все их прихоти и желания, возникающие во взгляде, дыхании и закушенной лукаво губе.
На почти пять ночей в неделю сир Брис будет только мой. Он научится озвучивать свои сокровенные желания, впрочем, о большинстве из них я догадаюсь сама.
Госпожа забеременеет через три недели – не сразу, потому что пришедшие ко мне вскоре после нашей обрядовой ночи дни обновления немного сместят расписание встреч. И, забегая вперёд, скажу, что это будут мои последние дни обновления не только на Адноте, но и в ближайшие года четыре. Магия, впитываемая ежедневно, изменит моё тело, приблизив его состоянию магессы, но на острове мне это не помешает честно и добросовестно выполнять свои обязательства по договору с Эдрихамами.
С отъездом госпожи, можно сказать, закончится мой главный этап в жизни – взросление. И начнётся сложный путь испытаний, соблазнов и жертв.
