Текст книги "Венская рапсодия"

Автор книги: Юлия Дростен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Вместе они пошли по коридору. На дверях висели листы бумаги, на которых на разных языках значилось: «уборная», «процедурная», «столовая», «школьный класс», «приемная». Вдоль стен стояли стулья, на которых сидели люди. Все они поглядывали на дверь в конце коридора, перед которой стояла очередь.

– Здесь находятся комнаты общего пользования, – объяснила Изабелла. – Наверху в номерах живут беженцы. Их так много, что приходится размещать в одной комнате целую семью. Но до сих пор нам как-то удавалось справиться.

– И ты все это организуешь? – Макс сделал широкое движение рукой.

Его сестра кивнула.

– Возможность заполучить гостиницу была счастливой случайностью. Я увидела пустующее здание и подумала, что в нем можно разместить беженцев. Найти владельца оказалось несложно, а вот убедить его удалось не сразу. Гостиницу закрыли, потому что планировался ремонт. Но владелец не мог найти ни материалов, ни строителей, так что дело встало. Он согласился лишь после того, как я предложила ему задействовать для ремонта беженцев.

Позади них открылась дверь. Обернувшись, Макс увидел группу из пары десятков детей, которые, смеясь и болтая, выходили в коридор. За ними следовала хорошенькая молодая кудрявая женщина с темными глазами. Проходя мимо брата с сестрой, она застенчиво покосилась на Макса и поспешила дальше.

– Кто это? – спросил он.

К его удивлению, Изабелла покраснела.

– Расскажу за обедом. – Она устремилась к двери в конце коридора, на которой висел лист бумаги со словом «кухня», написанным на разных языках.

Очередь расступилась, и Макс заметил, что все с улыбкой приветствуют его сестру.

Изабелла вошла на кухню, втянула за собой брата и закрыла дверь. Едой запахло так сильно, что у Кальмана закружилась голова. Он не мог оторвать взгляда от больших кастрюль на чугунной плите. Две беженки в передниках собирали на большом столе посреди кухни металлические миски и ложки, еще одна резала хлеб. Кухарка стояла у плиты, помешивая содержимое кастрюль.

– Опять не можете дождаться полудня? – заворчала она и повернулась. – Боже мой! Это вы, милостивый сударь? – воскликнула кухарка и перекрестилась.

– Да, это он, – подтвердила Изабелла. – И полумертвый от голода. Ему срочно требуется порция похлебки.

– Сию минуту, милостивый сударь! Сию минуту! – Кухарка сняла с крючка над плитой поварешку.

Чуть позже брат с сестрой сидели у заваленного бумагами стола в кабинете Изабеллы. Она смотрела, как брат с жадностью глотает густой гороховый суп. Закончив, он вычистил миску кусочком хлеба.

– Вкуснее ничего в жизни не ел! – Макс с глубоким вздохом отодвинул от себя миску.

– Хочешь еще?

Он покачал головой, хоть и был уверен, что у него в животе достаточно места для целой кастрюли супа и минимум одной буханки хлеба.

– А ты не голодна?

– Я ем достаточно. То, что готовится здесь, идет беженцам. Они получают только самое необходимое, но наш прекрасный бургомистр Вейскирхнер все равно не оставляет попыток избавиться от бедолаг, ищущих у нас защиты. Сегодня почта принесла вот это, – она протянула Максу лист бумаги.

– «Официальное требование к беженцам из Западной Галиции вернуться по месту проживания, – прочитал он вслух. – После отражения вражеского вторжения положение в настоящий момент настолько улучшилось, что…» Это просто смешно! – Макс разозлился. – Положение на Восточном фронте никоим образом не улучшилось, в особенности для людей в приграничных областях. По ним, как пожар, проходят то русская, то наша армии. Послать туда людей можно только на смерть! – Он подавленно добавил: – Евреям приходится хуже всего. В приграничных областях они становятся жертвами чудовищных погромов и массовых расправ. Казаки гонят их перед собой на австрийские войска, будто скот. А наши солдаты довершают дело.

– Я слышала об этом, – тихо сказала Изабелла. – Беженцы рассказывали. До войны я считала себя не еврейкой., а гражданкой Австро-Венгрии. Сейчас же, зная о том, каким лишениям и гонениям подвергаются евреи, я чувствую себя одной из них.

Оба помолчали. Затем Изабелла продолжила:

– Кстати, Нелли мне сильно помогает. Она здесь каждый день, самоотверженно заботится о медицинском обеспечении беженцев. Когда приходит врач, она не отстает от него ни на шаг и наблюдает за всеми его действиями. Еще она пожертвовала приюту всю детскую одежду, которую сшила после… Извини, – осеклась она, – я не хотела об этом напоминать.

– Во всяком случае, все это шитье оказалось не напрасным, – пожал плечами Макс.

Изабелла пристально посмотрела на него.

– Фанни тоже нам помогает. Ты, наверное, видел, что женщины в холле шьют. Это армейский заказ, который она нам обеспечила.

Услышав имя Фанни, Макс почувствовал, как сердце забилось быстрее. Ему сразу же захотелось задать множество вопросов, но, заметив испытующий взгляд сестры, он сменил тему:

– Кто оплачивает жилье и обеспечение? Вряд ли расходы покрываются армейскими заказами от Фанни.

– К сожалению, нет, – подтвердила Изабелла. – Медикаменты мы получаем в Центральном ведомстве обеспечения беженцев, но в небольших количествах, да и то приходится клянчить. Проживание бесплатное, потому что мужчины делают ремонт. Ну а еду… еду я по большей части оплачиваю сама. – Она смущенно улыбнулась, а потом озабоченно посмотрела на брата: – С продуктами дела обстоят все хуже, цены растут не по дням, а по часам. Если в апреле введут хлебные карточки, положение станет еще более тяжелым. Беженцам по норме полагается меньше, чем жителям Вены.

Макс наклонился вперед и взял Изабеллу за руку.

– Я хочу тебя поддержать и сегодня же выпишу чек на твое имя.

– Это будет серьезной подмогой. Спасибо тебе, – ответила Изабелла со слезами на глазах.

– От родителей что-нибудь слышно? – спросил Макс.

Сестра кивнула:

– Вчера впервые за долгое время пришло письмо от мамы. Она пишет, что большинство служащих отца призваны на фронт или работают на оборонно-промышленных предприятиях, так что он подумывает закрыть магазины. Обязательно пошли маме телеграмму. Она ведь тоже уверена, что после сдачи Перемышля ты попал в плен.

– Меня волнует, что папа вложил крупную сумму в военный заем, – сказал Макс. – Когда мы проиграем, он понесет серьезные убытки.

– Ты думаешь, что мы проиграем войну? – испугалась Изабелла.

Брат пожал плечами:

– Наша армия плохо оснащена. Оружие устарело. Не хватает продуктов и сырья. Без немцев мы бы давно уже сдулись. – Он подумал о бумагах, доставленных утром наследнику престола. – Не теряй мужества, сестрица. Быть может, война скоро окончится.

– В любом случае она уже изменила мою жизнь во всех отношениях, – ответила Изабелла. – Например, я больше не хожу к доктору Фрейду.

– Потому что поправилась?

– Потому что поняла, что никогда не была больна. – Она помолчала, а потом посмотрела брату прямо в глаза: – Я встретила женщину, которая ответила на мои чувства. Я влюбилась, Макс.

– От души рад за тебя, – мужчина обняла сестру. – Расскажешь о ней?

Изабелла просияла.

– Ее зовут Рахиль Мендельсон. Ты уже видел ее – вместе с детьми, которые выходили из класса. Она учительница родом из Лемберга[62]62
  Ныне «Львов».


[Закрыть]. Мы познакомилась, когда она украла хлеб. – Женщина хихикнула и рассказала Максу, как в начале января в буквальном смысле столкнулась с Рахилью перед прилавком булочной. Та упала, но прежде чем успела подняться, на нее набросилась бежавшая следом продавщица. Она хотела вызвать полицию, но, когда Изабелла предложила оплатить украденный хлеб, пошла на попятную.

– Рахиль воровала хлеб не для себя, а для детей беженцев, которые не ели уже несколько дней, – пояснила Изабелла. – Она привела меня в синагогу в Темпельгассе. Там люди разбили лагерь во дворе, прямо под открытым небом. Посреди зимы, Макс! Среди них были и старики, и беременные, и младенцы! Мне стало ясно, что просто так уйти и сделать вид, что меня не заботят эти люди и их судьба, я не могу. Мне хотелось помочь – и хотелось быть рядом с Рахилью. – Она застенчиво улыбнулась.

– Я вижу, что ты счастлива, – отозвался Макс. – А от этого счастлив и я.

Пять дней спустя молодой военный стоял на улице Грабен и смотрел на фасад дома мод Моро. Над черной лакированной дверью по-прежнему красовались золотые буквы «Сара Моро кутюр», но витрины были заколочены досками, как и в большинстве магазинов вдоль венской мили роскоши. Повернув дверную ручку, Макс обнаружил, что замок заперт.

Он решил попытать счастья с черного хода. Утром ему предстояло покинуть Вену – почти на неделю раньше запланированного. Мысль уехать, не повидавшись с Фанни, была невыносима.

Командование вызвало его из отпуска так рано, потому что – как полагал сам Кальман – ожидалось вступление в войну королевства Италия. Вообще-то по договору Италия была обязана поддерживать Германию и Австро-Венгрию, но поскольку Антанта пообещала ей в случае победы обширные земли в Тироле и Фриули, итальянское правительство решило сменить сторону.

Из тайных донесений, которые Макс регулярно получал с курьером и во время отпуска, ему было известно, что старый император счел маневр союзника предательством и заявил, что лучше «с честью пасть», нежели «договариваться с разбойниками». О мире, которым грезил генерал Кусманек, в донесениях не было ни слова.

Макс дошел до задней двери салона мод и выяснил, что она тоже заперта. Поразмыслив, он нажал на кнопку звонка. В тот же момент позади него раздался голос:

– Кальман! Что ты здесь делаешь, бродяга?

Он обернулся и испуганно отступил, увидев чудовищно изуродованное лицо окликнувшего его мужчины. Правый глаз закрывала черная повязка, нос представлял собой бесформенный комок, а лоб пересекал вздувшийся багровый шрам. Человек был одет в темно-зеленый мундир офицера генерального штаба. На груди блестела бронзовая медаль за военные заслуги. Три звездочки на воротнике указывали, что это гауптман, и Макс отдал честь, хотя все еще не понимал, кто перед ним.

Мужчина сложил губы в подобие ухмылки.

– Это я, твой старый товарищ Бруннер. Не узнаешь меня с новым лицом? Спасибо битве при Колубаре. Осколок гранаты.

– Бог мой, Бруннер, тебя я тут встретить никак не ожидал! – Макс хлопнул по плечу товарища, с которым вместе учился в военной школе.

Валериан Бруннер добродушно рассмеялся.

– Доктора неплохо меня подлатали, а? Когда они закончили, кайзер вручил мне награду, – он ткнул пальцем в грудь. – После этого меня повысили до гауптмана и перевели в военную разведку, в группу «Россия».

– Так ты работаешь в осведомительном бюро? – уточнил пораженный Макс и добавил в шутку. – Мне теперь стоит тебя опасаться, господин агент?

– Тебе есть что скрывать? – ответил Бруннер в том же духе.

Он посмотрел в сторону таверны «Куропатка»:

– Не хочешь пообедать? Выбор у них, конечно, невелик, зато можно поговорить в тишине.

Макс собирался согласиться, но тут задняя дверь ателье открылась. Он быстро повернулся и увидел Фанни. Она выглядела усталой, под глазами залегли тени, а волосы были растрепаны, но сердце Кальмана готово было выпрыгнуть из груди. Он понял, как сильно по ней соскучился.

– Макс! – воскликнула Фанни. – Тебя-то уж я никак не ждала. Как же замечательно! – Она обняла его прямо на улице.

Бруннер коснулся плеча Макса:

– Пойду займу для нас столик.

Он ушел, а Фанни посмотрела ему вслед:

– Ох, как ему досталось! Таких бедолаг становится все больше. А ты? Приехал в отпуск?

– Сегодня последний день. Я в Вене уже почти неделю. Ты не знала?

Девушка помотала головой.

– Я сейчас не так часто вижусь с Изабеллой и Нелли. У нас у всех полно дел.

Макс внимательно посмотрел на нее.

– Ты выглядишь изможденной.

– Сна мне в последнее время в самом деле не хватает, – призналась она. – К сожалению, сейчас у меня тоже нет времени. Мне пора к Йозефе, чтобы покормить ее обедом. Она, увы, уже почти ничего не может делать сама. – Фанни подумала немного и добавила: – Хочешь прийти попозже? Мы закрываемся в пять. Потом у меня будет время до занятий в школе мастеров.

– Магазин открыт? – с удивлением спросил Макс.

– Магазин нет, а вот пошивочная мастерская работает. – Фанни посмотрела на маленькие наручные часики. – Мне пора. Пока, Макс!

– До встречи, – сказал тот. – Я приду в пять.

– Это не та малышка, которую ты переманил у меня на балу прачек? У вас таки вышло что-то серьезное? – полюбопытствовал Бруннер, когда Макс сел за стол напротив него.

Вместо ответа Кальман уставился в меню:

– Что тут есть из еды?

– Овощной бульон с яичной заправкой и картошка с колбасками и квашеной капустой. Я уже заказал и для тебя. Если ты не хочешь о ней говорить, то дело точно серьезное. Да и неудивительно: такая сладкая девочка.

– Пожалуйста, не говори о ней так, будто она моя любовница, – поморщился Макс.

– Прости, друг, не хотел тебя задеть! – Бруннер замахал руками. – Поверь мне, я тебя понимаю. Выжить на фронте тяжело, но, вернувшись домой в надежде на тепло и нежность жены, выясняешь, что ты ей опостылел, особенно с таким-то лицом. Моя пугается всякий раз, как меня видит. Я и думать забыл о том, чтобы к ней прикоснуться.

Макс молча кивнул. С Хеленой между ее сменами в приюте для беженцев он до сих пор толком не обменялся и словом.

Чаще всего она приходила домой усталой и сразу же после ужина отправлялась спать. Максу казалось, что он больше ее не интересует, ведь она даже ни разу не спросила, что он пережил во время осады Перемышля. С Эммой дела обстояли не лучше: она видела в нем не отца, а чужака и всеми силами старалась избегать его. Война изменила всех, но особенно женщин, и Макс задавался вопросом, нужен ли им он, да и любой другой мужчина.

Официант принес еду. В овощном бульоне плавала пара кусков репы, а «яичная заправка» была сделана из картофельной муки. Второе блюдо было не лучше: колбаски оказались размером с палец ребенка, и в них было больше каши, чем мяса, но к ним, во всяком случае, подали достаточно квашеной капусты. Макс набросился на еду. Он все время был голодным, хотя в Вене ел достаточно, поскольку соглашался платить чудовищную спекулятивную цену.

Бруннер тем временем рассказывал о боях, в которых принимал участие в Сербии. Тяжелое ранение он получил от гранаты, упавшей в окоп поблизости от укрытия, в котором находились офицеры. Он также знал, кто из товарищей по военной школе пал на фронте, числился без вести пропавшим или оказался ранен.

– Я в самом деле был рад снова тебя увидеть, Кальман, – заявил Бруннер, прощаясь с ним после обеда. – Дай бог, чтобы ты и в следующий раз вернулся невредимым.

Макс остался в одиночестве. До назначенной встречи было еще два часа. Он заказал чашку суррогатного кофе и взял одну из газет, лежавших на стойке рядом со входом. Но вместо того чтобы читать, он думал о Фанни.

«У нас нет будущего», – сказала она во время их последней встречи; Может, она изменила мнение? – спрашивал себя Макс.

Но с чего бы? Даже если Фанни ему ближе, чем жена, он все равно состоит в браке с Нелли, и этого не изменить. Католикам – в том числе недавно обращенным – предписывалось идти за разводом в церковный суд. Поскольку брак в католичестве считался таинством, получить разрешение на его расторжение было практически невозможно. Особенно при наличии детей.

«Наверное, лучше оставаться вместе с Нелли и делать вид, что мы обычные супруги. В том числе и ради Эммы», – подумал Макс. Но сердце стремилось к Фанни, и доводы рассудка тут были бессильны.

Кальман увидел, как к черному ходу салона мод подъехал трехколесный грузовой автомобиль. Из кабины выскочила женщина в комбинезоне и кепке. Она вскарабкалась на край кузова и вынула из него тележку. После этого женщина позвонила в дверь и вошла. Чуть позже она вышла с тележкой, полной ящиков. За ней последовало еще несколько женщин, каждая из которых тоже везла тачку с ящиками. Вместе они загрузили поклажу в кузов.

«Женщинам и года не понадобилось, чтобы сбросить оковы, ограничивавшие их жизнь», – поразился Макс. Невольно он подумал о том, пользуются ли они теперь и в любви той же свободой, которая всегда отличала мужчин. Для предохранения от нежелательной беременности уже существовали презервативы, пусть они оставались дорогими и продавались только по предписанию врача.

Макс украдкой пощупал куртку. Во внутреннем кармане лежал новенький презерватив: в армии их щедро раздавали солдатам, чтобы предотвратить распространение сифилиса и других венерических болезней.

Фанни вышла из омнибуса на Флориангассе, поднялась по лестнице к квартире Йозефы и отперла дверь.

– Фанни? Это ты? – услышала она голос старушки.

– Конечно, я! Кто же еще? – прокричала она в ответ и вошла в комнату.

Йозефа сидела в кресле у окна, укутав колени шерстяным одеялом. Рядом с ней на столике стоял полупустой стакан с водой и лежали очки. Фанни бросила рядом газету, которую по пути достала из почтового ящика.

С некоторых пор утром, перед тем как отправиться на работу, она помогала старенькой воспитательнице умыться и одеться. В обед она приходила, чтобы разогреть ей еду, а вечером помогала лечь и готовила еду на следующий день. В этот раз Фанни сварила картофельный суп с репой и кусочком сала, которое достала на черном рынке на Эрцгерцог-Карл плац. За крошечный ошметок свиной кожи она заплатила столько, что в довоенные времена хватило бы на целую свинью. Думать об этом не хотелось. Она пообещала себе и в тяжелые времена заботиться о Йозефе как можно лучше.

Когда суп разогрелся, Фанни наполнила две миски, взяла ложки и салфетки и на подносе поставила все это на столик рядом с креслом старушки. После этого она принесла стул, и женщины вместе принялись за еду.

– Налей себе еще, детка. Ты такая худенькая, – сказала Йозефа озабоченно.

– Я стойкий оловянный солдатик, – пошутила Фанни и подула на ложку.

– Хватит того, что ты жертвуешь ради меня, дурной старухи, своим обеденным перерывом.

Фанни энергично замотала головой:

– Сколько раз тебе повторять, чтобы ты перестала такое говорить? Раньше ты заботилась обо мне, теперь я забочусь о тебе.

После еды она сполоснула посуду и убрала на кухне.

Йозефа в это время листала газету.

– Боже, что за огромный некролог! Наверняка умер кто-то важный, – воскликнула она и поднесла газету поближе к носу. Несмотря на очки, ей не удалось разобрать буквы. – Тут герб. Детка, будь добра, принеси мне лупу со стеллажа на кухне!

Фанни вернулась с лупой и дала ее Йозефе. Старушка склонилась над объявлением.

– Странно, – пробормотала она. – Мне знаком этот герб.

– Разумеется, – Фанни заглянула в газету, – он же повсюду.

Герб двуединой монархии с австрийской императорской короной и венгерской короной святого Стефана красовался на всех казенных зданиях, особняках и магазинах, снабжавших двор.

– Нет, этот особенный, – сказала Йозефа и согнулась так сильно, что коснулась носом бумаги. – Белое изображение на черном фоне не каждый день встретишь. Но я так и не могу прочитать, что тут написано. Попробуй-ка ты. Старость – это проклятие, говорю тебе.

– Покажи. – Фанни взяла газету. – Может быть, изображение черно-белое только потому, что в газете не бывает цветных чернил. С другой стороны, контраст такой сильный, что этот герб и в самом деле может быть белым на черном фоне. – Она внимательно изучила страницу. – Объявление дано осведомительным бюро императорского и королевского генерального штаба. Речь идет об оберете[63]63
  Звание, соответствовавшее чину полковника в российской армии.


[Закрыть] Эдмунде фон Остенштейне, бывшем руководителе бюро. Эта организация – что-то вроде тайной службы, которая занимается шпионажем?

– Никогда не слышала об этом оберете фон Остенштейне, – озадаченно пробормотала Йозефа и положила лупу на стол. – Но герб я точно где-то видела, клянусь тебе.

Фанни аккуратно свернула газету и положила ее рядом с лупой.

– Мне пора. В кладовке есть холодный ужин. Ты знаешь, что мне сегодня еще в школу, но после этого я зайду и помогу тебе лечь.

– Только не переутомись, детка!

– Да ну что ты! Пока, Йозефа! – Фанни наклонилась и расцеловала старушку в обе щеки.

Внезапно та схватила ее за руку:

– Я вспомнила, где видела этот черно-белый герб! На печати на конверте, который отдала мне в роддоме твоя мать!

– Печать осведомительного бюро на конверте на случай непредвиденных обстоятельств? Боже ты мой! – воскликнула Фанни.

– Не знаю, было ли это осведомительное бюро, – возразила Йозефа. – Печать я видела лишь мельком и буквы на ней не разобрала. Глаза у меня уже тогда были так себе, детка. В любом случае за все годы работы старшей надзирательницей в приюте такую печать я видела только однажды, когда на свет появилась ты.

– Быть может, этот след приведет к тому человеку, который столько лет анонимно переводил деньги на мое содержание! – Возбужденная Фанни ходила кругами вокруг кресла, в котором сидела старушка.

– Да брось, детка, что за ерунда! С чего бы осведомительному бюро перечислять тебе деньги? Какое отношение младец имеет к шпионажу? – возразила Йозефа.

Но Фанни не сдавалась.

– Младенец, может, и никакого, а вот его родители… Нужно просто написать в это осведомительное бюро и спросить.

– Детка, не мучай себя! Дело опять кончится разочарованием! – Старушка покачала головой.

Но Фанни решительно ответила:

– Попытка не пытка!

– У тебя свидание? – с любопытством спросила Элизабет Николич, застав Фанни за тем, как та поправляла прическу и платье перед зеркалом.

Девушка смущенно остановилась.

– Просто встречаюсь со старым другом, приехавшим в отпуск с фронта. Ничего такого.

– Ничего такого? Как же! – Элизабет подошла к подруге и поправила пару прядей, выбившихся из собранных в пучок волос. – Именно поэтому твои глаза сияют, как люстра мадам.

Фанни покраснела.

– Тебе кажется.

Элизабет улыбнулась:

– Наслаждайся, Фанни. Сейчас нужно использовать все возможности, которые тебе представляются. Я пошла домой. Все остальные уже ушли. – Она помахала рукой и исчезла.

Фанни бросила последний взгляд в зеркало. В простой одежде – белой блузке и темной юбке – она выглядела скромно, почти строго. «Я еще и бледная», – подумала она и с силой ущипнула себя за обе щеки.

С тех пор как она начала замещать мадам и ухаживать за Йозефой, ее жизнь состояла только из работы, забот и ответственности. Все время приходилось что-то организовывать или доставать, и речь шла далеко не только о продуктах для обеда.

«Элизабет права, – подумала Фанни. – Надо наслаждаться жизнью, пока есть такая возможность!»

Она сбежала вниз по лестнице, с колотящимся сердцем распахнула дверь и тут же увидела Макса. Тот стоял на другой стороне улицы перед таверной «Куропатка». Заметив девушку, он поспешил к ней.

– Бог в помощь, Макс! – Фанни протянула ему руку, но Кальман тут же притянул девушку к себе и прижал к груди.

– Как я рад тебя видеть, Фанни!

Оба они замерли. Фанни наслаждалась чудесным ощущением близости Макса. Она прислонилась щекой к его шинели, закрыла глаза и постаралась запомнить этот момент навсегда.

Услышав неодобрительное цоканье языком, они разомкнули объятия. Мимо прошла пожилая пара.

– Пойдем внутрь, – предложила Фанни. Она взяла Макса за руку и потянула за собой. Сразу за дверью салона мод громоздились деревянные ящики.

– Это портянки для солдат. – Девушка постучала по одному из ящиков. – Бальные платья и придворные туалеты сейчас не в моде, так что мы зарабатываем на жизнь армейскими заказами. Ты еще больше удивишься, когда увидишь торговый зал. – Она вынула из кармана юбки связку ключей и пошла к двери в конце коридора.

Кальман последовал за ней.

– А где ваша мадам Моро? Вернулась во Францию?

– Не успела. – Фанни вставила ключ в замочную скважину. – Сразу же после объявления войны Франции ее вместе с другими иностранцами интернировали в крепость в Нижней Австрии. Перед этим ей удалось официально оформить меня заместительницей. Но я веду дела дома мод вместе с госпожой Шуберт. Без ее осмотрительности и опыта мне бы не удалось обеспечить всех работниц. Мадам по возможности пишет нам письма, в которых дает советы. Навещать ее мы, к сожалению, не можем.

Она толкнула дверь и щелкнула выключателем. Зажглась люстра.

– Ничего себе, – пробормотал Макс. – Это уже не модный салон.

Из-за забитого досками и фанерными щитами окна элегантное в прошлом помещение напоминало склад. Восточный ковер, свернутый и упакованный, стоял прислоненным к стене. Витрины, кресла, диваны и столики, также укрытые, громоздились у другой стены. На полу стопками высились воротнички, погоны и картузы для инфантерии. Огромный стеллаж, в котором раньше хранились рулоны дорогих тканей, теперь ломился от бандажей и грубых нижних рубах.

– Мы снабжаем большие фабрики и шьем детали, – объяснила Фанни. – Например, сегодня после обеда отгрузили партию полевых рюкзаков. Швеи строчат, а продавщицы упаковывают и грузят товар. Небольшие заказы, которые можно сшить на руках, я отдаю беженцам Изабеллы.

– Рукавицы, – кивнул Макс. – Я их видел. Вы, женщины, такие трудолюбивые и поддерживаете город на плаву, пока мы, мужчины, убиваем друг друга.

– Многие уже потеряли мужей или возлюбленных, – сказала Фанни с грустью. – Посыльный Густав тоже погиб. На той неделе к нам приходила его мать. Он был ее единственным сыном.

Макс обнял девушку. Та прижалась лбом к его плечу, и он погладил ее по голове, с трудом представляя, как покинет ее, снова отправится на фронт и продолжит участвовать в войне, на победу в которой с падения Пере-мышля он не надеялся.

Фанни подняла голову и посмотрела на него:

– Хочешь увидеть кое-что красивое? И никак не связанное с войной.

Кальман кивнул. Они поднялись на лифте на второй этаж, и Фанни провела Макса в салон, где почти два года назад встретила Изабеллу и Хелену.

– Моя секретная мастерская, – заявила она с улыбкой и включила свет. – Не могу строчить только форму: слишком угнетает. Тут я делаю наброски платьев, которые сошью после войны. Так мне удается хоть чему-то радоваться и не терять надежду.

Макс увидел круглый стол, на котором стояла старая швейная машинка Фании. На одном из стульев лежали образцы ткани, на другом – раскрытый блокнот с эскизами бальных туалетов и вечерних платьев.

Девушка подвела его к манекену в центре комнаты, на котором красовалось платье из тяжелого шелка цвета слоновой кости. Оно было обшито блестящей каймой и серебристыми пайетками и выглядело очень дорого.

– Это я сшила к экзамену на звание мастера. Материалы мне дала мадам из довоенных запасов, – сказала Фанни и осторожно провела рукой по ткани. – Если хочешь, я его надену. Только для тебя.

– Это была бы большая честь, сказал Макс и слегка поклонился.

Девушка осторожно сняла платье с портновской куклы.

– Ты первый, кто меня в нем увидит, – сказала она, перед тем как скрыться за ширмой.

Макс слушал шорохи за ширмой и представлял себе, как Фанни снимает юбку и блузку. Ему вспомнились страстные поцелуи в поместье Батори и здесь, в Вене, а также тайное свидание в каретном сарае барона. Возбуждение неуклонно росло, и чтобы успокоиться, Макс начал ходить по мастерской. Случайно он бросил взгляд в большое зеркало, стоявшее напротив ширмы. Через щель у стены в нем отражалось то, что было скрыто от глаз.

Фанни, нагнувшись, отстегивала чулки от пояса. Несколько светло-рыжих прядей выбились из пучка и лежали на груди и обнаженных плечах. Она поставила одну ногу на низенькую скамеечку и скатала шелковый чулок. Когда Макс увидел нежную кожу ее ног, его обдало волной жара. Закончив с чулками, девушка начала снимать пояс. Тут Кальман заставил себя отвернуться и отойти в дальний угол.

Чуть позже Фанни босиком в бальном платье вышла из-за ширмы. Она встала на цыпочки и покрутилась:

– Тебе нравится?

Доходивший до щиколоток подол развевался. Лиф плотно прилегал к телу, а серебристые пайетки мерцали в электрическом свете. Когда она повернулась к Максу спиной, он увидел вырез, спускающийся гораздо ниже талии. Надеть под такое платье пояс для чулок или нижнюю рубашку было невозможно.

– Я создала нечто совершенно новое, – похвастала Фанни. – Современную модель, соответствующую женщине нашей эпохи. Это платье не для куколок, которые умеют только сидеть и красиво выглядеть, а для женщин, взявших жизнь в свои руки и не знающих ограничений. В нем можно двигаться совершенно свободно. При желании получится даже заниматься спортом.

– Ты выглядишь сногсшибательно, – задохнулся от восторга Макс. Он подошел к ней, взял за плечи, прижал спиной к своей груди, обнял руками за талию и начал целовать в шею и плечи. – Какая у тебя нежная кожа, – пробормотал он. – Невероятно мягкая и нежная. И ты так сладко пахнешь.

Фанни запрокинула голову, и мужчина провел рукой по ее груди, прикрытой тонкой тканью платья.

– Ты хочешь большего? – страстно прошептал он ей на ухо.

– Не знаю, – пробормотала она с закрытыми глазами. – С одной стороны, хочу, но с другой…

– Не бойся, – сказал он. – Я позабочусь о том, чтобы ты не забеременела.

Она открыла глаза и улыбнулась:

– Так вот что у тебя в голове… Ты с самого начала собирался меня соблазнить?

– Я всегда тебя хотел… Ты ведь тоже желаешь этого?

Фанни повернулась к Максу и обвила руками его шею.

– Не спрашивай, – прошептала она. – Просто сделай это.

Он страстно поцеловал ее и скользнул ладонями по ее спине. От этих прикосновений тонкие волоски у него на коже встали дыбом, и Максом овладело вожделение, которому он не мог, да и не хотел противостоять. Обеими руками он подхватил Фанни чуть ниже ягодиц, приподнял ее и посадил на край столика. Потом откинул подол платья, снял с партнерши белье и ненадолго остановился, чтобы избавиться от мундира и брюк и надеть презерватив. После этого он вошел в нее. Фанни обвила ногами его бедра, и пара предалась любви – жадно, бурно и безудержно.

Позже они оказались в кресле в углу комнаты. Макс посадил Фанни себе на колени. Она прижалась к нему и запустила пальцы правой руки в его густые темные волосы, а он гладил ее по бедру.

– Сколько ты еще пробудешь в Вене? – спросила она тихо.

– Сегодня последний день, – ответил он. – Завтра утром я отправляюсь в ставку главного командования и там узнаю, куда меня назначат.

– Так скоро, – вздохнула Фанни. – Ненавижу эту войну!

Кальман поцеловал ее в мочку уха.

– Я снова приеду в отпуск. Мы увидимся?

– Конечно, увидимся.

– Ты знаешь, о чем я.

Она перестала гладить его по голове и выпрямилась.

– Наше сегодняшнее свидание получилось чудесным, и я никогда его не забуду. Но ничего не изменилось, Макс. У нас нет будущего.

Кальману не понравился ответ, но возразить было нечего: он по-прежнему женат, пусть между ним и супругой и разверзлась непреодолимая бездна. Его сердце принадлежало Фанни, это он знал точно, но все еще не мог предложить ей ничего иного, кроме как сделаться его тайной любовницей. Он нежно заправил прядь волос ей за ухо.