Текст книги "Проклят тобою (СИ)"
Автор книги: Яся Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
– Вот как! – чувствую, как злость и протест вновь наполняют грудь, но стараюсь сдержаться. – А если я не хочу выходить замуж и любимый цвет у меня уже есть?
Баронесса пожимает плечами:
– Поступайте, как знаете. Воля ваша. Но я бы не советовала вам капризничать. Всё равно хозяйка в этом дворце только одна и как она скажет, так и будет. Да и благовоспитанной девушке, а любая принцесса именно такова, стоит дорожить семейными ценностями. Это делает ей честь.
Баронесса кланяется и, гордо неся красивую голову, покидает меня.
Я перебираюсь на кровать, вытягиваю ноги и чувствую, как меня потряхивает от волнения. Ещё горит щека. А в мыслях нет-нет да всплывает окровавленная заплаканная Гарда.
Заснуть я точно не смогу.
Но проанализировать, куда я попала и как быть, а заодно поразмышлять о семейных ценностях сказочных правителей не помешает.
Глава 5. Чего не могут короли?
Катастрофически не хватает музыки.
Сейчас бы плеер в уши и найти любимую радиоволну. Да что там – я была бы рада даже обрывку хоть какой-нибудь композиции. Мне всегда нравились такие кусочки. Бывает, идёшь по улице – а из проезжающей мимо машины, из окна кафе, со смартфона прошедшего рядом подростка – доносится песня. Не вся – куплет, или вовсе пара фраз, даже нот, но они дают заряд на весь день. Ложатся саундтреком к состоянию души. Будто ты – в фильме и сейчас что-то произойдёт, вот уже и нужный музыкальный фон пошёл.
Включаю «случайный поиск» в голове. Интересно, что он выдаст. Всплывает песенка группы «Мертвые дельфины»:
На моей луне я всегда один,
Разведу костёр, посижу в тени,
На моей луне пропадаю я,
Сам себе король, сам себе судья…
Точно про меня. Я тоже здесь одна – в моей сказке. Мне – разводить костёр. Мне – уходить в тень. Мне – быть себе королевой и судьёй. И другим я не позволю распоряжаться своей жизнью!
Здесь всё не по-настоящему, иллюзорно, пугающе похоже, но не то.
Ни друзей, ни союзников, ни толком объяснённых правил игры.
Да нет, я неглупая, понимаю, что королеве лучше не перечить. И враждовать с нею точно не стоит – слишком разные весовые категории.
Может, попробовать поговорить?
Постараться объяснить, что я – не её дочь. Что я оказалась здесь из-за дурацкой горошины. Что мне необходимо вернуться, а для этого – нужна помощь.
Да, так будет лучше.
Это – верное решение.
Нужно поговорить. Мама учила так: если есть какая-то проблема – поговори об этом, обозначь. Ведь тебе не смогут помочь, если не будут знать, что болит.
Мысль приносит умиротворение, спокойствие и сон. И где-то совсем далеко звучит:
Сам себе король, сам себе судья…
Но я уже проваливаюсь в благостное забытье.
Мне кажется, я сплю всего минут пятнадцать. Но вот является баронесса, трясёт за плечо и говорит:
– Ваше высочество, пора вставать.
Я отмахиваюсь от неё, натягиваю одеяло до ушей, поворачиваюсь и бормочу, что хочу спать. Действительно, за окном серо, не поймёшь – то ли ещё утро, то ли уже вечер. Чтобы у них там не случилось, я встану только в случае пожара или другой опасности для моей жизни.
Но вредная баронесса не унимается и продолжает меня тормошить:
– Мне очень жаль, ваше высочество, – настаивает она, – но у нас совсем нет времени. Мы должны провести церемонию выбора цвета до начала смотрин. Они назначены в полдень, а нам предстоит ещё привести вас в надлежащий вид и подучить этикет.
Я встаю – взъерошенная и злая (всегда такая, если меня внезапно будят) – и недовольно смотрю на баронессу. Она уже при полном параде. Платье безупречно, прическа идеальна, волосок к волоску.
Мадам Фондеброк – робот?
– Быстро не получится, – говорю я. – Хоть что со мной делайте, но по утрам я – амёба амёбой. В себя приду только после двух чашек кофе и часа занятий йогой на свежем воздухе. Так что вам придётся смириться…
Баронесса качает головой:
– Ваше высочество, я допускаю, что зелёная вспышка повлияла на вашу память, но не могла же она повлиять на разум в целом? Здесь, в Северной Атомике есть только одна воля – воля Её Величества королевы Юлии. Как она сказала, так и будет!
– Кстати, о королеве, – позевав, говорю я. Тру глаза, устраиваю на коленях подушку – так удобнее упираться локтями. – Мне нужно с ней встретиться и обсудить кое-что.
– Королева обязательно придёт напутствовать вас перед смотринами, – заверяет баронесса и пытается стянуть с меня одеяло. Но это не получалось даже у Стаса. За одеяло я всегда держусь до последнего и намертво.
Перетягиваю одеяло на себя, победно улыбаюсь и говорю:
– Присядьте. Мне нужно вам что-то сказать. Это важно.
Начнём вербовать союзников. Раз времени нет и уже в полдень смотрины, действовать надо быстро.
Она оглядывается, замечает кресло, пододвигает к кровати и присаживается на самый край, чтобы не измять платье, разравнивает складки, расслабленно опускает руки на колени и лишь тогда поднимает голову:
– Только скорее. Мы не можем позволить себе долгие беседы.
– Хорошо, – сама не люблю всякие «вокруг да около». – Я вообще не ваша принцесса. Король и королева – не мои родители. Мой дом – далеко отсюда. Зелёная вспышка утащила меня из моего мира и забросила в ваш. Единственное, чего я хочу – вернуться назад. Поэтому мне нет дела до выбора цветов, женихов, процветания или гибели государства… Помогите мне. Проведите меня к королеве, я ей всё объясню. Этот спектакль пора заканчивать.
Лицо баронессы вытягивается, становится ехидным и злым. Она не говорит, цедит слова, словно бросает бедняку подачку:
– Вы предлагаете мне предать мою госпожу и благодетельницу? Это уже наглость!
Я начинаю закипать.
– Нет, – резко отвечаю я, – предлагаю всего лишь включить здравый смысл.
Она фыркает:
– Мой здравый смысл как раз таки при мне. Ваш брат сбежал, нарушив свои брачные обязательства. Поставил наше государство на грань войны с соседями. Войны, которая нам сейчас не нужна и губительна. И единственная наша надежда – династический брак. Северной Атомике выгодно сейчас заключить ряд союзов с несколькими странами – наследники престолов и правители этих стран приехали нынче к нам, и сегодня вы сможете лицезреть их. Королева в доброте своей предлагает вам выбрать, а не отдаёт за того, кого выбрала сама. Это нужно ценить.
Взрываюсь:
– Нельзя выбрать спутника жизни за несколько часов!
Баронесса пожимает плечами.
– Придётся.
– А если я откажусь?
Она встаёт, крепко сжимает спинку кресла и произносит с явным неудовольствием:
– Королева, да прославится мудрость её, предвидела это. И дала особые распоряжения.
– Какие же? – От дурного предчувствия всё холодеет внутри.
– Казнить Гарду. У вас на глазах.
О да! В мудрости королеве точно не откажешь. Нельзя за несколько часов выбрать себе пару, но за несколько часов вполне можно привязаться к незнакомцу, который окружает тебя вниманием и любовью, который готов умереть за тебя.
У меня появилась ниточка. Привязка к этому миру. Раз здесь есть Гарда, значит, не такой уж он чужой мне. И я не допущу, чтобы бедная женщина пострадала.
Будем действовать тоньше. Сделаем вид, что играем по предложенным правилам. Только так можно выйти из ситуации с минимальными потерями.
– Убедительно, – печально хмыкаю я и спускаюсь с кровати. – Идёмте выбирать этот ваш цвет.
Баронесса явно довольна победой. Гордо вскидывает голову.
– Цвет ваш, а не мой. Свой цвет положен лишь особам королевских кровей.
Вау, как круто. Но это следовало понять из того, что слуги были одеты в цвета своих господ, а не в те, какие хотели сами.
– Давайте я помогу вам раздеться, – говорит баронесса и тянет руки к шнуровке моего платья.
– Это ещё зачем? – Я невольно отшатываюсь.
– Таков обычай – принять свой цвет можно лишь нагим.
«О сколько нам открытий чудных…». Ага, наш препод по основам композиции всегда это цитировал, когда какой-нибудь студиозус выдавал на экзамене очередной перл. Правда, сейчас мне было совсем не до иронии.
– Вы хотите, чтобы я, принцесса, голиком гуляла по замку? – возмущаюсь я и отступаю ещё дальше.
– Нет, что вы! – Она даже меняется в лице от моих предположений. – Церемония пройдёт в соседней комнате, вон за той дверью. – Баронесса кивает на дверь справа, которую я и не заметила. – И участвуют в ней только женщины.
Ну что ж. Уже легче. И я позволяю себя раздеть.
Действо, в которое меня вовлекают, напоминает одновременно сходку сектантов и спектакль театра абсурда.
Я, нагишом, стою в центре комнаты. Вокруг меня двенадцать чаш с одноцветной мутноватой жижей. Напротив каждой чаши – по женщине в пурпурной хламиде. В руках они держат ножи и блюдца. На меня они не смотрят, их взоры устремлены вверх, словно там парят сонмы ангелов.
Женщины поют. Хотя больше похоже на монотонный вой. Через равные промежутки времени одна из них закатывает глаза и бьётся в конвульсиях, громко выкрикивая что-то нечленораздельное. В такие минуты хочется руками заткнуть уши.
Но мне велено стоять и не двигаться. А я пока больше не горю желанием узнавать, что будет, если испортить ещё какой-нибудь местный ритуал.
Да и от этих бесноватых не знаешь, чего ждать.
Вот они приходят в движение, и всё с теми же завываниями начинают ходить вокруг меня. Только теперь смотрят в пол, зато блюдце и нож поднимают над головой.
Выглядит действо столь нелепо, что я с трудом сдерживаю смех.
Ну, бред же! Форменный бред!
Меня заставляют вытянуть руки вперед. Как зомби или лунатик в мультиках.
Это ещё смешнее.
Потому что представляю свой видок: голая, всклоченная, с вытянутыми вперёд руками. То-то Кир бы поразвлёкся! Наверняка уже бы стала звездой YouTube.
Однако скоро становится не до веселья – хищно сверкнув в отблесках факелов, нож в руке одной из «жриц» взвивается и оставляет тонкий порез у меня на запястье. Она ловко подставляет блюдечко и собирает несколько капель крови. Затем сливает их в первую из двенадцати чаш.
Следом тоже проделывает вторая, третья…И так – все двенадцать. Обе руки у меня теперь в ранах и кровоточат, а мне ведь сегодня идти к женихам. После того как из последнего блюдца моя кровь попадает в крайнюю чашу, женщины вновь замирают. И тут появляется ещё одна участница представления. Она несёт поднос с порошком. Нежно и напевно произносит ритуальные заклинания и сыплет порошок в чаши. Жидкость в них окрашивается в разные цвета и бурлит, шипит, пенится, вот-вот хлынет через край. Но у самого края – откатывается назад, успокаивается и обретает прежний мутноватый оттенок. Лишь в одной чаше жидкость остаётся цветной – нежно-голубой.
– Нежно-голубой! – выкрикивает женщина с подносом, решив поработать кэпом.
Остальные женщины ликуют:
– Цвет явил себя! Цвет выбрал её!
А мне хочется воскликнуть: «Вы серьёзно? А спросить нельзя было? Я и так знала, что нежно-голубой – мой цвет».
Но воздерживаюсь от комментариев.
Женщины поздравляют меня, смазывают раны на руках благоухающим кремом, из-за чего тонкие порезы исчезают буквально на глазах.
«Жрицы цвета» наконец раскланиваются и уходят.
И тогда баронесса, что во время ритуала сидела, подремывая, на стуле в углу, встаёт, берёт меня за руку и говорит:
– Вот и славно, теперь мы сможем выбрать вам наряд.
Мы возвращаемся в «мою» комнату, баронесса распахивает шкаф, и вот тут-то я немею. Словно попала в костюмерную театра – передо мной пёстрые наряды всех эпох и фасонов, сшитые из всех видов материалов, какие только человечество додумалось использовать для одежды.
Глаза разбегаются и дыхание перехватывает. Потому что замкнуть нечто в голове женщины могут лишь две фразы – «мало одежды», «много одежды».
Здесь – даже чересчур.
Вместе с баронессой перебираем платья. Останавливаемся на бледно-голубом, расшитом хрустальным бисером и жемчугом. Оно в моём любимом, викторианском, стиле. Одеть такое платье – настоящий квест. Мне бы самой ни за что не совладать со всеми этими приспособлениями и юбками. Кроме баронессы помогает целый штат служанок. Платье оставляет открытыми плечи и руки, подчёркивает талию, тянется сзади эффектным шлейфом.
Наконец, я одета. И тогда меня усаживают перед зеркалом, чтобы заняться причёской. Туалет довершают тиара и колье из голубой шпинели[1]. Вот теперь я принцесса! Вне всяких сомнений. Только радости такое открытие не приносит совсем.
Смотрю на себя в зеркало – холодную, голубовато-серебряную – и вижу там кого-то чужого, будто даже мертвого. Словно правительница ледяного царства явилась во дворец. И скоро умертвит всё своим морозным дыханием.
Кажется, даже служанки ёжатся и перешёптываются. А затем раскланиваются и поспешно покидают покои.
Тогда баронесса говорит:
– Её Величество королева Юлия Атомикская желает напутствовать вас.
И застывает в реверансе.
Дверь открывается, медленно вплывает королева. Алая, живая, яркая. Одним своим взглядом она растопила весь мой лёд, и в душе сразу поднимается тяжелая волна черной ненависти.
Не могу видеть ту, что украла внешность моей любимой мамы.
Сжимаю кулаки, стискиваю зубы.
Щека снова загорается, как от удара. Даже трогаю её рукой.
Королева важно и снисходительно машет в сторону баронессы:
– Оставьте нас.
Та бормочет:
– Как вам будет угодно, моя королева, – и семенит к двери.
Как только мы остаёмся одни, венценосная особа обходит меня кругом, как новогоднюю ёлку. Я себя так и чувствую – нарядная, но лишённая корней.
Она берёт меня за подбородок, вертит мою голову, словно это шарик на палке.
– Вы весьма недурны собой, Илона. Конечно, я ожидала, что будете лучше, но неплохо и так, – наконец, констатирует она. – Присядьте.
Королева указывает мне на софу с резными гнутыми ножками и загогулинкой на спинке, обитую золотой парчой.
На такую и садиться страшно.
Примащиваюсь на самый край.
Королева пристраивается на другой. Расправляет на коленях алое платье. Оно струится и стекает на пол кровавой пеленой. Растекается по мрамору красной маслянистой лужицей.
Прямо фильм ужасов.
Её прикосновение к моей руке заставляет вздрогнуть и выдёргивает из тёмных мыслей.
– Я надеюсь, Илона, вы не только хороши собой, но и умны. И не питаете иллюзий насчёт того, что вы – моя дочь?
Королева смотрит немного надменно и выжидающе.
– Разве я не в её теле?
– А разве это тело, – она обводит меня сложенным веером, – чужое вам? Уверена, вы знаете каждую родинку на нём.
Действительно, с момента перемещения я не чувствовала себя «не в своей шкуре». Совсем наоборот, «шкурка» была настолько моя, что даже удивляло – а где же принцесса?
Наверное, невысказанный вопрос читается на моем лице, потому что королева отвечает:
– Её не стало в тот миг, как в этот мир попали вы. Она исчезла. Аннулировалась. Теперь есть только вы.
Меня передёргивает.
– Та Илона… – говорю, медленно распаляясь, и указываю рукой себе за спину, – она ведь была вашей дочерью. Неужели вам ни капли не жаль её? Бедная девочка всю жизнь просидела в башне. Потом – пшик и исчезла! Врагу не пожелаешь! А вы так спокойно об этом говорите.
Королева кривит свои красивые губы:
– К счастью, мне чужда сентиментальность. А вот вам следовало бы быть сдержаннее и лучше контролировать эмоции. Потому что я сейчас хочу говорить с вами, как с умной деловой женщиной. Вы ведь такая?
Пытаюсь взять себя в руки, кусаю губы, киваю, мну подол роскошного платья. Кое-как успокаиваюсь. Хотя перед глазами нет-нет да всплывает видение девушки, исчезающей в зелёной вспышке.
– Да, я такая. Вы абсолютно правы. И отлично понимаю, что нам обеим ни к чему вражда.
– Вот и хорошо. Потому что таким, как вы, опасно злиться.
– Таким, как я?
– Да, залётным.
Хорошо, хоть не понаехавшим, с горькой иронией думаю я.
Королева трактует мой смешок по-своему:
– Ничего смешного! Последняя залётная превратилась в Чёрную Злобу и чуть не сгубила всю Сказочную Страну.
– А это потому, – огрызаюсь я, – что нас, залётных, лучше не злить.
Теперь хмыкает королева.
– Не сравнивайте себя с ней. Чёрная Злоба и в своём мире была могущественной ведьмой. А вы – обычная девчонка. Без способностей. Поэтому да, вам лучше не враждовать со мной. Ведь на моей стороне не только армия, но и лучшие маги королевства, которые быстро приручают строптивых, превращая их во что-нибудь зелёное и прыгучее.
В конце этой тирады королева почти нежно улыбается, встаёт, ласково берёт меня за подбородок:
– Поэтому вам сейчас лучше пойти и выбрать себе мужа. Поверьте, у меня не было такой возможности.
Она отпускает моё лицо, несколько мгновений пристально смотрит в глаза, а потом – идёт к двери.
И, уже взявшись за ручку, не поворачиваясь ко мне, произносит:
– Советую вам присмотреться к герцогу Ноэльскому. Герцогство у него небольшое, но процветающее. Да и сам он человек мягкий.
Это можно расценить почти как дружелюбие. Я даже благодарна королеве за такое напутствие. Но прежде, чем успеваю открыть рот для благодарностей, она возвращается к своему обычному состоянию заносчивой стервы.
– И не стройте из себя жертву, – фыркает она. – Те мужчины, ваши женихи, не знают о том, что вы похорошели. Но каждый из них готов пойти даже на союз с уродиной во благо своего королевства. Так что вы тут не самая несчастная. Принцессы во все века являлись лишь товаром государственной важности.
Она, наконец, уходит, гордо вскинув голову.
Я остаюсь стоять, подавленная, обманутая в лучших ожиданиях и бесконечно одинокая.
А в голове, с неуместной весёлостью звучит:
Все могут короли, все могут короли,
И судьбы всей Земли вершат они порой.
Но что ни говори, жениться по любви
Не может ни один, ни один король,
Не может ни один, ни один король
Вот уж воистину. Короли – не могут жениться по любви, а принцессы – лишь товар государственной важности.
Так от чего же люди так стремятся нацепить на голову корону?
________________________________________
[1] Шпине́ль – редкий минерал кубической сингонии, смешанный оксид магния и алюминия. Бывает нежных светлых оттенков – светло-лиловых, розовых, голубых.
Глава 6. Черепки на счастье
К герцогу Ноэльскому, говорите маменька, присмотреться? Ну что ж, будем присматриваться. Подхватываю юбки, дожидаюсь, пока передо мной торжественно распахивают двери и выхожу.
Мой путь завершается небольшим подиумом, с которого в зал сбегает короткая лесенка из трех ступенек. По ним, будто ручей, «течёт» голубая ковровая дорожка. Лесенка окружена балюстрадой из белого мрамора. Перила уходят в пол и заканчиваются будто нарисованным завитком на золотисто-коричневом паркете.
На балкончике справа располагается оркестр, а в ложе напротив – поблёскивает позолотой сдвоенный трон короля и королевы. Похоже, для них то, что скоро случится здесь, диковинное представление.
А вот мне невесело. И вообще, хочется развернуться и убежать. Потому что едва глашатай объявляет принцессу Илону, все мужчины – а ими полна зала – как по команде оборачиваются в мою сторону. Их взгляды прохаживаются по мне так нагло и откровенно, будто снимают одежду и лапают. То тут, то там кто-то присвистывает и сально шутит на счёт «некрасивости принцессы».
Как же гадко! Словно я голая стою на ярмарке, а меня осматривают, как товар, прицениваются.
Раздаётся грохот и лязг. В центр зала выходит грузный рыцарь со всклоченной соломенно-жёлтой бородой и такой же шевелюрой, бордовым и распухшим от обильных возлияний лицом. Одежда и латы этого почтенного мужа покрыты грязью и пятнами, но, кажется, его нисколечко не смущает собственный вид.
Громко и показательно рыгнув, отчего его обширное чрево ходит ходуном, он грозит кулаком правителям Атомики, удобно расположившимся в своей ложе, и провозглашает на весь зал так, что хрустальная люстра под потолком начинает жалобно дребезжать:
– Лжецы!
Все присутствующие замирают, по залу ползут испуганные шепотки.
А жёлтоволосый рыцарь продолжает грохотать:
– Если принцесса Илона – уродина, то мне пора танцевать балет.
Первой начинает хлопать в ладоши и смеяться королева, за ней аплодисменты подхватывает король. И вот уже все присутствующие покатываются со смеху.
Даже я не удерживаюсь и прыскаю в кулак.
Пока они веселятся, слуги вносят и ставят позади меня мягкий стул с высокой спинкой, а под ноги мне, когда я усаживаюсь, подкладывают расшитую золотом подушечку. Ну, хоть какие-то преимущества от титула принцессы.
Трое лакеев – в алой, зелёной и голубой ливреях – выкатывают большой сундук и замирают возле него восковыми фигурами.
На последней ступени лесенки устраивается уже знакомый мне церемониймейстер. Расшаркивается передо мной. И, дождавшись, пока королевская чета прекращает смеяться, объявляет:
– Её Высочество принцесса Илона Атомикская изволит избрать себе мужа.
В зале начинается оживление.
Мужчины суетятся и строятся в шеренги. Рядом с каждым вдруг нарисовывается паж, который на серебряном или золотом подносе держит… разные штучки.
Соображаю: подарки мне!
И церемониймейстер подтверждает мои мысли:
– Сейчас каждый соискатель руки и сердца прекрасной Илоны явит пред ней себя и преподнесёт прекраснейшей свой свадебный дар. Тот, кто будет отвергнут принцессой, должен покинуть Атомику и не возвращаться сюда впредь.
По рядам женихов пробегает тихий недовольный ропот. Но распорядитель действа ударяет о пол посохом, напоминающим те, что в наших фильмах фэнтези дают в руки магам, и восклицает:
– Да начнётся Великий Королевский Отбор!
Прячу улыбку за веером.
Кажется, тут будет повеселее, чем в ток-шоу «Давай поженимся». Ну что ж, не самое плохое развлечение!
И понеслась!
Уж как они пушат и распускают хвосты! Как хвалят себя, превознося свои достоинства, богатство и знатность рода. Каждый норовит расписать принесённый подарок самыми яркими красками, прежде чем тот отправиться в бездонное нутро сундука.
И когда очередной неудавшийся жених бредёт к двери, чтобы навсегда покинуть пределы Северной Атомики, вслед ему несутся смешки, плевки и обызвалки. Как дети малые, честное слово!
Оставшиеся выпячивают грудь, гордо поглядывают, приосаниваются, покручивают ус. Каждый из них уверен в своей победе.
Но русские девушки так просто руками с сердцем не разбрасываются. Сперва добейтесь!
К тому же, несмотря на изрядное число претендентов, глаз положить особо не на кого. Тот крив, тот толст, тот худ, тот горбат, тот подволакивает ногу, у этого зубы, как у бобра, этот слюняв, другой неряшлив, третий любит пить какую-то сивуху и заедать её чесноком, четвёртый вместо подарка принёс свой молочный зуб.
Прямо паноптикум какой-то! Где же те самые прекрасные принцы на белых конях? Ну ладно, я уже готова и не на прекрасного. Вполне обычного хватит. На королевском бролле.
Но эти же! И где их только нашли? По степени уродства отбирали, так что ли?
И тут меня осеняет!
Илона же слыла уродиной. Вот и съехались к ней те, кто позарился на родство с правителями Северной Атомики, не имея иных перспектив. То есть самые отбросы, которым у нормальных принцесс ловить нечего.
Что ж, матушка-королева своеобразно позаботилась о дочери. Ведь рядом с красавцем той Илоне наверняка бы было не по себе.
Эх…
Ладно, кто у нас там дальше?
Ах, тот самый герцог Ноэльский! Мал, худ, шепеляв. Волосёнки жиденькие вокруг остроносого личика колокольчиком расходятся. Глазёнки маленькие, запавшие, бегающие. Сам так и стелется под ноги. Ручку лезет лобзать. Шепчет мне на ухо, как хороша, а я отмечаю лишь то, как дурно пахнет у него изо рта и что зубы жёлтые и гнилые.
Но дары щёдрые принёс – сразу корону герцогскую.
Только вот меня от одного вида Ноэльского трясёт и коробит. Мне ведь с ним постель делить. А как представлю, что он целоваться со мной будет! Трогать! Нет, не могу.
Прости, Гарда. Но даже ради тебя я на такой подвиг не пойду.
Пусть меня казнят, пусть я больше никогда не увижу родных, но нет, не могу.
Прижимаю к носу надушенный батистовый платок и машу рукой: следующий.
Герцог зло фыркает и уходит, гордо подняв голову. Побеждённым себя не чувствует. А я – не чувствую виноватой. В конце концов, мне сказали присмотреться, а не выбрать. Вот и присмотрелась…
Наконец остаётся последний: его подводят двое слуг, потому что сам он идёт уже еле-еле – слишком стар. И когда этот трухлявый пень, жуя слова и плямкая, начинает вещать, мол, у нас с ним будет полдюжины малышей-крепышей, я понимаю: представление затянулась. Всё, финита ля комедия. Уже не смешно.
Простите, Ваше Величество, но лучше казните меня, чем я выйду замуж за кого-то из этих.
Вскакиваю, подхватываю юбки и бегу в свою комнату. Хотя, конечно, здесь у меня нет своих комнат. Ничего своего нет. Но в том помещении, что мне любезно предоставили во временное пользование, сохраняется хоть какая-то иллюзия безопасности.
Не раздеваясь и безжалостно сминая дорогое платье, плюхаюсь на кровать, прикрываю глаза. Меня колотит изнутри.
Что теперь будет? Меня казнят? Отрубят голову? Посадят на кол?
Только бы быстро и не мучили. Может быть, умерев здесь, я, наконец, вернусь домой? Может, смерть моё избавление?
И всё равно очень страшно. И умирать не хочется.
Комкаю шитое золотом покрывало и тихонько вою.
Бесит весь этот блеск, красота – они лишь скрывают пустоту, они ненастоящие. Здесь всё вычурное, наносное, прячущееся – за веерами, гобеленами, в нишах.
Шепотки, смешки, заговоры…
В спину, исподтишка.
Да уж, попала в сказку. Видимо, сказочник был сильно не в духе, когда сочинял её.
Утыкаюсь головой в подушку, ныряю под покрывало и реву. Безудержно, горько, только сейчас в полной мере осознав, что я здесь одна и помощи мне ждать неоткуда.
Проваливаюсь в тягучую полудрёму. Такая бывает у метеозависимых в пасмурные дни. Когда просыпаешься лишь с одной мыслью: хочу спать. Ничего не вижу, не слышу, не соображаю. В полной прострации.
Не сразу чувствую тёплую руку, которая осторожно гладит меня по спине. Высовываюсь из-под одеяла – Гарда! Выскакиваю из своего укрытия, кидаюсь ей на шею и плачу ещё сильнее.
– Гарда, милая! – целую её пухлое доброе лицо. – Хорошо, что пришла! Одна ты у меня здесь!
Она ласково похлопывает меня по спине.
– Ну, полно, полно вам, моя госпожа, – беззлобно ворчит. – Наплачете глаза. Распухнут, будут красными. И лицо тоже.
– А пусть! – машу рукой. – Стану снова уродиной! Тогда, может, всё закончится, и меня вновь запрут в башне.
Гарда вздыхает.
– Это вряд ли, детонька, – грустно произносит она. – Зря вы себе мужа не выбрали. Сейчас бы уже к свадьбе готовились, а завтра были бы далеко отсюда. А там, глядишь, стерпелись-слюбились. Зря вы… Королева теперь в ярости…
Грустно хмыкаю:
– Знаешь, Гарда, мне плевать. Пусть что угодно со мной делает, но я так не могу. В моём мире… – понимаю, что говорю не то; Гарде не нужно знать про залётных; рано ещё! – …в моей голове… я всегда мечтала, что туда в башню за мной приедет прекрасный принц, спасёт, я влюблюсь в него, и мы унесёмся в закат на белом… драконе…
Гарда ударяет меня по колену и невесело смеётся:
– Что правда, то правда, госпожа. Выдумщица вы ещё та. Любите сказки.
Сказки… Они, как известно, ложь, но ведь в них всегда намёки и подсказки. Так может, попробуем извлечь пользу из местного фольклора? Вдруг здесь есть сказка про волшебные горошины?
Беру одну из подушек, устраиваю её у себя на коленях и, чуть склонив голову набок, спрашиваю:
– Скажи, Гарда, а какая сказка у меня любимая? Ну, кроме той, про Смельчака, что добыл адские головешки?
Гарда задумывается.
Потом встаёт, подкатывает небольшой чайный столик.
– Вот, – говорит она, – попейте чайку. За чаем и сказки лучше идут. Особенно эта, ваша любимая…
Я не отказываюсь – понимаю, что давно уже и маковой росинки во рту не было, и желудок как раз напоминает мне об этом.
Подтаскиваю к себе вазочку с аппетитными булочками, обильно поливаю вареньем…
М-м-м… как вкусно! Не знаю, что за ягода, но божественно!
Разливаю чай по чашкам – себе и Гарде.
Она прихлёбывает, обхватывает чашку ладонями, устремляет взгляд вдаль… И начинает размеренно, чуть напевно:
– Когда не было ни неба, ни земли, ни света, ни тьмы, ни добра, ни зла, жил-был один Бог. Он очень любил делать всякие фигурки из глины – то существо какое у него получалось, то растение, а то и вовсе создание странное, двуногое. Не остывала божественная печь. Всё новые и новые творения выходили у Бога. И вот скопилось их столько, что ходить Богу стало тяжко – а не вдруг наступит? И тогда решил он создать нечто, чего раньше никогда не делал – огромный шар, полый внутри, чтобы вдунуть туда Огонь Творения. Так и сделал, и отпустил тот шар. И повесил над ним солнце, и луну, и звёзды раскинул. И разделился мир на небо и землю. Стал свет, и стала тень. Населил Бог тот шар своими творениями – зашумели деревья, заиграла роса на травах, запели птицы, зашныряли животные. И лишь двуногие создания, которых Бог назвал людьми, никак не могли найти своё место. Ни среди животных, ни среди растений не могли они пристроиться. И тогда Бог сказал, что люди будут присматривать за шаром и всем, что на нём есть. А чтобы было, на что равняться и с чем сверять своё поведение, дал им глиняные таблички, на которых были начертаны поучительные и мудрые истории. Но люди быстро возгордились, стали убивать животных, уничтожать растения, а саму землю – застраивать городами. Таблички же, что дал им Бог, люди разбили. Они решили сами сочинять свои истории, но не для того, чтобы, как в прежние времена, учиться на них, а чтобы веселиться и развлекаться, рассказывая их вечерами у каминов или читая в одиночестве под пледом и с чашкой какао. Говорят, Бог с той поры бродит по земле и собирает осколки своих табличек. И когда соберёт все до одной – в мир снова вернётся Глиняная книга, а с ней – и мудрость!
Гарда затихает.
И я тоже задумываюсь. Вот, значит, какой была любимая история здешней Илоны. Что же за подсказка спрятана в ней?
Чай в наших с Гардой чашках давно остыл, а за окном успели сгуститься сумерки.
Ставлю чашку на столик, подхожу к окну, откидываю занавеску и смотрю вниз. Там – суета: разъезжаются женихи. На крыльце король и королева – провожают. Юлия Атомикская сейчас великолепна: алый бархат платья обливает её точёную фигуру, заходящее солнце вплетает пурпурные пряди в золото волос. Словно почувствовав мой взгляд, она вскидывает голову и, поняв, кто за ней наблюдает, улыбается – торжествующе и недобро.
Отшатываюсь от окна.
Сердце опять начинает бешено колотиться.
Гарда шумно поднимается из-за стола, задевает чашки, одна из них, покружившись на краю, падает и разбивается. Черепки ловят отсветы заката, как капельки крови…
Гарда всплёскивает руками, кидается собирать осколки:
– Это на счастье, госпожа, на счастье! – бормочет она, но, похоже, сама не верит своим словам.
Я тоже никогда не верила в эту примету, считала её глупой. В моём случае она всегда сбывалась наоборот.
