Текст книги "Проклят тобою (СИ)"

Автор книги: Яся Белая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

И протяжный тонкий вой.

– Вы бредите! – тихо, но зло говорю я. – Мама в нас со Стасом души не чает. И отец – тоже.

– Простите меня, госпожа, но я скажу, – она вскидывает голову и смотрит прямо и гордо: —…Ваш отец – безвольный болванчик под каблуком у этой мегеры…

Вдох-выдох-вдох. Как на фитнесе. Спокойно, Илона, спокойно. Ты ведь хотела спросить у неё о многом. Так спрашивай.

– Какой сейчас год?

Женщина не поднимается, но оживление налицо. Облизывает губы, быстрыми нервными движениями отводит волосы за уши:

– Сто двадцать тысяч восемьсот семьдесят девятый от первой сказки.

– В какой мы стране?

– В Сказочной, госпожа. А если точнее, в Северной Атомике, королевстве вашей матушки.

В голове всплывает:

Эта горошина исполнит любое желание…

– Хочу попасть в сказку…

Нет! Не может быть!

Но та воронка. Нас куда-то затягивало. Испуганные и виноватые глаза Кирилла…

– А где мы находимся сейчас?

– В Башне позора и забвения, моя госпожа, – бормочет женщина. – Но мне велено привезти вас в замок. Король и королева ждут. Внизу экипаж. Нужно собираться и ехать. До замка далековато.

Хотела ответов на вопросы: получи и распишись. Только вот трясёт почему-то от такой правды. И упорно бьётся в голове: нет-нет-нет, это розыгрыш! просто розыгрыш! скоро всё закончится!..

Но понимаю: не закончится. А со здешними родителями мне всё-таки надо увидеться. Только ещё одно, последнее…

– Ты говорила: «пророчество исполнилось». Что за пророчество?

– Когда вы родились, вы были прехорошенькой. А потом, когда вам исполнился годик, королева созвала всех окрестных фей, чтобы они одарили вас. Феи были щедры в тот день. Вам дарили и красоту, и таланты, и мудрость, и процветание. Но на годовщину забыли пригласить тёмную фею. Она явилась сама и была очень-очень зла. Она прокляла вас, и вы стали самой уродливой девочкой из всех, что рождались в Сказочной стране. Добрые феи, как ни старались, не смогли снять проклятие. Но одной из них, вашей крёстной, было видение. Будто на ваш двадцать второй день рождения придёт в королевство зелёная вспышка с неба и в той вспышке сгорит ваше уродство. Так и вышло.

Милая сказочка. Ну а на что я надеялась? На студию Диснея попасть? Настоящие сказки жестоки и бескомпромиссны.

Но не будем усугублять положение.

Встаю, поднимаю женщину – бедняжка все это время стояла на коленях – и пытаюсь улыбнуться:

– Прости меня… – делаю паузу. Она понимает, кивает и подсказывает:

– Гарда, я ваша преданная Гарда… Это значит «Защищающая»… – частит она.

Обнимаю за плечи и говорю уже куда дружелюбнее:

– Прости меня, Гарда. Должно быть, от зелёной вспышки мой разум помутился, и я начала считать себя кем-то другим. Да ещё и многое забыла.

– Это не страшно, госпожа. Я помогу вам все вспомнить. Главное, вы снова хорошенькая. А за красоту вам простят многое.

Это, безусловно, радует. Бонусы нового мира мне будут весьма кстати. Надеюсь, они помогут мне продержаться до той поры, пока я разберусь, что к чему и как вернуться назад.

А пока остался последний, самый больной вопрос:

– Как меня зовут?

– Илона, – говорит Гарда. – Её высочество Илона Атомикская.

Вздыхаю с облегчением: хоть к новому имени привыкать не придётся. Уже хорошо.

– Гарда, ты, кажется, принесла вещи, чтобы я могла привести себя в порядок?

– Так и есть, моя госпожа. Давайте я помогу вам умыться и причешу вас.

С радостью отдаюсь на её милость.

Глава 3. Не хочу быть принцессой!

Кроме вполне понятных мне предметов у Гарды в корзине находятся два бруска. Они похожи на закаменевшее вишнёвое желе. Внутри – пробегают молнии, и каждая – будто разбивает набежавшие тучи. После каждой молнии весь сгусток тёмно-красного тумана, которым наполнены бруски, вспыхивает алым. Завораживающее зрелище. Если смотреть долго и не отрываясь, создаётся впечатление, что ты в эпицентре космического шторма. Ну, так его показывают в фантастических фильмах.

Гарда трогает меня за плечо, наваждение рассеивается.

– Нельзя смотреть на дьявольские головешки, – заботливо ворчит прислужница. – Поговаривают, они могут в ад утащить.

Она кладет «головешки» на пол, параллельно, как рельсы, потом ставит на них медный таз и льёт в него воду.

– Так эти штуки из самого ада? – говорю я, отмечая, как быстро вода начинает парить.

– Да, говорят, Смельчак Томас выхватил их из-под котла, где кипят грешники. Принёс их в наш мир, и теперь мы их в быту пользуем. Очень удобно. Вот, скоро согреется водица. Вымоем ваши волосы, госпожа.

Голову вымыть действительно надо – сальная, колтун колтуном. А ещё лучше остричь «красоту» до нормально длины. Перебираю локоны. Сейчас они не серебряные, как раньше, а мышасто-серые и совсем невзрачные.

– Кто такой Томас?

Гарда отрывается от приготовлений. На столе уже дожидаются дела вполне приличное на вид и к тому же пахучее мыло, различные гребни, флакончики с разноцветными жидкостями, полотенца, заколки.

– Вы, правда, не помните? – в голосе и глазах Гарды – явное сочувствие.

– Зелёная вспышка… – напоминаю я, жалобно улыбаюсь и трогаю голову: мол, не судите строго, память отшибло.

– Бедная девочка, – бормочет Гарда. Обмотав руки полотенцами, поднимает таз с водой и ставит на табурет. – Ведь в детстве вы так любили легенды о Смельчаке. А его поход в ад могли в деталях пересказать… эх… – она горестно вздыхает. – Раздевайтесь, будем мыть вас.

Я скидываю засаленное рубище, бывшее до ныне единственной моей одеждой, переступаю через него и позволяю Гарде вертеть себя, как куклу. Наставница льёт на меня воду. Струи воды приятно щекочут и согревают. Мыло пахнет ночной фиалкой.

– Смельчак Томас, значит… – рассказывает между делом Гарда, – … ваш прапредок. Весь род королей Северной Атомики от его корня пошёл.

– Здорово, – говорю я. Зубы стучат, потому что как только тёплая вода скатывается с тела, становится ясно, насколько холодно в башне. – А почему эти штуки, ну, дьявольские головешки, не прожгли корзину?

Гарда снова грустно улыбается.

– Вы и впрямь всё забыли.

Да уж. Когда не знал да забыл – трудно вспомнить, любит говорить папа. Как долго мне ещё удастся играть забывоху? Даже думать не хочу, что будет, если откроется правда.

Поэтому согласно киваю, подтверждая предположение Гарды.

– Нужно сказать волшебные слова: «Гори» или «Не гори», тогда они греют или гаснут. Вот так это работает.

Отлично, учтём.

Гарда покрывает мне голову приятно пахнущим маслом, расчёсывает, подрезает и заплетает волосы, украшает их заколками и помогает надеть скромное серое платье с буфами на плечах, узкими рукавами и красивой шнуровкой спереди.

Мои подруги-реконструкторши такому бы обзавидовались. Как и чулкам из натуральной грубой шерсти. И мягким башмакам из вощеной кожи.

Чтобы я смогла надеть последние детали туалета, Гарда опускается на колени и крохотным ключиком расстегивает замок цепей. На щиколотке остаётся след.

Гарда подбадривает:

– Наконец вы сможете ступать беззвучно. А то при каждом шаге – звяк-звень.

Я выдавливаю улыбку в ответ на её замечание и жалею ту Илону. Мало, что была уродиной, как говорит Гарда, так ещё сиротой при живых родителях и на цепи.

Однако приступ сентиментальности быстро проходит. Мне вновь хочется веселиться и смеяться, потому что чистая, душистая и прилично одетая чувствую себя куда лучше.

Гарда проделанной работой, похоже, довольна. Осматривает меня, а у самой глаза светятся от гордости и удовольствия.

– Какой же хорошенькой вы стали. Настоящая принцесса! Даже в таком платье. А теперь идёмте, кучер заждался уже.

Она быстро собирает всё обратно в корзину, берёт меня под руку и ведёт к тому месту в стене, где скрыт подъёмный механизм.

Оглядываюсь. Ощущение такое, будто и впрямь провела в этой комнате много лет. Накатывают тоска и страх.

Гарда треплет меня по плечу.

– Да, попрощайтесь, моя госпожа. Больше вы сюда никогда не вернётесь.

Я очень на это надеюсь. Мне не слишком понравилось.

– Не хотите забрать свой тэнк-драм? Вы любили на нём играть.

Вспоминаю, что так она назвала поющую чашу, лежащую на тумбочке возле кровати.

– Да, конечно.

Беру странный предмет, засовываю подмышку. На подобное обращение он отзывается тоненьким возмущённым звоном.

Ну, прости, чашка. Надо же тебя как-то нести.

Гарда нажимает на камень-рычаг, стена ползёт вверх, и мы оказываемся на небольшой круглой площадке, сразу за которой начинается винтовая лестница. Оттуда веет холодом и сыростью. Там темно, хоть выколи глаза, а у нас нет факелов.

Как же мы будем спускаться?

На мой вопрос, озвученный вслух, Гарда отвечает всё теми же дьявольскими головешками. Достаёт одну, бормочет какое-то заклинание, и пространство вокруг наполняет зловещий красный свет. Будто внезапно на землю пала кровавая мгла.

Идти в красноватом, с отблесками молний, сумраке – страшно. А лестнице несть конца. Кажется, её спираль бесконечно ввинчивается в землю. На очередном витке опускаюсь прямо на ступени. Круглый и довольно большой тэнк-драм невозможно мешает. Хочется выбросить его. Честно, я несколько раз порывалась сунуть поющую чашу в корзину Гарды, но всякий раз одёргивала себя: там и так полно всякого добра. А ведь ещё и дьявольскую головешку тащить приходится, освещая мне, принцессе, путь.

Гарда тоже останавливается. При красном освещении её лицо уже не выглядит таким добрым. Словно нарочно подчеркивается и диковатый блеск глаз и кривая усмешка. И даже воркующий мягкий голос сейчас вызывает не успокоение, а тревогу. Будто хищник заговаривает зубы своей жертве.

– Что же вы, моя госпожа, остановились? – с лёгкой укоризной «поёт» Гарда. – Нам нужно идти. Как только сядем, можем вообще не встать. Поднимайтесь, идём.

Но я не могу. Да, у меня всегда была пятёрка по физкультуре. И в колледже – тоже. Перед работой я уделяла по часу йоге, но бесконечные винтовые лестницы всё же серьёзное испытание для городской жительницы.

А если убрать меня и мои навыки, то Гарда торопит девушку, всю жизнь просидевшую на цепи в башне. Интересно, как бы спускалась та Илона?

– Сейчас, – заверю я, – только переведу дух. И ещё, – киваю на чашу, – неудобно тащить.

Гарда ставит корзину, роется в ней, достаёт большое полотенце.

– Почему же вы сразу не сказали, – ласково пеняет она, – уже бы давно облегчили вам ношу.

И довольно ловко сооружает из полотенца что-то типа примитивного слинга. Туда мы, как малыша, укладываем тэнг-драм, я перебрасываю его через плечо, поднимаюсь по стене и сообщаю проводнице, что готова к дальнейшему пути.

Она молча кивает и идёт вперед, заливая лестницу алым маревом.

Ступени, ступени, ступени…

Как наказание.

Как отчаяние.

Как невозможность.

Захочешь, не убежишь. Растеряешь весь энтузиазм на четырёхсотой. А на тысячной – почувствуешь себя дурой и поймёшь, что сидеть в башне было лучше.

Бесконечная лестница – надёжнее любой охраны.

От витков кружится голова. Я останавливаюсь на отдых ещё несколько раз.

И вот, наконец, последняя ступенька, а за ней – площадка, небольшой холл и дверь.

Шаг через порог, и мы на воле.

Звуки леса оглушают меня, солнце слепит. Но я счастлива, я так невероятно счастлива, будто сорвала джек-пот, выиграла гран-при престижного конкурса… Подставляю лицо под душ солнечных лучей, позволяю ветру путаться в волосах, пью воздух…

А потом – смеюсь, смеюсь, смеюсь. И кружусь, раскинув руки.

После кроваво-красного мрака дневной свет – нестерпимо ярок.

Тэнг-драм вторит мне из слинга нежным звоном.

Некоторое время Гарда не трогает меня, позволяя насладиться свободой – долгожданной, выстраданной, наконец обретённой. Но через несколько минут трогает за плечо и говорит:

– Пора ехать, моя госпожа.

Киваю и оглядываюсь: охота рассмотреть место моего затворничества. Моя тюрьма, теперь уже бывшая, похожа на маяк. Высокий, метров двадцать конусообразный «ствол», а наверху – круглая надстройка. Будто палец каменного великана торчит посреди леса. Шпиль-коготь скребёт ярко-голубое небо, а может – грозит ему. Невесёлое зрелище.

Подхватываю край юбки (всё-таки ходить в таком одеянии не очень удобно), и устремляюсь следом за Гардой. Мы спускаемся с пригорка к дороге, и я цепенею. Потому что вид, открывшийся взгляду, невероятен: в возок, похожий на почтовую коробку с окошками, запряжена пара громадных голенастых… кур!

Их гребни, серёжки и лапы – коралловые, тело же покрыто не перьями, а пушистой белой шерстью. И вроде бы птички горды своей работой, они, несмотря на упряжь, задирают головы, тихо квохчут, будто переговариваются, переступают с ноги на ногу. Сбруя поблёскивает позолотой и драгоценными камнями.

Смотрю на них, как заворожённая.

– Королевские упряжные броллы, – комментирует Гарда. – Гордость правителей Атомики. Ещё ваш прапрадед первых приручил и запрягать их начал. Теперь весь дворец увлёкся птицеводством.

Очень похоже. Папа тоже всю жизнь мечтал о птичнике. Смотрел в интернете всевозможные интересные породы домашних птиц. И нас заразил. Мы со Стасом страстно хотели белых павлинов. Даже как-то чуть не купили птенцов!

– А это безопасно? Ну, ездить на них?

Кучер, сидящий на облучке – важный, в красной ливрее – хмыкает, услышав мои слова.

– Кажется, госпожа, вы обидели Домина. Он и его птички – гарантия того, что вы доберётесь в замок целой и невредимой.

Верю им, а что мне ещё остаётся?

Гарда помогает устроиться в возке. Внутри всё оказывается очень даже неплохо: стены обиты тёмно-зелёным бархатом, кругом разложены подушки, а скамья, на которую я опускаюсь, застелена мехом.

Скамья Гарды – напротив моей, немного ниже. Видимо, чтобы склонённая голова прислуги всегда была на уровне глаз хозяев.

Гарда укутывает мои ноги одеялом и снова активирует дьявольские головешки. По возку расползается приятное тепло.

Мягко трогаемся. Возок переваливается из стороны в сторону и тем самым укачивает меня. Мысли в голову лезут разные – нечёткие, сонные.

Как там Кир? Где он? Гарда сказала, что моё появление ознаменовала зелёная вспышка. Значит, Кирилл тоже нарисовался где-то таким же образом. Узнаю про вторую вспышку – пойму, где искать Кира.

Интересно, в какую именно сказку я попала? Длинные волосы и башня в лесу – вроде Рапунцель. Но в тоже время феи и проклятье, как в спящей красавице? Гарда сказала, что мы в Сказочной стране. Наверное, все сказки здесь перемешаны. Это хуже. В знакомом сюжете я смогла бы ориентироваться, а в новом придётся действовать по обстоятельствам.

Неумолимо клонит в сон. Гарда уже скрючилась на скамейке и бодро похрапывает. А ведь я собиралась подоставать её вопросами. Ну, ничего, пусть спит. Надеюсь, у нас ещё будет время пообщаться.

Как же там родители? Места, должно быть, себе не находят, бедные.

Что стало с уродливой принцессой, на месте которой я оказалась?

Все эти мысли теснятся в голове, настойчиво пробиваются сквозь пелену сна…

А ведь я никогда не сплю в автобусах и поездах. Жалко спать, когда за окном мелькает столько интересного. Вдруг что-то пропущу? Ну и что, что сто раз видела. Ведь каждый следующий взгляд – как первый.

Высовываюсь в окно и теперь.

Лес сказочный. Его будто скопировали из мультиков Диснея. Деревья-исполины метут сочными, ярко-зелёными кронами лазурное небо. Будто хотят вычистить его до невозможности и сделать ещё более голубым. По веткам порхают птицы, наполняющие окрестности гомоном и щебетом. Мелькают пушистые хвостики белок. Трава расстилается густым ковром, по которому тут и там разбросаны цветы. Над цветастыми лепестками порхают пёстрые бабочки.

Глядя на это великолепие, охотно верится в фей, дриад и прочих сказочных существ.

Может, всё не так уж и плохо?

В конце концов, ничего дурного со мной ещё не случилось. Горошина лишь выполнила моё желание – перенесла в сказку.

И совсем скоро я увижу родителей. Вон уже и дорога с просёлочной сменилась на мощённую. От прыжков и толчков возка просыпается Гарда, потягивается, зевает, улыбается мне.

– Совсем скоро будем на месте, – радостно говорит она и треплет меня по коленке.

Я веселья не разделяю: слишком взволнована предстоящей встречей с родителями.

Какие они? Похожи на моих внешне? Как примут меня?

Гарда высовывается в окно и кричит кучеру:

– Домин, забыл что ли?! Сворачивай к Тыльному двору!

Кучер что-то бурчит в ответ. Экипаж разворачивается.

– Что значит «тыльный двор»? – меня колет неприятная догадка.

– Ну, тот, что сзади дворца… где чёрный ход… – поясняет Гарда. Она сама заметно нервничает. И я чувствую за всем происходящим подвох. Поэтому вывожу на прямой разговор:

– А разве я не принцесса, которая возвращается домой после долгого заточения? Разве у входа меня не должны встречать с фанфарами?

Гарда елозит, кусает губы, теребит косу.

– Всё так, моя госпожа, да есть одна беда… – говорит она наконец. И таким жалостливым тоном, словно просит: не спрашивай больше!

Но я неумолима:

– Что за беда?

Гарда обречённо выдыхает:

– Женихи.

Опускает глаза, отодвигается подальше, будто боится, что ударю.

– Какие ещё женихи?

– Ваши, моя госпожа. Со всех краёв. Я же говорила: брат ваш сбежал, а матушке надо отношения с соседями поддерживать.

– То есть меня используют, как разменную монету? В качестве платы за мир и благополучие чужих мне людей?

– Это ваш народ! – строго заявляет Гарда. – И такова участь всех принцесс. Их рожают и растят для брачных уз во благо королевства.

Да уж, попала из одного переплёта в другой. Только свободу обрела, как у меня уже намерены её отобрать.

Ну, уж нет. Так не пойдёт. За свою свободу я поборюсь.

И, кажется, я совсем не хочу быть принцессой.

Глава 4. Семейные ценности

Выказывать своё недовольство Гарде – не стоит труда. Она человек подневольный. Возмущаться буду, когда останусь наедине с теми, кто решил всё за меня – моими «сказочными» родителями.

Домин выполняет распоряжение чётко и безукоризненно. Даже я, никогда не видевшая настоящих королевских дворцов, понимаю: мы на заднем дворе.

Мимо снуёт прислуга: у кого-то под мышкой гусь, кто-то тащит корзину с бельём, другой толкает тележку с углём. Одним словом, кипит совсем непраздная и недворцовая жизнь. По усталым озабоченным лицам заметно: этим людям совсем не до бесед за дорогим вином у каминов.

Гарда помогает мне выбраться из возка, и, ступив на брусчатку двора, я тут же оказываюсь в самом центре закулисной суеты.

А ещё – закрываю нос рукой: ароматы царят неблагородные.

Гарда ведёт меня через служебные помещения. Здесь у всех забот полон рот и никто не обращает внимания на девушку в скромном сером платье.

Я же напротив – рассматриваю всё с нескрываемым любопытством, стараясь запомнить каждую деталь.

И чувствую, как в душе зреет протест и недовольством положением дел. Я знаю, что такое тяжёлый физический труд – мы не всегда жили в городе и не всегда были достаточно обеспечены. Случались и тяжёлые времена, когда выживать удавалось только благодаря огороду и натуральному хозяйству.

Но одно дело, когда ты трудишься для себя и своих близких. Совсем другое – «вкалывать на дядю», как любит поговаривать мой отец. И уж совсем уныло, если ты лишён выбора «не вкалывать». Лишён возможности изменить свою жизнь и свой статус. Твоё место, место твоих детей, твоих внуков – строго определено. Ты – на кухне: жаришь, паришь, варишь. Ты – на скотном дворе и в птичнике. Ты – гнёшь спину в прачечной. И никакого просвета, никакой надежды, никакого продвижения по карьерной лестнице, наконец!

Это пугает и возмущает.

Стоит принять титул принцессы лишь для того, чтобы устроить здесь маленькую победоносную революцию.

Но… сначала не мешает понять, что тут к чему.

Да и посмотреть вокруг стоит, когда ещё такое увижу! Ведь подсобки всех видов закончились, и на смену им пришли анфилады нарядных залов – один краше другого. Тут в каждом можно задержаться подолгу, как в музее, рассматривая лепнину, фрески, гобелены, статуи, цветочные вазы, драгоценную мебель, любуясь мрамором, позолотой, глазурью…

Но задержаться мне нигде не дают.

Гарда упрямо тащит вперёд и вперёд, бормоча:

– Идёмте-идёмте, тут за всю жизнь всех красот не пересмотришь.

Наконец, мы оказываемся возле массивной двери, перед которой застыли два рыцаря с алебардами крест-накрест.

Глядя на рыцарей, кажется, что их так и выковали. Будто они – механизмы. И чтобы войти внутрь, нужно ввести на какой-нибудь секретной панели не менее секретный пароль. А ещё лучше – биометрические данные: отпечатки пальцев, скан сетчатки глаза.

Но у Гарды есть особый ключ, открывающий двери в королевских дворцах:

– Принцесса Илона! К Их Величествам!

Рыцари, грохоча и лязгая доспехами, расступаются и разнимают алебарды. Ни один мускул при этом не вздрагивает на суровых лицах бравых стражников. Они так и продолжают смотреть прямо перед собой через приоткрытые забрала.

Дверь тоже открывается, как по волшебству. Лишь потом я замечаю целую вереницу слуг – мужчины в зелёных с серебром ливреях, женщины – в красных с золотом платьях. Словно кто-то просыпал на мраморный пол низку изумрудов и рубинов.

В конце вереницы – толстоватый лысоватый мужчина, в наряде которого сочетаются серебро и золото, красный и зелёный. В руках у него развёрнутый свиток.

– Марсель, придворный церемониймейстер, – шепчет мне на ухо Гарда. – Сейчас он объявит вас, и вы пойдёте. Мне дальше нельзя.

Нервно сглатываю – столько правил! Как же мне разобраться в них без верной Гарды? Ладно, пока мы вместе, проясним кое-что.

– Почему слуги так одеты – в зелёное и красное?

– Цвета короля и королевы.

– У них есть личные цвета?

– Разумеется! У всех правящих особ есть личные цвета. У короля – зелень и серебро, и королевы – пурпур и золото.

– А какие цвета у меня?

– Родители скажут вам. Но если у вас нет своих цветов, вы всегда сможете принять цвета мужа.

О нет! Навязанного мне мужа я точно не приму. Не с цветами, не без цветов.

Церемониймейстер зачитывает хорошо поставленным дикторским голосом:

– Её Высочество принцесса Илона, единственная законная наследница трона и короны Северной Атомики.

Гарда слегка подталкивает меня в спину и стягивает с моего плеча слинг с тэнг-драмом:

– Вперёд! Ну же! А это, – она приподнимает завёрнутый в полотенце музыкальный инструмент, – я пришлю в вашу комнату.

В её полных любви глазах дрожат слёзы, но при этом светится невероятная гордость за воспитанницу. Я едва сдерживаю порыв обнять верную прислужницу. Но все смотрят на меня и ждут.

И я, проглотив слёзы, шальная от волнения, делаю шаг навстречу своей новой судьбе.

Иду прямо, стараюсь не оглядываться.

Краем глаза замечаю, как склоняются мужчины, как приседают в реверансах женщины.

До слуха доносится: «Ваше Высочество», «Рады видеть вас снова», «Какая красавица»!

Я почти бегу, подхватив длинную юбку.

Все эти церемонии пугают, выбивают из колеи. От переживаний пульс стучит в висках.

И вот уже конец длинного ряда слуг. Последняя пара – мужчина с одной стороны и женщина – с другой – берутся за руки, и передо мной будто закрывается турникет, вынуждая остановиться.

Я оглядываюсь по сторонам и понимаю, насколько роскошно помещение, в котором я оказалась. По сути, это огромная, почти пустая зала. Стены обиты шёлком, пол покрыт мраморной плиткой, на потолке лепнина и идиллические фрески. Хрустальная люстра, как в каком-нибудь Большом театре, свешивается с потолка и сияет сотнями свечей.

В центре зала – небольшой круглый подиум. Здесь, кажется, собрана вся мебель – стулья, диванчики, кресла, чайный столик. Всё – белоснежное, с фигурными ножками и спинками, тронуто золотой патиной и обтянуто парчой. К подиуму ведут три ступеньки, на каждой из которых – слуги в высоких белых париках, они одеты в серебряные и золотые ливреи, короткие штаны и белые чулки, на ногах – башмаки с пряжками. Одни держат перекинутую через руку салфетку. Другие – подносы с чайными приборами. Третьи – золотые ушастые тазы. Для омовения рук, догадываюсь я.

Лакеи замерли, как статуи. Если бы изредка не моргали, их вообще трудно было бы принять за живых людей.

От подиума буквой «Т» расходятся ковровые дорожки. Зелёная с серебром – вправо, алая с золотом – влево. В центре они соединяются, будто сливаются две реки, и дальше уже бурая, окаймленная бронзой, течёт ко мне.

Края верхушки «Т» упираются в двери: серебряную правую (на ней замер дракон) и золотую левую (тут встаёт на дыбы грифон). У каждой – по швейцару в мундирах. Они крепко сжимают дверные ручки, готовые в любой момент распахнуть створки перед входящим. Что, впрочем, и делают, когда церемониймейстер оглашает следующие имена:

– Их Величества король Андрас и королева Юлия, великие и славные правители Северной Атомики.

Раздаётся звук фанфар, ударяют литавры (а я и не заприметила музыкантов!), на ковровых дорожках появляются мои мама и папа.

Такие красивые!

На маме роскошное платье из тёмно-красного бархата, расшитое золотом, усыпанное жемчугом и рубинами. Волосы собраны в замысловатую причёску, которую венчает изящная корона. На плечах у неё пурпурная мантия, отороченная горностаем. Каждое движение мамы выверено, полно достоинства и подлинного величия. Папа – в изумрудно-зелёном мундире верховного главнокомандующего. Эполеты и аксельбанты отливают серебром, ордена поблёскивают алмазами. За его спиной развивается плащ из серебряной парчи. Отцу, с его стройной осанкой и военной выправкой, невероятно идёт такой наряд.

У центра они встречаются, приветствуют друг друга коротким:

– Мой король!

– Моя королева!

Потом мама протягивает ему руку, отец принимает её, и они идут так, будто собираются танцевать менуэт.

Останавливаются метрах в двух от меня. Смотрят, словно не могут наглядеться. Я тоже не в силах оторвать от них взгляд.

Мамочка! Папочка! Родные мои!

Бесцеремонно «открываю» импровизированный «турникет» и бегу к ним навстречу.

Обнимаю обоих сразу.

– Мама! Папа! Я думала, не увижу вас больше! Мне было так страшно там в башне. И я так рада вас видеть.

Целую их, прижимаюсь к ним ещё крепче.

Но король и королева лишь замирают, а в зале воцаряется гнетущая тишина.

Всеобщее оцепенение прерывает звук пощёчины. Отпрыгиваю, к лицу будто прижали горячий утюг. Глаза щиплет от злых слёз.

Королева гневно смотрит на меня, буквально прожигает взглядом. Её губы возмущённо поджаты.

– Что ты себе позволяешь, дрянная девчонка?! – не говорит, выплёвывает она.

– Но… мы не виделись столько лет… я скучала…

– Это неслыханно! – продолжает королева. А потом полуобрачивается к мужу: – Всё ваша доброта, Андрас. Это вы решили приставить к дочери необразованную крестьянку – вот и полюбуйтесь теперь! Сущая дикарка!

Король жалобно и безвольно улыбается:

– Ваше Величество, – лепечет он, – вам стоит войти в положение. У девочки эмоции.

Меня передёргивает. Это – мой отец? Нет! Папа никогда не был тряпкой и не унижался перед мамой. Он у нас – настоящий глава семьи: строгий, но справедливый. Умеющий сочетать властность с любовью и уважением. Мой папа был кем угодно, только не лебезящим подкаблучником!

Это не он.

А королева! Всего лишь тёмная ведьма, укравшая лицо моей милой мамы.

Прочь иллюзии! Это – чужие мне люди!

Королева продолжает бесноваться:

– Где эта мерзавка, которая должна была как следует воспитать принцессу?

Она сканирует зал, словно какой-нибудь киборг-злодей из американского боевика.

Слуги, до этого стоявшие статуями, хватают Гарду, волокут её, причитающую, сквозь строй, где каждый норовит то пнуть, то плюнуть, и швыряют к ногам короля и королевы.

Правительница наклоняется и тоже хлещет её по лицу, но если меня просто рукой, то Гарду – веером. Тяжёлым даже на вид, поскольку он весь осыпан драгоценными камнями. На щеке Гарды остаются вмятины и царапины, из носа капает кровь, но она кидается к раззолоченным туфелькам королевы и тоненько воет:

– Простите! Простите меня, Ваше Величество! Я старалась, разъясняла ей правила… Но – зелёная вспышка… Девочка в беспамятстве!

– Ты, похоже, тоже, раз осмелилась привезти её сюда в таком состоянии! Но у меня есть отличное средство, чтобы вернуть тебе память! – Королева сейчас совсем некрасивая: лицо всё пятнами, глаза побелели, того и гляди пену пускать начнёт. – Ката сюда!

– Не надо ката! – взывает Гарда. – Пощадите! Помилуйте!

Я сначала не могу сообразить, о ком речь, кто такой этот «ката», но когда вижу в дверях верзилу в красном колпаке и кожаном переднике, понимаю, наконец, кто таков.

Палач!

И, уже не думая о том, что будет, юркаю между королевой и Гардой и расставляю руки, прикрывая последнюю собой.

– Гарда тут не причём! На меня действительно странным образом повлияла зелёная вспышка. – Вскидываю глаза, смотрю на королеву прямо и, надеюсь, гордо. – Но если вам не терпится кого-то наказать, накажите меня!

Королева задыхается гневом. Но прежде, чем она успевает обрушить его на мою голову, король трогает её за рукав и говорит всё тем же бесящим раболепно-приторным тоном:

– Моя королева, гнев ваш праведен, но в данном случае я прошу вас о снисхождении к бедной девочке. Она действительно ничего не видела в своей башне. Испугалась, растерялась… А тут ещё эта вспышка! Простите бедняжку и её воспитательницу. Всегда надо давать шанс.

Он нежно гладит королеву по изящной усыпанной кольцами ладони. Венценосная особа постепенно успокаивается и сменяет-таки гнев на милость.

– Благодари своего отца, маленькая негодница, – презрительно произносит она, – за его доброту. И, – машет на нас рукой, – обе вон. С глаз моих!

Она обводит шеренгу придворных дам. Тыкает в одну из них – рыжеволосую и моложавую – пальцем.

– Ты, да-да, ты, – говорит королева (видимо, запоминать имена слуг она не считает нужным), – проводи принцессу в её комнаты. А эту, – она указывает на бедняжку Гарду, – накажи сама. Только не сильно, я сегодня милостива.

Фрейлина приседает в реверансе, затем берёт меня под руку и уводит. Гарда плетётся следом, лепеча что-то про мою невероятную доброту. Но это не доброта, а справедливость. У меня она обострена до предела. Не выношу самодурства и произвола.

Гарда остаётся в холле, а меня заводят роскошную комнату. Здесь огромная кровать под пологом, трюмо и пуфик, шкаф и зеркало во весь рост. Позолота, беж, легчайший тюль, тяжёлый бархат, благородное дерево – все подобрано с таким тонким вкусом и изяществом, что любому современному дизайнеру стоило бы поучиться.

Женщина, сопровождавшая меня, представляется баронессой Фондеброк.

– Сейчас вам лучше отдохнуть, ваше высочество, – мягко говорит она и усаживает меня на пуфик возле трюмо. – Чуть позже я принесу вам поесть. И мы поработаем над вашими манерами. Завтра важный день.

– И что за день? – лучше сразу выудить как можно больше информации, чтобы знать, к чему готовиться.

– Завтра, – торжественно произносит баронесса, – будут определены ваши цвета и выбран будущий супруг. У нас уже всё готово к свадьбе.