Текст книги "Проклят тобою (СИ)"
Автор книги: Яся Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Яся Белая
ПРОКЛЯТ ТОБОЮ
Сказка о волшебном горохе
В стародавние времена на грядке у одного крестьянина вырос удивительный гороховый стручок.
На вид-то он был вполне обычный – горох как горох. Крестьянин даже бросил его в корзину к другим таким же стручкам. И, наверное, сварил бы из него суп. Но, упав, спелый стручок приоткрылся и показался ровный ряд крупных горошин. Вот они-то и были удивительными, потому что крестьянин никогда прежде не видел, чтобы обычный горох так сверкал.
Ганс – так звали того крестьянина – решил, что само небо послало ему сокровище в награду за долгие годы усердного труда. Он схватил удивительный стручок и, бросив в поле корзину с оставшимся горохом, побежал к жене.
Марта, жена крестьянина, женщина весьма разумная и отличная хозяйка, как раз колдовала на кухне – варила суп.
– Вот, Марта, взгляни! – с порога закричал Ганс. – Небо услышало молитвы и послало воздаяние за наше трудолюбие!
Он раскрыл кулак, в котором всю дорогу до дома сжимал свою драгоценность. На ладони лежал обычный гороховый стручок. Как те, что недавно Марта бросила в суп.
Женщина покачала головой.
– Ну что за дурень мне достался в мужья! – произнесла она в сердцах. – Какое же это воздаяние? Это просто горох!
Марта пребольно огрела мужа половником, выхватила у него стручок и намеревалась, уж было, бросить его в булькающий котёл, когда горошины засияли. Да так ярко, что женщина даже прикрыла глаза рукой.
– Что это такое? Никогда не видела, чтобы горох так светил!
– Вот, жена, я же тебе говорил! – подбоченившись, гордо заявил Ганс. – А ты сочла меня дурнем и ударила половником.
Марте ничего не оставалось, как извиниться.
Вместе они сели к столу, высыпали горошины на блюдце и стали любоваться ими.
– Заживём теперь! – радостно проговорил Ганс, откидываясь на скамье. Его губы расплылись в довольной улыбке. – Купим лошадь и козу. Ты будешь доить козу, а я отвозить молоко на рынок.
– Да, – вторила ему Марта. Она сидела, подперев голову рукой и уставившись в стену. Та давно нуждалась в побелке, но денег на известь у семьи не было. – И обязательно купим всё новое в дом. А ещё – наберём мне платьев, и я буду ходить в булочную каждый раз в новом наряде. То-то плотничьиха Клара обзавидуется.
– Ничего, – добавил Ганс, – зато этот зазнайка Марк перестанет задирать нос и не будет больше прогонять нас из своей мясной лавки. Знатный у Марка окорок, скажи же? Вот бы сейчас кусочек!
Проговорив это, крестьянин взял в руки одну горошину. Она блеснула ещё ярче, залив комнату зелёным свечением. И тотчас же Ганс и его жена оказались прямо на складе, что был позади лавки Марка.
Чего здесь только не было: ароматные колбасы, сочные окорока, лоснящаяся ветчина, копчения, соления!
У Ганса и Марты, которые давно уже не ели ничего, кроме горохового супа, даже голова закружилась. А слюнки и вовсе едва ли не на пол закапали.
Они отыскали пустой мешок и принялись наполнять его аппетитными яствами, не забывая при этом отрезать по ломтю и попробовать. Да напробовались столько, что сил не было двигаться. Так и улеглись рядышком прямо среди мясных деликатесов да и вскоре уснули.
Тут-то незадачливых воров и обнаружил приказчик Марка, когда пришёл пересчитать товар. Увидел и поднял шум.
Ганс и Марта спохватились, давай домой собираться, но только вот горошина больше не горит.
Что они не делали – тёрли, дули, упрашивали, плакали. Горох как был горохом, так и оставался.
Со злостью отшвырнул Ганс бесполезную горошину. Она запрыгала по полу и закатилась прямо в щель. А оттуда – ну сверкать! Только не достать было уже, да и не успели: Марк с сыновьями ворвались в лавку.
Здорово намяли они бока Гансу и Марте. Кое-как те доковыляли домой. А там – новое несчастие. В мясную лавку они перенеслись так быстро, что не успели закрыть окно, возле которого как раз и стояло блюдце с чудо-горошинами. Вот сороки, падкие на всё блестящее, и растащили их все до одной.
Поплакали Ганс и Марта, но слезами горю никак не поможешь.
Тут женщину и осенило:
– А что если там ни один такой стручок был. Неси, муж, живее корзину.
Тут-то и вспомнил Ганс, что оставил весь урожай на грядке, побежал – а уже поздно. Соседские поросята забрались в огород, да весь горох в корзине и съели.
Так и остались крестьяне ни с чем.
– Но ведь сказка не закончилась? – маленькая Тонья чуть склонила голову набок. Её тоненькие косички смешно задираются вверх.
– Почему ты так решила? – спросила Сказочница, захлопывая Книгу-Всех-Историй.
– Потому что сороки унесли горошины! Значит, они где-то есть! – вмешался непоседа Торин. У него непослушные светлые волосы и круглый, как картофелина, нос, весь в веснушках.
– И потому что ещё одна горошина осталась в мясной лавке Марка, – заметила степенная Олие. Её глаза – удивительно синие. Очки делают их ещё больше и выразительнее.
– Всё верно, – проговорила Сказочница. – История волшебных горошин ещё не закончилась. Но вот наше занятие подошло к концу. Все по домам.
Дети захлопали партами, зашуршали сумками, собираясь.
И только Питер, пухлый и немного медлительный, запихивая в рюкзачок толстенную книгу сказок, произнёс:
– Постойте, госпожа Сказочница, вы не можете нас так просто отпустить. Вы ведь не задали нам на дом!
Сказочница улыбнулась.
– Это хорошо, Питер, что ты такой внимательный. Я всё ждала, кто же заметит.
– Так что нам делать дома? – хором залопотали дети, окружив учительницу.
– Конечно же – сочинить сказку. – Она потрепала каждого по голове. – Вы у меня умнички! Я верю, что у вас получатся удивительные сказки.
– А о чём должна быть эта сказка?
– Позволите, юные судари и сударыни, мне вклиниться в вашу беседу? – вежливо раскланявшись, спросил Поэт. Во время занятия он сидел за столиком у окна и слагал вирши. Сейчас подошёл и обнял свою жену, рыжую Сказочницу.
– Конечно! Конечно! – закричали дети. – Скажите нам, господин Поэт, о чём же нам сочинить сказку?
Он задумался, приложив тонкий, перепачканный чернилами палец к губам. Потом глаза его заблестели и он воскликнул:
– О! Пусть это будет сказка о болтливой жене!
– Но при чём же здесь волшебные горошины? – спросила Олие.
– А вот это и будет вашим заданием, – ответила Сказочница, – рассказать нам, как же волшебные горошины связаны с болтливой женой…
Она подмигнула детям, тронула мужа-Поэта за плечо и оба исчезли на глазах изумлённой ребятни. Но мальчишкам и девчонкам нравились чудеса. Поэтому они засмеялись, загомонили и вприпрыжку направились прочь из класса, обсуждая новую сказку…
И лишь потревоженная Книга-Всех-Историй недовольно прошелестела им вслед…
ЧАСТЬ 1. НЕ БОГИ ГОРШКИ ОБЖИГАЮТ
Глава 1. День рожденья – праздник детства
Чёртовы серёжки!
Всё ухо ими расцарапала, пока продела.
Ненавижу спешку. Вещи будто чувствуют твоё состояние и как нарочно не хотят слушаться. Платье по-прежнему липнет к колготкам, хоть я извела уже тонну антистатика. Кольца соскальзывают с пальцев. А серьги, вон, никак не получалось вдеть.
– Илоночка! Ну где ты там? Гости скоро будут! Не мне же их встречать?!
Ррр, мама! Не торопила б, я бы уже спустилась.
Оглядываю себя в зеркало. Ну конечно – макияж от моих телодвижений поплыл, причёска «я-упала-с-самосвала», платье всё перекручено.
А ну его всё к чёрту! Не хочу! Мой день рождения или как? Сегодня вообще могу валяться, плевать в потолок и хандрить. Ещё можно было бы постить фоточки в Инстаграм. И лениво переписываться в ВКонтакте, ахая с глупых аляпистых открыток с котиками. Наверное, уже всю ленту ими завалили. А ещё виртуальными тортиками, букетиками и однотипными пожеланиями.
В горе и радости люди всегда лицемерят и усиленно делают вид, мол, им не всё равно, что там у других. Мы отлично научились поздравлять и выражать соболезнования, не вкладывая в свои слова ни грамма эмоций! Их уже давно заменили смайлики. Скоро люди общаться станут исключительно смайлами и стикерами. Грустно – плачущий котик, весело – радостный котик, любишь кого-то – котик с сердечками в глазах.
– Илона! – мамин голос выводит из оцепенения. Прихожу в себя на пуфе у зеркала с расческой в руках. Дурацкие мысли всегда лезут в голову не вовремя, а я всегда на них залипаю. – Приехал Кирилл и уже поднимается к тебе!
Этого ещё не хватало.
– Нет! – ору, кидаясь к двери. – Я ещё не одета!
– Ты же в лифчике. А на пляже и в бассейне я тебя всё равно видел! Что-то новое появилось вряд ли. Разве что ты сделала экстремальную татуху? – ехидно комментирует мой вопль Кирилл и неотвратимо приближается, топоча по лестнице, как стадо слонов.
Кирка большой и немного неуклюжий. Может, например, ненароком стукнуть, разворачиваясь в лифте, а потом долго и заискивающе извиняться. Но, в общем и целом, Кирка – идеальный старший брат. Жалко только – не мой.
Он распахивает дверь и загораживает собой весь проём. Мама называет Кирилла «ходячий шкаф» и она полностью права. Лучший друг моего старшего брата, мой любимый почти-брат вымахал под два метра. Да и вообще он – девичья мечта. Таким красавчикам только в кино сниматься. Его улыбка во все тридцать два отлично смотрелась бы на постерах и билбордах.
– Ну вот, обманщица, – он притворно обижается и грозит мне пальцем, – ты же одета, и классно притом. Тебе очень идёт это платье. Клёво! Подчёркивает цвет лица!
В Кирку летит подушка в виде слоника. Потому что платье на мне – серо-голубое!
Кирилл ловко уворачивается, ловит слоника за хобот и ржёт.
– Как же мне нравится, когда ты бесишься, коть! – говорит он и бесцеремонно плюхается на кровать. На мою кровать, между прочим!
Я так долго подбирала это голубое с золотом покрывало под цвет обоев и штор. А он, свинота такая, завалился прямо в ботинках.
Кир закидывает руки за голову, как на пляже, и вещает дальше:
– Если честно, коть, платье – полная хрень. Снова Юлия Петровна посоветовала? – он подмигивает. – Ну скажи, скажи! Я ей не слова! Могила!
Ой, знаю я его могилу! Тут же разболтает маме и будет меня весь вечер подкалывать. А мама, конечно, ничего не скажет прямо, но страшно обидится.
– Не получится у тебя хайпануть за мой счёт, милый, – корчу рожицу. – Это Марина подсуетила. Лучшая модель из её последней коллекции. Которую кто-то, – закавычиваю «кого-то» пальцами, – восторженно хвалил в своём видеоблоге.
Но Кир непробиваем, как броня звездолёта. Он лишь хмыкает, подкидывает и ловит, перекручивая в воздухе, подушку-слонёнка.
– И на старуху бывает проруха. Не всё ж Марине шедевры создавать.
Сажусь на кровать рядом, легонько шлёпаю его по коленке:
– Маринка была бы в восторге, что ты её старухой обозвал.
Кир заводит глаза под лоб:
– Это же устойчивое выражение, коть. Слышала про такие? – Он отпускает мне ласковый щелбан. – Тоже мне – отличница!
Фыркаю и отворачиваюсь. Показываю, что крайне недовольна его поведением. А сама слежу краем глаза.
– Не дуйся, коть, – он приподнимается, обнимает и тянет к себе. В его объятиях тепло и чувствуешь себя защищённой от всего на свете. Даже со Стасом у меня не так, а ведь он родной брат! – Платье тебе реально не в тему. Как Марина могла так просчитаться. Снимай и давай тащи сюда всё, что есть в шкафу. Готова перетрясти своих скелетов?
Он подмигивает и ухмыляется.
Я снова фыркаю:
– У меня нет скелетов в шкафу.
Кир вальяжно, как сытый кот, тянет:
– А если найду, – и уже даже приподымается, чтобы начать поиски.
Я, как заправская спортсменка по прыжкам в длину, в пару махов оказываюсь у гардероба и загораживаю его, раскинув руки:
– Не пущу!
– Тогда пошевеливайся сама. А то сейчас заявится тётя Сима и поволочёт тебя за стол, в чём поймает.
Это да, тётя Сима может. Хоть в трусах потащит. А-то как же, она явилась, значит – пора за стол, а именинницы нет. Непорядок! Поэтому, чтобы предотвратить разрушительные последствия урагана «тётя Сима», открываю дверцу шкафа – будет служить мне ширмой – и начинаю снимать вещи с «плечиков». Весь ворох сваливаю на кровать.
Кир оживляется и рассматривает мои наряды с видом знатока. Хотя он действительно знаток. Лучший обозреватель модельного бизнеса. У него даже награда есть. В общем, выбор женской одежды Кириллу можно доверить смело. А вот с мужской – сложнее. Эту его дикую футболочку «Ангел 100 %» мне хочется разодрать в клочья.
Хорошо, что Кир не замечает мой кровожадный взгляд. Друг поглощен тем, что подбирает мне туалет.
– К твоим серебряным волосам нужно что-то контрастное. Чёрное или тёмно-синие. Ну-ка попробуй вот это и вот это.
Он протягивает мне два платья, и я юркаю за импровизированную ширму.
Темно-синее он отметает сразу, как только являюсь в нём пред светлые, точнее зелёные, очи.
Морщит нос и машет рукой, бормоча:
– Спасите мои глаза! Дайте это развидеть!
Спешу удовлетворить просьбу, сама не в восторге, хоть и зацепила своё отражение лишь краем глаза.
А вот когда я появляюсь в чёрном, Кирилл даже присвистывает. Встаёт, медленно подходит ко мне, разворачивает к зеркалу.
Я по жизни худенькая и невысокая, а рядом с Киром, которому едва достаю головой до груди, и вовсе выгляжу хрупкой статуэткой. Чёрное кружево элегантно обволакивает мои плечи, лиф из плотной ткани выгодно подчёркивает небольшую грудь, корсаж обнимает длинную тонкую талию. Юбка струится по бёдрам и внизу расходится широкими фалдами.
Кир берёт заколку – чёрный «крабик», усеянный кристаллами Сваровски, и собирает мне волосы так, что всё их тёмное серебро льётся на правое плечо.
В нём умер крутой стилист. И зачем подался в обозреватели?
– Ты сейчас просто сказочная. И уже совсем взрослая. Подумать только, двадцать два года. А мне казалось: не доживу.
Пинаю его совсем не по-девичьи по ноге. Нашёлся мне старикан в неполные двадцать восемь.
Кир показательно прыгает и воет, будто ему в самом деле больно. Но по бесенятам в искрящихся зелёных глазах вижу – ни капельки.
Поэтому тихо прыскаю в кулак.
Спектакль заканчивается так же внезапно, как и начался. Кир замирает и несколько секунд, склонив голову к плечу, любуется мною.
Даже краснею от такого пристального внимания.
– Коть, замри и стой так, – командует он. – Я фотик внизу оставил. Мигом мотнусь.
Я, конечно же, не слушаюсь – мне ещё надо выбрать туфли и подправить макияж. Но когда Кир возвращается с фотоаппаратом, охотно позирую. Вообще я нефотогенична, и меня нужно долго упрашивать пофоткаться. Но Кирилл – он умеет снять так, что я выхожу богиней. И чувствую потом себя ею же.
С фотосессией покончено, Кир картинно раскланивается и говорит:
– Позвольте вашу ручку, моя королева.
Я делаю ответный шутливый реверанс и вкладываю свои пальцы в его ладонь. Он ведёт меня по лестнице торжественно и трепетно, словно мы не на дне рождения обычной девушки, а и впрямь во дворце и собираемся открывать бал.
Дом у нас хоть и двухэтажный, но совсем не дворец. Несколько комнат ещё в ремонте, который, как любит говорить папа, «можно приостановить, но нельзя закончить». У нас и приостановлен – с деньгами сейчас напряжёнка. Я даже отмечать день рождения не хотела. Но речь шла о «папиной принцессе», а в этом вопросе мой отец не терпит возражений. С самого моего детства жил по принципу: у моих детей будет всё самое лучшее. При этом нас со Стасом отнюдь не баловали.
Кирилл бережно передаёт меня папе:
– Вот, доставил ваше сокровище, Андрей Викторович, в целости и сохранности.
Папа обнимает меня и целует в щёку. Стас, мой дорогой братик, взрывает хлопушку. А Оля, его новая девушка, отпускает к потолку гирлянду шаров с надписью «Happy Birthday to you». В глазах мамы блестят слёзы.
Она тоже расцеловывает меня и горячо прижимает к себе:
– Какая ты у меня уже большая! Какая красивая! И как хорошо вы смотритесь с Кириллом!
Я знаю, что мама давно лелеет мечту поженить нас. Но Кирилл любит девочек постарше и уже который год сохнет по Марине.
Мама всё это знает, но каждый раз, когда Кирилл приезжает к нам, начинает ту же «песню». Материнское сердце упрямо. А дочернее – своенравно. Я никогда не приму выбор, сделанный за меня. Как бы этого не хотелось любимой маме.
Дальше гости, гости, гости. Вечные проблемы – куда ставить цветы и зачем нам пятый сервиз? Мамино шиканье про «дарёного коня». Громогласные возгласы тёти Симы на тему, когда же она сможет понянчить моего первенца и её же разглагольствования о современной молодёжи, не видящей реальной жизни «за своими интернетами». Кир, ехидно напевающий: «День рожденья – праздник детства, и никуда-никуда-никуда от него нам не деться». Ненавистная мне попса, потому что «а подо что гости будут танцевать». Родители, которые только и знают, что курсируют между столом и кухней, будто слуги в королевском замке, спешащие накормить придворных.
Бедные мои! Точно знаю, что всю ночь не спали. Папа возился с мясом, мама – с тортом.
Вот за это – за усталых измотанных родителей, старающихся держаться бодро и шутить, я и ненавижу праздники.
Я вообще не компанейский человек. И через полчаса этого фарса у меня раскалывается голова и скулы сводит от дежурных улыбок.
Чмокнув маму в щёку и извинившись перед гостями, которые решают, перейти ли уже к десерту или продолжить с горячим, ухожу к себе в комнату.
У меня тут отличная звукоизоляция. Закрыл дверь – и полная тишина. А мне сейчас очень нужно хотя бы несколько минут тишины.
Но полежать не получается, едва голова касается подушки, нарисовывается Кир.
– Не злись, коть. Я быстро. Только подарю и уйду.
Решаю махнуть рукой на мигрень и чувствую себя любопытной кошечкой, почуявшей лакомство.
У Кира всегда классные подарки, не то что «нужные» от тёти Симы.
Сажусь, Кир опускается рядом и достаёт из кармана небольшую коробочку.
Меня бросает в ледяной пот. Нет, только не это! Кирка, не порти всё! Мы же только друзья, так нечестно!
Должно быть, он считывает панику на моем лице, ласково похлопывает по плечу и говорит:
– Успокойся, коть. Это не то, что ты подумала. Убедись сама.
Я осторожно открываю коробочку, как будто оттуда сейчас выскочит нечто и укусит прямо за нос.
Но всё оказывается не так страшно – на маленькой подушечке из голубого бархата лежит… горошина.
Да-да, обычная горошина. Очень яркая аппетитная горошина.
Но прежде, чем я успеваю вскинуть брови в своём фирменном «Что за фигня?», Кир поворачивает прикроватную бра, и горошина начинает сиять.
Изумрудные зайчики скачут по стенам, и я, восторженная и завороженная, не могу оторвать от них взгляд.
– Она драгоценная? – спрашиваю и осторожно трогаю гладкую поверхность. На ощупь как жемчуг. – Что это за камень?
Кир таинственно улыбается.
– Помнишь, ты злилась, что неподалёку от твоего сувенирного открылась антикварная лавка.
Киваю. Ещё бы не ругаться – такой отток клиентов, ринувшихся на «что-то новенькое»!
– Но причём тут та лавка?
– Притом, что именно там я купил эту вещицу.
Недобро щурюсь:
– Конкурентов поддерживаешь?
Кир разводит руками.
– Я ничего не мог поделать, хозяин лавки утверждал, будто эта штука – волшебная!
– В самом деле? – скептически оглядываю горошину. Сияет как-то… коварно, что ли. Словно говорит: а ты проверь? – И как же она… работает?
Кир пожимает плечами.
– Не знаю, коть. Твой подарок, тебе и испытывать. Хотя, постой. Тот чувак, кажется, сказал: она исполняет желания. Например, может перенести тебя куда угодно!
– Вот прям куда угодно? – недоверчиво бормочу я, но с кровати на всякий случай, спускаюсь.
– Узнай сама. Твой подарок.
– Хорошо.
Облизываю губы – во рту пересохло от волнения: не каждый день тебе дарят волшебные горошины. Аккуратно вынимаю свой подарок из бархатного плена ложемента, зажимаю в кулаке, выхожу на середину комнаты и прочищаю горло – заветное желание должно звучать чётко, чтобы вселенная вняла каждой букве:
– Хочу очутиться в сказке!
Но не выдерживаю и в конце хихикаю. Ну что за абсу…
…Пол разверзается, утягивая меня в громадную воронку.
– Кир! Кир! – в панике ору и тяну к нему руки.
– Держись, коть! Я не оставлю тебя!
Он тоже прыгает в воронку. Нас крутит, вертит, ударяет друг об друга и разбрасывает по сторонам. Все попытки дотянуться оказываются бессмысленными. Кажется, я реву в голос и охрипла от собственных криков. Кирилл – когда я последний раз вижу его лицо – выглядит испуганным и виноватым.
Нас растаскивает ещё дальше.
Я ухаю в настоящий смерч, меня «выбрасывает» в каком-то помещении, я больно ударяюсь головой и проваливаюсь ещё дальше – в абсолютно чёрную бездну, в забытьё…
Глава 2. У каждого своя сказка
Прихожу в себя медленно. Затылок ломит, а на веки словно повесили огромные гири. Но всё-таки удаётся кое-как разлепить глаза. Правда, сразу же зажмуриваюсь вновь. Свет… Он косо бьёт из окна под потолком.
Под потолком? Но в моём доме нет таких окон!
Уговариваю себя встать и оглядеться.
Когда белое пятно перед глазами, наконец, рассеивается, взгляд упирается в неоштукатуренную каменную кладку. Скольжу по ней взглядом до самого окна под потолком. Комната кверху чуть сужается. Или это у меня до сих пор всё плывёт?
Что за чёрт? Такое впечатление, будто я в какой-то башне!
Кир, какую хрень ты мне подарил? Где я?
Держась за тёмный необработанный камень стены, кое-как встаю.
Да уж. Если это шутка, то явно неудачная, Кир.
Комната небольшая.
Львиную долю пространства занимает кровать, с которой я сейчас и сползаю. В углу – грубо сколоченные стол и табурет. В другом – средства гигиены: кувшин, медный таз и, видимо, ночной горшок. Рядом бочка с водой. Походу – сразу для всех нужд.
На тумбочке возле кровати странный предмет. Напоминает уменьшенную копию летающей тарелки. Подхожу ближе. Замечаю на верхней крышке (или что у него там?) прорези, похожие на остриё копья. Тихонько стучу по непонятной штуковине. Она отзывается тонким приятным звуком. Нечто среднее между «музыкой ветра», поющей чащей и металлофоном.
Кир учёл даже мою любовь к удивительным музыкальным инструментам. Как мило. Или это не Кир?
По стенам – полки. На них аккуратными стопками сложено постельное бельё, вещи и стоят книги. Очень много книг. Словно владелец комнаты ограбил библиотеку. Судя по корешкам, инкрустированным золотом, и надписям готическими шрифтами, – фонд редкой книги.
Книги я тоже люблю.
Но сейчас мне был бы куда интереснее другой предмет. Зеркало. Обычное, мать его, зеркало!
Но зеркала нет.
А я чувствую себя как-то странно, голову оттягивает назад. Только сейчас обращаю внимание на свою шевелюру. Невозможно длинная! До пяток.
Помню, в детстве я всё время хотела стать настоящей принцессой. И почему-то думала, что у меня обязательно будут волосы до пола. Мне тогда казалось, что это невероятно красиво: идёшь, а за тобой – шлейфом – волосы.
Вот уж воистину – бойтесь своих желаний.
Заодно обращаю внимание на одежду. Вместо дизайнерского платья – рубище из грубой ткани.
И что-то тонко звенит. Так, какие у нас ещё сюрпризы? Приподымаю замусоленный подол.
Цепь? Серьёзно? Да что за хрень!
– Кир! – ору я и сжимаю кулаки. – Кир, гад! Ну, погоди! Я выберусь отсюда! И надеру тебе зад! Заставлю сожрать твою дурацкую горошину! Это уже не смешно!
Мне никто не отвечает.
И двери в комнате нет.
Только окошко под потолком, откуда льётся слабый свет.
Я что и вправду попала в сказку? В фигову Рапунцель?!
Узнать бы, как я вообще выгляжу. О, точно! У нас нет зеркала, но есть бочка с водой. То есть, по сути, первобытный предмет для смотрения на свою красоту.
Наклоняюсь с опаской, ожидая увидеть всё, что угодно. Но в отражении я как я, обычная. Разве что осунувшаяся и с тёмными кругами под глазами. Но это терпимо, хорошо хоть какая-нибудь бородавка внезапно не выросла.
Поскольку делать всё равно нечего, решаю на всякий случай простучать стены. Вдруг какой-то камень поддастся и получится выбраться.
Только вот куда? Где я?
Ни один камень, на том расстоянии, куда я смогла дотянуться, не поддался.
Вот же блинство!
Без паники, Илона. Нужно успокоиться, сесть, а лучше лечь, вот так… кровать вполне удобная… вот и хорошо.
Когда они поймут, что я так не играю, они закончат представление и выпустят меня.
Должны выпустить.
Не звери же они.
Жалко, нет моих часов. Раньше меня бесило их механическое тиканье, но сейчас я была бы ему рада. Оказывается, это так ужасно – не знать, который час, год, какое вообще время.
Может, они где-то поместили камеры и теперь смотрят на меня в режиме онлайн и ржут?
Растягиваю губы в улыбке. Надеюсь, вышло достаточно нарочито?
Эй, ребята, пора заканчивать! Уже невесело! Стас, это же ты? Вы сговорились с Киром. На нём постановочная часть, на тебе – техническая, так ведь? Я угадала?
Стааасс, ээээйй, слышишь?!
Но только тишина и эхо: ишь-ишь-ишь…
Пробирает жуть.
Луплю по кровати изо всех сил. Ну, разве так можно! Взять и испортить весь день рождения! Ну что за гадство!
Чувствую, как подступают слёзы и в горле уже першит. У меня так всегда, перед тем как вот-вот разревусь. Но я не буду, не доставлю им удовольствие.
А может, стоит закрыть глаза, крепко-крепко, напрячься, а потом расслабится, открыть и всё…
Шаги! Точно шаги!..
Не определить откуда. Будто со всех сторон сразу.
Притворюсь, что заснула. Пусть на руках тащат. У меня стресс. Я заслужила. Заодно вполглаза буду смотреть, что у них за фокус с входом, который я не смогла найти.
Целый кусок стены взмывает вверх, будто театральная декорация из пенопласта. В образовавшем проёме появляется женщина с корзинкой в руках. Она ставит корзинку, нажимает на один из камней (эх, не успеваю увидеть, какой именно), и стена возвращается в прежнее состояние.
Я вскакиваю и смотрю на женщину, а сама думаю: если огреть поющей чашей, человек вырубится или нет?
Она невысокого роста, но плотно сбита и выглядит довольно крепкой. В целом, она вполне милая – доброе открытое лицо, мягкие округлые формы, толстая русая коса на плече, родинка на правой щеке. На вид моей гостье около тридцати пяти.
И, скорее всего, если я не буду вести себя дико, смогу получить ответы. Потому что даже вырубив её, вряд ли что-то смогу сама. Даже если и найду тот пресловутый рычаг в стене. А союзники мне совсем не помешают. Пусть даже этим союзником станет нанятая актриса.
Женщина перестаёт рассматривать меня, роняет корзинку и кидается заключать в объятия.
– Свершилось! Свершилось! Моя госпожа, пророчество исполнилось! Вы больше не уродина!
Высвобождаюсь из захвата, трясу головой и вскидываю руку вверх:
– Остановитесь! И давайте по порядку…
Она хлопает глазами, сглатывает, но всё-таки согласно кивает.
– Вот и здорово, сядьте, – указываю ей на табурет у стола, сама присаживаюсь на край кровати. – Давайте договоримся: я задаю вопрос, а вы на него честно отвечаете. Я понимаю, что вам заплатили. Но спектакль затянулся, и мне уже, прямо сказать, надоело всё это… – обвожу руками комнату.
– Немудрено, – вставляет женщина раньше, чем я успеваю задать вопрос, – Вы же здесь уже целых двадцать лет.
– Двадцать… лет… – поперхнувшись, повторяю я.
– Да, госпожа. Вас сюда же совсем крохотулькой принесли. И двух полных годков не было.
Тут меня разбирает смех. Хохочу весело и безудержно.
– Ну, ребята! Ну, молодцы! Такой сценарий! Душещипательно! А вы играете просто великолепно. И что вы с таким талантом делаете в нашем захолустье?
Женщина смотрит на меня ошарашено, а в конце тирады – нервно улыбается.
– Вы очень добры, моя госпожа, раз считаете меня талантливой. Но и очень злы, если полагаете, будто я играю. Я всегда была искренна с вами.
Она всхлипывает.
А вот это уже явный перебор.
– Прекратите немедленно! – срываюсь я. – Выведите меня отсюда. Я очень устала. Хочу видеть своих родных. И очень хочу намылить кой-кому шею.
Но женщина всхлипывает ещё громче и печальнее:
– Бедная моя госпожа, от длительного заточения у вас всё-таки помутился рассудок!
Я шарахаю ладонью по столу так, что книги на полках подпрыгивают. Женщина вздрагивает, втягивает голову в плечи, зажмуривается и жалобно скулит.
– Хватит! – ору я. – Заканчивайте! Самый худший день рождения в жизни удался! Прям, на Оскар! Уже невесело. Идёмте. Отведите меня к родителям. Я им всё выскажу!
Женщина робко приоткрывает глаза, но всё ещё не перестаёт причитать про бедную девочку.
Однако мои последние слова встречает с явным энтузиазмом.
– Да-да, – говорит она, вскакивая и суетливо выкладывая на кровать вещи из корзинки: гребень, сложенную одежду, башмаки… – Ваши матушка и батюшка, да благоденствовать им вечно, как раз и прислали меня за вами. Но только мой вам совет, милая госпожа, не вздумайте ничего высказывать! Ваша матушка сильно не в духе сейчас. После того, как ваш брат сбежал с той актрисой.
Сбежал? Вот же гад! Засунул меня сюда и тю-тю! Но Ольга же менеджер, а не актриса? Хотя актриса она тоже неплохая. Убедительно играет влюблённую. И да, если они уехали раньше времени, мама, конечно же, зла. И я буду. Брат называется!
– Хорошо, – уже более миролюбиво соглашаюсь я. – Этому прохвосту Стасу я сама позвоню и скажу, что думаю о его поведении. Вздумал мне тоже – сбегать!
– Так вы знаете, где он?! – радостно вскрывает женщина. – Он где-то рядом? В этой башне?
– С чего вы взяли, что рядом?
– Ну, вы же сказали «позвоню». Звонить, наверное, будете своим тэнк-драме? – она кивает на поющую чашу. И у меня глаза лезут на лоб.
– Так эта штука, чтобы звонить? Этакий новомодный телефон?
– Нет, – мотает головой женщина, – Она – чтобы играть. Извлекать красивые звуки. А что такое «телефон» я не знаю.
– Не знаете, что такое телефон? И что значит «позвонить по телефону» тоже не знаете? И что для звонка вовсе необязательно быть рядом?
– Нет, понятия не имею для чего он, этот телефон?
– Средство связи.
– Стало быть, вы всё-таки связываетесь с братом? Не зря говорили, будто вы – ведьма.
Взрываюсь:
– Сама ты ведьма! И мать твоя ведьма! И бабушка! И вообще все вы – семейка грёбанных ведьм! Решили свести меня с ума? Голову мне морочите? Ну, ничего! Вот подожди, я выберусь отсюда и устрою тебе сладкую жизнь! Ты у меня по-настоящему взвоешь!
Она бухается на колени, хватает меня за край рубища и затягивает с причитаниями:
– За что? Моя добрая госпожа, за что?! Я же всегда была преданна вам! Заботилась о вас! Из-за вашего уродства даже родная мать отвернулась от вас, а я нет! Пощадите, госпожа! У меня же дети!
Отбрыкиваюсь от неё, забираюсь на кровать, притягиваю колени и упираюсь в них головой.
Так, всё. Комедия начинает переходить в фарс.
– Знаете, я тоже хочу спросить: за что? Все эти муки в мой день рождения!
– Я всегда жалела вас, – по-прежнему стоя на коленях, продолжает причитать она. – Когда вас малюткой сюда в башню унесли – я сама королеве всё высказала. Меня тогда высекли. Но я не отступилась. Вы не были виноваты, что родились уродкой. А она!.. Что за мать, если отказалась от своей кровинки?!
