Текст книги "Огонь в океане"

Автор книги: Ярослав Иосселиани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

– Он, конечно, погиб? – воскликнул отец.

– Уай, боги мои! – всплеснула руками мать.

– Нет, видать, выжил, – развел руками  Виктор. – И опять продолжает запугивать нами народ. Хотел по заданию князей нас поймать, выслужиться, а поймали его мы, да вот упустили... Ну, ладно, где кошелек? Отдадим Коции, ему деньги пригодятся.

– Что вы? За кого вы меня принимаете? Деньги не возьму ни за что, – упорно отказывался отец.

– Не отказывайся. Разве можно с семьей так переселяться? – Тут высокий подбросил в руках пухлый кошелек. – Деньги очень старые, не знаю, имеют ли они силу за горами. Но попробуй. Может, пригодятся.

Он сунул отцу кошелек и вместе со своим товарищем снова полез на скалы.

Когда мы были на значительном расстоянии от места встречи с неизвестными, отец начал о чем-то вполголоса говорить с матерью. Всего я услышать не мог, но одна фраза, сказанная довольно громко, долетела до меня:

– Они, наверное, борются за равенство, а я их принял за абрегов... Эх, темнота!

– Почему он сказал, что старые деньги плохие?

– Не знаю, – глухо отозвался отец.

Мы проходили Бальский перевал. Это была граница Вольной и княжеской Сванетии.

– Вот, Яро, посмотри, – подозвал меня отец. – С этого камня начинается княжеская Сванетия. Все наши предки боролись, чтобы дальше него князей не пустить. И не пустили! А князя Путу Дадешкелиани, который старался хитростью и обманом покорить вольных сванов, ушгульцы убили.

На повороте лежал большой камень, означающий границу. Он ничем не отличался от других камней.

– Коция, расскажи про Путу Дадешкелиани, – попросила мать. Видимо, ей хотелось отдохнуть и дать передышку нам, детям. Да и сама она, наверное, была не прочь послушать отца.

– Давай присядем, расскажу. Солнце уже на закате, а мы ни разу не отдыхали и не ели ничего.

У ближайшего родника устроили привал. Мать дала всем по лепешке и по куску мяса.

– Ну, слушайте, – начал отец. – Ты ведь, Яро,  наверное, знаешь, как в песне поется: «Ушгульцы звери, ушгульцы чудовища! Почему вы убиваете старого Путу?»

– Знаю.

Мать тоже утвердительно кивнула головой.

– Ну вот, эта песня о Путе Дадешкелиани, – продолжал отец. – Давно это было. В 1547 году. Все свободные сваны знают тот год. Хитрый князь Пута Дадешкелиани вздумал обманом покорить вольных сванов. Но сваны раскусили его хитрость и решили отомстить за коварство. Они пригласили к себе в гости Путу. Князь долго не соглашался и пошел только на том условии, что ушгульцы оставят у него в доме двадцать заложников во главе с сыном ушгульского старшины. Угостили его на славу. Вино лилось рекой.

Но тем временем в церкви, что стоит на ушгульском холме, шли приготовления. Каждый ушгулец отрезал кусочек свинца от своей пули, и из этих кусочков была отлита одна пуля. Весь народ, все село брало на себя позор за нарушение законов гостеприимства. Пулей этой зарядили ружье и укрепили его в церкви, а к его курку привязали длинную веревку.

Пир был в разгаре. Князь пил вино, а из церковной двери оружие ждало только сигнала. Много хитрых и лживых слов сказал Пута ушгульцам. Наконец встал тамада, приказал: «Подайте нам красного вина, хозяева!» – и ушгульцы потянули за веревку смерти. Княжеская кровь обагрила лужайку у церковной ограды.

С тех пор на страх всем, кто посягает на нашу свободу, в той церкви хранится одежда Путы Дадешкелиани, или, как его зовут у нас, Дачкелиани. Хранится и веревка, которой тянули за курок ружья. И с того года никто не мог сломить свободы нашего народа. Только царь сумел опять-таки хитростью добиться от нас присяги. С тех пор пришли к нам эти проклятые приставы.

– Несчастный Пута, где же его похоронили? – как всегда, сердобольно спросила мать.

– Не знаю. – Отец встал с места. – Я на том  пиру не был, и слава богам, что не был. Ведь это происходило триста с лишним лет назад.

Отец принялся готовиться в дальнейший путь.

И опять началась длинная, опасная дорога. Впереди снова шел Реаш, следом за ним гуськом все наше семейство.

Шли очень долго. Все молчали. Я думал о дедушке и бабушке. Наверное, они говорят о нас. Дедушка сидит в своем кресле, вздыхает, кротко приободряет бабушку, а сам печально смотрит своими выцветшими глазами куда-то в темный угол.

– Где будем ночевать? – спросила мать, когда стало темнеть.

– Скоро дойдем до села, там и переночуем, – спокойно ответил отец.

Тропа снова подвела нас к обрыву. Опять приходилось отворачиваться от головокружительной кручи. Наконец мы вышли на небольшую площадку, которую пересекал хрустально чистый ручей.

– Остановись! Убью!..

Я услышал металлический звук. Это щелкнули затворы винтовок. Два дула смотрели на нас со скалы.

Все остановились. Только Реаш, как и в прошлый раз, пошел дальше.

– Останови осла! – приказал тот же грубый голос.

Отец побежал останавливать нашего неразумного катера. В это время из ложбины показался человек, старательно укутанный башлыком. Лица его не было видно, сверкали только злые глаза.

Одет человек был по-свански.

– Коция, мы шутить не намерены! – неожиданно он назвал отца по имени. – Кто нас обманет, того ждет вот что, посмотри!

Бандит револьвером, который он держал в руке, показал в сторону от родника.

Под деревом валялись два трупа в окровавленной и растерзанной в клочья одежде. У меня в глазах потемнело,

На этот раз мы попали к настоящим бандитам. Правы были те, кто останавливал нас.

– Все, что вам нужно от меня, берите, пожалуйста. И нас не нужно будет убивать, – сказал отец неожиданно спокойным голосом.

– Давай деньги, да поживей!

– Пожалуйста, бери! – отец протянул все медяки, которыми снабдил его дедушка Гиго.

– Больше нет?

– Можешь обыскать, – отец высоко поднял руки.

– У аи, у меня есть! – испуганно воскликнула мать и протянула кошелек, подаренный Виктором.

– Ах ты, бессовестный обманщик, – обрушился бандит на отца. – Ты хотел провести нас, бедных людей! Где у тебя совесть? Молись богам, у тебя жена разумная!

– Вот бессовестная скотина! Вот безбожник! – заворчали бандиты, сидящие за камнями с винтовками наготове. – Убить бы его, да жена выручила.

– Извините, добрые люди, – Отец, видимо, извинялся вполне искренне. – Совершенно забыл о кошельке, он у жены был...

– Как можно забыть о таких больших деньгах, что мелешь? – бандит осмотрел кошелек и, увидев большую добычу, радостно подбросил его в руке, а затем уже спрятал в карман.

– Говорят, эти деньги не имеют силы, – как на грех добавил отец, – поэтому я и не обращал на них внимания.

– Ты опять нас хочешь обмануть? Мы убьем тебя! – воскликнул бандит и начал наводить на отца револьвер.

– Стой, не стреляй! – Из-за кустов вышел человек. – Ты забыл приказ Тенну?

– Счастье тебе сопутствует, Коция, – бандит опустил свой револьвер. – Иначе был бы ты вместе с ними, – он снова показал револьвером на трупы около родника.

Мы облегченно вздохнули.

– А ну, веди своего ишака вон туда, – скомандовал он, взмахнув револьвером в сторону родника. – Там вместе с другими ляжете и будете лежать,  пока не позволим подняться. Не вздумайте между собой говорить – убьем, как собак!

Он повел нас за родник, мимо окровавленных трупов. На небольшой полянке, среди елей, лежало на земле лицом вниз человек десять. Нам было приказано лечь точно так же. Мы послушно исполнили приказание, только одна Вера долго не соглашалась ложиться вниз лицом и заработала несколько подзатыльников. Реаш спокойно развалился возле нас, не дожидаясь приглашения. При этом он, как всегда в подобных случаях, издал вздох облегчения.

Через некоторое время я, почти успокоившись после пережитых; волнений, уснул. На рассвете меня разбудили. Все мы беспощадно продрогли на голой земле.

– Нет, никого не видно! – крикнул кто-то.

– Ушли, богами проклятые, – разом проговорило несколько человек.

Оказалось, что, ограбив и уложив всех на полянке в стороне от дороги, бандиты спокойно убрались. Мы же, перепуганные, лежали до самого утра.

Ограбленный сван считает себя обесчещенным. Поэтому все пострадавшие встали, почистились от грязи и молча разошлись.

– Этот бандит тебя знает, – сказала мать, когда мы были снова в пути.

– Это, по-моему, люди Тенгиза Дадешкелиани.

– Ну, что ты опять говоришь вздор? – возразила мать. – Как может князь заниматься разбоем на дорогах? Он же князь!.. Ты, Коция, всегда говоришь опасные слова. Помни пословицу: «Никто про тебя не скажет так много плохого, сколько говоришь ты сам».

– Хе, опасные слова!.. Да ты знаешь ли, что .бессовестнее этих бандитов Дадешкелиани на свете нет, – махнул рукой отец.

– Замолчи, замолчи, – теребила его за рукав мама, пугливо озираясь вокруг, хотя услышать нас никто не мог.

– Они и друг друга убивают, травят, – не унимался отец. – Они не знают ни родства, ни богов.

После полудня дорога увела нас в сторону от Ингура. Мы шли по могучему лесу. Вокруг в величавом спокойствии покачивались ветви елей, сосен, дубов, пихт. Стволы были затянуты плющом и ломоносом. Внизу подлесок и папоротник также образовали густые заросли, в которых легко было скрыться не только пешеходу, но и всаднику вместе с лошадью.

Только выйдя из леса, мы снова увидели яркий дневной свет.

Наш шумный спутник Ингур вновь приблизился к тропинке. Теперь его рычание было особенно яростным. Казалось, он злился на то, что горы сжали его в своих объятиях, он задыхался, бросал в них клочьями холодной пены, кричал, но горы были невозмутимы. Они не обращали внимания на неистовство реки.

Пахло сыростью. С почти отвесных скал падали ручейки. Это было мрачное царство камней. Чудилось, что мы попали к ним в плен. Куда ни глянешь – всюду камень.

Если раньше противоположный берег Ингура отходил от нас далеко, то теперь, казалось, протяни руку – и дотронешься до его уступов и скал.

От сырости, холода и страха мурашки забегали по спине.

Тропинка, выдолбленная в скалах, была здесь настолько узкой и пологой, что, казалось, могла вот-вот оборваться. И тогда мы неминуемо очутимся в объятиях разъяренного Ингура.

На тропе мог уместиться только один человек. Наш Реаш, груженный вещами, был в самом невыгодном положении.

Он каждую минуту мог задеть тюком за многочисленные выступы скал и упасть в пропасть. Его, скорее всего, спас спокойный характер. Он шел и не замечал опасности.

– Сурмилдаш – ворота в Сванетию, – пояснил отец каким-то необычным голосом, глухим, как бы тоже придавленным камнями. – Силой через них не пройдешь. Только хитрость могла проползти здесь  в Сванетию. Обманом можно и через ушко иголки проскочить. В этом месте достаточно нескольких человек с ружьями, чтобы не пропустить никого.

Наконец Сурмилдаш остался позади. Мы приободрились. С отцовского лица градом катился пот. Мать была необычно бледна. Только Верочка да Реаш были невозмутимы...

Главные трудности остались позади. Теперь можно было без опаски смотреть по сторонам. Особенно привлекали мое внимание водопады. Их здесь было много. Около каждого водопада отец тормошил меня, торопя в путь. Но оторваться от сверкающей, разбивающейся в белую пыль воды было невозможно. Еще интереснее казалось мне стоять у подножья водопада и чувствовать его нежные брызги на своем лице.

Здесь и деревья были не такими, как у нас в Лахири. Прежде я не представлял, что, кроме дубов, сосен и пихт, есть другие деревья, такие, как лавровишня и платан.

У родника, выбегающего из камней, отец решил сделать привал. Не успели мы расположиться, как к нам подошли два человека. Я не знал их имен, но помнил, что они бывали у нас в гостях.

– Коция, добрый путь тебе! – в один голос приветствовали они отца. – Куда путь держишь в такое время да еще с птенцами?

– Доброго вам пути, дорогие Ило и Косда, – отозвался отец и повторил то же, что уже говорил многим людям.

– В Дали? – переспросили путники и переглянулись.

Отцу уже надоело рассказывать о цели нашего путешествия, высказываемые всеми опасения осточертели ему. Поэтому он молча разгрузил Реаша, отвел его на полянку, поросшую сочной травой, достал из хурджина[4] закуску и только после этого сказал:

– Да, в Дали переселяюсь.

– Ты знаешь, что все перевалы заняты бандитами? – спросил тот, которого звали Ило. У него были такие густые рыжие усы, что, когда он говорил, не было видно, открывает он рот или нет.

Но отец почему-то не обратил на это внимания, даже не улыбнулся. Я же не смог сдержать смеха. Отец цыкнул на меня и продолжал:

– Пусть грабят. У меня ничего нет.

– Убьют тебя и твоих птенцов. Бандиты – это княжеские сторонники, а братья твои, Коция, сторонники Сирбисто, – покачав головой, сказал Косда. – Об этом все знают...

– Если бы князья хотели меня убить, то сделали бы это сегодня, когда я проходил по их владениям, – возразил отец, поглядывая на мать, приготовлявшую еду.

– Ты говоришь, как поп, тебя не переговорить, – махнул рукой Ило. – Разве не знаешь, что они бьют только из-за угла? Зачем убивать при всех? Врагов нажить? Кровь задолжать? У князей совести нет, а ума хватит. Ну, как хочешь. Счастливого пути!

Путники надели шапки и, еще раз простившись, ушли.

– Давайте поедим последний раз мяса, пока бандиты не отобрали, – пошутил отец.

Но мать не была склонна к шуткам.

– Ты все шутишь. У вас в роду все такие. А я не хочу губить детей, – с необычайной решительностью проговорила она. – Завернем к моему брату Деавиту и переждем там до лучших времен.

– Ты с ума сошла? – вытаращил глаза отец. – Что с тобой?

У матери был скромный, тихий нрав. Никогда ни в чем она не перечила мужу. А теперь вдруг стала командовать:

– Ни на какие перевалы я не полезу и детей не дам!

– Говорят, разъяренный ишак льва растопчет, – махнул рукой отец после долгих споров с матерью. – Не драться же мне с тобой. Айда в Ленкхери к Деавиту!

Деавит Чкадуа, брат моей матери, жил в Ленкхери – селе, расположенном на самой границе Сванетии и Мингрелии. Туда-то мы и повернули.

Непрошеные гости радуют сердце неожиданностью

В горы медленно прокрадывался вечер. Он зарождался внизу, у берега реки, переползал на крутые склоны гор, заросшие деревьями, цеплялся за каменные глыбы. Он успел уже покрыть сумраком горы, только вершины их еще купались в последних лучах солнца.

Сегодняшний вечер напугал нас, измученных тяжелыми переходами, – впереди было село Ленкхери, где мы должны были отдохнуть. Село вплотную подошло к реке Ингур, и хотя вечерние сумерки и поглотили его очертания, все же я отметил, что оно совершенно не похоже на наше Лахири.

Первое, что бросалось в глаза: в нем не было каменных башен. Домов сквозь густую зелень садов почти не было видно. Сады широко разошлись в обе стороны от домов.

Дорога спустила нас в село. Но и теперь дома разглядеть было трудно, и если бы не заборы, шагавшие вместе с нами по обе стороны от дороги, и не собачий лай, то трудно было бы догадаться, что мы уже в селе.

Все были измучены дорогой, но более всего досталось маленькой Верочке, хотя передвигалась она попеременно на руках то у отца, то у матери, а то и на тюке, привязанном к спине усталого Реаша.

– Уай, Деавит! – неожиданно воскликнула мать, обернувшись к проезжавшему мимо нас всаднику.

– Как? Это вы? – изумленный всадник мигом соскочил с лошади. – Я бы скорее мог ожидать здесь встретить обломки Ноева ковчега, чем вас. Куда вы идете?.. Ах, понимаю! – громко рассмеялся дядя, целуя то меня, то Верочку. – Вы, видно, идете вслед  за приставом. Очень жалко кровопийцу, но далеко придется за ним идти...

– Подожди, не шути, – прервал отец, – О каком приставе ты говоришь, о нашем или вашем?

– О нашем. А может, и о вашем тоже, – продолжал смеяться веселый дядя. – Созвал нас сегодня пристав и давай заставлять присягать на верность царю, а потом вдруг прибежал один из его холуев да на ухо стал что-то шептать. Пристав как подскочит от страха, сел на коня и ускакал, а за ним и все его холуи. Вот я и решил, что вы тоже за ними...

– А ты не знаешь, почему он убежал? Что говорят?

– Черт и то, видно, не знает, почему.

– Пусть за приставом несчастья идут! – мрачно отозвалась мать.

– Понимаю, вы идете ко мне в гости, – спохватился дядя. – Давно бы так! А то Коция увез сестру в свое каменное Лахири и годами не показывает.

Дядя подхватил меня своими сильными руками и посадил в седло. Вслед за мной на лошадь посадили Верочку.

– Держись крепко, – предупредила мать.

Но Верочке почему-то не захотелось ехать на лошади. Она захныкала

– А у нее характер, оказывается, как у Хошадеде, – продолжал свои шутки дядя, усаживая девочку к себе на плечо.

Как только мы тронулись в путь, отец поведал дяде причину нашего появления в Ленкхери.

– Переселиться из ваших бесплодных мест в Дали – это ты неплохо придумал, – внимательно выслушав отца, сказал дядя. – Но сейчас перейти через Хварский перевал нельзя: вы из Лахири, а всё лахирцы – Иосселиани, бунтари и враги царя и приставов, об этом даже в Анакрии знают.

В Сванетии считается, что если о чем-нибудь известно в Анакрии, то, значит, уже весь мир знает, хотя этот небольшой поселок, находящийся на  берегу моря у устья реки Кодор, расположен всего лишь в каких-нибудь ста километрах от центра Сванетии – Местии.

– Время такое, – продолжал дядя, – что князья, которых мы считали родственниками богов, оказались самыми обычными бандитами. Переживите у меня зиму, а потом продолжите путь. К тому времени эртоба закончится.

– Не надоедим ли мы тебе? – Отец пристально заглянул дяде в глаза.

– Как тебе не стыдно? – обиделся дядя. Его смуглое лицо покраснело. – Что с тебя взять, ты же из каменного Лахири! – махнул он рукой.

Я мерно покачивался в седле. Мне хотелось, чтобы лошадь пошла побыстрее, но она покорно следовала за дядей. Приходилось смириться. Вера удобно примостилась на широких дядиных плечах. Длинный путь не утомил и отца. Он шел бодро, с высоко поднятой головой. Только мать шагала тяжело и устало, прихрамывая на левую ногу.

– Чем ты собирался кормить семью в Дали? Ведь скоро зима.

– Устроил бы их, а потом с Реашем вернулся бы в Лахири за своей частью урожая.

– Пусть старики хоть один раз в жизни поедят вдоволь. У меня в этом году кукурузы, как никогда, много. На всех хватит и даже останется, – дядя сверкнул своими карими глазами. – Вы мне только убрать ее поможете.

В Лахири, как и почти во всей Вольной Сванетии, кукуруза не вызревала, сеяли только рожь, просо, чечевицу и изредка пшеницу. В Ленкхери выращивали исключительно кукурузу. Остальные посевы уничтожались какими-то вредителями, бороться с которыми никто не умел. Единственный доступный сванам способ – молитвы не помогали, и люди перестали сеять что-либо, кроме кукурузы.

По обе стороны дороги, в прогалинах между деревьями и домами высокими желтыми ветлами торчали стебли кукурузы. Я с интересом рассматривал их. Дядя объяснил, где находятся плоды  кукурузы, и я ждал того момента, когда слезу с лошади и поближе разгляжу эту диковинку.

Через заборы, прямо на середину улицы, свисали неизвестные мне плоды и фрукты. Дядя коротко пояснял: «Это груши... грецкие орехи... каштаны». Но объяснения эти звучали для меня загадочно.

У дядиного дома нас ждали серьезные неприятности.

– Уай, Кати! Коция! Яро! Вера! – как ураган налетела на нас неизвестно откуда появившаяся тетя Мэайно.

Невысокая, тоненькая тетя Мэайно никак не была похожа на жену широкоплечего, красивого дяди Деавита.

– У нас дома несчастье, Деавит, – возбужденно обратилась она к своему мужу.

– Что случилось? – спокойно, но как-то сразу посуровев, спросил дядя, придерживая лошадь, которая, почувствовав приближение дома, беспокойно рвалась вперед.

– Пришли... пришли... непрошеные гости...

– Ну так что же? – перебил дядя. – «Непрошеные гости радуют хозяев своей неожиданностью». Разве ты забыла эту пословицу, Мэайно?

– Нет, это не такие... Тенгиз и его товарищи пришли...

– О-ах!.. – в один голос воскликнули отец и дядя Деавит.

Я тоже был поражен этим сообщением. Уже не раз слышал я от взрослых имя молодого князя Тен-гиза Дадешкелиани. Имя это всегда произносилось со страхом и скрытой ненавистью. Князь был неограниченным повелителем княжеской Сванетии, куда входило и село Ленкхери.

Приход князя в чей-либо дом означал, что его многочисленную челядь приходилось кормить изысканными кушаниями, а это вело к разорению. Кроме того, князь был жестокий человек, появление его в селе почти всегда сопровождалось убийствами. Если кто-либо из семьи хозяина не приходился ему по душе, то его избивали для потехи и  даже убивали на глазах родственников. В этом случае никто не смел оплакивать и жалеть несчастную жертву.

– Да, ты права, такой гость радовать не может, пусть задавит его черный сатана! – выговорил сквозь зубы дядя. – Давно пришли, сколько их?

– Недавно... Человек десять. Приказали кур и барана зажарить. Вот я и побежала тебя искать. лошадь им нельзя показывать, заберут сейчас же... Я слышала их разговоры, далеко собираются...

– А кур и барана режет кто-нибудь? А то и лошадь нам с тобой не нужна будет, зарежут нас вместо барана...

– Режут. Варлам режет... Лошадь надо спасать, без лошади нам не жить...

Наступила напряженная минута. Все обдумывали, как разумнее поступить.

– Хорошо, сделаем так: ты, Коция, и ты, Кати, пойдете с лошадью и ишаком по кукурузнику. У опушки заночуете... Там есть чем животных накормить. Вам я еду пришлю... Детей возьму с собой: Яро сразу влезет на чердак, на сене переспит, а Верочка будет с нами.

– Да, да, ты прав, Деавит, – поддержал дядю отец. Отец, мать, лошадь дяди и наш Реаш исчезли в кукурузнике. Лишь верхушки кукурузных стеблей шевелились, выдавая их присутствие.

Мы вчетвером продолжили путь. Меня охватила тревога. Способствовало этому и то, что Верочка, сидевшая на руках у дяди Деавита, ревела во все горло и рвалась в сторону кукурузника, где исчезли наши родители, и то, что на улице стало почти совсем темно, а впереди ночь на сеновале, соседство страшных гостей...

– Полезай по этой лестнице. – Я увидел бревно с зарубками, прислоненное к стене дома. – На сене подождешь Варлама, он принесет поесть. Лежи тихо. Варлам придет и покажет, куда надо идти и что делать. Полезай!

Я проворно взобрался по бревну наверх. Видя, что и я куда-то исчезаю, Верочка вновь расплакалась.  Она тянула ко мне свои ручонки и звала по имени. Зарывшись на чердаке в сено, я еще долго слышал ее тоненький голос.

На чердаке я постепенно успокоился. Появилось жгучее желание увидеть непрошеных гостей, так пугавших всех своим появлением. Князь мне представлялся высоким, худощавым, с большими, Закрученными усами, доходившими до сердитых глаз.

Не выдержав, я вылез из сена. Встать на ноги не решался, поэтому ползком начал осматривать чердак, пытаясь найти окошко или щель, чтобы посмотреть вниз в комнату.

Изучив весь чердак, я понял, что нахожусь над пустым сараем а не над помещением с гостями, и решил потихоньку перебраться на, другой чердак, над помещением, где были гости.

Подойдя к лестнице, я столкнулся лицом к лицу с мальчиком, лезшим наверх. Это был Варлам, мой двоюродный брат, сын брата моей матери Григола, убитого кровными врагами. Я ни разу не видел Варлама, он рос сиротой без отца и матери, умершей вслед за мужем. Мальчика все родственники жалели и любили.

Мы молча обнялись и поцеловали друг друга. Затем он сунул мне горячий чурек и кусок сыра.

Закусив, я шепотом объяснил Варламу, что хочу посмотреть на князя и его свиту. Варлам признался, что и ему хочется на них посмотреть, хотя дядя и тетя запретили входить в помещение гостей.

После довольно долгого совещания мы решили осуществить свое намерение. Осторожно слезли на землю и ползком стали пробираться к чердаку, под которым было помещение для гостей.

Было очень темно, и нам казалось, что под каждым деревом, под каждым кустом нас ожидает засада. Но мы продвигались все дальше и дальше. Лестница уже была близка, как вдруг залаяла собака. Узнав Варлама, она сразу же замолчала и завиляла хвостом. Варлам отогнал ее. Однако собачий лай не прошел бесследно. На веранду вышли двое мужчин и начали пристально всматриваться в темноту. Мы  распластались на земле и ожидали последствий неуместного интереса к нам глупой собаки. Собака могла опять подбежать и тем выдать наше присутствие.

На наше счастье, она накинулась на гостей. Сквозь лай мы услышали голос одного из стоявших на веранде:

– Ну и собака у тебя! Хорошие собаки не лают на тех, кто уже побывал в доме хозяина.

– Да, собака у меня глупая, – согласился дядя Деавит. – Закрыть ее в сарай, чтобы не беспокоила вас?

– Нет! – возразил тот же голос. – Пусть лает, пусть...

Мы еще несколько минут пролежали на земле, потом поползли. дальше.

Наконец добрались до лестницы. И снова залаяла собака. Это заставило нас стремительно подняться наверх. Теперь мы уже были в безопасности, пусть себе лает глупый пес.

Чердак был пуст. Он был выстлан не досками, а продольно распиленными бревнами. Ползти по ним было трудно и неудобно, сучки впивались в наши колени.

Не считаясь с бесчисленными занозами и царапинами, мы искали щель. К этому прибавилась новая и, пожалуй, самая большая неприятность: едкий дым, шедший от очага снизу. Он разъедал глаза, щекотал в носу.

Но щель, наконец, была обнаружена, и мы одновременно прильнули к ней.

За щедрым угощением вокруг столиков сидели семь человек. Они ели дымившееся мясо, запивая его вином.

Около двери стоял дядя. Все молчали. Из комнаты доносилось только смачное чавканье. Тосты не произносились. Сидящий в центре стола поднимал свою кружку совином, обводил взглядом всех и враз осушал ее. Остальные равнялись по нему.

Вероятно, это и был грозный властитель Тенгиз.  При тусклом освещении лучины и очага рассмотреть хорошенько его лицо мы не смогли.

Князь Тенгиз ел так же жадно, как и его сотрапезники. Он был в глубоко, до самых бровей, надвинутой шапке. Рукава чохи были засучены до локтей.

Мы с Варламом, не отрываясь и почти не дыша, следили за каждым жестом этого человека. Очень хотелось, чтобы князь поднял голову к потолку. Тогда можно было рассмотреть его лицо. Но он глядел в свою тарелку, слегка поднимая голову только для того, чтобы выпить очередную кружку вина.

Во дворе опять залаяла собака. Мы стали прислушиваться.

Однако собачьего лая испурались не только мы, его испугался и Тенгиз. Его рука с куском мяса задержалась. Затем он махнул этим куском в сторону дяди Деавита, приказывая ему удалиться.

Дядя вышел. Князь Тенгиз зло бросил кусок мяса на стол, вытер блестевшие от жира руки о гетры и встал.

– Джаку, Омех! – повелительным глухим голосом сказал он. – Посмотрите, что там лает собака. Кровь без моего приказа не проливать!

Те, кого он назвал Джаку и Омех, выскочили из-за стола, схватили карабины и выбежали из комнаты.

– Не нравится мне эта собака, лает подозрительно, – буркнул князь, посмотрев в сторону двери.

– Может, убить? – произнес один из спутников князя.

– Джондо, ты дурак! – резко оборвал его Тенгиз. – Собака нас охраняет, а ты говоришь – убить...

– Не собаку убить, хозяина, – понизив голос до шепота, произнес Джондо. – Мне кажется, хозяин нас предаст... Уйти и тихо убить. Другим будет наука...

Варлам впился своей рукой в мою горевшую от заноз и царапин руку. Казалось, что у меня глаза вылезут наружу от напряжения, с которым я вслушивался в шепот этих людей.

Варлам даже попытался было отодвинуть меня от щели и приложиться к ней ухом, дабы не пропустить ни одного звука.

Но в этот решающий миг я не мог пожертвовать своей частью щели, и мы тесно прижались друг к другу.

– Ты осел, Джондо, – сухо произнес Тенгиз. – Ничего ты не понимаешь, хозяин не предаст нас... Он даже не догадывается, зачем мы здесь.

– О, мой господин, не верьте им, они все христопродавцы. Он все понимает, здешний хозяин.

– Молчи, безрассудный убийца. Убивать надо тоже с головой, – остановил его Тенгиз, топнув ногой. – С этим хозяином надо обходиться вежливо! Понял? Он живет на окраине села... рядом лес. Кто знает, что будет с нами, как сложатся наши дела? Кто тебя, дурака, будет кормить и укрывать?

– Мой господин, – влетел в дверь долговязый парень, посланный обследовать район, где лаяла собака, – на опушке леса за кукурузником обнаружены люди и лошади!

– Их надо уничтожить! – опередил князя Джондо.

– Много их? – спокойно спросил князь.

– По-моему, много. Омех следит за ними.

Я сразу понял, что речь идет о моих родителях. Они, конечно, мирно расположились на ночлег. И, разумеется, не предполагают, что над ними нависла грозная опасность.

Сердце заколотилось так громко, что я невольно прикрыл его рукой, чтобы оно не мешало услышать слова князя Тенгйза, которые должны решить судьбу родителей.

Если князь скажет страшное слово, то спасти моих родителей будет невозможно. Варлам стиснул меня за плечи, как бы стараясь удержать около себя.

Князь Тенгиз медлил с решением. Он встал из-за стола и прохаживался по комнате, о чем-то думая.

– Перестаньте вы жевать! – наконец крикнул он на двух своих товарищей. – Надоело слушать ваше собачье чавканье!

Те, к кому были обращены слова князя, выскочили из-за стола.

Все были теперь на ногах. Тенгиз остановился посреди комнаты.

Несколько секунд стояла тишина. Затем князь повернулся к стоявшему рядом с ним Джондо, смотревшему на своего господина так, как смотрят голодные собаки на хозяина.

– Вряд ли это наши враги, но будем осторожны. На сей раз придется просто уйти, быстро уйти без боя, но в другой раз и в другом месте, а не в этом селе, ух! – князь гневно взмахнул рукой.

Он поспешно опустил засученные рукава чохи, взял висевший на стене карабин и приказал всем выходить.

– Ты, Джаку, сходи потихоньку за Омехом, только смотри, чтоб духа твоего они не почувствовали, убьют – не заступимся. Найдете нас на Большой дороге на Джвари. А ты, – обратился князь к Джондо, – пойди и дай за угощение деньги хозяину.

– Хозяину? Деньги?.. – протянул удивленный Джондо.

– Не будь дураком. Времена теперь изменились. Ясно ведь! Ох, с какими идиотами имею дело!.. Выходить будем налево, чтобы спутать хозяина.

Князь вышел, за ним выскочили все остальные, предварительно сняв со стены свои карабины.

Джондо, выходивший последним, задержал Джаку и громко зашептал ему на ухо:

– Если что, убивай. Надо запугать всю эту сволочь. Кровь научит их повиновению. Не жалей. Наш князь зря уходит, надо бы... – конца его фразы мы не дослушали.

Где-то звонко процокали лошадиные копыта, залаяло разом несколько собак – и все смолкло.

– Бежим к дяде! – схватил меня за руку Варлам. – Расскажем все!

– Бежим скорее! Скорее!.. – почти крикнул я, охваченный страхом за судьбу родителей.

Первым скатился с лестницы я, за мной слетел Варлам. Не видя ничего перед собой, я бросился  бежать, сам не зная куда, и тут же наткнулся на дядю.