Текст книги "Четыре Времени Мира. Город (СИ)"

Автор книги: Ярис Мун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Четыре Времени Мира. Город

Глава первая. Голос тени

Над входом в кабак позвякивали подвешенные на длинных синих нитях ракушки и обкатанные морем стеклышки.

Дом, лавку или, в нашем случае, трактир ётуна без труда отличишь от любого другого – именно по таким вот мелочам: крохотным статуэткам полных безголовых божков и богинь по углам, росписям на стенах, знакам, символам, тотемам.

Раса великанов всегда была и есть самой религиозной и суеверной в Городе. Разумеется, официально ётуны соблюдали пакт о сокрытии¹ и напоказ свои верования не выставляли. Но мелочевка все равно бережно хранилась и беззастенчиво выставлялась на всеобщее обозрение: никому не мешала, да и власти закрывали на нее глаза.

Все–таки ётуны – одна из трех древнейших и уважаемых рас. Могут себе позволить небольшие вольности.

Удостоверившись таким образом, что его наводка верна и это действительно искомое место, высокий крепко сложенный гаркан² (как будто бывают другие) вошел в трактир, без видимого усилия толкнув тяжеленную дверь, и откинул капюшон, стряхивая снег и стаскивая с рук влажные рукавицы. Вместе с ним в трактир рванулась было сырая слякоть, заметая мокрым снегом порог, звякнули украшения над дверью, но та, поскрипывая шестеренками в несложном механизме, захлопнулась сама.

Внутри было не намного теплее чем на улице, потому шерстяную куртку теплолюбивый южанин стаскивать не стал, и прямым путем отправился сразу к стойке, заодно оценивая посетителей и обустройство трактира.

Ничего особенного, местные солевары, да чернорабочие. Простой люд. Не самый бедняцкий, но и не хватиться их никто если что. Сюда много народа приезжает на заработки, как раз на начало весны, когда океан оголяет берега с соляными копями. Работа сложная, опасная, но и оплачивается хорошо.

Все в зимней одежде, с меховыми капюшонами поверх, наружу торчат только носы и иссушенные солью руки. В ётунских трактирах всегда холодно. Но сюда и не за теплом приходят. А за пивом.

А варить брагу ётуны умеют лучше всех.

Трактир тоже ничем особенным не отличался, разве что ощутимо крупнее подобного людского или эйрийского заведения. Одну из стен традиционно занимал выпирающий бок пивоварни с кранами прямо в выпуклой стене. другую – якоря, свернутые канаты, набитые чучела гигантских рыб, слабо фосфоресцирующих в полутьме.

Только непривычно тесно. Почти четверть трактира занимали коробки и ящики, а двое молодых ётунов бережно собирали статуэтки и цветные камни по углам, заворачивая их в сено и бумагу. Владелица заведения складывала и протирала посуду перед упаковкой.

Пивоварня Ёрмунги, так назывался трактир. А уж женщину ётунку без труда отличишь от мужчины. Это среди эйр и нагов случаются не пойми кто. А ётунские красавицы все как одна высоченные, мускулистые, с пышными гривами, заплетенными в толстенные косы и с грудью такой величины и объема, что все сомнения отпадают в зародыше. Ёрмунга и есть.

– Смотрите–ка, кто к нам пожаловал! – Женщина встала за стойкой и даже тарелку отложила в сторону, сложив руки на своей необъятной груди. Трактир, несмотря на холодную погоду, был заполнен под завязку, ни одного пустого стола, только у стойки, где самый холод, было место. Гомон стоял такой, что гаркан шагов своих не слышал. Но голос Ёрмунги, чистый, гулкий, прорезал шум, словно нож по маслу, заставив многих посетителей повернуть голову в сторону южанина. На гарканьем лице отразилась бы вся гамма чувств, которые он испытывал в данный момент, от недовольства к такому чересчур громкому приему, до легкого смешка – ётуны везде и всегда одинаковы. Но, увы, мимические мышцы у южан слабо развиты. Так что лицо гаркана осталось бесстрастным.

Даже когда краем глаза он отметил темноволосую девушку, худую, тонкую, но притом умудрявшуюся нести на вытянутой руке целый поднос, загруженный посудой в три слоя и явно весивший больше чем она сама. Когда девушка проходила мимо, гаркан неприязненно выдохнул – от нее пахло пылью, как из старой кладовки. Причем так сильно, что этот запах не перебивало даже пивными парами и чуть уловимым свежим морским запахом, сопровождающим ётунов, где бы те не находились. За этой девушкой он и пришел. Выследил наконец!

Проявлять свой интерес к служанке гаркан не стал, это ни к чему, вместо того подошел к Ёрмунге и пожал ей руку через стойку в ётунском приветствии – с размаху зажать собеседнику руку чуть ниже локтя.

– Ты что тут забыл, южанин? – Не смотря на не очень–то дружелюбный тон, Ёрмунга налила из бочки хорошего пива в наспех вытертую кружку, и подала новому посетителю, не интересуясь ни его возможным желанием выпить, ни оплатой. Кожа ётунки мерцала в полутьме стеклянным блеском. Шкура у великанов толстенная, двухслойная, между наружным и внутренним слоем специальная жидкость, что не дает ётуну замерзнуть в самую лютую стужу. А снаружи выглядело так, будто закована Ёрмунга в гибкую стеклянную броню с золотистыми всполохами и разводами внутри, и по голубоватой коже её то и дело пробегали путанные узоры, как разводы краски в прозрачном стакане.

– Смотрю, уезжаете? Не рано? – гаркан проигнорировал вопрос, повел подбородком в сторону ящиков и сел возле стойки, где было в разы холоднее. На стойке стоял хладогенератор, новенький, стоивший больше всего в этом трактире и в ближайшей местности вместе взятого.

Нужнейшая для ётунов вещь. Хладогенератор издавал тихие щелкающие звуки, стойка вокруг него была покрыта колючей изморозью. Едва заметная глазу, крупинка теневого элемента³, за счет которого генератор работал, поблескивала, виднеясь сквозь прозрачную стенку механизма.

Это диво дивное совершило прямо таки революцию в Городе – ведь без них ётуны могли жить на материке лишь самый холодный месяц зимы. Теперь же многие из великанов оставались чуть ли не на полгода. В родном мире Ёрмунги она и её сородичи чувствовали бы себя комфортно круглый год, да вот только холоднее там было гораздо.

К счастью, разумные умеют приспосабливаться.

Консервативный гаркан посмотрел на чудо людской мысли недоверчиво и отсел подальше.

От пива, впрочем, он не отказался, хоть кружка и обожгла пальцы, настолько была обледеневшей.

– Какое рано! – вздохнула во всю грудь возмущенная великанша и с громким стуком поставила на стойку очередную вытертую до блеска кружку. – Жара на улице стоит, не продохнуть. – Ветер щедро приправленный снегом,завыл еще громче за окнами, как бы подтверждая её слова – Дети вон уже болеть начали, бледные, еле ходят – Ёрмунга кивнула на двух огромных, зверского вида ётунов, что, несмотря на внушительные размеры, довольно бережно управлялись с семейным скарбом. Каждый выше гаркана на добрую треть, может даже больше. Гривы по пояс, широченные плечи, угрюмые взгляды из–пол низких лбов. Больными они точно не казались, но матери–то конечно виднее. Если бы гаркан умел, он бы улыбнулся. Взгляд вновь зацепился за тонкую фигуру прислужницы, когда она прошла мимо. Мгновение – гаркан и девушка обменялись взглядами. Кувшин на её подносе закачался, она чуть не споткнулась, но продолжила обслуживать гостей как ни в чем не бывало.

Гаркан начал неторопливую беседу с трактирщицей, сначала о погоде, потом о дорогах на север, ведь им со всем скарбом ехать, а от Сумерек до Синей Суши, острова ётунов, добираться далеко и долго. Ётуны что торговали ближе к южному морю, всегда срывались с мест на ежегодную миграцию раньше своих северных родичей. Да и зима на этот раз удалась как назло теплая, а весна ранняя. Никакой хладогенератор не поможет, при такой–то «жаре».

Когда громогласный говор Ёрмунги гармонично переплелся с общим шумом, не привлекая больше внимания, гаркан наконец задал интересующий его вопрос:

– А вот та темноволосая… – южанин кивнул в сторону девушки, которая обслуживала компанию не то горняков, не то просто чернорабочих, грязных с ног до головы.

– Понравилась? – усмехнулась ётунка, и склонилась к обрезанному уху⁴ южанина. – Не советую. Я своих девчонок в обиду не даю, а эта еще и тень! – и, ужасно довольная, разулыбалась, протирая большой казан. Точнее, для гаркана он был большим, а в лапищах ётунки так – горшок средних габаритов.

Увы, пытаться произвести впечатление на южанина – дело совершенно бесперспективное. Он только плечами пожал, но уточнил:

– И как давно она тут работает? – он прекрасно знал ответ на этот вопрос. Не первый кабак он так посетил, преследуя тень, но впервые ему удалось прибыть вовремя, до того как все начнется. – И зачем же на работу тень взяли? – гаркан посмотрел на кружку, которую все еще держал в руке, подумал и выпил обжигающе холодный напиток залпом, даже не отдышавшись после. Ётунка взглянула на него с уважением и с явным удовольствием ответила:

– Да меня все постоянно спрашивают, зачем да почему? А я вот скажу – пускай тени пытались вырезать нас полвека назад, но это уже давно было, кости травой поросли, прах разметало. Смысл вспоминать? Если все будем друг другу зло помнить, никогда мира не будет. Никакой торговли. А ты сам знаешь, хороший торг для нас важнее войны за прошлые обиды. А девчонка вон, старается, спать ей не нужно, таскает много…

– И что, даже не пропадал никто? Откусанные руки–ноги не находились? – растянул губы гаркан, в своеобразной «улыбке», выглядящей кривым оскалом – максимум, что могла выдать его мимика.

– Зря на девчонку наговариваешь, – хмыкнула Ёрмунга. – Она сказала мне, что с этим проблем не будет, есть у нее свой донор. То ли приятель, то ли возлюбленный, не мое дело. Никто на неё не жаловался. Тихая. Работящая. Каждому такую работницу пожелала бы.

Гаркан только головой покачал.

– Всё, готово. – Один из сынов Ёрмунги, подошел к стойке и водрузил на нее последний ящик. Взрослые мужчины Сушь не покидали, таковы традиции ётунов – муж занимается охотой, лесоповалом и рыбным промыслом, жена торгует с иноземцами. Так что оба мускулистых, бородатых, с кустистыми бровями, здоровенных мужика, каждый из которых мог кулаком проломить толстенный деревянный стол или на одной руке без труда поднять человек трех, считались еще детьми, что и объясняло покровительственный тон их матери.

– Выносите всё на улицу и складывайте, я скоро приду, – Ёрмунга уложила казан в ящик и зычным своим голосищем объявила на весь кабак – мы уезжаем, трактир закрывается до следующей зимы, – ей ответил разочарованный гул и недовольный стук кружек по столешницам – но, – Ёрмунга подняла к потолку пухлый палец – все остатки пива, вина и настойки в бочках можете бесплатно допить. Её слова сопроводил восторженный гомон, посетители тотчас дружно повскакивали с мест, будто только и ждали этих слов на низком старте и обступили бочки. Компания «чернорабочих» не сдвинулась с места – Да что я говорю, – усмехнулась она – Знали, вороньи дети, знали, вон как в последний день понабежало халявщиков. Каждый год, одно и то же! – Безо всякого огорчения в голосе она стукнула ладонью по стойке и перевела взгляд на гаркана – А с тебя десять монет. Южанин, отходивший от вливания ледяной жидкости в организм, только фыркнул:

– Это почему же?

– Ты до объявления свою кружку вылакал, никто не заставлял. – Гаркан издал горловой рычаще–ворчащий звук – смешок, и послушно заплатил. Ётунка просияла, сгребая монеты, и одну сунула в сапог:

– На удачную дорогу, – пояснила она. – Кирсаника! – ётунка окликнула девушку. Та застыла и обернулась, бросив резкий, подозрительный взгляд на гаркана. – Когда всё вылакают, скажешь повару чтобы закрыл трактир, и все до следующей зимы свободны. Жду тебя на работу в оговоренное время – Ёрмунга усмехнулась и, взвалив на свои немаленькие плечи последние коробы со скарбом, вышла. Гаркан облегченно выдохнул. Ему понравилась эта женщина, не хотелось чтобы она погибла.

Не смотря на то, что расы гарканов и ётунов на уровне высокой политики друг друга не выносили – и те и другие – моряки, занимаются морским промыслом, только моря разные, но конкуренция все равно была остра. Но на частном, житейском уровне, самый северный и самый южный народы Города, как ни удивительно, больше всего походили друг на друга. Не внешне. Менталитетом.

И общий язык находили буквально с полувзгляда. Наверное, только поэтому до сих пор между этими расами сохранялись вопреки всему ни разу не вспыхивали военные стычки.

Гаркан похлопал себя по карманам. Достал трубку с грубо украшенным резным мундштуком, потертую, явно ему дорогую, аккуратно положил её на стойку. Потом подумав, спрятал за нее, чтобы надежнее. Отложил рукавицы, ослабил пояс. Встал и окинул зал ничего не выражающим взглядом. Сейчас начнется.

Отбрасывали длинные тени нити с позвякивающими стеклышками. Трактир гудел голосами, что оживлялись с каждым выпитым глотком халявного пива.

Южанин ждал. Отрава в питье, это было безусловно ясно с первого же слушка, когда гаркан узнал о тени, что служит в местном трактире на разносе.

Все знали, что Ёрмунга угощает перед отъездом, уже сорок лет так.

И рабочих не хватятся, да и местных тоже. Лет двадцать назад тут три деревни почти выкосило, а искать причины стали только через год. Это тоже гаркан узнал, сидя у огня трактиров, слушая на конюшнях, делая выводы.

Лучше места, времени и не найти. Вопрос только – как?

Пиво было вкусным и ледяным, привкусов гаркан не ощутил, разве что легкую, на самой тонкой грани ощущения сладковатую ноту. Вот оно. Южанин постарался запомнить этот вкус. Незнакомо. Но это не так уж важно.

Стук. Голоса стихали. Словно выпавшая кружка из огрубевших рабочих пальцев стала сигналом.

Пиво потекло с края стола. Хозяин кружки потянулся за ней, но не смог сжать внезапно онемевшие пальцы.

Чернорабочие за дальним столом, чумазые и худые не пили ни капли. Они смотрели в зал, напряженно и спокойно, не шелохнувшись, даже когда один из солеваров скатился со скамьи со звериным рыком и принялся лакать разлившуюся лужу прямо на полу.

«Тени. Она не одна.» – гаркан заворчал еле слышно. Он не справится с ними. Слишком уж неравны силы. Конечно, они голодны, но надолго ли… Он и не планировал драться, но все же…

Гарканы бросаются в бой без страха и раздумий. Южанину тошна даже сама мысль бездействия, отсутствия сопротивления.

Но это был очень необычный гаркан. Он демонстративно покачнулся и осел на стул безвольной меховой грудой.

Остальные посетители валились с лавок как подбитые. Они неловко перебирали руками и ногами, осоловело глядя по сторонам, мычали, не способные выговорить ни слова. И хлебали. Лакали. Раздирали пальцы в кровь, отбирая друг у друга кружки, огрызаясь, отталкивая друг друга. Подлитая в напиток отрава пьянила, лишала разума и требовала еще, еще и еще!

Безумная какофония звуков, рычание, стоны, плевки, ногти, что словно когти раздирают деревянный пол.

Вой. Нечеловеческий вой, крик боли, откуда–то с кухни. Как высшая точка безумия, её апогей.

Она вернулась. Серое платье простого кроя, обычное для местных женщин, белоснежный воротничок, выпачканный кровью что стекала с её подбородка вниз, на грудь и живот темной, лоснящейся полосой пропитанной ткани.

Походка девушки стала уверенней и ровней. Лицо порозовело, глаза из водянисто–серых, бесцветных почернели. Она шла к гаркану совершенно бесшумно, переступая людей, с брезгливостью одергивая окровавленные пальцы, лишь бы не касаться их, даже случайно.

– Посмотри на них. Лучшая раса Города… Способные создавать. Вы все пресмыкаетесь перед ними, ждете подачек, лебезите перед людами. А теперь? Теперь взгляни! Животные. Они только притворяются разумными, а на самом деле – всего–навсего кормовой скот. И мы проиграли только потому, что поверили в разум того, кто создан быть едой. – Тень подошла к крану в стене и открыла кран, пиво струей хлынуло вниз. Она взяла кружку и наполнила её до краев.

Девушка подошла к гаркану, усмехаясь, и протянула ему кружку с отпечатками собственных окровавленных пальцев. Гаркан взял испачканную кровью посуду и покачал головой, прежде чем отпить, глядя на тень пристально и безо всякого страха.

– Для тебя маловато кармина, здоровяк. Думал обмануть меня? Пей, животное, – пропела своим потусторонним теневым голосом служанка, не спуская с гаркана пронзительно–черных глаз. Простой выбор, который даже озвучивать не нужно – или ты пьешь, или ты разделяешь участь повара. Гаркан взял кружку и равнодушно отпил, позволяя отраве растечься по его телу и усыпить его.

Кармин значит. Он это запомнит.

¹ Пакт о сокрытии – документ подписанный первыми расами Города, и подтверждаемый всеми новоприбывшими народами. В материковой части Города запрещена публичная демонстрация любых религиозных и шаманских практик и символов, во избежание конфликтов на этой почве.

² Гарка, или гаркане – раса Города Сумерек. Проживают на берегу Полуденного моря и обжили практически все острова в нем. Развили кораблестроение и моревоздухоплавание Города до невиданных ранее высот. Владеют практически всей отраслью по добыче рыбы и перевозке грузов по морю и над ним. Зовутся расой моряков. Отличаются большой физической силой, устойчивой психикой, крепким здоровьем и практически сравнимой с тенями способностью заживлять собственные раны. У гарка очень своеобразная культура, которую порой сложно понять обычному горожанину. К счастью, со всеми своими впечатляющими исходными данными, гаркане совсем не воинственная раса. За всю историю пребывания гарка в Городе конфликты с остальными расами вспыхивали очень редко, и угасали быстро, оставаясь на уровне личностных разбирательств.

³ Теневой элемент – химическое соединение созданное тенями. Формула хранится в строжайшем секрете. По слухам именно им, тени выкупили право на жизнь своей расы у Селестины Трой, после поражения в войне. Теневой элемент – главный источник питания всех новых механизмов, придуманных людьми и собранных эйрами. Он дает энергию и – летучесть, способность парить. Соединение редкое и очень дорогое.

⁴ От рождения у гарканов уши длинные и заостренные к концу. Всем младенцам достигшим возраста трех недель и рожденным по всем правилам, кончики ушей отсекают. Это – символ принятия гаркана в общину и признание его своим, законным и правильным

Глава вторая. Гнездо Зоронов

Старый Бродяга, создавая Город, смешал пространство и время, расколов день и ночь на четыре единовременно существующие области, независимые друг от друга. Западный край, Сумерки, что понятно из названия, соответствовал тому временному отрезку, когда светило уже близится к горизонту, но еще не скрывается за ним. Дни от ночей тут отличались лишь тем что в относительно «светлое» время, примерно часов с четырех утра, ночной туман сменялся на осадки, снег или дождь в зависимости от времени года.

Чем ближе к побережью, тем меньше красок вокруг. Больше грязи от постоянной влажности. И небо выцветало, теряя сумеречные, сине–голубые оттенки, становясь просто серым.

Торговый обоз вереницей подвод, повозок и телег неспешно пробирался сквозь серость, все ближе и ближе к океану. К ночному туману добавился еще и промозглый ветер, оставляющий на лицах и одежде соляной налет. Караванный люд – не обычные торгаши.

Кочевники, почтовики, перевозчики… По сути, их культура построенная на постоянной смене места обитания, существовала вместе с общепринятой – оседлой. Возле каждого поселения, достаточно большого, чтобы появиться на маршрутах кочевых путей, традиционно выделялось место для размещения их временных домов. Дети караванщиков, старики, мужья и жены, случайные попутчики, бродячие творители, частенько сопровождающие обозы, все они жили единым организмом, находясь в постоянном движении, мигрируя от солнечных берегов Полудня, до холодных гор Рассвета. Некоторые, особенно отчаянные, заворачивали и в Полночь. Маршрут у каждого каравана был свой, рассчитанный с точностью до суток. А вот состав путевого царства на колесах мог быть самым разнообразным, как и количество разумных в нем. Самые крупные караваны имели названия и мигрировали очень долго, растягиваясь на несколько поселений разом, живым морем захватывая большие отрезки дороги, по сути являясь настоящим городом на ходу.

Конкретно этот обоз крупным не был, да и средним тоже. Так, всего тридцать повозок примерно, с количеством человек, которых никому не пришло бы в голову считать. Никакой точности – потому что караваны существуют в движении, они могут сливаться, разделятся и меняться составляющими между собой. У каждого транспортного средства имелся возчий – хозяин или хозяйка, глава «дома на колесах». Сменить обоз было вполне возможно, хоть и стоило денег. Порой несусветных, особенно если речь шла о крупных, процветающих обозах–городах, следующих по самым выгодным путям, к примеру, рядом со столицей.

К утру, когда небо из серого стало белым, обоз уже прибыл на месте временной стоянки. Пригород, рядом с которым раскладывались временные дома, вбивались сваи, раскрывались тенты, был совсем крошечным, даже для приморского поселения, которыми все пригороды являлись, будучи «при» Городе, то бишь на побережье.

Существовали и другие поселения такого типа, по–настоящему обширные и густонаселенные, но все они в основном строились в Полудне, где берега омывало теплое море, а не бескрайний и совершенно мертвый океан, как тут. Ничто живое не водилось ни в его водах, ни на бесконечно пустом, будто выжженном побережье, с которого частенько мело дурным ветром, и приносило кислотные дожди, разъедавшие побелку зданий, оставляющие на крышах домов потеки и соляные наросты.

Глава обоза, возчик Атур Раан, гора на коротких, крепких ногах, с седой роскошной гривой и не менее впечатляющими усами, по–хозяйски осматривал место стоянки, неодобрительно щурясь. Не нравилось ему здесь. Пусто, серо, воды питьевой попробуй достань, да и людей мало. Выгоды никакой. Но путь обязывал. К тому же у него имелись некоторые обязательства, так что пропустить неблагополучное место, караванщик не мог, как бы ему не хотелось.

Убедившись, что все идет как надо, Атур отправился в пригород. Пешком. Мог конечно оседлать одного из тяжеловозов, но ноги своих вабари¹, возчий берег больше собственных – нечего упряжным лишний раз грязь месить, пусть отдохнут.

Пригород выглядел ровно так же, как возчий его помнил: низкие дома в один этаж, деревянные крыши, неожиданно чистая улица, типичные для Сумерек дороги, приподнятые над землей сваями. Слева от входа в пригород – беседка отдохновения, невысокое кованое строение, единственное дозволенное пактом о сокрытии место для публичных молебнов. Причем любого верования, без исключений. Разве что Ворона здесь запрещено восславлять, но его и нигде нельзя. Притом прозвище ученика–предателя Старого Бродяги прочно вплелось в простую речь, только использовали его как проклятие. Вот и сейчас, Атур бормотал под нос что–то гневливое об этом месте у Ворона на хвосте. Конечно Раан видел пригорода и похуже, но предстоящее дело раздражало. В обязанности караванщиков входило и доставлять некоторые письма, обычно – весточки из соседних пригородов, небольшие посылки и прочие мелочи, несущественные для почты вестников. Эту обязанность благополучно перевесили на бродячих торговцев.

Раан в другом случае отправил бы в пригород кого–нибудь из своих подчиненных, младших возчих, но увы, письмо с печатью Наместника, приходилось нести самому. Неясно вообще, отчего такой ценный документ доверили главе захудалого обоза, но Атур не спрашивал лишнего. Опыта хватало понимать, когда стоит спорить с мастером торговой гильдии, что и дал ему поручение, а когда – нет.

И все же раздражало Атура не это. Возчий, здоровый добродушный дядька, на дух не выносил только два типа людей. Докторусов, и кровников–дворян. Письмо адресовалось доктору по крови, то бишь полный комплект. Именно потому, походка Раана была рваной, тяжелой, взгляд хмур, и увалень даже запыхался на подходе к дому адресата, так спешил поскорее разделаться с неприятным ему поручением.

Дом доктора был виден издалека, надменно возвышаясь над остальными строениями пригорода. Крыша выложенная черепицей, беленые стены, статуи у входа, сторожевой варан – все свидетельствовало о былом достатке хозяина.

Теперь же крыша поблекла, изумрудно–зеленые чешуйки черепицы потеряли первоначальный блеск, а побелка осталась лишь на третьем этаже, где от постоянных сумеречных дождей её закрывала крыша. Дом среди окружающей его серости выглядел немного нелепо.

Человеческие поселения всегда казались нарядней городов других рас за счет врожденного людского стремления украшать свою обитель. Вот только здешняя погода красоте не способствовала, так что и особняк смотрелся после многих лет сумеречных дождей даже хуже окружающих его крепких, приземистых домиков, не таких вычурных, но более ухоженных.

– Еще одно письмо? Одни беды от них! – возчего встретила местная домоправительница, невысокая угловатая женщина, с проседью в светлых волосах и очень живым приятным лицом. Атур удивился: её слова звучали, словно для этого дома письмо с печатью главного человека Города после Мэры это так, дело привычное.

– Как предыдущее принесли три недели назад, так хозяин и слег сразу. Недавно вот только начал снова из покоев выходить. Как бы снова беда не случилась от таких известий!

– Кровники, – презрительно пожал плечами Раан. – Тонкая, Ворон их побери, душевная организация, – возчий следовал за домоправительницей по богато обставленным комнатам докторского дома. Атур ввиду профессии прекрасно разбирался в дорогих вещах, но все же в интерьере было нечто, что зацепило взгляд наблюдательного возчего. Пока прислуга докладывала о его приходе, он расселся с удобством в мягком кресле, и после некоторых раздумий, понял что именно.

Убранство дома было собрано словно из фрагментов. Часть мебели – дорогая, хорошей людской работы, явно родом из столицы: только там делают настолько изящные вещи – гнутые ножки, стеклянные вставки характерны для тамошних мастеров. Остальное – явно местное, попроще. Часть и вовсе вразнобой. Никакого порядка и подчеркнутого лоска, что обычно встречается в дворянских домах. Все это создавало впечатление временного обиталища. Будто жители дома особо и не стараются, обставляя его. Ждут.

Раан сидел долго. Кабинет хозяина, в который его, наконец, пустили, еще больше усиливал первое впечатление. Гады, заспиртованные в банках, самые разные травы, стеклянная лабораторная утварь и прочее – это для докторского дома вполне обыкновенно, как и множество книг. А вот остальное убранство – будто соткано из частей столичной жизни.

Сам хозяин выглядел под стать дому. Если Атур старел, в общем–то не меняясь особо, как был в молодости мохнатым здоровяком с явной примесью северной крови, так и остался, разве что раздобрел малость, да поседел, то докторус, по летам его сверстник, выглядел так, словно лучшие его времена остались уж очень позади. Весь какой–то светлый, невзрачный, глаза цвета сумеречного неба, глубокие морщины у тонкого рта, худоба, граничащая с истощением. Бледная немочь, даром что высок и дворянин. Еще и не поздоровался, рявкнул только «письмо» и получив от возчего конверт, скрылся в своей берлоге и запер дверь. Вот такие они, кровники. Возчий, ничуть не удивленный холодному приему, спустился вниз. Общество домоправительницы пришлось ему по вкусу, да и требовалось подождать ответ. Так что теперь пусть их благородие само по лестнице спускается, если он, Атур, понадобится.

– Вы, достопочтимый сирра Раан, на нашего хозяина не сердитесь, – Домоправительница представилась по домашнему просто, Карой, и вела себя безо всякого высокомерия, так типичного для прислуги в богатых домах. – Доктор Зорон исключительный человек, умный и талантливый. Я прачкой работала двадцать лет, руки волдырями покрылись от местной воды, кровили так, что жить не могла. А он мне помог. Вылечил и в дом пустил. Хоть конечно и гнал сначала, как простолюдинку. Но потом же помог!

– Да, история, – хмыкнул Атур, запивая утренние впечатления чаем и заедая принесенным угощением. – Зорон. Никак не вспомню откуда знаю фамилию, – здоровяк нахмурился. – Постойте–ка, Кара, не тот ли это Консул от людей, которого из столицы поперли… лет тридцать тому назад?

– Верно, – улыбнулась Кара.

Это многое объясняло. Консулат – высший совет, в который входили главы рас – этнархи, и просто консулы, говорящие от имени гильдий. Над Консулатом стояли лишь двое Наместников и Мэр. К нынешней правительнице Атур относился, как человек более всего ценящий силу и порядок, с уважением. И как многие, надеялся, что Селестина Трой выздоровеет от ослабившей её болезни, в Городе вновь наступит тишь. Правда, методы Владеющей сложно было назвать гуманными: непокорных и оппозицию она начисто искореняла бесконечной чередой казней или тихих расправ, но такие люди, как возчий, считали это свидетельством твердой руки и холодного разума. Да и странно ждать от человека, практически истребившего в свое время целую расу, особенной милости.

Так что для Консула, пусть и бывшего, это захудалое местечко на краю мира и впрямь место ссылки что надо, хуже не придумаешь.

– За что ж его так? Теням что ль помогал в последней войне? – предположил Атур. Дело было давнее, современной политики не касалось, так что и обсуждать можно было безо всякого страха и оглядки.

– Побойтесь Пса! – возмутилась Кара такому предположению. Этого ученика Бродяги, поминали в качестве образца чести и справедливости. Ну или воплощения мести, от случая зависело. – Сирра Зорон сами уехали!

– Понятное дело, значит власть не поделили, – хмыкнул в усы Раан. – Премного благодарен за гостеприимство, сирра Кара, но что–то долго ваш хозяин ответ пишет. А мне уж и идти пора, – Атур сверился с простенькими механическими часами на цепочке – эйрийская работа, точная. Возчий очень ими гордился, и любил так, слегка прихвастнуть, щелкнув бронзовой крышкой, и демонстративно открыв циферблат.

– Видно придется мне сходить и спросить, – после еще десяти минут ожидания решила Кара.

Возчий сидел спиной к лестнице, да еще и прикрытый большим угловым шкафом, так что когда домоправительница остановилась и завела разговор, её собеседника возчий не увидел. Как и не услышал первые фразы.

– Кара, смотри, это лекарство для прядильщицы, но пусть учтет – на свой страх и риск, – звучал позади молодой мужской голос.

– Сирра Зорон, опять вы себя недооцениваете, – донесся с лестницы ответ Кары. – Может сами отнесете? Пригорожане давно вас отблагодарить за доброту хотят, да отца вашего побаиваются, вот к дому и не подходят. А так сами выйдете, с пациентами пообщаетесь. Хватит через меня лечить. Мне уже неловко делается, вместо вас людей щупать и расспрашивать. Да и старая я уже, забываю что кто говорит.