Текст книги " Придет вода "
Автор книги: Яна Дягилева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
из статьи: НАШ ВЕЛИКИЙ И МОГУЧИЙ
(тема: «За» и «против» использования в творчестве мата)
…Мат хорош тем, что с его помощью гораздо сильнее передаются отрицательные эмоциональные состояния. Взять, к примеру, янкино «Я повторяю 10 раз…» Заменим известные словечки иными – и это уже не будет так щемяще, не будет той боли. А, скажем, у Лаэртского не будет так смешно…
В. Кухаришин.
«Петрозаводский Университет», Петрозавоск, 28(1701), 10.10.97 г.
из статьи: ЕГОР ЛЕТОВ: ЗА И ПРОТИВ В ОДНОМ ФЛАКОНЕ
* * *
…Вторая группа наездов более серьезная, хоть и не менее, по сути, идиотская – все умирают (!), а Летов жив, «шагает по трупам» (Гурьев), «все нипочем». Ну с этим спорить бесполезно, достаточно представить себе, как Летов за спиной Янки под дулом пистолета заставляет ее петь «Ангедонию», а она сопротивляется. Не было бы, мол, Летова, работала бы Янка сейчас где-нибудь, нарожала бы детей от какого-нибудь бандера или еще лучше выступала бы где-нибудь в «Песне-97». Этого вы хотели? А по поводу «смерти» Янки, это еще вопрос, кого считать живым – «големов русского рока», огребающих миллионы, или тех, чей прах покоится на кладбищах – Янку, Селиванова, Башлачева, Курёхина и других, менее известных солдат рок-н-ролла. Автор этих строк, помнится, писал после гибели Янки в 1991-м году: «Это ты жива, это я мертвый. Пока…»
* * *
Можно сказать, что «Летов виноват в смерти Янки», а можно: «Не было бы Летова, не было бы и Янки, и ее песен». Суть-то одна – Янка неразрывно связана с Летовым, она – его придаток. А сколько еще этих придатков, поимённых и безымянных, многие из которых до сих пор делают или делали то, что подчас круче Летова (распавшаяся ТЕПЛАЯ ТРАССА, например). А белый свет и до Летова стоял, простите уж за нескромность, автор этих строк треть своих значимых вещей написал и имени Летова не зная. А самого Д. Аверьянова, автора «По Тонкому Льду», «Эхо Войны» и многих других ОХУЕННЫХ вещей, устраивает ли эта роль запущенного снаряда, слепого орудия в руках некоего божества? Короче, неужели исключительно Летову обязаны мы тем, что можем сегодня слушать Янку, ТЕПЛУЮ ТРАССУ или ПОГРАНИЧНУЮ ЗОНУ? Очень сомневаюсь. И даже более того, есть все основания думать, что по большому счету, он и ни причем тут вовсе (то есть, причем, конечно, но не Летов, а кто-то са-а-авсем другой, кто и самого Летова запустил).
А Фо Мин (А. Фомин).
«Свирепый Еж», Колтуши, 2(8)/97 г.
ПО ТРАМВАЙНЫМ РЕЛЬСАМ
«Эту песню не задушишь, не убьешь…»
Расцвет нашей рок-музыки, как известно, пришелся на 80-е годы. Под «апрельским ветром перемен» по всей стране открывались рок-клубы, проводились фестивали, семинары; рок обсуждали на «высших инстанциях» и т. д. Атмосфера всей этой рок-деятельности приобрела оттенок разрешенности, хотя гонения за рок-музыку все равно продолжались, порой – самые дичайшие. Привкус запрета, так притягивавший к року и скрашивавший его убогость, как музыки, понемногу сходил на нет, – естественно, что постепенно рок становился чем-то модным, в ряде случаев прокоммерческим, рассчитанным на массы. Казалось, рок-н-ролл превращается в мутное болото, чтобы всколыхнуть его, требовалось одно – вернуться назад, вспомнить как и с чего все начиналось. Людей, делавших это, было немного, но они были. В Новосибирске – Яна Дягилева.
Первые ее песни появились года с 86-го: «Порой Умирают Боги» (см. ТЛ № 16–97), «Нарисовали Икону» и др. Для песен той поры прежде всего характерна была предельная янкина открытость, искренность, полнейшее отсутствие какой-либо наигранности.
Нарисовали икону —
и под дождем забыли,
Очи святой мадонны
струи воды размыли,
Краска слезой струилась —
то небеса рыдали,
Люди под кровом укрылись —
люди о том не знали.
А небеса сердились,
а небеса ругались,
Бурею разразились…
Овцы толпой сбивались,
молнии в окна били,
ветры срывали крыши,
Псы под дверями выли,
метались в амбарах мыши.
Жались к подолам дети,
а старики крестились,
Падали на колени,
на образа молились…
Солнышко утром встало,
люди из дома вышли,
Тявкали псы устало,
правили люди крыши.
А в стороне, у порога
клочья холста лежали.
Люди забыли бога,
люди плечами жали…
(1986)
В 1987 году на I Новосибирском рок-фестивале Яна познакомилась с Егором Летовым – лидером крупно тогда наскандалившей ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ. Это знакомство впоследствии сыграло очень значительную, если не определяющую роль в дальнейшем янкином пути.
Многие видят только хорошее в сотрудничестве Янки и Егора… Все познается в сравнении, посему не удивляйтесь обилию летовского имени в этой статье. Получилось так, что известность Янка приобрела во многом благодаря Летову – все ее альбомы выпекались на ГрОбовской кухне, на иногородние концерты Яна выезжала вместе с ГО. В результате большинством аудитории Яна стала восприниматься с непременной привязкой к Егору – «творческой ветвью ГО», а ее группа ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ – лишь как одна из целой обоймы сибирских панк-групп. Саму Яну такое положение дел, видимо, устраивало – я не случайно упоминал о самых первых ее песнях, – медленно, но верно Янка влезла в тесные границы панк-рока, а ее песни постепенно приобрели не свойственную им ранее агрессию. Участие Летова в музыке ВЕЛИКИХ ОКТЯБРЕЙ давало себя знать: тяжелый, сырой, «фирменный» ГрОбовский звук, кривые, визжащие гитарные ходы… Несомненно, в некоторых случаях это ощутимо помогало в восприятии отдельных моментов:
С виду ложь – с гуся кровь, побежит со щеки,
Ни пропить, ни пропеть, ни слепить черепки,
Ни крестов, ни сердец – все злодейская масть,
Убивать-хоронить – горевать-забывать.
Поливает дождем первородная мысль,
Размывает дорожки – гляди, разошлись,
В темноте все в одну, все одно к одному
Не мешает другому
Лицу все к лицу.
Все к лицу подлецу, как родному отцу,
Не рассказывай, батя, и так все пройдет.
Чередой дочерей, всем раздеться, лежать,
Убивать-хоронить – горевать-забывать.
Побежали глаза по стволам, по рядам.
Покатилось лицо по камням, по следам
Безразмерной дырой, укрывая траву,
Насовсем позабыть – разузнать, да уснуть.
Только солнечный свет на просветах пружин,
Переломанный ужас на проломах дверей,
Несгибаемый ужас в изгибах коленей
В поклон до могил деревянным цветам.
(1990)
Но все равно сквозь грохот, дым и скрежет пробивалось то чистое и ясное, не укладываемое ни в какие музыкальные определения, что собственно и есть янкины песни.
Ожидало поле ягоды,
ожидало море погоды,
Рассыпалось человечеством —
просыпалось одиночеством,
Незасеянная пашенка,
недостроенная башенка,
Только узенькая досточка,
только беленькая косточка.
Не завязанная ленточка,
недоношенная доченька,
Отвязала белой ниточкой,
обмотала светлым волосом
И оставила до времени
вместе с вымытыми окнами,
Вместе с выцветшими красками,
вместе с высохшими глазками,
С огородным горем луковым,
с благородным раем маковым.
Очень страшно засыпать…
(«Выше Ноги От Земли», 1990)
Янка писала именно песни, не требующие никаких украшений, никаких определений; чистые и открытые, не принуждающие человека к действию, а призывающие задуматься о себе, о мире. Но песни эти, в свою очередь, отнимали много жизненной силы у их авторов. Их было очень немного – людей, занимающихся именно песней, к ним я отношу Янку и Башлачева. И обоих сейчас уже нет в живых.
Песни Янки, прежде всего – горький плач, тяжелые, через боль спетые откровения, страшные в своей безысходности.
Так иди и твори, что надо,
не бойся, никто не накажет.
Теперь ничего не свято…
(«Порой Умирают Боги», 1985)
Мы под прицелом тысяч ваших фраз,
А вы за стенкой, рухнувшей на нас…
(«Мы По Колено…», 1987)
Проникший в щели конвой заклеит окна травой,
Нас поведут на убой.
Перекрестится герой, шагнет в раздвинутый строй,
Вперед, за Родину в бой!
И сгинут злые враги, кто не надел сапоги,
Кто не простился с собой.
Кто не покончил с собой —
Всех поведут на убой.
На то особый отдел, на то особый режим,
На то особый резон.
(«Особый Резон», 1987)
Собирайся, народ, на бессмысленный сход,
На всемирный совет – как обставить нам наш бред.
Вклинить волю свою в идиотском краю,
Посидеть, помолчать, да по столу постучать…
(«От Большого Ума…», 1988)
Коммерчески успешно принародно подыхать,
О камни разбивать фотогеничное лицо,
просить по-человечески, заглядывать в глаза
Добрым прохожим
Продана смерть моя…
(«Продано», 1989)
Всю жизнь Яна шла по трамвайным рельсам – выбранный ею путь оказался именно ими – рельсами. И конец которых всегда только один. В мае 1991 года Яны не стало.
А мы пойдем с тобою погуляем
по трамвайным рельсам,
Посидим на трубах у начала кольцевой дороги,
Нашим теплым ветром будет черный дым с трубы завода,
Путеводною звездою будет желтая тарелка светофора.
Если нам удастся, мы до ночи не вернемся в клетку,
Мы должны за две секунды зарываться в землю,
Чтоб остаться там лежать, когда по нам поедут
серые машины,
Увозя с собою тех, кто не сумел и не хотел в грязи валяться.
Если мы успеем – мы продолжим путь по шпалам,
Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах,
Надо будет сжечь в печи одежду, если мы вернемся.
Если нас не встретят на пороге синие фуражки.
Если встретят, ты молчи, что мы гуляли
по трамвайным рельсам —
Это первый признак преступления или шизофрении,
А с портрета будет улыбаться нам Железный Феликс,
Это будет очень долго, это будет справедливым
Наказанием за то, что мы гуляли
по трамвайным рельсам,
Нас убьют с тобой за то, что мы гуляли
по трамвайным рельсам.
Материал подготовил Стерх.
«Темная Лошадка», Новосибирск, 6(43)/1998 г.
ИНТЕРВЬЮ
ЕГОР ЛЕТОВ О ЯНКЕ
из интервью: ПАНКИ В СВОЕМ КРУГУА.: Какие ты видишь перспективы, ближайшие для твоей группы?
Е.: Приеду, запишу новый альбом. Сейчас я набрал новый состав. Янка вот сочиняет тексты и играет на басе и гитаре, на басе довольно хорошо, что удивительно.
А.: И тексты сочиняет?
Е.: Да, и тексты сочиняет. Она сейчас в Питере осталась, на НОЛЬ хотела сходить.
А.: Передавай ей привет от ИНСТРУКЦИИ.
Е.: Вообще-то, баба – панк, к хиппизму отношения не имеет, чистый панк, агрессивный. Причем ужасно любит панк-рок, только его и слушает, и, вообще, тащится.
A.: Я очень рад, наша баба.
из интервью: ОДИНОЧКИ ОПАСНЕЕ ДЛЯ СОЦИУМА, ЧЕМ ЦЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕАртур Струков.
«Сибирская Язва», Тюмень, 1/88 г.
B.: Как в этом аспекте соотносятся панк и пост-панк? И кого бы ты к ним отнес?
Е.: Панк – EXPLOITED, GBH, UK SUBS, SEX PISTOLS, у нас – ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ, ВТОРОЙ ЭШЕЛОН, мы, МАНАГЕР АНАРХИЯ, новосибирские ПИЩЕВЫЕ ОТХОДЫ, ПИГМЕИ, ПОГО. Пост-панк – BIRTHDAY PARTY, SIOUXSIE & THE BANSHEES, THE CURE, ECHO & THE BUNNYMEN, у нас – ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ, т. е. Янка и ее группа. Тут такой момент: если панк состоит из действительно естественных, животных инстинктов, то пост-панк – это люди, которые поняли, что они не могут жить ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. А хотелось бы. Поэтому пост-панк – это музыка очень больная.
из интервью: КОНЕЦ НАСТУПАЕТ ТОГДА, КОГДА УНИЧТОЖАЕТСЯ ЖИВАЯ ЭНЕРГИЯ ТВОРЧЕСТВА«УРлайт», Москва, 6/90 г.
ПНС: Сколько всего альбомов вы записали?
Е. Л.: Всего? Около 15-ти. Значит так. 1985 год – Поганая Молодежь, Оптимизм; 87 – Красный Альбом, Хорошо, Тоталитаризм, Некофилия; 88 – Все Идет По Плану, Так Закалялась Сталь, Боевой Стимул, 30-минутный зальник Песни Радости И Счастья; 89 – Война, Здорово И Вечно, Армагеддон-Попс, Русское Поле Экспериментов, еще сборник Красный Марш – это различные варианты песен, ранее нигде не встречавшиеся. Еще несколько сольников. Я вообще думаю, что больше альбомы выходить не будут. Вот после Барнаула два раза выступим и все. Потом с Янкой буду выступать.
ПНС: Сколько альбомов ты записал с Янкой?
Е. Л.: Так… Не Положено – 87 г., Домой! – 89 г., Ангедония – 89. Есть еще Тюменский Альбом, но Янка от него отказалась. В записи Тюменского Альбома принимал участие барабанщик из ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ, он страшно лажал. Запись вообще получилась стремная. Но этот альбом более известен, чем остальные. У Янки пластинка готовится на отделении «Мелодии», кооператив «Апрель», по-моему. Единственное условие – без матов. Поэтому из двух альбомов Янки будет сборник.
ПНС: А тебе здесь не светит пластиночка?
Е. Л.: Я не хочу. Они предлагали, я отказался. Я с официальной формацией никаких отношений не имею принципиально, потому что все это потом обесценивается. Я не хочу, чтобы с нами было то же самое, что с АКВАРИУМОМ. Даже то, что мы вступили в ЛРК, дало повод к тому, что говорят, что мы, мол, продались. Мне непонятно, что вообще народ от нас требует. Что значит продаться? Непонятно.
из ИНТЕРВЬЮ С ЕГОРОМ«ПНС», Барнаул, 2/90 г.
– Многие считают, что Янка – это круче, чем, собственно, ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. Как ты к этому относишься?
– Может быть, может быть. То есть я согласен, это, я не знаю… Мы занимаемся довольно разными вещами. Просто она занимается, в общем-то, своей структурой. С одной стороны, это говорит о том, что другой пол и т. д. А во-вторых, она идет более от эстетики, а я иду более от религии, скажем так.
из интервью: ПРИЯТНОГО АППЕТИТА!Москва, 1989 г.
?: С этого лета ты перестал работать с Янкой. В апреле этого года прекратила свое существование ГО, во всяком случае, ее концертный вариант. В чем причина всех этих расставаний?
!: Знаешь, если ты делаешь что-то НАСТОЯЩЕЕ, СМЕЛОЕ, ЧЕСТНОЕ и ЯРКОЕ – тебя обязательно попытаются схватить и схавать. И неизбежно схавают, и святыню твою обосрут, если постоянно не сигать за поднимаемую в очередной раз планку, если не сотворять всякий раз, когда на тебя разевают рот, ОЧЕРЕДНОЙ срачи, очередного отчаянного, чудовищного, безобразного, безнадежного и бессмертного скачка, на переваривание которого массам требуется н-ное время, необходимое для твоего нового шага в новые беспредельности. Это – всегда эпатаж в какой-то степени. Каждый твой шаг, каждое твое очередное творение должно быть пропитано такой агрессией, таким патологическим чувственным буйством, чтобы оно встало, выперло ПОПЕРЕК ГЛОТКИ по возможности каждому «убежденному жителю». Так вот, если ты скверно и ежесекундно не гадишь на всех фронтах – тебя неизбежно сделают частью придворного попса, жадной массовой развлекухи – как это случилось с джазом, роком и т. д. и т. п. И все это сейчас происходит с Янкой. Социум ее заживо пожирает, и она уже безвозвратно, как мне кажется, упустила время и место для необходимых в подобных случаях заявлений и действий. Теперь она вкупе с моими бывшими согруппниками (вернее, со ГрОбниками), судя по всему, находится в противоположном моему делу лагере. Самым досадным образом они позволяют черни создавать, лепить из себя сладкозвучный, угодный ей миф.
Приятного аппетита! Понятно, не каждый может позволить себе радость и смелость наплевать в кургузые рожи своим почитателям, особенно, если среди оных – троицкие, липницкие и Гребенщиковы. Я очень отчетливо ощущаю все происходящее с Янкой, потому что сам висел на волоске, когда меня чуть не сожрали в 86–89, когда я терял драгоценное время, ожидая чуда с небес. И все-таки я выскочил из ловушки. С декабря 1989 по сегодняшний день я совершил ряд крайне важных для меня действий (среди которых, кстати, и роспуск 13.04.90 проекта, именуемого ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНОЙ), и не собираюсь останавливаться. Путь вперед – это всегда отталкивание, отстранение, отрицание, всегда – отказ, всегда – «Прощевайте!».
Я, ничтожный, не хочу и не могу себе позволить быть пойманным в какую-либо ловушку гармонично-чавкающего бытия. Ведь я не оставляю следов на свежем снегу.
?: В свое время ты заявлял, что Русское Поле Экспериментов и Хроника Пикирующего Бомбардировщика – твой предел. Затем была записана Инструкция…, а затем последовал и Прыг-Скок. Что теперь?
!: Не знаю. Не знаю даже, как тебе ответить. Это глупейше словами выражать. Я, вообще, замечаю, что подошел к некоей условной грани – к некоему, как бы высшему для меня УРОВНЮ КРУТИЗНЫ, за которым слова, звуки, образы уже «не работают», вообще, все, что за ним – уже не воплотимо (для меня, во всяком случае) через искусство. Я это понял, когда написал «Русское Поле…» Оно для меня – вышак. Предел. Красная черта. Дальше – у меня нет слов, нет голоса. Я могу лишь выразить равнозначное этому уровню, являя просто новый, иной его ракурс. Это и «Хроника» с «Мясной Избушкой» и «Туманом», и «Прыг-Скок», и «Песенка Про Дурачка», и «Про Мишутку» (она Янке посвящается), и последняя моя песенка – «Это Знает Моя Свобода». Выше них для меня зашкал, невоплощаемость меня самого. А вот именно ТУДА-то и надо двигать. Видишь ли, надежда – это наиподлейшая штука. Пока она хоть в малейшей степени присутствует, можно хуи пинать – выбор крайне далече. А вот теперь – времени больше НЕМА. «Закрылись кавычки, позабылись привычки». Это – конец. Конец всего, что имело смысл до сих пор. Скоро утро. Новая ступень. Новый уровень. Новый ПРЫГ-СКОК. Осталось лишь всецело собрать все внимание, все силы, всю сноровку – и не пропустить необходимый стремительно приближающийся поворот. Как поступать в данной ситуации: каждый решает сам. Манагер, вот, считает, что напоследок надо непременно поубивать как можно больше людишек. Янка двинулась в обратный путь – к родному человечеству, со всеми вытекающими из этого последствиями. Черный Лукич попёр в католичество. Джефф решил работать в одиночку… А мне, видимо, пора готовиться к прыжку. Мне, вообще, в последнее время кажется, что вся моя жизнь была этакой изящной разминочкой, подготовкой к тому финальному, решающему, волевому рывку ВОН, НАРУЖУ, который мне и предстоит совершить, возможно, в самом скором времени, необходимость которого уже покачивается на пороге, поглядывает на часы, постукивает по циферблату и подмигивает.
из интервью: 200 ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВАОмск, 10.09.90 г.
С.: Ты вот все говоришь о «НАСТОЯЩЕМ» – настоящие люди, настоящие песни… Что ты вкладываешь в это понятие?
Е.: Я уже об этом говорил столько раз, что может выглядеть со стороны как мудрое, величественное поучение этакого пророка Моисея или там… какого-нибудь Льва Толстого. Вот с Янкой у нас постоянно происходили свирепые стычки на тему «любовь к человечеству». Она призывает любить и жалеть человека просто за факт его существования (это я так ее понимаю). По мне же человек – изначально это НИЧТО, это – говно в проруби, кукиш в кармане. Однако он может, способен вырасти до Великих Наднебесий, до Вечности – если за его спиной образуется, встанет, скажем, Вечная Идея, Вечная Истина, Вечная Система Ценностей, Координат – как угодно. То есть вся ценность индивидуума равна ценности идеи, которую он олицетворяет, за которую он способен помереть – даже не так… – без которой ему НЕ ЖИТЬ.
из интервью: ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА ПЕРЕХОДИТ В НАСТУПЛЕНИЕ29.12.90. Вопросы задавал Серега Домой.
«КонтрКультУра», Москва, 3/91 г.
– Ты очень хорошо знал Янку. Газеты, в том числе и наша, писали о ее нелепой смерти, а что же с ней произошло на самом деле?
– Наша небольшая компания представляет собой как бы маленькую коммуну, сплоченный боевой взвод. Нас мало, но все мы братья и сестры. В последнее время многие погибли по различным причинам. Все мы живем по определенным законам. Рок – трамплин, самая настоящая война, и те, кто вступил на этот путь, уже не могут вернуться назад. Обратной дороги для нас нет – каждый следующий шаг может быть только вперед. Если не хватает энергии и сил сделать шаг вперед, нужно умирать. Либо человек идет вверх, либо он ломается. Мы не сможем себе позволить быть стариками.
Добровольно ушел из жизни наш гитарист Дмитрий Селиванов, то же произошло и с Янкой. Когда кончаются патроны, последний нужно оставлять себе. В какой-то момент Янка не смогла идти дальше – не хватило сил, и она сознательно ушла из жизни. Мы с ней разговаривали на эту тему, осталась предсмертная записка, последние стихи…
Всех нас ждет то же самое, поэтому я не воспринимаю смерть людей из нашего круга трагически, это естественный и мужественный подход.
из интервью: ЕГОР ЛЕТОВ, ОНИ НЕ ПРОЙДУТ. ИНТЕРВЬЮ С САМИМ СОБОЙБеседовал Алексей Белый.
«Комсомольская Правда», Москва, 12.92 г.
…Если нет ни сил, ни выхода, тогда надо уходить достойно, не сдавшись, как это сделали Янка, Башлачев, Селиванов и другие мои братья и сестры по оружию и фронту. Они победили, попрали в первую очередь свирепый закон самосохранения, в конечном счете саму смерть. Те же, кто остается после них, обязаны удерживать как свои, так и осиротевшие участки фронта и воевать за себя и «за того парня». Фронт держится на нас, нельзя нам умирать от слабости, тоски и безволия, мир держится на каждом из нас – истинно живом.
«День», Москва, 1–7.10.93 г.
