Текст книги " Придет вода "
Автор книги: Яна Дягилева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
«Я ОСТАВЛЯЮ ЕЩЕ ПОЛКОРОЛЕВСТВА…»
Не успела еще развеяться печаль-тоска после смерти Цоя, как новый удар: нет больше янки Дягилевой, новосибирской рок-певицы, нежной и тревожной души сибирского рока.
И плачем Ярославны по ней самой зазвучит распевная, лирическая, пронзительная до боли – «Стаи Летят»:
…Крепкий настой. Плачьте, родные!
Угол, свеча, стол, образа…
В прессе скупая информация в несколько строк: «9 мая ушла погулять. Не вернулась. Утонула в реке. Может, несчастный случай, а может, самоубийство». Вечная судьба русских поэтов.
И как предчувствие или, может, заранее решенный шаг в небытие, строчки: Седьмая вода – седьмая беда.
Опять не одна до самого дна.
До самого дна по стенам крутым.
На них червяки, у них имена.
У края доски застывшей реки
С наклоном руки из красной строки.
Пресса Янку не баловала своим вниманием, телевидение и радио тем более. Для многих, думаю, это имя совсем ничего не говорит. Но только не для истинных поклонников рока. Янку любили, ее песни знают в самых отдаленных уголках нашей страны, и это несмотря на полное отсутствие рекламы в средствах массовой информации. Только редкие концерты, участие в рок-фестивалях и, главным образом, магнитофонные записи, блуждающие по стране.
Своей стихией Янка выбрала андеграунд, сознательно отвергнув всякую сделку с шоу-бизнесом, а вместе с тем возможность выхода на широкую публику, возможность получать солидные деньги и прочие удобства сытой, но для нее неприемлемой жизни, любой компромисс с собственными представлениями о независимости и свободе творчества был ей противен.
Янка была одной из немногих, кто черпал силу и нежную напевность своих мелодий в народных мотивах. Хотя чаще нежность сменялась на ярость, помноженную на боль и отчаяние. Этими песнями она достойно продолжала традиции русского рока, заложенные А. Башлачевым, Д. Ревякиным.
Былинная мощь ее текстов наряду с удивительной, проникающей в душу мелодией захватывала сразу.
От песен Янки веет безысходностью, но с ними почему-то легче безысходность эту преодолеть. Здесь серость и бесприютность нашей жизни и невозможность смириться с этим. Постоянные поиски выхода из замкнутого круга русского мученичества и постоянное натыкание на новые тупики:
Здесь не кончается война,
Не начинается весна,
Не продолжается детство.
Некуда деваться.
Нам остались только сбитые коленки…
В этих песнях боль огромного сердца, любовь и сострадание к людям и вместе с тем осознание неизбежной трагичности такого бытия:
Проникший в щели конвой
Заклеит окна травой.
Нас поведут на убой.
Перекрестится герой,
Шагнет в раздвинутый строй.
«Вперед за Родину, в бой!»
…Всех поведут на убой.
Гордая, вольная птица, бьющаяся в клетке, – это Янка. Сильная и хрупкая одновременно, пляшущая на костре собственной жизни – это тоже она.
Предсказания собственной судьбы? Они есть: в любой песне соткан узор из щемящей душу безысходности и печали:
Мне придется променять
Осточертевший обряд
На смертоносный снаряд,
Скрипучий стул за столом
На детский крик за углом,
Минуты спутанных гроз
На депрессивный психоз,
Психоделический рай
На три засова в сарай.
Мне все кричат: «Берегись!»
Саша Башлачев просил: «Поэты идут до конца. И не смейте кричать им: «Не надо!» А крикнуть все же хочется. Хотя знаешь, что не остановить.
Княжна русского рока, поэт нищих гурманов, гордых бессребреников и бродячих музыкантов, она оставила нам в наследство несколько потрясающих песен, глубоко уходящих корнями в русскую народную традицию. А кроме того, оставила невосполнимую брешь в том, что принято называть русским роком, отдав себя на костер самосожжения. Но хрупкий ее голос еще будет петь чудесные песни трепетной птицы со звонким именем – Янка.
Я оставляю еще
полкоролевства.
Весна за легкомыслие меня
накажет.
Я вернусь, чтоб постучать
в ворота…
Светлана Кошкарова.
«Субботняя Газета», Курган, № 25/91 г.
ЯНКА ДЯГИЛЕВА (1967–1991)
Была середина мая. Среди харьковской тусовки разнеслись невразумительные слухи, пришедшие из далекого Новосибирска, о том, что пропала Янка Дягилева. Но толком никто ничего не мог сообщить, и вроде бы поводов волноваться не было, но какая-то смутная тревога закралась в сердце. И вдруг 18 мая на последней странице «Комсомолки» появилась крохотная заметка, в которой сообщалось, что за день до этого было найдено тело Янки рыбаками в реке Ине. Больше никаких сообщений – ни в прессе, ни по телевидению, ни по радио…
В советском роке Янка была явлением не меньшей важности, чем БГ или Саша Башлачев. У нее нет аналогов ни в западном, ни в советском роке. Вряд ли стоит проводить параллели между Янкой и Джоан Баэз, Дженис Джоплин, Патти Смит или ранней Жанной Бичевской.
Первый раз композиции Янки появились в альбомах Тоталитаризм и Некрофилия знаменитой сибирской группы ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА в 1987 году. Вряд ли можно считать этот дебют полноценным, скорее, это был просто прикол. Серьезная запись была сделана после тюменского панк-фестиваля ’88, где Янка дебютировала под псевдонимом ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ. Так же назывался ее первый сольный альбом, записать который помогли Егор Летов (ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА) и музыканты крутой тюменской панк-команды ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ. Начались концерты, студийная работа. Слава в кругу поклонников андеграунда пришла к Янке практически сразу, и ее альбомы стали появляться во всех точках Союза.
26 июня 1989 года в Харькове Янка участвовала в концерте в ДК «Пищевик». Харьков был еще не очень хорошо знаком с ее творчеством, а само выступление продолжалось совсем недолго, потому что Янка очень быстро порвала струны на своей гитаре. Но, тем не менее, даже неподготовленную публику ей удалось заколдовать своими странными нервными песнями… Помню свои ощущения после того, как я послушал янкины песни.
Про них мне говорили многие, но я не представлял, как может женщина петь рок. Максимум, чего я мог ожидать, были потуги на джаз-рок в духе Дженис Джоплин. Но Янка разрушила все мои ожидания. Ее песни вошли в меня и залезли в самые глубокие закоулки души. С тех пор она стала в одном ряду с моими любимыми музыкантами.
Про Брайана Джонса, соло-гитариста РОЛЛИНГ СТОУНЗ, умершего в 28 лет, его соратник по группе Кит Ричард сказал: «Брайан принадлежал к той категории людей, по которым видно, что они не доживут до 60-ти». Я думаю, про Янку можно сказать то же самое. Невозможно представить ее счастливую старость, появление дисков на «Мелодии». Янке не хотелось «коммерчески успешно принародно подыхать», как она пела в своем альбоме Продано!.
Легализация нашего рок-андеграунда загнала в тупик многих талантливых музыкантов. Среди них – Егор Летов, Роман Неумоев (ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ), Дмитрий Ревякин (КАЛИНОВ МОСТ), некоторые другие музыканты. К огромному сожалению, не обошлось без жертв – Дмитрий Селиванов, Саша Башлачев, Янка… Будет ли продолжение у этого скорбного списка?..
P.S. «Б-Б!!!»: Пока статья готовилась в печать, ушел из жизни лидер группы ЗООПАРК Майк Науменко, и трагически погиб Игорь Тальков.
Рок-курьер.
«Ба-Бах!!!», Харьков, № 13/15, 1991 г.
«ПАРАЛЛЕЛЬНО ПУТИ ЧЕРНЫЙ СПУТНИК ЛЕТИТ…»
Мартиролог российского рок-н-ролла пополнился еще одной жертвой извечного лозунга «жить быстро, умереть молодым».
Янка Дягилева, «новосибирская Патти Смит», как прозвали ее досужие журналисты, 9 мая 1991 года бросилась в реку.
Трудно писать о Янке. Никогда не мог представить себе, что ее не будет. Таким, как она, умирать нельзя – и именно такие умирают. Я видел ее один раз в жизни. Я никогда не слышал, как она поет – «вживую», конечно. Все, что я знаю о ней – обрывки досужих тусовочных разговоров и кассета, заезженный «Макселл» с магнитофонным альбомом, записанным Янкой с музыкантами из тюменской ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ под псевдонимом ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ. Назывался он Деклассированным Элементам. И этого всего мне хватило, чтобы уяснить себе: наше счастье, что она есть, потому что такие, как она, появляются один раз за много-много лет, и еще раз наше счастье, что за эти десять лет у нас появились СашБаш и Янка.
Появились и ушли от нас. Неуклюжи все слова, которыми пытаешься говорить о том, кем и чем была для нас Янка. Можно произвести музыковедческий разбор ее песен, но это не даст ничего для понимания Янки. Можно попытаться проанализировать ее тексты, но разве это что-то меняет?
Она никогда не давала интервью, говоря о том, что сама о себе она не может сказать ничего. Настоящая – когда пою, говорила она. Думается, это было правдой – иначе почему эти песни проникали в сознание людей, далеких от структур андеграундного рока? Как только янкин голос начинал звучать из недр магнитофона, люди замирали и сидели молча. Янка зачаровывала своей непритворной искренностью и болью, подбором слов, таких же обычных, как те, которыми мы с вами пользуемся каждый день. Главное – правильно расставить слова, сказал кто-то. Янка это умела. Звучание янкиного альбома идет оттуда, из-за бугра, как, в сущности, и все, связанное с рок-музыкой, да и немудрено – продюсер альбома Егор Летов (о нем – чуть позднее) считается одним из лучших в стране знатоков западной «независимой» музыки. Но я сильно сомневаюсь в том, чтобы хоть одна из песен ее была понята и, наверное, что важнее, прочувствована на Западе даже самыми умными, талантливыми и продвинутыми людьми. Ведь в российской тоске есть нечто непонятное всем остальным этносам мира. И почти ни в одном языке мира нет абсолютного эквивалента слову «тоска». Как сказал один мой приятель-музыкант, тоска – это как будто едешь ночью на санях по заснеженной равнине неизвестно куда. И неизвестно, доедешь ли…
Янка, конечно, неоспоримо российское явление. В ее песнях часто встречаются русские пословицы и поговорки, но глубоко и подчас парадоксально переосмысленные. То, что у Юрия Наумова (тоже, кстати сказать, ушедшего от нас, но, слава Богу, не в небытие, а в Америку) было изощренной версификацией, то, что побуждало восклицать «Ай да Наумов, ай да сукин сын!», в Янке заставляло замирать, чтобы как можно глубже и острее осознать то, что было в ней.
«Ты нес в ладонях чистую воду…» Янка ничего не хотела СКАЗАТЬ, ничему не хотела НАУЧИТЬ, ни к чему не хотела ПОДТОЛКНУТЬ. Она просто ЖИЛА в песнях – и спасибо ей за это, и вечный позор всем нам, что не уберегли этот живой огонек.
Надо, конечно, сказать и о той среде, откуда Янка вышла. В начале 80-х годов кое-как доползший до нас панк-рок начал массово воплощаться в реально существующие группы. Причем наиболее активно в двух регионах тогда еще «великой державы», в забитой и голодной Сибири и в относительно сытой и цивилизованной Эстонии. И то, что на первый взгляд кажется парадоксом, на самом деле таковым не является. Просто Сибирь к тому времени дошла до точки, за которой – нечто, абсолютно нормальным человеком непредставимое. А Эстония, по советским меркам, жила близко к нормальной человеческой жизни, но, глядя на близлежащую Финляндию, очень остро осознавала свою ущербность. «А ведь могли жить как люди», – думали пожилые эстонцы, молодые же брали в руки инструмент фабричной марки «что попало» и – рубили панк. Но в цивильной Эстонии панк тоже был цивильным, поскольку музыканты смотрели финское ТВ и знали, как это делается (в тихой Финляндии панк-рок – одно из любимых музыкальных направлений – вспомните гастроли в Москве группы СИЕЛУН ВЕЛЬЕТ). Сибиряки же были панком остервенелым, злым и жестоким подчас. Лидирующим персонажем сибирского панка стал Игорь «Егор» Летов, младший брат известного фриджазового саксофониста Сергея Летова. Его группа ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА за девять лет существования выпустила точно не подсчитанное пока количество магнитофонных альбомов. Помимо этого, Егор постоянно занимается всяческими сторонними проектами – СПИНКА МЕНТА, ЧЕРНЫЙ ЛУКИЧ, КОММУНИЗМ… И, как мы уже упоминали выше, одним из таких проектов была Янка.
Егор для большинства людей из тех, кто ходит на его концерты и ездит за ним по стране, не просто музыкант или даже рок-герой. Он – гуру, духовный вождь. Не случайно наблюдаемая мной некоторое время назад продажа плакатов, где лицо Егора соседствовало с Сильвестром Сталлоне, Арнольдом Шварцнеггером, Брюсом Ли, обильной телом Самантой Фокс и безымянными нагими красавицами, шла довольно бойко. И, как любой гуру, Егор имеет собственное кредо, систему идей, которую проповедует.
Суицид, самоубийство, как лучший способ воздействия на окружающую действительность, на все то, что обрушивается на голову человека – вот, по Егору Летову, главное. Самоуничтожение как способ изменения мира к лучшему. Правда, я подчас не уверен в том, что ему действительно хочется изменять мир, и это понятно – за прошедшие десятилетия все мы были свидетелями неоднократных попыток изменить мир, перекроив его по своему образу мыслей. Так что уход от мира – вполне объяснимая для меня теза – всегда проще уйти, чем попытаться «хоть что-то изменить когда-нибудь». А иногда и не остается возможности. Но в мире Егора, где чувство боли часто переходит в исследование механизма этого чувства, где ненависть ко всему окружающему становится доминантой, я не нахожу места человеку – тому, которого так много было в песнях Янки. Именно поэтому я предпочитаю Янку Егору, как предпочитаю Ричарда Баха Карлосу Кастанеде. Может быть, Баху не хватает глубины, но зато в нем больше искренности и доброты, мир же Кастанеды без искренности и доброты обходится. Обнаженные нервы Летова становятся стальными трубами, янкина же душа с содранной кожей билась о колючую проволоку бытия.
«Я повторяю десять раз и снова – никто не знает, как же мне…» В индустриальном Новосибирске, где дым от труб застит небо, где Янка, у которой было столько друзей, жила одна, не нашлось никого, кто бы забеспокоился, когда она исчезла. «А, поездит по стране, вернется», – так можно суммировать мнение городской тусовки. Но пробило Москву. Поиски велись из белокаменной.
Я намеренно избегаю цитирования ее песен – вы сами их прочтете. Есть расхожее мнение, что и она, и СашБаш предсказали свою смерть в песнях. С этим можно согласиться, можно спорить, но для меня ясно одно – они предсказали и то, что будет после. Строчка Янки «о, продана смерть моя», похоже, начинает обретать воплощение. Мне не близко мнение нашего андеграунда – «нельзя отдавать ее на растерзание совку, о ней и так мало кто знал, пусть она останется одной из наших», но меня передергивает от плаката с ее стихами, выпущенного малопонятно кем на плохой бумаге и с плохим качеством печати, который периодически появляется в продаже на рок-мероприятиях. И, возвращаясь к разговору о панке, следует четко уяснить для себя: к панку Янка имела такое же отношение, как к вальсам Штрауса. Она имела отношение к жизни – и все. Это было очень янкино отношение.
Не рассматривайте этот материал как акт продажи ее смерти. Есть вещи, которые нельзя сделать за деньги. Я люблю Янку. Пусть земля будет ей пухом.
Артем Липатов.
«Студенческий Меридиан», Москва, 1991 г.
СМЕРТЬ ВЫБИРАЕТ ЛУЧШИХ…
У меня в сумке до сих пор «живет» старый блокнот – с прошлой осени, с «Рок-Азии». Обложка его перемазана пастой – это от плотного, мощного «саунда» группы Янки Дягилевой – панк-фолк-рок-барда – потек стержень. Там же в блокноте, два густо исписанных листочка с вопросами к Янке, заготовка интервью… Но интервью тогда не получилось: Янка не согласилась. «Просто поговорить – пожалуйста, но в газете не должно быть ни строчки…» – «Но почему? Может быть, Вам это не нужно, но это может быть нужно другим…»
– «Те, кому нужно, сами разберутся, кто я и зачем все это…» В ней не было избалованности, рокерского «форса» и хлестко-эпатирующего выпендрежа. В эпицентре беззапретной «рок-азиатской» вольницы мы разговаривали с ней на «Вы» и не испытывали от этого стеснения…
Я действительно не записала тогда ни строчки. Но время от времени обрывки из этого разговора потом всплывали в памяти. Мы заговорили о Башлачеве, о его смерти, и Янка сказала, что да, бывает так плохо, что хочется и пожалеть себя, «но я тогда думаю, что есть люди, которым еще хуже, чем мне. Чего себя-то жалеть…» – «Слышала, будто на «Мелодии» готовится Ваша пластинка?»
– «Ложь. Не записывалась и записываться не собираюсь, даже если предложат…» И опять про то, что если кому нужно… На фоне бесконечных разговоров о коммерческих подходах, о «раскручивании» групп, о том, как прорваться, пробиться, продраться, янкины слова были чем-то вроде стакана воды, выплеснутого в лицо. Янка с отвращением смотрела на толпу, мирно шелестевшую в табачном тумане клуба участников, и яростно чеканила: «Я ненавижу тусовку. Эти люди хоронят рок…»
Простите, Яна! Я не знаю, как по-другому озвучить свой «Реквием» для Вас. Вы погибли, и мы, скорее всего, никогда не узнаем, был ли то несчастный случай или страшная необходимость. Смерть самых лучших выбирает, а живым оставляет право мучиться потерями и болью…
Е. Гаврилова.
«Молодежь Алтая», Барнаул, 1991 г.
ЗДРАВСТВУЙ, МОЯ СМЕРТЬ
«Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам»
(Яна Дягилева)
Уходит мое поколение, «поколение дворников и сторожей», поколение длинноволосых и неопрятных, поколение колющихся и веселящихся, поколение свободных и добрых людей. Новая жизнь вышибает первым – мое неудобное поколение. А мы продолжаем идти по трамвайным рельсам, «подставляя себя под плеть», хотя рядом уже прокладывают асфальтовые дорожки, и не спешим променять свою естественную защиту от общества на плюрализм и рынок. А иначе не получается – это уже в крови: «Be Free» – будь свободен.
Хождение по рельсам, как поет Яна, – это уже «первый признак преступления и шизофрении», как, впрочем, и вся жизнь нашего ночного поколения, которая сама по себе уже была дерзостью. Нас, расквитавшихся с Системой и презирающих действительность, уже невозможно сделать лояльными. Когда над страной висела полуночь-полусумерки, а по улицам разъезжали серые машины – мы, воспитанные на битлах и Высоцком, митьках и Гребенщикове, ушедшие на дно, пытались, сами того не сознавая, посредством магнитофонных лент и редких «квартирных» концертов помешать огромному лагерю спать. «Маке Love» – твори любовь и через свою любовь дай ближнему почувствовать боль, от которой задыхается страна.
Вот и сегодня мы, «партизаны подпольной луны», упорно ползем своим, отдельным путем. И теряем. Женя (Георгий) Ордановский из РОССИЯН, Саша Давыдов из СТРАННЫХ ИГР, Саша Башлачев, Дима Селиванов, Виктор Цой, теперь вот Янка. А сколько их, неизвестных, спившихся или обколовшихся, но не принявших условий нового жестокого мира. Не плачьте о них, все они остаются в нашей команде. Помните у Кинчева: «Свет ушедшей звезды все еще свет».
Те же, кто выпал из нашего братства, не выдержал соблазна открывшегося выхода из подполья и позарился на блеск нового лживого праздника, занимаются теперь импортными шмотками или записью причесанных слащавых песенок, похрустывают разноцветными бумажками и теряют при этом, как воду сквозь пальцы, свою душу. Что ж, каждый выбирает по себе.
Конечно, и мы стали другими. Начали стареть, матереть. Семьи, заботы. Но мы, «рудименты в нынешних мирах», здорово прожили свою юность, «в одной веселой куче», в упоении Великой Любовью, под чудным светом звезды Аделаиды. Только и держимся, что на щемящем душу былом запале. И за нами почти никого нет, бегут на смену чистенькие, деловые «йаппи».
А сегодня – скука. Развлечений полно, а внутреннего насыщения нет. Воздуха нет, воздуха, которым мы дышали. Доступность ранее запретного не дает думать, атрофирует мозг, лишает плод любовной сладости, обкрадывает душу. Там, где раньше ломали головы и шеи – теперь открытая дверь, где раньше требовался поступок – сейчас пригласительный билет. Верхний, иллюзорный слой исчерпан, срыт, нужно переходить на другой уровень, а к нему, этому глубинному уровню наше поколение оказалось не готово. Не успели вызреть, дойти до корня. И вот расплата – растерянность, творческий кризис. Мы все сказали, мы сделали свое дело. Теперь наше место под колесами. Вот когда наше поколение потерялось – сегодня, а не 10 лет назад, как привыкли за нас думать.
Мы уходим. Так же тихо и незаметно, как и жили. А может быть, рано я пропел эпитафию? Поколенье, ответь.
К. Голодяев.
«Меломан Сибири», 1/91 г.
ТОЖЕ ПРО НЕЕ (слухи и мысли)
Янка. По рождению Дягилева Яна Станиславовна, появилась на свет третьего сентября 1966 года. Говорят, что она – прямой потомок «того самого» Дягилева, чьи сезоны до сих пор проходят в Париже.
Училась в школе, конечно, тусовалась в сибирской околорокенролльной тусовке.
Потом пошла в институт, где и проучилась, кажется, до четвертого курса. Училась «по-распиздяйски» (в хорошем смысле слова, как говорит Дик): лекции добросовестно продинамив, приходила на сессию и говорила преподавателю примерно следующее:
– Вы знаете, я чего-то долго не была, но ведь я в институте уже два (три, четыре…) года – не выгонять же меня, правда?
И преподаватели ставили свои тройки-четверки. А кто бы не поставил?
В 1987 году она попала на какой-то фест в Новосибирске, где ее судьба и накрыла: выступал Сашка Башлачев. Можно себе представить, как подействовало на нее СашБашево беспределье. И, как ходят слухи, на одном из квартирников там же, в Н-ске, один из зрителей спросил у Сашки:
– И откуда же ты все знаешь?
– А я ничего не знаю. Вон она, – кивнул тот на Янку, сидевшую неподалеку, – все знает.
Правда, отношение к ней так и осталось, видимо, ироничным. Как-то Сашка с Настей были в Питере у себя на квартире. Раздался телефонный звонок. Поговорив две минуты, Сашка схватился за голову:
– Боже, опять эта сумасшедшая девчонка приехала!..
Ищущий да обрящет. Потеряла девка радость по весне…
«Наверное, что-то случилось…». Я рискнул процитировать Л. Г., превратившись, таким образом, в злостного плагиатора и графомана.
Да будет так. Поскольку, читая что-то, выражающее твои мысли лучше, чем ты сам, тяжко удержаться оттого, чтобы не содрать чего-нибудь из прочитанного.
Наверное, что-то действительно случилось, если все происходит…
Все до сих пор происходит.
Аз есмь червь.
Глаголь добро есть живете.
Зело, земля, ижица…
Рцы слово твердо…
Еще Святогор сам лег в свой гроб, как будто это ему постель была. И не встал более, как и положено лежащему во гробе.
…Вряд ли ты знала, едва ль хотела
Мучить нас тайной, чья сложность либо
усугубляет страданье (ибо
Повод к разлуке важней разлуки),
Либо она облегчает муки
При детективном душевном складе;
Даже пускай ты старалась ради
Этих последних, затем, что все же
Их большинство, – все равно похоже,
Что и для них, чьи глаза от плача
Ты пожелала сберечь,
Задача неразрешима;
И блеск на перлах
Их многоточия – слезы первых…
…Чаек не спросишь, и нету толка
В гомоне волн.
Остаются только
Тучи —
Но их разгоняет ветер
Ибо у смерти всегда свидетель
Он же и жертва.
И к этой новой
Роли двойной ты была готовой.
Впрочем, и так, при любом разбросе
Складов душевных, в самом вопросе
«Чем это было?» разгадки средство.
Самоубийством? Разрывом сердца
В слишком холодной воде?..
Это написал еще в 68 году Бродский. Янке было два года. В СССРе появилась МАШИНА ВРЕМЕНИ, а в Англии – DEEP PURPLE и прочие мастодонты.
Еще не распались «Битлы», сгорали гитары Хендрикса, Дженис срывала голос, а Джим шаманил над толпами, воспаряя в свои собственные, никому не нужные небеса.
Книжка, из которой я переписал Бродского, называется «Конец Прекрасной Эпохи».
This is the end, my beautiful friend,
The end…
This is the end, my only friend…
Почему-то не приходит ощущение начала. Все начинается с конца и не заканчивается. Начала не бывает, потому что Бог есть всегда, он не может начинаться. Но бывает, что он уходит из человека.
Когда человек не может, Бог оставляет его, ибо Бог есть Любовь.
«Это было б странно – всю жизнь летать…»
Янка при жизни вписалась в компанию Башлачева и Селиванова. То бишь, ее вписали.
Тяга российская к трагичности очень типична для тусовки, и в ее (тусовки) условиях очень ненавязчиво агрессивна. Неутоленное постоянно желание «скорбеть» и возносить цветы к ногам заставляет искать все новых и новых святых для построения храмов. А в каждой церкви – свой святой. А строителей все больше. И не хватает мощей для храмов.
Раньше-то были пластиночки такие – «на костях».
Звонки начались тринадцатого. Позвонили из Питера: «Слышал? Янка…» Три дня я и мои знакомые не давали спокойно спать всем, кто хоть что-то мог объяснить. «Не знаю…», «Да ты что?», «Не, не звонили…»
Потом мандраж улегся, думалось, что, может, и правда все нормально, если уж и они ничего не знают. Господи, лишь бы это было лажей! А потом – звонок в дверь и человек с газетой: «Читал?»
ЧТО ДЕЛАТЬ!!!
Надо идти! Нет, бежать! Куда? Куда?!! Боже, как темно вокруг! Янка, Янка, подожди! Ну чего ты?.. Ну зачем, зачем ты сейчас так сделала?! За что?!!! Господи, почему же, почему, ну что же такого я сделал-то? Почему же так плохо???
Дурацкая бессонная ночь.
И утро на берегу Москвы-реки. Вода темная. Темная, тяжелая, вязкая, как нефть, и холодная, и моросил легкий майский дождь. Первый дождь без Нее… Набережная была пустая, и лишь церковь на том берегу уже звонила. Наверное, у них был какой-то праздник. Как в кино.
Не получилась статья. Ну и черт с ней.
А. Марков (печатается по рукописи).
«Штирлиц», Москва, № 2, 1991 г.
