Текст книги "Вернуть жену любой ценой (СИ)"

Автор книги: Яна Мосар

Соавторы: Анна Гранина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 61.

Ада

Еду обратно, а мир вокруг кажется нереально четким, словно его кто-то только что перефокусировал. Хаос, гонка, делегирование – и вот я держу в руках сложенный вчетверо лист бумаги, на котором написано: "Возможна индуцированная лактация".

Это звучит как научная фантастика. Как чудо. Как последняя, самая жестокая насмешка судьбы. У меня нет матки, нет гормонального следа беременности. Но мое тело, мой проклятый, упрямый организм, включил режим "Мать".

“Позвольте себе нежность”

Легко сказать. Нежность – это то, чего я боялась больше всего, потому что нежность делает больно, она требует привязанности, она делает уязвимой. А я уже давно замурована в своем страхе.

Я въезжаю во двор. Машина Мирона стоит на месте. В доме мой муж, сын, теперь еще и моя дочь.

Бесшумно захожу. В гостиной – идеальная картина, которую я столько рисовала в воображении и от которой хочется либо закричать, либо расплакаться. Пашка сидит на ковре, шепотом комментирует мультики на планшете. Мирон в кресле, оперевшись на спинку, а Вера лежит у него на руках. Он гладит ее по крошечной спинке. Он расслабленно смотрит за тем, что происходит на экране.

Я прохожу мимо, почти не дыша, разуваюсь, вешаю сумку.

– Привет, – шепчу, чтобы никого не разбудить. Вы как тут?

– Пока она спит идеально, – улыбается Мирон. – Все под контролем.

– Это хорошо.

У меня в кармане журчит тихо телефон.

– Да, Зоя.

– Привет, Ада. Я подъезжаю, поможешь мне подняться?

– Конечно.

– Мирон, там Зоя приехала. Я помогу ей забраться.

– Подожди, – поднимается и передает мне дочку. – Подержи лучше Веру, а я Зое помогу.

– Спасибо.

– Тетя Зоя! – радуется Пашка и ставить мультики на паузу.

Я боюсь с новорожденной Верой пока выходить на улицу, поэтому так встречаю Зою в гостиной.

Заезжает к нам в кресле. Вся собранная, непривычно спокойная.

– Я решила не заезжать домой, а сразу к вам. Ну, покажи мне мою племяшку.

Мирон закрывает за ней дверь.

– Паш, привет, – тебе булочек захватила.

– Спасибо, теть Зоя, – подбегает, забирает и тут же уносит на кухню.

– Смотри, – протягиваю ей сверток.

– Дашь подержать?

– Конечно.

Я с нежностью смотрю на сестру, передаю сверток. Зоя держит Веру очень осторожно, прислонив к груди.

– Она такая лапочка, – это слово она произносит еле слышно. – На кого хоть похожа? Понять не могу.

– Ада, раз тут Зоя с тобой, – шепчет Мирон, я на час в офис сгоняю. Надо кое-что подписать.

– Хорошо.

– Вернусь к вечеру. Я на телефоне, если что. Пашка, мультики негромко.

– Я помню.

Мирон быстро выходит.

Вот и все. Мы одни. Я, Зоя, Пашка и Вера, которая мгновенно открывает глаза, услышав щелчок закрывающейся двери.

– Хочешь чаю? – спрашиваю ее. – Мне надо с тобой поговорить.

– Идем на кухню, – кивает и катится, одновременно качая Веру.

– Паш, ты будешь что-то пить?

– Нет, а можно я посмотрю мультики со звуком?

– Паше включаю полноценно мультфильмы со звуком.

Разрешаю.

– Что случилось, Ада? – спрашивает Зоя, когда заходим одни на кухню.

Я не могу ей врать. Просто не могу. И мне надо узнать у нее, что делать.

– У меня… началась лактация. Рефлекторно.

Зоя на секунду замирает. Как психолог, будь неладна ее профессия, она всегда ищет корень. И тут он вырос сам.

– Ты хочешь сказать, что твой организм, решил “проснуться”?

– Доктор сказал, что это возможно. Называется "индуцированная лактация". Матка не нужна. Только желание тела компенсировать.

Тишина повисает в комнате. Зоя не шокирована. Она обдумывает.

– Ты что-то решила уже?

– Пока не знаю.

– В психологии это называется "компенсаторная реакция". Твое подсознание, твоя истинная материнская идентичность отказывается принять, что эта связь может быть неполной. Ты так боялась нежности, так боялась привязаться к "чужому" ребенку, что твое тело само нашло самый древний, самый неразрывный способ создать эту связь.

– Это очень сложно, Зой. Доктор сказал, это тяжело, нужно сцеживаться по десять раз в сутки. Я еле успеваю. А если я не справлюсь? Тогда я буду чувствовать вину не только за прошлое, но и за эту неудачу.

– Ты, Ада, вечно боишься провала. Но смотри на это не как на обязательство, а как на терапию. Это не экзамен на материнство. Это процесс, который поможет тебе присвоить этого ребенка. Ты, как никто, нуждаешься в физиологическом доказательстве, что она – твоя.

– Но это же отнимет у меня все время. Пекарня, Паша… Я не могу все бросить.

– А ты брось иллюзию контроля. Ты думаешь, ты управляешь своей жизнью? Нет. Она управляет тобой. Ты металась в поисках опоры, а теперь опора лежит у тебя на руках и просит о самом простом. Вторая опора вон мультики смотрит. Весь твой бизнес – это твоя броня. Сними ее на время. Ты можешь делегировать пекарню. Ты можешь сказать Мирону, что он должен помочь тебе в быту.

– Он и так готов. Он сказал, возьмет все на себя.

– Вот и отлично. Значит, он готов работать ради твоего спокойствия. Используй этот ресурс. Ты не должна геройствовать, Ада. Ты должна быть мамой. И если для тебя "быть мамой" означает попробовать дать Вере грудь, то это и есть твой путь.

Я молчу. Вера начинает капризничать, я забираю ее у Зои. Прижимаю ее к груди. И снова фантомный прилив – теперь он почти болезненный.

– Пробуй, Ада. Мне кажется, что ты не пожалеешь.

– Ладно, хватит обо мне, – я меняю тему. – Как ты? Как реабилитация? Врач как?

– Не буду врать. Это ад. Но… – она поднимает глаза, и в них впервые видна настоящая надежда. – Каждая процедура – бой. И я не уверена, что смогу это выдержать. Иногда хочется просто сдаться.

– Ты никогда не сдашься, – говорю я твердо. – Ты – самая сильная, кого я знаю. Ты должна продолжать.

– Я продолжаю. На днях мой врач даже меня похвалил.

– Ого.

– От него это дорогого стоит.

Зоя смотрит на свою руку, поглаживая спинку кресла.

– Это еще не все, Ада. Максим вернулся.

– Как вернулся? Зачем?

– Когда тогда бросал меня, он же связался с этой врачом-реабилитологом.

– И?

– У них родилась дочь. И так получилось, что она тоже в инвалидном кресле.

– Да ладно… вернулось ему за то, что с тобой тогда так…

– Он пришел ко мне и заявил, что это из-за меня его дочка такой родилась. Что я, видите ли,, нервировала его любовницу и поэтому у ребенка такие осложнения.

– Он дурак?! Даже не думай себя винить. Это им за грехи их вернулось.

– Жена его бросила, не смогла с таким ребенком. А девочка у них хорошенькая такая. Не говорит только, поэтому взяла ее позаниматься.

– Ты святая, Зоя. Я бы…

– А ты по-другому поступила бы ради ребенка? Тоже сошлась с бывшим.

– Моя бы воля…

– Тогда бы у тебя не было Веры. Ада, мы с тобой реально обе на пороге, – улыбается она, – Только ты – между смесью и грудью. А я между креслом и ходьбой. Нам обеим нужно сейчас поверить в то, что мы можем совершить невозможное.

– Зоя, ты же сделала стрижку, да?

– Я еще и покрасилась.

– Вау, это кто тебя так вдохновил? Бывший муж или врач? Все же я надеюсь, что это не муж.

– Нет, это Владимир, мой врач.

– Ты влюбилась, что ли?

– Нет, ты, что, – тут же отмахивается и прячет взгляд.

Вера начинает плакать, требуя еды.

Зоя права. Дело не в молоке. Дело в Вере. В моей вере в себя как в мать. Я уже потеряла так много, но вот он – шанс. Шанс быть полноценной.

Я хочу взять ответственность, взять этот процесс, взять дочь на руки и дать ей то, что, как мне казалось, я никогда не смогу дать.

Я буду сцеживаться. Десять раз. Двадцать. Это мой бой. Мой способ доказать, что она моя.

ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ, КНИГА ПРО ЗОЮ ЖИВЕТ ТУТ:

https:// /shrt/K62q

Глава 62.

Ада

Вечер опускается на наш дом густой, липкой тревогой. Мои мысли – это мельница, которая без остановки перемалывает слова доктора и Зои: «лактация», «терапия», «разогнать». Я знаю, что должна делать. Но решиться сказать это Мирону – все равно что прыгнуть в ледяную воду.

Я вожусь с Верой. Она не спит. Капризничает.

Я прижимаю ее к себе, и чувствую, как она утыкается в меня своим крошечным носиком. И снова этот прилив и покалывание в груди.

Кто бы мне сказал, что такое возможно, я бы покрутила пальцем у виска и сказала бы что, ну не врите, люди добрые, такого быть не может. Но это происходит именно со мной.

И как не верить? Я же кучу информации перелопатила за сутки. Возможно. И врач сказал тоже самое. Чудеса природы…

– Мам, она, может, играть хочет? – шепчет Пашка, сидя рядом на ковре и протягивая сестренке плюшевую лису.

– Может быть, милый, но ей спать пора, она еще малышка совсем.

Укачиваю Веру, ищу идеальное положение, чтобы ее успокоить, но ничего не помогает. Моя собственная нервозность передается ей.

К вечеру наконец возвращается Мирон. И я мысленно выдыхаю.

Чтобы между нами не было, но я не одна. И от этого спокойней.

– Привет, чемпион, – рукой треплет волосы Пашке.

– Привет.

– Как Вера? – подходит ко мне и наклоняется к дочери.

Так близко, что улавливаю его аромат и против воли вдыхаю знакомый когда-то любимый запах.

– Капризничает.

– Уложить Пашку спать? – заглядывает мне в глаза.

– Да, спасибо.

– Ты не должна говорить мне “спасибо” за то, что я вожусь с нашими детьми.

Нашими… я так и не могу перебороть в себе то, что мы семья. Это же фиктивно все. По крайней мере с этого все начиналось.

– Чемпион, – Мирон тут же перехватывает Пашку, – ты маме уже достаточно помог, пора купаться и в кровать.

– Я думал мама мне почитает еще.

– Может, я почитаю. Я тоже умею читать, а мама пока Веру уложит спать?

– Хорошо.

– Про что вы сейчас читаете?

– Про пиратов.

– Обожаю книги про пиратов. У нас с тобой будет чисто мужской вечер.

Слышу, как закрывается дверь в детскую, шум воды в ванной, спустя время, приглушенный баритон, читающий сказку.

Тишина, нарушаемая только писком радионяни и моим учащенным дыханием. Вера наконец задремала.

Я осторожно перекладываю ее в кроватку. Выхожу на кухню.

Мне нужно сделать что-то, что успокоит мои руки. Ставлю чайник. Рядом с ним, как немой свидетель моего безумия, радионяня.

Касаюсь груди.

Ну не бывает такого!

Но она набухшая, чуть болезненная.

– Пашка уснул, – за спиной шаги Мирона.

Оборачиваюсь к нему.

– Вера тоже, – достаю кружку.

Открываю шкафчик, ищу пакет с травами.

Нет, надо лучше в заварнике заварить. Ищу его.

Мирон просто стоит и смотрит.

– Что-то случилось? – начинает первым.

Я молчу. И да, и нет. И вообще надо ли с ним это обсуждать. Такие мелочи, ему все равно должно быть.

– Что тебя гложет, Ада.

– Какая разница.

– Такая, что мы с тобой вообще не разговариваем практически. Я не понимаю, о чем ты думаешь, чего хочешь, что так, что не так.

Я начинаю лихорадочно двигаться, пытаясь избежать прямого зрительного контакта. Насыпаю травы, хватаю пакетик с сахаром, который тут же выскальзывает и рассыпается на столешнице. Я пытаюсь его собрать, но руки дрожат.

– Что не так? Ада, я вижу, у тебя буквально на лбу светится огромный знак вопроса красного цвета. И ты ездила к врачу. Ты заболела?

Я замираю. Завариваю чай, плеснув немного кипятка мимо. Понимаю, что дальше тянуть бесполезно.

– Да, – поворачиваю к нему, – у меня "проблемы" со здоровьем. С моим женским здоровьем, – беру кружку и сажусь за стол.

Мирон напрягается и садится напротив.

– Рассказывай.

– Я… я поехала к врачу по поводу груди.У меня она стала… болеть, беспокоить. И…

Я делаю глубокий вдох, чтобы не сбиться.

– Врач сказал, что это… рефлекторная реакция на младенца.

– Я ничего в этом не понимаю. Надо убрать ребенка или что?

– В общем, врач сказал, что мое тело, мой организм… он пытается создать связь с ребенком, которого я не вынашивала.

– Это логично, потому что это твоя родная дочь. Пусть выстраивает.

– А еще врач сказал, что я кормить Веру грудью.

Тишина. Мирон не моргает даже. Переваривает информацию.

– То есть, ты хочешь сказать, что ты можешь… отказаться от смесей и кормить ее грудью?

– Да, – быстро киваю. – Это называется индуцированная лактация.

– Я не могу на тебя тут давить и заставлять. Ты сама хочешь?

Я отпиваю еще горячий чай.

– Это тяжело. Это не гарантированно. Нужно сцеживаться десять раз в сутки, держать ее "кожа-к-коже" для стимуляции. Будет сложно, это потребует… дисциплины. Но другая сторона всего этого… когда наш фиктивный брак закончится, с кем она останется. Если я сейчас начну ее кормить, то я никогда уже не смогу бросить ее.

– Это создаст между нами ту связь, которую я так отчаянно пытаюсь найти. И никак не могу. А она чувствует и в ответ беспокоится.

Мирон протягивает руку и сжимает мои пальцы.

– Давай не будем загадывать на будущее. Сейчас у нас есть дети, которым нужны папа и мама. Но Вере по большей части нужна мама. Ее мама. Не суррогатная, не приемная, а ее родная мама.

Я смотрю ему прямо в глаза, готовая к осуждению, к скепсису, к требованию фактов.

– А если не получится?

– Ты уже самая полноценная мама, Ада. Но мне кажется, что тебе надо пройти это, доказать себе, что это твоя дочь. – Мирон сжимает мою ладонь. – Все, что я могу обещать, что буду рядом. Твои десять раз в сутки станут нашими десятью раз в сутки. Я возьму на себя все, что смогу. Я буду возить Пашу, я буду заниматься пекарней. Твоя единственная задача – это ты и Вера.

Он смотрит на меня с такой силой и нежностью, что у меня подкашиваются ноги.

– Начинаешь?

Я выдыхаю. Принимаю окончательное решение.

– Да.

Я понимаю, что меня ждет сейчас, даже не представляю, что в будущем, но есть прошлое. Там одни факты и миллион вопросов.

И то, что я узнала в тот день, когда на свет решила появиться наша дочь, – не дает мне покоя и ковыряет каждый день. Все эти дни бешеного темпа были лишь способом заткнуть эту черную дыру.

Да, я хочу об этом поговорить. Но… я так же сильно, как желаю этого разговора, боюсь услышать правду.

– Мирон, я хочу поговорить о прошлом, о том, что было пять лет назад.

ДЕВОЧКИ, У ОЛИ ТИМОФЕЕВОЙ СТАРТОВАЛА ШИКАРНАЯ НОВИНКА!!! ВСЕХ-ВСЕХ ЖДЕМ!

Про врача хирурга-офтальмолога и снайпера.

Не пропускайте эмоциональную, горячую новинку про настоящего мужчину

ЖЕНА ОФИЦЕРА. ТВОЕ СЕРДЦЕ ПОД ПРИЦЕЛОМ

– Лёнь, мне сегодня на работу принесли фотографии одни. Объяснишь? Муж перебирает снимки, где он и блондинка в номере отеля. – А чего тут объяснять. Это служебное задание было. – Переспать с этой? – Не переспать, а получить у нее информацию. – То есть теперь измена называется служебным заданием? Когда-то я отказалась от любимого, чтобы спасти ему жизнь. Скрыла беременность, вышла за офицера и открыла свою офтальмологическую клинику, уверяя себя, что прошлое похоронено. Годы спустя я узнаю, что муж мне изменяет, а бывший возвращается ко мне как пациент-снайпер, теряющий зрение. И мне предстоит сделать ему операцию и решиться рассказать правду, о том, что у нас есть дочь.

ЧИТАТЬ: https:// /shrt/9FfW

Глава 63.

Ада

– Что ты хочешь обсудить, Ада, и что узнать? Разве в прошлом остались вопросы?

Конечно, остались. Пять лет запертой боли не исчезают по щелчку пальцев.

– Я хотела спросить, ты пропустил одно занятие с психологом.

– Правда хочешь опять в этом ковыряться? – хмурит брови, напрягаясь.

– Я хочу понять, что в нашей жизни пошло не так, что ты решился на… измену, – последнее слово дается мне с трудом. Я обнимаю себя руками, мне внезапно становится зябко, хотя в кухне тепло. Мне нужна не только его вина. Мне нужно понимание.

– Что для тебя измена, Ада?

– А что у этого много значений? Мы ждали ребенка, ты знал, как тяжело далась мне эта беременность. И не мог потерпеть несколько месяцев.

– Я не спал с ней, Ада! Я не буду лгать: предательство было в моей голове, когда я пошел за ней. Но оно началось задолго до того кабинета. И даже задолго до того вечера.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты меня не слышала! Ты меня не хотела. Ты жила какой-то своей жизнью, в которой мне места будто и не было.

– Я не готовила тебе? Или у тебя что-то было не постирано?

– Я не про это. Ты была одержима проектом "Беременность". У меня вроде была жена, а вроде уже и нет. Мы вроде в одной спальне находились, но ты была бесконечно далеко. Три месяца без близости. Это можно перетерпеть. Но каждый раз, когда я пытался тебя обнять, ты напрягалась и отстранилась. Потом вообще сказала, что мне лучше спать в другой комнате, так безопаснее. И каждый вечер я лежал там один и думал: она меня больше не любит. Я ей не нужен. Я просто материал для ее цели.

– А как мне надо было поступить? Я боялась, что ты уйдешь, потому что я не могу родить.

– И в тот день, ты не приехала на юбилей фирмы. У тебя был токсикоз, а может, ты просто не хотела.

– Я хотела… и ждала тебя дома.

– У тебя был токсикоз, но ты приехала позже. Смогла как-то. Я был зол, опустошен и чувствовал себя пустым местом в твоей жизни, я пошел за первой, кто посмотрела на меня, как на мужчину. Чтобы доказать, что меня можно желать. Это было самое жалкое, что я делал в жизни. Но это была моя боль, Ада, которую ты не замечала, потому что была поглощена своей.

Я не могу дышать. Я вижу эту картину его одиночество, его страх потери, его беспомощность. Все, что я видела – это себя. Свою травму.

– Это все было ради нашего ребенка.

– А я жил ради тебя. Готов горы свернуть, чтобы ты была счастлива, с детьми или без. Понимаешь, я хотел, чтобы ты жива была, а не умерла, как моя мать при родах, – повышает голос и резко обрывается.

Он переплетает пальцы и утыкается в них лбом.

– У меня двадцать лет перед глазами картинка матери, которая истекает кровью в нашей гостиной и я десятилетний, который ничем не может ей помочь, кроме как вызвать скорую. Для меня эти беременности и страх потерять любимых женщин, как проклятье по следам.

Я чувствую, как у меня сжимается сердце.

– Сначала она, потом ты. Я даже тогда тебя и возвращать не стал. Развод дал, документы все подписал. Я хотел остаться один. Хотел наказать себя так. Пока тебя спасали, я только и делал, что молился, чтобы ты осталась жива. Сам себе пообещал, что уйду от тебя, уеду, блядь, растворюсь, лишь ты больше никогда не пострадала. Чтобы вообще никто не пострадал от меня. Я потерял все. Сначала ушла мать потом ты, потом наш ребенок. Пустота такая внутри… как будто ничего в жизни уже не будет хорошего. Все закончилось в тот день.

– Ты хоронил его один…?

– Да, – поднимает на меня тяжелый взгляд.

И это больнее, чем вся его измена.

– Ездил на могилу каждый год.

– Я так и не решилась спросить, где она.

– Ты была в таком состоянии, что тебе и не надо было. Это была моя вина, и цена, которую заплатил и плачу до сих пор.

Поднимает и подходит ко мне. А я так и стою.

Только сейчас понимаю, что плачу все это время.

– Ада… – обнимает меня, – я и решил сделать все через суррогатную мать, чтобы не привязываться ни к кому, чтоб не потерять любимого человека. Я не на секунду себя не оправдываю и не снимаю вины за прошлое, но хочу, чтобы ты хоть чуть-чуть поняла меня тогда.

– Я не видела этого, а ты ничего не сказал.

– Я не хотел для показухи, по просьбе, я хотел искренно, чтобы ты сама этого хотела. А ты отстранилась так, что уже было и не достать.

– Ты так хотел этого ребенка, что я целью всей жизни поставила родить его.

– Я? Я хотел, конечно, детей, но не такими методами. Выбирая между тем, чтобы у меня был ребенок и женой, которая со мной рядом, я жену выберу.

Глава 64.

Ада.

– Я слышала как ты с дедом говорил, что ты хочешь ребенка, Мирон. Я видела, как ты смотришь на детей наших друзей…

– Я хотел, Ада, – чуть отстраняется и заглядывает в глаза, – но не ценой твоего здоровья. Мы также могли нанять суррогатную маму. Не настолько Ада, что ребенок становится центром, а мы с тобой как спутники где-то там.

У него в глазах столько невысказанной боли. Мирон – мой Мир, который пять лет назад превратился в ад.

– Я не знала, как тебе было страшно. Думала, что ты изменил, потому что тебе надоели мои истерики по поводу детей, моя неполноценности.

Только сейчас отпускает меня и отходит к столу.

– Неполноценность? – Мирон берет в руку телефон, первое, что попадается под руку и сжимает, – Ты была самой сильной женщиной, которую я знал! Ты вытаскивала себя из депрессии, ты выдерживала этот токсикоз, ты боролась, ты искала пути. Я хотел, чтобы ты выбрала жизнь, меня, а не идею ребенка. А когда ты отшатнулась от меня, когда ушла спать в другую комнату, я понял, что ты уже выбрала. Ребенка.

Я вспоминаю, как боялась его прикосновений. Не потому, что разлюбила. А потому, что уверена была, что любая моя ошибка – даже неосторожное движение ночью – может убить нашего малыша. Врач сказал: "бережно". И я восприняла это как "не прикасаться".

– Я не отталкивала тебя, – шепчу я, смаргивая слезы. – Я боялась. Я думала, что если ты обнимешь меня слишком сильно, случится что-то плохое. Я боялась, что ты будешь винить меня, если… если опять будет выкидыш. Что бросишь меня. Я старалась быть идеальной.

– А я думал, что я тебя не устраиваю, – говорит Мирон. – Что я недостаточно хорош, недостаточно силен, не достаточно успешен, не достаточно надежен, чтобы позаботиться о тебе и о ребенке.

– И оба остались в одиночестве.

– А надо было всего лишь поговорить…

Это осознание бьет по мне сильнее, чем любое обвинение. Наша трагедия не в том, что он почти изменил. А в том, что мы отдалились друг от друга, спасая того, кого я вынашивала.

– Я хочу съездить к нему на могилу. Раньше казалось, что умру, если увижу ее, но сейчас, когда у нас есть Пашка и Вера… Думаешь, тот ребенок простит меня, что я не появлялась у него столько лет.

– Я каждый год езжу туда, Ада. Говорю с ним. Прошу прощения, что не уберег вас обоих.

Моя боль превращается в горечь на языке.

Я потеряла ребенка. А он его хоронил. Не бросил. Не вычеркнул.

– Съездишь со мной?

– Конечно.

– Я до сих пор не могу поверить, что ты нашел суррогатную маму, чтобы родить нашего ребенка.

– Да, это было лучшее решение, чтобы не проходить через этот ад снова, если что-то пойдет не так. Мне было проще отстраниться, сделать это как проект, как услугу. Без чувств. Без права потерять. С этой женщиной у меня не было никакого общения. Может, это неправильно, я не говорил с ребенком, пока он был в животе, до самих родов это был кто-то посторонний. Я думал, если я не буду сильно любить Веру, мне не будет так больно, если что-то случится.

– А сейчас? – обнимаю себя за плечи.

Мирон опускает телефон назад на стол и улыбается сам себе.

Как только ее увидел, сразу полюбил. Потому что это наша с тобой дочка и она так мне напоминает тебя.

Мирон подходит, обнимает меня снова.

– Мы не можем повернуть время вспять, Ада. Не можем изменить того, что случилось, но мы можем перестать молчать, – утыкаюсь ему в грудь. – Мы должны научиться слышать друг друга, чтобы ничего не повторилось.

– Думаешь получится?

– Думаю, что стоит попробовать. У нас двое детей и есть ради кого постараться дать им настоящую семью.

– Я хочу начать процесс лактации. Это мой шанс. Мой способ доказать себе, что я могу быть мамой.

– Ты уже мама и не должна никому ничего доказывать.

– Я… у меня будто незавершенный цикл. Я вынашивала ребенка. А потом все оборвалось. Сейчас как будто проснулась после родов. И вот у меня малыш. А я будто его отвергаю. Не верю, что мой. Раз уж ты дал мне такой шанс, то я хочу это все пройти. Хочу кормить ее, хочу заботиться. Хочу дать ей то, что, как мне казалось, я никогда уже никому не смогу.

Он смотрит на меня, и в его глазах больше нет вины, только решимость.

– Только не молчи. Все рассказывай, что тебя волнует, где нужна помощь. Я по максимуму займусь Пашкой. Твоя главная цель сейчас – Вера. И еще… Ада, ты уверена, что тебе сейчас нужна пекарня? Может стоит закрыть ее? Насколько это прибыльно?

– Это память о родителях, мы столько туда вложили с Зоей. И она там живет.

Я делаю глубокий вдох. Нам нужно закрыть эту черную дыру.

– Хорошо, я не настаиваю, подумай.

– а как твой проект?

– Если ты не хочешь ее сносить, значит, будем как-то крутиться вокруг этого.

– Мирон, я хочу, чтобы ты отвез меня к нашему сыну... на могилу.

Мирон качает головой, его взгляд теплеет, но остается твердым.

– Ада... я сделаю, как ты хочешь, но я бы пока не спешил, – говорит он тихо. – Подумай сама, ты налаживаешь лактацию, ты сейчас эмоционально стабильна, и я не хочу это терять. Это нужно и дорого нам всем. Твое здоровье и внутреннее состояние важнее всего.

Его отказ – это не избегание, а забота. Он впервые ставит мое здоровье выше своей необходимости искупить вину.

– Может ты и прав.

Девочки, кто ждал историю Чернова? Есть такие? хотим Вас в нее пригласить! Ох... как же долго она зрела и оформлялась в моей голове (Анна Гранина вещает, ахахах) вдруг кто не видел? Скажу, что она в моей голове формировалась почти год. И я для нее копила силы. Если вы готовы в нее погрузиться, то я Вас жду!

– Тата, не верю, что это ты! – незнакомый мужчина, которому я только что помогла, внезапно обнимает меня посреди ресторана.

Я машинально отталкиваю его.

– Кто вы такой? – делаю шаг назад, но он не намерен отпускать.

– Неужели не помнишь? Мы женаты. Ты пропала три года назад…

Я щурюсь и чувствую, как кружится голова. Память бьёт вспышкой: наша счастливая семья, моя беременность,

видео его измены, моя спешка чтобы увидеть все своими глазами, фары навстречу, резкий удар… и темнота.

– Вообще-то это я ее муж, – надежные руки Артема меня защищают от этого незнакомца.

За месяц до свадьбы, я встречаю своего бывшего мужа о котором не помню ничего. А когда память ко мне возвращается я понимаю, что мне нужно бежать, пока он не узнал мою тайну, тайну, что перевернет мою жизнь вновь . Что у него есть дочь… о которой он знать не достоин.

Книга живет тут: https:// /shrt/7CX9