Текст книги "Твоё слово (СИ)"

Автор книги: Яна Лисканова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Глава 25. Рыцарь Мечей. Пес Императора

– Защитки не были потревожены, – еще раз повторил граф Сибанши, – Портал не мог быть создан извне – нет вообще никакого следа.

– А у Шуры нет никакого, даже самого незначительного, дара, – взвился Дор, – Ты ее не переносил, Бор не переносил, Арши не переносил… Но кто-то же перенес! Значит след должен быть!

– Тебе твой Арши уже десять раз сказал – следа нет.

– Мальчики, у нас нет времени на споры, – прервала их Ева, – Скажите мне, как образованные и по жизни неглупые маги, каким образом она могла бы перенестись сама, не имея дара?

Дор тряхнул растрепанной головой, будто выметая из головы лишние мысли, и тут же успокоился:

– Вопрос надо иначе задавать. Самой Шуре никуда переноситься не надо было. Так что думать стоит о том, как бы мы поступили, если бы надо было перенести неодаренную девчонку со всеми ее щитами, артефактами, охраной и драконом под боком?

Когда Шуру увели прямо у них из-под носа, Бор тут же кинул весточку и Дорику, и Еве. Первый был, если не кривить душой, гораздо лучше подкован в теоретической магии – лучше, чем кто-либо еще знакомый Бору – и внимателен к деталям, Ева же в любой непростой ситуации умела оставаться спокойной и успокаивать других.

А успокаивать надо было всех и сразу. Арши держался из последних сил, чтобы не перевернуться в огромную крылатую ящерицу и не начать с дикими воплями летать над городом в поисках украденного сокровища – Ева сидела рядом, держала его за руку и раз за разом напоминала, что надо сначала понять, что произошло, а потом уж действовать. Он и сам это знал, просто ее голос успокаивал.

Бор, который уже давно считал безопасность Шуры своей святой обязанностью, не мог поднять глаз. Он знал, что посыпать голову пеплом – абсолютно бессмысленно, но перестать думать о том, что стоял в паре метров от нее, тоже не мог.

Ева посмотрела на графа. Он выглядел, как и всегда, спокойным, говорил по делу, но он тоже переживал. Ева не была с ним близка, но мальчик ей нравился. Довольно замкнутый и очень одинокий. В чем-то похож на Шуру. Тоже не очень умел строить близкие связи и не совсем понимал, зачем это вообще надо. И сам не осознавал, насколько в глубине души завидует окружающим, у которых это получается. И насколько ему самому нужна и важна эта переписка с девушкой. Как их развеселая компания ворвалась в жизнь Шуры, поставив перед фактом, что они теперь друзья, так и сама Шура теперь ставила перед фактом Сибанши. И хотя он не признался бы в этом даже себе, ему очень не хотелось, чтобы прервалась эта зарождающаяся связь.

– На ней куча побрякушек, доверху наполненных магией – это могло бы что-то дать? – граф посмотрел на Дора. Тот кивнул.

– Я тоже об этом подумал. Магии в защитках бы хватило для переноса. Но без направленности и заранее проделанных расчетов ее бы все равно использовать не получилось… А откуда бы им взяться? Чисто теоретически, если бы можно было заранее перенастроить… Ну нет, они чисто защитные, мы же проверяли! Я проверял!

– Дайте мне лист, – сказал Арши, – Выпишем имена всех, кто имел хоть какое-то отношение к побрякушкам, которые мы на нее навешали. А ты, Дор, пока думай, как можно было бы их «перенастроить».

Арши под диктовку записывал все, что ему говорили Дор и Бор – большая часть защитных артефактов и амулетов принадлежала им. Какие-то он выписал сам – они были из его коллекции. Параллельно он в столбик выписал и имена всех, кого подозревал в покушениях.

– О, там и мое имя, – приподнял брови граф, – Ну, в этом есть смысл.

Дорик вдруг вскинул глаза на Арши.

– Как не перенаправляй, но артефакты защитными быть не перестают. Они не активируются, если не чувствуют опасности. Не эти, которые мы ей дали, по крайней мере. Я никогда о таком не слышал, но – чисто теоретически! – в диапазон опасности можно включить и еще что-нибудь, кроме того, что обычно включают… С расчетом на перенос из места, где опасно по ряду заданных признаков! – Дорик размахивал руками, его глаза блестели, когда он об этом говорил, – Ну, например! Включить в признаки опасности концентрацию серы в воздухе выше допустимой нормы – артефакт замечает, артефакт переносит из опасного места… Думаю, это возможно. Но там работы не на одну неделю! Расчеты просто дикие должны быть – тут таблицу Фрина не используешь… И то, не факт что что-нибудь толковое получится.

– Значит, – кивнула Ева, – стоит, наверное, обратить внимание на то, что случилось прямо перед похищением? На какой отрезок времени до надо обратить внимание?

Дор смотрел на нее отсутствующим взглядом, делая в уме какие-то подсчеты.

– Минуты три – не больше…

* * *

Я визжала как свинья, которую ведут на убой. Почему? Потому что неожиданно осознала себя в воздухе, падающей слишком стремительно вниз. По ощущениям я летела не меньше километра, и сломала себе каждую кость. Но когда минут через пять я перестала костерить Отца-Дракона, встать у меня получилось с первого раза, хотя очень ныло плечо и грудь на вдохе.

Это было немного странно – мне обещали, что защитки в случае чего сработают на манер подушки безопасности, а если не кривить душой, то падала я все-таки не очень долго. По хорошему, даже синяков вообще не должно было быть, а у меня кроме них были свезены ладони, колено и, кажется, даже лицо. Это не слишком радовало.

Но, пожалуй, это было не самой главной причиной опечалиться.

Я вообще где?..

– Раш?.. – зачем-то позвала я.

Вокруг никого не было. Я была одна в незнакомом месте. Как я здесь оказалась? Меня похитили? Вроде, логично, тем более в свете последних покушений. Вот только на меня никто не нападал. Никого вообще вокруг не было, никто не отозвался, когда я пороорала матерный стишок их местного менестреля с подозрительно знакомым именем – Воська Златонегусто. Никакой злодей не прибежал рассказывать мне свой хитрый план, хвастаясь хитростью исполнения. Это ведь так обычно происходит?

Потеряшка Шура стояла и не понимала, что делать дальше. Как-то раз я уже оказывалась в подобном положении, кстати! Мне было лет шесть, вроде. Мы с мамой были в метро, как раз подъехал поезд. Я отвернулась на миг – и ее уже нет. Я, конечно, от жизни в этот момент была в таком шоке, что даже, кажется, разревелась. Побежала ее искать, звала, дергала за куртки людей. Какая-то женщина, когда поняла, что я потерялась, подхватила меня на руки, и мы начали искать маму вместе. Спустя двести прохожих, двух работников метро и одно отделение полиции мама все-таки нашлась! Я тогда уже была успокоена и накормлена сладостями, так что встретила ее радостной улыбкой, а вот на ней лица не было. Она мне потом сказала, что если я еще раз потеряюсь, надо стоять на месте и ждать, пока она меня найдет.

Я решила послушать хорошего совета и никуда не двигаться!

Но вокруг осмотрелась. Выложенная шершавой каменной плиткой дорожка вела к повороту впереди и к тупику сзади, а по краям дорожки были густые кусты метра под три высотой. Из-за этого было довольно темно. Я все-таки прошла немного вперед, просто чтобы посмотреть, что за поворотом. За поворотом, чуть впереди была развилка в разные стороны.

Все это было похоже на… лабиринт?

* * *

– И все? – удивился Дор, – Никакого иного воздействия, ничего? Просто пожамкались?

– Это можно как-то вписать в диапазон опасности? – уточнил Арши, постукивая пальцем по подлокотнику.

– А она… была против? – уточнил мужчина, скривив лицо; Аррирашш посмотрел на него, как на идиота, – Понял-понял! Не знаю… Наверное, можно. Но это ж как извернуться надо! На самом деле, это гениально. Не уверен, что смог бы такое сам… Ну да артефакторика не мой основной профиль, но все же… Это исключительный талант. Таких по пальцам пересчитать. И мышление нестандартное. Чисто теоретически, я понимаю, что такое возможно, но ни в какие научные нормы не вписывается!

– Потом будешь восхищаться! – рявкнул Бор, – Предположим, что перенеслась она так. Если уж кто-то перенастроил артефакт и ключевым моментом для себя поставил ваши жаркие ласки, полагаю дело может быть именно в них? Кто-то, кого не устраивает ваша близость? Тех, кто мог об этом знать, по пальцам пересчитать. Так же, как и тех, кто мог бы об этом догадываться. Итак, пиши… Арши?!

– Арши, стой! – крикнула Ева в догонку, но он уже скользнул плавно из окна, расправляя крылья. Они блеснули золотом пера на солнце, и огромное гибкое чешуйчатое тело взмыло в небо, закрывая тенью прохожих, которых секунду назад раскидало воздухом, взволнованным взмахом широких крыльев.

Ева покачнулась тоже, и граф ее придержал, чтобы не упала.

– Он понял, кто это, – озвучил он мысли всех в комнате, – А я-то, грешным делом, решил, что больше всего подхожу на роль подозреваемого…

– Если тебя это успокоит, то я тоже, – кивнул Дорик, – Но что нам теперь делать? Куда он там полетел-то хоть?..

Ева опять перегнула через подоконник, ухватившись за него руками, и уставилась дракону вослед взглядом керамических глаз.

– Во дворец.

– Не уверен, что сидеть и ждать – хорошая идея, – потянул Бор, с сомнением глядя на большую деревянную спину, затянутую дорогой тканью, – Но если он знает, кто это… Нам есть вообще смысл его догонять?

– Есть, – кивнула Ева, – Но как проникнуть во дворец – это еще надо понять. В любом случае, я, кажется, догадываюсь, на кого подумал Арши… И даже предполагаю, где искать Шуру.

– Его Величество?.. – предположил Бор.

Она мотнула головой.

– Ему сейчас не до этого. У него свой секрет, с которым он не знает, что делать. Нет ему до Шуры дела. Да и разбиралось бы с ней, в случае чего, полагаю, Теневое Министерство.

– У нас нет такого приказа – это точно. Я бы знал.

– Ева, кто это? – не выдержал Бор.

Она повернулась от окна и посмотрела на мужчин немного расфокусированно,  будто вспоминая что-то. Ветер встрепал льняные, чуть волнистые локоны за ее спиной.

– Думаю, это Первый Советник, – прошелестела она, грустно улыбнувшись, – Хороший мальчик, но порой излишне категоричный в своей преданности. Его отец был безумно талантливым артефактором, но… Я не очень хорошо помню эту историю. В любом случае, последнее время он крайне назойливо советовал Арши не связываться с людьми. А если точнее, с Шурой, – она задумалась, разглядывая стену по левое плечо, – Есть еще кое-что, о чем я не могу сказать. Это не касается нашей девочки, но могло… скажем так, сосредоточить его злость от невозможности исправить ситуацию на ней.

– Вы уверены? – нахмурился граф Сибанши.

– Практически, – кивнула Ева, – Стоило подумать на него раньше… Но он такой хороший мальчик. На него думать совсем не хочется. В любом случае, я догадываюсь, каким способом он решил от нее избавится.

Ева помнила это место. Дворец. Сверкающий, огромный, возвышающийся над столицей на немыслимой высоте. Древний, полный тайн. Порой довольно жутких.

«Не ходи в лабиринт – людям там рады, но людям там не место, – улыбнулся ей когда-то маленький принц, – Ты и другим скажи: людям там не место.»

Вдалеке послышался рев.

– Долетел, – вздохнула Ева, – Ну что, мальчики! Как будем вламываться в императорский дворец? Есть идеи? Потому что меня туда точно не пустят!

Борик вдруг хмыкнул.

– Есть одна идея. Шурке бы понравилась!

* * *

Шарам ехал по улицам Высокого Города в закрытой карете. Вот и все. Дело сделано. Даже если на него подумают, а мужчина вполне такое допускал, доказать это будет невозможно.

Руки слегка потряхивало, так что он сцепил их в замок и крепко сжал. Дело сделано. Из лабиринта человечке не выйти. Остальное, в общем-то, не так важно. Его Высочество не опозорит себя связью с ней. Дело ведь было только в ней? Дядюшка Императора, как бы ни была сильна его любовь к людям, за многие сотни лет никогда не рассматривал их как объект своей страсти. Значит, дело было в ней. Что он в ней нашел, только Отцу-Дракону ведомо – да простит он заблудшего сына своего! Как на вкус Шарама, отвратительная девчонка – взбалмошная, нечесаная, невоспитанная особа. Но Его Высочество, хоть и виртуозно орудовал расческой, порой заставляя даже самого Шарама смирно сидеть, пока ему плетут какую-то мудреную косу, тоже был довольно взбалмошным, если не сказать больше.

Но теперь это уже не важно. Ведь дело сделано. Хоть что-то он должен был сделать, хоть от одной опасности он своих сюзеренов уберег. И не слезет с Его Величества, пока тот не даст ему разобраться со второй. Да! Первый Советник мог бы просто закрыть глаза и ничего не делать. Не хотят помощи – пусть сами разбираются. Но это так не работает – он знал. Однажды он уже не стал лезть со своей помощью, и это закончилось катастрофой. Для одной трижды никому не нужной семьи, но – катастрофой.

Самое ужасное – это не назойливость. Не влезание в чужие дела. Не неуважение к чужому праву делать со своей жизнью, что хочет. Самое ужасное – равнодушие. Молчание. Страх влезть не в свое дело. Особенно, когда речь идет о благополучии целого государства.

Поэтому он никогда не боялся высказать хоть даже Его Величеству свое мнение. Не боялся на нем настаивать, если считал себя правым. Не боялся лезть не в свое дело. Ведь если что-то тебе дорого, значит это твое дело?

Мать Шарама была драконицей. Не слишком знатной, не очень красивой, довольно слабой, как магически, так и душевно. Может поэтому его отец и полюбил ее – ему нравилось быть главным, хоть эта роль совсем ему не подходила. Псы и не должны быть главными, стезя псов – верно служить своим хозяевам. И хоть расой Шарам пошел в мать, нутро его было, как у многих поколений его предков – оборотней-псов. Первого Советника так и звали за глаза во дворце – Пес Императора. Шепотом, хихикая в ладошку – они думали, что насмехаются. А для него это было ближе имени, ближе должности. Для него эта кличка была наградой за труд, за преданность.

Награда, ценность которой никогда бы не понял его честолюбивый отец, думающий только о личной выгоде. Гениальный артефактор со слишком большими амбициями, слишком слабой волей и абсолютным неумением брать на себя ответственность. За что мать его так любила? И почему ее любовь делала его только хуже?.. Верно потому, что она потакала всем его слабостям.

Ну да его наработки смогли послужить благому делу. Значит, в его жизни был хоть какой-то смысл.

– Мой мастер говорил, что такие, как я, рождаются не чаще раза в столетие, – любил говорить отец Первого Советника. Пока Шарам был маленьким, он слушал его с восхищением. Его отец – особенный. Может и он сам тоже – особенный?..

– Мне нельзя растрачивать себя на работу, которую могут выполнить и обыватели, – говорил отец; и мальчиком он слушал его и кивал. И мать слушала и кивала. Конечно, нельзя, ведь такие, как он, рождаются не чаще раза в столетие!

С возрастом Шарам начал задаваться вопросом: а можно ли таким, как он, которые рождаются не чаще раза в столетие, растрачивать себя в алкоголе, пустых разговорах и азартных играх?

На самом деле, его отец не врал. Он и правда был особенным. Его талант был исключительным. И с годами Шарам убеждался в этом только больше. Его жизнь тоже была исключительной. Исключительно бесцельной. Точнее цель была одна – удовлетворять свои сиюминутные прихоти. Он не обладал усидчивостью, он не был трудолюбив, и чем дальше – тем скуднее становился его талант, не подпитываемый ничем изнутри. Чем меньше он создавал, тем больше он пил. Чем больше он пил, тем быстрее утекало и без того не слишком богатое состояние родителей.

Когда Шарам пошел в школу первой ступени, их дом уже забрали в уплату долгов. Когда Шарам пошел в школу второй ступени, ему пришлось начать зарабатывать, потому что жить было не на что никому в их семье, кроме отца. Когда Шарам повзрослел достаточно и стал основным источником дохода в семье, он посчитал, что может поговорить с отцом о том, что его талант требует более трепетного отношения. Что такое потребительское отношение – неуважение к тому, что ему даровали боги.

Отец порыв не оценил. Очень не оценил. Мать потом обрабатывала ему разодранную в кровь щеку, сетуя на слабую регенерацию полукровки, глядела грустным смиренным взглядом и советовала не лезть на рожон.

– Но ведь он действительно может принести пользу обществу! Он может гораздо больше, чем… Спиваться так бездарно. Разбазаривать последнее, отнимая крохи у собственной жены. Мама, это не правильно! – горячился он.

– Милый, ну кто мы такие, чтобы решать за других? – гладила она его волосы отощавшей рукой, – Кто мы такие, чтобы решать за взрослого мужчину? Он ведь не дикое животное, он разумное существо… Мы его семья, а не дрессировщики, и не надзиратели ему, не хозяева, чтобы перевоспитывать. Мы должны просто рядом быть и поддерживать. Он исправится, поверь! Просто у него сейчас тяжелые времена… Надо просто быть рядом.

Но тяжелые времена были не у отца, а у них. И вера в то, что он исправится, кажется, таяла уже даже у матери. Она заболела. Шарам забросил учебу и все время посвящал заработку денег на хоть сколько-нибудь достойный уход для нее, на лечение. Отец не переставая ныл.

– Ты тут валяешься, а мы на тебя последние деньги тратим! Не стыдно? Ты должна быть благодарна мне, что я тебя терплю. Другой на моем месте давно бы уже ушел к нормальной бабе, ты ведь понимаешь? – возможно, он травил этим ее разум каждый раз, когда Шарама не было дома, а дома его не было почти никогда – деньги-то не с неба падали. Но однажды он вернулся пораньше и услышал сквозь приоткрытую дверь спальни…

Он сначала даже не поверил. Это же его отец. Его отец. Да, он слабовольное существо, да, он не самый благородный мужчина, но… Наверное, детское восхищение все же не до конца к тому моменту выветрилось из головы Шарама, но он не верил, что его отец может говорить это матери. Он тогда дождался, пока отец выйдет на крыльцо, прижал его за шею к стенке и поставил перед фактом. Что тот больше не получит ни копейки. Что либо он устраивается на работу – хоть нужники драить, не переломится! – либо пусть проваливает к Темной из дома. Что он, Шарам, запрещает ему пить. А если увидит, что взял в рот хоть каплю, то вырвет ему печень, если от нее еще что-то осталось.

И, на удивление, отца проняло. Он плакал, просил прощения, спрашивал, почему они его еще терпят, ведь он жалок, ведь такие, как он, рождаются каждый день в каждой подворотне. Они проговорили всю ночь. Отец вылил все оставшееся дома пойло, пообещал исправится… Может он бы и сорвался, может и нет – это уже было не важно. Потому что на утро матери не стало, а на прикроватной тумбочке лежала записка, где она просила простить ее, что она такая бесполезная. Отец пошел за ней.

Шарам не мог, даже спустя столетия, перестать думать о том, что все могло бы сложиться иначе. Что он мог поговорить с отцом раньше. Что он мог переубедить мать. Он ведь чувствовал, знал, что отец слишком слаб, чтобы стоять во главе чего-либо, даже собственной семьи. Почему, ну почему Шарам даже не попытался что-то исправить? Молчал, соглашался, уважал его право рушить свою жизнь, затаскивая на дно и жизни других? Боролся с последствиями, когда надо было обратить внимание на причину?

Он просто трусил. Это же отец. Он старше, умнее. Такие, как он, не чаще раза в столетие рождаются.

Первый Советник пообещал себе, что такое больше не повторится.

С востока, от Императорского  Дворца, по городу прокатил разъяренный рев. Мужчина крепче сжал переплетенные пальцы. Дело сделано. Одной проблемой меньше.

Глава 26. Рыцарь Мечей. Лабиринт Йешшей

Я, наверное, никогда не смогу стать послушной девочкой.

Не вините меня, пожалуйста, я правда пыталась. Я честно уселась на камень, лишь слегка прогретый солнцем, сидела и считала листики в ожидании спасения, кажется, бесконечно. Конечно, вы могли бы сказать: Шура, но ведь тебе и заключение в одиночной камере показалось бесконечным, тогда как на самом деле сидела ты там от силы пару часов! И будете правы. Когда я остаюсь в одиночестве, ну то есть совсем в одиночестве, когда за стенкой никто не храпит, внизу никто не шебуршит на кухне, мое восприятие времени очень сильно искажается…

Например, по моим ощущениям, с места я не двигалась часов шесть: успела подремать, потанцевать, придумать нецензурный стишок про Отца-Дракона, громко его продекламировать раз этак десять. Помечтать. О том, как меня спасает Раш, например.

Проламывая кусты, он появляется передо мной, смотрит на меня глазами, полными слез облегчения:

– Шурочка! Я так тебя искал, так тебя искал!.. Я думал, что потерял тебя навсегда, – он кидается мне в объятия, я ласково глажу его по голове.

– Ну-ну, милый, чего ты плачешь? Все закончилось. Я всегда буду рядом.

Он сжимает меня крепче, продолжая судорожно всхлипывать мне в плечо.

– Обещай, что больше не покинешь меня! Я осознал, что ты любовь всей моей жизни! И... я больше никому не позволю тебя обидеть!

А потом мы займемся страстным энцэ-семнадцать! Нет-нет!.. Энцэ-двадцать один. А потом меня, видимо, все-таки запрут на пяток лет. Да я и сама может запрусь, чего уж там...

Я глупо хихикала, глядя в заросли невидящим взглядом. Жаль, что нельзя передать ему свои фантазии силой мысли – повеселила бы его, а может он бы даже смутился! Боже, как я хочу его засмущать… В любом случае, подняла бы ему настроение, а то он там грустит и волнуется, наверное.

В общем, сидеть я там больше не смогла. Внутренние часы отжигали самбу, взрывая мой мозг. Заросли были такими высокими, что тут, кажется вечно царила полутьма и понять по небу, сколько времени, не представлялось возможным. Даже не так – я смотрела в небо и… не могла понять, сейчас вообще день? Ночь? Вечер? Это пугало. Наверное, чтобы отвлечь себя я и забивала голову всякой дурью.

Это место было, ну… жутковатым. И я не выдержала сидения на месте, и пошла. Куда? Да я даже не знаю. Просто пошла, куда глаза глядят. Даже если честно, побежала вприпрыжку.

Я вот помню, я в детстве немного боялась темноты. Однажды у нас оставалась Олежина мама и, конечно, на ночь она выключила мой ночник, ну потому что нечего электричество попусту тратить. Первые минут десять, растянувшиеся в моем сознании на годы, я стоически терпела. Потом вскочила с кровать и под грохот своего сердца в ушах вот также вприпрыжку побежала к выключателю, шлепнув по нему трясущейся ладонью.

Сейчас ощущения были чем-то схожими, хоть и сильно притупленными. Я старалась не переходить на бег, потому что ежесекундное оборачивание назад подтверждало: за мной никто не гонится. Нет смысла напрягать ноги и легкие. Но нет-нет, да хотелось сорваться на бег. Руки мелко потряхивало, дыхание уже сбилось. Я упорно думала о всякой ерунде, напевала песенки, разговаривала сама с собой.

Еще раз уже привычно обернулась. И завизжала. Нет, за мной не стоял монстр. За мной вообще никого не стояло. Просто… секунду назад сзади была дорога, по которой я шла, и вот уже тупик из все тех же высоченных густых кустов. Я выдохнула, схватилась за сердце, грязно матюкнулась и пошла дальше. Все-то в этом волшебном мире не по-человечески. На глазах выступили слезы.

– Вот ведь дряньство! – зашипела я, – Вы меня запугать решили? Меня?! Думаете, это так просто? Да это даже проще, чем просто! Вам нечем гордиться, ясно?! Меня вообще легко напугать. Да любой алкаш в темном переулке так может! Так что вам нечем гордиться!..

Стало как будто еще на пару тонов темнее, и шуршание листвы было каким-то угрожающим… Страх подгонял в спину, но я с упорством осла еле-еле передвигала ноги. Мне торопиться некуда! Ясно же, как день, что сама я отсюда не выберусь.

– Эх! – я где-то слышала, что если улыбнуться, то и настроение поднимется, так что насилу выдавила из себя кривенький оскал, – Раш, миленький, ну когда же ты меня уже найдешь-то, а?..

* * *

Аррирашш летел через дворцовые коридоры, сшибая все, что плохо лежит. Служки, приученные освобождать дорогу, если крылатые господа изволят злиться, схоронились так, будто их вообще здесь никогда не было. Мужчина с грохотом ввалился в приемную Первого Советника и, не обращая внимания на секретаря, вынес дверь кабинета. Пустого кабинета.

– Где он?! – Арши навалился на стол, нависая над секретарем; на губах лежала, будто приклеенная вежливая улыбочка, но кого она могла обмануть, если глаза сверкали бешенством, а голос переливался рычащими нотками?

Господин Нерилл, секретарь Первого Советника, хоть и был напуган, виду не подавал. Стиснул кулаки и, пусть и слегка сипло, но все-таки спокойно, произнес:

– Его Превосходительство отбыл еще утром по приказу Его Величества.

Именно в этот момент, неторопливо отбивая каблуками по паркету, степенно зашел и сам Император.

– Можешь идти, – кинул он господину Нериллу, даже не глядя на него. Мужчина едва заметно выдохнул, глубоко поклонился сначала Его Величеству, потом Его Высочеству и быстро удалился, стараясь не переходить на бег. Он много работал, чтобы занять то место, которое он занимал, и ему вовсе не хотелось зарекомендовать себя слабонервным нытиком.

Когда секретарь удалился, прикрыв за собой дверь, Ярролим Второй раздраженно фыркнул в сторону дяди и присел прямо на стол в приемной.

– Ну и что стряслось, что ты распугал весь дворец своими воплями? И зачем тебе Шам?

Арши едва сдерживал в себе клокотавшее внутри раздражение.

– Он украл мое сокровищ-щ-ще, – мужчина вскинул злой взгляд на племянника, – Он хотел ее убить, а теперь украл! Он украл ее!

Ярм нахмурился и проговорил максимально успокаивающим тоном.

– На кой Шаму твои сокровища? С чего ты вообще взял, что это он? Он с утра, поверь мне, занят так, что ему не до воровства всяких никому не нужных человечек вот ни разу.

Арши его не слушал.

– Он украл ее!

– У тебя есть доказательства? – вскинул брови император, – Ты не можешь обвинять Первого Советника без веских причин. Мы найдем твое сокровище, но, уверяю тебя, это не он. Его здесь нет, я отправил его на Нижний Этаж по одному вопросу. И воровать людей у него просто нет времени – у него каждая минута расписана. Да и зачем ему?..

Раш не стал даже заморачиваться с объяснениями и доказательствами. Все они были косвенными и не смогли бы убедить Ярма, что его любимый Шам в чем-то виноват! Вместо этого он потер переносицу и попытался собрать мозги в кучу.

Конечно, Шарам подставляться из-за Шуры бы не стал. Значит искать его сейчас смысла нет. Куда он мог ее перенести, чтобы и убрать ее, и самому не замараться? Да куда угодно! Магии в артефактах хватило бы, чтобы охватить почти весь город! Где ее искать? Может она уже?..

– …поисковый отряд? Эй, – Ярм щелкнул пальцами перед его лицом, привлекая внимание, – ты меня вообще слушаешь? Я говорю, давай отправим поисковый отряд Ларса. Лучше них нет никого. Они справятся всяко получше тебя одного, тем более в таком состоянии. Все с твоей девчонкой нормально будет, но Шама в это, будь добр, не впутывай.

– Отправь отряд, – кивнул рассеянно, продолжая думать.

Арши достаточно хорошо, вообще-то, знал Шарама. Сам его к должности и готовил в свое время. Он был прямодушным и вспыльчивым, когда высказывал свое мнение, и поэтому производил довольно обманчивое впечатление существа приземленного. Бесхитростного. На самом деле, Шам был мастером изящных решений. У него отлично работали мозги. Даже не так, у него очень красиво работали мозги. Окружающие считали его успех следствием трудолюбия и упорства – и это отчасти было, конечно, правдой. Но не менее важным был и талант. Первый Советник был вообще-то изумительно талантлив. Арши был почти уверен, что не сможет доказать его вину. Он вполне мог сделать дело даже не чужими руками, а, например, божьим промыслом! Он ведь…

Мужчина вдруг вздрогнул. Точно. Божий промысел.

– Пропусти, кому говорю! – рыкнул Дорик, глядя на стража со злым прищуром.

– Прошу прощения, господин, но я не могу вас впустить без разрешения, – на лице мужчина не дрогнул ни один мускул.

Дорик нахмурился.

– И у кого мне надо спрашивать разрешение?

– Чтобы вам выписали разрешение, надо заполнить анкеты образца 6, 81 и 369, отнести заполненные анкеты на подпись в кабинеты номер 333, 933, 666 и 93 на первом, третьем, шестом и девятом этажах соответственно, – начал заученную инструкцию страж, – Если ваши прошения одобрят, надо сходить в канцелярию, заведующую особо опасным наследием культуры, и взять у них список документов, которые вместе с одобренными прошениями следует принести не позднее шести рабочих дней. В список входит нотариально заверенное завещание; заключение лекаря душ о том, что вы душевно здоровы; список всех живых родственников и подтверждение – конечно, нотариально заверенное! – что они извещены о вашем решении… В общем, вы ознакомитесь со списком. Когда вы принесете все нужные документы, их подлинность проверят, и, если все они соответствуют предписанным нормам, вам не позднее шести рабочих дней по месту проживание придет письмо с разрешением посещения Лабиринта Йешшей.

Дорик почесал лохматый затылок, задумчиво глядя на стража.

– То есть – я правильно понял? – мне нужно заполнить Темную тучу бумажек, чтобы получить разрешение… самоубиться?

– Именно.

– А попроще способа нет?! – вскричал взбешенно и расстроенно Дорик.

– Можете подняться на смотровую башню и выброситься в окно, – предложил невозмутимы страж, – Но после ваших родственников или вас, если вы каким-то чудом выживете, обяжут выплатить штраф за нарушение общественного порядка. Так что лучше всего сделайте это дома. Но предупредите соседей, чтобы не позднее, чем через двенадцать часов вызвали стражу вывезти труп, иначе ваших родственников обяжут выплатить штраф за…

– Но я хочу в Лабиринт! Это же так романтично, закончить жизнь в Лабиринте! Я не хочу гнить в земле! – всплеснул руками мужчина.

Страж устало вздохнул и на секунду тоскливо глянул в небо.

– Тогда надо получить разрешение.

– А без разрешения совсем никак?! – еще раз попробовал Дор.

– Никак.

– А если я заплачу?..

– Вам и так придется заплатить пошлину за разрешение, иначе вам его не одобрят.

– Да нет же! – раздраженно фыркнул Дор и чуть понизил голос, – Вам на руки, ну! Если я вам заплачу, отвернетесь на секундочку?..

– Не положено.

– Ну почему! Вам жалко, что ли?!

– Не положено, – устало повторил страж.

– Слушай, – Дорик взглянул на него просительно, – Ну чего тебе стоит?.. Ну никто же не узнает, я же из него уже не выйду!

– Не положено, – не повелся страж.

Дорик обиженно фыркнул и посмотрел на мужчину исподлобья. Тот ответил ему спокойным равнодушным взглядом.

– Хорошо вас тут дрессируют.

– Благодарю, – кивнул страж.

Они постояли так с минуту, послушали пение птичек. А потом Дорик упал перед мужчиной в золотом мундире на колени и схватил его за полы плаща.