Текст книги "Твоё слово (СИ)"
Автор книги: Яна Лисканова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
– Ну вот, на сегодня пока все, – закончила я и промочила горло остывшим чаем, – пойду набросаю тезисы для рекламы и придумаю слоган, а потом пробегусь по редакциям, закинем рекламу – пока куда возьмут!
Господин Лиру вытер платочком вспотевший лоб и закивал болванчиком.
– Идите… Идите!.. Я тут дальше сам, а вы пока идите, – пробормотал он и куда-то побежал – наверное вдохновился и пошел писать нормальный бизнес-план. Я положила перед собой листок бумаги и начала набрасывать слоган. «Наша Штокроза цветет даже в морозы»! «Штокроза. Надежность – наш козырь»…
– Шура, – позвал меня Дор, отвлекая от работы, – так ты что, серьезно?
– Что именно? – я повернулась к нему, но в мыслях продолжала думать над слоганом, заодно прикидывая, в какую газетенку лучше закинуть рекламу. «Дни Империи» сейчас, конечно, все читают из-за моего скандала, но с главредом я встречаться не хотела. Вчера утром, когда я пришла попрощаться, он отказывался меня выпускать, пока я не заберу свои слова об увольнении обратно. Пришлось отпрашиваться у него в туалет, а там лезть через окно! Мужчина послал по моему следу своего старого, но все еще на удивление быстрого и цепкого, пса Дирка. Мужчина взял след и долго не отставал, но молодость все-таки победила. В общем, им стоит дать время на то, чтобы принять с достоинством мое решение.
– Ты действительно теперь тут работаешь? – уточнил Дор, глядя на меня внимательно и напряжено, – просто вот бросаешь свое призвание и работаешь в цветочном? Будешь продавать цветы и в перерывах подминать под себя начальство?
Все хорошее настроение с меня смыло, будто водой облили.
– А ты не рад? – чуть раздраженно спросила я, сузив глаза.
Призвание? Но ведь они сами бесились из-за моей работы. Я уволилась. Почему они опять чем-то недовольны? Почему они не рады? Я решила, что они важнее. Меняюсь под них, платья эти дребанные трижды ношу, косички сегодня сама заплела, и нашла себе работу, которую никак не назвать опасной. Им не надо больше обо мне заботиться, что еще их всех напрягает?.. Почему смотрят на меня с таким выражением?
Я прикусила щеку, чтобы успокоиться. На меня резко накатила то ли обида, то ли злость, то ли еще что-то, но мне хотелось устроить некрасивую великовозрастную истерику. Схватить за грудки Дурика, затрясти и, плюясь слюной, кричать: «Ну что, что тебе еще не так?! Я все сделала, как вы хотели, разве нет?!». Я отвернулась, наклонилась к листу и закарябала третий вариант слогана, но лист под напором порвался. Черт. Ну просто все против меня. Откинула раздраженно карандаш и еще раз промочила горло, чтобы проглотить этот комок раздражения в горле.
– Не хочешь сходить к Луке? – спросил Бор, – он будет рад тебя видеть. Передавал, что нашел тебе сборник самых пафосных и самых бессмысленных стихов в целом мире. Он волнуется о тебе – зайди хоть покажись.
Я задышала чаще и стиснула зубы, чтобы промолчать.
– Правда, Шур, – подхватил Дор, – сходи, поболтай с ним, он отлично тебя понимает!
– Вам-то какая разница! – выдохнула с хрипом я и подскочила. Пнула стул, еще раз глубоко вдохнула и выдохнула, успокаивая себя. Села обратно и стала набрасывать тезисы для рекламной заметки.
– Шу… – начал Дор.
– Если не собираетесь помогать, то хоть не мешайте – у меня рабочий день в самом разгаре.
Больше они меня до конца дня не трогали. Болтали, шутили, дразнили, немного натянуто поначалу, но уж лучше так. Когда мы побежали по ближайшим издательствам, стало повеселее, почти как обычно.
Особенно когда мы поймали двухместную пролетку. Я на колени садиться отказалась, ровно как и идти пешком, поэтому по итогу жарких споров Борика усадили на колени к Дорику. Рожи у обоих всю дорогу были серьезнее, чем при запоре, даже когда я громко и со вкусом измывалась над их нежными отношениями. Потом я вспомнила, что я теперь хорошая и попыталась их успокоить и приободрить, и вот тогда они распсиховались, остановили пролетку, вытянули из нее меня, и дальше мы шли пешком. В общем и целом, день прошел весело!
Но засыпала я все-таки немного разочарованная. И снился мне снова обрыв над Высоким Городом. Я все так же стояла, оплетенная змеиными кольцами, и с непонятным волнением смотрела, как бегут стрелки на огромных астрономических часах, отсчитывая время этого мира.
* * *
В ночной темноте за столом сидели четверо. Их лица были напряжены и сосредоточены, освещены только дрожащим жидким светом нескольких свечей, зажженных по центру стола. За окном накрапывал легкий дождик, а одинокая капелька воска доползла прямо к столу, растеклась по дереву лужицей и тут же затвердела. Четверо переглядывались, периодически тяжело вздыхая.
– Наше сегодняшнее собрание объявляется открытым, – прошептал ровно и значимо один из голосов.
– Тема, которую нам следует сегодня обсудить: странное поведение Шуры. Чем вызвано, к чему может привести и что с этим делать, – не менее важно продолжил второй голос.
– Мальчики, а зачем свечи-то зажигать? – спросила Ева, с интересом поглядывая на вещь, которую даже не одаренные магией существа почти не используют в повседневной жизни, предпочитая магические светильники.
– Чтобы подчеркнуть серьезность момента, – ответил ей Дурик, – у нас тайное собрание, вообще-то. На тайных собраниях используют свечи.
– Разве что в дешевых романах, – ответил Раш, которому за свою жизнь приходилось бывать на многих тайных собраниях.
– Ну значит мы в дешевом романе! – окрысился Дор, – Не отвлекайтесь, мы должны решить, что делать с Шурой. Она уже благополучно перехватила бразды правления у хозяина своей цветочной лавки и собирается проводить революцию на рынке цветочного дела! Она на полном серьезе! Это не новое дело, она из издательства уволилась…
Ева и Арши чуть удивленно переглянулись. Мужчина последние дни заходил только посидеть с Шурой на рассвете, большую часть времени проводя с Энри, нервное состояние которого его немного беспокоило. Разговор с Шарамом, который сует свой нос в чужие дела, тоже отвлек его, заставив потратить время на то, чтобы подчистить хвосты. Этот зануда узнал про Шуру и подумал, что она его любовница. А «представитель правящего рода не имеет права марать репутацию семьи связью с человеком». Да что бы эта ящерка знала! Еще учить его будет. Раш чуть нахмурился.
– Все так серьезно?
– Еще как, – кивнул Борик.
– Может у нее просто нервное переутомление после заключения в одиночной камере? – предположила Ева, – пусть отдохнет, и все может само пройдет…
– Она там просидела часа три! – воскликнул Борик, – а страданий столько, будто целый год!
– А ее там головой не били, случаем? – на всякий случай уточнил Дорик.
– Точно нет, – Раш мотнул головой, – может к Луке ее отвести? Вы говорили, он неплохо проводит душеспасительные беседы? И они дружат, разве нет?
Парни переглянулись и нахмурились.
– Мы ее уже третий день зазываем в книжную лавку к Луке зайти, но она всегда отказывается, – Борик чуть смущенно почесал висок, – а сегодня при упоминании Луки жутко разозлилась! А ведь она вообще редко злится всерьез.
Ева встала заварить всем еще чаю, задумчиво перебирая пакетики с засушенными травами. Она собирала их прошлым летом и в начале осенью, и пора бы отправляться за город пополнять запас… В этом году она хотела съездить с Шурой чисто женской компанией.
– Они ссорились разве с Лукой? – уточнила Ева у Дорика.
– Нет, точно нет, – мужчина пару раз мотнул вечно лохматой головой, – у меня есть предположение… странно, конечно, прозвучит, но, по-моему, она просто трусит.
– Чего? – Раш удивленно на него посмотрел, – она-то?!
– Луке во время ареста лавку опять разгромили… А они прямо перед этим… У них там такой разговор был, не знаю как описать. Мило они очень пообщались, в общем. Я думаю, ей просто стыдно перед ним.
– Не думал, что ей может быть за что-то стыдно! – хихикнул Борик.
– Перестать, – пресекла Ева довольно строго, – она живое существо. Со своими странностями, но вовсе не бесчувственная.
Внутренние часы, которых у меня раньше никогда не было, разбудили меня перед рассветом, как и всегда в последнее время. На кухню я спускалась уже завернутая в покрывало; Ева там для меня уже забила заварник травяным сбором, и мне оставалось только вскипятить воду и залить его.
Я поставила на плитку чайник с водой, щелкнула костяшкой огненные магнакопители под ней и села ждать. Каждый раз, когда чайник со свистом закипал, булькая внутри кипящей водой, я закрывала глаза и вспоминала. Не могу сказать, что очень уж хорошо помню свое детство, но какие-то отдельные моменты моя детская память зафиксировала очень ярко и объемно.
Например, как мама будила меня по утрам перед работой, чтобы мы вместе позавтракали. Мама уходила на работу очень рано, зачастую на рассвете, или перед ним – зимами, а возвращалась – очень поздно. Поэтому я всегда любила посидеть с ней во время завтрака. Она ставила на газовую плиту зеленый чайник с почерневшим от времени дном, и он закипал вот с точно таким же свистом. Сонная я, торопливая мама, чай с бутербродом и этот зеленый чайник, свистящий паром и щелкавший крышкой. Он так громко закипал, что казался мне живым, еще одним персонажем нашей утренней рассветной сказки.
Магнакопители грелись моментально, а воды я залила немного, так что закипела она быстро. Я сделала себе чай и пошла на крыльцо. Как и всегда, Раш пришел раньше. Я присела около него, развалившись на его плече и сдула парок с кружки, глядя как он растворяется в воздухе.
Небо было темно-серым, а вокруг гулял туман, и видно было разве что дом напротив. Вспомнился мультик про ежика. Он искал и искал дорогу, а потом нашел, и они с медведем пили чай и считали звезды.
– Доброе утро, – я зевнула аж до хруста челюсти.
– Доброе, Шура, – ответил мне мужчина, – ты теперь в цветочном работаешь?
– Да, – только бы не новый поток подозрительных взглядов, я от них уже так устала.
Раш кивнул спокойно.
– Понятно. Нравится?
– Ну да, неплохо, – я пожала плечами; работа как работа, в общем-то, – а что?
– Да просто я недавно виделся с бароном Арино – он же тебя вроде заинтересовал? – хотел попробовать договориться на интервью для тебя…
У меня внутри все забурлило и запенилась, улыбка расплылась по лицу, я в уме уже начала прикидывать вопросы… А потом на меня свалилось осознание, что я теперь цветочница. Точно. Чертчертчерт.
Ну может один последний разочек?..
Нет, Шура, ты сама все выбрала, сама расставила для себя приоритеты.
Никаких интервью.
– Не надо, – выдавила из себя со скрипом; могу себе вообразить, как перекосило мое лицо, – спасибо.
Раш кивнул и обнял меня за плечи.
– Ты боишься опять попасть в Башню Порядка? – неожиданно спросил он.
Я удивленно на него посмотрела. Причем тут вообще Башня Порядка? Вообще-то, не понравилось мне конкретно в одиночной камере, а остальное было – вполне терпимо, а моментами даже очень весело! Я призадумалась, завалившись на теплый бочок Раша всей спиной, и он уткнулся лицом мне в макушку.
– Да не особо, – его дыхание я ощущала то ли кожей головы, то ли вообще волосами, и это было забавно и приятно, – вы все этого боитесь, разве нет?
На пару секунд он перестал дышать – я чувствовала это прямо волосами.
– Ты решила стать цветочницей, чтобы мы не волновались?
– Ну да, – это же очевидно; я даже повернула лицо в его сторону, забыв, что через морок не увижу точно выражение его лица.
И тут меня будто будто по голове ударило и куда-то утянуло. Его лицо было очень близко, просто невероятно близко к моему. Я не видела его практически, но ощущала его близость кожей. Меня охватило какое-то странное чувство непонятного томления. Хотелось что-то сделать, но непонятно, что именно. Как предвкушение чего-то волшебного и нового, из-за чего внутри по желудку пошла мелкая дрожь и сердце забилось. Дышать стало немного тяжелее. Воздух стал слишком плотным, а пространство сузилось до ступенек, на которых мы сидели.
– А сними морок, – зачем-то попросила я.
– Что?.. – удивился мужчина.
Хотелось его покусать. Или обнять так крепко, чтобы у него ребра захрустели! Я подняла руку, желая прикоснуться к его лицу…
– Шура, с тобой все в порядке? – обеспокоено спросил мужчина, и меня вдруг выкинуло из этого вязкого состояния, в котором не существовало ничего, кроме этого странного томления и его лица, которое я не вижу, в промозглое туманное утро. Звуки вернулись, глаза снова могли смотреть на что-то, кроме его мутного лица; я моргнула и нахмурилась. Что это было?.. Магия?
– Шура? – я удивленно посмотрела на Раша. Приложила ладонь к венке на шее слева.
– У меня ритм сердца повышен, – констатировала я; мужчина приложил ладонь к моему лбу.
– Температуры, вроде, нет… Иди-ка ты домой, сегодня сыро, заболеешь еще.
– Ага, – кивнула я тупо; уже рассвело где-то там, за плотной и низкой серой пеленой неба, туман рассеялся – а еще мгновение назад было темно и волшебный туман клубами укрывал нас от всего остального мира, – ты пойдешь?
Он не пошел со мной в дом, ему надо было куда-то идти по делам, так что на кухню, где уже готовила завтрак Ева, я зашла одна. Я думала о нескольких вещах: во-первых, я была расстроена, что Раш ушел – последнее время я его только на рассветах и вижу; во-вторых, меня немного раздражала общая запутанность ситуации. Я предпочитала, когда в общем и целом в моей жизни все систематизированно и понятно. Мотивы, цели, стратегии достижения целей – мои и тех, с кем я взаимодействую. Сейчас все было как-то запутанно и оттого я не знала, как мне поступать в разных ситуациях. То, что кажется очевидным мне, видимо, не очевидно окружающим. А то, что кажется им естественным, для меня – странно.
Мое новое окружение сильно отличалось от моего старого. И не плоской деревянной грудью, дипломами о высшем магическом образовании или возможностью превратиться в огромную летающую змею, а системой ценностей.
Я сидела за столом, ковыряла рагу и тоскливо вздыхала. Ева с беспокойством на меня посматривала, делая стежки.
– Шура, все хорошо?
– Наверное, – я почесала бровь, – или нет? Я запуталась…
Ева ласково мне улыбнулась и протянула ко мне длиннющую деревянную руку, заправив огромной ладонью прядь за ухо. Как и обычно бывало, когда Ева улыбалась, по телу разлилось тепло.
– Я тебе нравлюсь?
– Да, – просто ответила я.
– Ты мне тоже, – она кивнула, чуть скрипнув шарниром, – и мне будет приятно, если ты со мной поговоришь.
Я удивилась.
– Но ведь мы и так разговариваем, – Ева хихикнула и покачала головой.
– Не так. Мне будет приятно, если ты поговоришь со мной о том, что тебя беспокоит. Может я смогу помочь, а может нет, но мне будет хорошо от мысли, что ты доверяешь мне свои переживания и даешь возможность тебе помочь.
Меня это возмутило.
– Но ты мне сама раньше говорила, что заботиться обо мне сложно! А теперь, что тебе будет приятно. Ты зачем меня путаешь?
– Заботиться сложно о том, кто сам о себе заботиться не считает нужным. А когда с тобой делятся, это приятно; когда дают тебе возможность заглянуть глубже, узнать больше, – объясняла она, – не судорожно потом разбираться с последствиями, предотвращая проблемы, посыпавшиеся на дорогую голову, а узнать о них заранее, быть хотя бы готовым – это очень приятно, – я молчала, сосредоточившись на ее словах, пытаясь их понять, но пока не получалось, – На самом деле никто из нас не имеет права заставлять тебя делиться, просто мне, да и остальным, очень этого хочется.
– А можно попроще? – я потерла виски.
– Ну вот представь, что я хочу начать продавать травяные сборы, но не знаю, как найти себе покупателей.
– Я тебе хорошую рекламу вмиг организую! – тут же предложила я.
– А как ты это сделаешь, если я тебе не говорю, что хочу продавать травяные сборы и не могу найти покупателей? – я удивленно на нее уставилась; а ведь и правда, – ты можешь мне помочь, Арши может, но только если я вам расскажу. Вы оба можете мне помочь, даже сильно не напрягаясь, но у вас нет такой возможности, потому что я вам не даю даже шанса. Ты могла бы меня порадовать своей помощью, но я тебе не позволяю, даже не допускаю такой возможности.
Я представила такую ситуацию и почувствовала… обиду. Иррациональную. Глупую. Обиду. Я могу сделать все просто и быстро, но вместо этого смотрю, как Ева с тоской перебирает свои травки. Картинка была такой яркой, что я даже скривилась.
– Поняла, вроде, – я кивнула головой, прогоняя образ.
– Смысл в том, что помогать тяжело, когда тебе не позволяют помогать, а не делать ты этого не можешь, – я снова кивнула, – дело не в том, что мы не хотим о тебе заботиться, иначе и не заботились бы, а в том, что ты от нас закрываешься – вот что тяжело перенести.
Надо было прояснить еще один вопрос.
– А почему вы вообще обо мне заботитесь? – я внимательно посмотрела на ее привязанное к деревянному шару головы поясками лицо, – нет, сейчас-то уже понятно, но с начала? Вы приняли меня сразу и без вопросов. Я понимаю, что это из-за Раша. Вы в этом просто пошли за ним, приняли как факт, что я с чего-то теперь своя. Но почему он обо мне заботится?
– Ты же читала мифы о сотворении мира? И про появление первой расы?
Я кивнула. Вообще-то миф о сотворении этого мира в Империи не сильно отличался по сути от мифов в моем мире.
Сначала был Хаос, покрывавший все сущее черным полотном, а потом на золотых крыльях появился Он, Отец-Дракон, Демиург, и белыми рогами разорвал черное полотно, зародив жизнь. Отец-Дракон создал по образу своему и подобию драконов, Старшую Расу, урожденных господ, а потом развлекался тем, что придумывал всякие другие расы, видимо от нечего делать, но любимчиками его остались те, что были больше всего похожи на него самого. А потом Хаос, или Темная, или Мать-Земля, обиделась и обзавидовалась и тоже решила наклепать что-то антропоморфное. Получились люди.
Мать-Земля – Тьма, а Отец-Дракон – Солнце, она – земля, а он – покрывающее ее небо, драконы – возвышенные и одаренные, люди – приземленные и, в общем-то, довольно так себе. Конечно, добрые господа нас, неудачный эксперимент Темной Госпожи, все-таки приняли, но легкое пренебрежение все-таки прослеживалось в культуре и сейчас.
Дальше шла эпичная битва Света против Тьмы с разгромным счетом понятно в пользу кого. А насчет драконов было вообще массу всего интересного! Например, они спали редко, но основательно, и будить их надо максимально нежно, иначе есть риск стать завтраком. А еще они обожали все, к чему привыкали, особенно если оно блестело. Драконьи сокровищницы были неприкосновенны и порой довольно неожиданны по содержанию. Если бы у них были соски, то найти в сокровищнице глубоко пожилого дракона одну любимую, из далекого детства – было бы делом совершенно обычным. Кстати, интересно, а что в сокровищнице Раша? И насколько наглым с моей стороны было бы напроситься в гости? Это я и спросила у Евы. Она на мой вопрос расхохоталась.
– Понимаешь, Арши всегда был необычным мальчиком! – теперь мне еще больше захотелось в его святая святых, что у него там, интересно? Коллекция ночных горшков прислуги?
– Ты в правильную сторону подумала, – улыбнулась Ева, – Всем известно, что драконы очень берегут то, что им нравится. Чаще всего это драгоценные металлы и камни, порой артефакты или книги, просто какие-то памятные вещи…
– Да ладно?.. – ошарашено прохрипела я, кажется догадываясь, что сокровищница «необычного мальчика Арши» состоит вовсе не из ночных горшков.
– Арши вот любит людей. Но присваивать людей сейчас запрещено, поэтому он просто присматривает за сохранностью того, что ему дорого. И ты…
– Часть его сокровищницы? – уточнила я.
– Да, – кивнула Ева, – на самом деле, это довольно грустно, ведь человеческий век короток. А ты еще и жуть какая неспокойная, – припечатала она с несвойственной ей язвительностью.
– И большая у него сокровищница?
– Нет, слава Отцу-Дракону. Дор и Бор вот тоже его сокровища. И я. Есть еще пара разумных в Высоком, но они в основном полукровки, и Арши переживает за них не так сильно, как за своих людей.
С одной стороны, меня почему-то радовало, что в его глазах я практически буквально бриллиантик, с другой – довольно наивно с моей стороны было когда-то думать, что я могу просто переехать, и они все перестали бы обо мне заботиться. И Ева, и Дорик с Бориком – по сути действительно его. И идут за ним. И если он решил, что у него теперь новое золотце, то они скорее за мной бы переехали, чем вышли бы на прощание помахать платочком и пожелать удачи в новой жизни, выдохнув с облегчением. Если бы они мне не нравились, и я сама не хотела бы отпускать их из своей жизни, ситуация бы меня напрягла. Но и мне, и им повезло, что я все-таки привязалась.
Надо сказать, что узнав точно мотивы Раша, а неизвестны мне все-таки были только его мотивы (мотивом остальных был сам Раш и его веселые тараканы), я немного успокоилась. Некоторые моменты мне прояснились, и картину в общем я видела почетче.
– Милая, возвращайся в издательство, – неожиданно прервала мои мысли Ева; я вскинула на нее взгляд, – проблема ведь не в том, что ты влезаешь в неприятности со своими статьями.
Я смотрела на нее напряженно и чуть испытующе.
– А в чем?
– В том, что ты не думаешь о последствиях. И в том, что многое не знаешь о нашем мире.
– И что мне, каждое слово согласовывать и отказываться от всего, что может принести проблемы? – я улыбнулась ей, – Я тогда вообще ничего писать не смогу.
– Смысл в том, Шура, что твое слово для этого города уже значимо. Каждое твое слово. И каждое слово надо взвешивать, думая, к каким последствиям оно может привести тебя и других. Не для того, чтобы отказываться от всех слов, которые могут быть опасны, а для того, чтобы знать какую ты за них несешь ответственность. Готова ты к этой ответственности или нет. Ты больше не можешь, как маленькая, просто делать все, что в голову взбредет, не задумываясь о том, к чему это приведет. Но это и не значит, что ты больше не можешь делать ничего. Понимаешь?
Как ни странно, я понимала.
– Мы все переживаем, что ты отказалась от любимого дела. Но может это вовсе не обязательно? – я уставилась в тарелку и снова начала расковыривать еду ложкой, – просто попробуй работать более вдумчиво. Вдруг это будет не хуже, чем раньше?
– Может… – кивнула я. Было немного обидно, что никто не оценил мою попытку сделать им приятно, но гораздо больше меня воодушевила мысль, что я могу вернуться в газету. Попробовать снова, но немного по-другому? Узнавать еще больше информации? Не только о теме статьи, но и как она будет смотреться в общей картине? Какие есть причины написать о чем-то и к каким последствиям это может привести? Это почему-то наполняло меня энергией. Это казалось интересным.
Работать более вдумчиво.
Я чувствовала, что мне очень хочется попробовать. Возможно, это будет очень даже весело.
