Текст книги "Твоё слово (СИ)"
Автор книги: Яна Лисканова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
– Что вы с ней тут творили?! – зашипел Аррирашш, со злостью глядя на графа Сибанши, – вы ее накачали чем-то?!
– Да нет, – граф все с тем же любопытством смотрел на засопевшую девушку, – просто на пару часов в одиночной камере оставили…
Глава 13. Башня. Граф Сибанши
Когда Раш узнал, что Шуру арестовали, он сразу догадался кто и почему. Не сложно было догадаться. Если уж по Горькому переулку пошла информация, что Шура упомянула в статье Бронса, пусть и искаженная и слегка преувеличенная, то логично, что эти шепотки поймали и люди из Теневого министерства. Удивительного тут было две вещи: во-первых, что сам Арши об этом не подумал и не кинул своим людям в министерстве даже весточки, чтобы не торопились – мужчина оправдывал себя тем, что в отпуске знатно разленился и немножко поглупел, а еще тем, что та ночь выдалась на редкость паршивой в принципе, и им владели обида, злость, непонимание и все такое дальше по списку, затуманивая его способность мыслить вперед; во-вторых, на Шуру план был придуман заранее (ну просто на всякий случай), хотя по итогу сделали все кривенько и впопыхах – клеветнеческая статья о бароне-таки должна была выйти, и только после этого громко и пафосно на всю столицу должны было объявить, что госпожа Солнцева – лгунья, и провести показательную порку.
Со злорадством Раш думал о том, что в итоге вместо показательной порки журналистки графу придется выставить идиотами стражников. С легким волнением он также думал о том, что придется провести очень серьезный разговор с Шурой, а она и так вся на нервах, и кто его знает, как отреагирует на просьбу согласовывать с ним темы для статей. Этот длинный день наконец закончился, но проблема еще не была закрыта. Арши чувствовал себя немножко идиотом. Он взрослый дракон, ему уже тысяча двести тридцать шесть лет, ему не раз приходилось общаться с детьми – тот же Ярм в детстве был тем еще оболтусом и проблем приносил ну всяко не меньше Шуры – а он так сплоховал с подбором правильных слов. Не то что не смог их найти, а, по хорошему, даже не искал. Просто с чего-то решил, что раз он так о ней переживает, то она должна к нему прислушаться. Как деспотичный родитель. Но Раш ведь всегда был добрым дядюшкой и никогда – деспотичным родителем! Дядюшкой, которому можно доверить секреты, и который, поэтому, может в нужный момент подстраховать. Помниться, своему старшему брату он лет семьсот назад как раз читал лекцию о том, что если хочешь, чтобы ребенок слушался, не надо ему ничего запрещать, надо выстроить с ним доверительные отношения, и он без всяких запретов будет к тебе прислушиваться.
И теперь так сесть в лужу самому? Довольно иронично! В любом случает, теперь он не будет на нее давить, скидывать на нее ответственность за свои чувства, просто будет самым добрым дядюшкой в мире и когда-нибудь она ему откроется! И вляпываться в неприятности будет только под его заботливым надзором!
– Э-хе-хе, – Раш потер переносицу и выдохнул.
– У тебя странное лицо, – сказал Борик.
– Выглядит жутко, – заметил менее тактичный Дорик.
– Не хочешь с нами поделиться? – улыбнулась Ева, подливая чаю.
– Я окружу ее такой заботой, что она не устоит, – объявил Арши, – я не буду ни в чем ее упрекать, буду мил, предупредителен и снисходителен к ее причудам.
– А по-моему, ее надо розгами отходить, – предложил Бор с той спокойной милой улыбкой, которая говорила о серьезных намерениях.
– Поддерживаю, – встрял Дор; Арши вскинулся и раздраженно посмотрел на тех, кто хотел порушить его грандиозные планы.
– Мы не будем на нее давить! – сказал он и с надеждой посмотрел на Еву, ожидая поддержки.
– А-ха-ха, – улыбнулась она, продолжая подливать чай и не замечая, что он уже льется на белую кружевную скатерть, – нашему солнышку следует научиться думать о последствиях, разве нет?
– Лучше расскажи, как она там и когда ее вернут, – все уставились на него.
– Ну, во-первых, я заставил графа Сибанши уступить ей свои покои на время ее пребывания в башне порядка, так как они самые приличные, – с воодушевленной улыбкой сказал мужчина.
– Невинная девица в его покоях? – хохотнул Дор, – вот умора! Я бы посмотрел, как в глубине его равнодушных глаз клубится паника…
– Бедняжка, наверное, слегка смущен, – с добродушным злорадством отметила Ева.
– Скорее уж весь чешется в ожидании, когда ее можно будет оттуда выпнуть, – резонно заметил Бор.
– Именно! Поэтому я рассчитываю, что он сам постарается закончить со всем поскорее, а не затягивать, – кивнул Раш, постукивая пальцами по подлокотнику, – вела она себя странно – верно, перенервничала – но быстро заснула. Я собираюсь с утра к ней зайти. Думаю, суд будет где-то через неделю – дольше он просто не выдержит.
– А без суда совсем никак? – спросила Ева.
– «Высокий вестник» уже выпустил партию со срочными новостями об аресте Шуры, хорошенько прополоскав ей косточки, не стоит оставлять эту тему подвешенной – ее лучше закончить публично, очистив репутацию, чтобы в дальнейшем ни у кого не было вопросов, – мотнул головой Раш.
* * *
Я проснулась ночью. И поняла, что выспалась. Комната была не моя. Нет, не так, очевидно, что комната и не могла быть моей – одиночная камера тоже не была моей – но комната была явно чьей-то. Полагаю, меня устроили с удобствами стараниями Раша, слегка кого-то потеснив. Раш же мне не приснился? Были у меня сомнения на этот счет. Не может же быть, что все это взаправду: меня заточили в башне и тут в лучах света в проеме тяжелой железной двери появляется сияющий золотом рыцарь и на руках выносит меня на свободу, пока я помечаю своими соплями и слезами его сюртук. Картинка получалась какая-то ну слишком красивая и поэтому вызывала недоверие. Тем более, с Рашем мы поссорились, с чего бы ему приходить и помогать мне?
Я вспомнила свои вчерашние размышления в одиночной камере и поморщилась. Чувствовала себя дурой. У меня появились, кажется… может быть, судя по всему… по моим расчетам. Те, чье присутствие в моей жизни меня устраивает. Чье присутствие даже желательно. В смысле, когда я представляю, что их рядом нет, все кажется уже не таким забавным. Ладно, хватит ходить вокруг да около. Они мне слегка симпатичны! А это значит, что ни за что нельзя было позволять именно им заботиться обо мне. А я позволила. И уж после такого представления они наверняка поняли, что все это слишком утомительно и тяжело и больше не захотят быть частью моей жизни. Я бы не захотела.
Мысль об этом как-то неприятно дергала внутри, как будто я проглотила длинную нитку и очень четко ощущала, как она тянется через все мое нутро, натягиваясь и царапая внутренние органы. Одновременно с этим я чувствовала некоторое облегчение, ведь меньше людей в твоей жизни – меньше проблем.
– Вы так тяжело вздыхаете, – раздалось в темноте, и я аж подпрыгнула, – верно, думаете о том, что приносите много проблем окружающим, и они когда-нибудь вас бросят?
– К-красавчик-следователь?.. – глаза, привыкшие к темноте, смогли рассмотреть в темном углу мужской силуэт, который я опознала только по голосу, – не думаю, что вы умеете читать мысли, так что, полагаю, вы о себе? – я чуть успокоилась и продолжила уже увереннее, – Я принесла вам какие-то проблемы? Что вы вообще делаете в моей комнате ночью?
– Вообще-то, это вы в моих покоях, и хотя формально я дал на это свое согласие, ваше присутствие в моей постели приносит мне почти физический дискомфорт, – голос вроде был спокоен, но моя чуйка слышала дрожащие раздражением ноты за этим внешним спокойствием. Почему-то это слегка меня взбодрило! Всегда приятно знать, что плохо не только тебе. Я поплотнее укуталась в одеяло, повозилась по простыням, потерлась щекой о подушки…
– Прекратите, – зашипел силуэт, вышел из тени и сел в кресло, глядя на меня с тем осуждением, которое может позволить себе представитель власти в сторону неблагонадежного гражданина. Или с осуждением, которое себе может позволить одетый с иголочки мужчина в сторону расхристанной девушки в его постели.
– Ну раз уж формально вы дали свое согласие на мое присутствие здесь, зачем же вы пришли посреди ночи? Вы же не собираетесь меня коварно соблазнить? – я и так видела, что нет, но вдруг у меня получится его смутить, и ему станет еще некомфортнее?
– Упаси меня все боги этого мира от такой глупости, – сказал насмешливо, ничуть меня, впрочем, не обидев, – просто вы не внушаете мне ни капли доверия и я за вами слежу, – пояснил мужчина.
Я скосила глаза в сторону его секретера. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось.
– Слушайте, а что вообще происходит? – поинтересовалась я, потому что действительно была в легком замешательстве, – меня больше не обвиняют что ли ни в чем?
– С точки зрения закона – ваша совесть теперь чиста; с точки зрения широкой общественности – вы вызываете массу вопросов, – уколол следователь.
– Ну если у закона больше нет ко мне вопросов, – я с надеждой посмотрела на мужчину, – я могу уже уходить?
– Пока нет, – скривился он, – сначала будет суд, который вас оправдает, потом мы еще с вами побеседуем, и только после этого вы можете уходить.
– А скоро будет суд? – спросила я, вставая с кровати и прохаживаясь по комнате, внимательно поглядывая на то, что меня окружает. Конечно, ничего интересного я найти не смогу – за мной же следят! Но хоть немножко его побесить – вполне в моих силах. Я подошла к столику с зеркалом, заставленному всякой мелочевкой, взяла в руки баночку, похожую на те, в которых в лекарских лавках продавали всякие микстурки, открыла, понюхала. Пахло приятно.
– Это духи? А где вы их купили? Я бы тоже такие хотела! – я накапала на запястье и принюхалась. Пахло чем-то терпко-горьким, древесным и чуть-чуть сладким. Повернулась в сторону мужчины – он улыбался, но бледные глаза полыхали тлеющим бешенством. Кажется, перелет! – ой, простите, я положу на место и больше не буду трогать!
– Суд будет послезавтра, – сдавленным голосом сказал мужчина.
– Быстро вы работаете! – я юркнула обратно под одеяло, решив все-таки больше не раздражать следователя, но все-таки не удержалась от вопроса, – а чьи духи? От вас просто пахнет иначе…
– Ничьи, – ответил он, сам кажется слегка удивленный тем, что все еще со мной разговаривает, – я сам их сделал.
– А для кого?
– Ни для кого. Просто когда-то этот запах мне понравился, и я решил его воссоздать.
– А чей это запах? – он замер на секунду и как будто погрузился в себя.
– Ох, – вздохнула я и ошарашено уставилась на мужчину, – любовная история!..
– Что? – он вынырнул из мыслей и раздраженно на меня глянул, – какой бред!
– Она не приняла ваши чувства? – с жаром спросила я, но, не получив реакции, продолжила задавать вопросы, – или вы ее? Нет? Вас свели родители, но она захотела свободы и сбежала? У вас был продолжительный роман? Нет? Значит у вас была интрижка? Ну конечно! Такие, как вы не способны петь серенады под окном, признаваясь в любви… И интрижка закончилась раньше, чем вы осознали свои чувства?! – я с жадностью следила за реакцией на каждый новый вопрос и предположение; невнимательному человеку могло бы показаться, что его лицо вообще не меняется, или даже что он меня не слушает, но я невнимательной не была! – вы тоскуете, потому что все закончилось ничем!
– Не несите бред, – отрезал мужчина и я поняла, что большего пока не добьюсь.
– Ладно, – я покладисто сложила лапки на колени, – но вы меня, знаете, вдохновили! Просто вы такой, судя по всему, равнодушный сухарь, но даже вы смогли испытать это пылкое страстное чувство! Видимо, вы настолько ему отдались, раз уж даже воспроизвели ее запах и нюхаете его одинокими ночами… – он сощурил глаза, – простите-простите! Просто глядя на вас, я думаю, что даже для меня еще не все потеряно! – объяснила я, на удивление, довольно искренне.
– Суд будет сегодня вечером, – обрадовал меня следователь.
Ситуация получилась забавная. Графа явно напрягало мое общество, но оставлять меня в своей комнате одну он категорически не хотел. И, в общем-то справедливо, потому что мои зыбкие морально-этические установки никак бы меня не тяготили, когда бы я полезла по его шкафам, даже не с какой-то определенной целью, а просто так, потому что могу. Не то чтобы я была так уверена, что могу, потому что про существование такой раздражающей меня и, наверное, всех домушников вещицы, как охранные чары, я все-таки знала, и очень сомневалась, что следователь ими бы не озаботился. Но рисковать ему явно не хотелось, потому что заинтересовать меня могли не только всякие милые журналистскому сердцу секретики вышестоящих, но вообще все. Поэтому он скрашивал мое заключение своим обществом, и я не стеснялась этим пользоваться, мастерски выводя его на хоть какое-нибудь взаимодействие.
К утру я уже считала нас лучшими подружками и твердо решила, что он будет моим другом по переписке. Вообще-то, друга по переписке я мечтала завести лет с тринадцати, но всегда это заканчивалось ничем. Чаще всего почему-то мне удавалось заманить в переписку в соц.сетях именно мужчин, но спустя какое-то время все они начинали делать отнюдь не дружеские намеки.
С первым мы очень мило общались, пока он не начал переодически рассказывать в, в общем-то, совершенно мне не интересных анатомических подробностях о своих сексуальных похождениях. Причем действовал парень аккуратно, сначала намеками, потом набросками историй, но чем дальше, тем подробнее я узнавала, откуда берутся дети. Мои робкие попытки хотя бы немного его урезонить намеками о том, что мне еще нет и пятнадцати и не доросла я еще до таких историй, к сожалению, не увенчались успехом, и общение сошло на нет.
Второй был более тонкой душевной организации и через какое-то время общения свято уверовал в то, что безумно в меня влюблен. Я ему насколько умела тактично отказала и спросила, насколько ему нормально будет дальше со мной общаться и не стоит ли прекратить общение. Молодой человек ответил, что все нормально, он рад будет общаться дальше, но нет-нет да напоминал мне о том, как нежно он меня любит, обычно в ситуациях, когда я не отвечала ему дольше пяти минут и выглядело это примерно так: «Я же тебя люблю, почему ты так жестока!», и вообще всячески давил на жалость и упрекал меня в равнодушии. В те моменты, когда он этого не делал, общаться с ним было очень интересно, потому что человеком он был начитанным, неглупым и забавным, поэтому продержалась я довольно долго, но в тот момент, когда я поняла, что готова начать с ним встречаться, лишь бы он перестал ныть, общение я прекратила.
Третий приплыл, когда я вообще почти ни с кем не общалась, кроме тестовых заданий для государственного экзамена, и к тому моменту я настолько изголодалась по общению, что фотографию полового органа в сопровождении сальной шуточки в личных сообщениях восприняла, как божью милость, и с разбегу начала выспрашивать у него про его интересы, хобби, домашних животных, ну и всякое такое. Присылала ему фотки распустившихся по весне одуванчиков, рассказывала, как готовлюсь к экзаменам. Мужик, конечно, немного прибалдел от моей настойчивости, но на наивной вере в чудо, точнее в то, что я захочу с ним изучить человеческую анатомию, продержался почти месяц. В какой-то момент и до него дошло, что сдаю я литературу и совокупляться готова только словесно и то, в таком взаимодействии я обычно выступаю в роли активной стороны, и мои домогательства не пришлись ему по вкусу, поэтому в какой-то момент он просто перестал отвечать на мои сообщения.
Поэтому сейчас, глядя на графа, которого мое присутствие в его спальне волновало только в том плане, что он волновался, успеет ли к вечеру организовать суд, чтобы на следующий день меня уже здесь не было, я осознавала, что нашла того человека, с которым смогу переписываться без всякого романтического и сексуального подтекста! Осталось только убедить его, что это чудесная идея. Пока что не получалось, но я в себе была уверена и не отчаивалась.
Я все так же сидела в кровати, растрепанная, помятая, но довольная тем, что у меня есть собеседник и все мысли можно занять именно им; следователь все так же сидел в кресле напротив, эффектно развалившись и закинув ногу на ногу, смотрел на меня чуть исподлобья, опираясь виском на кулак. Мы завтракали, точнее это я завтракала, а мужчина только пил кофе. В общем-то, только тогда, когда передо мной поставили поднос с едой, я осознала, какая голодная.
– Согласитесь, следить за мной будет совсем не сложно в ситуации, когда я сама буду писать вам о том, что происходит в моей жизни! – привела я новый аргумент в сторону дружеской переписки.
Граф слегка приподнял бровь, но взгляд даже не блеснул интересом.
– Мне не нужна переписка с вами, чтобы следить за вами.
– А зачем, – я проглотила наскоро дожеванный кусок бекона, – зачем это делать за казенный счет, тратить чье-то время и средства, если я сама же предлагаю вам регулярные отчеты о себе!
– Не уверен, что вашим отчетам можно будет доверять, – пояснил он.
– Как грубо! – вскинулась я и ударила себя в грудь, – я журналистка! Честная журналистка! Я пишу только правду и ничего, кроме правды!
– Не спорю, – кивнул следователь, – к нашему глубочайшему сожалению, в ваших работах мы не нашли ни слова лжи, – я самодовольно завалилась на подушки, попивая кофий и кивая в такт его словам, – но в преувеличениях, приуменьшениях, вырывании из контекста, перекручивание фактов и прочих методах донесении своей точки зрения не прибегая ко лжи, вы – профессионал почище герцога Мирная.
– А это кто? – уточнила я.
– Он работает над максимально понятными широкой общественности формулировками вещей, необходимых к публикации.
– Занимается пропагандой на благо Империи? – попыталась я перевести на понятный мне язык.
– Если вам так будет понятнее. И вообще, за все, что вы натворите в будущем, ответ теперь нести ему – он пусть за вами и следит.
Я уже начала думать над следующим аргументом, как в дверь робко поскреблись и, чуть отворив, в щелочку прошептали:
– Простите, что отвлекаю, Ваша Светлость, но там Его Высо…
– Пуская, – махнул рукой граф.
Через секунду двери стремительно распахнулись и на пороге появился мой вчерашний то ли сон, то ли явь. В отличие от вчерашнего вечера, омраченного ложными обвинениями, жесточайшим допросом и часами паники и отчаяния в одиночной камере, сегодня я, спокойная, выспавшаяся и накормленная могла рассмотреть мужчину более внимательно и без сбивающих с толку фантазий. Он был среднего роста, приятно крепко сложен, красиво аккуратно и дорого-богато одет – но при этом почему-то не производил впечатления, что чистюля и аккуратист, как, например, красавчик-следователь, у которого, наверное, глаз начнет дергаться, если от долгого сидения штаны помнутся. Лицо у мужчины было, скажем так, на любителя, но при этом завораживало, и не пялиться было сложновато. Открытый чистый лоб, тяжелые надбровные дуги, светлые брови вразлет будто тянулись к вискам, как и глубоко посаженные ярко сияющие расплавленным золотом глаза – вообще лицо было довольно хищным и чуть вытянутым вперед; сами черты резкие, но, в противовес, впечатление производили довольно мягкое. Думаю, дело было в том, что хотя мужчина в данный момент был не очень спокоен, по жизни, я могла сказать довольно уверенно, Раш был спокойным и вежливым не совсем человеком. По скулам и линии волос блестела мелкая золотистая полупрозрачная чешуя, уходящая в волосы, конечно же такие же роскошно золотые. Вот тут мне вполне по-женски захотелось удавиться от зависти, потому что по плечу струилась длинная густая коса, которую хотелось то ли полапать, то ли мстительно вырвать ко всем чертям. И приклеить ее себе на затылок вместо моего мышиного хвостика.
Рассматривать его было довольно весело, потому что он весь состоял из каких-то противоречий: не сказать что красивый с точки зрения общепринятых стандартов красоты, но даже красавчик-следователь просто-напросто терялся на его фоне; хищная, внушающее неясные опасения внешность, но впечатление он производил вполне располагающее. Я разглядывала его долго, жадно и ни капельки не стесняясь – в конце концов, я давно мечтала узнать, как же он выглядит.
Тем более, пока я нагло пялилась, невежливо ухмылялась, и вообще всячески заставляла его чувствовать себя не в своей тарелке, у меня было время прикинуть, что происходит и как себя вести. Очевидно, резкая перемена моего приговора была связана с «Его Высо…», и думать о том, какие жизненные обстоятельства занесли сиятельную рептилию из Верхней Империи в грязный кабак, где я не так давно чуть не стала представительницей древнейшей профессии, было пока рановато, а вот о том, почему он вообще сюда пришел – самое оно. Точнее, ну я не дурочка, конечно же из-за меня. Но вот зачем ему я, «проблемный ребенок» – теперь уже совершенно очевидно проблемный – мне было не понятно.
– Госпожа Солнцева, я пришел справиться о вашем самочувствии, – кашлянул он, осторожно вылавливая мой взгляд, – госпожа Киныси, ваша четвероюродная пра-пра-пра-пра… кхм, бабушка очень о вас волнуется. И Дор с Бором, и Лука. Все ждут вашего возвращения с большим нетерпением.
– О, – многозначительно кивнула в ответ я, поддерживая игру, – передайте ей, что я чувствую себя отлично, милый граф прекрасно обо мне позаботился. Он был так мил, что даже все это время скрашивал мое одиночество, – я осторожно глянула на скучающего следователя, – видимо, беспокоился, что я переволновалась из-за всей этой ситуации… Мы так мило пообщались, что даже дали друг другу обещание писать письма! – нет, ну а вдруг прокатит?
– Как мило с его стороны, – Раш подозрительно посмотрел на раздраженно цыкнувшего в мою сторону графа Сибанши, – вы оставите нас ненадолго?
– С удовольствием, Ваше Высочество, – чуть более поспешно, чем следовало бы, подскочил граф, но я резко вскинулась вперед, обхватив его за бедра.
– Подождите! – оба мужчины поражено застыли, глядя на меня, как на привидение.
– Госпожа Солнцева, – прошипел следователь, – отпустите меня. Вы ведете себя неприлично!
– Ра… э-э… Ваше Высочество, а можете вы нас оставить на минутку? – спросила я у Раша, – мне нужно кое-что спросить у Его Светлости... Как у будущего друга по переписке! – я не очень понимала, к чему все эти расшаркивания между нами троими, но это, вроде, было забавно.
– Совсем сдурела, паршивка, – дал мне подзатыльник граф, первый не выдержав этого цирка, – ты кого из комнаты выгоняешь, блаженная?
– Все в порядке, – произнес Раш, глядя на графа, – я вас оставлю. На минуточку.
Он улыбнулся совершенно спокойно, развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что где-то что-то хрустнуло.
– Что с тобой не так? – со всей возможной любезностью спросил мужчина, не поворачивая в мою сторону головы.
– Я его совсем не понимаю! – тут же начала объяснять свою проблему, – что ему от меня надо?! Он заботился обо мне все это время, они все заботились. Ну ладно, у всех свои странности! Но до того, как вы пригласили меня погостить в Башне Порядка, они мне, в общем-то, все по очереди высказались на тему того, какая я проблемная, и как они устали!
– Их можно понять, – кивнул граф, устало развалившись в кресле.
– Вполне, – согласилась я, – так разве не логичнее бы было меня вообще отсюда не вытаскивать?
– Я бы на их месте так и поступил.
– И я тоже, – я кивнула, радуясь, что мужчина, кажется, уловил мою мысль, – если тебя что-то утомляет, от этого надо избавляться, а тут случай такой удобный подвернулся! Почему они тогда ждут меня и волнуются? – я вздохнула, почесав висок, – я всегда думала, что все вот эти вещи – ну там дружба, любовь, сочувствие, забота – просто социальные конструкты для наивных, возведенные в абсолют посредством массовой культуры… Что наша потребность в близких связях во многом обусловлена нашей верой в то, что без этого никак, что так должно жить; а наши представления о том, как эти близкие связи строятся – просто принятые в обществе и закрепленные в культуре стереотипы.
– Я не понял около половины тех слов, которые ты произнесла, – усмехнулся граф, – и советую тебе их больше не произносить, но общую мысль уловил. Ты считала, что некоторые способы взаимодействия, принятые в обществе – выдумка этого самого общества, – я кивнула, – хорошо. А что ты думаешь теперь?
– Не знаю… – я потерянно посмотрела на мужчину, – я не знаю, я запуталась.
– Ты уверена, что такие вещи нужно обсуждать со мной? – с надеждой спросил он.
– Конечно, потому что мы похожи.
У следователя дернулся глаз.
– Что привело тебя к таким неожиданным выводам? – он прищурил свои бледные глаза.
– Ну вы же тоже не умеете выстраивать с разумными близкие отношения, потому что считаете их выдумкой. Вы же не будете отрицать, что согласны полностью или почти полностью с тем, что я только что сказала?
Он промолчал, продолжая внимательно на меня смотреть, а я опять бросила взгляд на баночку с духами. Он проследил мой взгляд и почти незаметно вздрогнул.
– А теперь представьте, что это мы не правы, а они правы, – мы продолжали смотреть на прозрачную колбочку с бледно-желтой, чуть маслянистой жидкостью внутри, как будто она могла дать какие-то ответы.
* * *
Раш не подслушивал. Во-первых, это было нетактично, а еще немного унизительно; во-вторых, на данный момент, никакой необходимости в этом не было. Вообще-то, Раш был не таким уж и любопытным до чужих секретов, но именно сейчас хотелось совсем не по-королевски прильнуть ухом к двери, впитывая в себя не просто каждое слово, но каждую интонацию.
Значит, этот графеныш теперь – ее друг. Интересно, с чего вдруг? Они знакомы всего день. Раш сел на диван, раздраженно постучал пальцами по деревянному подлокотнику и призвал себя успокоиться. Не давить, холить, лелеять, поддерживать, ненавязчиво направлять. Таков был план. Но Сибанши абсолютно точно, без всякого сомнения, так себя вести бы не стал, при этом его поведение, очевидно, подтолкнуло ее к желанию подружиться. Что же он такого сделал или сказал, что она уже с ним советуется? Ему же на нее плевать, в этом нет никакого сомнения!
Раш вдруг замер, посидел так пару секунд и выдохнул. Так. Кажется, он нащупал. Граф о ней не беспокоится, не заботиться, ему вообще нет дела до ее благополучия. Поэтому она чувствует себя с ним так комфортно.
Мужчина чуть смущенно посмотрел на дверь, за которой сидели Шура и ее новый друг по переписке, чувствуя себя старым болваном. Она бесилась не потому, что Раш пытался ограничивать выбор тем для статей или отозвал из типографии последний выпуск газеты. На нее давило их неравнодушие.
