Текст книги "Честь чародея"

Автор книги: Ян Сигел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Думаю, тебе это яблоко нужнее, чем мне.

– Со мной не получится, – ответила Ферн. – У меня уже есть душа. И если она надломилась, то никакая магия не поможет.

– Тогда воспользуйся своим собственным советом: подпитывай ее делами. Начни снова жить, полюби кого–нибудь, и твоя душа оживет.

– Снова полюбить? – Ферн пожала плечами. – Недавно я познакомилась с одним человеком, которого я могла бы… но это все бесполезно. Если я по–настоящему полюблю его, я не смогу ему лгать, но я и правду не смогу ему сказать. То, что я сделала, навсегда останется со мной, как глубокая зияющая рана, никому не видная, но не заживающая. Я не смогу забыть это или задвинуть в глубины памяти. Боюсь, меня подкосило уже навсегда.

– Так не пойдет. – Кэл взял бутылку и залпом допил все, что в ней оставалось. – Спасибо за твой подарок. Я выращу себе душу. Теперь я в долгу перед тобой, маленькая колдунья, спасибо тебе за все.

– Между друзьями нет долгов, – ответила Ферн.

– И за это тебе спасибо. Я найду способ отплатить тебе…

Ферн уже очень устала, и ей показалось, что Кэл начал испаряться. Потом в полудреме она почувствовала, как сильные руки подхватили ее и отнесли в кровать. И хотя сон все больше одолевал ее, она еще успела заметить, как ее укрыли одеялом и поправили подушку.

Недели через три, вернувшись с работы, она обнаружила у себя на журнальном столике сосуд, которого раньше не было. К нему была приложена записка, накарябанная ужасным почерком на ее же собственной бумаге: _«Ты_знаешь,_что_это._Один–единственный_глоток_ – _и_твой_Дар_вместе_со_всем,_что_ты_совершила_с_его_помощью,_и_хорошим,_и_плохим,_будет_забыт._Ты_сможешь_начать_все_сначала,_уже_не_моя_маленькая_колдунья,_а_просто_Фернанда._Удачи_тебе,_что_бы_ты_ни_выбрала»._

Сосуд из горного хрусталя был очень маленький, не больше флакончика духов. В нем был всего глоток чистой воды. Когда она поднесла сосуд к свету, лучик сразу рассыпался на все цвета радуги и заплясал разноцветными огоньками по стенам.

Ферн некоторое время сидела, вспоминая пещеры Подземного Мира, где Кэл служил ей провожатым. Вспоминала серебряные струи фонтана, превратившегося в слабый ручеек, – источник, питавший великую некогда реку. Имя реки сохранилось в легендах, а вот целебная вода давно иссякла. Это был источник Деты.

Наступила осень, не принеся с собой видимых изменений в погоде, разве что дожди стали более затяжными и частыми. Продюсерская компания Уилла наконец получила первый заказ. Предстояло шесть недель вести съемки в труднодоступных районах Индии, поэтому Уилл решил, что ему следует закрепить отношения с Гэйнор, и переехал в ее квартиру.

– При такой нестабильной работе мне нужен прочный семейный очаг, – объявил он. – К тому же, если какой–нибудь очередной несчастный женатик попытается разжалобить тебя, чтобы втереться в доверие, я хочу, чтобы ему на глаза попались мои носки на батарее в ванной. И я хочу, чтобы повсюду были развешаны наши фотографии, причем самые сентиментальные.

– Так ты скоро заявишь, что хочешь, чтобы я забеременела, – сказала Гэйнор.

– В свое время мы и это обсудим.

В честь переезда они устроили вечеринку, и Ферн привела с собой Дэна. Видимо, под ее влиянием он подстригся и надел брюки с пиджаком. Если бы они еще подходили по цвету, можно было бы даже назвать это костюмом.

– Он милый, – шепнула ей Гэйнор, надеясь, что с ним Ферн сумеет забыть прошлое, не дающее ей покоя.

– Да, милый. – Ферн погрустнела и как–то даже сжалась. – Я не знаю, что со всем этим делать. Я не заслуживаю его.

Поскольку Уилл уезжал до середины декабря, они начали строить планы на Рождество.

– Соберемся всей семьей, с друзьями, – предложил Уилл, включив сюда и Дэна. Ферн не ответила ни да, ни нет.

– Мы могли бы поехать на праздники в Йоркшир, – сказала Эбби, постоянная подруга Робина Кэйпела. – Дом там большой.

– Только не в Йоркшир, – сказала Ферн так решительно, что никто не осмелился возражать.

Через несколько дней к Уиллу зашел Рэггинбоун, приехавший в Лондон. Узнав о Дэне Хантере, он сказал:

– Я знал, что чем–то эти раскопки окажутся важными для Ферн. А чем именно, я и не пытался угадать.

– Сможет ли она когда–нибудь забыть всю эту эпопею с Лукасом Валгримом? – спросил Уилл.

– Кто ж знает. Ферн – это Ферн, и она никогда не изменится.

– Главное, чтобы Дэн не оказался в своей прошлой жизни каким–нибудь сумасшедшим викингом или спятившим кельтским друидом.

– Вполне может статься и так, – ответил Рэггинбоун. – Ты, кстати, тоже можешь им оказаться. Если ты не помнишь этого, то какая разница?

В конце октября Ферн с Дэном съездили на выходные в горы. Дэн попросил ее поехать с ним в Америку, чтобы познакомиться с его родителями, но Ферн отказалась, сказав, что это неуместно при их легком романе. Горы были затянуты пеленой дождя, но Дэн все равно вытаскивал ее на прогулки, и они бродили в обнимку, а потом он разводил в камине огонь, чтобы она согрелась.

Это случилось на обратном пути, когда она вела машину по шоссе. Реальность внезапно раздвоилась. На секунду ослепив ее, в голове всплыл образ из магического видения – картинка того, что случится через мгновение. Она ехала в скоростной полосе километров сто в час, и дворники с трудом сгоняли струи дождя с лобового стекла. По другой стороне навстречу ей несся грузовик – огромный, грязный, без номеров. Она почему–то рассмотрела его во всех подробностях. Лицо водителя превратилось в череп, и он оскалился в торжествующей улыбке.

Оглянувшись по сторонам, Ферн просигналила и поперек движения через все полосы свернула к обочине.

– Какого черта! – крикнул Дэн, но в этот момент раздался визг тормозов, ужасный грохот и скрежет металла. Когда Ферн свернула, грузовик перескочил через разделительный барьер, как скаковая лошадь, и всем своим весом врезался в машину, ехавшую позади Ферн. Машину буквально вкатало в асфальт. Две сцепившиеся машины протащило дальше по мокрой дороге. Еще несколько машин врезались в них, в результате возник затор метров на тридцать. Дэн оглянулся и тут же достал мобильный телефон, чтобы вызвать службу спасения. Одной рукой при этом он крепко обнимал Ферн. Она сидела, вцепившись в руль. От пережитого у нее стучали зубы.

– Как ты догадалась, что надо свернуть? – спросил Дэн.

– Я же в–ведьма, – ответила Ферн, с трудом разлепив губы. – Я знала.

Она совершенно отчетливо поняла, что все это было не случайно. Голова смерти за рулем – это не галлюцинация. Ей даже не надо было слушать новости, чтобы узнать, что водитель грузовика загадочным образом исчез с места аварии, в которой двое погибли и трое были серьезно ранены. («Это по моей вине», – нашептывал ей внутренний голос.) Ферн поняла, что находится первой в черном списке Эзмордиса.

И так будет всегда, пока они, наконец, не достанут ее.

Той ночью она впервые за долгое время увидела во сне Атлантиду. Ферн только что исполнилось шестнадцать, она снова была жизнерадостной девочкой Фернани и наслаждалась кристальной чистотой своего духа, еще не замутненного жизненными невзгодами. Каменные львы приветливо смотрели на нее, мимо шли рабы, остро пахло специями, духами и пылью. Огромный золотой купол пламенел в лучах заходящего солнца, где–то били барабаны, и их грохот будил в Ферн полузабытые воспоминания. В этом сне она заново переживала самые приятные моменты своей жизни, которые переплетались в замечательном калейдоскопе образов, запахов, звуков… Она была в темнице вместе с Рэйфарлом, бегала по крышам домов, ужинала на вилле вместе с его матерью. Она занималась с ним любовью, и песок, на котором они лежали, светился бронзой и золотом, прибой нашептывал им сказки, а над всем миром струилось ярко–синее сияние неба. Во сне она ясно видела красивое лицо Рэйфарла. Он, отряхивая мокрые волосы, вышел из моря подобно морскому божеству, а потом они отправились гулять в пустынный сад Тэймизандры, где срывали с деревьев налившиеся медом персики, и Ферн казалось, что ее сердце от счастья вот–вот выпрыгнет из груди.

Но рокот барабанов нарастал, и мозаика волшебных образов, как разбитый вдребезги стакан, рассыпалась на куски – Ферн очутилась в храме. Священники пели, Зорэйн открыла дверь. Потом в храм ворвался вихрь, несущий тучи пыли, и заслонил солнце. Свод храма треснул, как яичная скорлупа, колонны рассыпались, и Юинард затянуло в воронку бури. Ферн с Рэйфарлом убегали по тоннелю к бухте, за ними по пятам мчался Верховный жрец Иксэйво, зажимая глубокую рану на голове. Они вскочили на отходивший корабль, но было уже слишком поздно, и, чтобы хоть как–то задержать Иксэйво, Ферн прыгнула за борт. Она еще долго смотрела вслед уплывавшему в бурю кораблю, думая, что Рэйфарл спасен. Но ураган разбил корабль на части, Рэйфарла утащила на дно русалка, а золотой город и все, кто в нем жили, погибли от землетрясения. Всеобщие Силы глубоко похоронили город и позаботились о том, чтобы его не видно было даже в волшебных видениях колдунов и предсказателей. «Но они не могут запретить мне видеть сны», – подумала Ферн во сне, и во сне же пробудилась, и плакала – плакала, пока не наплакала целую лужу слез, как Алиса в Зазеркалье, а потом целое озеро. Ее слезы превратились в звездную пыль, и она сидела на серебряных берегах на Краю Мира и ждала Единорога, который уже никогда не явится к ней. Но поскольку это был сон, он пришел к ней и унес, расплескивая на скаку звездные брызги.

– Куда мы летим? – спросила она, и он ответил:

– Домой.

Ферн была счастлива, хотя знала, что у нее нет дома ни в Йоркшире, ни в Лондоне, ни даже в Атлантиде. Они летели все дальше, и созвездия, мерцая, стряхивали пыль с их ног, и галактики проносились мимо, украшая их будто лентами.

– Когда мы будем на месте? – спросила она.

Она знала, что нельзя об этом спрашивать. Он ответил: «Когда–нибудь», и вместе с этими словами исчезли звезды, мир стал черным, и другое видение окутало разум Ферн. Теперь она сидела между корнями Вечного Древа и пристально глядела в магическое пламя. Среди горных вершин, куда не ступала нога человека, раскинулось кладбище драконов. Огромные кости мертвого чудища возвышались над окрестностями, будто остов собора. Ферн увидела крадущегося смуглого человека, который пришел, чтобы похитить сердце последнего дракона. Его глаза были синими, как магический огонь, и за секунду до смерти они обожгли Ферн ледяным пламенем. Она срезала его голову с Вечного Древа и вернула этого человека в реальный мир, доделывать то, что он не закончил. Он сказал ей, что в таком виде он ничего не может поделать, что он беспомощен без своего тела, без сердца, но Ферн пообещала ему, что сама станет его сердцем. Однако он сгорел в пламени, вырвавшемся из пасти дракона, прошел сквозь Врата, и Ферн больше никогда не видела его. Вновь она очутилась в своей постели. Открыв глаза, Ферн в ужасе отпрянула. Рядом с ней был уже не Заклинатель драконов, а Люк. Он был мертвенно–бледен, на его губах запеклась кровь, но глаза его жили.

– Кровь уходит, – сказал он. – А вот сок этого Дерева – нет. Мой сок запятнал ваши руки. Смотрите! – И его вырвало красной густой кашей, а потом он улыбнулся, и его лицо превратилось в лицо улыбающегося Рэйфарла. Голова, подпрыгивая на кочках, покатилась к морю, разбрызгивая вокруг капли сока. Шипящая волна, казалось, отпрянула в ужасе, оставив на берегу несколько крошечных рыбок, забившихся в агонии.

С огромным усилием Ферн открыла глаза. Веки казались неподъемными. Сон неумолимо тащил ее в свои сети, не отпускал, и Ферн снова оказалась в плену кошмара. Она шла по улицам нереального города, а кругом сновали люди со звериными мордами, остроклювые, клыкастые, покрытые шерстью. И вскоре Ферн опять стояла у подножия Темной Башни. Лифт поднял ее наверх, она прошла в кабинет и взяла перо, обагренное кровью. «Подпиши», – сказал Люк. И она, должно быть, подписала, потому что лицо Люка озарилось улыбкой, смягчившей его черты, а за спиной развернулись крылья, как у ангела, только черные. Он подхватил Ферн на руки и, махая мощными крыльями, взмыл в небо. Мимо проплывали облака, похожие на величественные утесы, а внизу раскинулись города. Вот в землю ударила молния, и часть города погрузилась во мрак. Но все это не имело для Ферн значения, потому что так сказал Люк. _«Я_ – _Лукастор,_Лорд_Сэрафине._Я_покажу_вам_вашу_судьбу»._ Между тем темнота под ними сгущалась, и вскоре последняя капля света утонула в непроглядном мраке. Внизу лежала бездна. Какая–то сила потянула Ферн вниз. Она пробовала удержаться, хватаясь за Люка, но ее пальцы проскальзывали сквозь его тело, словно сквозь туман. _«Вы_слишком_тяжелая,_ – сказал он. – _Это_ваша_душа_тянет_вас_вниз…»_

Ферн парила в вакууме. Было нестерпимо холодно. Перед ней то и дело проплывали образы, леностью движений напоминая медуз. Некоторых она узнала – Моргас, Сисселоур, Элаймонд, другие были едва узнаваемы. Ферн увидела даже пару глазных яблок с обрывком нерва. Этот сон пугал ее, да к тому же он длился нестерпимо долго, и она вся закоченела. Холод, казалось, сковал даже ее сердце. Она парила уже довольно давно, и лица больше не попадались ей. От страха она начала кричать и звать Бога, хотя была, не до конца уверена, что верит в Него. Но Он появился и вытащил ее из темноты. Вот она уже сидит рядом с Ним на зеленом лугу. Он очень похож на Рэггинбоуна, только чуть добрее, с длинными седыми волосами и бородой, в синей шапочке.

– Как мне прекратить этот сон? – спросила она.

– Вы сами знаете, – ответил Он.

Конечно же, она знала. Ферн проснулась и увидела, что наступило утро, бледное и хмурое, похожее на странника, вернувшегося из длинного и неудачного путешествия. Некоторое время она лежала в постели и думала. Ей предстояло сделать последний шаг, и к этому шагу нужно было тщательно подготовиться. Ошибка могла стоить жизни. Ферн понимала, что ей нужно распрощаться с Рэггинбоуном, Лугэрри, Брэйдачином, и это угнетало ее. А ведь еще придется объяснить все Уиллу и Гэйнор. Однако выбор сделан: конец метаниям, настала пора действовать. Она убила и должна заплатить за содеянное. Заплатить за жизнь Люка и за свою. Теперь она знала, что нужно сделать.

Шел декабрь. В центре Лондона повсюду были расставлены рождественские елки, витрины магазинов украшены мишурой и гирляндами, и на все лады обыгрывался мотив ангелов, пастухов, царей и божественных яслей. Дети осаждали магазины игрушек, требуя динозавров и видеоигры, уродливых монстров–трансформеров и стройных принцесс. Улицы наводнили люди в костюмах Санта–Клауса, распевающие рождественские гимны. Недавно прошел дождь, и теперь в сумерках неоновые огни рекламы, праздничные гирлянды и уличные фонари отражались в лужах и на мокром асфальте, а брызги от проезжавших машин разлетались, как стайка светлячков. Ферн шагала по Сити мимо витрин с рядами мясистых индеек, фазанов во всем великолепии их пестрых перьев, мимо жаровен, на которых шипели и скворчали каштаны, мимо расставленных пирамидами традиционных пудингов. Вокруг нее были простые смертные, радующиеся празднику, поздравляющие даже незнакомых. Демоны же существовали только в виде резиновых масок и игрушек. Ферн хотела жить именно в такой реальности, в людском безопасном мире. Если, конечно, ей удастся сделать его безопасным для себя. Она шла ва–банк: либо все потеряет, либо выиграет, если еще есть, что выигрывать. Спустившись в метро, Ферн увидела бурлящую толпу. Она столкнулась с каким–то мужчиной, и тот даже не улыбнулся, просто посторонился, бормоча что–то под нос. А потом она нашла проход. Она знала, что найдет его, потому что он всегда рядом, если смотреть внимательно. Она чуть помедлила – еще мгновенье, и назад уже не повернуть, – а потом прошла под аркой. Свет позади нее погас, стало темно. Она оказалась на площади, где было всего несколько фонарей, да и те совсем тусклые. Люди стояли кучками, но далеко от нее, так что не поймешь, много их или мало. В центре площади возвышалась Башня. Город сразу отодвинулся на второй план, и Башня стояла в гордом одиночестве. Она была такая высокая, что при взгляде на нее кружилась голова. Одетая в стекло и черную сталь, она была выше любого небоскреба. «И все же, – подумала Ферн, – эта Башня ничем не превосходит те, что строят люди. Ведь у Эзмордиса нет своих идей, нет воображения. Все, что у него есть, он украл у людей за долгие века господства, зависти и ненависти». Ферн ухватилась за эту мысль, надеясь, что она придаст ей храбрости. Ферн стояла перед ступенями, волнами разбегавшимися по обе стороны. Одетые в красные камзолы стражники с железными лицами моргнули, когда она прошла между ними, огромные двери сами раскрылись перед ней и беззвучно поглотили ее. Она подошла к приемной стойке, и стук ее каблучков эхом разнесся по огромному холлу.

– Я пришла, – сказала Ферн.

– Вам назначено?

– Он ждет меня. – Он ждал ее больше четырнадцати лет.

По узенькому мосточку, стараясь не глядеть вниз, Ферн в сопровождении стражника прошла к лифту. В точности как в ее сне, они стали подниматься наверх: сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, так что желудок рухнул куда–то вниз, уши заложило и казалось, что череп сейчас лопнет. Когда лифт остановился, Ферн постояла немного, держась за поручень, чтобы прийти в себя. Потом шагнула на мост. «Это точно такой же мост, как внизу, – говорила она себе, – только падать выше». И ей удалось пройти по нему без особых колебаний. Она ступила на эскалатор, спиралью поднимавшийся вдоль стены в офис. Его офис. Двери с мягким шипением открылись, и она вошла.

На столе горела красная настольная лампа, но на него, как всегда, свет не попадал. Он был всего лишь тенью, облаченной в костюм. На стенах висели ковры, тяжелые шторы свисали до пола, а за огромными окнами чернела беспросветная ночь. Ферн прошла через весь кабинет прямо к столу, не сводя глаз с него. Ей показалось, что шла она очень долго.

– Итак, ты наконец пришла, – сказал он. Голос его был мягким, глубоким и совершенно холодным. Он проникал в каждый уголок ее души. – Договор готов. Я составил его давным–давно. – Он подтолкнул к ней через весь стол красную кожаную папку. На обложке было выгравировано ее имя: Фернанда Элизабет Кэйпел, по прозвищу Моркадис. «Интересно, откуда ему известно про мое второе имя Элизабет? – подумала Ферн. – Хотя он всегда все знает».

– Я послал Лукастора, Лорда Сэрафине, чтобы он помог тебе в борьбе с королевой ведьм Моргас, – продолжал он.

– Это была щедрая помощь, – вежливо ответила Ферн.

– Он был храбрым и верным, – сказал демон. – И любил тебя. А ты вернула его мне с копьем в животе. Его Дар был еще не развит, но под моим руководством он научился бы использовать его и мог бы многого достичь. Ты в долгу передо мной, Фернанда, и не только за это. А долги надо платить. Посему мои условия не будут столь мягкими для тебя, как могли бы быть.

– Я ничего тебе не должна, и ты никого не ценишь, – ответила Ферн, вложив с свои слова все презрение, на которое была способна. – Я пришла не принимать твои условия, какими бы они ни были. Я пришла предложить тебе свои.

Повисла долгая пауза – такого этот кабинет еще не слышал. Даже приглушенное гудение кондиционера затихло.

– Твои?

– Моя душа не продается, – сказала Ферн. – Но я хочу предложить сделку на твою, какую ни на есть, душу, если ты, конечно, решишься на это.

– У меня нет души, – проскрипел он в ответ.

– Ничего, я возьму то, что есть, – твою не–душу, дух, бессмертие, – ответила Ферн.

– _Ты_ возьмешь, _ты_ предложишь! Что ты, самая мелкая ведьма, осмелишься предложить _мне!_ И с чего ты взяла, что сможешь уйти отсюда живая? Да одно мое слово сотрет тебя в порошок!

– У меня есть защита, – сказала Ферн.

– Интересно, что может защитить тебя здесь, в моих владениях?

– Я призову Мать, – спокойно ответила она.

Снова повисла пауза. Казалось, что вся его необъятная мощь, простирающаяся над миром, сейчас сконцентрировалась в Тень, сидящую перед Ферн. Она чувствовала взгляд его невидимых глаз, он проникал в самую душу, словно лучиком обшаривая самые потаенные уголки.

– Она не услышит тебя, – презрительно усмехнулся он, однако в его тоне чувствовалась некоторая неуверенность. – Та, что спит, ни за что не отзовется на твое жалкое хныканье.

– Она слышит меня, – сказала Ферн, и, как и в тот раз, когда она читала защитные заклинания для своих друзей, за нее говорил чей–то чужой голос. Тогда она соприкоснулась с древнейшей магией случайно, не поняв, что сделала. На этот раз она действовала осознанно. – Когда–то она была сильнее тебя, и все знали Изис–Астоланту, Пангею–Единую Мать, но жрецы усыпили ее, и с тех пор миром правят мужчины. Тебе ведь гораздо удобнее управлять ими, а не женщинами, правда? Но мир меняется. Она все еще спит, но уже не столь крепко.

– А ты, значит, ее служанка?

– Нет. Пока нет. Я никому не служу, я уже говорила тебе это. Я пришла, чтобы купить тебя, если сторгуемся. А _Она_ – моя поручительница.

Он поднялся, сразу став больше и темнее. И костюм, кажется, тоже куда–то исчез. Ферн чувствовала, как за окнами собираются грозовые облака, прижимаясь к стеклу своими ватными ладонями. Сквозь них парами просвечивали звезды. Но Ферн не сводила глаз с Эзмордиса.

– Что ты можешь мне предложить?

Ферн достала из сумки сосуд. Даже здесь его содержимое сияло чистотой и прозрачностью.

– Это глоток воды из источника Леты. Если я выпью его, я забуду даже само имя Моркадис и все, что я свершила как чародей – самая мелкая ведьма, как ты изволил заметить, – все, чему я научилась, все, кем я была и кем могла бы стать. Я больше не буду тревожить тебя, не буду рушить твои замыслы. Я проживу свою жизнь как обычная смертная, состарюсь и пройду сквозь Врата, и никто не вспомнит обо мне. Вот такое у меня предложение.

– А что я должен сделать взамен?

– Не пытайся мстить мне или моим близким, вообще всем, кто так или иначе связан со мной. Ты должен поклясться своей не–душой за себя и всех, кто служит тебе или ищет твоего расположения. Договор готов. – Ферн вынула из сумки папку и положила ее на стол. Папка была красная. – Я составила его в соответствии со всеми требуемыми процедурами. В нем нет ни одной лазейки для тебя. Тебе надо только подписать его.

Вокруг Башни с воем закрутился вихрь, разгоняя тучи. В их силуэтах угадывались тянущиеся руки и разверстые в крике рты. Но в самом кабинете было тихо.

– А что, если я поклянусь, а потом нарушу свое слово?

– Тогда вода Леты перестанет действовать на меня, а вот ты утратишь свое бессмертие.

Тень стала огромной, заполнив собой всю комнату. Снаружи взвыли сразу все ветра мира, а в темноте тускло светились только красная настольная лампа, похожая на угли умирающего костра, да сосуд в руках Ферн. Сейчас ее голос окреп, силой воли она справилась со своим страхом.

– Попробуй нарушить свое слово, и я клянусь: пусть у меня уйдет на это тысячи лет, я разбужу Единую Мать и всех остальных Духов, что спят, и уничтожу тебя. Моргас открыла Бездну, чтобы избавиться от горстки безвредных духов, – я открою Бездну и ввергну тебя в ее пучину. Клянусь.

– А если я разорву сейчас этот документ и выпровожу тебя отсюда с твоей жалкой жизнью в трясущихся ручонках?

– Все равно. Я сделаю это. Ты знаешь, я могу это сделать. И, несмотря на всю твою мощь, на высоту твоей Башни и глубину твоей ненависти, ты боишься меня. – Ее сердце трепетало при этих словах, но голос не дрогнул. – Подписывай, и ты избавишься от меня. Правда, на мое место придут другие, ибо людей много, и ведь не только обладающие Даром способны противостоять тебе. Ты же, имея слуг и прихлебателей, меняя бесчисленные маски и имена, всегда будешь один.

В его горле что–то заклокотало. Возможно, это был смех, хотя больше он походил на отдаленный гром.

– Сколько бы люди ни отрицали меня, выдумывая новых богов, жадность и гордыня в конце концов всегда приводили их ко мне. Люди–это мое, они едят у меня с руки.

Ферн молчала, и ее дерзкое молчание воспринималось как вызов. Снаружи насмешливо выли ветра.

– Ты хочешь, чтобы я заложил свою сущность простому смертному? Я, Эзмордис, правитель этого мира и Подземного! Кого же ты возьмешь в свидетели при таком договоре?

– Всеобщие Силы, – ответила Ферн.

Буря за окном внезапно стихла. Облака рассеялись, оставив лишь легкую дымку, сквозь которую едва–едва пробивался свет звезд. И снаружи, и внутри было темно. Свет лампы стал совсем тусклым, и впервые Ферн смогла разглядеть его глаза, горевшие странным огнем. Его голос, казалось, звучал отовсюду и ниоткуда:

– Их не существует. А если даже они и есть, то их мало заботят дела земные и неземные.

Ферн ответила, глядя ему в глаза:

– Тогда подписывай и, ничего не боясь, нарушай договор.

Она почувствовала, как его ярость и враждебность навалились на нее: в ушах застучало, дышать стало трудно. Но он, хотя и с трудом, пока сдерживал свою ярость, а за враждебностью Ферн ясно ощущала его нерешительность и страх.

– Если я соглашусь, – сказал он наконец, и по этому его «если» Ферн поняла, что победила, – ты выпьешь эту свою воду здесь, сейчас? – Его огромная темная фигура съежилась, превратившись снова в Тень в костюме. Настольная лампа светила прямо на папку.

– Если ты согласишься, – сказала она, – тогда ты подпишешь, и я передам документ тому, кому доверяю. А в назначенное время я выпью воду, и наш договор будет скреплен печатью.

– И когда наступит это назначенное время?

У Ферн давно был готов ответ:

– В полночь накануне Рождества.

Какое–то время Эзмордис молчал, словно обдумывая, но Ферн знала, что он уже все решил. Наконец он сказал то, чего она так ждала, и напряжение стало понемногу отпускать ее. Мышцы сразу обмякли, колени начали трястись.

– Хорошо. Я принимаю твое предложение. Ты мне изрядно надоела, Моркадис, и таким образом я без хлопот избавлюсь от тебя. Я заключу с тобой сделку, заложив свою не–душу в обмен на то, кем ты была, кем ты являешься и кем могла бы стать.

Ферн раскрыла папку и вынула листок дорогой хрустящей кремовой бумаги, заполненный каллиграфическим почерком. Ее подпись уже стояла внизу, а под ней было оставлено место для его подписи. Он взял перо и щелкнул пальцами, чтобы появилась чернильница.

– Так не пойдет, – сказала Ферн. – Чтобы документ был действительным, он должен быть подписан кровью, или что там течет в твоих бессмертных жилах вместо нее.

– Здесь нет такого клинка, который мог бы поранить меня, чтобы выжать хоть каплю крови.

Ферн достала тот самый нож, которым Люк угрожал ей, и воткнула его в крышку стола. Она не так уж сильно и ударила, поскольку сил у нее почти не осталось, но клинок был таким острым, что его острие легко вошло в дерево. Какое–то время Эзмордис молча смотрел на него, потом выдернул его, закатал рукав на призрачной руке и быстро полоснул по ней ножом. Из пореза хлынула темная дымящаяся жидкость, закапав стол. Обмакнув в нее перо, он подписал: _Эзмордис,_ ибо именно на это имя был составлен договор и под этим именем его знала Ферн, Пока он писал, единственным звуком в мире был скрип его пера. Ферн ждала, что грянет гром, сверкнет молния, но ничто не нарушало тишины. Вокруг подписи бумага слегка обуглилась.

– Готово, – сказал он и толкнул договор через стол к ней, словно испытывая к нему отвращение. Но Ферн это не обмануло. – Береги его. Ни один смертный не заключал такой сделки со мной, и я еще могу передумать до Рождества, а уж тогда смотрите в оба – ты и твои близкие.

Ферн взяла договор и убрала его в красную папку.

– Не пытайся меня обмануть, – сказала она. – Хоть договор еще и не вступил в силу, но он подписан, и Всеобщие Силы тому свидетели. А ты хорошо знаешь, что бывает за предательство.

– Убирайся. Я покончил с тобой. Теперь ты просто никто – обыкновенная смертная, ставшая таковой по собственному желанию. Убирайся отсюда!

Ферн прошла к двери, и та мягко открылась перед ней. В глубине души она боялась, что уже никогда не выйдет за эту дверь. Потом она спускалась на эскалаторе, змеей обвивавшем стены Башни. Ее провожатый почтительно ждал внизу у лифта. Ферн спокойно прошла по мосту, словно он был широкий и с поручнями. Потом они стремительно спустились вниз. Пока она шла к выходу, проходила между стражниками и пересекала площадь, сердце ее отчаянно колотилось. Ей казалось, что все оборачиваются и смотрят на нее, но она старалась не обращать на это внимания. Под аркой и по проходу она уже почти бежала. И вот наконец она снова оказалась в Сити, настоящем Сити, с шумными толпами людей и праздничными огнями, ведь наступало Рождество. Всю дорогу домой она плакала. Плакала от грусти, от чувства потери и облегчения, от радости.