Текст книги "Честь чародея"

Автор книги: Ян Сигел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Проснувшись, Люк обнаружил, что весь залит лунным светом, Ферн лежала рядом в полной темноте. Он прикоснулся к ней, но она была неподвижна и безответна, как камень. Он не мог разглядеть выражения ее лица, и только блеск глаз говорил о том, что она не спит.

– Иди ко мне, – сказал он тихо и уверенно.

– Нет. – Она сказала это так же, как когда–то ответила Моргас: короткое слово сухо слетело с ее уст.

– Что случилось?

– Ты меня об этом спрашиваешь? – Она даже не повернула головы.

– Да, спрашиваю.

Ферн лежала молча, предоставив тишине все объяснять за себя.

– В чем дело? – настаивал Люк, но уже не пытался снова до нее дотронуться.

Наконец она сказала:

– Зачем? Зачем ты сделал это? – Но она и сама знала ответ.

– Что сделал? – Голос его стал пустым, он больше не мог разыгрывать непонимание.

Ферн резко села и наклонилась к нему. Лунный свет упал на ее лицо, выдав смятение. Люк не выдержал ее взгляда и отвел глаза.

– У меня есть Дар, – сказала Ферн. – Разве ты не знаешь, что это значит? Я могу во сне проникнуть в твои мысли. Твое лицо скрывает все чувства, но душа ничего не может скрыть. Я проникла в твою душу. Только ведь она уже не твоя, так? Ты заключил древнейшую сделку, отдал себя ему. В обмен на Дану? Или это был только повод?

– Это была причина, – ответил Люк, – но не единственная.

Ферн снова легла. Лунный свет больше не попадал на нее.

– Санитар в клинике – тот, о котором я тебе рассказывал, – послал меня в Башню. Я уже видел ее раньше во многих городах, но всегда с расстояния – в нескольких кварталах, между зданиями, одну среди многих. Я чувствовал, что это моя судьба.

– Тебе было страшно, – сказала она.

– Да. И я был в отчаянии.

– Но он показал тебе все страны мира и пообещал расстелить их у тебя под ногами, как ковер. Он посулил тебе богатство, власть и вечность. Ну и Дану, конечно. Он пообещал вернуть тебе Дану. Но мы с тобой сделали это и без его помощи.

– Он показал мне путь к тебе, – ответил Люк.

– А я думала, это была случайность, судьба. Он ведь тебе и про Рэйфарла рассказал, правда? Он подсказал тебе, что говорить, и вырвал зуб. – Она лежала на спине абсолютно неподвижно, в полной темноте.

– Зуб… да. Но сны были мои собственные. Моя душа знала тебя задолго до того, как мы встретились.

Может, я и есть твоя потерянная любовь, может, нет, но я любил тебя сегодня ночью. И ты знаешь, что это правда, Твой Дар может подтвердить это.

Она долго молчала, и можно было подумать, что она заснула, если бы не напряжение, которое чувствовалось в ее теле.

– Если ты моя потерянная любовь, – сказала она наконец, – то мне жаль, что ты отыскался. Мне бы хотелось никогда не встречать тебя. А что касается сегодняшней ночи… это была не любовь. Это поцелуй Иуды. Мой Дар подсказывает мне именно это.

– Если тебе хочется в это верить…

– Верить… – Она повторила слово, будто пробуя его на вкус, ощущая его яд. – Однажды ты сказал мне, что ни во что не веришь. Никакой системы, только хаос. Но ты веришь в _него,_ не так ли? В _его_ систему, в _его_ хаос, да?

– Он дал мне, во что верить. Вернее, в кого. Это ни добро, ни зло, просто сила, лежащая в основании вещей, биение пульса, передающееся по проводам. Он тот, кто заставляет небоскребы расти и воробьев падать. Он сказал, что научит меня использовать мой Дар, что смешает мою силу со своей. Он назвал меня Лукастором, Лордом Сэрафине, и дал мне крылья, чтобы парить среди звезд. А ты веришь в доброго Господа Бога с белой бородкой, что сидит на облаке и время от времени наклоняется, чтобы потрепать тебя по головке? Ты веришь в гарпий, херувимов и Жемчужные Врата? Только он реален в этом мире. И в него я верю.

– Врата существуют, – сказала Ферн. – Правда, они не из жемчуга. Я их видела. – Помолчав, добавила: – Лорд Сэрафине. Он дал тебе _титул_ – так мало за такую огромную цену. Лукастор, Сын Утра, как же низко ты пал, ниже любого воробья.

– Ты несешь чушь, – сказал Люк. – Без него я бы не нашел тебя и не спас Дану.

– Откуда ты знаешь? Всегда есть шанс или поворот судьбы.

– Человек сам творит свою судьбу.

– Но только не ты. – Ферн вздохнула. – Теперь он будет вершить твою судьбу за тебя. – Про себя она подумала: «А ты ведь действительно можешь быть Рэйфарлом. В нас всех есть сила и слабость, свет и тьма, страх и мужество. И мы становимся теми, какой выбор мы делаем. Я любила тебя сегодня, любила даже то темное, что есть в тебе. Но не твой нынешний выбор, не того, кем ты стал…»

– Так какова же цена? – спросила она. – Какую услугу он потребовал в доказательство твоей верности? – Она уже догадалась, каков будет ответ.

– Я должен привести к нему тебя, – ответил Люк.

– И что?

– И он предложит тебе то, что предложил мне. Он сказал, что у тебя великий Дар и ты можешь стать могущественнейшей среди его людей. Моргас была испытанием: он был уверен, что ты отыщешь способ убить ее. Он хотел, чтобы ты убила; он сказал, что это необходимо. Пойдем со мной к нему, и мы будем вместе всегда, деля свою силу с его. Столько людей проживают свои жизни без смысла, умирают от холода, болезней, и мы ничего не можем сделать для них. Но мы можем сделать кое–что для себя. Мы можем прожить свои жизни с целью, можем оставить свой след в вечности. Ферн…

– Я предпочитаю, чтобы вечность была незатоптанной. И мне нравится проживать свою жизнь в сомнениях, с вопросами, на которые нет ответов.

– Ферн…

– Он, конечно, тебе солгал. – Сейчас она была спокойна, если опустошенность можно назвать спокойствием. – Ты должен был отвести меня туда в открытую или обманом?

– Он сказал, я не должен тебе говорить до поры до времени, пока…

– Пока не будет слишком поздно и я уже не смогу повернуть назад. Пока мы не переступим порог его офиса. И тогда уж он может сделать свое предложение, а может и не сделать. Вместо этого он может начать медленно терзать меня. У мелких тиранов скудное воображение, они всегда предпочитают медленные пытки. Но все это не имеет значения. Я не пойду.

– Ты должна.

В этот момент луна скрылась за облаком, оставив их в полной темноте. Ферн лежала на спине и не двигалась. Люк склонился над ней, словно любовник или убийца.

– _Должна?_

– Ты не понимаешь. Это часть сделки. Иначе я бы не встретил тебя, я поклялся…

– Но я не клялась.

– Ты должна пойти, – повторил Люк. – Он не причинит тебе вреда, я знаю. Я не хочу принуждать тебя, но…

– Так и не принуждай. Я знала одного человека, который нарушил свою сделку с Эзмордисом. – Она произнесла это имя то ли с вызовом, то ли с безразличием, но демоны не появились. – Он не был особо добродетельным – честно говоря, он причинил много зла, но был отважен. На него наслали морлохов – ты знаешь, кто такие морлохи? Гоблины называют их пагуиджами. У них нет ни чувств, ни разума, только голод. О да, Рьювиндра был смелым. Они сожрали его заживо. А насколько смел ты?

– Сказки меня не пугают.

– Не забывай, что ты и сам сейчас в сказке. Но возврата к прежнему нет. Магия… это своеобразный способ игры без правил. – Люку показалось, что она улыбнулась, но это была всего лишь игра тени и света. – Я играю по правилам ведьмы, разве ты не знал? Честь чародея.

– Ферн, – он наклонился к ней, и его голос опять стал мягче, – перестань прятаться в своих собственных ночных кошмарах. Послушай меня, вместе мы могли бы сделать так много. На прошлой неделе я видел, как на пороге умирала какая–то девушка – от наркотиков, скорее всего. И я ничем не мог ей помочь. Таких, как она, много. Я не хочу, чтобы ты умерла так же, жила так же, как они. Я слишком тебя люблю. – Он поцеловал ее долгим поцелуем. Она не сопротивлялась, но и не отвечала.

Когда он оторвался от ее губ, она сказала бесцветным голосом:

– Я скорее умру на пороге, чем пройду рядом с тобой хоть шаг.

Он встал с кровати и начал одеваться, легко находя свои вещи в темноте. «Его ведет волшебное зрение», – подумала Ферн. Потом он обернулся. В руках у него было что–то поблескивающее в лунном свете. Нож. Нож, который всегда лежал на столе в офисе Темной Башни.

– У тебя нет выбора, – сказал он. – Я уже выбрал за тебя.

Тишина. И только в темноте поблескивают ее глаза.

– Я ведьма. – Она говорила абсолютно спокойно. – Я сегодня убила. Неужели ты думаешь, что можешь принудить меня к чему–либо? – Она перевела взгляд на нож. – _Ррассэ!_ – Но у клинка, как видно, оказалась своя сила: лезвие задрожало, но не сломалось.

– Неужели ты думаешь, что можешь бороться со мной?

Ферн поднялась с кровати. Она была обнажена, и бледный лунный свет подчеркивал изящные изгибы ее тела. Люк сказал:

– Одевайся.

– Зачем? – Казалось, она совершенно не обращает внимания на свою наготу, словно она нимфа.

– Ты замерзнешь.

Все так же в темноте она неторопливо оделась и, не выходя из тени, произнесла заклинание, но оно так и повисло в воздухе. Видимо, Эзмордис оградил Люка от волшебства.

– Одетая или раздетая, я с тобой не пойду, – твердо сказала она.

В его руке сверкнул нож. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, а потом одновременно он прыгнул, а она отскочила. Теперь между ними не было никакой магии, только сила – его и ее. Он повалил ее на кровать, без труда заломив руки и приставив нож к горлу.

– Не вздумай звать собаку, – сказал он. – Ты ее любишь, и мне не хотелось бы убивать ее.

– Это не так–то просто, между прочим. – Ферн напряглась, но не смогла вырваться. – Я не буду никого звать на помощь, мы один на один. Это вполне честно. Вот только у тебя есть оружие, а у меня нет.

– В нас обоих есть колдовская сила. Как я понимаю, нам не обязательно играть по правилам.

– Ты быстро учишься, но недостаточно внимателен. Ты забыл, что я на своей территории. Мне и звать никого не надо: здесь уже есть кое–кто.

– Дай мне слово, что пойдешь со мной утром, и я отпущу тебя.

– Мое слово? – Ферн пыталась выиграть время.

– Как ты там говорила? Честь чародея?

У ведьм нет понятия чести. Но он еще не привык к этой мысли.

– Да, честь чародея, – подтвердила Ферн.

Люк отпустил ее, но нож держал наготове. Ферн поднялась.

– Когда у меня будет оружие, – сказала она, – вот тогда это будет честная схватка.

Тут Люк заметил позади нее какую–то тень, которой раньше не было. Кто–то шепотом позвал ее:

– Ферни! Дорогая! У меня есть ор–ружие для тебя…

Древко оказалось в руке Ферн. Она почувствовала, как тяжесть копья сама тянет ее вперед, направляя ее удар. Слир Брунау, Копье Скорби. Выпад, удар. Это было грациозное точное движение, совершенно неотвратимое и смертоносное, как бросок кобры, как выпад фехтовальщика.

Одновременно лезвие ножа метнулось к ней. Но Люк на долю секунды замешкался, может, засомневался? Нож выскользнул у него из руки. Он не вскрикнул, а словно задохнулся и тяжело рухнул на пол. Ферн кинулась к нему:

– Люк! – Она опустилась на колени рядом с ним и попыталась вытащить копье. Но бесполезно: шипы уже раскрылись внутри и из раны хлынула кровь, казавшаяся черной в лунном свете. Господи, как много крови! Ферн крикнула Брэйдачину, чтобы он принес бинты или вату. Ни свечей, ни фонарика она не попросила и свет зажигать не стала, чтобы только не видеть того, что натворила. Она прижимала полотенце к его животу, и оно быстро становилось черным, пропитываясь кровью. Ее руки тоже были черными. – Люк, – звала она, – Люк! – Но он не отвечал. Она попыталась нащупать пульс у него на руке или на горле, но не знала точно, как это делается. Лицо ее было мокрым: она и не знала, что плачет.

– Он умер, – сказал Брэйдачин. – Тут уже ничем не поможешь.

Ферн еще долго сидела рядом с телом. Потом, мягко подталкивая, Лутэрри заставила ее пойти в ванну вымыть руки. Розовыми струйками кровь утекала в сток. Ферн подумала, что так всегда поступают убийцы: первым делом смывают кровь с рук.

Все случившееся казалось ей дурным сном.

Вернувшись в спальню, она зажгла свет. Ей не хотелось этого делать, но она понимала, что сейчас это необходимо. _Он_хотел,_чтобы_ты_убила:_он_сказал,_что_это_необходимо,_ вспомнилось ей. Обескровленное лицо Люка стало совершенно бледным. Это уже не Люк, это – тело. Мертвое тело словно заполняло комнату и весь дом. Оно не разложилось мгновенно, как Моргас, оно осталось здесь, неподвижное, неподъемное. При свете она словно впервые увидела его.

В Лондоне у Уилла зазвонил телефон.

– Я убила Люка. – Голос сестры был почти неузнаваем, на грани истерики. – Приезжай скорее. Ты должен приехать. Здесь тело, и оно никуда не денется. Я не знаю, что с ним делать. Пожалуйста…

Уилл повернулся к Гэйнор:

– Нам надо ехать.

Они неслись по ночным дорогам, нарушая все правила, и добрались до Ярроудэйла, когда еще не было восьми. Остатки входной двери были подперты комодом, и Ферн не сразу смогла отодвинуть его.

– Ты сказала, что убила Люка? – спросил Уилл, как только они оказались внутри.

Последовали сбивчивые и почти бессвязные объяснения:

– У него был нож–маленький кинжал из офиса в Башне. Как ножик для писем. Он сказал, что я должна пойти с ним. Мы б–боролись, и Брэйдачин дал мне его. Слир Брунау. Копье. – Губы у нее дрожали, а взгляд был прикован к чему–то невидимому. – Оно вошло так быстро… Я даже не успела… не успела его отдернуть. Он колебался. Я уверена, что он… У него был нож, но он промедлил. Я была быстрее, и оно вошло, а я не смогла его вытащить. Я не смогла…

Уилл обнял ее, и Ферн разрыдалась, но без слез. Ее трясло, и всхлипывания были похожи на судорожные глотки воздуха во время приступов у астматиков.

– Все в порядке, – сказал Уилл, как ему казалось, успокаивающе и уверенно. Он никогда не видел ее в таком состоянии, и это потрясло его не меньше, чем то, что она сделала. – А почему он угрожал тебе ножом?

– Он продался Эзмордису. – В этот момент она подняла глаза, в них светилась дикая ярость. – Все, как в моем сне, понимаешь? Только не я, а он. Люк – Лукас – Лукастор, Сын Утра… Я видела шрам. Он сказал, что я должна присоединиться к нему.

– О господи, – прошептала Гэйнор.

– Понятно, – сказал Уилл.

– Мы занимались любовью. Он дал мне понять – нет, заставил поверить, – что он Рэйфарл, что он возродился… Может, так оно и было. Это хуже всего. Может быть, он и был Рэйфарлом и предал меня. – Вот сейчас она расплакалась, слезы стекали по щекам, оставляя мокрые дорожки. – Мы уснули, и мне приснился сон, а когда я проснулась…

– Ладно, – сказал Уилл. – Гэйнор, сделай ей чаю, крепкого и очень сладкого. Или кофе – что раньше найдешь. Главное, чтобы было очень сладко.

– Я не пью с сахаром.

– А сейчас придется. У тебя шок. – Они перешли в кухню. Ни Уилл, ни Гэйнор не стали спрашивать о разбитых окнах. Откуда–то из тени появилась Лугэрри и пошла с ними, а Брэйдачин уже ждал их на кухне.

– Я п'тался п'мочь ей, – сказал он. – Но она т'лько сидела на полу и др'жала, как жалкий щенок. С'бака вылизывала ее, но она все время м'лчала. Она ни в чем не вин'вата, парень ок'зался м'рзав–цем. Он бы т'чно ее убил.

Ферн покачала головой.

– Он колебался, – прошептала она. – А я нет. _Я_нет._ – Слезы потекли еще сильнее. Уилл надеялся, что это принесет ей облегчение.

– Где он? – спросил Уилл у Брэйдачина. Гоблин показал большим пальцем на потолок:

– В ее спальне.

Они поднялись наверх. В бледных лучах утра тело казалось холодным и белым. Уилл минуту разглядывал его лицо, благодаря Господа, что глаза закрыты. Лицо выглядело восковым, черные волосы, примятые шлемом, прядями спадали на лоб. Уилл не стал убирать полотенца, пропитанные кровью, и смотреть на рану. На ковре тоже была кровь – она уже почернела и засохла. Копье исчезло: должно быть, Брэйдачин как–то смог его вытащить.

– Ты д'лжен сх'ронить его гл'боко, – сказал гоблин. – Сд'ется мне, что не все п'ймут, поч'му нашей д'вочке пришлось енто сд'лать.

– Я знаю. – Да, придется избавиться от тела. Он подумал об этом хладнокровно и несколько прозаично, потому что только так сейчас и нужно было рассуждать. – Ты поможешь мне?

– Он для меня тяжеловат.

Придется просить Гэйнор. Уиллу этого очень не хотелось, но больше никого не было.

– Я не буду хоронить его. Могилу копать слишком долго, да и свежевырытая земля всегда привлекает внимание. Неподалеку есть озеро, примерно в часе езды отсюда.

– И мотоцикл, – напомнил Брэйдачин. – От него т'же надо изб'виться. А то н'род быстро его приметит.

– Жаль. – Уилл старался отвлечься от мрачных мыслей. Ферн, которая никогда не паниковала, сейчас совершенно не в себе. И это та Ферн, которая встречалась лицом к лицу с королевой ведьм и драконами, которая похитила яблоко с Вечного Древа, прошла тропами Подземного Царства, оседлала бурю при Падении Атлантиды. А сейчас все свалилось на него. – Люк мне всегда не нравился, хотя я мало знал его, – заявил он, стараясь казаться легкомысленным, – а вот мотоцикл жаль.

– Да уж', – сказал Брэйдачин, – я не од'бряю телеги без л'шадей, но это кр'сивая м'шинка. Я бы не отк'зался и сам на ней пр'катиться.

Вернувшись на кухню, Уилл сказал Гэйнор:

– Мне ужасно жаль, но мне придется просить тебя о помощи. Если, конечно, ты сможешь это вынести. Одному мне с телом не управиться.

– Тело, – пробормотала Ферн. – Люк. Тело… Как в кино. – Кружка задрожала в ее руках.

– Я помогу, – ответила ему Гэйнор.

– Ужасно начинать отношения с такого, – сказал Уилл, чуть приобняв ее за плечи.

– Ужасно их так заканчивать, – ответила она грустно.

Миссис Уиклоу появилась ближе к обеду. Уилл это предвидел, и они с Гэйнор заранее перетащили тело, завернутое в простыню, в комнату на втором этаже. Ферн уложили в постель, заявив, что она больна. Мотоцикл закатили в бывшую студию Уилла и тоже накрыли простыней, хотя экономке в общем–то незачем было туда заходить. Миссис Уиклоу попричитала по поводу разрушений в доме и следов птичьего помета, но отнесла это все на счет зловещего нашествия птиц, что в целом было недалеко от истины. Она приготовила им вкусный обед, но никто есть не смог. Ферн, совсем измученная, приняла изрядную дозу аспирина и наконец уснула. К счастью, отсутствие аппетита у Уилла и Гэйнор экономка объяснила тем, что между ними разгорался роман, и в силу своей природной деликатности не стала задавать слишком много вопросов. Домой она ушла около четырех, и Уилл с Гэйнор вздохнули с облегчением.

– Когда поедем? – спросила Гэйнор, поглаживая собаку.

– Не раньше десяти. Нужно, чтобы совсем стемнело. Темнота – для темных дел. Сегодня воскресенье, поэтому вряд ли там вечером будет болтаться много народа. И будем молиться, что, если кто и окажется там, он ничего не заметит.

– Ферн нельзя оставлять одну.

– Ничего не поделаешь. Но Брэйдачин присмотрит за ней. Лугэрри поедет в машине с тобой, я поведу мотоцикл. Так странно: мне всегда хотелось прокатиться на «Харлее», но сейчас…

– Миссис Уиклоу испекла мясной пирог, – сказала Гэйнор. – Ее пироги всегда такие вкусные.

– Убери его в холодильник, – со вздохом ответил Уилл.

Озеро лежало среди холмов, отражая в зеркальной глади лунный свет. На самом деле эти места были заповедником: здесь запрещалось устраивать пикники, а ловить рыбу можно было только при наличии специального разрешения. Уилл частенько приезжал сюда в студенческие годы, чтобы поваляться на солнышке, – это пикником не считалось. Здесь он пытался соблазнить девушку, за которой тогда ухаживал. Сейчас он даже не помнил, удалось ему это или нет. С озером было связано несколько легенд. В одной из них говорилось о затонувшей деревне, а может, просто о церкви, в которой священник продал душу дьяволу; о местной красавице, покончившей жизнь самоубийством; о колоколах, которые иногда звонили глубоко под водой, и кто–то якобы даже слышал этот звон. В более старых легендах рассказывалось об обитающих в самых глубоких омутах русалках, зеленом водяном и о боге озера, у которого вместо бороды росли водоросли. Не так давно из озера выловили местную красавицу, вернее, то, что от нее осталось после десятилетнего отсутствия. Основным подозреваемым считался ее муж, который присвоил все ее деньги, сменил имя и уехал жить на Балеарские острова. Сейчас все еще шли переговоры о выдаче преступника властям Британии. Так что у озера, несмотря на всю его живописность, была плохая репутация. Наверное, именно поэтому Уилл сразу же подумал о нем. Как будто кто–то вложил ему эту мысль в подсознание, и она сразу выплыла в нужный момент.

Они добрались к озеру за полночь. По неасфальтированной дороге они проехали на пустынную стоянку. Гэйнор остановилась под деревом и потушила огни. Уилл велел ей ждать и вместе с Лугэрри отправился искать тропинку к воде. Они выбрали каменистую тропу, так как на ней не останется следов. Уилл проехал на мотоцикле до небольшого обрыва. Ему очень хотелось потушить фары, но он боялся, что в темноте съедет с тропы. Там он заглушил двигатель, слез с мотоцикла и откатил его по траве до самого края. Сквозь облака пробивался слабый лунный свет, серебря водную гладь, по которой ветер гнал легкую рябь.

– Здесь достаточно глубоко? – шепотом спросил он.

Лугэрри повернула к нему голову:

Да.

Уилл подтолкнул мотоцикл вперед, и переднее колесо соскользнуло с обрыва. Еще один толчок – и «Харлей» полетел вниз и плюхнулся в воду. В ночной тишине этот всплеск показался Уиллу слишком громким, слышным на всю округу. Его обдало брызгами. Вода пузырилась и булькала целую вечность, хотя на самом деле прошла всего минута. Осторожно ступая вслед за Лугэрри, Уилл вернулся к машине.

– А теперь самая неприятная часть, – сказал он Гэйнор.

Она повернулась к нему. Видеть ее лица он не мог, но догадывался, какое сейчас на нем выражение.

– Я тут подумала – ты уверен, что мы не можем рассказать все полиции? В конце концов, это ведь действительно была самооборона. На ноже должны быть его отпечатки. Она могла бы сказать, что он сошел с ума или еще что–нибудь…

– Ну да. А у нее совершенно случайно под рукой оказалось проклятое копье.

– Извини…

– Послушай, если ты не хочешь ввязываться, то еще не поздно. Я бы отвез тебя куда–нибудь, мы с Лугэрри как–нибудь все доделаем, а потом я подберу тебя по дороге. Избавление от трупов не входило в круг обязанностей, когда ты соглашалась стать моей девушкой.

– Нет, – сказала она. – Я с тобой. Во всем.

Она вылезла из машины. Уилл на секунду крепко сжал ее руку.

– Я в порядке, – постаралась сказать она как можно тверже.

Лугэрри повела их по другой тропе. Она была короче и грязнее и вела совсем в другую сторону. Уилл достал фонарик Люка, который предусмотрительно прихватил из дому, и освещал им дорогу. Луна совсем скрылась, и теперь они двигались среди смутных теней. То тут, то там они цеплялись за ветки кустарника, спотыкались о торчащие корни. Лугэрри, трусившая впереди, внезапно остановилась. Тропа заканчивалась крутым обрывом, а внизу волновалось озеро.

– Здесь? – спросил Уилл.

_Да._Я_чувствую_здесь_запах_смерти._Он_уйдет_на_дно,_и_водоросли_оплетут_его._Пройдет_много_лет,_прежде_чем_кто–нибудь_выловит_его_отсюда,_да_и_то_вряд_ли._

– Ладно, – ответил Уилл. – Пойдем принесем его.

Вернувшись, они открыли багажник. В свете фонарика они осмотрели его ужасное содержимое, завернутое в простыни. Уилл сказал:

– Ты берись за ноги. – Поскольку руки были заняты, фонарик пришлось оставить и положиться полностью на чутье Лугэрри. Тело было очень тяжелым, и нести его было неудобно. К тому же они набили все карманы его кожаной куртки камнями. Гэйнор вдруг подумала о трупном окоченении. Интересно, могло ли его задержать то, что в доме было довольно тепло? Ведь конечности все еще казались мягкими на ощупь. Но думать ей особо было некогда: она полностью сосредоточилась на тяжести, которую приходилось тащить. Несколько раз ей пришлось отдыхать, и она опускала ноги Люка на землю, а Уилл поддерживал тело под мышки. В один из таких привалов простыня развернулась, открыв голову с черными волосами, подчеркивающими бледность лица.

– Не могу поверить, что я это делаю, – сказала Гэйнор. – Я привыкла ко всему: к драконам, гоблинам и магическим кругам, но только не к такому…

– Почти пришли, – отозвался Уилл.

Но они, казалось, шли еще целую вечность, то сворачивая, то вроде бы возвращаясь, и их ноша с каждым шагом становилась все тяжелее. Начал накрапывать дождик. Гэйнор чувствовала, что ее волосы прилипли к плечам и щекам. Ее кроссовки часто скользили по раскисшей тропе.

– Зато он смоет наши следы, – сказал Уилл. – Хотя вряд ли кто станет их искать.

«Будем надеяться», – подумала Гэйнор, и ее вдруг пробил озноб от мысли, что сейчас кто–то может наблюдать за ними – какой–нибудь любитель ночных прогулок, или собачник, или парочка влюбленных на свидании – и что уже завтра сюда нагрянет полиция и станет выискивать отпечатки обуви и прочесывать дно… Нельзя думать об этом, иначе она никогда не сможет спокойно спать. Ей и так не удастся забыть сегодняшний день.

Она споткнулась.

Наконец Лугэрри остановилась и повернулась к ним. Гэйнор уловила в ее глазах желтоватый блеск.

– Ну вот и все, – сказал Уилл.

Они сбросили тело с обрыва в воду. Из–за дождя почти ничего не было видно, на этот раз всплеск был приглушенным, но они услышали, как волны облизали берег, причмокнув словно гигантские губы. Душу заполнила какая–то темнота.

– Утонуло? – спросил Уилл.

_Да._

– Тогда лучше избавиться и от этого. – Уилл что–то швырнул в воду. «Видимо, фонарик», – догадалась Гэйнор. Потом он обнял ее и крепко–крепко прижал к себе. В этот момент Гэйнор поняла, что любит его, а он – ее, не на месяц или на год, а навсегда. Он пошел на это темное дело ради сестры и взял ее, Гэйнор, с собой, доверился ей. Она чувствовала, что никому другому он бы не доверился. Их свяжет вместе не само это дело, а то, что в нем проявились их узы, существующие сами по себе. И когда пройдет влюбленность и утихнет страсть, останется эта их связь, и ее хватит на всю жизнь. Ей казалось немного странным и неуместным, что в такой тягостный момент на нее снизошло это откровение. Они прижались друг к другу, уставившись куда–то вдаль сквозь пелену дождя. На мгновение Гэйнор показалось, что над водой поднялась какая–то тень, чернее ночи, и волной покатилась к берегу.

– Он продал себя дьяволу, – сказал Уилл. – Наверное, один из демонов явился за ним.

Он быстро повел ее по тропинке от берега. Впрочем, подгонять ее и не требовалось. Лугэрри уже трусила впереди них. Теперь они почти бежали, спотыкаясь и поскальзываясь. Назад они не оборачивались.

Когда они уже свернули к стоянке, Уиллу показалось, что он услышал позади слабый отзвук, похожий на далекий колокольный звон.

Прошло две недели. Ферн уже вышла на работу, но даже с простейшими делами справлялась с трудом, поэтому ей велели взять неделю отпуска, чтобы поправиться. Хотя никто не знал, от чего именно. («Это любовь, – заявил один из помощников. – Дела, видимо, пошли плохо, ведь он больше не звонит».) Гэйнор осталась на несколько дней у нее, а Уилл постоянно их навещал, принося с собой какие–нибудь развлекательные фильмы. О своих переживаниях Ферн ни с кем не хотела говорить. Рэггинбоун недолюбливал видеофильмы, поэтому вскоре уехал в Йоркшир. В газетах они прочли статью о некоем банкире с дотоле незапятнанной репутацией, которого обвиняли в грандиозном мошенничестве с деньгами вкладчиков и коллег. В бульварных газетах история обросла слухами о какой–то неизвестной женщине, замешанной во все это. Писали, что она неожиданно исчезла, как и сын банкира, который, как поговаривали, скрылся с огромной суммой денег. В общем, история превратилась то ли в греческую трагедию, то ли в мыльную оперу. На фотографиях и в телерепортажах Каспар Валгрим появлялся в окружении полицейских и старательно отворачивался от объективов. («Бедняга, – сказала Гэйнор. – Ведь это же не его вина».) Потом говорили, что Лукаса Валгрима видели в казино в Монако и в одном из офисов небоскреба Эмпайр–стейт–бил–динг в Нью–Йорке. О Дане писали, что она находится в частной реабилитационной клинике и поправляется после «долгой болезни».

– Я должна повидать ее, – ни с того ни с сего заявила Ферн. – Я должна – ради Люка. Или ради нее самой.

– Ему ты ничего не должна, – сказал Уилл.

– Если хочешь, я могу сходить, – предложила Гэйнор. – Пойду от твоего имени. Ты ведь все равно не знакома с ней лично.

– Ты правда можешь? – с благодарностью спросила Ферн. – Как это, должно быть, ужасно для нее: столько месяцев пролежать в коме, а очнувшись, окунуться во все это. И ведь она не понимает ничего из происходящего.

– Думаешь, мне стоит ей объяснить? – с сомнением спросила Гэйнор.

– Не знаю…

– Посмотришь по ситуации, – сказал Уилл. – Я пойду с тобой.

Но Гэйнор сочла, что ему лучше не ходить, поскольку для Даны в ее нынешнем состоянии это может оказаться уж слишком. На следующий день она взяла на работе отгул и приехала в клинику с огромным букетом цветов. Однако оказалось, что Дану куда–то перевели, и персонал отказался сообщить куда.

– А вдруг вы журналистка, – безапелляционно заявила старшая медсестра. – А ей сейчас нужен полный покой.

– Нет, я не журналистка, честное слово, – заверила ее Гэйнор. – Я занимаюсь реставрацией рукописей. Вы можете проверить. – Она дала свой рабочий телефон. – Я знакома с Люком – братом Даны. Он пару раз приходил сюда с другой нашей знакомой, Ферн Кэйпел, которая раньше тоже была в такой же коме и поэтому пыталась им помочь. Она сейчас не совсем здорова, так что я пришла вместо нее. Мы просто хотели узнать, как Дана себя чувствует.

– Хорошо, я вам позвоню, – снизошла медсестра.

Пришлось Гэйнор везти цветы домой к Ферн. Там они снова взялись просматривать газеты – ничего нового о таинственной женщине. Мелисса Мордаунт была явно вымышленной личностью, а поскольку у нее не было никаких документов – ни свидетельства о рождении, ни страхового полиса, ни водительских прав, – то проследить ее дальше, чем до Рокби, никто не смог. Версия о побеге Люка тоже нашла подтверждения, но никому в голову не приходило, что он убит. И все еще больше запуталось, после того как один из сослуживцев Люка перенес на его компьютер файлы о сомнительных финансовых операциях. Тем временем адвокаты Каспара Валгрима заявили протест от имени своего клиента и требовали проведения психиатрической экспертизы, пытаясь доказать, что он действовал в состоянии помрачения рассудка. Периодически появлялись фотографии Даны на различных светских раутах прошлого года, но постепенно из–за отсутствия информации газеты стали забывать об этой истории. Именно тогда Гэйнор наконец–то позвонили из клиники.

На следующий день, купив букет цветов, она отправилась в роскошный загородный дом, где больные под присмотром надежного персонала излечивались от алкоголизма, наркомании и нервных срывов. Правда, позволить себе такое лечение мог далеко не каждый. Немного зная историю Даны, Гэйнор подумала, что та, должно быть, здесь уже не в первый раз. По дороге она все время думала о том, что едет навещать сестру Люка, и хотя постаралась вычеркнуть из памяти ту ночь на озере, но никак не могла отделаться от чувства вины. Услышав первую фразу Даны, она чуть не кинулась сломя голову назад в Лондон.