Текст книги "Честь чародея"

Автор книги: Ян Сигел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Неужели все это правда? – Люк недоверчиво смотрел на Ферн, – Откуда вам все это известно? И как вы могли видеть Дану?

– Вы сами пришли ко мне, помните? Вы хотели знать правду – вы ее узнали. А Дану я видела вот где: я очертила магический крут, чтобы вызывать духов и узнать у них что–нибудь об этой истории. Я попробовала призвать вашу сестру. Магический круг позволяет находящемуся поблизости входить в него, а если маг, очертивший его, обладает большой силой, то круг открывает выход в любое место. Дана появилась в круге, но она все еще находилась в заточении в другом месте. Я думаю, она в Рокби.

– Так пойдемте туда и вызволим ее! – Люк вскочил со стула.

– Нет!

Он сел обратно, беспокойно вертя в руках стакан с виски.

– Почему нет? Я не боюсь ведьм.

– А должны бы! Речь идет не о старой карге в остроконечной шляпе. Моргас безумна! Почти все, обладающие таким мощным Даром, сходят с ума. Она хочет управлять Англией и все еще считает ее Логрезом, королевством Артура. Когда–то она пыталась управлять этой страной, прибегнув к кровосмешению со своим собственным братом и родив от него сына.

– Не было никакого короля Артура! Все историки свидетельствуют об этом.

– Это ваших историков не было в то время! Определенно был человек, кого впоследствии назвали королем Артуром, и не важно, как его звали на самом деле. Мифы вырастают из реальной жизни. Историки опираются только на факты, а факты могут лгать.

– А с вами это может случиться? – спросил Люк. – Сила вашего Дара тоже может довести вас до безумия?

– Это мой второй самый жуткий кошмар, – мрачно ответила Ферн.

– Каков же первый?

Неожиданно лицо Ферн озарилось улыбкой.

– Мне не хватит жизни, чтобы понять это, – сказала она.

Позже они отправились ужинать в ближайший ресторанчик, где учтивые официанты не докучали им своим вниманием, а интимный полумрак способствовал приятной и неспешной беседе. Ферн говорила в основном о Моргас и магическом круге и почти ничего не рассказала о гоблинах и Муунспиттле. После горячего они заказали десерт и перешли с вина на бренди. К концу ужина разговор плавно перешел на личные темы.

– Мои родители вынуждены были пожениться, – рассказывал Люк. – Свадьбу сыграли поспешно. Это был брак не по любви. Отцу было восемнадцать, когда моя мать забеременела от него. Не припоминаю, чтобы он когда–нибудь интересовался семьей. Все свои силы он отдавал работе. Из–за этого моя мать чувствовала себя очень несчастной. Она то целиком посвящала себя нам, то напрочь забывала о нас. Она начала пить и очень скоро стала алкоголичкой. Мы с Даной были предоставлены самим себе. Дана всегда остро нуждалась в моей поддержке, ведь у нее никого, кроме меня, не было.

– А что случилось с вашей матерью? – спросила Ферн.

– Она разбилась на машине, когда мне было девятнадцать. Села за руль в стельку пьяной. – Лицо его было непроницаемо. – Отец, кажется, даже не плакал…

– А вы плакали?

– Нет. Я держался стоиком. Наверное, я чересчур черствый и бессердечный. Как мой отец.

– Осторожнее, в вас говорит эдипов комплекс.

Люк улыбнулся.

А моя мать умерла, когда мне было десять лет, – начала Ферн. – Я сильно плакала, когда папа сказал мне, что она больна. Я знала, что мама умрет, хотя папа и не говорил мне этого. Но когда она умерла, я уже не плакала. Мои чувства словно замерзли. Это защитная реакция. Иначе я бы извела себя слезами до смерти.

– А вы часто плачете? – спросил он с любопытством, изучая ее лицо, освещенное тусклым светом. Он не мог себе представить Ферн плачущей.

– Иногда, – ответила она.

Люк продолжал смотреть на нее заинтересованно и явно ожидал развернутого ответа. Да и бренди развязал ей язык, так что она продолжила:

– Я плачу, когда слушаю «Травиату», когда смотрю «Унесенных ветром», и всякий раз, когда слышу, как Жаклин дю Пре играет Элгара. Я плакала от несчастной первой любви; плакала, расставаясь с детством; плакала, когда видела, как тонет город.

– А я вижу во сне, что тону, – промолвил Люк. – Это мой самый страшный кошмар. Вы как–то говорили, что сны владеющих Даром вещие. Если и вы, и тот санитар правы и у меня есть Дар… Может быть, я вижу во сне собственную смерть?

– Расскажите мне о ваших снах, – попросила Ферн.

– Большинство из них я не могу описать подробно, – ответил Люк. – Чаще всего, проснувшись, ощущаю лишь неприятный осадок от сна. Думаю, вам знакомо это чувство. Но после того как умерла мама, мне приснилось, что я утонул. Я лежал на морском дне, а крабы и лангусты объедали мои кости. Приплыла русалка, чтобы посмотреть на меня, не такая, как в сказках Андерсена, а бледное существо с невыразительными рыбьими глазами. Вот и недавно я снова видел ее во сне.

– Вы можете припомнить подробности того сна? – В голосе Ферн появились странные нотки, но Люк, увлеченный собственным рассказом, не за

метил этого.

– Такое не забудешь. Я был капитаном старой посудины. Мы попали в ураган. Сперва я думал лишь о том, как это глупо и страшно–умереть подобным образом, но потом меня осенило, что я капитан корабля и только я виноват во всем, ведь я решил отплыть в такую погоду. Страшный удар молнии разнес мачту в щепки, и кого–то смыло за борт. Я слышал ужасные крики. Тут я и сам очутился в воде, и там была она. Русалка. Она схватила меня и потащила в пучину, а я ничего не мог поделать и лишь захлебывался и чувствовал приближение смерти. – Люк пожал плечами, словно пытаясь отделаться от неприятного воспоминания. – Вероятно, это всего лишь аллегория – чувство вины, боязнь темноты, женщина, русалка, любовные отношения. Анализируйте, если хотите, но будьте осторожны, ведь это мои кошмары.

Он умолк. Казалось, тишина, воцарившаяся за столом, никогда не кончится.

– Нет, – наконец сказала Ферн. – Не думаю, что это аллегория. В сновидениях людей, владеющих Даром, часто проскальзывают видения, которые относятся не к ним самим, а к другим людям. Я думаю… вы видели чей–то чужой жизненный путь, Во сне вы проникли в память кого–то, кто давным–давно умер. Но почему так происходит, я не знаю. – И она повторила с болью в голосе: – Я не знаю!

– Чья же смерть мне снится? – спросил Люк требовательно. – Вы знаете это?

Но Ферн не ответила.

Они молча вышли из ресторана и дошли до дома Люка. Лишь тогда, очнувшись от задумчивости, Ферн поняла, где очутилась.

– Я возьму такси, – сказала она.

Люк вытащил телефон:

– Я вызову такси. Я всегда пользуюсь услугами одной неплохой компании. Они запишут вызов на мой счет.

Ферн вяло запротестовала, но он не обратил на это внимания. Возникла небольшая заминка, хотя Ферн редко смущалась, а Люк и подавно.

– Они подъедут минут через пятнадцать, – сказал он наконец. – Может, подниметесь пока ко мне, подождете?

– Лучше я постою на свежем воздухе.

Они стояли совсем близко друг к другу, почти не разговаривая. Его сны, ее сомнения, тени потустороннего мира – все это словно воздвигло стену между ними. Когда рядом остановилось такси, он обнял ее за плечи и быстро поцеловал. Потом помог ей сесть в машину.

«Он ни поздоровался, ни попрощался», – думала Ферн, уезжая. Она дрожала, но не от любовной истомы.

Добравшись до дома далеко за полночь, Ферн обнаружила, что веточка плюща, прикрепленная накануне к двери, исчезла. Она быстро вошла в квартиру, включила свет и обвела гостиную взглядом. Скулдундер развалился в кресле, с наслаждением потягивая херес. Шляпа была лихо надвинута на один глаз. Он, видимо, уже не считал нужным скрываться. Положив ноги на журнальный столик, он приветственно поднял стакан и махнул рукой, приглашая ее сесть рядом. Никакого смущения при виде хозяйки дома наглый гоблин не испытывал.

– Чувствуй себя как дома, – сказала Ферн ледяным тоном и с удовлетворением заметила, что в глазах Скулдундера мелькнуло замешательство.

– Мы ведь теперь друзья? – с тревогой спросил гоблин. – Союзники?

– Надеюсь, что так.

– Мне пришлось долго ждать, – слегка надменно начал зарвавшийся Скулдундер. – В конце концов, я королевский посол, и мне должны оказать соответствующий прием,

– Ты взломщик, а я ведьма, – напомнила Ферн. – Таская без разрешения выпивку из моего бара, помни, что в бутылках может быть налито что угодно.

– Я ничего такого не заметил, – жалобно проскулил гоблин. Все его нахальство моментально улетучилось.

– Конечно, я же профессионал!

– Тут наклеечка красивая, – проблеял он. – «ТоуПип».

– «Тио Пеппе», – поправила его Ферн. – Можно было и так догадаться. Я держу эту бутылочку специально для грабителей. Она им так нравится, потому что на нее наложены специальные чары.

Скулдундер встревоженно уставился на свой стакан. Ферн смягчилась:

– Ладно, пей. Я разрешаю. На этот раз напиток не причинит тебе вреда. У меня плохие новости для твоей королевы. Ведьма, о которой мы говорили, действительно опасна. Гораздо опаснее, чем мы думали. Я увидела ее в магическом круге и узнала. Это Моргас, ведьма, которая прожила почти тысячу лет под корнями Вечного Древа. Все это время она думала лишь о мести, а теперь вернулась в наш мир, чтобы воплотить в жизнь свои черные замыслы. Ее гложет злоба, а ее амбиции переросли в манию величия. Это ужасное создание! Надеюсь, я смогу победить ее, но мне нужна помощь вашего народа.

– Мания чего? – озадаченно нахмурился Скулдундер.

– Величия, жажды власти, – пояснила Ферн. – Скажи королеве, что нам пора объединиться. Мэбб знает, как Моргас обошлась с жителями Рокби, с призраками и гоблинами. Моргас с радостью уничтожит любое существо, которое причинит ей даже незначительное неудобство, будь то человек или гоблин. Это огромная угроза всем нам. Молодое деревце, которое она вскармливает, выросло, вероятно, из побега Вечного Древа. Оно подчиняется ее власти. Кто знает, какой плод принесет это Дерево? Настало время действовать! Сообщи королеве.

– Гоблины не могут противостоять ведьме! – От испуга голосок гоблина сорвался на писк.

– Я рада, что ты это понимаешь, – выразительно ответила Ферн. – Этого я и не прошу. Но ваш народ может помочь мне, не слишком рискуя. Гоблины – мастера шпионажа. Ваши способности к подглядыванию и подслушиванию могут оказаться неоценимыми. Пусть несколько гоблинов следят за* гостями Моргас. Они обычные люди, и я хочу знать, откуда они приходят, что делают, с кем встречаются. Эта работа вам по силам. Я напишу список имен и адресов. Мэбб сможет помочь мне в этом? – Ферн знала, что гоблины – существа ненадежные и детективы из них никудышные, ведь они вряд ли будут четко придерживаться инструкций. Однако приходилось пользоваться тем, что есть. Кроме того, она хотела укрепить союз с Мэбб, хотя бы потому, что королева гоблинов была единственной ее союзницей.

– Ее Величество потребует в обмен на это много подарков, – сказал Скулдундер, судорожно сглотнув.

– Подарки будут, – многообещающе заверила его Ферн. Она подумала, что надо будет купить еще косметики. Ее собственные запасы изрядно истощились. – Я сейчас принесу кое–что для Мэбб. А позже отблагодарю ее более щедро. Подожди меня здесь.

Вернувшись с подарками, она принялась составлять список имен и адресов, которые гоблины должны проверить. Она внесла в список Каспара Валгрима, отца Даны, и, слегка поколебавшись, Лукаса, уверив себя в том, что это необходимо для его же безопасности. Ферн понимала, что должна доверять ему, и поэтому чувствовала легкие укоры совести, но утешилась тем, что он никогда не узнает об этой проверке. Еще ей хотелось, чтобы кто–нибудь постоянно присматривал за Даной в клинике и за домом в Рокби, хотя тут пришлось бы действовать с безопасного расстояния. Скулдундер взял список и принялся читать, водя по нему кривым пальцем.

– Это для королевы, а не для тебя, – напомнила ему Ферн. – Дай мне знать, если она готова помочь мне.

– Я принесу записку от нее завтра к полуночи и оставлю ее у входной двери.

– Нет. Той дверью пользуются и другие жильцы, записку могут сорвать, либо она затеряется. Оставь ее тут, на столе.

Скулдундер кивнул и, подозрительно оглядев стакан о вином, набрал полный рот хереса.

– Теперь тебе придется уйти, – сказала Ферн, взглянув на часы. – Уже поздно, и я хочу спать. Передавай своей королеве поклон и скажи, что я с почтением отношусь к ней и ее народу.

Когда он ушел, Ферн быстро уснула, но сон был тяжелым и прерывистым. Ворочаясь, она вспоминала редкую улыбку Лукаса и дырку от выбитого нижнего зуба. Она пробовала наложить этот образ на другой, полузабытый, стертый из памяти временем. Она точно помнила, что у того, другого, тоже не хватало одного зуба. Случайное совпадение? Или какой–то знак? Она не знала. Ферн пыталась вспомнить подробности, сопоставить черты, прошлое и настоящее, ничего не получалось, и в конце концов она махнула на это рукой. Ферн строго сказала себе, что, поскольку она нужна Лукасу, его Дар мог помочь ему проникнуть в ее самые сокровенные воспоминания. «Если ты действительно любишь, – как–то сказал ей Рэггинбоун, – то однажды обязательно встретишь потерянного любимого, может, даже в другом мире». Говорят, после смерти есть жизнь и души возвращаются, чтобы закончить начатое. Но так ли это? Человеческий разум заключен в теле и умирает с ним. Может ли душа помнить все, что случилось раньше? И когда же наступит это «однажды»? «Идиотка, – говорила себе Ферн, сердцем отвергая рассуждения разума. – Сентиментальная дура! Ты так старалась быть рассудительной и равнодушной, но под этой напускной холодностью твое сердце осталось чувствительным, как у шестнадцатилетней девчонки! То, что ты называешь истинной любовью, лишь мечта, порожденная романтическим воображением, тень. Ведь ты даже не можешь вспомнить его лицо…»

Она незаметно впала в тяжелую дрему и оказалась под сводом высокой башни. Размерами она была похожа на Темную Башню, но с высоты взгляду Ферн открывались пестрые поля и зубчатые глыбы синих гор, укутанных туманом. С того места, откуда она смотрела, даже самые высокие горы казались маленькими холмиками. Издалека к башне, петляя, поднималась дорога. По ней шел человек, казавшийся маленьким пятнышком. Ферн наклонилась вперед и, прищурившись, попыталась разглядеть его, но голос за ее спиной сказал: «Я здесь». Она обернулась и увидела Заклинателя драконов, Рью–виндру Лая, которого знала лишь понаслышке и благодаря спиритическим сеансам. Она любила его, как любят тигра за красоту шкуры. В этот час ей казалось, что между ними есть какая–то связь, сильнее и глубже, чем любовный роман. Она смотрела на его лицо, которое словно врезалось в ее память. Неожиданно оно стало меняться: сморщилось, пожелтело и превратилось в плод, гниющий на Вечном Древе. Откуда–то из–под земли, прямо под Деревом, послышался отвратительный скрежет когтей. Ферн знала, что это Моргас пытается выбраться наружу. Картинка изменилась: Ферн выбиралась из Подземного Мира: пещеры превратились в дорожки Атлантиды, и Рэйфарл Дев взял ее за руку. Они вместе бежали по витым лестницам и нагретым солнцем крышам. Вот сейчас он обернется к ней, и она все узнает. И он действительно обернулся и улыбнулся ей. Ее сердце мучительно сжалось…

Она проснулась. Вместе со сном исчезло и ощущение того, что она все поняла. Казалось, еще мгновение – и она все вспомнит. Но зыбкий образ исчез, испарился из ее памяти. Заснув снова, Ферн оказалась в баре с Лукасом. Они играли в шахматы. На белой королеве было надето блестящее платье, переливавшееся при движении. Этой королевой была Моргас. Черной королевой была сама Ферн, в черном лайкровом платье, сильно обтягивающем ее фигуру. Губы Ферн были густо накрашены темной помадой и от этого выглядели резкими ломаными линиями. Ферн находилась на шахматной доске и растерянно глядела на клетки, уходящие далеко вдаль. Перед ней стояла Моргас, и был ее ход. Черный конь защищал Ферн, и она было решила, что это и есть Лукас, но сзади снова раздался голос, и, обернувшись, она увидела, что Лукас был королем.

– Я был вашим защитником раньше, – сказал он, – и вы пожертвовали мною, чтобы выиграть партию. Но теперь я король, и ваша очередь быть жертвой.

Ферн кинулась прочь, убегая по бесконечным квадратным полям. Перед ней выросла Темная Башня, окруженная охранниками в красной форме. Дверь была открыта. Ферн изо всех сил сопротивлялась, но ноги несли ее к Башне против воли.

– Нет! Нет! – закричала она и проснулась.

Она лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к ударам сердца, пока не пришла пора вставать.

В тот вечер в Йоркшире миссис Уиклоу домой ушла часов в шесть. Она немного прибралась и перемыла груду посуды, оставшуюся после того, как Робин Кэйпел, отец Ферн, провел здесь выходные со своим старинным приятелем Эбби. Когда они уехали, прибежала Лугэрри, виляя хвостом, и выжидающе уставилась на миссис Уиклоу. Та приласкала ее и выдала огромный кусок мясного пирога.

– Я не буду запирать дверь, ладно? – сказала она, потрепав Лугэрри за ухом. – Ты последишь, чтобы все было в порядке?

Сказывалось долгое общение с Кэйпелами и их друзьями – разговаривая сама с собой, экономка полагала, что собака ее понимает, и считала, что, когда та дома, двери можно не запирать на замок. Когда стемнело, Лугэрри вышла на крыльцо, напряженно вглядываясь в сумрак. Перед домом кружила белая, едва различимая в темноте сова, будто охотясь на полевых мышей. Но Лугэрри знала, что в этих местах совы не водились. Последний раз сова появлялась возле дома два года назад. То была выросшая до гигантских размеров хищница с ветвей Вечного Древа. Это волшебные птицы, они хитры и могут приспособиться к любой действительности. Лугэрри заметила, что, прежде чем улететь, сова взгромоздилась на стоящее рядом дерево и внимательно оглядела дом, а потом будто случайно пролетела мимо окон. Совсем стемнело, и на небе появились звезды. Лугэрри все несла свою бессменную вахту. Шерсть на ее загривке стояла дыбом; чутье подсказывало ей, что за ней тоже следят.

На следующий день прилетела стая сорок и принялась копаться в пыли, выискивая пропитание. Лугэрри косилась на них: издалека они выглядели огромными, их перья казались синими; но стоило внимательнее присмотреться, как они превращались в обычных сорок, болтливых и суетливых. Их было девять, Лугэрри знала, что это колдовское число.

Они летали вокруг, треща на своем птичьем языке о всякой ерунде. Лугэрри сожалела, что не может рассказать о них Рэггинбоуну. Хотя она и могла передавать мысли, но человек, с которым она общалась таким образом, должен был находиться рядом с ней, а Лондон был слишком далеко. Две или три птицы подобрались совсем близко к открытой двери, но Лугэрри подняла голову и грозно ощерилась, давая понять, что может разорвать их на части. Сороки улетели поздно, на закате, когда дом накрыла длинная тень от холма. Лугэрри заперла дверь, ткнувшись носом в защелку замка, и ушла спать. Она не ела весь день, но не стала оставлять дом без надзора для того, чтобы поохотиться. Собака свернулась калачиком у печки, уткнула нос в лапы и задремала.

Дэйл Хауз никогда не пустовал. Тем же вечером в кухню пробрался домовой, неся в лапках длинное копье, которое привез из Шотландии. Собаку и домового связывала лишь любовь к Кэйпелам. Домовой все еще с опаской посматривал на Лугэрри, а что она думала о нем, никто не знал. Возможно, он казался ей мелкой дичью вроде кролика, но далеко не такой вкусной. Но Брэйдачин был сильнее и проворнее, чем многие гоблины, и куда храбрее. Осторожно поглядывая на дремавшую Лугэрри, он зажег свечу и принялся рыться в шкафах в поисках тряпок и моющих средств.

– В'зможно, нам может это п'надобиться, – сказал он наконец. – Не знаю, что тут затевается, но уж точно ничего х'рошего. Я видал птиц в саду. Девять штук. Какие–то странные птички – их цвет м'нялся на свету. Девять – это три р'за по три. Да ты и сама их с'считала. А в поле мне п'палась какая–то ведьма.

Лугэрри подняла морду и пару раз моргнула, чтобы показать, что слушает его.

Брэйдачин, насвистывая, принялся полировать копье. Попробовав несколько чистящих жидкостей, он выбрал подходящую. Пятна ржавчины и грязи, покрывавшие металл несколько веков, постепенно бледнели.

– Это Слир Брунау, – сказал гоблин и отступил на шаг, дабы полюбоваться делом своих рук. – Слыхал о т'ком, песик? Копье Скорби, к'торым старина Кулен Хаунд заколол лучшего друга, а п'том и собственного сына. Он пр'клял тот день, когда это к'иье было выковано. Старый Лорд в'спользовался им лишь однажды, чт'бы убить человека, п'хитившего евоную жену. Но глупая баба бр'силась между ними, и к'пье забрало жизни обоих. Тогда Лорд отдал его мне, я ведь не ч'ловек, и людские пр'клятия м'ня не пугают. Теперь я не отдам его ни одному ч'ловеку, если т'лько это не будет в'просом жизни и смерти.

Собака внимательно слушала, наблюдая за тем, как он работает. Постепенно полировка придала копью первозданный блеск. Наконечник копья казался тяжеловатым для такого древка.

– Энто к'пье с шипами. Они скрыты в его лезвии. При ударе ш'пы вырываются наружу и разрывают кому–нибудь кишки, – довольным тоном сообщил Брэйдачин.

Он принялся усердно рыться в ящиках, надеясь найти точильный камень, и вскоре кухня наполнилась скрежетом и визгом. Постепенно лезвие приобрело нужную остроту и зловеще поблескивало при свечах.

Снаружи к окну незаметно подлетела белая сова и уткнула свой крючковатый клюв в стекло.