Текст книги "За час до рассвета"

Автор книги: Яков Кривенок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

За час до рассвета

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

НОЧНОЙ ВЫЗОВ

На Семена Метелина обрушилось столько неотложных больших и малых дел, что он несколько суток не заглядывал к матери, спал урывками в кабинете, ел на ходу. Да Семен ни на что и не сетовал, понимал, что того требует обстановка, военное время.

Вечером наконец, добрался до дома, открыл дверь, снял в коридоре туфли, осторожно ступая по скрипучим половицам, вошел в горницу.

Из боковушки доносились сонные вздохи матери. Он чиркнул зажигалкой, при тусклом свете фитилька заметил на столе глиняную кринку и горбушку хлеба, накрытые полотенцем, – обычный его ужин.

Торопливо съел хлеб, выпил молоко и, бесшумно раздевшись, нырнул под простынь, пахнувшую мылом. Только теперь он почувствовал сильную усталость. Приятно потянулся и, как в детстве, подложил правую ладонь под щеку. В это время тихо постучали в окно, расположенное рядом с его кроватью, Семен приподнялся, припал к стеклу: Костя Трубников – дежурный по горкому комсомола – энергичными жестами вызывал его на улицу.

Метелин опять натянул на себя брюки, рубашку, босым вышел на крыльцо. Пока зашнуровывал ботинки, Костя торопливо сообщил, что Семена срочно просит к себе Папаша.

Трубников поспешно распрощался, у него были и другие поручения, а Метелин зашагал по пустынным темным улицам к центру города, гадая, для чего в такую позднюю пору он понадобился Владимиру Владимировичу Сидорову – первому секретарю горкома партии.

К Владимиру Владимировичу он всегда шел охотно, с легкой душой. Первая их встреча состоялась давно, когда Метелин еще учился в средней школе. Чтобы помоднее одеться самому и купить зимнее пальто матери, он в летнюю пору поступил на завод учеником токаря. Сидоров приметил прилежного паренька, пригласил к себе в экспериментальный цех, и Семен быстро овладел мастерством токаря.

Случилось так, что завод стал для Семена родным домом. Во время школьных, затем студенческих каникул он возвращался в его цехи, работал токарем, бригадиром, мастером участка, а после института – конструктором.

Сидоров тоже не оставался на одном месте. Он был выдвинут на пост главного инженера, затем стал директором завода, а года за три до войны избран первым секретарем горкома партии.

Шли годы, менялись служебные кабинеты, но Сидоров не забывал Метелина, всегда находил для него доброе слово, да разве только слово?.. Внимательно он относился не к одному Семену, недаром комсомольцы нежно называли его Папашей.

Работая в горкоме партии, Сидоров продолжал интересоваться делами Метелина и однажды вместе с группой инженеров пригласил к себе на беседу. Он зачитал письмо председателя колхоза, в котором тот жаловался на трудности в уборке с полей пожнивных остатков. А потом они долго говорили о том, какие нужны машины, чтобы стягивать и скирдовать солому, кукурузные бодылки, шляпки подсолнечника. Спорили горячо, перебивая друг друга. Сошлись на одном: создать внештатное конструкторское бюро по механизации трудоемких процессов в сельском хозяйстве.

Из такой беседы в горкоме партии вышел немалый толк: конструкторы спроектировали несколько нужных колхозам и совхозам механизмов. Правда, не все попали в массовое производство. Некоторые остались в чертежах – помешала война.

Метелину нравился Сидоров, и он безотчетно стремился во всем ему подражать, хотя это не всегда удавалось. Сидоров умел располагать к себе так, что не хочешь, а все ему откроешь, расскажешь. Даже самое сокровенное! И сделаешь непременно так, как он тебе посоветует. Такое Семен испытал на себе. Как Метелин ни сопротивлялся: «Я инженер, конструктор, зачем меня тогда учили», Сидоров все-таки сумел уговорить, и Семен перешел на комсомольскую работу. При этом напутствие Сидорова он на всю жизнь запомнил.

– Не хмурься, Сема, – говорил тогда Сидоров. – Было время, когда мы комсомольцев мобилизовывали в вузы и тузы. Надо было овладевать техникой. Теперь мы инженеров направляем в комсомол, – и проникновенно пояснил: – Пойми, Сема, наш город особенный, индустриальный. Почти семьдесят процентов молодежи работает на заводах, связаны с машинами, многие учатся. Юношам и девушкам не краснобаи нужны, а знатоки техники – инженеры, конструкторы. Вот какое дело, Семен.

Занятый воспоминаниями, Метелин не заметил, как добрался до горкома партии, по железным ступенькам старинного здания поднялся на второй этаж.

В приемной было темно, и Семен шире приоткрыл дверь кабинета, откуда падала узкая полоска света.

– Разрешите?

– Заходи, Семен Степанович, ждем. – К нему навстречу поднялся Сидоров – высокий, грузный, в полувоенной форме. И обращаясь к кому-то, кого Семен вначале не заметил, представил: – Это и есть товарищ Метелин. Знакомьтесь.

Только теперь Семен увидел на диване пожилого мужчину в рабочей спецовке, с внимательными глазами, мелкими синими крапинками на лице: такие отметины оставляют опилки металла.

Незнакомец, покряхтывая, встал, шагнул навстречу и, разглаживая прокуренные усы, пробасил:

– Да мы уже знакомы, правда, заочно, по отцу… – И, не называя себя, пристально оглядел Метелина, до ломоты в пальцах сжал его руку: – Весь в отца, елки-моталки, только у Степана кость была пошире да силенок в руках было погуще.

Метелин смутился: все, что связано с именем отца, он свято хранил в памяти, хорошо знал и его друзей, а вот этого видит впервые.

– Не смущайся, парень, – добродушно продолжал незнакомец. – Мы со Степаном, твоим отцом, у Деникина в тылу вместе воевали… В подполье. Одну беду бедовали, из одного котелка лихо хлебали, а тебя тогда еще на свете не было.

Сидоров обнял за плечи старика и Семена, подвел к письменному столу, на котором горела настольная лампа с зеленым абажуром, и предложил стулья.

– Устраивайтесь. Время позднее, а разговор – долгий. – Владимир Владимирович прошелся но кабинету, устало потер ладонью лоб, сел за стол, достал из коробки папиросу, размял ее. – Понимаешь, Сема, тут мы на бюро обсуждали, советовались… Важное поручение решено тебе доверить.

– Не томи хлопца, – поторопил старик.

– Такое, брат, не сразу выговоришь. – Секретарь горкома пристально посмотрел на Метелина. – В городе думаем тебя оставить, Семен Степанович.

До сознания Метелина не сразу дошел смысл его слов. Оставить?.. Он вроде бы пока никуда не собирался….

– Вожаком молодежи, – добавил незнакомец, – на случай, если… понимаешь? Вот какое дело, елки-моталки… Подумай хорошенько.

– Что вы, благодарю за доверие, да я…

– Слов лишних не требуется, елки-моталки, на очень опасный путь зову тебя, сынок! Вижу, Сема, ты сын своего отца. Зови меня Максимом Максимовичем.

Молчавший до этого Сидоров добавил:

– Вместе будем работать. Максим Максимович назначен секретарем подпольного горкома партии.

И дальше, по-будничному обстоятельно, Сидоров говорил о том, что необходимо делать начиная уже с сегодняшнего утра. Наконец уточнили с Максимом Максимовичем явки, пароли, связных.

На прощание старик сказал:

– Меня не ищи. Потребуешься – дам знать…

Утром Метелин направился в горком комсомола. Теперь он действовал по строго продуманному плану, тщательно отбирая людей для молодежного подполья.

Неожиданно пришла в горком комсомола Ирина Трубникова. Сложив на кумачовой скатерти руки, она прошептала:

– Я решилась, Сема… не уезжать.

Неужели она догадалась, что он остается?.. Шестое чувство?! Семен и обрадовался, и огорчился. Обманывать он ее не мог. Да, его оставляют в Приазовске. Но ей тут делать нечего. Подполье не для девушек. Метелин собрал все свое красноречие, чтобы отговорить Ирину, но она стояла на своем:

– У меня такой же комсомольский билет…

Да, Ирину не переупрямишь, она умеет настаивать на своем!

Метелин собирался произнести категорическое «нет», но Ирина вдруг встала, робко улыбнулась и виновато произнесла:

– Сема, помнишь колхоз… А я тебе поверила.

□

Окончив десятилетку, Семен уехал в областной город, поступил в технологический институт. Через год Ирина выдержала экзамен в медицинский в том же городе. Там они порой виделись, иногда вместе ходили в театр, на каток. Случайно встретившись на улице, радовались друг другу, но сами этих встреч не искали. Их отношения были просты и непринужденны: давние школьные друзья, не больше. Взаимный интерес снова вспыхнул, когда они случайно оказались в одном селе.

Студентов-медиков послали в колхоз убирать кукурузу. В соседнем вагоне ехали студенты-технологи. Среди них был и Семен Метелин. Как только тронулся поезд, ребята с гитарами, мандолинами, баянами перекочевали к студенткам.

Утром со степной станции медиков и технологов развезли в разные колхозы. А вечером у полевого стана девчат веселой гурьбой появились технологи.

– Ага, вот вы где! – закричали они. – А мы совсем рядом, по соседству!

И потекли дни-близнецы: работа и вечернее веселье чередовались. Ирина удивлялась, что длинный трудовой день ей не был в тягость, когда она знала, что вечером увидит Семена. Здесь он неожиданно открылся для нее в новом качестве: веселый, общительный, Метелин оказывался в центре всех затей. Особенно ему удавались забавные сценки в капустниках. Он сочинял короткие пьесы из жизни студентов и с увлечением разыгрывал их со своими товарищами. На концерты самодеятельности собирались жители близлежащих хуторов. После представления они угощали «артистов» арбузами, дынями, яблоками, виноградом. «Это вам плата за вход», – шутили зрители.

В тот вечер после неизменных танцев Семен долго гулял с Ириной по лунной ковыльной степи.

Подтрунивая над Ириной, он рисовал мрачные картины самостоятельной работы молодых врачей. Вспомнил героя Вересаева, его первую операцию и пророчил Ирине страшное будущее, если она попадет в село. Ирина отшучивалась, а потом уже всерьез заметила, что село сейчас совсем другое: и люди стали культурнее, да и живут они намного лучше, разве сравнить со старой жизнью… И с гордостью добавила:

– Ты знаешь, Сема, я здесь поняла, за что погиб… жизнь отдал твой отец…

Слова эти были сказаны с такой теплой искренностью, что Семену захотелось обнять ее, и он порывисто сказал:

– Ира, милая, я хочу, чтобы мы никогда не расставались.

Об этом сегодня и напомнила ему Ирина. Сказать сказала, но тут же почувствовала неловкость: «Что бы подумала мама, если бы услышала от меня такое».

КЛЯТВА

Немецкие танки, опережая сводки Совинформбюро, появлялись там, где их совсем не ждали. Дивизии фон Клейста вспороли оборону на дальних подступах Приазовска, ворвались в город, подавили и уничтожили все, что пыталось сопротивляться.

Метелин находился на окраине: в тайнике прятал нужный в подполье радиоприемник. Вдруг над центром города взметнулись огненные столбы, послышались взрывы, пулеметная стрельба.

К ночи город, освещаемый пожарами, онемел. На центральной, Ленинской, улице никто не показывался, лишь по переулкам, прижимаясь к ограде, мелькали какие-то тени.

В ту же ночь Метелина постигла первая неудача. Дом, в котором находилась его конспиративная квартира, оказался занятым немецким офицерами. На улице и внутри двора были выставлены караулы. Идти туда безрассудно. Пришлось избрать квартиру Трубниковых. Семен, конечно, понимал, что находиться у друзей долго нельзя, но другого выхода пока не было.

Осторожно он пробрался в тихую улочку, перепрыгнул через штакетную ограду, постучал в дверь каменного домика. Дверь ему открыла Ирина и провела в комнату брата.

Не успел он улечься в постель, как появился сам Костя. Последние полмесяца они почти не встречались. Костя носился из одного конца города в другой, собирал детишек и стариков, готовил их к эвакуации, помогал им запастись продуктами, теплой одеждой. Потом ему было предложено отправиться в тыл, в тот город, куда выехал коллектив завода, чтобы возглавить там комсомольскую организацию металлистов. Но в тыл Костя не попал: немцы перехватили железную дорогу на дальних подступах к Приазовску. Тогда ему дали новое поручение – морем эвакуировать семьи металлургов и вместе с ними выехать самому. Сейчас пароход его должен быть далеко от Приазовска. И потому, увидев Костю, Метелин удивленно воскликнул:

– Ты?!

Трубников тоже не ожидал встретить у себя Метелина.

– Да, я!

– Приказ не выполнил?

– Ты – тоже.

– Я-то выполню…

У Константина мелькнула смутная догадка, и он разом подтянулся:

– Значит, оставлен?

Метелин промолчал, потом спросил:

– А эвакуированные?..

– Благополучно вырвались.

– Но как же ты посмел вернуться? И зачем?

– Нахожу, что здесь я буду нужнее. В тылу людей много, найдется, кому возглавить комсомольскую организацию завода. Тебе, Сема, пришел помогать.

– Самоуправство?.. В нашем деле такое недопустимо!

Метелин обдумывал, как поступить с Костей. Отправить к своим – пути отрезаны, да и характер у Трубниковых упрямый – такой же и у брата, как и у Ирины…

□

Быстро выпив кружку холодного чая, Константин лег в постель. Но сон не приходил. Он ворочался, еще и еще раз переживал горестные события минувшего дня…

На высоком берегу, возле бронзового памятника Петру Первому, появился черный танк и стал в упор расстреливать пароходы, баржи, яхты. Вот грузно осел корпус парохода. Разломившись надвое, он погружался в воду. В море барахтались женщины, дети, старики. Слышались крики: «Помогите! Спасите!..» Снова и снова взметались водяные смерчи.

Бухту рябило от обломков судов, плавающих людей. Вдоль берега бегали автоматчики в касках и со спортивным азартом охотились на людей, считая убитых:

– Зибен! [1]1
  Семь.


[Закрыть]

– Цен! [2]2
  Десять.


[Закрыть]

Глядя на все это, Костя от бессилия искусал в кровь губы. Мысли его смешались, глаза слепили слезы.

То справа, то слева от парохода, на котором он плыл, покидая родной город, рвались мины. Столбы воды обрушивались на палубу, сметая все, что попадалось. Босые, простоволосые женщины в трюмах молча прижимали к себе испуганных детей. Костя, ухватившись за поручни, с надеждой смотрел на мостик, где спокойно стоял скуластый, со слегка приподнятыми плечами, капитан. Взрывная волна сорвала с него фуражку. Придерживая рукой длинные льняные волосы, он отрывисто отдавал команды.

Судно послушно, как разумное существо, выполняло его волю: меняло курс, скорость, увертывалось от мин и снарядов. Наконец взрывы остались позади. На палубе облегченно вздохнули. Пароход рванулся вперед, взял курс в открытое море.

– Ушли-таки! – подойдя к Косте, сказал старик.

Нервно пощипывая жидкую бородку, он всматривался воспаленными глазами в дальний берег. По багровому лицу катились слезы. Константину хотелось утешить старика, но чем?

– Нет, я не могу так, – вдруг сказал Костя. – Я вернусь.

– К немцам? На верную погибель?

– На их погибель!.. До скорой встречи…

Костя плыл долго. Холод подкрадывался к сердцу, сжимал тисками. Над морем сгущались сумерки.

У южного моста Константин разглядел часового в куцей куртке, то и дело пускавшего в сторону моря длинные очереди из автомата.

«Ишь, собака, моря боится», – подумал Костя и бесшумно поплыл к Северному молу.

Цепляясь за камни, выкарабкался на сушу. Немного отдохнув, пробрался домой и, к неописуемой радости, встретил Семена Метелина…

Утром, оставшись вдвоем в столовой, Костя спросил:

– Ну, что будем делать, старшой?

Метелин невольно улыбнулся. Костя спрашивал его так, будто речь шла о привычной, повседневной работе.

– Хорошо, – сказал Метелин, подавая Косте листок. – Поступай в наше распоряжение. Сегодня оповести членов комитета. Адреса и фамилии не записывай, запоминай.

□

К условленному времени в доме Трубниковых собрались юноши и девушки. Надежда Илларионовна приладила к окну одеяло. Зажгла огарок свечи. Внимательно оглядев всех собравшихся, вышла, уселась на крылечке. Внешне Надежда Илларионовна выглядела спокойной, а на душе было тревожно.

В соседнем доме скрипнула калитка, с улицы заговорила пожилая соседка:

– Не утерпела, в центр сбегала заглянуть. Не приведи господи, силища! От гари и копоти не продохнешь, от рева моторов оглохнуть впору.

– И-и, порушена наша жизнь.

– Нам с тобой не впервой, в восемнадцатом тоже видели немцев.

Надежда Илларионовна перегнулась через ограду, сказала:

– Эти, говорят, прямо-таки звериной породы.

– Господь их знает… Прощевай…

Сгустились сумерки, но Надежда Илларионовна в дом не возвращалась, она сама себя определила в караульные.

А в доме Трубниковых шел взволнованный разговор. Трагические события последних суток – жестокость оккупантов, о которой все читали раньше и слышали по радио, но судили все-таки несколько отвлеченно – ошеломили… Каждый рассказывал то, что видел.

Николай Лунин был в порту, когда немцы ворвались в город. Пароход «Руслан» с ранеными красноармейцами не успел отойти от причала. Фашисты сбросили раненых за борт, а тех, кто попытался выбраться на берег, добили из автоматов.

Миша Поляков случайно оказался свидетелем расстрела военнопленных. Их выстроили вдоль крутого спуска к морю. Обойдя шеренгу, офицер приказал по-русски: «Коммунисты и комсомольцы, шаг вперед!»

Строй на мгновение замер, потом шеренга качнулась, и все, за исключением одного, сделали шаг вперед. Оставшийся пугливо оглянулся и торопливо занял в выщербленном строю свое место.

«Ах так?! – удивился офицер. – Тем лучше». Послышалась отрывистая команда…

Склады и магазины города разграблены. Около центральной библиотеки всю ночь горел костер из книг. Школы превращены в казармы…

Утром в центре города на перекладине фашисты повесили семь человек – начальника порта Ивана Даниловича Изотова, слесаря Александра Пахомовича Дудина, паровозного машиниста Михаила Ильича Конева, инженера Владимира Мироновича Левченко… Троих опознать не удалось.

Метелин пристально всматривался в знакомые лица ребят и девчат. Смятения не заметно, выражают одно – суровую решимость. Из надежных, испытанных по совместной работе, сформировал он подпольный горком комсомола. С Мишей Поляковым крепко сдружился еще в институте. Рядом с Поляковым сидит Николай Лунин с широким шрамом на лбу. Эта отметка осталась навеки в знак подвига – шестилетнюю девочку Николай выхватил из-под колес поезда. Он сын паровозного машиниста. В составе комитета Валя – жена Полякова. Ну а Ирина Трубникова все-таки добилась своего! Сейчас она не сводит влюбленных глаз с Метелина и совершенно спокойна: раз рядом с ней находится Семен, значит, ничего плохого с ней не случится.

– Враг нарушил мирный уклад нашей жизни, – говорил Метелин, – стремится поработить наш город. Тяжкие испытания выпали на нашу долю. Знайте же, товарищи, что здесь мы теперь полномочные представители Советской власти. Если кого расстреляют фашисты – значит, мы его не защитили. Если кого угонят на каторгу в Германию – значит, мы не сумели его отстоять.

Машинально, про себя, Ирина повторяла его слова: «Да, мы за все в ответе». А Метелин продолжал:

– Борьба предстоит не на жизнь, а на смерть. Тот, кто пойдет с нами, должен, обязан забыть собственное «я», должен забыть о личной жизни, всего себя отдать борьбе за спасение Родины. Еще раз подумайте, кто не уверен в собственных силах или не готов в любую минуту пожертвовать жизнью, тот пусть уступит место другому. – И снова повторил: – Прошу, подумайте!

Поднялся Николай Лунин, по-военному отчеканил:

– Своих решений не меняю!

– Что скажешь ты, Трубников?

Костя встрепенулся, вскочил:

– Затем и вернулся: буду биться насмерть!

– Твое слово, Ирина?

– Ты его знаешь.

– Что скажешь ты, Михаил?

– Говори, что надо делать? – на вопрос ответил вопросом Поляков.

– А ты, Валя?

Жена Михаила Полякова ответила просто:

– Куда муж, туда и я.

Лицо Метелина слегка побледнело. Он присел к столу, открыл ящик, достал кожаную папку, раскрыл ее, взял отпечатанный на машинке листок. Дрогнувшим голосом сказал:

– Спасибо, друзья, за верность Родине!.. А теперь, как положено солдатам, примем клятву. Я, Семен Метелин, секретарь Приазовского горкома комсомола, вступая в ряды бойцов с фашизмом, клянусь отдать все силы, знания, а если потребуется, то и жизнь за освобождение любимой Отчизны! Клянусь быть бесстрашным при выполнении боевого задания. Клянусь всеми возможными средствами и способами спасать советских людей от голодной смерти, болезней, угона на гитлеровскую каторгу, вселять в наших людей веру в скорое освобождение. Если я нарушу клятву, пусть меня постигнет всеобщее презрение моего народа, позорная смерть от рук моих товарищей! Смерть фашистским оккупантам!

Когда прозвучала клятва последнего члена комитета, снова заговорил Метелин. Теперь он не советовался, не уговаривал, а отдавал строгие приказы:

– С сегодняшнего дня мы открываем свой фронт против фашизма. Мы окружим врага всеобщей ненавистью, не дадим ему ни минуты отдыха, будем громить его штабы, склады, передавать Красной Армии нужные сведения.

Он предложил всем немедленно приступить к прежней работе. Ирина хотела крикнуть: «Не буду их лечить, не буду!» И хорошо, что не крикнула. Семен, как бы прочитав ее мысли, сказал:

– Мы обязаны научиться хитрить, чтобы не навлекать подозрения. Назначат в начальники – соглашайтесь. Предложат мундир полицая – немедленно надевайте. Ира будет работать врачом. Тебе, Валя, придется устраиваться на биржу труда.

Валя Полякова удивилась: помогать немцам угонять наших людей на каторгу?

Метелин ответил и на ее немой вопрос:

– Ты будешь спасать наших людей от угона. Конечно, тебе будет трудно, но надо… Нас вынудили взять в руки оружие, – продолжал Метелин, – и тот, кто это сделал, пусть не ждет от нас пощады. Еще прошу запомнить: Метелина в городе нет, есть Иван Бугров. Конспирация строжайшая. Отныне мы друг с другом не знакомы. Никакой самостийности. Задания будете получать только от комитета. Все ли у тебя готово? – обратился он к Полякову.

– Как условились, – ответил тот. – Приемник, пишущие машинки, типография в надежном месте. Я с семьей прописан на другой квартире.

– Население будем держать в курсе того, что происходит на фронтах. Это на твоей совести. Ну и пока связь с партийным центром придется вести тоже через тебя.

Семен перевел взгляд на Николая Лунина:

– Взрывчатку передашь Трубникову. Немцы попытаются создать на заводах ремонтные базы. Вывести из строя электростанцию, высоковольтную линию, заводское оборудование – твоя задача, Константин. Участок Лунина – железная дорога. Он знает, с чего начинать.