Текст книги "За час до рассвета"

Автор книги: Яков Кривенок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

ЗАЛОЖНИКИ

Направляясь допрашивать заложников, Рейнхельт находился до крайности в возбужденном состоянии. В этой проклятой стране его преследует злой рок. Тускнеет его репутация безапелляционного знатока русских.

А не всего ли себя он отдает службе! Изменил многим привычкам: на развлечения отводит самую малость времени, на второй план отодвинул «женский вопрос». А какой прок? Опять диверсия в порту, куда, казалось, щука не проскользнет!

Семен Метелин острым камнем в печенках засел! Серый мальчишка, сын обыкновенного робота, а вот тебе на – неуловим!

Задета честь, уязвлено самолюбие! Да и начальство шпильки пускает: утверждал, мол, что в Приазовске действует единственный фанатик Метелин. Неужто не хватает смекалки с одним управиться?

А один ли?.. Он, гауптштурмфюрер, давно разобрался: город опутан умело скроенной, ладно сшитой сетью партизанских групп. Помалкивать нужно, невыгодно опровергать собственную версию.

Пока Рейнхельт не пал духом. Есть возможность восстановить престиж, заслужить обещанный Железный крест. Остановка за небольшим: требуется поймать Метелина. А как это сделать?.. На верную приманку, Ирину Трубникову, не клюет. Хитер! К невесте глаз не кажет.

Одно время вкралось сомнение: не заодно ли Ружа с Метелиным! Рейнхельт зорко стал за ней следить, изображая простачка, на ночь «забывал», как бы по рассеянности, на столе малозначимые документы с грифом «Совершенно секретно». Она к документам не прикасалась. Иногда он, уходя в ванную комнату, оставлял списки людей, подлежащих аресту. Ждал, что Ружа кинется по адресам предупреждать тех, над кем нависла угроза. Ничего подобного! В беседах сдержана, ни о чем не расспрашивает.

Что касается Ирины Трубниковой, то начальник депо даже заверил в ее лояльности: сама, дескать, как-то сообщила ему о подстрекательских разговорах Петра Ивлева.

Тупоголового начальника депо легко обвести: звезд с неба не хватает! Сейчас гауптштурмфюрер досадовал на себя: зачем оставил Ирину на свободе? Явная промашка… Ну что ж, ошибку не поздно исправить. Попробуем на огне поджарить нежного цыпленка, посмотрим, как запищит?

Рейнхельту есть о чем подумать. Взять хотя бы тайное исчезновение с документами Отто Нугеля. О, как рвал и метал генерал Вольферц! Сместил коменданта города, расстрелял начальника полиции. Рейнхельт несколько дней не показывался ему на глаза. Если бы не многолетняя привязанность генерала к его семье, не избежать бы отправки на фронт! А концов не найдено. Майор будто бы испарился. Был и не стало.

Теперешняя диверсия в порту опять-таки чуть не стоила ему карьеры. Спасая себя, Рейнхельт сумел дело повести так, что док якобы торпедирован русской подводной лодкой. И доказал! Начальство такое объяснение вполне устраивало: признать, что в хорошо охраняемый объект проникли партизаны, значит расписаться в собственном бессилии. А кому это охота? Наказание понесли моряки: они якобы проворонили русскую лодку, допустили к самой гавани.

Есть и радость. Совсем недавно Рейнхельт заслужил генеральскую благодарность. Там, в предгорьях Кавказа, под самым носом Вольферца, гауптштурмфюрер обнаружил и обезвредил партизанский отряд. Его запросто не сбросишь со счетов.

Что-то случилось, если опять генерал не может без него обойтись.

Но как все-таки поступить с Трубниковой? Помощникам доверить, если придется отлучиться в горы?.. Пустоголовые, всю обедню испортят. Пусть порезвится до моего возвращения с Кавказа, а там сам займусь!

Приняв такое решение, он переключился на предстоящий допрос, хотелось сосредоточиться. Но времени на размышление не осталось: подъехали к овощехранилищу, превращенному в тюрьму.

Часовые открыли перед ним деревянную дверь, окованную железными полосами. Спускаясь вниз по ступенькам, он платочком зажал нос: из подземелья тянуло квашеной капустой, гнилым картофелем, овощами. В бывшем кабинете заведующего складом его ожидали следователь и полицейские. Окинув их начальственным взглядом, Рейнхельт оттолкнул услужливо поданный стул:

– Докладывайте!

– Отнекиваются, – ответил главный вахмистр. – Ничего, мол, не знаем.

– К эффективным мерам прибегали?

– Вы запретили. Не посмели ослушаться.

– Выведите их, – распорядился Рейнхельт. – Посмотрим, чего они стоят!

Заложников выгнали во двор, огороженный дощатым забором, по углам которого высились башни с автоматчиками.

Поднявшись на опрокинутый ящик, он, обращаясь к арестованным, сказал:

– В том, что вы здесь, виноват известный многим из вас Семен Метелин. Это он взорвал железнодорожный мост, совершил диверсионный акт в порту. Совсем недавно он пробрался в контору, ограбил кассу, в которой хранился месячный заработок рабочих.

Рейнхельт пытался играть на чувствах арестованных. Среди них много женщин, они падки на посулы, доверчивы. Вот гауптштурмфюрер и решил порисоваться. Подошел к женщине, потрепал ее ребенка по щекам:

– Вот такой карапуз просит хлеба, а на что купить? Бандит Метелин утащил деньги, заработанные отцом. Метелин пьянствует, развратничает, а малыш без манной каши остался.

Доверительный интимный тон речи ему самому понравился. Даже немного растрогал. Женщин на низко склонила голову, молчала.

– Я собрал вас, чтобы напомнить… Немецкое командование обещает тому, кто укажет, где скрывается бандит Метелин, десять тысяч марок. Кто-то из вас сегодня, нет – сейчас станет богачом! – Повысив голос, выкрикнул: – Или пеняйте на себя. Если этого не сделаете, всех до единого расстреляю. Это не угроза. Это приказ. И я его выполню.

Он помедлил, ожидая, что вот сейчас кто-то выстудит вперед и скажет: «Я знаю, где Метелин». Но этого не произошло. Угрюмые люди с каменными лицами, потупившись, молчали.

СОВЕТ В «ЛАСТОЧКИНОМ ГНЕЗДЕ»

Подземелье стали называть «Ласточкиным гнездом». В нем Метелин поселился сам и расположил типографию. Но как перенести «американку», шрифты? На лошади Василия сделать это проще. Костя решительно запротестовал: его брат вообще не должен знать о существовании этого подвала.

После смерти Сергея Владимировича Ружа приходила сюда только для связи с Центром. Остальное время проводила в городской, как она выражалась, квартире. Рейнхельт иногда приезжал без предупреждения, поэтому из дому отлучалась крайне редко по самым неотложным делам, нельзя же давать повода к подозрению.

Узнав шаги Ружи, Семен оживился, заспешил ей навстречу. Он искренне обрадовался ее приходу.

Затем появились Николай Лунин и Юрий Маслов.

Константин Трубников пришел один. Задерживался Максим Максимович. Поджидая его, они говорили о том, что больше всего их волновало – о заложниках.

– Мы должны, обязаны их освободить, – быстро заговорил Трубников. – Но как? Немцы пообещали выпустить арестованных, если с повинной явятся те, кто взорвал док. Может, примем их условия?

В ответ послышались негодования:

– Это же провокация!

– Ни в коем случае!

– Не они нам, а мы им будем диктовать условия!

Юрий Маслов решительно настаивал:

– Предлагаю совершить налет на овощехранилище, перебить часовых и освободить заложников. Или мы трусы?

Костя и Николай поддержали его. Метелин воспротивился:

– Рядом расквартирован охранный батальон. При первом выстреле его поднимут по тревоге. Открытый налет ничего не даст. Нужна хитрость.

А в это время Максим Максимович с особой осторожностью медленно шел к развалинам санатория с мешком за плечами: здесь приглянулся кусок жести, и он засунул его в мешок; там подобрал обгорелый чайник, покрутил в руках, проверил на свет целость дна, тоже прихватил. Старьевщик и только!

Как будто занятый поисками нужного ему скарба, добрел до санатория, покопавшись во дворе, проворно нырнул в щель под лестницей.

В подвале его встретил Сашко. Он открыл перед ним потайную дверь в «Ласточкино гнездо»: так он впустил и Лунина, и Маслова, и Трубникова.

Секретарь подпольного горкома партии с каждым поздоровался за руку, всех внимательно оглядел. При его появлении Ружа встала, намереваясь покинуть бункер. Максим Максимович удержал ее:

– Останьтесь, Ружа, от вас нам нечего скрывать.

Усадив девушку, Максим Максимович спросил:

– Что-то Ирины Ивановны не вижу?

– На работе задержали, – ответил Костя. – Она не придет.

– Ну, что приуныли? – с упреком спросил Максим Максимович. – Нам печалиться недосуг, мы бороться должны. Понимаю, тяжело: Красная Армия отступает. А разве тому, кто на передовой, легче? А тем, которых в неметчину, на каторгу, угнали, – легче? Всему нашему народу невыносимо тяжело. Нельзя нам опускать головы, впадать в уныние. У нас единственный путь – борьба… – И после продолжительной паузы Максим Максимович продолжал: – Вспомните, что сказал товарищ Сталин: будет и на нашей улице праздник. Будет! Нас никому не сломить!.. Вот вы учили в школе… В свое время полководец Кутузов тоже отступал, зато сберег армию, спас Россию…

Видимо, Максиму Максимовичу хотелось выговориться, подавить тревогу, которая терзала его душу.

– А теперь приступим к текущим вопросам. Товарищ Трубников, докладывай, что удалось выяснить относительно Синельникова?

Костя поднялся. Максим Максимович махнул на него рукой:

– Говори сидя.

– Митрофан Синельников, – опускаясь на ящик, начал Костя, – работал возчиком сырья на кожевенном заводе. Родом с Кубани, имел в станице зажиточное хозяйство, в тридцатом году бежал от коллективизации. О себе ничего не скрывал, работал усердно, до войны избирался цеховым профоргом. У него есть дочка, месяца три тому назад она вышла замуж за Петра Ивлева.

– Это за того самого? – спросил Метелин.

– Так вот, Ивлев переехал в дом к тестю. Жили они душа в душу. Это все, что мне удалось выяснить, – закончил Костя.

– Об остальном я скажу, – проговорил Максим Максимович. – От наших людей, работающих в полиции, достоверно известно, что Ивлев – шпион и провокатор, хотя в том мы не сомневались. Это он помог стать предателем Митрофану Синельникову, в котором, видимо, заговорила кулацкая кровь, вот так, елки-моталки!

– Непонятно тогда, почему его самого полицаи прихлопнули? – спросил Маслов.

– По недоразумению, – ответил Максим Максимович. – Полицейским, посланным на кожевенный завод, не было известно, кем в действительности является Синельников. Им было приказано доставить его в полицию. В то же время Ивлев дал тестю инструкцию оказать при аресте сопротивление, чтобы создать видимость непричастности к провалу операции. Он так и поступил, а полицейские перестарались: прихлопнули его.

– Раз Синельников оказался предателем, зачем полицаи разыграли комедию с доставкой взрывчатки на территорию завода? – недоумевал Костя. – Они имели возможность сразу же арестовать машиниста Ивана Ивановича Сулименко, как только тот открыл возчику, где хранится динамит.

– Могли, – согласился Максим Максимович, – а что бы это дало? Им требовалось проследить, с кем связан Иван Иванович. Сулименко оказался опытным конспиратором. Раза два или три вместе с Синельниковым ходил на речку ловить рыбу. Но ничего о своих связях ему не сообщил.

– Что-то, Максим Максимович, нескладно получается, – проговорил Метелин. – Опытный, а на провокатора напоролся!

– Из его ошибки мы для себя должны извлечь урок, – ответил Максим Максимович. – Сейчас гестапо усиленно ищет щель, чтобы проникнуть в наши ряды. Малейшая неосторожность все дело погубит. Даже самая малая оплошность смерти подобна. – И, обращаясь к Метелину тоном приказа проговорил: – Потому сегодня же через связных передайте командирам молодежных групп наистрожайшее распоряжение: вербовку новых людей в боевые группы временно прекратить. Понятно?.. Будем считать, что договорились?

– Договорились! – за всех ответил Метелин.

– Давайте извлечем урок еще из одной ошибки, – сказал Максим Максимович. – Я имею в виду гибель Якова Кравченко. И водонапорную башню не взорвал и себя погубил. Такие жертвы никому не нужны. Наша цель – побольше дать Родине, поменьше потерять.

Голос у Максима Максимовича жесткий, слова произносил отрывисто, отделяя одно от другого:

– В обкоме партии о вас, хлопчики, высокого мнения, просили поблагодарить за самоотверженный боевой труд… Весьма важное задание вам обком партии доверяет. А суть его вот в чем. В предгорьях Кавказа сейчас идут решающие бои. А у нас там недавно арестован штаб партизанского отряда, в бою погибли наши люди. Несомненно без сукиного сына не обошлось. Обнаружить, уничтожить выродка поручается вам.

– Задание действительно важное, – задумчиво проговорил Метелин. – Трудность состоит в том, что действовать придется вдали от Приазовска, в горах, а мы там без рук и глаз, без связей.

– Зацепка кое-какая имеется. Из тюрьмы наши люди передали, что предатель у немцев значится под кличкой Шмель. Конечно, этого мало, но кое-чем мы располагаем. Из всех явок нетронутыми остались две: одну держит сторож железнодорожного переезда, другую – наблюдатель кордона Индюковой горы.

При упоминании об Индюковой горе Юрий Маслов тотчас вспомнил свои поездки на кордон. Прежде всего перед его глазами как живой встал седой Сагид – добрый хлопотун, знаток зверей, птиц, деревьев. Деду своему он беспредельно верил. А к дяде Айтеку у него с детства сохранилось предвзятое, недоброе чувство. Вечно угрюмый, раздражительный, Айтек ему не нравился. Не забыл Юрий и своего бегства с кордона, когда дядя застрелил в огороде медведя.

И все-таки Юрий не допускал мысли, что родной брат его матери может оказаться предателем. Нелюдимость Айтека он объяснил тем, что дядя постоянно живет в лесу, без друзей и знакомых.

Когда Максим Максимович замолчал, Маслов проговорил:

– На Индюковом кордоне наблюдателем состоит мой родной дядя.

– Как его фамилия?

– Айтек Давлетхан.

– Точно. Есть такой, – подтвердил Максим Максимович и продолжал: – тот кордон обслуживают два наблюдателя. Оба связаны с партизанами. Кто из них предатель – еще надо уточнить. А может, сторож с переезда, хотя с Макаром я в прошлом имел дело. На такое вроде бы неспособен. Или кто-нибудь четвертый?.. Что без толку гадать, не поможет. Эту тайну кому-то из вас предстоит разгадать.

Продолжительное молчание установилось не оттого, что ребята устрашились, совсем нет! Каждый взвешивал свои силы, способности, прежде чем заявить о готовности выполнить задание.

Гулко прозвучал голос Маслова:

– Доверьте мне! Мне легче, чем кому-либо, завоевать там доверие, можно сказать, на кордоне я свой человек, бывать приходилось: с дедом по горам лазил, тропинки знаю. Железнодорожный переезд мне тоже знаком, сторожа издали видел. И потом, мой долг… Поверьте, я должен, обязан…

Он осекся. Но присутствующие и так поняли, что Маслов собирался сказать: дескать, раз подозрение пало на его дядю, то он должен или оправдать его, или уничтожить, как врага.

– И пропуск сумею достать через Клавку Лунину. Скажу, что еду родственника навестить, подарок пообещаю. Мне она не откажет.. И от работы увильну, Ирина верному способу обучила, как освобождение по болезни получить. Прошу вас, Максим Максимович, очень прошу?

Максим Максимович, разглаживая усы, обвел ребят вопрошающим взглядом:

– Что вы на это скажете?

– Маслову мы доверяем, – ответил Метелин. – Задание ему по плечу!

Ружа все это время не спускала глаз с Максима Максимовича. Теперь подняв, как школьница, руку, спросила:

– Можно мне?

Повернувшись к ней всем корпусом, Максим Максимович проговорил:

– Слушаем тебя, товарищ!

Девушка заторопилась:

– Мне в голову пришла неожиданная мысль: зачем это в те места Энно Рейнхельт зачастил? Предатели, провокаторы – ведь это по его части. А нет ли тут какой-то связи?

– Говори, дочурка, что тебе известно.

– Вчера опять меня с собой приглашал в Спокойный Брод. Есть там такой поселок. В скором времени обещает прогулку по Сухуми.

– Да, Ружа, Спокойный Брод недалеко от кордона, – проговорил Юрий. – Ну, а ты согласилась?

– Нет, отказалась.

Максим Максимович закряхтел, замком сцепил пальцы рук.

– Насчет прогулки по Сухуми пусть повременит, – сказал он, – а от поездки в поселок отказалась напрасно. Если передумаешь, помощником товарищу Маслову станешь.

– Поеду. Обязательно поеду.

Подойдя к Руже, Максим Максимович взял ее за руку, заглянул в глаза и тихо заговорил:

– Заранее прошу извинения за бестактный вопрос.

– Я отвечу на любой ваш вопрос, – с готовностью проговорила цыганка.

– Понимаете, нам нужно знать, в какое время Рейнхельт в гости к вам приезжает? – понизив голос, спросил он.

– Когда как. Сегодня в одиннадцать вечера обещал. Обычно он аккуратен. Путь его лежит мимо развалин гастронома. Ко мне ездит один, без охраны, тут же до определенного часа отпускает машину.

– Спасибо, доченька, – поблагодарил Максим Максимович. – Сегодня мы его встретим! – со значением добавил он.

ЗАСАДА

Энно Рейнхельт торопился. Генерал Вольферц звал к себе, а он не любит повторять приказы. Тонкие губы гауптштурмфюрера тронула самодовольная улыбка: старик, застрявший в каменных глыбах, явно нуждается в нем! А Рейнхельта связывают заложники. Не оправдали они его надежд. Сколько ни допрашивали, ничего вразумительного: молчат или околесицу плетут. Он не может больше терять время. Покидая овощехранилище, распорядился:

– Сегодня же переселить [8]8
  Расстрелять.


[Закрыть]. Всех! До единого. Мы сдержим обещание.

Ночь была по-южному темной. Мерцали лишь грустные звезды. Рейнхельт запретил включать фары. В него тоже вселился страх перед «небесными дьяволами». Летают эти русские черт знает на чем – на фанерных «кукурузниках». К тому же за штурвалами их сидят женщины – невообразимо! «Кукурузники» беззвучно парят над самыми крышами домов, укладывают бомбы в точно намеченные цели. Исчезают неуязвимыми, как и появляются.

Перед «небесными дьяволами» немцев обуял суеверный животный страх. Что ни ночь – не спят, ждут: на кого сегодня обрушатся бомбы – поди узнай!

В Приазовске по-прежнему неспокойно. Вольферцу хорошо, посчастливилось: он прорвал оборону красных в Южном направлении, продвинулся в предгорья. На Севере – неустойка, нет молниеносности, большевики показывают крепкие зубы, не дают войскам фюрера вырваться на оперативный простор, безраздельно овладеть излучиной Дона и Волги.

Душу Рейнхельта гложут многие заботы. Он стал раздражителен. В столовой, к примеру, готов отплевываться от того, что подают. В обед – гороховый суп с консервами, на второе – пудинг, облитый фруктовым соком, или суррогатный кисель. Вечером – маргарин, плавленый сыр или пятьдесят граммов португальских сардин. Раз в месяц причитается дополнительный паек, получивший название «маркитантские товары». Но и он снизведен до нищенского: полбутылки вермута, бутылка шнапса, пять пачек сигарет, две плитки соевого шоколада.

Правда, предписывается «улучшить питание за счет использования местных ресурсов». Но операция «цап-царап», как ее стали называть, мало что приносит: население обобрано до нитки, земля зарастает осотом, полынью, чертополохом. Ох, и лодыри эти русские!

Завтра Рейнхельт с радостью покинет богом проклятый Приазовск. Впереди его ждут горы Кавказа – охота на зубров, коз, кабанов, шашлыки, лаваши, дивная форель – царская рыба. Его ждет заслуженный отдых, разнообразная восточная кухня.

Неожиданно Энно спросил себя: «Ты уже бывал на Кавказе, чему же, собственно, радуешься нынче?» Перед собой не стал хитрить: Ружа согласилась, наконец, его сопровождать. Нарядные альпийские луга, прозрачные реки и девушка! Чего еще желать солдату, жизнь которого наполнена превратностями войны!

Заканчивался Приморский бульвар. Ему было не по себе, когда приходилось проезжать среди мертвых разрушенных зданий, возвышающихся на фоне ночного неба причудливыми башнями средневековых замков. Вот сейчас минует бульвар, пересечет центральную улицу, а там, в переулке, в маленьком домике, его ждет Ружа. Она всегда встречает его с распростертыми объятиями.

Вдруг совсем рядом, как показалось Рейнхельту, чуть ли не у самого уха, с надрывом взвыла сирена – сигнал воздушной тревоги. Неожиданно у радиатора возникло трое с патрульными повязками. Офицер поднял руку, по-немецки повелительно крикнул:

– Налет! Прошу в убежище! Быстрее!

Рейнхельт проворно выскочил из машины.

– Сюда, за нами! – услужливо подсказали гауптштурмфюреру.

Двое из патрульных, подхватив его под руки, повели к подвалу.

□

Спотыкаясь в темноте о какие-то ящики, кирпичи, ребята, одетые в немецкие мундиры, задолго до комендантского часа пробрались в подвал разрушенного гастронома. Дежурили по очереди, чтобы не проворонить желанную встречу, остальные, припав друг к другу, дремали.

В половине одиннадцатого Метелин растолкал своих товарищей:

– Хватит спать. Итак, условились: ты, Коля, займешься шофером, раз в немецком не силен. Забудь, что у тебя язык есть.

– Я его гладить буду молча, как любимую. Вот так, вот этак приласкаю. – Лунин показал руками, как он будет душить, шофера, но в темноте ни Трубников, ни Метелин не увидели его движений.

В подвал вбежал Ежик, находившийся на посту в подворотне:

– Я шум мотора услышал.

– Приготовьтесь! – приказал Метелин.

Трубников и Лунин быстро наклеили усы, нацепили роговые очки. Втроем, с автоматами на груди, они быстро выбрались из подвала. Метелин шепнул Сашко:

– Жми, Ежик!

Сашко тут же принялся крутить сирену, издававшую пронзительный вой – сигнал воздушной тревоги.

□

Шофер выключил мотор и хотел последовать за Рейнхельтом. Но один из патрульных схватил его за ворот, придавил к сиденью.

Ничего не подозревавший шофер возмутился:

– Что за безобразие, руки прочь! – это были его последние слова.

Крик шофера чуть не погубил всю операцию. Голос его Рейнхельт услышал на ступеньках подвала. Он рванулся, Метелин и Трубников сжали его с двух сторон. Костя выхватил из кобуры гауптштурмфюрера пистолет, разрядил его и снова сунул в кобуру.

Сильные, со стальными мускулами руки приподняли Рейнхельта, как ребенка, кто-то прижал его к широкой груди. «Это моя смерть», – только и успел сообразить офицер.

Но его не убивали, а втащили в пустое, захламленное помещение.

Метелин осветил угол ручным фонариком, усадил Рейнхельта на опрокинутый ящик.

– Кто вы? – выдавил из себя Рейнхельт.

– Комсомольцы! – ответил Метелин. – Вы можете не представляться – вас, господин гауптштурмфюрер, мы хорошо знаем как палача нашего народа.

Он испугался, но виду не показывал. «Если не прикончили сразу, значит, есть шанс, – пронеслось у него в голове. – Дурак, ведь предупреждали меня: без охраны – ни шагу».

В это время Николай Лунин втащил труп шофера, бросил к ногам гауптштурмфюрера.

– Сам на смерть напросился, – сказал он, – орать вздумал. – И обратился к Рейнхельту: – Надеюсь, господин гауптштурмфюрер окажется более благоразумным, не последует за своим водителем? – Повернувшись к Метелину, добавил: – Докладываю: автомобиль укрыт в развалинах.

– Меня не запугаете, не из робких! – глуша дрожь в голосе, проговорил Рейнхельт. – За нахальство дорого заплатите: я уничтожу вас. Но если добровольно сложите оружие, я сохраню вам жизнь.

– Подумайте лучше о своей жизни, – напомнил Костя Трубников.

– Подожди, – Метелин остановил Трубникова. – У нас к вам деловое предложение. Вы держите в овощном подвале заложников.

– Да, – ответил Рейнхельт, – они будут расстреляны.

– Но они не виновны. Док взорвали мы: я и вот он, – Метелин указал на Трубникова.

– Я освобожу арестованных, если их место займете вы.

– Мы решили повременить, – проговорил Костя. – Не все сделали: вы еще топчете нашу землю. Причина, как видите, весьма уважительная.

Метелин добавил:

– Так вот, за вашу жизнь мы требуем немного: немедленно освободите заложников или… Сами понимаете: нам терять нечего.

Рейнхельт долго раздумывал.

– Хорошо, – согласился он. – У меня нет выбора. Ваша взяла.

– С умным человеком приятно иметь дело, – польстил ему Семен. – Для верности сделку нашу скрепим документом, – и подсунул дощечку, лист бумаги, ручку. – Пишите точно, что продиктую. Итак, начали: «Я, гауптштурмфюрер Энно Рейнхельт, настоящим подтверждаю, что при личной встрече с комсомольцами-партизанами пришел с ними к обоюдовыгодному соглашению:

1. Я, Энно Рейнхельт, обязуюсь сегодня же ночью освободить невинных заложников и впредь их не преследовать, за что комсомольцы-подпольщики даруют мне жизнь».

Рейнхельт вскочил:

– Вы с ума сошли? Не буду, ни за что не буду такое писать!

Лунин схватил его за шиворот, насильно усадил на ящик, приставил пистолет к груди:

– Полегче на поворотах. А то у меня быстро загремишь в тартарары.

Трубников для подтверждения слов друга довольно чувствительно ткнул пленника в бок:

– Или пишите, что вам велят, или… Ну!

Гауптштурмфюрер медленно принялся писать то, что диктовал Метелин: «2. Мы, комсомольцы-подпольщики, через плененного нами гауптштурмфюрера заявляем Гитлеру и другим фашистским палачам: или уходите с нашей земли, или мы зароем всех вас здесь в могилу. Так и знайте!»

Рейнхельт поколебался, подумал и, приняв, видимо, какое-то решение, написал и это без сопротивления.

– А теперь, – обратился к нему Метелин, – распишитесь, укажите свое воинское звание и занимаемую должность.

Вот этого Рейнхельт не ожидал: подписать самому себе смертный приговор – никогда! Он бросился к выходу, попытался поднять тревогу. Костя стремительно перехватил его и крепко стукнул о кирпичную стенку. Гауптштурмфюрер застонал и опустился на цементный пол.

– Меня нельзя бить, я – офицер.

Эти слова прозвучали так нелепо, что ребята от души рассмеялись.

Рейнхельта подняли, снова усадили на ящик. Трубников властно встряхнул его за шиворот:

– Ну, живо!

К Рейнхельту подступили крепкие, вооруженные, зло дышащие парни. Ему ничего не оставалось делать, как повиноваться грубой физической силе: он расписался.

Метелин сел с ним рядом, проговорил:

– Успокойтесь, господин гауптштурмфюрер. Со своей стороны, и мы берем обязательства, вот они, читайте…

Каллиграфическим почерком вывел: «3. Мы, группа приазовских партизан, подтверждаем, что Энно Рейнхельт, попав к нам в плен, наложил в штаны и, спасая свою собственную шкуру, обязался освободить ни в чем не повинных людей, взятых в качестве заложников. Если он нас обманет, то сегодня ночью получит пулю в лоб, а этот документ, им подписанный, мы перешлем для сведения Гиммлеру».

– Прочитали? – спросил Метелин. – Надеюсь, догадываетесь, что Гиммлер не оставит без внимания столь важный документ. Знайте, что и ваша жизнь и благополучие вашей семьи находятся в наших руках. Кроме того, этот документ мы размножим, напечатаем отдельной листовкой, распространим среди ваших друзей, среди всех немцев. Пусть узнают, какой вы трус. От подписи вы теперь не откажетесь. Подпись подлинная.

– Да, я в ловушке.

– Мы обещаем уничтожить договор, как только заложники окажутся на свободе.

– А где гарантия?

– Хватит торговаться, Рейнхельт! – прикрикнул Метелин. – Машину водите?

– Да.

– Тем лучше. Шофер, как видите, по собственной глупости оказался непригодным к дальнейшей службе. Итак, возвращайтесь к овощехранилищу и немедленно выпустите арестованных.

– Повинуюсь, – подчеркивая иронию, ответил офицер и поспешно покинул развалины.

Из темного угла вылез Сашко с сигнальной сиреной.

Кивнув на сирену, Метелин распорядился:

– Спрячь в развалинах. К овощехранилищу незаметно сумеешь пробраться?

– Прошмыгну.

– Тогда проследи за выполнением приказа.

– Есть проследить!

Проходными дворами Сашко пробрался к сгоревшему зданию, расположенному напротив овощехранилища, превращенного в тюрьму. Вскоре из скованной железом двери стали выходить на свободу перепуганные заложники. Одного они несли на руках…