Текст книги "За час до рассвета"

Автор книги: Яков Кривенок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

СМЕРТЬ СЕРГЕЯ ВЛАДИМИРОВИЧА

У Ежика на глазах умирал Сергей Владимирович. На восковом лице выступили землистые пятна, глаза ввалились, нос заострился. Из груди вырывался свистящий хрип. Ирина две ночи не отходила от больного, уколами поддерживала сердце…

Сейчас Ружа обмахивала веером лицо больного. Наверху буйствовало лето. Здесь же стояла липкая, тягучая темень, застоялая сырость.

В углу, пригорюнившись, сидел Сашко. Он не отводил глаз от желтого язычка пламени светильника, издающего тошнотворный чад. Не заметил, как задремал.

– Сашко, Сашко, подойди, пожалуйста, сюда, – вдруг услышал Сашко голос Ружи, – Сергей Владимирович зовет.

Ежик кулаком протер глаза, дремота отступила. Быстро опустился перед старшим лейтенантом на колени, взял холодную влажную руку.

– Хотите чаю? – спросил он больного. – Я кусочек сахару приберег.

– Ближе, – услышал Сашко в ответ.

Мальчик склонился к самому его лицу.

– Ты дождешься нашей победы, она придет, обязательно! – прошептал Сергей Владимирович. – Прошу, напиши моим дорогим. Нет, лучше съезди, примут, как родного… На Урале есть город Златоуст. На Таганайской улице в доме номер семь живет моя мать-старушка. Она познакомит тебя с моей невестой Светой. Расскажи им обо мне.

Сашко припал к колючей щеке.

К вечеру Сергея Владимировича не стало. Это была первая смерть, которую довелось видеть Ежику.

Из нагрудного кармана Сергея Владимировича Ружа вынула документы. Долго рассматривала партийный билет. Подала Сашко:

– Возьми, сестре передай, она знает, как с партийным билетом поступить. А командирское удостоверение, когда придут наши, матери перешли. Герой у нее был сын.

– Я сам побываю в Златоусте, передам матери и обо всем расскажу, – проглатывая слезы, сказал Сашко.

Тело старшего лейтенанта завернули в одеяло, на руках вынесли в сад и бережно опустили в могилу.

Город и ночью не засыпал. В небе с надрывом гудели самолеты, от множества взрывов глухо стонала земля. Над берегом моря и где-то далеко справа, в Южном поселке и в центре города, время от времени трещали выстрелы. То ли расстреливали кого, то ли немцы-часовые, объятые страхом перед кромешной тьмой, перед неведомой им землей, бодрят себя автоматными очередями.

И вдруг Ежик присел. Неожиданно над самой его головой засверкали вспышки. Оглушенный выстрелами, он взглянул на Ружу, в руках, которой содрогался захлебывающийся автомат. И никто в городе не знал, что среди множества автоматных очередей, доносившихся с берега моря, с улиц, был и прощальный салют над прахом советского солдата, до конца исполнившего воинский долг.

ОПЕРАЦИЯ «ДЕЛЬФИН»

Юрий не любил откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Расставшись с Метелиным, он принялся выискивать путь в яхт-клуб, превращенный немцами в портовый склад. Через ограду не пролезешь, а у калитки дежурит часовой.

Он не хвастался, когда говорил, что отлично знаком с расположением клуба. До войны в нем проводил все свободное время: в закрытом бассейне в детстве получил первые уроки плавания, позже – участвовал во всех соревнованиях. И то, что ему были известны все клубные комнаты и его закоулки, сейчас пригодилось как нельзя кстати.

Вода в плавательный бассейн подавалась по трубам. Сливалась же по цементированному желобу, выведенному к морю. Этим лазом и воспользовался Маслов.

Попасть в желоб оказалось не так-то легко. Прибрежные волны забили отверстие песком и галькой. Глухими ночами, каждую минуту рискуя напороться на патруль, он разгребал нанос, пока не открыл отверстие. Ему предстояло проползти по желобу несколько метров. Шершавые стены узкой щели до крови раздирали спину, живот. Преодолевая боль, Юрий с трудом продвигался вперед.

Наконец, вот он и выход в бассейн. Изо всех сил Юрий тряхнул железную решетку, прикрывавшую выход, но она не поддавалась. Попробовал еще раз – напрасно. «Эх, дуралей, – подумал он, – зазря погиб». С какой-то неистовой яростью он гнул и выворачивал прутья, не ощущая ни боли, ни усталости.

Проржавленные болты наконец сломались. Юрий выбрался в сухой бассейн. Прикрывая ладонью огонек зажигалки, осмотрелся.

Теперь предстоит найти костюмы, а сделать это в огромном, в два этажа, здании нелегко. По железной лесенке поднялся в большую комнату, присел, вслушался, нет ли внутренней охраны? Ничего подозрительного не было, лишь по углам шуршали мыши. Изредка чиркая зажигалкой, переходил из комнаты в комнату: всюду до самого потолка были установлены стеллажи, сплошь заваленные оборудованием, обувью, тюками одеял.

Не менее двух часов Маслов осматривал содержимое склада. В одной из комнат у стены заметил ящик, открыл его. В нем оказалось то, что искал: водоплавательные костюмы, маски, ласты, респираторы, воздухопроводные трубки.

Торопливо, на ощупь отобрал то, что ему необходимо, связал в два узла, чтобы удобнее протолкнуть в щель.

Когда собрался в обратный путь, Юрия осенила счастливая мысль: «А что, если… Семен не осудит».

Под стеллажи натаскал обрывки бумаг. Из зажигалки достал ватку, запалил ее и сунул в кучу бумаг. Присев на корточки, подождал, пока огонь наберет силу. Потом, спустившись в бассейн, полез в цементированную трубу.

□

Шамаиный ерик пробил себе нелегкую дорогу – по топям и болотам прибрежных плавней. С воздуха не приметишь – ерик скрыт осокой и камышом пятиметровой высоты. Впадает этот хитрый ерик в озеро-блюдце, оттуда вытекает еще более узкой ленточкой и снова неутомимо петляет среди бескрайних плавней. И, растеряв порядком силы, наконец добирается до желанного моря, окрашивает желтой мутью его небесную синь.

Пробираясь по ерику на бесхозной плоскодонке, Семен Метелин и Константин Трубников чувствовали себя в безопасности. Озеро среди камышей Метелин прозвал «тренировочным бассейном». Сюда переправил подрывные заряды – две сигарообразные мины. Мише Полякову не пришлось изготовлять их в кустарных мастерских. По просьбе Максима Максимовича с Большой земли прислали готовые. Теперь здесь, прикованные якорями, скрытые водой, они ждали своего часа.

Беспрепятственно пробравшись в «тренировочный бассейн», Семен и Костя взялись осваивать водоплавательные костюмы, добытые Масловым. Юра оказался молодцом. В туго стянутых тюках, которые он раздобыл в немецком складе, нашлось все необходимое…

Да вот беда – в прежние времена ни Метелину, ни Трубникову не приходилось иметь дело с плавательными аппаратами. Сейчас шевелили мозгами, прикидывали что к чему.

Вначале общими усилиями снарядили Костю. Натянули брюки. Через голову надели узкую резиновую рубаху. Опять неприятность! Верхняя и нижняя части костюма в стыке пропускали воду. Понурив головы, гадали: чем бы их наглухо скрепить.

Перебирая вещи, находящиеся в тюке, Метелин обнаружил широкий клейкий пояс. Костя затянулся им. Пояс оказался покрыт специальным раствором, который, как гуммиарабиком, приклеивал рубашку к брюкам. Вода перестала попадать вовнутрь комбинезона. Шею и запястье рук стянули воротом и манжетами из прорезиненной ткани. Маску с баллоном кислорода приладили к груди.

Повернувшись на спину, Костя под небольшим уклоном к поверхности воды легко поплыл со сложенными на груди руками. Работая ногами наподобие ножниц, вызывал шум, поднимал волны. Метелин забраковал такую манеру плавать: шум им ни к чему! Терпеливо корректируя его движения, Семен приучил Костю легко отталкиваться ногами под водой.

Но как превратиться в невидимок? Пловцов могут заметить с воздуха: в темноте, конечно, было бы сходно. Но за короткую летнюю ночь им не управиться, придется часть расстояния преодолевать засветло. Как быть?

Пришлось демаскировать торчащие из воды шлемы. Метелин предложил использовать куски рыболовной сетки, выкрашенные в темно-зеленый цвет. Получилось. Пловец сливался с водой, даже вблизи берега шлем воспринимался, как маслянистое пятно или пучок водорослей.

Тренировке они отдавали все свободное время, готовя себя к возможным неожиданностям. Учились также управлять минами. К счастью, снаряды оказались послушными, держались чуть ниже поверхности воды, с воздуха не просматривались. Люди, их изготовившие, безусловно знали свое дело. Семен и Костя не раз помянули их добрым словом.

Когда освоили костюмы, Метелин один вышел на разведку. Перед оккупацией Приазовска немцы совершили дерзкое нападение на порт, и Метелин рассчитывал, что в моле должны остаться пробоины.

Сравнительно легко Метелин пересек бухту, скрытно добрался до мола. Однако пробоины в нем не обнаружил. Следуя под водой вдоль каменной стенки, он достиг «ворот» – входа в порт. Но и они оказались закрытыми сетевыми заграждениями. Осторожно осматривая стальные сетки, он обнаружил щель, через которую проник в порт. Переждав под водой какое-то время, всплыл на поверхность. По каменной стенке расхаживали часовые. У каждого мола на «головке» устроены бетонированные огневые гнезда. Погрузившись вглубь, Метелин пробрался почти к самому доку.

В «тренировочный бассейн» он вернулся уже вечером.

□

Наступил день операции «Дельфин», как называл ее Максим Максимович. По Шамаиному ерику Метелин и Трубников вывели одну из мин на морскую волну. По разведанному курсу уверенно тронулись в путь. Впереди с наручным компасом плыл Семен и тащил за собой подрывной заряд. Давалось это нелегко. От сильного течения мину заносило, и она норовила сбить пловцов в сторону от курса.

Костя Трубников двигался сзади. Его сковывал тяжелый костюм. С непривычки было трудно дышать, сердце, казалось, вот-вот разорвется… Превозмогая усталость, толкал мину и не переставал следить, что происходит вокруг.

Море раскачивалось, фосфоресцировало. Семёну несколько раз в голый живот ткнулись какие-то рыбы. Идя на посадку, низко летел истребитель. Когда самолет был над их головами, Метелин успел разглядеть через маскировочную сетку летчика.

Косте показалось, что их заметили, инстинктивно прекратил движение, расслабил мышцы, слегка шевелил ластами, вертикально удерживая себя под водой.

Плыли осторожно, не торопясь. Достигнув мола, обросшего скользкими водорослями, ракушками, поставили мину на якорь, вернулись за второй. Доставка первой «сигары» заняла меньше времени, чем рассчитывали. Перед новым рейсом они решили отдохнуть.

Прямо перед ними на противоположном берегу, изогнутом в дугу, лежал родной город: близкий и в то же время далекий. Чужим стал для них, даже от названия улиц коробило: «Гитлерштрассе », « Герингаллея », «Цитадельштрассе».

Все эти дни Трубников и Метелин мало разговаривали, касались лишь существа предстоящей операции. Сейчас, отдыхая, делились думами, тревогами. Конечно же, прежде всего их беспокоило поведение союзников – англичан и американцев. Метелин вначале высказал предположение, что они вот-вот высадят войска в Европе, откроют второй фронт.

Костя энергично возразил:

– Твоими устами да мед… Неужели не понимают, что, если бы не Красная Армия, они бы давно варились в гитлеровском котле! Так чего же клятые союзнички не впрягаются в общую повозку? Ведь вторым фронтом себя спасут. Или ждут, когда мы выдохнемся?

Метелин согласился с ним:

– История воздаст должное нашим людям. Сражаются не только за себя. Они спасают от фашизма всех честных людей.

– Да-да, именно так, – согласился Костя. – А у нас опять проколы.

– Тебе что-нибудь удалось выяснить?

– Вчера виделся со своими людьми. Ничего определенного пока не прояснилось. Но чувствую, что без предателя не обошлось!

– Возчик – что за человек? – спросил Метелин.

– Вроде бы надежный, в схватке он тоже убит.

– Тогда кто?

– Загадка со многими неизвестными.

И, чтобы понять суть их разговора, надо вернуться к событиям, которые произошли буквально несколько дней назад на кожевенном заводе. Предприятие это процветало. Новый его хозяин из прибалтийских немцев развил бурную деятельность. Из окрестных сел и станиц свозил шкуры животных и выделывал первосортный товар для фашистской армии.

Подпольщики задались целью вывести завод из строя и поручили это дело машинисту Ивану Ивановичу Сулименко и его помощнику, восемнадцатилетнему кочегару Жене Кушнареву.

Решено было взорвать котельную, а динамит поручили доставить возчику Митрофану Синельникову.

Операция вроде бы развивалась по намеченному плану. Как обычно, Синельников привез на телеге целую гору сырых кож. Неподалеку от котельной, как было условлено, свалилось несколько шкур, возчик принялся их подбирать. И вроде бы случайно на помощь выскочил кочегар Кушнарев. Улучив удобный момент, он вытащил из-под кож мешок со взрывчаткой. Только взвалил его на плечи, из ворот цеха, расположенного напротив, выбежало до десятка полицаев.

Во время перестрелки Синельников был убит. Женя Кушнарев успел заскочить в котельную и запереть за собой дверь.

Времени для взрыва не оставалось. Машинист Сулименко разгреб уголь, достал завернутый в полотенце наган и, подавая Жене, приказал: «За котлами есть окно. Ломай решетку и скрывайся».

Тяжелая дверь трещала: вот-вот в котельную ворвутся полицаи. Иван Иванович крикнул кочегару: «Уходи! Кому я говорю, ну!»

Кушнарев выломал решетку, вылез наружу, кинулся к деревянной ограде. Его заметили охранники из проходной, перерезали путь. Тогда он забежал за старые, заброшенные чаны, принялся отстреливаться. Его окружили, и он, не видя возможности выбраться, застрелился.

Машинист Иван Иванович ломом отбивался от ворвавшихся в котельную полицаев. Полицаи застрелили его в упор, за что получили нагоняй от начальства: машиниста и кочегара требовалось взять живыми.

Обо всем этом Метелин уже узнал от Василия, поэтому о подробностях не расспрашивал. У него тоже не оставалось сомнения в том, что полицаи не случайно оказались на заводе. То была засада. Кто их предупредил – вот вопрос.

Взрывчатку Синельников взял из секретника, устроенного в водопроводном люке. Кроме Сулименко, никто из подпольщиков с ним не общался. Вот почему, задавая Трубникову вопрос: «Тогда кто?» – Метелин не ожидал ясного ответа. Ему до боли не хотелось подозревать в предательстве возчика.

– А может, засекли, когда Синельников из тайника брал взрывчатку?

– Может, и так, – неопределенно проговорил Костя, – потому как никто из наших, кроме Ивана Ивановича и Жени, не пострадал. Аресты ведутся беспорядочно: кто на глаза попадется.

Метелин про себя отметил, что Костя не причислял возчика к своим, значит, в чем-то сомневался. Тогда зачем полицаям нужно было убивать Синельникова? Или по ошибке, в запальчивости?

– Постарайся, Костя, может, что узнаешь. Загадку эту мы тебе поручаем разгадать, – сказал Семен и, взглянув на красно-бордовое солнце, клонившееся к горизонту, добавил: – Ну двинули…

Вторую мину они также бесшумно потащили через бухту.

Первый подрывной заряд нашли там, где оставили. Соблюдая предельную осторожность, миновали заградительные сетки. Опустились на дно, замерли, ожидая полной темноты.

В порту было тихо. Волнения моря не ощущалось. Когда наступила ночь – по сигналу Метелина всплыли. Вот тут-то Костя допустил оплошность. Мина выскользнула из рук, он навалился на ее корпус туловищем. «Сигара» камнем пошла ко дну, увлекая за собой Костю, и он, забыв об опасности, взболтнул ластами воду.

Часовые на стенке мола насторожились, послышался окрик:

– Хальт! [6]6
  Стой!


[Закрыть]

– Хэндэ хох! [7]7
  Руки вверх!


[Закрыть]

Совсем рядом с Семеном захлопали пули. Он замер, даже затаил дыхание. Потом часовые долго прислушивались, на своем языке посовещались:

– Ты ничего не слышал?

– Нет.

– Значит, мне показалось.

И они разошлись.

Выждав какое-то время, Семен и Костя поплыли дальше, каждый со своей миной. Достигнув дока, подвели «сигары» под днище плавучего завода. Механизмы взрывателей установили на пять часов утра. По их расчетам выходило, что до взрыва они сумеют выбраться на берег, спрятать костюмы, укрыться…

Взрыв потряс весь порт. Немцы полагали, что нападение произвела подводная лодка, и забросали подступы к гавани глубинными бомбами. Оглушили много рыбы. Целую неделю волны выбрасывали на берег осетров, белуг, окуней.

Максим Максимович через Сашко передал Метелину короткую записку: «Молодцам – слава! Так держать!»

□

Взрыв в порту расшевелил Приазовск. В то раннее утро открывались окна домов, скрипели калитки, слышался говор людей.

Но радость была короткой. К вечеру стало известно, что немцы, оцепив примыкающие к порту дома, арестовали всех, кого застигли в квартирах: женщин, детей, стариков – сто шесть человек. Среди них оказалось семнадцать работников порта. В городе на видном месте появилось извещение, в котором говорилось:

«Если диверсанты не объявятся добровольно, заложники будут расстреляны».

Надежда Илларионовна, узнав о взрыве, насмерть перепугалась, места себе не находила. В комнатах ей было душно, и она много раз выбегала во двор, открыв калитку, высунув голову, пугливо оглядывала пустую улицу. Пыталась копаться на грядках, разбитых у беседки, да ничего не получалось: тяпка выпадала из рук.

Сердце матери – вещун: подсказывало, что диверсия в порту не обошлась без участия ее Костеньки. Последнее время не зря задерживался. «У друзей ночую», – успокаивал ее.

Во второй половине дня, глуша тревогу, принялась приготавливать обед. Под стенами дровяного сарая нарвала крапивы, лебеды, искрошила, как капусту, очистила три старых проросших картофелины. «Борщ луком заправлю», – прошептала вслух.

Суетится мать у кастрюль, ждет детей с работы. А сомнение нет-нет да и заползет змеей подколодной: вернутся ли дети домой?

Первым, тяжело переступив порог, пришел старший – Василий. Опустившись на стул, стоявший возле стола, вздохнул. Надежда Илларионовна ласково взглянула в его лицо – бледное, поблекшее:

– Что с тобой, сынок?

– Ты знаешь, сколько народу сцапали?

Он торопливо рассказал об арестах в порту, заложниках.

Вернулась Ирина. Поцеловав мать, принялась накрывать на стол. Ежик ворвался раскрасневшийся, запыхавшийся. Тотчас увлек сестру в соседнюю комнату. «Не иначе как важные новости от Максима Максимовича принес, – подумала Надежда Илларионовна. – Ему всегда не терпится передать то, что поручено».

Костя запаздывал. Но вот, наконец, и он – неторопливый, сосредоточенный.

Ели молча, не глядя друг на друга. Сашко пытался внести оживление. Борщ, пахнувший разопревшей соломой, назвал «харчо по-грузински». На шутку никто не отозвался, она так и повисла в воздухе.

Встали из-за стола. Василий, ни к кому не обращаясь, мрачно сказал:

– Шилом моря не согреешь.

– Едко, а к чему? – подхватил Сашко.

Костя подошел к брату, слегка касаясь его плеча, спросил:

– Братеня, ты чем-то расстроен?

Василий махнул рукой:

– А сам не догадываешься?

– Неужто я перед тобой в чем-то провинился? Если это так, я готов извиниться, Но в чем?

– Извинения не помогут. Хочу сказать тебе вот что: булавочными уколами немцев не проймешь.

– Уколами? Мы будем каленым железом их выжигать. – И, как бы спохватившись, спросил: – Собственно, почему ко мне адресуешься?

– Уж я-то знаю, к кому адресоваться, – Василий с сарказмом добавил: – Подумаешь, док взорвали, а что с того? У немцев их тысячи. Другой приволокут, получше прежнего. А вот дядю Трофима, крановщика, стахановца, повесят. Малых детишек, женщин, мужья которых в Красной Армии, – к ногтю! Нет, ты ответь мне, за что их погубили? Молчишь? Нет, братик, это смертоубийство.

– Что ты хочешь? – в упор спросил Костя.

– Не я хочу, обстановка неумолимо диктует, – сдерживая голос, ответил Василий. – Ты слышал, чем на кожевенном кончилось? По глазам вижу, что знаешь. С машинистом Сулименко мы когда-то парубковали. Правильной души человек был. Ни за понюшку табаку сгинул.

– На войне без жертв немыслимо. А он сражался.

– Ха, слова! Ты Якова Кравченко, того что на водокачке работал, знал?

– Приходилось как-то встречаться.

– Больше не встретитесь.

Костя устремил на брата вопрошающий взгляд. Василий продолжал молча ерошить пятерней волосы. Костя не только знал Кравченко, но совсем недавно передал ему задание Метелина: взорвать железнодорожную водонапорную башню.

– Так что с Яковом, говори? – напомнил Костя.

– То же, что и с Сулименко. Взрыв произошел, а вреда никакого – или из-за неумения, или мина слабосильной оказалась, уж не знаю почему, только башня осталась целенькой. Охранники пытались взять его живым, но он успел взобраться на крышу и бросился вниз головой.

– Да ты что! – воскликнул Константин.

– А что оставалось делать? – спросил Василий. – У него даже пистолета не было.

В комнате они остались вдвоем. Ирина с матерью на кухне мыли посуду, Сашко притих в спальне. Константину сейчас стало не по себе. «Еще один прокол», – думал он.

– И это ты называешь сражением? – наседал Василий.

Константин в упор разглядывал брата.

– Так что ты предлагаешь – капитулировать?

– У меня голова кругом идет, – признался Василий. – Баста! С меня хватит. Я выхожу из игры. Плетью обуха не перешибешь.

– Как прикажешь тебя понимать? – спросил Костя.

– В том смысле… Никаких заданий. Игра не стоит свеч.

– А присяга?

Василий побледнел, вопрос воспринял как личное оскорбление.

– Присягу не трогай! – крикнул он. – Она священна. С автоматом в руках – пожалуйста. Впереди пойду на штурм вражеских укреплений. А так – кто я?.. Крот! Слепец! Ничто! Меня самый дохлый фриц запросто раздавит и пикнуть не даст. Я не божья коровка, я – боец.

– Ты опять загибаешь, – возразил Костя. – Мы на фронте, на передовой линии огня, на самой что ни на есть из передних передовой.

– Ты, я, она, – Василий указал на сестру, – если отбросить красивые слова, просто холуи, гитлеровские прислужники. Не мотай головой, если разобраться, так оно и есть. Посуди сам: ты ремонтируешь станки, она лечит железнодорожников, которые возят на фронт немецкие танки, я ежедневно выслушиваю от вахмистра оскорбления и вынужден молчать, хотя язык у меня на месте. Разве не так? И нечего нам прыгать, Красная Армия и та не устояла, а куда нам!

Константин, не скрывая презрения к брату, сказал:

– Я уже слышал такое. Тебя страх обуял. Выжить, на коленях ползать, сапоги лизать, лишь бы выжить! Вот к чему ты зовешь. Нам действительно не по пути с тобой. Но предупреждаю, если что – я сам, вот этой рукой, тебя, как труса, задушу!