Текст книги "За час до рассвета"

Автор книги: Яков Кривенок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

В ГОРАХ, НА КОРДОНЕ

До кордона Юрий Маслов добрался без особых затруднений. Пропуск, выданный по всей форме, избавил его от неприятностей. С помощью Николая Лунина удалось уговорить Клаву, и она достала нужный документ, за что Юрий пообещал полицейским чинам козлиную лопатку или кабаний окорок.

Пробираясь к горе-птице, Маслов не узнавал с детства памятных мест. На северных склонах гор были найдены богатейшие кладовые нефти. Перед самой войной здесь поднялся лес вышек, в ущельях возникли островки из железных баков. В долинах пролегли трубопроводы, несшие нефть из скважины в емкости, а оттуда к берегу моря.

Теперь кругом царило мрачное запустение. Вышки валялись на земле. Замерли «качалки», некогда высасывающие из недр земли живительные для танков и самолетов соки. Покорежены трубы. Металлическими болванками забиты скважины. Вспороты животы баков. Гитлер рассчитывал заполучить так необходимые ему для войны нефть и бензин. Но нашел мертвые промыслы. Здесь действовал партизанский закон – ни капли горючего врагу.

Юрий свернул на узкую тропинку, стал подниматься вверх по склону горы. Справа сверкнула зеркальная гладь Каштанового озера. «Здесь мы условились встретиться с Ружей», – вспомнил Маслов.

Вытирая с лица пот, Юрий не сбавлял шагу. Левая рука была забинтована, ныла. Для отъезда на кордон ему нужна была причина. На второй день после взрыва в порту немцы заставили Маслова и других рабочих расчищать завалы. Разбирая остатки материального склада, Юрий обнаружил и припрятал на всякий случай шахтерскую лампочку, и она, как нельзя кстати, пригодилась. Врач Трубникова посоветовала вызвать на руке искусственный ожог: взять из лампочки электролит, смазать нужное место и смочить водой. Так Юрий и сделал. Образовался гнойный нарыв. Боли вытерпел адские, зато получил длительное освобождение от работы.

«Как-то встретит меня дядя?» – всю дорогу с тревогой гадал Юрий.

Но опасения его оказались напрасными. Угрюмый Айтек Давлетхан на этот раз на редкость гостеприимно принял племянника. Он вдовец, живет одиноко. За те годы, что Юрий не видел его, дядя не постарел, остался таким же подтянутым, жилистым. Впрок, видимо, идет жизнь в горах, в лесу.

Мать Юрия редко общалась с братом. Письмо, которое сейчас вручил от нее племянник, Айтека растрогало. Он без устали хлопотал и суетился вокруг гостя. «Наскучило в бирюках пребывать. Ишь, как живой душе обрадовался», – про себя отметил Маслов.

Юрий начал осторожно изучать дядю. С узкого смуглого лица Айтека с выпуклыми скулами, с крупным хищноватым носом не сходила приветливая улыбка. Лишь серые, холодные глаза оставались безучастными.

Обняв племянника за плечи, он водил его по двору, сараям, кладовым, показывал хозяйство, разрешил пользоваться всем, что приглянется.

– Отлеживайся, наращивай тело. Живу не в пример вам, городским: есть чем зубы занять… А что с рукой?

– Производственная травма, скоро пройдет.

На второй день тайком от дяди Юрий направился к железнодорожному переезду. Петляющую между гор однопутку немцы зорко охраняли: недалеко от переезда Маслов приметил бетонные колпаки с торчащими из амбразур пулеметами.

Юрий уселся под куст, обдумывая, как поступить. Отсюда ему было видно, как сторож неторопливо наводил лоск на своем участке: подмел настил через рельсы, затем принялся белить столбики.

У юноши не оставалось сомнения: да, перед ним тот самый дед Макар, которого описывал ему Максим Максимович. Предстоит теперь определить: Шмель ли он? А как лучше это сделать? Максим Максимович советовал поступать по обстановке, а что это значит?.. Тянуть дальше не имело смысла. Направился к будке, в которой скрылся сторож с ведром извести.

– Здравствуйте, дядя Макар, – проговорил он, закрывая за собой дверь. – Я от тети Сони, она маковые пирожки к чаю прислала.

Выслушав условную фразу, хозяин явочной квартиры никак не реагировал: вымыл руки, безучастно присел к столу. А он, как предупредили Юрия, сразу же должен был ответить так: «Давненько она не баловала меня своей стряпней». Но старик молчал. Как же быть? «Он предатель, конечно, он! – лихорадочно соображал Маслов. – Иначе почему не отзывается на пароль?»

Молчание сторожа подозрительно затянулось, что вконец озадачило Юрия. Он пошел на крайность: произнес вторую часть пароля:

– Еще вам кланяется сват Никифор и желает долгой жизни.

Теперь дед Макар улыбнулся:

– Давненько она не баловала меня своей стряпней.

У Юрия отлегло на душе. Старик опять замкнулся, взял в руки метлу, направился к выходу, строго предупредил:

– Тебе не следует здесь оставаться, патруль ко мне частенько наведывается. Через два часа сменюсь, жди у векового дуба, что у развилки дорог. Знаешь?

– Видел.

– А теперь уходи.

С тяжелой душой покидал Юрий сторожку. Поспешность, с которой Макар его выпроводил, не сулила приятного. А что поделаешь? Утешил себя поговоркой отца: лиса знает много, но тот, кто ее ловит, знает больше.

Забрался на конусообразную гору, спрятался среди кустарников. Отсюда хорошо просматривалось все, что происходило на переезде. Напротив будки, на пригорке, стоял деревянный дом, в котором живут сторожа. В ста метрах левее, почти у самого тоннеля, помещалась казарма, в ней квартировала команда охраны железнодорожного пути.

Юрий гадал, как поступит дед Макар? Бросится к немецкому начальству, чтобы сообщить о появлении связного от партизан, или подождет, пока сдаст смену.

Время от времени старик открывал шлагбаум, пропускал груженные соломой или сеном арбы, легковые и крытые брезентом автомашины. Ни к одной из них он не подходил, ни с кем не заговаривал.

Вот к сторожке проследовал сменщик с авоськой в руках. Что же предпримет дед Макар: кинется к казармам или к развилке дорог? Макар избрал путь к вековому дубу. Юрий поспешил опередить старика. «А зачем ему, опытному провокатору, прибегать к немедленной помощи немцев? – прикидывал Маслов. – Ведь о том, что он Шмель, по его убеждению, никто из наших не догадывается. Сейчас ему нужен не я, а то, с чем я к нему пришел».

Очутившись у дуба раньше, Юрий растянулся в тени, сделал вид, что находится здесь давно, успел даже вздремнуть. Макар толкнул Маслова, и тот приподнялся. Сторож тяжело вздохнул, опустился рядом на землю.

Вокруг развесистого дуба, кроме травы, ничего не росло: густая его крона не пропускала лучей солнца. Ковыряя в зубах сорванной былинкой, Юрий прикидывал, как бы сейчас поступил на его месте Метелин или Максим Максимович. Ничего лучшего не придумал, как в упор спросить:

– Как поживаете, господин Шмель?

Дед Макар удивился:

– Шмель? Почему? Что это такое?

– Я ищу человека по кличке Шмель.

– При чем тут я? Путаешь, парень! И схватил суковатую палку. – Катись отседова да побыстрее. Тоже – нашел господина.

Насупив косматые брови, дед Макар приподнялся на колени, напружинился, готовый вступить в рукопашную.

Маслову не хотелось верить, что попал впросак. «Никчемный я следователь, – выругал себя. – Дуролом, возомнивший себя психологом».

Прибег к маневру:

– Мне поручено передать штабу партизанского отряда важное задание. Как его найти?

Старик отчужденно ответил:

– Пошел вон. Я ни с каким отрядом не связан. Я человек старый, политикой не интересуюсь.

Опираясь на палку, дед тяжело приподнялся, не оглядываясь на Юрия, зашагал к переезду. Юрий догнал его в густом ельнике.

– Простите, дядя Макар, – взмолился Маслов. – Я от Максима Максимовича, он велел низко кланяться вам.

Старик остановился:

– От какого Максима Максимовича?

– Того, что живет в Приазовске. Вы с ним вместе в гражданскую воевали.

Косматые брови сторожа зашевелились:

– А поумнее посланца Максим Максимович не мог выбрать?

«Ого, дед с колючками», – отметил Маслов.

– Я из лучших, – рассмеялся Юрий.

– Не завидую ему, если ты у него – из лучших.

У Юрия улеглось сомнение.

– Штаб партизанского отряда арестован, – переходя на серьезный тон, сообщил он.

– Впервые слышу.

– Выдал его предатель по кличке Шмель.

– И ты обо мне такое? Неверием ты оскорбил меня, сынок.

– Извините, сами понимаете.

– Забудем о том. Плохую весть принес, сынок. А кому они доверились?

– Вот этого мы и не знаем. Кто такой Айтек Давлетхан?

– Замкнутый он. Отца его, Сагида, уважал.

– И я его любил, – сник Юрий. – Он дедом мне доводился.

– Тогда ты и Айтека должен лучше моего знать.

– Я редко с ним встречался, а война, как сами понимаете, к осторожности приучила.

– Ума не приложу, чем тебе помочь. Моя явка резервная. Я лично ни с кем не связан.

– А что Максиму Максимовичу передать?

– Порадовать нечем. Скажи, что фашисты альпийских стрелков подтягивают, легкие пушки, ручные пулеметы подвозят. Не иначе Главный хребет собираются штурмовать. Слушок идет – проводника ищут. Сердце кровью обливается: неужто сыщется?..

На обратном пути Юрий свернул к Каштановому озеру, на берегу которого предстояло встретиться с Ружей.

□

Ружу в Спокойных Бродах устроили по-барски: по требованию Рейнхельта в гостинице отвели ей помер с отдельной спальней, снабдили продуктами. Энно три дня отсутствовал. Вернулся усталый, полдня проспал, затем снова исчез на двое суток. Ружа догадывалась, что штаб генерала Вольферца находится где-то поблизости. Энно там проводит все дни. Просила взять с собой – наотрез отказал.

Нет, не оправдывает она доверия Максима Максимовича. Рейнхельт свои делишки обтяпывает где-то вдали от ее глаз. В гостинице появляется один, она не в состоянии ничего узнать.

В номере гостиницы было душно и скучно. Пообедав, она прилегла отдохнуть. Ждала Энно – сегодня обещал непременно приехать. Незаметно задремала.

Сколько спала – не помнит. Разбудили ее голоса, доносившиеся из соседней комнаты. Было совсем темно. Осторожно потрогала дверь. Она была заперта. Заглянула в замочную скважину, откуда проникал свет, но рассмотреть что-нибудь мешал вставленный ключ. Ружа приложила ухо к двери. Услышанные ею слова заставили насторожиться. Металлический, с хрипотцой голос кого-то упрекал:

– У меня не хватает больше сил. Сколько так можно? Из-за вас я страхом мучился.

– Давай будем справедливыми, – возразил Рейнхельт. – В карательную сотню, как мне известно, ты добровольно вступил, силком не тянули.

– То не отрицаю. Мы в гражданскую войну своего добивались. Потому как люто большевиков ненавидели.

– А жить-то с ними пришлось, с коммунистами? – добродушно рассмеялся Рейнхельт.

– Нас тогда союзники предали. Сами из Новороссийска на пароходах смылись, а расплачиваться таким, как я, пришлось.

– Упрек опять несправедливый, – осадил Рейнхельт. – Ты сам, по доброй воле, в России остался и обязательство подписал.

– Так золотые горы обещали!

– Твой сотник – человек слова. По его ходатайству в Швейцарском банке счет на твое имя открыт. Вклад твой растет. Мне стало известно, что бывший твой сотник скоро прибудет в здешние места, он назначен начальником заповедника. И вообще хватит волынку тянуть. Ты, собственно, чего, Шмель, добиваешься?

Ружа не отрывала уха от замочной скважины. Звякнул стакан. Что-то забулькало. Рейнхельт вкрадчиво спросил:

– Говоришь, золотые горы обещали? Будут… Тебя ценят и щедро награждают. Не далее, как нынешней осенью, за сведения о партизанах получишь в Сочи усадьбу: на выбор любой санаторий!

Обладатель голоса с хрипотцой возразил:

– В Сочах не хочу, невыносимы эти… соотечественники. Отправляйте в Швейцарию.

Рейнхельт сдержанно рассмеялся:

– Губа не дура. Можно и в Швейцарию, после того…

Опять Ружа не расслышала конца фразы. Дальше Рейнхельт хвастливо произнес:

– Я о тебе генералу докладывал, он торопит. Нам медлить дальше нельзя. Альпийские стрелки наготове. Попав в тыл Красной Армии, они остальное довершат сами… Или боишься в родных горах заблудиться? Один уже разыграл Сусанина: до сих пор на суку вялится. Тебе я верю. Поведешь отборные части, цвет эсэсовских богатырей.

– Поискали бы кого другого. Узнают… Не сносить мне головы.

– Больше некому.

«Вот оно что, – замерла Ружа, – он его в проводники завербовал».

Тут же ее догадка подтвердилась.

– Ну что ж, я согласен. Мне подвластны волчьи тропы, – расхвастался Шмель, – без единого выстрела Закавказье захватим.

– Вот это – голос мужа! – подхвалил Рейнхельт. – Близится конец твоей двойной жизни. Сделку коньяком спрыснем.

«Сволочь! Шкура!» – кипела Ружа. Она слышала, как они пили, развлекая друг друга анекдотами. Потом Шмель ушел.

Ружа укрылась одеялом, притворилась спящей…

Никогда в прошлом Ружа не поверила бы, что способна делать то, что делает, выносить то, что выносит.

Вынудила обстановка. Немцы погубили ее близких, и она сделалась мстительницей. Убедившись, что Сергей Владимирович не сложил оружия, согласилась помогать ему. После встречи и бесед с Ириной, Метелиным, а затем с Максимом Максимовичем на многое стала смотреть по-другому. Восхищаясь их подвигами, пыталась подражать им.

«Любовь» Рейнхельта она терпела из-за ненависти к нему. Сейчас он, выбривая щеки, без причины улыбался. Это не ускользнуло от наблюдательной Ружи. Косо поглядывая на него, она притворно пожаловалась на головную боль. Рейнхельт, не поворачиваясь к ней, посоветовал развеяться, больше гулять на свежем воздухе.

Именно этого разрешения и добивалась Ружа. Как только скрылась его машина, она тут же покинула гостиницу.

К Каштановому озеру пробиралась через валежник, узкой тропкой.

Юрий опередил, уже ждал в условленном месте. Взволнованная Ружа, забыв поздороваться, тотчас принялась сообщать о своем открытии. Шмель находится здесь, встречается с Рейнхельтом, поведет фашистов через горы. Необходимо помешать ему. Но как?

Маслов понял: она принесла сведения чрезвычайной важности. Но как угадать, кто из местных жителей предатель? В их распоряжении оставалось несколько часов: или они обезвредят его, или он нанесет Красной Армии непоправимый вред.

Юрий попросил Ружу успокоиться, еще раз со всеми подробностями рассказать, что ей удалось подслушать. После этого он прибег к логическим размышлениям. «Да, Шмель – шпион со стажем, матерый враг Советской власти. Выдав партизанский отряд, теперь занес руку над Южным фронтом, Закавказьем. Успеем ли найти и помешать? Ведь Рейнхельт Шмеля торопит, у него альпийские стрелки готовы к штурму горных высот. Но кто он, этот Шмель?.. В лицо его Ружа не видела, а лишь слышала. Особая примета – хриплый голос. От холодной воды и у Айтека Давлетхана горло простужено. Здесь такое у многих.

Думай, Юрий, думай! Но одними размышлениями тоже не отделаешься…»

Маслов ухватился за единственную пока возможность. Сегодня утром дядя неожиданно пригласил его пойти в полдень на охоту. Свежий трофей, как обещал, предназначался, конечно, в подарок его матери. «Значит, торопит меня с отъездом. Почему?.. Говорил, живи сколько хочешь и – на тебе! Не потому ли, что я связываю ему руки, мешаю беспрепятственно уйти проводником в горы. Да-а, поспешность непонятна. Нужно уточнить».

Ружа не мешала ему предаваться раздумью. Ей было обидно, что сама она существенного ничего предложить не может.

– Дядя мой тоже с хрипотцой, – сказал Маслов.

– Юра, послушай, он говорит вот так… – и Ружа попыталась воспроизвести гортанный голос Шмеля.

– Конечно, не так, а все же что-то такое вроде бы…

Обхватив голову руками, Маслов долго сидел без движения. Потом решительно произнес:

– Мы сейчас же проверим Айтека. А сделаем это вот так…

□

Им прежде всего требовалось найти укромный уголок, спрятать Ружу: Айтек не должен знать о присутствии девушки.

Продвигаясь по берегу озера, окаймленного лесистыми горами, Юрий и Ружа осматривали местность. Одна из тропок им приглянулась. На помятой тропе виднелись следы каких-то животных. Здесь же росло семейство кавказских пальм с подлеском лавра, лавровишни, понтийского рододендрона. Деревья до самых верхушек обвивали лианы. С ветвей до земли темно-зелеными бородами свисал мох.

– Для стана место подходящее, – определила Ружа.

Кивком головы Маслов дал понять, что согласен. Собрав листья и мох, Юрий под деревом устроил для нее нечто вроде постели. Когда собрался уходить, девушка высказала сомнение:

– А если Айтек потянет в другую сторону?.. Мы не знаем, что у него на примете.

– От кордона к озеру – одна дорога, – успокоил ее Юрий. – Скажу, что именно здесь видел оленей. Прислушивайся. Я буду говорить громко. Жди…

Ружа не тяготилась одиночеством. Вспомнила, что не завтракала. Благо, под каждым фруктовым деревом россыпи плодов. Без особого труда набрала груш, яблок, орехов. Утолив голод, растянулась на листьях, закрыла глаза.

Земля дышала жаром. В непродуваемых ветром кустах пахло распаренными вениками, ноздри улавливали присутствие мяты, шалфея, белладонны. Снова в ушах прозвучала фраза: «Мне подвластны волчьи тропы». Гортанный, хрипловатый голос Шмеля она узнает из тысячи других. Нет, не ошибется, пусть Юра положится на нее!

КАЗНЬ

Ружа терпеливо ждала. Наконец услышала громкие мужские голоса. «Оповещает», – подумала о Юрии.

Голоса приближались. Маслов что-то громко рассказывал. Давлетхан попробовал унять его:

– Потише ты, зверей распугаешь.

Вскоре они показались на поляне. Айтек опоясан патронташем, на плече, в такт шагам, раскачивалась двустволка.

Приблизившись к Руже, скрытой зарослями, Маслов, отдуваясь, громко взмолился:

– Дядя, за вами не угонишься, взмок я. Давайте сделаем привал!

– Эх, молодежь, хлипкостью вас разбавили, – С добродушной ухмылкой проговорил Айтек, усаживаясь на камень. – А я привык. В иной день пятьдесят километров отмахаю – и хоть бы что! Встряхнусь – и снова в путь. Отдыхай, идти больше некуда. Они сами к нам припожалуют, к приманкам, мною разбросанным. Хорошо в лесу. Ты молодец, что пораньше из душной квартиры вытянул. Я тебе уже говорил, что сам собирался сегодня поохотиться, больше времени не будет. Вот подвалю оленя вам в подарок, спокойно в горы подамся.

– В горы? Зачем?

Маслов все время вызывал дядю на разговор, давая возможность Руже как можно, лучше расслышать его голос.

– Понимаешь, – доверительно начал Айтек. – От напарника весточка пришла, на помощь зовет. Понимаешь, зубры сбились в каменистом ущелье. Понимаешь, если им немедленно не помочь, от голода подохнут. А разве мы для того их разводили?

Назойливо повторяемое «понимаешь» убедило Юрия в обратном: дядя юлит, врет. «Ружа не ошиблась, он Шмель, – стучало в голове. – Хитришь, твои зубры фашистскими альпийскими стрелками называются». Но лицо Юрия по-прежнему выражало почтительную приветливость.

Юрий взял стоявшую у ног дяди двустволку, вскинул к плечу.

– Прямо игрушка! – похвалил он. – Немцы беспощадны, у кого оружие найдут. Не боитесь?

– Осторожно, картечью заряжено! – предупредил Давлетхан. – Немцы к нам в поднебесье не заглядывают, большаков держатся. А ружьишко прячу, при нашем деле без оружия никак невозможно.

Из зарослей выскочила Ружа. Выбросив руку в сторону Давлетхана, крикнула: «Это он! Шмель! Точно он!»

Ужас настолько парализовал Айтека, что вначале он не издал ни единого звука. Наконец, протянул руки к Маслову:

– Брось комедию разыгрывать, племянник. Ружье отдай.

– Ни с места!

Маслов отступил, отрезал Давлетхану путь к лесу. Взял ружье на изготовку, щелкнул затвором. Айтек не спускал с него горящего взора.

– Опомнись, я твой дядя, – голос у него дрожал, на лице выступил пот. – Откуда эта сумасшедшая баба, кто она?

– Твой судья! – выкрикнул Юрий. – Отвечай, Шмель: за сколько сребреников врагу продался?

– Очумел, что ли? Я немцев в глаза не видел!

– Только эсэсовец руку ему жал, – продолжала изобличать Ружа, – за то, что в проводники нанялся. Немцы не поскупились, целый санаторий под личную дачу обещают. Только на берегу Черного моря ему не нравится: соотечественников, видите ли, не выносит. Райскую жизнь в Швейцарии выторговал.

– Ну, владелец волшебного ключика, слышал, что она говорит? Ты изобличен. Признавайся: в каком месте пообещал альпийских стрелков через перевал провести? Ну! – приказал Маслов.

– Брешет сука! – крикнул Айтек. – Отдай ружье.

– Ты вчера с Рейнхельтом сделку скреплял. Молчишь? – торжествовала Ружа. – Я рядом была, в соседней комнате.

Айтек бросил на нее звериный взгляд. Будто бы сделал открытие, воскликнул:

– Она провокатор. Убей ее! Дай я сам, – Айтек сделал несколько шагов к зарослям.

– Назад! – приказал Маслов. – Шмель, ты выдал себя! Тебя не спасет, что ты на оккупированной территории. Советская власть предателя всюду достанет и покарает. Вчера ты жал фашисту руку, а сегодня – становись к стенке.

Маслов прицелился. Хлопнул выстрел. Шмель как бы споткнулся, взмахнул руками, сделал несколько торопливых шагов, лицом плюхнулся в воду… На поверхности осталась его белая войлочная панама: она, набрякнув водой, медленно опустилась на дно. Растаяли водяные круги, лишь легкая зыбь трепетно проносилась по зеркальной глади озера. Но так было и до Юриного выстрела…

□

Падение Айтека Давлетхана началось после вступления в так называемую добровольческую белогвардейскую армию. Вначале самолюбию Айтека льстило, что его приблизил к себе сотник – сын богатого коннозаводчика из сальских степей. Через полгода сотник стал командиром летучего карательного отряда. Давлетхан душой и телом прилип к командиру, возведшему его в звание подхорунжего.

В смутную пору гражданской войны сабля подхорунжего вволюшку погуляла по городам, станицам, селам юга России. Карательный отряд сотника отличался особой свирепостью. Но под ударами Красной Армии он вынужден был отступить к Новороссийску, пытался уйти за границу. На пароходе, отплывающем в Турцию, Айтеку и его командиру места не нашлось: не до них было союзникам. Спасая собственные шкуры, каратели пробрались к Туапсе. Айтек привел банду к кордону своего отца.

С годами банда распалась. Сотнику удалось улизнуть за кордон. Но, уезжая, он взял письменное обязательство, что Айтек выполнит любое его задание. Подхорунжий превратился в Шмеля.

Людям тогда было недосуг копаться в его биографии – залечивали раны гражданской войны и разрухи. Женитьба на сельской активистке упрочила его положение: он стал помощником отца по охране заповедника.

За год или полтора до Отечественной войны на кордоне появился курортник в чесучовом костюме, шляпе из рисовой соломки, с легкой тросточкой. Свое вынужденное вторжение он объяснил тем, что находился на экскурсии, увлекся красотами гор и отстал от автобуса. Попросил приютить его до утра. Ничего особого в том не было: в заповедник частенько наведывались экскурсанты.

Вечером на правах любезного хозяина Айтек развлекал гостя. Когда они остались вдвоем на веранде, курортник вручил Айтеку письмо от сотника, бывшего командира карателей. «Подателю сего верь, как верил мне», – говорилось в конце послания.

Перед глазами Айтека поплыли, завертелись стаканы, бутылки, дом, сад, небо: вернулось то, о чем он старательно хотел забыть.

Ничто не ускользнуло от внимания посетителя. Это был опытный человек, знал, как ломать тех, кто согнулся. Не давая Айтеку выпрямиться, он голосом, не терпящим возражения, сказал:

– В строй, Шмель! Передышка кончилась. Ни я, ни ты этому, конечно, не рады. Но мы – солдаты и не должны забывать о долге, тем более ты – подписавший обязательство. Теперь слушай приказ. Уточни пропускную способность Северо-Кавказского железнодорожного участка. По пути в Ростов нанесешь на карту все мосты и виадуки. Пока все. Вот деньги на расходы…

Это было первое знакомство Айтека с Энно Рейнхельтом. Вторая их встреча состоялась ровно через двадцать дней. Жене Айтека Рейнхельт представился биологом.

Выполнив первое поручение, Айтек рассчитывал, что гость скроется, отвяжется от него. Получилось совсем наоборот. Рейнхельту приглянулся мезонин молодых Давлетханов.

На кордоне Рейнхельт чувствовал себя хозяином. Вставал рано, выпивал кофе, уходил в горы. В обед требовал харчо по-грузински, цыплят-табака.

Самое противное было для молодой жены Айтека – перед сном мыть гостю ноги. Но покорилась мужу, который сказал: «Потерпи, ученый биолог у нас не задержится». Свекор был ей вторым отцом. Он не дал бы невестку в обиду, но она не жаловалась Сагиду. Да и он редко бывал дома.

Сагид любил невестку, частенько спрашивал: «Доченька, как?…» Она лишь краснела. Однажды на тот же вопрос утвердительно кивнула головой. Старик расцвел, каждому встречному похвалялся: «У меня скоро будет внук!»

Как-то в поздний субботний вечер, не дождавшись Айтека, жена поднялась в мезонин, где, как она предполагала, находился муж. Тихо открыв дверь, застала «биолога» за странным занятием: склонившись над каким-то аппаратом, он старательно, как дятел, что-то выстукивал.

Заметив жену, Айтек испугался, замахал руками, грубо вытолкнул ее из комнаты.

Взбешенный Рейнхельт набросился на Айтека, как только за молодой женщиной захлопнулась дверь:

– Болван, почему дверь не запер? Ты погубил меня и себя! Надо что-то предпринять до прихода старика с гор. Их встреча станет моим концом. Она не должна увидеть свекра.

Он как зверь метался по комнате, потом, остановившись перед Айтеком, приказал:

– Ты это сделаешь или умрешь сам…

На другой день «ученый биолог» принялся уговаривать молодую женщину прогуляться. В километре от кордона Рейнхельт остановился, указал на полянку, усеянную цветами. Но, чтобы попасть на нее, надо было метров десять пройти по узкому карнизу, нависшему над Волчьим провалом, на дне которого ревела и грохотала невидимая река.

«На штурм, друзья!» – воскликнул Рейнхельт и, пропуская вперед женщину, придержал Айтека:

– Ну!.. Или обоих? – и многозначительно указал на оружие.

Айтек визгливо позвал жену:

– Милая, подожди, одной опасно!

Достигнув середины опасного карниза, он изо всех сил толкнул жену в пропасть. Предсмертный крик женщины никто не услышал.

Сагид уже не увидел своей невестки. Вскоре он слег и больше не поднялся…

Добравшись до Приазовска, Маслов поторопился узнать, что в городе.

Николай огорошил его:

– Арестован Василий Трубников.

– В чем его подозревают?

– Мы ничего не знаем.

– И что теперь будет? – ужаснулся Юра. – Давай уточним, что ему известно. Метелина он не должен выдать, иначе погубит жену. Не поверят, что Настя не догадывалась, кем в действительности является Иван Бугров.

– Точно, не поверят. Семен словно предчувствовал беду, давно из хутора рвался. Теперь я спокоен, он в надежном месте.

– Это хорошо! – одобрил Маслов. – Правильно мы поступили, что не знакомили Василия с Максимом Максимовичем, руководителями групп.

– И все-таки кое-кого из наших он знает, листовки перевозил.

– Да, знает. Нас с тобой тоже знает.

– Худо… очень худо.

□

После казни Шмеля Ружа со всех ног бросилась в гостиницу. В вестибюле непринужденно поболтала с дежурной. Делала это не без умысла: пусть знают, что она дома находилась.

Раньше обычного неожиданно появился Рейнхельт – довольный, радостный. Когда они остались вдвоем в номере, он, раскинув руки, воскликнул:

– Вот оно как! Гуляй – наша взяла! Сухуми теперь вот где, в моем кулаке! – И, обняв Ружу, заторопил: – Оденься в самое лучшее, что у тебя есть, генерал на вечер пригласил. Ты должна выглядеть элегантно. Сейчас поедешь со мной. О, сегодня я осчастливлю тебя знакомством с высшими немецкими офицерами! Ты того стоишь!

В машине он только и говорил о Сухуми, пальмах, цитрусах, теплой морской воде. А Ружа молча радовалась успеху – своему успеху!

Вот и кордон Индюковой горы. Машина остановилась у закрытых ворот. «Ага, это он за Шмелем заехал, чтобы к генералу увезти, – догадалась девушка. – На дне озера твой проводник».

Шофер дал сигнал. На призыв никто не отозвался. Рейнхельт послал водителя за хозяином. Вскоре тот вернулся с сообщением: квартира на замке, во дворе, на огороде никого не видно.

Обескураженный Рейнхельт выругался, вылез из машины, подошел к дому. Да, входную дверь запирал увесистый замок. Гауптштурмфюрер вытащил из-под крыльца ключ, открыл замок.

Обежав пустые комнаты, Рейнхельт кинулся к комоду, открыл верхний ящик, где лежали нетронутыми вещи.

Внезапное исчезновение Айтека до предела озадачило Рейнхельта. Он занялся тщательным осмотром усадьбы. Заглянул в кладовые, сарай, погреб. Побывал в каждом закоулке. В мезонине на стене висели кинжалы, кривая турецкая сабля. Повсюду хозяйское добро оставалось нетронутым. Следовательно, грабителей здесь не было. Это еще больше его насторожило.

Наблюдая за его усердием, Ружа злорадствовала: «Мертвые в проводники не годятся. Отлетался твой Шмель».

– Что потерял, любимый? – игриво спросила она.

Не отвечая на вопрос, Рейнхельт бормотал про себя:

– Куда он девался?.. Скрыться не мог, не из таких.

Пока гауптштурмфюрер метался по усадьбе, залезал на чердак, Ружа заскочила к старой адыгейке, сделав страшные глаза, шепотом предупредила:

– Айтек скрылся. Немецкий офицер ищет его племянника, чтобы расстрелять. Если будет спрашивать, говорите, что Айтек жил один, никто его не навещал… Вы меня поняли?

Старуха кивнула головой.

Позже, когда ее допрашивал Рейнхельт, она одно твердила: «Никто у нас не был. Айтека сегодня не видела».

Рейнхельт не поверил ей. Руже объяснил:

– Вчера Айтек выпил. Может, пьяный по дороге домой в пропасть сорвался? Или старые счеты с ним кто-то свел? Непонятно… Непременно дознаюсь, где здесь собака зарыта… Хотел на радостях тебя начальству представить, а теперь не до того. Не знаю, как сам из беды выберусь.

– Кто такой Айтек? – спросила Ружа. – Зачем он тебе нужен?

– Тип один. – И, помолчав, добавил: – Вообще-то он был нужный нам человек.

А через два дня гауптштурмфюрер, неожиданно для Ружи, засобирался в Приазовск: она не подозревала, что он получил телеграмму об аресте Трубниковых.

Сообщение это несказанно обрадовало Рейнхельта. Наконец-то попалась ему ниточка в руки, следуя по которой он обязательно доберется до подпольного горкома комсомола, до его секретаря Метелина…