Текст книги "Экономика: куда мы пришли и куда пойдем дальше(СИ)"

Автор книги: Вячеслав Новицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Решающую роль, тем не менее, в полном соответствии с классиками марксизма-ленинизма, сыграло экономическое отставание. По мере того, как социализм отставал от капитализма по возможностям производства, расхождение пропаганды и реальной картины становилось все более невыносимым для людей. Далеко не всем по силам нести абстрактную Великую Идею для человечества, отказывая себе в том, чем человечество пользуется. Особенно на фоне просачивающихся через Железный Занавес новостей, что на Западе вовсе не так плохо с социальным дарвинизмом, как говорит пропаганда, что и там люди, и там есть какие-то духовные ценности помимо погони за наживой, но к этим ценностям присовокуплено и изобилие продуктов, одежды, бытовой техники, хороших автомобилей.

***

Здесь, наверное, также необходимы некоторые пояснения относительно всеобщего убеждения в тоталитаризме и крайней экстрактивности политических институтов СССР. Общепризнанная логика рассуждений на этот счет сегодня подразумевает следующее: обязательно должны возникнуть «элиты», монополизирующие в себе производство и большую часть продукта производства, приобретая через это политическую власть. Еще одно типичное современное умозаключение – если есть некая определенная идеология, обязательно должны быть и противники этой идеологии, объединенные в политические группы.

Были ли элиты в СССР? Сегодня к таковым принято относить т.н. «номенклатуру» – высших партийных работников. Действительно: высшие партийные работники жили лучше обычных граждан. Но в этом нет ничего удивительного – так было всегда и везде с теми, кто управлял государством, не исключая самых инклюзивных на свете стран (точнее тех, которые принято считать таковыми). Номенклатурный работник имел доступ в спецмагазин, где свободно продавались дефицитные товары. Он имел также номенклатурную дачу и служебный автомобиль. И ему вполне хватало его полномочий для того, чтобы, как говорят в России, «грести лопатой».

Однако была проблема: на самом деле, политические институты в СССР были не экстрактивными, а инклюзивными. Возможности элиты были строго упорядочены и ограничены должностью. Этот порядок не был насажден сверху, он возник в результате борьбы внутри номенклатурной среды как компромисс. Если кто-нибудь из номенклатурных работников выделялся любовью к роскоши – его товарищи по Партии с удовольствием использовали это как повод для политической борьбы и объединения против этого работника с самыми негативными последствиями для него. Выделяться, «грести лопатой» было, таким образом, смертельно опасно.

Как установился такой порядок, почему элиты в СССР вели себя совсем не так, как элиты других стран и их последователи после развала СССР? Причин здесь несколько. Первая – это экономический строй социализм, при котором частная собственность недопустима в принципе. Единственное направление, по которому номенклатурный работник мог бы себя «вознаграждать» – это то же самое «нэпманское жраньё» Остапа Бендера, о котором говорилось выше, то есть простое удовлетворение в пище, одежде. Вторая – большинство номенклатурных работников были таковыми в первом поколении, сделав карьеру с самых низов, поэтому они не имели врожденной привычки к роскоши, предпочитая жить так, как они привыкли с молодости, когда еще не были номенклатурными работниками. Третья – Советская власть состоялась, как и предсказывали классики марксизма-ленинизма, через классовую борьбу и диктатуру пролетариата. Аристократы и предприниматели ограничивались в правах, изгонялись из страны и расстреливались только за то, что они были аристократами и предпринимателями, а самой характерной особенностью этих слоев общества, по которой их отличали от рабочего класса и крестьянства, было их богатство. Таким образом, богатство ассоциировалось с классовой враждой, что для руководства пролетарского государства, если бы оно возжелало совсем уж особых условий существования, ничем хорошим кончиться не могло. Богатым было быть стыдно, те, кто был на самом деле богат (я не имею в виду сейчас номенклатуру) всячески скрывали свое положение. Четвертая причина – роль И. В. Сталина. Можно называть его диктатором или даже тираном, а можно, как тогда в СССР – Отцом Народов и Великим Вождем. В любом случае очевидно его исключительное, выдающееся положение по отношению к другим, даже самым высшим чиновникам и партийцам. При этом сам Сталин вел подчеркнуто аскетический образ жизни, как говорил Черчилль после его смерти – «Он оставил посте себя китель, трубку и великую империю». Вопрос: могли ли чиновники и партийные работники позволить себе быть богаче Сталина? Ответ: могли, но в очень узких пределах.

В России ходит некоторое количество баек на этот счет. Так, согласно одной из них, кто-то из маршалов, то ли Буденный, то ли какой-то другой, построил себе роскошную дачу и пригласил друзей, в том числе Сталина, отпраздновать новоселье. Сталин сказал одну фразу: «Ты построил отличный дом отдыха для детей». Маршал засмеялся и действительно отдал эту дачу детскому дому отдыха. Еще одна байка рассказывает, как какой-то генерал-майор докладывал Сталину о ситуации на фронте (был конец второй мировой войны), и Сталин был доволен докладом. Тогда генерал решил попросить за себя: он отправлял поезд с трофеями из Берлина и где-то на границе этот поезд остановило НКВД. Сталин молча взял бумагу на этот счет и написал на ней резолюцию: «Пропустить майору его барахло». Генерал начал говорить, что здесь ошибка, он не майор, а генерал-майор... Все было напрасно. Генерал-майор сохранил свое богатство, но перестал быть генералом – Сталин исключил его из высшего командного состава, то есть из правящей элиты СССР.

Вышеперечисленное стало причиной того, что элита СССР отличалась от остальных мировых элит в вопросе присвоения принадлежащего обществу богатства. Фактически, она так и не стала элитой в полном смысле этого слова, ограничиваясь ролью топ-менеджеров и наемных чиновников. Их власть была велика, но возможность употреблять ее на личные нужды была весьма ограниченной. Как говорят в своей книге «Why nations fail» профессора Робинсон и Асемоглу – раз установленные инклюзивные институты продолжают поддерживать сами себя, создавая «позитивный круг» и порождая новые инклюзивные институты.

Подобные «бескорыстные» отношения были присущи не только высшим эшелонам власти СССР, но пронизывали собой все его «социальные уровни». Приведу в пример весьма характерный случай, который происходил на одном крупном заводе, выпускающем атомные реакторы. Однажды руководитель профсоюза, будучи в сильном затруднении постучался в кабинет директора завода. В затруднение его привело письмо одного из работников. Этот работник писал: «Мы с директором завода живем в одном многоэтажно доме (!). Каждое утро в одно и то же время и я, и он отправляемся на работу на завод. Только директор едет на персональном автомобиле, а я на общественном транспорте. Предлагаю, в целях рационализации рабочего процесса, в связи с тем, что в персональном автомобиле имеются дополнительные места, мне также добираться на работу на этом же автомобиле». Письмо поставило директора и руководителя профсоюза в тупик. Для прямого отказа не было законных оснований. Затянуть дело, использовать неформальные возможности – значит, с большой долей вероятности получить крупный скандал по партийной линии, чем не преминут воспользоваться конкуренты директора. Ситуацию, в конце концов, разрешили «кулуарно». С рабочим, написавшим письмо, пошли на «сделку» – ему выделили внеочередную квоту на покупку личного автомобиля. Многие ли рабочие подобным образом добивались улучшения своей жизни? Многие. Те, кто проявлял активность, участвовал в «комсомольских стройках», таких как БАМ, освоение Западной Сибири, целины, участвовал в космических программах – очень быстро поднимались по карьерной лестнице м получали свой доступ к «спецраспределителям».

Так что – совсем не было в СССР элиты, пытавшейся концентрировать у себя богатство и возможности? Такая «элита» была. Она же, кстати, и стала оппозицией господствующей идеологии, быстро набирающей силу к началу Перестройки, о чем мы подробно поговорим в следующей главе. «Элита» эта концентрировалась вне того, что можно назвать плановой экономикой СССР – вокруг остатков рыночных отношений. Сначала вокруг остатков – потом, конечно, после начала Перестройки, вокруг вновь нарождающихся элементов рынка. Это были мясники с рынка, парикмахеры, работники салонов красоты, таксисты, фарцовщики, выпрашивающие имущество у иностранных туристов и перепродающие его по спекулятивным ценам, прочие спекулянты, проститутки. По мере развития явления, получившего название «дефицит», к ним присоединялись директора магазинов, мастера по ремонту бытовой техники, начальники баз, на которых концентрировался товар и, наконец, в поздний период – т.н. «цеховики», то есть подпольные предприниматели и криминальное сообщество, постепенно переходящее от краж и грабежей к «крышеванию» подпольных предпринимателей. Именно эта «элита» и составила базу для нарождающейся оппозиции существующему строю, обеспечила материальную поддержку этой оппозиции.

Если мы говорим про общественные течения – мы этим слоем населения ограничимся. Если же мы непременно хотим поместить каждое лыко в строку, мы, конечно, обязаны прибавить к «оппозиции» всякого рода диссидентов, а учитывая их малое количество, причислить сюда же студенческие «организации», в которых молодежь пыталась искать себя перед тем как закончить ВУЗ, уехать работать, жениться и навсегда забыть о своих оппозиционных мечтаниях. Проблема такой «оппозиции» в том, что это были разрозненные и малочисленные кружки «по интересам», причем интересам весьма узким, «элитарным», то есть не рассчитанным на понимание широкого круга общественности. Здесь было довольно много экзотики – начиная от, собственно, диссидентов, активно раскручиваемых Западом и светящих отраженным светом через пропагандистское радио на советскую действительность и заканчивая убежденными коммунистами, полагающими, что советская партийная верхушка предала идеалы коммунизма и повернула в сторону капитализма. Этих уже Запад не раскручивал, поэтому лично я узнал о них совершенно случайно в личном общении после погружения в среду российской оппозиции. Геройствовали они не меньше, а, может и больше диссидентов, и пострадали от действий властей гораздо сильнее. Большинству населения бывшего СССР, не имеющему моего опыта погружения в оппозиционный андеграунд (я не про уровень погружения, а просто про его факт), однако, они неизвестны до сих пор.

Роль пропагандируемых Западом диссидентов очень сильно выросла с началом Перестройки, когда мясники, проститутки и фарцовщики укрепились настолько, чтобы начать искать для себя идеологию. Укреплялись они, опять же, не сами по себе, как ковбои на Фронтире в XVIII веке, а в полном соответствии с Курсом Партии, взятом на очередном съезде КПСС. Диссиденты стали идеологами рыночных реформ в СССР, причем некоторые из них против воли и после смерти. Взять хотя бы знаменитого обличителя ГУЛАГа Варлама Шаламова, отсидевшего срок за троцкизм и оставшегося убежденным троцкистом до самой смерти.

5. В чем суть Перестройки.

Перестройка – это попытка совместить план и рынок. Считалось, что таким образом удастся ускориться в производстве товаров широкого потребления и быстро, за счет частной инициативы, заполнить ниши, с которыми не справлялось плановое хозяйство. На мощностях имеющихся предприятий предлагалось заводить кооперативы, которые бы, при условии выполнения плана, ликвидировали дефицит в товарах широкого потребления. Сделал план – дальше делай, что хочешь и продавай куда хочешь.

Кооперативы оказались страшно выгодным делом. И хоть по меркам капиталистического мира ничего особенного они собой не представляли, «малый бизнес» – в стране наемных работников каждый, даже самый маленький «капиталист» выглядел недостижимым миллиардером (выше мы уже говорили про «элитарность» фарцовщиков, мясников и таксистов). Данное обстоятельство заставило руководство предприятий присмотреться к происходящему. Если раньше своей задачей они видели только выполнение плана, получая за это законное вознаграждение в виде зарплаты – «кооперативные» деньги, потекшие к ним рекой, сместили приоритеты.

Кооперативов стало появляться все больше, и главным препятствием на пути развития этих кооперативов... стал план. План перестал быть основным видом деятельности, он превратился в оброк, в тяжкую обязанность, мешающую расправить крылья частного предпринимательства. План, госзаказ, стали ненавидеть, над ним стали потешаться, высмеивать в юмористических передачах и средствах массовой информации. Так произошла приватизация государственного сектора, намного раньше того времени, когда она была оформлена юридически. Каждый вдруг ощутил себя собственником того, чем он руководил и распоряжался. Власть продолжала транслировать социалистические ценности, а эти ценности давно уже были приватизированы или, как говорят в России «попилены» между участниками вновь возникающего стихийного рынка, часто минуя принятые юридические нормы. Весь «тоталитаризм» СССР оказался бессильным перед сварщиком, стащившим с завода в рабочее время свой сварочный аппарат чтобы выполнить «халтуру» – кому-то на даче сварить ворота или оградку на кладбище.

Доходило до смешного: «кооператив» на базе одного московского завода, производящего сплавы для космической отрасли (уж не знаю, был ли он оформлен юридически или просто частной инициативой нескольких слесарей), начал делать лопаты из титана. Лопаты были очень легкими и практически не тупились, так, что, в какой-то момент, они стали вытеснять обычные стальные.

Плановая экономика стала трещать по швам. Поскольку титан и другие материалы, созданные в рамках длинных технологических цепочек, стали уходить на лопаты и прочий легко реализуемый товар, космические корабли и другую запланированную Верховным Советом СССР продукцию стало делать не из чего и некому. Чтобы понять смысл происходящего, можно представить, как подразделение Эппл занялось вместо штамповки алюминиевых корпусов для Айфонов, производством алюминиевых мисок и тазов. Другое подразделение, делающее ЖК-экран, взялось делать калькуляторы. При этом сверху их бомбардируют приказами немедленно выполнить план по производству корпусов и экранов, но в то же время требуют развития кооперативного движения и всячески его поощряют, не давая органам контроля принимать меры к нарушителям.

Приведу небольшую цитату из воспоминаний Заместителя Председателя Правительства СССР Л. Абалкина, которую я взял из книги «Гибель Империи» Е. Гайдара:

С одной стороны, все выступавшие требуют самостоятельности, отмены диктата министерств и ведомств, снижения доли госзаказа. И одновременно в один голос настаивают на гарантированном материальном снабжении. После моего избрания заместителем Председателя Совета Министров я часто сидел рядом с Николаем Ивановичем Рыжковым и видел, в каком положении он оказался. К нему подходили десятки депутатов с письменными и устными просьбами обеспечить поставки, гарантировать материально-техническое снабжение и так далее и тому подобное. Хотя все должны бы ясно понять, что коль скоро вы отвоевали у правительства госзаказ, с помощью которого оно собирает ресурсы, то вы не имеете права требовать, чтобы оно вас снабжало. Ведь это связано напрямую.

В один прекрасный момент ресурсы на складах закончились, и космический завод в Москве, сделав последнюю космическую лопату и так ничего на этом не заработав, разорился и начал сдавать свои помещения в аренду под офисы. То же самое произошло и с другими кооперативами, формальными и неформальными, на других заводах. Производство в России и других республиках, из которых раньше состоял СССР, перестало существовать.

***

Почему же прекратилось производство? Почему перестали делать тот же титан, ведь лопаты из него продавались на «ура», гораздо лучше, чем космические корабли? Потому что начался рынок, а на рынке действует наша любимая формула «Прибыль=Доходы-Расходы». Титан – очень дорогой материал, и лопаты из него были выгодны производителю только потому, что металл этот ему доставался полностью бесплатно, со склада, в порядке приватизации планового хозяйственного комплекса СССР. С учетом же всех расходов на закупку титана, ни один дачник такую лопату не мог бы себе позволить, поскольку «дача» в СССР была просто приусадебным хозяйством, приносящим своему небогатому собственнику некоторую часть продуктов в натуральном виде. Судя по тому, что лопата из титана и сегодня в пять раз дороже обычной стальной и представляет собой определенную экзотику – человечество так до сих пор и не стало настолько богатым, чтобы обеспечить такой лопате массовый спрос.

Как видим, когда «Расходы» в формуле прибыли равны нулю, любой бизнес процветает. Жаль, что это возможно только на очень коротком этапе распродажи того, что создавалось десятилетиями и огромным напряжением сил! Однако старина Кейнс, без сомнения, оценил бы происходящее.

Зато советским партийным руководителям удалось практически проверить теоретические выкладки Энгельса, утверждавшего столетие назад в своем труде «Антидюринг», что социализм и капитализм совместно существовать не могут. На этом положении строился т.н. «ортодоксальный» социализм, исповедуемый в СССР до горбачевских реформ. Мол, если допустить хоть какие-то элементы рыночных отношений при социализме, они непременно поглотят план и централизованное производство и распределение. А сколько советские партийные деятели настрадались от этого совмещения во времена НЭПа! В 80-х годах XX века все было благополучно забыто, и решили начать с чистого листа.

***

Допустимо ли говорить про огромный пласт событий, решений, действий, переживаний так коротко? Нет ли здесь односторонности и тенденциозности в подходе? Не выбираю ли я то, что мне интересно, вольно интерпретируя факты и не упускаю ли то, что противоречит моим взглядам? Ведь если все происходило так, как описано – только идиот мог принимать решения о начале кооперативного движения! Неужели в СССР и других соцстранах все были идиотами?

Нет, идиотов в СССР и других соцстранах было не меньше и не больше, чем где бы то ни было в другом месте. Однако законы общественных отношений – есть законы абсолютной несвободы для отдельных личностей. Очень хорошо это описал Л. Толстой в знаменитом романе «Война и Мир». Пока решения касаются человека лично – он их принимает легко. Как только они становятся связаны с другими людьми, он подчиняется необходимости, исторической предопределенности. И чем больше этих других людей, тем больше необходимости и предопределенности.

Мы говорим: социалистическое общество тогда стояло перед проблемой отставания от капиталистического общества в сфере производства. Под этим мы подразумеваем огромный пласт разных мелких событий и действий. Горячий патриот и безупречный коммунист едет послом куда-нибудь в США и привозит оттуда видеомагнитофон. Ничего подобного в СССР нет, но, поскольку в мире оно есть – каждый хочет его тоже иметь. Как советский человек мог бы получить видеомагнитофон? Для этого необходимо было, чтобы на самом верху, там, где происходит планирование, производство видеомагнитофонов было запланировано. Ясно, что многим видится такой порядок громоздким и неуклюжим, особенно по сравнению с Западом, где никто ни у кого не спрашивает, что производить!

Порядок ругают, Запад хвалят, КГБ выявляет настроения (им за это платят и повышают их в должности, поэтому они бессознательно, тоже в силу стихии собственного общественного процесса, нагнетают ситуацию). Возникает потребность как-нибудь усовершенствовать этот порядок, и не только в силу докладов КГБ, но и просто из одной потребности управленца решать вопросы, находящиеся в его ведомстве. «Дайте нам больше самостоятельности! – говорят директора предприятий. – Мы отрегулируем дело так, что не будет дефицита, потому что нам на местах виднее!». Любой управленец хочет больше самостоятельности – это тоже вполне естественно. Управленцы, в конце концов, оказываются более последовательными в своих претензиях, поскольку «практику» противопоставляют «абстрактному теоретизированию». Какой там «Антидюринг» столетней давности, если конкретный человек конкретно берется сделать у себя на заводе, в свободное от плана время эти пресловутые видеомагнитофоны и обеспечить ими население?

Через некоторое время – глядь, а вся страна в кооператорах, план не выполняется, но и этим люди недовольны, и такое положение дел, на их взгляд, недостаточно! А у хорошего политика основное достоинство – способность видеть общественные тенденции и вставать во главе них. Как можно было возглавить тенденцию к рыночной свободе? Еще больше «углублять», как говорил М. С. Горбачев. Он и углублял, но как выяснилось – все равно не успел за общественной стихией, в результате чего был отвергнут обществом в пользу Ельцина и прочих, обещавших свободу не в рамках социалистической системы, а абсолютную. При этом процесс вовсе не линеен: есть отступления, есть повороты в сторону, есть еще какие-то параллельные решения... Видеомагнитофоны, например, таки стали делать, но в силу того, что результат требовался срочно, а опыта не было, они значительно уступали импортным конкурентам и остроту проблемы дефицита не сняли: те, у кого был советский видеомагнитофон считались неудачниками.

Так действует стихия общественных отношений. Учитывая, что она действует в некоторых случаях одинаково, выводят законы общественного развития. На основании законов общественного развития делают прогнозы. Пример – уже нами упомянутый «Антидюринг» Энгельса, предсказавшего крах советской социалистической системы в XIX веке, когда и СССР еще никакого не было. Он просто вывел закон, что социализм не терпит компромиссов с рынком, иначе неизбежно перерастает в рынок. А как это происходит на практике – может, и через кооперативы, почему бы и нет? Так, кооперативы, стихийная приватизация общественного имущества – есть то, что погубило социалистическую экономику. Все остальное, что происходило во времена Перестройки – только преломление данного процесса, его отражение в мозгах людей. Тот, кто от этого процесса выиграл – славил и восхвалял происходящее, считая, что наконец восстанавливается справедливость, рушится тоталитаризм и начинается свобода. Тот, кто проиграл, а таких оказалось большинство просто в силу особенности самого процесса приватизации общественного богатства в отдельные частные руки – проклинали и придумывали конспирологические теории о внешнем воздействии, продажности элит, конце света и прочем в этом роде. Соответственно, придумано и творчески переосмыслено множество различных историй и мифов, умозаключений и аналитических выводов. Все, в общем, как всегда, но мы не будем попадаться на эту удочку.

6. "Гибель Империи" Егора Гайдара

Говоря о развале СССР, нельзя пройти мимо книги «Гибель Империи» самого знаменитого и самого ненавидимого на постсоветском пространстве экономиста Егора Гайдара. Книга имеет серьезный резонанс, и игнорировать ее при разборе причин катастрофы СССР – значит «ослаблять» свои позиции. В определенных кругах, претендующих на интеллектуальную монополию в России, даже считается, что Гайдар поставил точку в вопросе развала СССР, досконально описал процесс, разобрал его, назвал причины, и пытаться заново его поднимать – просто заниматься демагогией. Эти круги, хоть и широко известны, но очень узки: основная масса населения бывшего СССР считает «Гибель Империи» книгой лживой, написанной с целью оправдать развал Союза и создание нового «правящего класса», захватившего бывшую государственную, то есть общенародную, собственность. Впрочем, как мне представляется, ни те, ни другие, скорее всего, книгу не читали, а тот, кто читал, вне зависимости от отношения к лагерю «либералов» или «патриотов», намного более осторожен с оценками. Так, известный российский экономист-либерал Константин Сонин отзывается о «Гибели Империи», рекомендуя ее к прочтению, следующим образом:

...Его (Е. Гайдара – прим. мое) глобальные теории «взлетов и падений империй» могут и не остаться в веках – прямо скажем, не останутся, но от разбора гибели одной конкретной империи, экономической катастрофы неслыханных пропорций, невозможно оторваться [http://ksonin.livejournal.com/586794.html]...

Действительно: теория «взлетов и падений империй» Гайдара не выдерживает никакой критики. Эта теория подходит абсолютно ко всему, что имеет начало, пик развития и конец: от зарождения и будущей смерти Вселенной до жизненного цикла насекомой букашки. В том, что человеческое сообщество, приобретая некий ресурс, бурно развивается, а впоследствии, теряя ресурс, теряет и то, что «захватило» в процессе развития, нет ничего необычного. Применять это только к сообществам, называемым «империями» и игнорировать другие сообщества, довольно странно. Примером доказательной базы Гайдара, самым сильным его аргументом, пожалуй, является график сравнения СССР с Испанией со страницы 129, где кривая прихода ценностей (в одном случае песо, вырученных за золото, в другом – нефтедолларов) идет сначала вверх, а потом (вот сюрприз!) спускается вниз, и по мере ее спуска происходят разные «печальные» события типа потери Португалии или контроля над Восточной Европой. Есть ли хоть одно государство, среди ныне существующих или ушедших в прошлое, которое нельзя было бы вписать в этот график?

Само определение «Империи» у Гайдара поверхностно и идеологизировано:

В данной работе под термином «империя» понимается мощное полиэтническое государственное образование, в котором властные полномочия сосредоточены в метрополии, а демократические институты (если они существуют) – либо, по меньшей мере, избирательное право – не распространяются на всю подконтрольную ей территорию.

Причина, зачем Гайдару понадобилось свое личное определение понятна: классическое понимание империи подразумевает противоречие между центром-метрополией и окраинами-колониями, которые эта метрополия эксплуатирует, прежде всего, экономически, и из этой эксплуатации вытекают уже политические отношения, выстраиваемые митрополией таким образом, чтобы эту эксплуатацию защищать. Такое понимание категорически не соответствует тому, чем являлся СССР, поскольку ситуация в нем была ровно обратная: окраины – республики и страны соцлагеря во многом существовали за счет центра, о чем упоминается и в «Гибели Империи» в том числе. Если же мы возьмем в совокупности законодательство СССР, хозяйственные связи, отношения, мы увидим, что вопреки всем «оригинальным воззрениям», СССР на самом деле был тем, чем себя и декларировал: Союзом независимых республик, решивших объединить собственные экономики в единый народнохозяйственный комплекс. Это хорошо видно хотя бы по тому, как СССР разваливался – по мере развала экономических связей, «отваливались» и республики, причем граждане этих республик буквально на глазах приходили в недоумение от того, что вообще у них могло быть общего с другими народами-участниками СССР [Те, кто сегодня себя называют «патриотами», именно это обстоятельство и ставят в упрек СССР: Президент Путин недавно высказывался в том духе, что Ленин, «создав» союзные республики, «заложил под страну атомную бомбу». Считается, что республики надо было назвать губерниями – и тогда развала СССР можно было бы избежать.]. Недоумение было настолько сильным, что понадобился подробный и разветвленный миф об ужасах тоталитарного государства, чтобы хоть как-то уложить в голове это «противоестественное», если исключить из его причин совместную экономику, сожительство.

Своим определением и предлагаемыми причинами гибели СССР Егор Гайдар пытается предвосхищать американских профессоров Робинсона и Асемоглу и их «Why nations fail» с «инклюзивностью» и «экстрактивностью», но его «демократические институты» откровенно неудачны и всеобъемлющему понятию «инклюзивность» проигрывают. Если плановую экономику СССР понятием «инклюзивность» можно хоть как-то поверять, поскольку оно гораздо шире чем понятие государственного строя и при этом достаточно неопределенное, предъявлять этой же экономике отсутствие «демократии», по меньшей мере, странно. Плановая экономика СССР – полный антипод «демократии», она в принципе не могла быть «более демократичной» или «менее демократичной». Она просто была бы тогда не плановой. Если же обратиться к определению Гайдара, в котором он понятие «империя» натягивает на СССР, получается, что империя – это мощное полиэтническое государство с плановой экономикой, то есть на всем протяжении человеческой истории она возникла лишь единожды. Либо нам придется взять за основу то, что, говоря об объективных экономических причинах развала СССР и прочих империй, Гайдар в своей книге оставил понятие «империя» без определения, то есть ограничился определением только в «надстроечном» секторе государственного устройства. Тогда все сводится к идеологической конструкции «демократия = не империя = хорошо» в противоположность конструкции «не демократия = империя = плохо». Здесь понятие «империя» совершенно лишнее, его роль сводится к идеологическому штампу – достаточно было бы просто указания на форму государственного устройства. Этим, видимо, нам и придется довольствоваться: слово «империя» в книге про объективные причины гибели «империи» взято просто для нагнетания драматизма и никакой смысловой нагрузки не несет. На основе гайдаровских и других подобных умозрительных конструирований, мы каждый раз убеждаемся, как сложно СССР уложить в какие-то рамки, игнорируя его истинное содержание и основу, на которой он существовал. Обобщать приходится очень сильно, поднимаясь до самых высоких сфер чувственного и эмоционального, оставляя за рамками все конструктивное и рациональное.

Выстраивая гибель «империи» в логическую цепь, Е. Гайдар часто опирается на обильно цитируемую им ведомственную переписку. Ведомственная переписка – вещь весьма специфическая. Одно и то же ведомство в случае, когда оно отчитывается за год работы и в случае, когда оно обосновывает необходимость увеличения финансирования, пишет абсолютно разные бумаги. Отчет о достижениях будет представлять собой смесь победных реляций и доказательств глубокого проникновения в суть курируемых вопросов, а требование увеличить финансирование будет целиком состоять из острейших проблем, которые необходимо срочно решать. Если в одном случае брать только бумаги первого типа, а в другом второго – выводы об обстановке, в которых они написаны, будут различаться кардинально. Так сегодня в России спорят о сталинских репрессиях: каждая сторона трясет бумагами «своего» типа, оправдывающими ее точку зрения, совершенно игнорируя все, что есть у другой стороны. У одних Сталин получается белым и пушистым, у других – исчадие ада [На самом деле, главный вопрос сталинских репрессий поставлен писателем Довлатовым: «Кто те два миллиона людей, которые написали доносы?» Вопрос этот выходит далеко за пределы остроумного фразерства. Репрессии были именно общественным явлением, затронувшим широкие слои населения, и сводить их к личности одного человека – опять отказываться от объективного освещения и изучения проблемы в пользу эмоционирования. Впрочем, я обещал, что в этой книге разбирать репрессии не буду.].