Текст книги "Экономика: куда мы пришли и куда пойдем дальше(СИ)"

Автор книги: Вячеслав Новицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Если подходить к нашему будущему научно, а не стихийно «само как-нибудь сложится», мы должны понимать следующее: самое лучшее, самое спокойное будущее (экономический рост, то есть то, что мы ощущаем как «перспективы», есть лучший фактор спокойствия, поскольку именно перспективы дают самые полные ощущения «справедливости» того, что происходит с нами в жизни) будет у того общества (государства, объединения государств), которое наилучшим образом научится управляться с собственностью на средства производства в новой реальности.

3. Что мы любим и что мы не любим.

Мы привыкли относиться к общественным отношениям и формам этих отношений так, что какие-то из них мы любим и считаем справедливыми, а какие-то ненавидим и считаем плохими. Антикоммунисты ненавидят коммунистов за то, что коммунизм зло и уничтожает индивидуальность, коммунисты ненавидят либералов за эксплуатацию человека человеком, сторонники традиционных ценностей ненавидят ростовщический процент и так далее. Все это страшно весело, но к общественным отношениям применять никак нельзя, да и вообще не надо применять к объективной реальности, никогда и нигде.

Такие «оценочные суждения» следует рассматривать также, как оценочные суждения о погоде. Или – о законах физики. Безобразие, что люди не могут летать, потому что им мешает земное притяжение! А сколько народу не любит дождь, ветер, снег, морозы, зной, духоту? Тем не менее, вне зависимости от своих предпочтений, эти люди ворчат, но одевают теплую шубу зимой и легкую футболку летом, берут зонт чтобы выйти под дождь, ставят на машину зимнюю резину, когда есть опасность снегопадов и вызванных ими гололедов. Именно это и есть разумное поведение человека, а нытье про нравится или не нравится – царство субъективного, где сколько человек, столько и мнений, и никогда эти люди не договорятся между собой.

Все то же самое с общественными отношениями. Человек изобретает плуг – и становится неважно, кто с какой нежностью относился к палке-копалке, а кто имел выгоды от того, что палкой-копалкой много не наработаешь и приходилось объединяться под его началом для завоевания рабов. Плуг все равно победит, а людям придется приспосабливаться к плугу ровно до тех пор, пока не будет изобретен трактор. Тогда людям придется приспосабливаться уже к трактору. Как говорилось выше, все эти плуги и тракторы порождают экономические отношения и довольно серьезно меняют отношения социальные. К этим отношениям также приходится приспосабливаться. Например, трактор освободил очень многих от сельскохозяйственного труда, и мудрецы времен его появления бросились рассуждать о «лишних людях», которым станет нечего делать и о том, что планета слишком перенаселена и требует «кровопускания». Тем не менее, работа нашлась для всех освободившихся – в промышленности.

Необходимость приспосабливаться, нарушение интересов одних и неожиданные возможности для других и рождают субъективное отношение к происходящим общественным процессам. Кто-то считает это субъективное отношение основным двигателем общественных процессов, полагая, что вся политика строится исключительно на нем. Для них история выглядит так: «любители» коммунизма победили в России в 1917-м году, а на Западе победили «любители» капитализма. Просто в разных местах оказались в большинстве разные любители, вот и результат получился разным. Или – в России лучше качеством оказались «любители» коммунизма, а на Западе «любители» коммунизма оказались жидковатыми, вот и сдали коммунизм буржуям.

Повторяю – все это не имеет отношения к объективной реальности.

4. Достоинства и недостатки транснациональных корпораций.

Практическим следствием объективности общественных процессов является то, что их нельзя создать искусственно или как-нибудь имитировать. Самый яркий пример – псевдорынок как результат усилий множества людей насадить рынок там, где его быть не может. Ничего, кроме дополнительно потраченного впустую ресурса из этих усилий не выходит. Соответственно и мы ничего нового не выдумаем – нам придется иметь дело с тем, что уже есть и что работает.

Как мы говорили раньше, наиболее органично сегодня развиваются т.н. «транснациональные корпорации». Им даже многочисленные антимонопольные комитеты, созданные специально против них, не помеха! В чем причина их жизнеспособности, в чем преимущество перед другими формами организации производства на данном этапе развития производительных сил?

1. Огромный рынок. Они продают свою продукцию всей планете и единственное ограничение их рынка – покупательская способность.

2. Свободное размещение по всему миру. Транснациональная корпорация может решать, где ей лучше разместить производственные мощности, где – занимающиеся непосредственными продажами, где – обслуживанием. На 100% используется географический фактор и фактор налогообложения.

3. Транснациональные корпорации – единственное решение для длинных технологических цепочек, позволяющие производить самые технологически совершенные продукты. Как уже говорилось, Боинг в сарае не построишь. Впрочем, часто бывает, что технологическую цепочку по созданию того или иного продукта обслуживает несколько юридических лиц, однако, если тщательно изучить их отношения между собой, это будут типичные отношения внутри единых корпораций. Имеется ввиду производственная взаимозависимость и «тонкая» настройка таких юридических лиц друг на друга – см. новое значение слова «мультипликатор».

4. Возможности для личностного роста, карьеры, качественное обеспечение сотрудников необходимым для работы. Просто сравните офис Google и офис какой-нибудь мелкой фирмешки. Google может себе позволить, мелкая фирмешка – нет.

5. Высокое социальное значение, вызывающее необходимость государственной поддержки в случае трудностей и неудач.

Теперь давайте рассмотрим недостатки транснациональных корпораций, приводимые в качестве аргументации против них оппонентами – сторонниками «капиталистического рая»:

1. Неповоротливость. Действительно: компания, создающая один самолет в несколько десятилетий намного неповоротливее, чем компания, занимающаяся проектированием какого-нибудь одного узла для этого самолета. Компания, проектирующая один узел, очень быстро сможет переключиться на другой, а с самолета на самолет так не переключишься. Но точно также мы можем обвинить в неповоротливости компанию, проектирующую узел, сравнив ее с курьерской службой, которая сегодня может развозить этот узел, а завтра – крем от морщин.

2. Монополизм со всеми вытекающими из него последствиями: ухудшением качества, повышением цен, отсутствием необходимости развиваться. Если бы на свете осталась одна транснациональная корпорация – это было бы справедливо, однако их имеется по нескольку на каждую сферу. Я бы не сказал, что, от того, что смартфонами занимаются транснациональные корпорации, они сильно проигрывают. Другое дело, что в высокотехнологической сфере, требующей привлечения максимального количества производительных сил, не может быть столько конкурентов, сколько в сфере доставки пиццы. И это тоже объективный показатель.

3. Формализм и бюрократизм, без которых в крупных компаниях не обойтись, и которых начисто лишены компании мелкие и почти лишены средние. Мол, эти формализм и бюрократизм повышают издержки и ограничивают возможности развития – в мелких фирмах все проще и естественней. Тем не менее, со всем своим формализмом и бюрократизмом, транснациональные корпорации вытесняют мелкий и средний бизнес, «душат» его и мешают ему развиваться – по словам тех же людей, которые этот мелкий и средний бизнес приводят им в пример и назидание.

4. Транснациональные корпорации «душат» малый и средний бизнес, мешают ему развиваться. Перестаньте видеть в малом и среднем бизнесе единственную цель существования – и мир заиграет тысячью красок и их оттенков! Мешают не сами транснациональные корпорации, а то, что привело к их возникновению – прогресс. Мелкий бизнес вырос в крупный. Нашему детству очень мешает наша юность, к сожалению, наступающая необратимо. Ау! Где же поезд, который отходит в Страну Детства? Почему меня теперь на этих качелях тошнит, а раньше было так весело?

5. Ограничение свободы – человек становится винтиком в огромной машине, вместо того, чтобы открыть свой бизнес и процветать. Вопрос личной свободы – очень важный вопрос, и он перекликается с вопросом формализма и бюрократизма, о котором говорилось выше. Однако этот вопрос не так прост и очевиден, как кажется. В чем, к примеру, заключается свобода и несвобода наемного работника транснациональной корпорации и наемного работника частной фирмы? Какие принципиальные различия между ними? Никаких, если не считать, что наемный работник мелкой компании имеет доступ к меньшим благам и возможностям, чем работник транснациональной корпорации. В то же время проявлять индивидуальность возможно в любой среде – вплоть до уголовно-исполнительной ["Вор и за колючкой свободен, а терпила и на свободе как в тюрьме" – есть такая поговорка в уголовной среде.], точно также как в любой среде имеются социальные нормы и правила поведения, способные быть рассматриваемыми как ограничение свободы. Почему я не могу ругаться матом на собрании благотворителей?

Разговоры, что индивидуальный предприниматель более свободен, и что чем больше индивидуальных предпринимателей, тем и свободы больше – есть разговоры о том, что считать свободой. Предлагаю альтернативную точку зрения: предприниматель несвободен намного больше своего наемного работника, так как всю жизнь свою должен подчинять формуле «Прибыль = Доходы – Затраты». Говорят, самые лучшие предприниматели получаются из тех, кто подходит к делу прагматично, без лишних сантиментов и условностей, не отвлекается на то, что не относится непосредственно к его делу [Как учат сегодня всякие бизнес-тренеры, «стартапом надо гореть», он должен стать «делом всей жизни», человек, занимающийся стартапом должен думать не о том, как заработать, а о том, чтобы реализовать свой творческий потенциал и т.п.]. Такой подход, такое подчинение внешним обстоятельствам – и есть самое страшное рабство, которое только можно себе вообразить. И как выигрышно на этом фоне выглядит какой-нибудь менеджер среднего звена, зарабатывающий ничуть не меньше мелкого и даже среднего предпринимателя, но имеющий выходные и нерабочие часы, в которые он может заниматься чем угодно и как угодно!

Также считается, что частный предприниматель занимается творчеством, создает нечто новое, а сотрудник корпорации вынужден заниматься тем, что ему спущено сверху в пределах должностной инструкции. Опять вопрос пересекается с возможностями и уровнем прогресса! Действительно: в корпорациях самые низкие должности – исполнительские. Творчество проявлять негде. Но есть и более высокие должности, начиная с которых человек получает ответственность за конкретные направления деятельности. И здесь у него ресурс, которым он располагает, намного больше ограниченного ресурса отдельного предпринимателя, так как возможности корпорации в целом выше.

Разговоры о свободе предпринимательства есть условности и субъективности, которые мы сами себе создали. Из всего комплекса человеческих взаимодействий мы выбрали то, что договорились считать позитивом и назвали это «свободой». С крахом капитализма и развитием государственного элитаризма, эти условности становятся совсем эфемерными: главный признак свободы, обычно стыдливо прикрываемый болтовней о высших идеалах – возможность приобрести богатство – смещается от предпринимательства к работе по найму, «эпоху рантье» (простите! – предпринимателей, конечно) сменяет «эпоха менеджеров».

Если мы перенесем разговоры о свободе на одну форму общественно-экономических отношений назад, к тому времени, когда натуральное хозяйство уступало дорогу в будущее специализированному капиталистическому предприятию, мы получим примерно схожие рассуждения. Крестьянин, ведущий натуральное хозяйство – свободен, он сам решает, что ему делать сейчас, а что потом. То ли лен мять, то ли пшеницу сеять. Если же он специализируется на чем-нибудь одном, например, на льне, что для него неизбежно при капитализме – он теряет все свои возможности в отношении пшеницы, кроме как покупать ее в готовом виде. Это неудобно, это повышает риски, это ограничивает личность и тому подобное – весь полный набор аргументов в защиту индивидуального предпринимательства против корпораций прекрасно сюда подходит [Почитайте, почитайте мнения о капитализме российских народников (а также всех, кто называл себя «социалистами») конца XIX – XX-го века! А как инфернально звучит «Манифест Коммунистической Партии» Маркса и Энгельса:

"...Буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его «естественным повелителям», и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана». В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и благоприобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли. Словом, эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, черствой.

Буржуазия лишила священного ореола все роды деятельности, которые до тех пор считались почетными и на которые смотрели с благоговейным трепетом. Врача, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в своих платных наемных работников.

Буржуазия сорвала с семейных отношений их трогательно сентиментальный покров и свела их к чисто денежным отношениям...".]. Тем не менее, человечество смогло приспособиться к разделению труда и неплохо себя при этом чувствует – получше, чем во времена натурального хозяйства. Корпорация – это просто новый уровень специализации. От юридического лица – к отдельной личности. Корпорация становится тем, что сегодня называют обществом, а личность тем, что называют отдельным юридическим лицом. Потенциал этой трансформации намного выше, в том числе и по показателю «свобода». Человеку не надо думать, где бы заключить контракт или где взять кредит под залог – он может полностью сосредоточиться на той сфере деятельности, которая ему подотчетна.

***

Как видим, все, что есть преимущества транснациональных корпораций – это то, что позволяет им находиться на вершине прогресса, производить и распределять производимое наиболее рациональным способом, а то, что есть их недостатки – отживающие идеалистические представления о каком-то волшебном мире, которого в реальности никогда и не было. И можно вести долгие разговоры о том, что считать свободой, а что ее ограничением – только объективная реальность легко смиряет эти споры тем, что не оставляет выбора. Но и человек не так прост, чтобы пасовать перед организационными трудностями! История постоянно демонстрирует, что человек побеждает всегда и рано или поздно ставит себе на службу любые, даже самые стесняющие и даже катастрофические явления окружающей действительности. Так что нет смысла вести разговоры о недостатках и преимуществах – есть смысл говорить о базовых условиях развития. Что из них вырастет – результат свободного творчества и способности человечества налаживать качественные отношения внутри себя.

5. Транснациональные корпорации и прибыль.

Свернув на разговор о транснациональных корпорациях, мы ни капли не приблизились к решению проблемы отсутствия прибыли, а даже немного отошли от нее – ведь транснациональные корпорации по своей сути хоть и являются высшим производным рынка, в то же время подчинены всем его законам и страдают от них не меньше, а даже больше, чем мелкий и средний бизнес. Однако корпорации – это уже не просто бизнес. Как сказал один известный экономист: «Корпорации – это образ жизни». Действительно, корпорации, по сравнению с мелким и средним бизнесом, имеют одно очень интересное свойство: они есть то, что способно выйти за пределы рынка, хотя бы внутри себя.

Отношения внутри транснациональных корпораций командно-административные – здесь царит план и приказ. Никакой рыночной свободы! Никакой конкуренции между подразделениями! Наоборот: каждому подразделению доводится сверху что делать, сколько делать и как делать. Доводится на основании данных, полученных в результате работы других подразделений.

Надо сказать, что никто не заставлял корпорации выстраивать свои внутренние отношения именно таким образом, просто над ними не тяготела необходимость создавать рынок. Любая система всегда стремится к наименьшим затратам ресурсов и энергии в процессе своего существования, и экономика здесь не исключение. Особенно это характерно для высокотехнологичных направлений, где производительные силы сконцентрированы огромные, а получающийся результат их приложения относительно ничтожный. И раз система в этих условиях стремится к плану и централизации – это говорит о преимуществах плана и централизации по отношению к иным способам организации производства [Конечно же я учитываю последние тенденции, связанные с иными, нежели командно-административными подходами к управлению крупными корпорациями. Однако пока еще рано утверждать, что такие подходы не являются очень узкой спецификой сферы IT-технологий. В любом случае, я не только не исключаю, что существуют более эффективные способы управления, но и всей душой надеюсь, что эти способы будут внедряться. Мы сегодня находимся на первом, стихийном, плохо осознанном этапе формирования корпоративных отношений – и именно об этом я здесь веду речь. Поэтому я и предлагаю рассматривать экономику корпораций не как конец света, а как вызов, стоящий перед человечеством.].

Можем ли мы на основании сказанного, учитывая тенденцию к тому, что доля внутрикорпоративных отношений в мировом хозяйстве растет, утверждать, что чем большую долю рынка забирают корпорации, тем меньше «рыночных отношений» в мире остается? Опять это вопрос о том, от какой черты мерять, откуда смотреть на ситуацию. Общепринято, что корпорации – это «единицы» рынка, равные другим юридическим лицам. Это современный, рыночный подход. Ясно, что содержание общественно-экономических отношений он абсолютно не передает и является чистой абстракцией. С таким подходом за скобками остается огромное количество производственных отношений, отношений обмена, да даже элементарных социальных отношений: какой-нибудь «хозяин»-частный предприниматель живет намного хуже и имеет намного меньший доход, чем наемный работник корпорации, занимающий в ней среднее руководящее звено, не говоря уже о топ-менеджерах, большинство предпринимателей к которым и на порог приемной не пустят, а отправят к их помощникам!

Ясно, что для построения современных экономических формул надо искать какие-то другие, более «мелкие» и более точно отражающие действительность переменные, чем статус юридического лица. Поиск таких переменных и выведение из них формул – удел будущего экономической науки. В данном случае для нас важно одно: любой подход, кроме абстрагирования до юридических лиц, дает неизбежный результат – план и централизация вытесняют рынок, его стихийность и конкуренцию.

Следствие из этого утверждения не менее парадоксально: чем больше становится плана и централизации, тем меньшее значение имеет прибыль сама по себе. Производство при рыночной экономике своей целью ставит прибыль. Производство при плане и централизации своей целью ставит удовлетворение потребности в том, что оно производит. От подразделения компании «Боинг» производящей, например, крылья, не ждут, что оно заработает денег, от него ждут, что оно сделает столько крыльев, сколько нужно, подходящего качества и потратит на это ресурсов не больше каких-то оговоренных пределов.

Хорошо, если эти ресурсы, которые будут потрачены на производство крыльев, покупаются на рынке – тогда понятно, как мерять их ценность, но что если ресурсы производятся другими подразделениями того же «Боинга»? Например, алюминий выплавляется на плавильном производстве, расположенном где-нибудь рядом с карьером, где добываются материалы для выплавки, тоже принадлежащим корпорации. Опять, вместо рыночных, мы вынуждены вводить «натуральные» показатели ценности – например (я говорю очень абстрактно, чтобы продемонстрировать экономический механизм, а не технологию производства самолетов) количество алюминия. А количество алюминия мерять по тому, сколько потрачено на него руды. Ну, а ценность руды-то мы чем будем мерить (исключим для наглядности капитальные затраты, амортизацию оборудования и т.п.)? А ценность руды мы будем мерять тем, сколько мы заплатили рабочим, которые ее добыли. Других критериев у нас нет, мы дошли до самого начала, того момента, где только начинается преобразование природного материала, приспособление его человеком для своих потребностей.

Но что, если с рабочими мы расплачиваемся не универсальным эквивалентом ценности, каким являются деньги, а тоже в «натуральном» виде – всем, что ему необходимо для удовлетворения потребностей? Допустим на минуту, что корпорация «Боинг» сама все это производит, тоже с момента начала преобразования природного материала? Тогда у нас вообще нет никаких затрат! У нас только доходы – результат труда наших рабочих на всем протяжении технологической цепочки, от добычи бокситов до готового самолета! Получается, в нашей формуле «Прибыль=Доходы-Затраты» мы обнулили переменную «Затраты»!

Впрочем, в таком виде эта конструкция умозрительна и нереальна, так как чем больше корпорация «Боинг» производит внутри себя, тем меньше становится рынок, а единственное место, где можно получить прибыль – это только рынок. Обнуляя переменную затраты, мы ликвидируем и рынок, значит, и переменную прибыль. Ну и, конечно, мы не получаем нечто из ничего, потому что, чтобы получить наши доходы в виде самолета, мы «тратим» человеческий труд [Можно, конечно, здесь сделать и другой, прямо противоположный вывод: создавая продукты потребления и предоставляя работнику свободу выбора из этих продуктов (все-таки будущее, где каждому выдается в зависимости от потребности столько-то грамм муки, столько-то масла и т.п. – это антиутопия, то есть очень грустное явление), корпорация как раз и создает рынок. Но и здесь можно, в свою очередь, возразить, что раз на этом рынке нет рыночной цены, поскольку корпорация (или голосование сотрудников корпорации, неважно) устанавливает стоимость продуктов в эквивалентах обмена, то нет и никакого рынка. И. В. Сталин в своей статье «Экономические проблемы социализма в СССР» дает представление о том, чем социалистическая экономика отличается от капиталистической, даже если некоторые вещи в них называются одинаково.

Все это – старые споры о социализме, и я привожу данный пример вовсе не для того, чтобы утвердить преимущества социализма, возвращаясь к этим спорам. Моя задача здесь намного уже: показать, что происходит, когда система начинает применяться в рамках рыночных отношений. Это не рецепт, это просто прямая экстраполяция существующих тенденций, допущение. Напомню, что эта часть книги называется "Философские и теоретические наброски", о конкретике мы будем говорить в следующей части.].

Тем не менее, рост корпораций и их бурное развитие как раз и есть это стремление к обнулению переменной затраты, приведение ее к простой стоимости труда. Объединяют производство, концентрируют и планируют, то есть стремятся сознательно распределять ресурсы наиболее рационально, именно с целью уменьшить затраты, и один из способов этого уменьшения – исключение из рынка отдельных этапов технологии производства. Диалектика: наилучший рыночный результат транснациональные корпорации получают за счет того, что отказываются от рыночных отношений.

Часть шестая. Будущее – какое оно? Практическое воплощение.

1. Как отказаться от рынка правильно?

Прежде всего, надо четко понимать: правильно отказываться не от рынка, а от псевдорынка. Во-первых, наша главная цель – это мировой глобальный рынок, который именно вполне себе рынок со всеми его свойствами: конкуренцией, стихийностью и прочим. То есть, как бы мы ни централизовывались, ни обобщались и ни планировались, все это мы делаем с единственной целью: выйти на мировой рынок в оптимальном виде для того, чтобы победить в конкурентной борьбе на нем. Во всех остальных вариантах развития речь идет о самоизоляции и попытке внутри себя воплотить всю номенклатуру товаров, производимых в мире, на что не хватит ни ресурсов, ни людей. То есть – повторение ошибки СССР и социалистического лагеря.

Во-вторых, рынок прекрасный регулятор, искусственно ломать его там, где он прижился и хорошо себя чувствует – значит, идти против естественного хода развития событий, зеркально повторять ошибку тех, кто устраивает псевдорынок там, где рынка не может быть. Результат будет одинаково неестественным, то есть не будет соответствовать объективной потребности участников экономических отношений, и они вынуждены будут «продавливать» подпольно свои особые отношения в разрез навязываемому. Говоря проще – возникнет «черный рынок», который при определенных условиях поглотит и «белые» отношения.

Однако мы говорили о том, что совместное существование планово-командной системы и рынка невозможно, и объясняли, почему. Следовательно, одной из главных задач для нас будет необходимость строго отслеживать, чтобы остатки рынка, пока они еще могут существовать, не смешивались с тем, что развивается по плану. Корпорации, создающие товар для международного рынка, следует выделить в отдельное производство, никак не связанное отношениями с другими производствами – частными.

Иными словами, из того бульона, каким сегодня является смесь рыночных и псевдорыночных отношений, называемого «внутренней экономикой», нам на начальном этапе необходимо выделить то перспективное, что способно конкурировать на мировом рынке, изолировать его от отношений с бывшими партнерами и максимально по возможности обеспечить все его потребности самостоятельно по всей технологической цепочке. Создать закрытую производственную систему, начиная от добычи необходимых ископаемых и заканчивая, образно говоря, сетью розничных магазинов, где конечный продукт продается.

Далее к этой системе «присоединять» другие системы – энергетику, производство взаимозависимых товаров и тому подобное, четко понимая, что цель всех мероприятий – максимальное снижение издержек на производство для конкуренции на мировом рынке.

Выгодоприобретателем, главным «акционером» такой системы должны быть граждане государства, в котором она создается – это условие стабильности существования системы, иначе мы получаем классическую антиутопию. Осуществлять функции акционера граждане могли бы через механизмы государства, а право акционера на доход через непосредственное вознаграждение за труд, соответствующее доходам такой корпорации (таких корпораций).

Одновременно с этим, необходимо отрегулировать остатки рыночных отношений там, где они сохраняются. Здесь подход к регулированию отношений должен соответствовать следующему принципу:

Жизнеспособное выживет и умножится, нежизнеспособное – умрет.

Предприниматель должен предпринимать и получать прибыль, из которой он платит налог обществу за то, что воспользовался общественными институтами. Только в этом случае предприниматель необходим обществу, а не является ему обузой. Соответственно, никаких «поддержек», «налоговых каникул», «льготных кредитов» и прочих вещей, с помощью которых элитарии выводят в свои частные руки собранные с общества налоги, быть не должно.

Теперь о самих элитариях. В данной книге я намеренно не трогаю социальные и политические отношения, противоречия в обществе между классовыми прослойками. Только экономика, никакой политики. Мне представляется, что вопрос внутриклассовых отношений общество каждого государства будет решать исходя из своих исторических и ментальных особенностей. Я же пока сосредоточусь на экономических «способах противодействия» государственному элитаризму.

Здесь, как это ни странно, все просто. Основу решения по «борьбе с коррупцией» предложили ортодоксальные либеральные экономисты (их, вроде, называют «монетаристами»), и, на мой взгляд, это вполне жизненное и эффективное решение. Суть его в том, что государство должно быть отделено от бизнеса, не должно иметь соприкосновения с ним. Правда, ортодоксальные либеральные экономисты видят дело так, что государство в принципе не участвует в экономике и контроле бизнеса, предоставляя последнему полную свободу. Это, конечно, утопия, сводящаяся к вечному нытью из-за того, что на практике нигде и никогда такого не произойдет, всегда будут какие-то субъекты, нарушающие пастораль и совершенство. Однако от того, что мой план принципиально иной, суть антикоррупционных решений ничуть не меняется: не должно быть даже счетов, с которых государственные деньги можно было бы отправить частнику – корпорации живут по-своему, частники по-своему, между собой не пересекаясь.

Я осознаю, что такой вариант борьбы с коррупцией в законченном виде – идеал, к которому придется долго идти, но ведь на каждом шагу к нему, по мере освоения корпорацией самостоятельного производства каждой детали, мы будем ощущать освобождение от какой-то части «коррупционной составляющей»! При этом никто не запрещает и «традиционных» методов: деятельности государственного репрессивного аппарата, общественного контроля и тому подобного.

2. В чем практическое конкурентное преимущество предлагаемой модели.

Тот, кто пойдет на мировой рынок без гири на ногах в виде псевдорынка у себя внутри, будет иметь такое же конкурентное преимущество, как игрок в биллиард, рассчитавший траекторию перемещения шара по столу и делающий удар из этого расчета, имеет преимущество перед игроком, бьющим наобум. Безусловно, у бьющего наобум может получиться очень красивый удар, с неожиданными и оригинальными предварительными отскоками шара от борта, особенно, если выбирать из тысячи-другой его ударов. Бьющий же из расчета, чтобы получить такой же красивый удар, должен иметь огромное мастерство и опыт. Зато, получив опыт и став мастером, он сможет повторять такой удар столько раз, сколько захочет!

Когда в рыночной стихии беспорядочно сталкиваются между собой разные оригинальные решения, наверх «выплывает» самое лучшее, самое изящное, самое оптимальное по отношению «цена-качество». Однако после того, как оно «выплыло», оно перестает быть чисто рыночным, а эксплуатирует заложенный в него изначально потенциал, доводя его до совершенства в рамках внутренних планов, опираясь на внутреннюю централизацию – все это уже в сознательном расчете на повторение успеха. То есть – удачливый «любитель» становится «профессионалом». Мы можем проследить эту эволюцию по любой современной корпорации – начиная от традиционной Ford и заканчивая суперсовременной Apple.