Текст книги "Экономика: куда мы пришли и куда пойдем дальше(СИ)"

Автор книги: Вячеслав Новицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Можно ли утверждать на основании сказанного, что политическое устройство в СССР было «инклюзивным»? Боюсь, если я буду на этом настаивать, мне придется полностью сосредоточиться на данном предмете и до всего остального, что я бы хотел сказать своей книгой, дело просто не дойдет. «Тоталитаризм в СССР» – база, основа, один из столпов, на котором держатся большинство современных идеологий, связанных с рынком и демократией.

Тем не менее, если подходить к вопросу объективно, все, что предъявляют сегодня в качестве доказательств тоталитаризма – это сталинские чистки, преследование диссидентов в более поздний период и отсутствие возможностей свободного рынка и конкуренции. По поводу сталинских чисток был XX съезд КПСС, развенчавший культ личности Сталина и осудивший репрессии. Более того: все историки отмечают начавшуюся после Сталина борьбу за власть каких-то там группировок. Но группировки ведь не могли сложиться вдруг, из полного единомыслия? Значит, они существовали и при Сталине. Даже если это не так, само по себе назначение Хрущева при наличии таких зубров как Молотов, Берия, Жуков, есть компромисс, то есть то самое первичное условие «инклюзивности» – наличие нескольких не способных друг друга победить группировок, вынужденных договариваться. Впоследствии и сам Хрущев был отправлен в отставку одной из группировок, вновь возникших уже после его назначения Генеральным Секретарем. То есть, как минимум, период нахождения Хрущева у власти мы можем считать «инклюзивным» периодом существования СССР. Есть также свидетельства, что подобное продолжалось и при Брежневе и его последователях. Так, переводчик Брежнева вспоминает, что Брежнев жаловался Президенту США Никсону (!) на то, что ограничен в своих возможностях и что другие члены Политбюро ЦК КПСС ему мешают развернуться. Брежнев отзывался с завистью о широких полномочиях, которые есть у Президента США. Да и откуда бы взялся «реформатор» Горбачев и прочие – те, кто подписывали Беловежское соглашение о прекращении существования СССР? Кстати про Горбачева: я лично хорошо помню причину, по которой его из Генерального Секретаря сделали Президентом СССР – ему не хватало полномочий. Говорили, что в этих Верховных Советах одна болтовня, а стране нужна «сильная и решительная» единоличная власть.

Насчет диссидентов я бы сказал, что их роль сильно преувеличена пропагандой, которую представители разных жизненных укладов использовали друг против друга. Например, помнит ли кто-нибудь из американцев, живших в конце XX-го века, такое имя – Саманта Смит? А я, вот, хорошо помню: ее имя носил мой пионерский отряд, в котором я был звеньевым. Точнее даже, не имя носил, а «боролся за звание быть пионерским отрядом имени Саманты Смит»! Вот какие формулировки, вот какая честь! Эта девочка была «диссидентом» США, ее активно использовала советская пропаганда. Также и с нашими диссидентами: выбираясь за рубеж, они получали горячую встречу, огромные тиражи своей литературы, лекции, а кому-то и Нобелевская Премия досталась. Между тем, у себя на Родине это были бунтующие индивидуальности, никакой общественной силы и поддержки за собой не имеющие. Те, кто хотел, их читал, но никаких последствий это не имело, никого ни на что их литература не вдохновляла. Ровно до определенного периода, о котором мы обязательно поговорим позднее. Остается рыночная экономика, но здесь никто на инклюзивность и не претендует, хотя, если не считать наличие именно рынка как обязательного условия инклюзивности, говорить тут есть о чем.

***

Я уделил так много места политическому управлению государством не случайно. Как я уже написал выше – все производство в стране было обобщено в государственной собственности, государство также планировало и распределяло. Мы просто не поймем экономику СССР, если не поймем роль и функцию государства при социализме – что люди стремились создать и что у них, в конце концов, получилось. При этом я, например, совершенно не намерен подробно останавливаться на таких «жареных вкусностях», как репрессии, о которых только и говорят, вспоминая СССР, как будто ничего другого не существовало. Могу совершенно успокоить своего читателя: за экономические воззрения репрессировали очень мало, очень недолго и только тех, кто готов был бороться за свои экономические взгляды, не боясь отдать жизнь за них. Да, был такой период в СССР, и были такие люди, которые не боялись, защищая свои взгляды, идти до конца – и дошли до него. Ну, а то, что к этим людям в азарте борьбы присовокупили еще многих, уже по личным мотивам и мотивам социальной ненависти – это отдельный тяжелый разговор, не для данного труда. Да и от рассматриваемых нами вопросов эти события чрезвычайно далеки: среди репрессированных экономистов не было ни одного сторонника «инклюзивных рыночных институтов», вопросы и дискуссии велись исключительно вокруг того, как правильно строить социализм. Кстати, обсуждались эти вопросы на т.н. «партийных дискуссиях»! Партийные дискуссии – очень интересный и примечательный институт для любителей инклюзивности. Кто-то из членов Партии поднимал какой-нибудь спорный вопрос, и, если находил некоторое количество сторонников, в Партии объявлялась дискуссия, по итогам которой проводилось голосование, определяющее, на чью точку зрения становилась Партия, а, значит, и государство. Так что, если мы продолжим говорить о периоде тоталитаризма и «кровавой бане», которые по мнению многих авторов являются непременным атрибутом коммунистической власти, нам придется сократить этот период до 20 лет: с даты последней партийной дискуссии, которую выиграл Сталин и последующего закручивания гаек до XX-го съезда КПСС, когда культ личности Сталина был разоблачен и репрессии осуждены. Говорят, инклюзивные институты, раз возникшие, создают т.н. «позитивный круг» и поддерживают сами себя. Вот: возникшие в 20-х годах XX-го века партийные дискуссии привели к XX-му съезду КПСС.

Репрессий я упоминаю здесь только по одной причине: я очень хотел бы уйти от детерминизма: «социализм может быть построен только в тоталитарном обществе и только через репрессии». Это звучит также глупо, как если говорить, что капитализм не мог быть построен без уничтожения индейцев в США, негритянского рабства, огораживания в Англии, жестокого управления населением колоний. Социализм – это экономическая категория, надстройку, то есть общественные отношения, над которой составляют люди со всеми их сильными сторонами, и слабостями, и пороками.

2. Как строился социализм.

Началось все, как известно, с Октябрьской Революции 1917-го года. Тогда большевики во главе с Лениным взяли власть в России, как говорилось «подобрали никому не нужную, валявшуюся на мостовой». Несмотря на то, что власть эта была никому не нужна, т.н. «контрреволюционные элементы» сражались с большевиками за нее еще долго – до начала 20-х годов. Не без участия иностранных интервентов из числа бывших союзников по Первой Мировой Войне – США, Англии, Франции, Чехии, Польши.

За время, пока шла эта борьба за «никому не нужную» власть, экономика России была уничтожена чуть ли не полностью. Перед большевиками встала сложнейшая задача эту экономику восстановить, хотя бы с целью сохранения власти: друзей у первого социалистического государства в мире не нашлось, а вот враги – были.

Для начала была введена т.н. Новая Экономическая Политика, НЭП. Этот НЭП сразу же назвали отступлением от идей коммунизма, возвратом к рыночным отношениям, свободному предпринимательству и т.п. Это не совсем соответствует истине: действительно, частное предпринимательство разрешалось, но поощрялись и поддерживались властью именно коллективные формы организации производства и обмена, кооперативы. Много было разрозненных крестьян со своими крохотными наделами земли, обрабатываемыми самым примитивным способом, и был смысл их как-то объединять. Напротив, полноценных частников душили прогрессивным налогом, ограничивали им внешнюю торговлю, ограничивали возможности их развития. Знаменитый Остап Бендер из «Золотого Теленка» Ильфа и Петрова (действие которого происходит в эпоху сворачивания НЭПа) восклицает в отчаянии: «Что я могу сделать со своим миллионом кроме нэпманского жранья?». Прекрасная иллюстрация к тому, чем на самом деле был НЭП и какие возможности были у свободного предпринимателя: все, что мог позволить себе предприниматель на заработанные деньги – хорошо и много питаться.

Таким образом, НЭП – это совсем не отступление и не попытка создать какие-то преференции для элиты, как это обычно бывает с экстрактивными экономическими и политическими институтами. Это признанный необходимым этап развития социализма, движение в сторону коллективизации с частичным использованием рыночных механизмов. Как только посчитали, что НЭП со своей задачей справился, от него легко и без всякого сожаления отказались.

Следующим этапом строительства социализма стал уход от политики НЭПа: как говорили, НЭП выполнил свои функции, восстановил связь деревни с городом, крестьянства с промышленным производством и дальше только мешал развитию, тормозя его раздробленностью и противоречивой частной инициативой. Мое личное мнение на этот счет отличается от общепринятого: я думаю, НЭП не справился даже с теми не самыми амбициозными задачами, которые пытались решить за его счет. Наоборот, он уже в те времена, тяготея к отношению «частник – государственное учреждение», начал создавать отвратительное явление под названием «государственный элитаризм», которое мы обсудим позднее.

Создание новой социалистической экономики начали с коллективизации – то есть объединения мелких крестьянских хозяйств в крупные. Можно сказать, что коллективизация была явлением вынужденным – продуктов сельского хозяйства не хватало при том способе производства, который был в ходу у крестьян. Крестьянское хозяйство продолжало жить в Средневековье с его нехитрым инструментарием; количество крупных хозяйств, где можно было применять новую технику, удобрения, собирая урожай не только на прокорм отдельной семьи, но и т.н. «товарный хлеб», после того, как у помещиков отобрали их земли, сократилось до чрезвычайности. Надо было внедрять новые технологии, что невозможно было сделать без укрупнения.

Был, конечно, альтернативный вариант – поощрить «фермера», то есть «кулака» чтобы он увеличивал свое хозяйство в рамках конкуренции, разоряя соседей и переводя их в наемные работники, но на этот вариант уже не оставалось времени, да и идеология противоречила подобным мероприятиям. Кстати, про репрессии: Бухарин был репрессирован именно за то, что боролся за такой подход к развитию сельского хозяйства. А вот Троцкий был изгнан из СССР на несколько лет раньше Бухарина, с полного одобрения и через активное участие этого Бухарина за то, что предлагал согнать всех в колхозы слишком рано, когда крестьяне еще не были к этому готовы, когда не появился еще на селе «середняк» – опора советской власти. Отсюда, скорее всего, и развилось мнение о неслыханном коварстве Сталина, сначала вместе с Бухариным «сожравшего» Троцкого, а впоследствии избавившегося от Бухарина таким же способом. Между тем, если не поверхностно изучать развивавшийся тогда политический и экономический процесс, в нем можно обнаружить достаточно объективных оснований для поведения Сталина, не прибегая к объяснениям субъективным, основанным на особенностях его характера. Теоретикам Революции явно не хватало здорового практицизма: если бы коллективизацией занялись тогда, когда предлагал это делать Троцкий, советская власть вряд ли удержалась бы, или просто потерпела сокрушительное поражение и вынуждена была бы отказываться от социализма, полностью или частично, так как не имела никакой экономической базы на селе и , соответственно, поддержки среди крестьян для подобной деятельности, ну, а задержки, на которых настаивал Бухарин, когда такая поддержка появилась – обозначали бы невозможность провести индустриализацию.

Создав на селе «прочную опору советской власти» (так тогда говорили), в виде достаточного количества колхозов, и получив возможность экспортировать зерно и импортировать за счет него промышленное оборудование, взялись за индустриализацию. Время индустриализации, бурного промышленного роста в СССР как раз совпало с Великой Депрессией в капиталистическом мире. На фоне падающей мировой экономики, экономический рост в СССР казался чудом и утверждал в истинности социалистической идеологии.

Суть индустриализации состояла в концентрации производственных возможностей, определении самых важных, прорывных сфер производства и направлении ресурса на их преимущественное развитие [Очень похоже на то, что на Западе называлось «кейнсианством», не правда ли? Социализм, фактически, если отбросить его социальную составляющую, оставив только экономику – и есть практическое (не путать с теоретическим) кейнсианство, доведенное до своего полного логического развития. Возможно, это слишком смело сказано, так как самое главное различие заключается в том, что социализм удовлетворяет потребности общества, а кейнсианство – частника, однако на «родственности» этих двух экономических комплексов мероприятий, я определенно настаиваю. Именно эта разница преодолевается «доведением до своего полного логического развития» – частник отбрасывается как лишнее звено, потребляющее ресурс, но бесполезное для экономики.]. Фактически, государство представляло собой единую транснациональную корпорацию, полностью производящую все необходимое – от гвоздей до самолетов. Командно-административные отношения внутри этой корпорации позволяли тратить ресурс экономно, не распыляя его в конкурентной борьбе. Бессмысленным здесь было понятие «прибыль»: цель производства была именно в том, чтобы произвести все необходимое, а не чтобы продать продукт на рынке и получить его стоимость. Поэтому никакие «циклические кризисы» экономике СССР и примкнувшим в дальнейшем к нему странам социалистического лагеря были не страшны.

Далее началась Вторая Мировая Война, нанесшая экономике СССР ущерб чуть меньший, чем предыдущая Гражданская Война. Экономику, конечно, восстановили – но в это же время благодаря мистеру Кейнсу была преодолена Великая Депрессия, экономика капитализма начала расти, а экономика СССР начала все больше отставать от экономик «развитых стран».

3. Почему социализм стал отставать от капитализма?

Есть такое понятие – производительность труда. Она измеряется количеством продукции, выпущенной работником за единицу времени. Обратите внимание: в основе этого определения лежит работник – человек, который, собственно и трудится. Возьмем теперь классическое определение понятия «производительные силы»:

средства производства и люди, обладающие определённым производственным опытом, навыками к труду и приводящие эти средства производства в действие.

Опять получается, что в основе – человек, приводящий средства производства в действие. Если углубимся еще дальше – в понятие «средства производства», то и там увидим нашего человека, который с помощью средств труда воздействует на предмет труда, причем средства труда также возникают в результате воздействия человека на предмет труда.

Итак, в основе производственных отношений – человек, житель, гражданин, единица человеческого племени. Именно он является «источником» производительности труда и «определяющим моментом» производительных сил. Отсюда понятно, что 2 человека лучше, чем 1 и тем более 3 миллиарда человек лучше, чем 300 миллионов [Цифры взяты весьма условно, просто чтобы показать масштаб соотношения.]. Таким образом, социалистический лагерь проигрывал Западу в решающей битве – по людским ресурсам. То, что делал один человек в социалистическом лагере, делало 10 человек в капиталистическом мире. Можно, конечно, отсюда выбросить страны, жизнь в которых совсем уж на средневековом уровне, но и в этом случае перевес капиталистической системы окажется подавляющим.

В результате Запад оказался на шкале прогресса впереди и диктовал задачи в области производства, покоряя все новые барьеры и предлагая сделать то же самое странам соцлагеря. Социалистическим странам необходимо было выдерживать производимую на Западе номенклатуру товаров и не допустить отставания. Получалось как с дырявым матрасом, из которого вата лезет из всех щелей. Сосредотачивались на одном – на другое сил уже не оставалось. Создали автомобилестроение, предусматривающее хоть какой-то выбор – потеряли в качестве, отстали технологически, да и весь спрос удовлетворить так и не смогли, пришлось новые автомобили «распределять» через «очередь». Зато тяжелое машиностроение в это время удавалось держать на мировом уровне. Сделали упор на развитие электроники (на Западе появились первые компьютеры для массового пользователя), отстали в сельском хозяйстве, начался дефицит продуктов, их номенклатура сузилась до чрезвычайности. Концентрация усилий на освоение Западной Сибири, явившая миру очередное индустриальное чудо, когда за десяток лет в безжизненной ледяной пустыне возникали целые города и тянулись на тысячи километров газо– и нефтепроводы, железная дорога и линии электропередачи, также потребовала приложения огромного количества производительных сил. А ведь одновременно строили еще и Байкало-Амурскую Магистраль!

К концу 80-х годов ситуация приняла размеры катастрофы. На Пленуме Центрального Комитета КПСС 16 июня 1986 года М. Горбачев докладывал: «В настоящее время только в промышленности насчитывается около 700 тыс. незанятых рабочих мест. И это практически при односменной работе оборудования. При выходе на коэффициент сменности 1,7, число пустующих мест в промышленности превысит 4 млн.» [Цитата взята из «Гибель империи», Е. Гайдар, стр. 80]

Запад же в это время наращивал производство по экспоненте. И производительность труда тоже – 3 миллиарда человек это делали гораздо лучше, чем 300 миллионов. Тем самым, отрыв увеличивался в геометрической прогрессии. Возможность привередливо выбирать из огромной номенклатуры товаров, которую предоставляли могучие производительные силы Запада в экстремальных условиях конкурентной борьбы, государственная поддержка экономики, азиатские тигры – все это позволяло жить в капиталистическом мире намного зажиточней, чем в соцлагере. Те, кто привык смотреть только непосредственно в кормушку перед собой, не обращая внимания, откуда в кормушке берется еда, сделали однозначный вывод о преимуществе капиталистического образа жизни над социализмом...

***

Однако во всем этом есть один очень интересный момент, который обязательно необходимо обговорить.

Представим себе следующую ситуацию. С одной стороны, на рынке производства чайников 5 конкурентов, душащих друг друга. У них периодически происходит кризис перепроизводства, чайники стоят нераспроданные, часть производителей конкуренцию не выдерживает, продукция и оборудование распродается по дешевке, в это время приходит новый игрок и начинает демпинговать себе в убыток, чтобы убить конкурентов и так далее – с чем сталкивается производство при рыночных отношениях, мы прекрасно знаем.

С другой стороны – есть только один крупный производитель чайников, знающий емкость рынка, потребность в сырье и оборудовании. Он делает равно столько продукции, сколько рынок способен потребить. Этот производитель также имеет возможность наблюдать, как в соседнем государстве происходит конкурентная борьба, описанная выше, и спокойно перенимает все технические усовершенствования, которые возникают в рамках этой борьбы – при этом никто не мешает ему заниматься и собственным прогрессом. Над производителем также не довлеет элита, опасающаяся, что потеряет свою власть от развития технического прогресса, поскольку элита отделена от бизнеса и вообще понятие «бизнес» отсутствует. При этом всем у него нет задачи получить прибыль, его задача – обеспечить рынок чайниками, то есть он не ограничен формулой «Прибыль=Доходы – Расходы».

В какой ситуации развитие происходит быстрее с большей экономией ресурса, производительных сил? Ясно, что во второй. В этой второй ситуации и был социалистический лагерь по отношению к капитализму. Преимущества социализма именно в том, что там, где при капитализме царит стихия и анархия рынка, при социализме – план и расчет. Данный фактор является безусловным конкурентным преимуществом социализма. Именно благодаря ему миру было явлено чудо «сталинских пятилеток».

Однако в середине 20-го века этого фактора оказалось недостаточно, чтобы преодолеть фактор подавляющего преимущества в численности людей, участвующих в процессе производства и обмена. Десять человек, производящие и обменивающиеся криво и нерационально, все равно выигрывали у одного рационального и правильного.

Здесь опять предвижу возражения, и очень серьезные – ведь просвещенный читатель прекрасно знает цену частной инициативы! Он твердо уверен: СССР отстал в экономическом развитии от Запада по причине того, что его экономика представляла собой нечто супер экстрактивное, по сравнению с Западом. По его представлению, на Западе любой человек может реализовать свою идею, создав основанный на ней бизнес. Такая возможность чрезвычайно способствует прогрессу и экономическому росту! Напротив, Госплан, суперцентрализация, душит любую инициативу на корню, сужая возможности развития пределами этого Госплана. В данном случае речь идет о чрезвычайно интересном и, наверное, важнейшем противоречии современности, возникающим вовсе не в связи с тем, что когда-то был СССР, который построил социализм, а потом безвременно погиб. Так никакого противоречия бы не было – точнее, оно бы могло считаться разрешенным в пользу того, что традиционно относят к инклюзивным рыночным институтам.

Однако, не все так просто! В современной экономической практике мы сталкиваемся с элементами отношений, существовавших в экономике СССР постоянно, и чем дальше, тем больше. Я имею ввиду отношения внутри транснациональных корпораций. В дальнейшем мы очень внимательно отследим эти элементы и то, как они влияют на экономическое развитие. Пока же просто поставим несколько вопросов. Можем ли мы утверждать, например, что сотня, пусть тысяча стартаперов с самыми разными эскизами смартфонов «эффективнее» чем одна корпорация Apple? А как та же самая корпорация Apple справляется с модернизацией своих смартфонов, да еще оставляя всех конкурентов далеко позади и оставаясь на протяжении многих лет законодателем мод в этой области, имея вполне себе экстрактивную внутреннюю структуру?

***

Были ли другие причины отставания социализма от капитализма помимо человеческого фактора? Безусловно, были. Это куча всякого рода случайностей, которые могли быть, могли не быть, а могли быть изменены, если бы была приложена воля к их изменению. Нам нет никакого смысла разбирать эти причины здесь – я не ставлю перед собой задачу исторического исследования. Все субъективное – долой! Для нас имеет значение только объективные вещи, то, что не изменить – законы общественного развития. Чтобы найти решение дальнейшего существования в рамках этих законов, мы вынуждены максимально абстрагироваться: находить главное звено цепи событий, возникающих в рамках общественных отношений и, берясь за него, вытаскивать на свет все остальное.

Чтобы пояснить данное утверждение, возьмем один пример из жизни. Существует распространенное убеждение, что экономика СССР отстала от Запада потому что имела высокий экстрактивный характер институтов, препятствующих техническому прогрессу. Мол, выработали весь потенциал, заложенный во времена Индустриализации и заглохли. Пишут так: «В СССР ничего не развивалось, кроме космических технологий и вооружений». Но ведь космические технологии и вооружения и есть самые передовые на свете технологии! По крайней мере, с середины XX-го века – это утверждение абсолютно неопровержимо! Мы видим, таким образом, как причина и следствие поменялись местами: то, что общеизвестно как причина отставания, явилось его следствием. А настоящая причина, в том числе и того, что, прежде чем перейти на новый уровень технологий, советские инженеры пытались выдавить из старых все, что возможно и невозможно – банальный дефицит человеческих кадров [На боевых самолетах, выпускаемых сначала в СССР, а затем и в России, например, электронные приборы начали ставить совсем недавно. Тем не менее, по летным и боевым характеристикам советские самолеты не только соответствовали лучшим образцам, выпускаемых странами НАТО, но и часто превосходили их. А уж по себестоимости советскому вооружению вообще нет конкурентов – и причина здесь именно в том, что советские инженеры старались добиваться качественных характеристик не за счет усложнения продукта, а за счет оригинальных инженерных решений.]. Цена ошибки в таких условиях гораздо выше, и переводить ресурс на эксперименты советские ученые могли позволить себе только в тех отраслях, которые считались самыми важными. Здесь же все было в полном порядке: даже самые инклюзивные страны до сих пор летают в космос на том, что было создано еще в СССР, а российское оружие, также за счет потенциала, созданного в СССР, продолжает свободно конкурировать с любым иностранным. Находит себе применение и российская атомная энергетика, и самолетостроение. Одним из мировых поставщиков вооружений также является Украина – бывшая республика СССР. На Украине производят и самый большой в мире самолет – Ан-225 «Мрия».

Здесь можно обнаружить одну весьма интересную для данного исследования закономерность, ускользающую, если оценивать экономику СССР по принципу инклюзивности/экстрактности. Мы видим, что во времена СССР наилучшим образом развивались наиболее высокотехнологичные, а, следовательно, и наиболее капиталоемкие отрасли. Такие, которые при рыночной экономике могут существовать только в виде транснациональных корпораций, сплетшихся с государством. Наоборот, отрасли, доступные малому и среднему бизнесу, то есть низко капиталоемкие, такие как, например, легкая промышленность, в СССР «проваливались» быстрее всего. Ситуация даже нашла отражение в позднесоветском фольклоре:

Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей.

В этом коротком стишке высмеивается «гигантомания» СССР, способного перекрывать огромные реки, летать в космос, но не способного обеспечить свое население качественной одеждой, обувью, приемлемым ассортиментом продуктов питания.

4. Идеология вместо продуктов.

В социалистическом лагере осознавали отставание от т.н. развитых капиталистических стран. Выходил убийственный парадокс: социализм, согласно марксистской идеологии объявлен более прогрессивным строем, чем капитализм – а на практике он проигрывает капитализму все больше и больше. Главное, никакие меры экономического характера ничего не дают. Понимали ли в социалистическом лагере истинные причины отставания? Сложно сказать. Но если понимали – то также понимали и бессилие что-либо изменить. Единственно, что оставалось – ждать, пока капитализм сам себя уничтожит, как это было предсказано классиками марксизма-ленинизма. И как мы убедились в предыдущей части, ожидания эти были отнюдь не безосновательными.

Необходимость такого ожидания превратила естественный процесс общественного развития, всегда идущий по принципу «от простого к сложному», «от меньшего к большему» в чистый идеализм: наш строй лучше, несмотря на то, что он хуже. А чем он лучше-то? Ответы на такие вопросы всегда один и те же: более честный, более справедливый, более правильный. При этом оставлялось за скобками то, что основоположник Маркс понятие «справедливость» считал производным именно от общественно-экономического строя, и считал, что это понятие вместе с этим общественно-экономическим строем меняется.

Так идеология пришла, чтобы заменить собой естественный ход вещей. Социализм из научной концепции, отражающей ход общественного развития, превратился в идеологию, не отражающую объективную реальность, а противоречащую ей.

Суть пропаганды социализма примерно можно описать так: Капитализм – «животное» состояние человечества, при котором царит социальный дарвинизм, сильный сжирает слабого, тот, у кого деньги имеет огромную власть, а тот, у кого денег нет – не имеет вообще никаких прав, вынужден работать от зари до зари и влачить жалкое существование, не видя и тысячной доли возможностей тех, кто на верхней ступени социальной лестницы. Капитализм – это сплошная коррупция и беззащитность для низших слоев общества. И так далее, и тому подобное.

Социализм, напротив – более высокая ступень общественного развития. Здесь все, что создает необходимое для существования, все средства производства, объединены в коллективную собственность и работают не на отдельных людей, а на общество в целом. У нас нет бедных, нет богатых, а блага распределяются по принципу «от каждого по способности – каждому по труду». Общество справедливо, коррупция отсутствует, отсутствует погоня за наживой, а вместо нее расцветает творческий потенциал людей, придавленный в более примитивных общественно-экономических формациях. У нас нет безработных, у всех равные возможности получения образования, бесплатная медицина, организован досуг, дети под присмотром, коллектив воспитывает отдельных заблудших, самый гуманный суд в мире и пенитенциарная система, направленная на перевоспитание, а не просто на изоляцию и возмездие.

Во многом, безусловно, подобное сравнение соответствовало истине. Так, отсутствие отношений собственности и предпринимательства снизило уровень преступности просто потому, что делить было нечего. Отсюда – более низкие показатели по количеству и масштабам совершенных преступлений, чем на Западе. Приведу пример, который сегодня кажется чем-то невероятным, но я лично был свидетелем этого: сотрудники правоохранительных органов не хотели получать личное оружие, а те, кто его имел, годами хранили в сейфе и не носили с собой. Риск получить взыскание за потерю оружия существенно перевешивал риск для жизни. Также не были известны резиновые дубинки и наручники. По возможности обходиться без всего этого можно вполне представить себе, что такое была преступность в СССР!

Еще один показатель: советские эмигранты в целом очень хорошо обустраивались на Западе в сравнении даже с местным населением. Это свидетельствует о качестве образования и воспитания советских людей. Также, до сих пор в России чрезвычайно сильна ностальгия по советским временам, даже после того, как люди имели возможность «попробовать» все «прелести» Запада.