355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вячеслав Новицкий » Экономика: куда мы пришли и куда пойдем дальше(СИ) » Текст книги (страница 5)
Экономика: куда мы пришли и куда пойдем дальше(СИ)
  • Текст добавлен: 25 марта 2017, 21:00

Текст книги "Экономика: куда мы пришли и куда пойдем дальше(СИ)"


Автор книги: Вячеслав Новицкий


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Лично мне сложно представить и ту, и другую ситуацию. В ВУЗе я экономику не любил именно за эти бездушные формулы, в которые облекается, пусть и совокупность, но все же конкретных действий конкретных людей. Когда я думаю об экономике, я не представляю себе ряд формул, объясняющих гармоническую экономическую систему, вечно стремящуюся к какому-то глобальному равновесию, на непременном наличии которого эти формулы основаны. Я представляю себе конкретного менеджера Ивана Ивановича или предпринимателя Джона Смита, сидящих и принимающих решение исходя из конкретной экономической обстановки.

Я очень хорошо знаю этих людей! Поверьте, никто из них не будет ждать, пока доходность капитала r станет бесконечно близкой к нулю. Более того, они не будут ждать даже в том случае, если доходность капитала упала вследствие колебательных процессов и вот-вот должна вернуться обратно к высоким показателям. Они каждый свой трудовой день будут стремиться к тому, чтобы их капитал приносил максимальную прибыль, несмотря ни на какие глобальные превратности, создаваемые экономической математикой, и в этом стремлении они вовсе не ограничатся «максимально диверсифицированным портфелем инвестиций, когда каждая единица капитала может быть использована наилучшим образом». Учитывая, что эти парни получили свои места в конкурентной борьбе с сотнями других претендентов, продемонстрировав незаурядные лидерские качества, оригинальное мышление и тому подобные вещи, о которых мы все пишем в своих резюме, можно не сомневаться: решение они найдут, просто «взломав» те условия, на которых выстраиваются формулы. Человек всегда найдет способ подчинить себе природу! Ведь он нашел управу даже на знаменитый закон физики F=G*((m1*m2)/(R*R)), и спокойно летает себе на самолетах, ракетах и прочих летательных аппаратах, ни капли не переживая о том, что наделал!

В нашем конкретном случае Иван Иванович и Джон Смит нашли себе помощь у государства, спутав всю математику, точнее, создав какую-то новую, еще не осознанную человечеством.

Именно в этом конкретном практическом состоянии я и предлагаю исследовать экономические реалии. Исходить от человека, от его деятельности, а не от абстракций, которым он, по замыслу создавших эти абстракции, подчиняется с неизбежностью. Думаю, поэтому Маркс и не дал формулы к своему утверждению о падении нормы прибыли – слишком уж нежизненной эта формула бы получилась. Маркс предполагал новую формацию общественно-экономических отношений, взамен существующей капиталистической и считал, что она придет в результате осмысленных действий человечества, вызванных обнаруженным им противоречием. Когда именно и при каких соотношениях доли труда и капитала в национальном доходе произойдет Мировая Социалистическая Революция предсказать заранее невозможно, значит, невозможна и формула на этот счет. Маркс, похоже, несколько переоценил человечество, почему-то решив, что раз уж оно все-таки возьмется отношения менять, то сделает это коллективно и справедливо. Он считал, что капитализм – это последняя стадия стихийных отношений, а дальше человечество найдет в себе силы эти отношения упорядочить и регулировать по мере их эволюции. Мы видим, что эти ожидания не оправдались, что человечество все же нашло в себе еще немного сил, чтобы побыть в блаженной анархии, которую экономисты так здорово причесали и облагородили математическими уравнениями Вечного Баланса. И это еще одна веская причина, чтобы не увлекаться детским пристрастием к математике в ущерб сложным гуманитарным дисциплинам.

В России есть хороший пример, как увлечение математикой в гуманитарных науках привело к довольно забавным вещам. Двое ученых-математиков Фоменко А. Т. и Носовский Г. В. как-то решили применить свои математические познания в области... истории. Приступив к делу, они начали с поиска того, что могло бы стать переменными в их формулах. Первое, на что ученые обратили внимание – это удивительное сходство между отдельными историческими событиями. Как ни странно, оказалось, что каждый правитель государства, во-первых, рождался, во-вторых, принимал участие в нескольких значительных и массе незначительных войн, а потом умирал в собственной постели или насильственной смертью. Они даже были удивительно похожи друг на друга внешне: часть носила бороду, а часть гладко брилась. Делали они также и вполне одинаковые вещи: проводили налоговые реформы, раздавали поместья вельможам (у каждого, вдобавок ко всему, были вельможи!), интриговали, казнили, миловали, заключали международные договора. Говорили на языках, отдельные слова которых звучали одинаково, а отдельные – по-разному.

Все это позволило математикам, увлекшимся историей, совершить ряд поразительных открытий. Нет, они не просто вывели формулу, по которой можно было бы предсказывать судьбу будущих правителей – будут они бритыми или бородатыми, устроят какую-нибудь войну или не устроят. Это было бы мелковато, учитывая масштабы личностей ученых. «Наложив» одного правителя на другого, они обнаружили, что никаких отдельных правителей не было, а все это просто копирование в глубь столетий одних и тех же личностей, совершавших одни и те же деяния. Кто-то гнусно подделал историю, скрыв происходящее ранее воцарения Михаила Романова в XVII веке. Однако полностью все, конечно, подчистить не удалось, и по некоторым методикам, в том числе «математическим», можно было кое-что восстановить.

Таким восстановлением историки-революционеры и занялись. Книги печатались одна за одной, люди читали их, «пьянея от строк», принося немалый доход их авторам. Оказалось, что никакого монголо-татарского ига не было, а Чингиз-хан – один из исконно русских царей, удачно повоевавший и захвативший почти все человечество. Потом, правда, человечество каким-то образом умудрилось прогнать потомков навязчивого завоевателя, заодно и стерев позорные для себя, но славные для россиян, страницы истории из памяти. В математической модели «хронологических сдвигов» Чингиз-хан оказался одновременно Иваном Грозным, Владимиром Мономахом и кем-то еще (возможно, я ошибаюсь в конкретных персоналиях, так как воспроизвожу эту «новую хронологию» по памяти, не имея достаточно моральных сил вновь обратиться к первоисточникам). Его сын Батый также нашел себе реинкарнации как до своего реального существования, так и позднее.

Вскоре новым хронологам стало тесно в рамках истории России, и они быстренько изучили историю всего остального мира. Естественно, не обнаружили там ничего оригинального: того же Чингиз-хана, да его сына. Если не ошибаюсь, воплощением одного из них оказалась английская королева Елизавета – скорее всего, хана Батыя, потому что также, как и он, не носила бороды. Иисус Христос оказался, само собой, Царем Славян и новые хронологи даже обнаружили Его могилу, почему-то в Стамбуле. В принципе, ничего странного в этом нет: хоронились же Русские Цари в Египетских пирамидах! Это было очень удобно, особенно, если учесть, что ездили тогда на лошадях, а Царь, поскольку он Царь, мог умереть в любом месте своей Империи – хоть где-нибудь в Испанских провинциях, а хоть и на Дальнем Востоке. Даже и на американском континенте – Америка, вроде бы, тоже в нашу империю вошла! В таких случаях тела удобнее всего, конечно, свозить в одно место, за тысячи километров. Иначе зачем было египтянам бальзамировать покойников?

Скажете – псевдонаучный конспирологический бред? Конечно – бред! Безусловно, в данном случае математика использовалась не для поиска истины, а просто чтобы продемонстрировать «авторитетность» мошенников. Я привел эту ситуацию в качестве примера не для того, чтобы делать сравнения, а, чтобы наглядно продемонстрировать, почему математические методы не всегда применимы к отношениям между людьми. Очень большая проблема в этом случае – установить переменные и допустимые для них значения, а также вместить в ограниченное количество математических выражений всю совокупность отношений, возникающих в общественном пространстве.

Вернемся к той же «формуле Маркса» β=s/g. «Решение», которое предлагается в качестве причины, почему Маркс неправ – это предположение, что Маркс видел переменную g, являющуюся отражением темпов структурного роста, то есть темпов роста производительности и населения, равной 0. Получается, что капитал просто накапливается, на каждого работника становится больше станков, другого оборудования – от этого, естественно, доходность капитала на каждую его единицу падает. На самом же деле постоянный рост производительности и населения позволяет уравновесить прибавление новых единиц капитала, создавая вечную гармонию пропорций. Растет также и «человеческий капитал», то есть технологическое усложнение требует особенной квалификации от работника, тем самым повышая его ценность, что, в свою очередь, увеличивает трудовые доходы по сравнению с чистыми доходами от капиталов.

Вывод отсюда самый простой: развивай науку, увеличивай население, повышай его квалификацию, следи за его здоровьем, чтобы квалифицированные кадры использовать максимально – и будет тебе куда вложить вновь создаваемый капитал без потерь для его доходности.

Все это прекрасно выглядит в математике. На практике – намного хуже. Например, мы знаем, что 70% современных французов заняты в сфере услуг и большинство из них в той конкретной ее части, которая отвечает за государственное образование и государственную медицину. 70%, Карл, следят за тем, что развивают население и следят за его здоровьем! Как такое получилось, и кто тогда, собственно, занимается непосредственно увеличением капитала, дабы сохранить баланс вышеприведенной формулы? Получилось очень просто: с государством работать намного выгоднее и прибыльнее, чем связываться с развитием бизнеса, учитывая конкуренцию со стороны азиатских тигров.

Говорят, капиталу и не надо много работников, так как рост «человеческого капитала» позволяет компенсировать количество «человеческого материала» его качеством. Однако теперь, на каждого работника, занимающегося непосредственно производством капитала на капитал, приходится двое других работников, следящих за тем, чтобы он не болел и образовывался. Говорят, ценность «человеческого капитала» многократно выросла и поэтому человеческий капитал вытесняет обычный материальный. Однако даже самый образованный и креативный специалист требует для себя хотя бы компьютер, не говоря уже об ином высокотехнологичном, под стать образованию, оборудовании, помещениях и т.п. Получается обратное: чем образованнее «человеческий капитал», тем больше ему надо материальных средств для реализации собственного потенциала.

Подставьте это все в формулу β=s/g! Или напишите еще десять формул, которые бы регулировали все вышеперечисленное – и опять, подгоняя реальность под эти вновь написанные формулы, вы создадите столько новых уникальных отношений в производстве и обмене, что на них уже понадобится не десять, а сто формул! Причем, действующих в строгой совокупности между собой.

Нет, господа, математика – это не то, что определяет экономику. Математика в экономике позволяет понять многие закономерности и дает возможность прогнозирования потенциального развития той или иной ситуации. Однако математика не отвечает на вопрос – что конкретно произойдет. На этот вопрос можно ответить только обратившись к иным наукам, отличающимся от математики принципиально: наукам гуманитарным, то есть тем, которые изучают человека и группы людей, их общее и различное. Человечество никогда бы не научилось летать, если бы относилось к законам физики так, как экономисты относятся к своим математическим формулам! Поэтому я и не считаю корректным решением для уточнения предсказаний Маркса искать подходящую для них математическую формулу, раз уж сам Маркс, не пренебрегавший математикой, когда считал это необходимым, в данном случае предпочел обойтись без уточнений.

Если же необходимо мое мнение по вопросу отношений капиталов и трудовых доходов, я скажу так: на мой взгляд, доля капитала по сравнению с трудовыми доходами, растет. Правда, процесс этот намного сложнее и глобальней, чем представляется, и отслеживать его надо не поднимаясь от отдельных стран к глобальному рынку как совокупности экономик этих отдельных стран, а спускаясь от глобального рынка как единого целого к отдельным странам. Необходимость принципиального изменения подхода возникает потому, что «мировое разделение труда» создало совсем новое экономическое качество, только еще начавшее постигаться современной научной мыслью. Также необходимо очень серьезно оценивать новые стихии и тенденции, связанные с растущей долей государств в экономике. Учитывая сказанное, практическое значение факта роста капитала в подаваемом сегодня виде – минимально. Спор о нем между "марксистами и «буржуазными экономистами» на самом деле устарел и не представляет прикладного интереса. Кризис рентабельности в большинстве стран и огосударствление оказывают влияние на экономику не в пример более сильное, при этом еще и трансформируя сами понятия «капитал» и «трудовой доход».

Что же касается внешней схожести открытий Маркса и того, о чем речь идет в моей книге, то есть если мы действительно говорим с Марксом об одном и том же, а не то, что он формулу забыл написать, я полагаю, что имелось ввиду нечто менее глобальное, чем мировой капитал в целом. Проблема падения нормы прибыли возникает не тогда, когда рост мирового капитала встречается с мировым ростом производительности, она возникает на уровне единицы рыночных отношений – отдельного предприятия или холдинга, то есть той структуры, которая ограничивает конкретным наполнением отношения «Прибыль = Доходы – Расходы». Нельзя поставить знак равенства между капиталом в целом и совокупностью того, что принадлежит отдельным независимым хозяевам: этому препятствует Частная Собственность. В рамках отдельного субъекта рынка структурные изменения, диверсифицирующие капитал, чрезвычайно затруднены в силу ограниченности этого субъекта конкретной сферой деятельности. Предпринимателю надо принять решение: заканчиваем вкладываться в технологическое усложнение чайников, начинаем заниматься производством кофейных аппаратов. Однако, как только конкретный собственник капитала развитие чайников «замораживает» – конкуренты тут же вытесняют его из рынка чайников вообще, так как делают свое «последнее улучшение». Раз запустив капитал работать в определенном направлении, остановиться уже невозможно, только если полностью не уйти из одной сферы в другую. Но и тут проблема: действительно новых продуктов, рынок для которых свободен, очень мало, и капиталисту приходится вступать в уже существующие сферы, где конкурентная борьба идет уже давно, и из которой тоже, по-хорошему, стоит уже выходить. Скорее всего, он просто потеряет свой капитал, «потратив» его на убытки, что, очень похоже, и стало массово происходить накануне Великой Депрессии. Мобильность капиталов, связанных с промышленным производством – самая минимальная.

Тем не менее, в реальности мы находим кое-какое практическое воплощение понимания необходимости диверсификации капитала. Я имею в виду т.н. «бизнес-ангелов», особенно тяготеющих к таким «высокотехнологичным» сферам приложения капитала, как IT-технологии. Если я прав, владельцам капиталов в нынешних суровых для нормы прибыли условиях можно было бы рекомендовать обращать внимание не на поиск отдельного выгодного вложения, а на то, чтобы капитал был максимально диверсифицирован. То есть делать максимальное количество сфер вложения самоцелью инвестиций. Впрочем, если пристально присмотреться к деятельности тех «бизнес-ангелов», которые уже существуют – думаю, повода для оптимизма и здесь найдется очень мало. Их принцип – один удавшийся стартап компенсирует десяток-другой неудачных. Это совсем уже не то качество роста, к которому мы привыкли. Попробуйте так создать не компьютерную программу на смартфон в помощь домохозяйкам, а дальнемагистральный широкофюзеляжный самолет! Так что, все это просто еще один дополнительный повод уходить из сферы промышленного производства, в те сферы, где капитал имеет большую мобильность. В финансы, услуги, и то, что вне всякой конкуренции в этом ряду – «бизнес» с государством.

***

Думаю, сказанного в данной главе насчет Маркса и его «формул» вполне достаточно. Доказывать «Маркс был прав» или «Маркс был неправ» в условиях, когда произнесена фраза "трудно точно понять, что именно он имел ввиду [Т. Пикетти «Капитализм в XXI веке, Москва: Ад Маргинем Пресс,2015 г. Стр. 231]» – значит, заниматься идеологией, а не наукой. Идеологией в самом вульгарном ее смысле – трактовками авторитетов. Оставим Марксу Марксово, а мертвые пусть хоронят своих мертвецов. Нам надо думать о будущем, а не о прошлом.

12. Тенденции краха.

Мы привыкли считать, что прогресс в последнее время развивается бурными, бешеными темпами, намного опережая предыдущие времена. Но так ли это на самом деле? Давайте посмотрим внимательно на примере такой отрасли, как самолетостроение. Самолетостроению примерно 130 лет. Первоначально это были матерчатые бипланы, летающие вокруг ярмарки на потеху толпе. За одно поколение самолеты превратились в транспорт, способный перевозить пассажиров и грузы. Следующее поколение – рейсовые винтовые монопланы, со скоростью 300-400 километров в час перевозящие пассажиров и грузы на постоянной основе. Новое поколение, а это 50-е годы 20-го века, уже летало на реактивных пассажирских лайнерах со скоростью, близкой к скорости звука. С тех пор – все. Мы, уже третье поколение подряд, так и летаем на тех же самых лайнерах, чуть усовершенствованных, на которых летали наши дедушки и бабушки. Последние успехи самолетостроения связаны отнюдь не с покорением новых высот и скоростей: нынешние чудеса авиационной техники удешевляют эксплуатацию (по сравнению с предыдущими), и вмещают большее количество пассажиров на какие-то свои единицы затрат.

Автомобилестроение. По шоссе, со скоростью 120 километров в час, выдаваемых двигателем внутреннего сгорания, автомобили ездили в самом начале 20-го века. В начале 21-го века – то же самое. То есть, целое столетие производители автомобилей только совершенствовали и улучшали свой продукт, качественных шагов не делали. Обещают, что вот-вот появится автомобиль, который сможет ездить без участия водителя. В этом обещании также очень много скрытого смысла: пока речь шла о глобальных изменениях автомобильного движения, для которого требовалось слияние автомобилестроения и компьютерной отрасли, все это были только красивые несбыточные проекты, хотя технических препятствий для их реализации не было. И только когда придумали простенький автопилот, состоящий из компьютера и нескольких датчиков, дело, наконец, получило конкретное воплощени

е.

Космос. Здесь рыночной экономики даже и не случилось: все полеты реализовывались и до сих пор реализуются силами государства. Несмотря на тягу людей к космосу и огромные новые возможности – коммерческая привлекательность у этой темы отсутствует: слишком высоки затраты и слишком низки доходы. Говорят, правда, что вот-вот начнется эра коммерческого освоения космоса, и даже какие-то летательные аппараты показывают, собранные на инвестиции, заработанные совсем в иных отраслях. Мы время от времени смотрим в Интернете ролики про ракету, возвращающуюся из космоса и разбивающую баржу, на которую она пытается сесть. Допустим, она все же сядет на эту баржу раньше, чем у ее создателей закончатся деньги или интерес к этой затее. Встает следующий вопрос: кто будет заказчиком у этих коммерсантов? Уж не корпорации ли, находящиеся в таком тесном взаимодействии с государством, что непонятно, где кончается государство и начинаются они? Сегодня космический полет для одного человека или груза того же веса обходится в несколько миллионов долларов. Это самый надежный барьер для желающих, преодолеть который возможно только с помощью государства. Вообще, вся эта затея с частной космонавтикой очень сильно напоминает овечку Долли и другие попытки получить государственные дотации на "технологические прорывы" [См., например, "Илон Маск получил от правительства США 5 000 000 000 долларов". http://emky.net/chelovek/ilon-mask-poluchil-otpravitelstva-ssha-5-000-000-000/].

Электроника и робототехника. Мы постоянно слышим про какие-то немыслимые прорывы в этой области, что где-то в Японии робот что-то сделал такое, чего раньше ни один робот не делал. Но в рамках участника рыночной экономики я робота видел лишь однажды: в игрушечном магазине. Он стоил безумно дорого, около 500 долларов, и когда натыкался на стены, говорил какие-то слова. В инструкции было написано, что он мог выбирать, какие слова говорить в зависимости от того, столкнулся он со стеной или с тумбочкой.

Прошу понять меня правильно: я не оспариваю прогресс робототехники и электроники! Я оспариваю возможность его коммерческого использования, способность создавать капиталом капитал, производя и продавая роботов и электронику [В сетевых спорах на этот счет мне иногда предлагают ссылки на всякого рода презентации, согласно которым роботы в промышленности работают вовсю и даже скоро заменят дешевый наемный труд. Обычно эти презентации создаются с целью привлечь дополнительное финансирование на «развитие проекта», то есть завоевание для него большего рынка, чем имеется на момент создания презентации. Собственно, об этом и моя книга: для выгодного производства робототехники (в частности), рынок слишком мал. Возможно, если бы мы жили на какой-нибудь Суперземле с населением в сотню-другую миллиардов человек, паре-тройке создателей роботов удавалось бы получать прибыль от своей деятельности].

Но компьютеры-то, компьютеры же развиваются! И продаются! – скажет дотошный читатель. – Вон, какой прогресс, и все это только за одно-два поколения!

Дотошный читатель прав – компьютеры действительно продаются и совершенствуются. Но какой ценой? Сколько мы знаем производителей компьютерных комплектующих – процессоров, видеокарт, карт памяти и т.п.? И мы наблюдаем в реальном времени, как и этому мизерному количеству производителей на весь мир (!) тесно на рынке [Как-то в одном сетевом споре с очередным «сторонником прогресса ничего не меняя», он предложил мне привести доказательства взаимодействия с государством одной из икон коммерческого технологического прорыва и надежды рыночной экономики корпорации Intel. Подразумевая, конечно, что высокая прибыль, регулярно показываемая сей компанией, исключает подобные происшествия. До этого я ничего не знал про Intel, кроме того, что она показывает высокую прибыль. Я просто знал принцип, по которому сегодня «развивается» высокотехнологичный бизнес. Всего на второй страничке поисковой системы я нашел вот это: http://www.iimes.ru/?p=20930 «...не всё так безоблачно в деятельности Intel в Израиле. В 2008 году компания закрыла свой исследовательский центр в Йокнеаме. В том же году вследствие устаревания используемой технологии был закрыт и завод в Иерусалиме. Правда, позже корпорации удалось договориться с властями: необходимые деньги были инвестированы обеими сторонами, и в 2009 году производственные мощности были обновлены, а завод был вновь открыт...».]. Между тем, компьютер – это не самый сложный продукт, в любом современном автомобиле их несколько штук. И – он самый распространенный сегодня, то есть самый востребованный.

Еще одна проблема современной экономики краха капитализма – сужение ассортимента товаров, их унификация. В 70-х годах 20-го века автомобиль каждой марки представлял собой уникальное технологическое решение. Сегодня большинство автомобилей унифицировано между собой и различаются только дизайном. И, хотя брендов по-прежнему много, они объединены в несколько корпораций.

А помните такое понятие – коллекционный автомобиль? На автомобиле даже среднего уровня можно было позволить себе ездить 20-30 лет. Особенно автомобили такими любили выпускать американцы – они же первые и обанкротились. Сегодня даже самый дорогой автомобиль рассчитан так, что его хватает ровно на период гарантии, а потом он начинает «сыпаться». Так производитель сокращает свои затраты, чтобы в формуле «Прибыль = Доходы – Затраты» получить положительный результат. То же самое – во всех отраслях производства: бытовая техника, электроника. Холодильники, купленные 20 лет назад, работают до сих пор, купленные недавно – ломаются через 5 лет.

Мы, конечно, пока еще ведем речь о тенденциях. Пока что, спасибо китайским рабочим, эти тенденции создают для нас не очень сильные неудобства. Но нет и оснований думать, что эти тенденции когда-нибудь изменятся. Значит, с серьезными проблемами столкнутся уже наши дети.

Часть вторая. Крах социализма.

1. Что такое социализм?

Социализмов на свете много. Еще Маркс в Манифесте коммунистической партии разбирал многие из них, называл утопичными и предлагал социализм на научной основе. Сегодня мнений насчет социализма так же много, как и во времена Маркса, а, может, и еще добавились.

Но мы не будем здесь разбирать то, чего не было. Мы будем говорить о том, что было. Я имею в виду т.н. «социалистический лагерь», просуществовавший с 1917-го по 1991-й год, центром которого был СССР. Именно социализм, установившийся и развивавшийся в СССР, и станет предметом нашего рассмотрения.

Социализм определялся основателем СССР В. И. Лениным так:

Государственно-капиталистическая монополия, обращенная на благо народа и потому переставшая быть государственно-капиталистической монополией.

Обратите внимание: социализм – это еще капитализм в своей высшей стадии, просто обращенный на благо народа. Никаких принципиально новых форм экономических отношений еще нет. Социализм считался переходной стадией от капитализма к коммунизму, во времена которого всего будет вдоволь и труд из обязанности превратится в потребность – «от каждого по способности – каждому по потребности». На стадии социализма последствия капитализма еще не изжиты, еще никакого изобилия нет, оно только создается – поэтому действует формула «от каждого по способности, каждому по труду».

Данный сугубо утилитарный подход к социализму, в отличие от широко распространенных сегодня восторженно-идеалистических представлений о какой-то справедливости, которая по Марксу вообще есть производное от экономического базиса, и был воплощен в СССР. На практике социализм в СССР выглядел так: Все средства производства обобщены в государстве, каждый работник – наемный. Производство и распределение осуществляется не на основе конкуренции, а на основе пятилетнего плана, который принимается исходя из возможностей производства и потребностей общества. Развитие происходит не стихийно, а согласно предварительному планированию. Управляет государством народ через общественную организацию – Коммунистическую партию Советского Союза.

Сегодня многие говорят, что социализма в СССР не было: мол, средства производства не принадлежали рабочим, так как государственная собственность – это еще не собственность рабочих, пролетариата. В реальности, мол, пролетариат был ограблен и лишен всего. Это чистейшая демагогия. Для определения, кому что принадлежит, надо просто найти выгодоприобретателя. Кто был выгодоприобретателем результатов производственной деятельности в СССР? Народ в целом, потому что ни на чьи частные счета получаемая прибыль не уходила, а распределялась на повышение благосостояния населения, либо на дальнейшее развитие, либо на армию для защиты от внешней угрозы. На это, обычно, возражают: мол, распоряжались всем государственные чиновники и крупные партийные деятели. Даже если согласиться с этим очень смелым утверждением – ни должность, ни зарплату чиновник или крупный партийный деятель не мог передать по наследству, да и размер их зарплат и уровень жизни в целом был вполне сопоставим со средне-советскими. Первый появившийся после Перестройки бизнесмен построил себе дом намного богаче того, что называлось «номенклатурными дачами». Фактически, партийное и государственное руководство были теми же самыми наемными работниками, как и рабочие на заводах.

Принято считать, что СССР был тоталитарным государством. Я скажу так: он был тоталитарным настолько, насколько народ позволял ему быть тоталитарным. Все инструменты для защиты своих взглядов, отличных от «общей линии Партии», имелись. Гражданская активность поощрялась: с населением постоянно проводились курсы повышения политической грамотности, ему объяснялись права и возможности. От людей даже требовали принимать участие в общественной деятельности! Насчет наличия какой-то неприкасаемой политической номенклатуры – многие, кто жил в СССР, наоборот, уверены, что существовал перегиб в сторону простых рабочих, чья значимость искусственно развивалась в ущерб квалифицированным кадрам и интеллигенции, и это даже привело к негативным явлениям в общественно-экономическом развитии. Так или иначе, совершенно любой человек мог сделать карьеру в Партии и дослужиться до самых верхов, что, в принципе, и сделали многие советские руководители, начинавшие карьеру с самых низов в глухих регионах. Никакой замкнутости элит не существовало – дипломатический корпус был намного более замкнут, чем партийные верхи, хотя и туда по специальным программам набирали талантливых людей из народа. В Верховный Совет, высший орган управления СССР, наряду с начальством выбиралось множество людей самых простых званий – доярок, рабочих, инженеров, учителей.

Таким образом, вопрос был только в смелости и желании отстаивать свои взгляды. Те, кто не боялся отстаивать свои взгляды – добивались многого. Конечно, запреты не обязательно оформляются законом, иногда неформальные действия гораздо более ощутимы и вески. Здесь в СССР было как везде: люди есть люди, и соблазн использовать положение, авторитет и опыт чтобы «продавливать» то, что хочется лично тебе – конечно, существовал. В государстве, где продекларирован коллективный подход к принятию решений, где даже верховный орган власти есть общественное учреждение, – эти неформальные приемы общественной борьбы отражались на жизни каждого гражданина гораздо больше, чем в государстве с единоличным исполнительным органом или какой-нибудь аристократической формой правления.

В СССР действовал традиционный партийный принцип: любое решение обсуждается, но после того, как оно принимается большинством, меньшинство должно ему подчиняться и проводить в жизнь, оставляя за собой право на критику. Недоразумения возникали, когда кто-то из меньшинства продолжал настаивать на своем, упорствовать, не выполнять принятое решение. Тогда к такому лицу применялись «меры общественного воздействия», которые в самой тяжелой своей форме не исключали и остракизма, «выведения за общество». Но сначала пытались «брать на поруки». Возможно, это и есть тот самый тоталитаризм, о котором говорят, потому что большинство частенько оказывалось молчаливым и равнодушным, чем пользовались отдельные проходимцы, поднаторевшие в искусстве общественной борьбы. И еще: если бы кто-то заявил, что рыночная экономика лучше социализма, он бы не нашел поддержки у большинства населения СССР и тем более у членов Партии. Правда, потом ситуация поменялась на 180 градусов: общественному остракизму подвергались те, кто говорили «Не могу молчать!», отстаивая идеалы коммунизма. Здесь секрет быстрого и бескровного развала СССР: когда общество не захотело жить при коммунизме, его просто не стало, и не нашлось никакой силы, желавшей и имевшей способность «сохранить» свою «власть» насильственными средствами. Например, в 1993-м году, когда опасность угрожала новой демократической власти «младореформаторов», такая сила нашлась, и противники Ельцина и его команды были расстреляны из танков. А прошло всего только два года с момента развала СССР!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю