355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вячеслав Новицкий » Экономика: куда мы пришли и куда пойдем дальше(СИ) » Текст книги (страница 11)
Экономика: куда мы пришли и куда пойдем дальше(СИ)
  • Текст добавлен: 25 марта 2017, 21:00

Текст книги "Экономика: куда мы пришли и куда пойдем дальше(СИ)"


Автор книги: Вячеслав Новицкий


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Ленин, на мой взгляд, дал самое удачное с точки зрения наиболее полного понимания общественных отношений, прежде всего в экономике, понятие классов:

Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают.

Самое главное здесь – отношение к средствам производства. Маркс, чьим учеником Ленин всегда себя считал, сосредотачивается только на этом аспекте. Ленин добавляет еще ряд условий, но, если вдуматься, все они также связаны с отношением к средствам производства и зависят от него. Общество разделяется на классы в зависимости от того, кто является собственником средств производства. Те, кто владеют средствами производства – хозяева жизни, правящий класс, держащий в руках государство и его аппарат принуждения. Ну, а кому не повезло, у кого только свои рабочие руки, которые он может продать – класс угнетенный, создающий богатство для класса угнетателей, пролетариат. Любое другое деление, например, на богатых, средних и бедных, хоть и незаменимо во многих исследованиях общественных отношений, в нашем случае не даст никакого результата – поскольку именно такие классы есть практически в любом обществе, вне зависимости от формы организации экономики.

Выше мы говорили, что происходит с частной собственностью, как она становится не нужна своему хозяину вследствие кризиса рентабельности. Как «подбирает» ее государство, вынужденное заботиться о том, чтобы у людей была работа и продукты для потребления. Как наемный работник-государственный чиновник вместе с наемным работником-менеджером, подчиняют себе собственника средств производства, делают его номинальной фигурой в своих схемах. Если мы применим к таким отношениям ленинское определение классов, мы вынуждены будем признать, что... пролетариат победил буржуазию, и стал классом-гегемоном, полновластным владыкой экономических отношений. А раз так, выходит, что мы идем к тому, что у нас окончательно останется только один класс. И мы уже значительно продвинулись по этому пути! Следовательно, мы, наконец, добились того, что общество, в соответствии с марксистско-ленинской классовой теорией, стало бесклассовым. Ну, если не считать некоторого количества, как говорили в раннем СССР, «недорезанных буржуев», являющихся пережитком прошлого и вследствие этого оказывающих постоянно уменьшающееся влияние на развитие экономики [Это может показаться очень смелым утверждением, особенно для т.н. «развитых стран», где пропаганда успешности в предпринимательстве основывается на крупных частных собственниках и суперкорпорациях, созданных ими буквально за десяток-другой лет. Однако где бы был сейчас звезда пропаганды Илон Маск, если бы не государственные миллиарды, регулярно получаемые им на свои суперпроекты? Где бы был Билл Гейтс, чье взаимодействие с государством стало классическим кейсом для бизнес-школ? Даже Марку Цукербергу с его Фэйсбуком было бы сложно без производителей компьютеров, а тем, в свою очередь, без государственной поддержки и производства в Китае! Подробнее вопрос отношений между отдельными частными капиталами и экономикой в целом разобран в первой части этой книги.].

Если же мы, вдобавок, вспомним, что государство есть инструмент правящего класса, а полновластным собственником средств производства мы признали государство – получим и общественную собственность на средства производства. Иными словами – бесклассовое общество со средствами производства в общественной собственности. Даже в рамках классовой теории, мы теперь вправе говорить, что государство есть теперь не более чем инструмент в руках общества для организации этого общества! Когда-то, чтобы такое получить искусственно, в СССР пришлось много судеб сломать и крови пролить. Сегодня же оно складывается само собой, вследствие прогресса – экономического и социального [Вот «левые» и недовольны – без них обошлись. Не получилось у них походить в кожанках с маузерами и поучаствовать в красном терроре! Они-то думали, что нужны молодость и напор, а оказалось – невзрачные чиновники и бюрократия. Хотя, что думает современный левый европейского типа – для меня вообще загадка. По-моему, это уже не общественно-политическое движение, а какая-то субкультура, андеграунд типа хиппи или панков.].

Современный «левый», дорожащий своей исторической реконструкцией классовой борьбы, имеет ряд возражений на все перечисленное: мол, кто использует номинального частного собственника, тот и есть настоящий собственник средств производства. Соответственно, я неправильно определяю класс собственников, вычеркивая из него чиновника, а он и есть самый настоящий буржуй, господствующий класс. Такой «левый» не понимает двух очень важных вещей.

Во-первых, смысл владения средствами производства только один: получать прибыль. Точнее даже не так: только при помощи средств производства можно создать прибыль или, как говорят марксисты, прибавочный продукт. Это неотъемлемое свойство средств производства в рамках рыночной экономики: без этого свойства они, в лучшем случае, сокровище, в худшем же – металлолом. Кризис рентабельности превратил большую часть капиталистической собственности (за исключением тех мест, где прибыль еще получают) в металлолом. И продолжает превращать оставшееся. Поэтому мы не говорим о рынке, мы говорим о псевдорынке, на котором как будто бы что-то происходит, но на самом деле происходит только по одной причине: потому что «добрый дядя» из правительства дал денег «поиграться». Не рынок, а историческая реконструкция рынка. Как игра «Монополия», которая останавливается, как только в «Банке» заканчиваются деньги. Нет рынка, нет средств производства (в рыночном, капиталистическом их понимании) – о каком собственнике средств производства может идти речь?

Современный «левый», обычно, после этих аргументов начинает доказывать, что рынок на самом деле есть, и приводит конкретные примеры его наличия. Правильно – рынок есть. И долго еще будет. Как долго еще сохранялись феодальные отношения после того, как появилась первая мануфактура. Но именно с появления этой мануфактуры начинают отсчитывать появление и развитие капитализма и декларируют обреченность феодализма. Также и здесь: с появлением первых ростков псевдорынка, настоящий рынок обречен. Он будет барахтаться, «переезжать» из страны в страну, создавать различные финансовые схемы, связанные с перекредитованием, но приговор уже произнесен и будущее ясно просматривается без покойного. Ну, а нас именно будущее и интересует, поскольку мы говорим о перспективах, а не делаем исторический обзор. Тенденции видны ясно, и мы спокойно можем себе позволить в это будущее заглянуть.

Во-вторых, когда Людовик XIII говорил: «Государство это я!» – над ним уже тогда все смеялись. Тем более смешно это слышать сегодня. Государственный чиновник имеет возможность распорядиться средством производства только пока он государственный чиновник. С увольнением его возможности заканчиваются. Эти возможности не защищены правом наследования, более того, они вообще – криминал и не могут быть ничем иным по своей сути. Чиновников регулярно сажают за коррупцию, а в некоторых местах даже расстреливают. Хорошенький правящий класс получается! Чиновник не равен государству, а его «часть», винтик. Действует же он, в том числе и в своих «схемах» только от имени государства, по доверенности, в рамках выданных государством полномочий. Таким образом, если мы желаем непременно назначить собственника на средства производства, мы должны назначить на эту должность государство. Только оно имеет полное право на те деньги, которые от его имени запускаются в песочницу псевдорынка. Но какой тогда, простите, правящий класс собственников производства?

Если же, вопреки здравому смыслу, остаются желающие приписать наемному работнику-государственному чиновнику права собственности, тогда придется признать новое явление в капитализме – собственник-партизан. Осуществляет права собственности скрытно, при поимке лишается всего и вешается на первом столбе в назидание другим собственникам.

3. Социализм подкрался незаметно?!!

Еще раз вспомним определение социализма:

Социализм – это государственно-капиталистическая монополия, обращенная на благо народа и потому переставшая быть государственно-капиталистической монополией.

Обратите внимание: в определении нет слова «пролетариат», что для Ленина, всегда категорично относившегося к классовой борьбе, нетипично. Речь идет о «народе», то есть – о всем обществе, ставшем бесклассовым.

Тем не менее, несмотря на то, что общество у нас бесклассовое, мы не можем сказать, что у нас наступил социализм. Отсутствует главное условие «перерождения» государственно-капиталистической монополии – обращение ее на благо народа. Чиновники и менеджеры – далеко не весь народ. От того, что они по понятию «классов» «классического» марксизма попадают в один общий класс с другими наемными работниками, например, рабочими, еще не значит, что они должны с ними быть в одну кучу свалены. Если мы сделаем так, если мы не будем замечать разницу между рабочим, получающим двести долларов зарплаты на предприятии и государственным менеджером, «выдаивающим» из этого предприятия миллионы, мы ничего не поймем про современные общественно-экономические отношения. Значит, нам надо в до этого рассматриваемом в качестве единого монолита классе пролетариата выделять подклассы.

Почему подклассы, а не поделить на классы заново, по другим основаниям? Потому что отношение к средствам производства нам все еще важно. Нам по-прежнему надо уметь отделить пролетариат от предпринимателя чтобы понимать разницу в том, как присваивается производимый продукт. Также нам надо держать в уме то общее, что есть у рабочего и менеджера – «обобществленные» ими средства производства.

Разделение внутри класса пролетариата целесообразно произвести следующим образом:

1. Люди, живущие только своим трудом, то есть «простые люди» – живущие на одну зарплату, не имеющие иных источников доходов кроме нее (сдача в аренду квартиры, доставшейся по наследству и прочее в этом роде не в счет – только бы это не была непосредственно коммерческая деятельность, тогда речь идет уже о предпринимателе).

2. Элитарии, то есть люди, находящиеся «наверху» общества – все те, кто имеет, в силу должности, возможность распоряжаться в свою пользу каким-нибудь общественным ресурсом. К элитариям я бы относил не только государственных чиновников и менеджеров государственных монополий, но и менеджеров истинно частных компаний, каким-то образом еще умудряющихся генерировать прибыль. Эти господа точно также контролируют ресурс в силу должности и точно также им распоряжаются. На сегодняшний момент нет и не может быть четких критериев, по которым мы отделяем такие независимые компании от зависимых, поскольку связи с государством самые разнообразные. Можно ли считать независимой консалтинговую фирмешку, оказывающую в рамках «мультипликационного» эффекта услуги компании, сидящей на подряде у государственной монополии и, в свою очередь, оказывающей ее менеджменту «услуги» по выводу государственных средств? Смогли бы менеджеры этой консалтинговой компании так лихо существовать, если бы им не перепадало от государственных «излишков»? Нам нет никакой нужды разбираться в этих тонкостях. На свете очень много научных трудов, раскрывающих противоречия между собственником бизнеса и менеджментом, так что мы при всем желании их не перепутаем. Наша задача – отличить собственника от элитария в рамках новых общественных отношений, суть которых мы здесь разбираем, и с ней мы вполне справляемся.

Общественно-экономические отношения, которые создают элитарии, точнее, возникающие в результате противоречий элитариев и «простого народа», следует называть государственным элитаризмом. Это название прекрасно отражает суть происходящего и демонстрирует основной стержень, вокруг которого оно оформляется– государство.

Государственный элитаризм – это переходный этап в развитии мировой экономики, характеризующийся в возрастании контроля государственного чиновничества и «менеджмента», обобщенно – элитариев, над производством и распределением в процессе отмирания института частной собственности на средства производства и концентрации их под государственным управлением.

4. Суть государственного элитаризма.

Суть государственного элитаризма в том, что он есть порождение стихии развития и сам по своему содержанию также стихия. Общественно-экономические отношения развивались, развивались и, наконец, развились в него. В СССР, как мы помним, была «руководящая и направляющая» коммунистическая партия, задававшая вектор развития «на основе научной идеологии». В случае с государственным элитаризмом ничего подобного нет: просто по мере того, как стал умирать капитализм, общество нашло новые способы производства, распределения и присвоения.

Особенностью социализма является долгосрочное общее планирование и концентрация производительных сил под общим руководящим началом. В случае государственного элитаризма мы наблюдаем элементы планирования, но эти элементы никак и никем не осознаны, никакого их обобщения и общей стратегии нет. Отношения маскируются под рыночные – и это главное препятствие для их правильного осознания. Например, уже в 2010-м году 30% «международной торговли» – внутрифирменные денежные потоки корпораций. Ясно, что эти потоки «текут» отнюдь не стихийно, а вполне себе управляемо, в рамках всевозможных «оптимизаций» корпоративных доходов и расходов. То есть, 30% денежных переводов в мире (и эта цифра постоянно растет) происходит по плану. Но никто не воспринимает эти потоки как нечто, имеющее значение, игнорируя их, потому что минимальная единица при оценке рыночных процессов – только отдельное юридическое лицо. Зато единица-корпорация совершенно спокойно приравнивается к единице-индивидуальному предпринимателю с оборотом 10 тыс. долларов в месяц! Все, что на рынке не торгует и не конкурирует, таким образом, исключается из рассмотрения, не важно, пусть даже это и треть всех мировых общественно-экономических отношений. Такие отношения принято изучать в рамках менеджмента как науки, многочисленных социальных исследований, но только ни в коем случае не в качестве отношений экономических!

Концентрации же и централизации экономических процессов нет вообще – кто первый добежал до нужного кабинета, кто первый утвердил бизнес-план и получил под него финансирование, тот и живет.

Например, в России сегодня строится очень много газопроводов, при том, что объемы газа, через них прокачиваемые, с 90-х годов только уменьшаются. Зачем тогда новые газопроводы? Мы, мол, Украину обходим. Зачем обходим? Чтобы она нам не диктовала своих условий и не шантажировала. А если та страна, через которую обходим, начнет условия диктовать и шантажировать? Нет ответа. Точнее, ответ – государственный элитаризм. Примеры таких бессмысленных трат, думаю, возможно обнаружить в любом государстве. Да и с тратами, считающимися «разумными» – тоже неплохо бы разобраться! Понятие «разумный» сегодня сильно не соответствует сути происходящего.

Кстати, политическое «обоснование» трат государственных средств – еще одно глубоко негативное явление государственного элитаризма, получающее при нем активное развитие и становящееся самостоятельным явлением, «бизнесом», как это называют. Если предприниматель при капитализме считает от какой-нибудь войны не только прибыли, но и убытки – чиновник начисто лишен этого дуализма. Для него важен момент, когда тратятся государственные деньги, а тратятся они с намерением получить в будущем прибыль или просто покрыть убытки – это ему все равно. Самая выгодная ситуация для государственного чиновника – это когда сначала тратят деньги на войну, а потом – на восстановление разрушенного этой войной. И там, и там чиновник «при деле», и там и там для него прибыль. Естественно, мы говорим о ситуации «идеальной», когда чиновник ничем и никем не контролируется, то есть ситуации абстрактной, вымышленной, которой в жизни не бывает. В жизни чиновнику приходится маневрировать между собственными возможностями, потребностями и внешней силой, способной его в одно мгновение из элитария превратить в «простого человека».

***

Противопоставляя свои личные интересы интересам общественным, элитарий наводит бардак во всем, с чем имеет дело. Хотя ни один элитарий с этим не согласится – они все самым искренним образом считают, что их присутствие упорядочивает общественные отношения, а без них все разрушится. Они пишут бумаги и доказывают необходимость расширения штатов и сферы ответственности. Их поведение – закономерность в рамках государственного элитаризма. Как уже говорилось, элитарии и люди, живущие только своим трудом, составляют один общий класс. Элитария выделили из тысяч обычных людей и дали ему властные возможности с единственной целью – приносить пользу обществу (всему классу, который у нас равен обществу). Если элитарий пользы обществу не приносит – он не нужен. Если он приносит пользу обществу – он не только необходим, но и полномочия, а, значит, и возможности его, расширяются.

Элитарии мечтают научиться взаимодействовать с обществом так, чтобы было все наоборот: общество зависело от элитария и «вытекало» из него. Он не хочет быть производным, он хочет быть причиной. История классового общества дает ему для этого многочисленные примеры. Элитарий очень хочет порвать со своим классом, от которого он так сильно зависит и образовать из себе подобных самостоятельный господствующий класс. Именно поэтому, а не только из-за возможностей «зарабатывать», он изо всех сил держится за рыночные отношения. Только при них он может иметь частную собственность, приносящую доход вне зависимости от его положения в обществе. Он дает бизнесу государственные деньги с расчетом, что когда-нибудь этот бизнес начнет зарабатывать сам. Он придумывает (или нанимает тех, кто придумывает) многочисленные программы развития предпринимательства, повышает конкурентную среду, строит технопарки, создает особые экономические зоны без налогов, финансирует исследования нанотехнологий, приватизирует государственный бизнес, по отчетам которого можно подумать, что он доходный, и совершает много других самых полезных для бизнеса дел, не забывая и про себя в этих делах.

Но! Как только элитарий становится предпринимателем, он сразу ощущает на себе весь груз проблем современного предпринимателя. И самая большая проблема – договориться с другими элитариями о создании условий, в которых этот бизнес мог бы существовать.

Элитарий содержит противоречие сам в себе. С одной стороны, он, как представитель класса наемных работников, заинтересован в существовании экономики, производящей для него все необходимое для жизни. С другой стороны, действиями в свою индивидуальную пользу он эту экономику разрушает, обескровливает и рушит рационально выстроенные связи и отношения.

5. Жизнеспособность государственного элитаризма.

Экономика при государственном элитаризме испытывает примерно то же, что испытывала экономика СССР при Перестройке. С одной стороны – выстраиваются транснациональные корпорации как единственно возможная форма производства современной высокотехнологичной продукции и производство начинает внутри этих корпораций жить по плану.

С другой стороны – производство в общем находится под огромным давлением центробежных сил «рыночной свободы», которая в данном случае есть только псевдорынок. Из корпораций выкачиваются огромные ресурсы, оплачиваются подозрительные услуги и работы, а деньги потом всплывают на частных счетах менеджеров корпораций и государственных чиновников, имеющих взаимоотношения с этими корпорациями. Корпорации рассматривают как доноров для малого и среднего бизнеса. Они испытывают постоянный гнет со стороны антимонопольных органов, стремящихся реконструировать конкуренцию любой ценой, хотя бы и разделением корпораций на составные части.

С третьей стороны – рынок, который все участники процесса хотят «завести», завестись уже не может в принципе. Там, где он еще остается – он прекрасно существует сам по себе, без всяких дополнительных стимулов, как и всегда существовал. Но там, где его нет – его уже точно быть не может. Рынок – это стихия, коллективное бессознательное. Из миллионов и миллиардов людей всегда найдется несколько человек, способных воспользоваться любыми, даже самыми трудными обстоятельствами и основать новый бизнес. Так что, если бизнеса нет – это самый точный признак, что любые возможности для него отсутствуют. И глупо думать, что проблема может быть решена как-нибудь теоретически или на правительственном уровне – слишком много надо воссоздать условий для его существования, фактически, создать новую реальность. При этом само такое воссоздание, то есть, по сути, планирование, и есть главный киллер рынка.

Одно из явлений, которые породило угасание рынка – ориентация на «вершки», наименее затратные и наиболее прибыльные сферы производства с оставлением капиталоемких «корешков» на государственное содержание. Как пример мы уже рассматривали IT-сферу, где желающих писать программы для компьютеров намного больше тех, кто хотел бы компьютеры производить. В России это называют «приватизацией прибылей и национализацией убытков».

Также необходимо понимать, что проблемы бизнеса, вызванные угасанием рынка – это, в том числе, и проблемы корпораций, так как они по-прежнему существуют как участники рынка. Корпорации отнюдь не приносят прибыли, глубоко убыточны и живут, фактически, на подаяние, собранное с граждан в виде налогов.

Общественно-экономические отношения при государственном элитаризме можно представить себе следующим образом. Огромное дерево – это экономика, то есть производство и обмен. И на каждом суку сидит по человеку, и отпиливает этот сук. А снизу несколько человек пилят все дерево целиком. Государственный элитаризм – нежизнеспособная форма общественно-экономических отношений. Она не является самостоятельной, поскольку представляет собой капитализм в момент после его смерти. Государственный элитаризм – это похороны капитализма.

6. Долго ли это будет продолжаться?

Современный арабский мир делится на две половины. С одной стороны – блестяще образованные, закончившие самые лучшие мировые университеты и сказочно богатые люди в богатейших государствах, куда стремится инвестировать любой, у кого завелись лишние деньги. С другой – нищие, но очень воинственные люди в беднейших странах. Причем эти, которые в беднейших странах, умудряются с удивительным постоянством рождать международные организации типа Аль-Каиды и ИГИЛа, куда и вступают целыми государствами.

Принято считать, что эти организации объединены на идеологии Ислама, как-то по особому относящемуся к тем, кто его не исповедует. Полная ерунда! Во-первых, в России, Узбекистане, Казахстане и многих других восточных странах, где исповедуется Ислам – прекрасное и самое радушное отношение к иноверцам. Во-вторых, в Исламе, особенно «воинственном», столько течений, враждебных друг другу, что договориться на их базе невозможно в принципе, можно только ссориться.

Так что же заставляет исламистов объединяться вопреки всему, даже течениям в самом Исламе? И что заставляет их делиться на две зеркальные половинки, одна из которых прекрасно интегрирована в международное сообщество и представляет в нем сказочный восточный колорит, а другая дико ненавидит Запад и считает главным долгом своим – уничтожение его со всеми ценностями и достижениями?

Все опять очень просто и наглядно. Цивилизованные арабы – те, кто живут в странах, интегрированных в международное разделение труда. Они везут на общий мировой рынок свою нефть, продают ее там, и возвращаются домой с другими покупками: Порше, Феррари, намытые острова, шестизвездочные отели и прочее, не исключая одежды для повседневной носки и банальной бытовой техники. Ну, а их противоположности – те, кому в мировой рынок встроиться не удалось. И как пролетариат во времена Маркса, они вынуждены продавать свою рабочую силу за очень небольшие деньги, ибо и на рынке труда – конкуренция. Арабы и примкнувшие к ним как по религии, так и по социально-экономическому своему положению африканцы наводнили европейские страны, где они занимают самый низ социальной лестницы.

Говорят, Европа испытывает огромные проблемы, связанные с миграцией. Говорят, мигранты из исламского мира активно налаживают связи со своими сородичами из «террористических» организаций. Говорят, в Париже были погромы, да и в Лондоне неспокойно... Ну, а если кому-то кажется, что арабские страны слишком далеки от них – присмотритесь к Греции. Там пока все довольно мирно – но и на Украине никто не считал себя настолько глупым, чтобы бросить мирную жизнь и пойти воевать. Также как в Ливии, Сирии других странах, где происходящее противостояние вызвано все теми же противоречиями государственного элитаризма.

Никаких «террористических» организаций не существует – организации, созданные на голом идеализме или религиозном фанатизме, долго не живут. Социально-экономическая основа – вот фундамент для прочных людских объединений, выступающих против «системы», чем бы эта система не была. А религиозные или национальные идеи – это символы, знамена, «поднимающие» над низменным бытом. Обратите внимание, как ислам трансформируется и «подгоняется» под необходимость борьбы. Ну буквально – Реформация и Католицизм несколько столетий назад! Боролись за чистоту Веры, а между делом заодно и колонии в новом Свете поделили!..

В развитых странах говорят, что таковы сегодня вызовы, стоящие перед человечеством. К ним также можно добавить проблемы безработицы, то есть «лишних людей». Все эти люди – жители стран третьего мира и «лишние», в никуда не деваются, а создают «очаги напряжения и нестабильности». Они, к сожалению, не хотят такой «стабильности», в которой им отведена самая неблаговидная роль. В рамках государственного элитаризма данные противоречия не разрешить, следовательно, они будут только усугубляться, а учитывая крах экономики – усугубляться самым «пугающим» образом. «Пугающим», конечно, для государственных элитариев – для тех же, кого мы отнесли к «простым людям», в углублении этих противоречий перспектива того, что свое незавидное будущее они смогут изменить к лучшему.

7. А что с идеями о будущем человечества?

Диалектический материализм считает, что идеология – это надстройка над общественно-экономическими отношениями, отражение этих отношений в умах общества. Базис и надстройка – те, кто учился в СССР помнят эти ключевые философские понятия со школы. Сначала приходят общественно-экономические отношения, то есть, конечно, не приходят, а изменяются, а только потом эти изменения «усваиваются» разумом сначала отдельных индивидуумов, а затем и общества в целом. Это все очень логично: в абстрактной философии мы можем долго спорить, что первично – разум или материя, но в общественных отношениях, то есть таких, где участвуют не отдельные индивидуумы, а массы, материалистический подход прекрасно зарекомендовал себя повторяемостью результатов опыта.

Как видим, налицо некоторое запоздание идей по отношению к объективной реальности. Новая реальность стучится в дверь, но мы делаем вид, что не замечаем стука, поскольку никакой другой реальности, кроме привычной, не ждем. Наоборот, происходящее, хоть новое, хоть старое, мы стараемся объяснять традиционными для нас вещами. Например, тот феодал, который завел себе первую мануфактуру, продолжал чувствовать себя именно феодалом, а мануфактура, несмотря на все ее преимущества и необычность, отражалась в его мозгу как еще один элемент его феодальной жизни. И никак он не мог представить, что это его новое начинание скоро разрушит все, к чему он привык, разорит множество его товарищей по классу, а его из привилегированного лица поставит на один уровень с презренным купцом. Знал бы – разломал бы все и камня на камне не оставил!

Также и наш современный чиновник, ломающий голову над тем, как бы «развить конкурентную среду» и «поднять инвестиционную привлекательность», когда выписывает новую государственную гарантию на очередной коммерческий кредит, не понимает, что он этим самым свои труды перечеркивает, и уничтожает само понятие предпринимательства, рынка, капитализма.

Благородный рыцарь, уничтожающий своей мануфактурой феодализм и ответственный чиновник, уничтожающий господдержкой капитализм, действуют так, потому что им это выгодно, приносит доход прямо здесь и сейчас. Ну, а от одного кредита ведь и от одной мануфактуры ничего не изменится? Не может же целый строй рухнуть из-за того, что человечек заработал несколько сотен тысяч долларов! Может, если таких человечков – целый класс.

Однако нам в данный момент нашего исследования важно не то, что эти люди делают на самом деле, а то, что они думают, что они делают. Как видим, эти две вещи расходятся самым противоположным образом. И пройдет длительное время, пока кто-то не воскликнет – «Ребята, да что ж мы делаем-то?!! Мы же рушим мир!!!» [Правящему классу всегда кажется, что с концом его правления и мир рухнет, поскольку не представляет себе какой-нибудь мир, ему не принадлежащий]. И даже после того, как все закончится, как новая идеология победит, а старая станет для большинства общества враждебной, останутся чудаки, сожалеющие о «добром старом времени». И эти чудаки даже смогут находить себе единомышленников и некоторое одобрение людей нейтральных. С каким умилением мы читаем в романе «Унесенные Ветром», как здорово и мило было неграм в рабстве у южных плантаторов, и как плохо им стало после освобождения!

Государственный элитаризм – явление абсолютно новое, общество с ним столкнулось в полный рост буквально десяток-другой лет назад. И единственно, что удалось пока осознать, да и то не всем – это катастрофичность современных общественно-экономических отношений. Соответственно, никто не видит никакого государственного элитаризма, а видят лишь проблемы, которые «легко» исправляются в рамках традиционных представлений.

Левые видят решение проблем в продолжении классовой борьбы. Либералы – в необходимости самой решительной борьбы с коррупцией и вмешательством государства (или наоборот – в необходимости расширения вмешательства государства, это не важно). Националисты – в засилье мигрантов, сбивающих цены на труд и насаждающих чуждую культуру. Сторонники религий – в невиданном разгуле порока и отказе от традиционных ценностей. Сторонники «демократических свобод» – в засилье религиозного мракобесия и предрассудков. Как видим, традиционных идеологий пока что человечеству достаточно, и оно не стремится вырабатывать ничего нового на этот счет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю