Текст книги "Окаянные"

Автор книги: Вячеслав Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Одеты мы, словно на свиданьице с дамами, – посмеивался, не унимаясь Сакуров. – Не прихватить бы простуды. Те битюги, – он кивнул на двух бородачей в малахаях и тулупчиках, – уже по-зимнему. Зачем собрались с нами – неведомо, а мы – в шинельках. Вы как себя чувствуете, Глеб Романович?

Тот продолжал молчать.

– Вашим болячкам ещё б в тепле недельку.

– Нормально, – подняв воротник шинели, буркнул Корновский обречённо. – Чем быстрее всё кончится, тем лучше.

Он сидел, не отрывал жадного взгляда от уносившегося мимо мелколесья.

– Берёзки, сосенки, глянь-ка, Артур Аркадьевич, и ёлочка мелькнула. Красота-то какая! Соскучился я по всему этому. У нас, в Астрахани, не увидишь, там пески да степи.

– А море?

– До моря добираться сто вёрст. А тут раздолье!

– Я ночью слышал, вы звали какого-то Сашку. Уж не внучка ли?

– Женя приснилась, Евгения. Бежали они оба за мной. А что кричали, не разобрал. Вроде к себе звали. Не случилось ли там чего? Угаров меня беспокоит. Не оставит он её так просто. Мужик жёсткий, да и у власти теперь. Мальчонку бы не отобрал. Натворит там дел… А я вот…

– Не мучайтесь, всё будет хорошо. Мы их навестим, лишь здесь закончим, – поторопился, уводя его от грустных мыслей, Сакуров. – Я вот спросить хочу, то вы дочку Женькой кличете, а то вдруг Эжен. Не французская кровь замешалась?

– Если что и осталось, так от бабушки-парижанки. Красавица была известная и имя красивое носила, я и не удержался. Но в нашей державе на свой лад переделывают, вот и получилась из Эжен простенькая, но понятная Женька. Артур Аркадьевич, я ошибаюсь, или у вас с моей дочерью завязываются серьёзные отношения?

– Я её люблю. И она меня тоже.

– Хватило нескольких дней?

– Мы оба не молоды. Это серьёзно, Глеб Романович.

– И как вы представляете оба собственное будущее?

– Выберемся из этой ситуации, и всё встанет на место, как в лучших романтичных историях, – улыбнулся Сакуров.

– Вы уверены?

– Выберемся, Глеб Романович…

Договорить он не успел, машину изрядно встряхнуло и, меняя направление, она, повернув от видневшейся вдалеке деревушки, затарахтела к просеке, углубляясь в гущу деревьев, пока не остановилась совсем под развесистым, скрывшим её ветвями старым клёном. Уцелевшие жёлтые, красные пёстрые листья, срываясь, засыпали кузов, головы непрошеных гостей. Буланов, не дав заглохнуть двигателю, выскочил из кабины и быстрым шагом направился в сторону, скомандовав, не оборачиваясь:

– Выгружаемся! И мешки не забудьте!

Команда насчёт мешков касалась бородачей, те, подхватив по увесистым двум мешкам каждый, первыми заспешили на землю.

– Переодевайтесь, Глеб Романович. – Буланов уже возвращался; за ним поскрипывала телега, запряжённая пегим жеребцом и управляемая бородачом, одетым подобно двум близнецам-битюгам. Те, размявшись на земле, выбросили из мешков под ноги Корновскому и Сакурову такие же малахаи и тулупчики с сапогами, в какие наряжены были и сами.

– Из одного курятника цыплята, её-богу, – хмыкнул Сакуров.

– И вы, Артур Аркадьевич, поторопились бы. – Буланов, сказав несколько слов выскочившему к нему водителю, запрыгнул в телегу, поманил остальных за собой. – Как это в деревне говорят – сидайте, хлопцы, нам ещё задницы бить да бить, а меж тем солнышко садится.

– О, русская земля, а ты уж за холмом, – устраиваясь за спиной Буланова, грустно глянул вслед укатившей назад машине Корновский.

– Что? – встрепенулся Буланов. – Что это вы про Русь? Не понял.

– С гимназии вспомнилось про князя Игоря, отправившегося громить хазаров, а угодившего к ним в плен.

– То были половцы, Глеб Романович, – влез Сакуров. – Предал Игоря, обманом заманил его злодей Кончак.

– Один хрен, – хмыкнул Буланов. – Вокруг нас этих половцев и хазаров переродившихся тьма! Но вам это не грозит. Я в плен вас сдавать не собираюсь. Наша цель, наоборот, благородная.

– Какова? – тут же встрял Сакуров. – Вы так и не соизволили конкретизировать нашу задачу. Всё вокруг да около. Теперь, надеюсь, самое время?

– Успеется, – лениво буркнул Буланов, искоса глянув на парочку бородачей, устроившихся позади всех, словно охраняя; в мешках, оставшихся в их руках, явно топорщились стволы обрезов. – На месте всё и услышите.

Деревню они объехали большим зигзагом, даже не слыша лая дворняг.

"Однако глаза человеческого опасается Павел Петрович, – отметил для себя Сакуров, – нас не хочет показать народу, поэтому всех в одинаковую одежду приодел, бороды вот не успели отрасти, но щетина у нас с Глебом приметная. Так что вполне сойдём за компанию деревенских, если вдруг встретят. Буланов в середину затесался, чтобы в глаза не бросаться".

Стелящийся лёгкий туман впереди заставил его напрячь внимание. "Не иначе речка или болото огромное", – мелькнуло в сознании, и он не ошибся: перед ними начались болотистые места, однако жеребцом управлял знающий человек, и телега уверенно двигалась по сухому, пока не замерла близ неприметного шалашика, умело укрытого от посторонних глаз хворостом, листьями и прочей ещё не пересохшей растительностью.

– Глеб Романович, Артур Аркадьевич? – махнул ладошкой Буланов. – Приглашаю размяться.

Он, спрыгнув с телеги, ловко нырнул в известную только ему щель и исчез в шалаше. Сакуров последовал следом, проследив за его сапогами, Корновский постарался не отставать. Внутри было пусто и тесно, но втроём разместиться места хватило.

– Это что ж за закуток? – облазив все углы, Сакуров улёгся на спину в одном из них и похлопал рядышком по соломе, приглашая, Корновский последовал его примеру. Буланов, видно, раньше проинструктировал сопровождавших их бородачей – один из них просунул голову и протянул ему вороной ствол, обернувшийся по мере извлечения винтовкой.

– Вот она, родимая! – воскликнул Сакуров, переглянувшись с Корновским. – Не зря мы с ней тешились в Центре, мишени дырявя! А вы мне не верили, что на охоту нас пригласит Павел Петрович.

– И не ошиблись, верные мои товарищи. – Буланов не скрывал, что ему следует торопиться, он завертелся, передавая винтовку Сакурову, сам же пробрался поближе к лазу из шалаша. – Вам предстоит не просто поохотиться, а…

– Из винтовки-то? – перебил его Сакуров, поглаживая приклад. – С ней только на большого зверя. На кабана, к примеру. Водятся на этих болотах кабаны? Они такие места обживают быстро.

– Зверь вас поджидает опаснее, Артур Аркадьевич, – заворковал масленым тоном Буланов. – Но охотятся тут и на обычную дичь. Так что в эту "вечёрку[118]118
  «Вечёрка» – вечерняя охота на птицу (разг.).


[Закрыть]" услышите, палить будут охотнички. Но вы отдыхайте, не увлекайтесь их забавой, и вообще не вылезайте из укрытия. Зверь на вас выйдет утром. Может, прямо мимо шалашика этого и пройдёт. А вы его прямо отсюда и почти в упор, бац!

– Какая же это охота? Кабана выслеживать интересно, с собачками за ним побегать. А уже потом… – хмыкнул Сакуров, не выпуская винтовку из рук.

– Зверь тот опаснее кабана! – зло прервал его Буланов. – Это враг! И его следует уничтожить!

В тот же лаз, откуда появилась винтовка, были вброшены бинокль, сумка с боеприпасами и снедью.

– Значит, нам отсюда ни шагу? – сощурил глаза Сакуров.

– Сторонитесь чужих глаз. Под утро или позже он сам продефилирует мимо. На другом берегу его будет ждать автомобиль. Вам всего лишь не промахнуться.

– Туман, чёрт его подери! – продолжал рассуждать будто сам с собой Сакуров. – Бинокль-то зачем, если рядом.

– Не помешает.

– Есть другой обход этого болота? Вдруг ему взбредёт в голову через болото путь сократить.

– Артур Аркадьевич, прекратите философствовать! – сверкнул глазами Буланов. – Вы же видите, я спешу.

– А?.. – затянул снова Сакуров, взглянув на помалкивавшего всё это время Корновского, будто пытаясь втянуть в разговор и его.

– Зверь будет один, – опередил вопрос Буланов, лицо его постепенно наливалось краской гнева.

– Но?..

– Все следы уберут мужики.

– Это те, которые охраняли, чтоб мы не удрали никуда в дороге?

– Они самые, – дёрнулся, не скрывая злобы Буланов. – Оба всё время будут неподалёку. К вашим услугам.

– Замёрзнут, бродяги. Морозцем на ночь потянуло, – поёжился Сакуров.

– Привыкшие. У них есть, где укрыться.

– Продумано, значит, всё?

– На такого зверя идти без предосторожностей нельзя.

– А по поводу следов, я что-то не совсем уловил?

– Ну, хватит, хватит, Артур Аркадьевич! – Буланов и голос повысил. – Естественно, труп мои ребятки уберут сами. И всё, что останется…

– От нас с Глебом Романовичем? – хмыкнул набычившийся Сакуров, сжав винтовку.

– Я!.. – Корновский, словно ожив наконец поджав ноги, вскинулся на колени. – Я в убийцы не нанимался! Тем более неизвестного человека!

– Спокойно, спокойно, товарищи, – поднял руки вверх Буланов. – Вы так напугались, что совсем забыли про готовящуюся акцию, о которой я вам твердил не раз. Иначе, к чему я вас готовил? Проверки вам устраивал? Не верю в ваше легкомыслие, извините.

– Павел Петрович, – напрягся Корновский, – это товарищ Сталин выбрал меня в убийцы?

– Да, Глеб Романович, стрелять приказано вам, – не моргнул глазом тот.

– Но он не удостоил даже встретиться со мной? Соглашусь ли я?

– Не будьте так наивны, милейший Глеб Романович. Иосиф Виссарионович тщательно изучил ваше личное дело, несколько раз беседовал по этому поводу с товарищем Ягодой. Ваша кандидатура долго обсуждалась. Вы, как нельзя лучше, подходите. Тот, кого вам предстоит убрать с арены политической борьбы, и ваш враг.

– Я бы не стал из-за угла с ним счёты сводить.

– Да как вы смеете? – взвизгнул взбешённый Буланов.

– Стрелять я не стану, – не опустил глаз Корновский. – И не смейте на меня кричать. Решили, раз в Германии мне пришлось это делать, то и на подобное я способен?

– Нет, вы посмотрите на него! – развёл руки Буланов. – Сцены закатывать вздумал! Тогда это придётся сделать вашему товарищу.

– Со мной разговора не было, – нахмурившись, отвернулся Сакуров.

– Вот они, демократы, борцы за свободу! – Буланов аж присел на корточки. – Полюбуйтесь! Как до настоящего дела довелось притронуться, завопили, чистоплюи проклятые! Вы уж не белая кость, случаем? Как это я проглядел? Листал ваши личные дела, зачитывался, а главное проглядел. Здорово замаскировались, враги революции.

– Вам ли судить! – вспылил Корновский, сжимая кулаки.

– Ну-ну, утихомирьтесь, – попятился Буланов. – Ваше поведение толкает меня на крайние меры.

– Не сомневался, что вы так просто нас не отпустите, – хмыкнул Сакуров.

– Что? Что вы задумали? – вырвалось у побледневшего Корновского.

– Не забывайте о дочери и внуке, Глеб Романович. Их жизнь теперь в ваших руках.

– Это подло!

– Прошу без истерик и без фокусов! – выхватил револьвер Буланов, видя, как Сакуров потянул на себя приклад винтовки. – Пристрелю обоих, как бешеных собак! А о детках рекомендую серьёзно подумать. И вас, Артур Аркадьевич, призываю к благоразумию. Мне известно, что вам небезразлична судьба Евгении Глебовны. Мальчонку её вы из дерьма вытащили, утоп бы пацан, а вы его от смерти уберегли. А тут из-за какого-то партийного трибуна сраного, грязью обливающего нас, большевиков, взъерепенились!.. Что с вами случилось, товарищи дорогие?

Гнетущая тишина длилась недолго, Буланов, одарив поникшие головы презрительным взглядом, заговорил, бодрящим голоском:

– Смею думать, я вас образумил…

Оба не проронили ни слова, стараясь не глядеть друг на друга.

– Ваше молчание расцениваю, как согласие, – продолжил Буланов. – А вы уж тут без меня, уверен, договоритесь, кому стрелять. В конце концов, это не главное. Я вас покидаю. Чую, я всю ночь так и прокатаюсь туда-сюда. К обеду ждите. Прибуду пренепременно. – Он хмыкнул и выскочил из шалаша, но из-за спины донёсся его ядовитый смешок. – Ребятки мои за вами присмотрят. Не обижайте их.

– Вот тварь! – схватив винтовку, бросился вслед Сакуров. – Перестреляю всех! И кончено дело!

– Стой! – схватил его Корновский. – Забыл о моих? Буланов предупредил, что нас ждёт в случае отказа. Командовать всем будет Ягода. Этот не пощадит никого.

– Что же делать?

– У нас есть время подумать.

– Думай не думай, я в ситуации, хуже этой, не попадал, – рухнул в солому Сакуров.

– Вот и помозгуем, – опустился рядом Корновский. – До утра времени достаточно.

– Удивляюсь я вашему хладнокровию, Глеб Романович. Или вы решились всё же стрелять?

– Давай, помозгуем до утра, Артур Аркадьевич. Ужасный день нам достался…

– Вы заснёте?

– Попытайтесь и вы, право, во сне, иногда разум находит нужное решение, а силы, уверен, завтра понадобятся, как никогда. – И Корновский повернулся на бок.

– Вот никогда 6 не подумал, – поджал губы Сакуров. – Деревянный вы, что ли? – И закрыл глаза.

Часа не прошло, как оба дружно храпели. Не проснулись они и тогда, когда один за другим в шалаш, стараясь не шуметь, проникли два бородача. Один, поигрывая ножищем остался сидеть у лаза, второй с наганом, пнул Корновского в бок.

– Пора, стрелок! – сунул он бинокль ему, ещё не пришедшему в себя. – Глянь в ту дыру-то. Не появился твой кабанчик на берегу?

– Что? Где? – дёрнулся Корновский, уставившись на бородача.

– Глянь, говорю! – бросил ему на грудь бинокль тот. – Проспишь зверя!

Корновский, не вполне соображая, что от него требуется, подталкиваемый сзади бородатым, очутился у небольшого отверстия в одной из стенок шалаша.

– Не вижу ничего, – пробормотал он. – Туман вроде.

– Бинокль возьми, дура! Он близко должен быть.

– Правда, – пригляделся Корновский и без бинокля. – Человек по льду собирается идти. На другой берег. Ногой лёд трогает. Провалиться опасается.

– Замёрзло болото-то! – оживился и бородач. – То-то холодрыга нас донимала, Христофор, – повернулся он к приятелю, не выпускавшему ножа из рук.

– Винтарь, винтарь ему дай, Силантий! – рявкнул тот. – Чего валандаешься? По льду труп скользить будет. Легче тащить нам, чем по кустам надрываться.

– А то! – встрепенулся Силантий и ткнул винтовкой в Корновского. – Чего залюбовался? На, держи!

– Артур! – оторвался от дыры Корновский, отыскивая зарывшегося с головой в солому Сакурова. – Артур! Там Троцкий, слышишь?! Там Лев Давидович! Я узнал его! Проснись, Артур! Вот кого убить собираются!

– Ах, ты орать! – размахнулся наганом Силантий, но передумал, отбросил револьвер под ноги и кулаком пристукнул Корновского по голове. – На помощь звать?! Стреляй, сука! – Он сунул ему винтовку. – Держи винтарь!

– Не буду! – отбросил её в сторону тот.

– Стреляй сам, Силантий! – заорал, не сдерживаясь, Христофор. – Упустим мы гада, Пал Петрович с нас шкуры живьём сдерёт!

От кулака Силантия Корновский отлетел в угол, а озверевший бородач, выставив ствол винтовки наружу, завертел головой, прицеливаясь, но глухой выстрел свалил его раньше, чем он успел нажать на курок, и грузное тело его без стона рухнуло вниз, придавив под собой Корновского.

– Сговорились, сволочи! – взревел Христофор, и нож сверкнул над его головой в руке. – Порешу обоих!

Однако револьвер Сакурова, выпустивший только что смертоносную пулю, опередил и в этот раз: бандит, захрипев, опрокинулся на спину.

– Тот битюг, кажется, кулачищем мне голову проломил, – выбрался из-под бездыханного Силантия Корновский. – Не успела зажить. Глянь, Артур, крови нет?

– Бежать надо, Глеб Романович, – ощупал его голову Сакуров. – Убираться отсюда. Нас только ноги и спасут. А голова ваша вроде цела.

– Ты глянь на болото, – простонал тот, ощупывая голову, – Троцкий до берега добрался?

– Его лёд-то не держит! – присмотревшись, охнул Сакуров. – Он по колено в воде, еле передвигается. Но живой. Хорошо, что не так глубоко. Утоп бы. Холод-то какой!

– А машина? Шофёр?

– Автомобиль на берегу дожидается.

– Как думаешь, слышали пальбу?

– Да что вы! На таком расстоянии, да ещё провалившись под лёд! У него мысли теперь только об одном, как быстрее добраться до машины.

– Значит, в попутчики нас не возьмёт?

– Не до нас ему, Глеб Романович, и пытаться рвать глотки не стоит. Не услышит.

– Вот она, благодарность спасённого, – горько ухмыльнулся Корновский и занялся собственной головой. – Вам, наверное, перевязать меня придётся. Мочи нет.

– Крови нет, терпите, – успокоил его Сакуров, осмотрев ещё раз его голову.

– Саднит.

– Нам осталось рассчитывать только на себя, – осмотрелся по углам шалаша Сакуров. – Даже если бы Троцкий услышал наши крики и согласился довезти в город, нам с ним не по. пути. Трупы кто убирать будет?

– Буланов справится, – поморщился Корновский. – Его акция, ему и бандитов убирать. Мы только время выиграем. Нам ещё надо успеть предупредить Евгению.

– Как?

– Я буду звонить Угарову. Попрошу позвать её к телефону.

– Тогда вперёд, может, действительно успеем к машине.

– Пусто, – высунув голову наружу, огляделся Корновский. – Укатил товарищ Троцкий.

– Оледенели ноги. Вот и погнал водила. Теперь его очередь спасать начальника. А у нас надежда одна – на попутку.

– Глухие здесь края…

– А охотнички?

– С Булановым бы не встретиться.

X

«В особняке, конечно, засада, – следя за покуривающим на корточках под деревом агентом, оценивал ситуацию Сакуров, прячась в кустарнике. – Эта „наседка“ вечера дожидается, раззява; не допускают они и мысли, что днём к ним сунутся. А не попутать ли мне их планы? Те, внутри, наверное, от безделья дрыхнут…»

Он выбрался из кустарника и, шагнув на дорожку, лениво поплёлся к дому – ни дать ни взять полупьяный рыбак с базара, распродавший улов и загулявший на радостях: кепка набекрень, притухшая цигарка в углу рта, с пустым мешком за плечом и на заплетающихся ногах.

Его появление враз привлекло внимание агента, тот долго его разглядывал и, поднявшись, окликнул, лишь Сакуров коснулся калитки особняка:

– Тебе чего, рожа?

– А чо? – начал ломиться в калитку Сакуров, не удосужив агента и взглядом. – Куда хочу, туда и ворочу.

– Тут люди почтенные, а ты с чем прёшься? Пошёл вон! – Агент выплюнул окурок и набычился, не обещая ничего хорошего.

– Я к Верке. Хромоножка всегда у меня рыбу брала. Я ей оставлял. А теперь носа не кажет. Рыба тухнет.

– Пошёл вон, дурак! Или проводить? – Сивко, дежуривший у ворот не первый день, напрягся, шагнул к нахалу.

– Мне в убыток! Сюда надоумили. Здесь сказывали, живёт, – заплетался язык у настырного рыбака.

– Ну я тебя отважу! – Сивко схватил его за шиворот, но тут же обмяк, почуяв укол ножа под животом. – Ты что?!

– Пасть закрой! – Кулак Сакурова влепился в его брюхо с такой силой, что Сивко, охнув, тяжело присел, задыхаясь и хватая ртом воздух.

– Знаешь, как Верку вызвать? – совершенно трезвым голосом заговорил Сакуров.

Тот испуганно закивал.

– Только молодчиков вроде тебя не беспокой. Прирежу! – Нож в руке Сакурова описал дугу по коже агента, тот едва не вскрикнул, но Сакуров второй рукой зажал ему рот. – Давай без шума! Кто в доме из твоих? Много?

– Двое. Чернохвост и Шнурок.

– Прямо воровская публика, – хмыкнул Сакуров.

– ГПУ.

– Не врёшь?

Сивко прямо-таки по-козлиному замотал головой.

– Ну тогда тем более помалкивай, а то пристрелю их.

Сивко с ужасом ощутил ствол нагана под собственным брюхом вместо ножа, и ноги его задрожали.

– Веди в дом, служивый, – подтолкнул его Сакуров пистолетом к калитке. – Ключ-то имеется?

Пока Сивко трясущимися руками никак не мог открыть замок калитки, Сакуров обхлопал его одежду и извлёк револьвер.

– Повезло мне с тобой. Вооружил до зубов, – изобразил он улыбку. – Научен, как стучать в дом надо?

– Три подряд и…

– Тогда поспешай, служивый, – подвёл его к двери в особняке Сакуров. – Мне недосуг.

Сивко забарабанил особым, ему лишь известным звуковым набором.

– Громыхаешь не слишком? Собак на улице напугаешь.

– Не услышат иначе. Там хоромы, – сипло прохрипел Сивко.

– Ну-ну. У меня два ствола, – сунул ему под нос револьвер Сакуров. – Один – твой. Если дуришь, из твоего тех двух уложу, а уже подыхать тебе от моего придётся. Понимаешь, чем дело для тебя обернётся?

– Кто тебе нужен? Неужели действительно хромоножка?

– Слабо соображаешь, служивый…

Шум за дверью заставил обоих замолчать. Загремели засовы, скрипнул ключ во внутреннем замке один раз.

– Платон Тарасыч, ты, что ль? – послышалось оттуда.

– Ну! – ткнул револьвером агента Сакуров. – Поговори с дружком.

– А кто ж ещё? – выжал из себя слипшимся горлом Сивко.

– Что у тебя с голосом-то? – удивился тот за дверью, не решаясь открывать.

– Дрыхнуть меньше надо, Шакуров! – взбодрённый впившимся меж лопаток револьвером Сакурова, изменившегося в лице, рявкнул Сивко что было духа. – Курево кончилось, одолжишь?

– Вот приспичило, мать твою! – выругался тот, распахнул дверь. – А что орать-то?..

И рухнул за порог от страшного удара рукояткой револьвера в лоб. Сакуров немедля затолкнул туда же и онемевшего Сивко.

– Где Евгения и мальчонка? – сдавил он ему шею, прижав к стенке.

– Ты меня лучше спроси, голубок! – раздался голос у него вверху за спиной. – Здесь она. Обернись, только оружие брось к ногам. Тебе револьвер-то больше не понадобится.

– Артур! – услышал следом сдавленный голос Евгении Сакуров и, отбросив наган, обернулся.

С маузером у виска в объятиях тощего чернявого верзилы билась плачущая Евгения.

– Заждались мы вас, спасители дорогие, – начал осторожно спускаться с женщиной вниз по чердачной лестнице Чернохвостов. – А где ж папаша? Внучок тоже весь в слезах. И вас, дядю Артура, часто спраши…

Договорить он не сумел. Кровь, брызнувшая на лицо Евгении от пули, пробившей ему лоб, свалила женщину в обморок, и оба они покатились вниз, к рукам бросившего навстречу Сакурова. Труп был отброшен в сторону, Евгения упала ему на грудь. Сивко, наблюдавший всё это, не шелохнулся с места.

– Сволоки обоих в подвал, – пряча револьвер, скомандовал Сакуров и осторожно опустил бесчувственную Евгению на диван. – И найди мне мальчика с Вероникой. Куда их спрятали. Только живо, живо крутись. Мозги растерял от испуга?

– Лучше б ты и меня пристрелил, – буркнул, подымаясь, Сивко. – Жить они мне не дадут.

– Не спеши, туда ещё никто никогда не опаздывал, – хмыкнул Сакуров. – Везучий ты, меня не помнишь?

– Откуда?

– Тебе со мной возле этого особняка уже не повезло один раз, когда ты выслеживал Глеба Романовича, ищейка, – расплылась в улыбке физиономия Сакурова. – В третий раз не прощу. Сменил бы ты профессию.

Зачесав затылок, Сивко двинулся выполнять его задание, а после сам проследовал в погреб с поникшей спиной. Туда же Сакуров отправил и плачущую прислугу, снабдив её тулупом.

– Иначе нельзя, Верочка, – успокаивал он, запирая погреб на замок. – Они тебя не посмеют тронуть, а с нами тебе опасно, да и ни к чему, ты же здесь остаёшься за хозяйку.

– Артур, дорогой, – пустилась умолять его сердобольная Евгения. – Но, может, ты что-то придумаешь?

– Не волнуйся, любовь моя, – упорствовал тот. – Замёрзнуть она не успеет. Их хватятся к вечеру, если не раньше. Нас бросятся искать и подымут все силы, а нам надо ещё прихватить по дороге Глеба Романовича.

– Что с папой? Почему он не с тобой?

– Жив. Ему надо немножко отлежаться. – Сакуров поднял мальчонка на руки. – Хочешь к дедушке, дружок?

Тот, не говоря ни слова, крепко обнял его за шею.

– Тогда поспешим! – подал он команду.

XI

Когда их пригласили, войдя и сразу замерев за закрывшейся дверью, как-то само собой они притиснулись, словно прячась за спины друг друга.

– Провалили операцию, голубчики, – зыркнул Коба из-под бровей, не подымая головы. – Жив Лев.

– Жив, но мертвее убитого, – осмелился первым Назаретян, подтолкнув локтем онемевшего Ягоду.

– Упакован врачами в постели с высокой температурой, – сиплым голосом продолжил тот. – Купание в ледяной воде, что устроили ему на болоте, обернётся для него полугодовым заточением в кровати, если посчастливится выздороветь.

– Хочешь сказать, что выбили его надолго из строя твои недотёпы, которыми ты так хвастал? – Коба вроде пытался изобразить издевательский смех, но обернулось всё угрожающим хрюканьем.

– На все его бонапартистские затейки, – смелее поддакнул Назаретян. – На всё время дискуссии, разворачиваемой против нас, он выбит из строя.

– А ты, Амаяк, попугайничаешь? – потянулся за трубкой Коба, но подыматься не стал, лишь развернулся к обоим боком. – В защитники записался. Чуешь, где прохлопал?

– Случившемуся, конечно, стоит дать строгую оценку. – Выступил на шаг вперёд тот. – Но нельзя сбрасывать со счёта и то, что было бы, если Льва как раз теперь отстрелили ребятки Генриха Гершеновича.

– Что? Что ещё тебя пугает? – казалось, Коба прожёг Назаретяна тигриным взглядом, тот так и отпрянул назад.

– Шум бы подняли такой среди нашей партийной братвы, что их предполагаемая дискуссия выглядела бы детской болтовнёй.

– Перекинулись бы на их сторону и некоторые старики из большевиков, – нерешительно добавил и Ягода. – Мне докладывают уже про некоторых.

– А ты принимай меры! – рявкнул Коба. – Тоже мне, стратеги нашлись!

– Дзержинский обещался на днях… – Ягода пригнул голову.

– Я его ещё помурыжу в Питере! – отбрил Коба. – Действуй, но обойдись пока беседами с каждым, материально помоги, жрать, видно, нечего, голодранцам. Открой свои закрома.

– Да что ж там у меня…

– Знаю, не хнычь. Найдётся, чем стариков ублажить.

– Есть! – вытянулся Ягода и, смелея, затараторил: – Товарищ Сталин, операция завершилась действительно не так, как была задумана, но я согласен с Амаяком, последствия после физического устранения Троцкого могли быть непредсказуемо опасными. Теперь же он надолго выпал из борьбы. А если посодействовать врачам и отправить его на санаторное лечение… Куда-нибудь на юг. Хорошие здравницы заработали в Ялте, в Кисловодске, в Сочи…

– Подумаем, – буркнул Коба. – Вы оба легкомысленно недооцениваете горлопана. Завалит газеты ядовитыми статейками.

– Газетками такого рода управлять опыт имеется, товарищ Сталин.

– Не просочатся гадости?

– Не дадим.

– Включайтесь оба и немедленно, – буркнул Коба и, грохнув ладошкой по столу, дал понять, что разговор окончен.