Текст книги "Любовницы по наследству"

Автор книги: Вячеслав Школьный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Проворная Любовь Васильевна уже накрывала на стол. Скромный ужин состоял из картофеля-пюре с котлетами и румяных отдававших пышностью пирогов с разнообразной начинкой: маком, повидлом и творогом. Хозяйка, по всей видимости, действительно старалась ни на шутку, и что самое интересное, – вполне возможно, что все это делалось нею исключительно ради меня. Во всяком случае, мне почему-то хотелось, чтобы все было именно так.

Я сидел напротив близнецов и с радостью наблюдал, как эти два не отличающихся крепким телосложением подростка спешно уплетают свои порции.

– Дорогая, может, плеснёшь нам с гостем по пятьдесят грамм? – неожиданно предложил Чернов. – Вы ведь не возражаете, Андрей?

– Я вообще то ярый противник спиртного. – Для собственного престижа мне надо было показать себя настоящим интеллигентом, хотя, сознаться, после сплошной двухчасовой диктовки промочить горло было бы в самый раз.

– Ну, за знакомство можно и выпить, – хриплым голосом пробормотал Глеб Семёнович. – Мне ведь тоже много нельзя, но чуть-чуть для улучшения кровообращения в организме врачи разрешают.

Его супруга покорно подошла к шкафу и, достав оттуда начатую бутылку водки, налила нам по полному стограммовому стаканчику.

– Всё, норма, – решительно произнесла она, грозно взглянув на мужа. – Да и гостю больше не стоит, ему ещё далеко домой идти.

– Ну, давай, Андрюха. – Довольный Чернов поднял свой «стопарик» на уровне глаз. – Ничего, что я на «ты» перешёл? Всё-таки я лет на двадцать от тебя старше, а значит, имею право.

– Ничего, – согласно кивнул я, – всё верно. Сам официальные обращения не очень-то люблю. Я человек простой.

Водка сразу же приятной благодатью разлилась по желудку, – небольшое количество спиртного в данном случае было как раз к месту. Ребята, не обращая на нас внимания, быстро доели свою картошку, и, набрав с собой в полуметрового диаметра фарфоровое «сиротское» блюдце целую кучу пирожков, убежали в зал смотреть телевизор.

– Вот так и живём, Андрюха, – по интонации Чернова чувствовалось, что хмель его порядочно разобрал, – по-простому, как ты говоришь, без привилегий. Раньше я много зарабатывал, – и жили лучше, а сейчас приходится немножко поджать пояса… В общем, как бы там ни было, а детей своих я всё равно выучу, даже в таком состоянии, как сейчас. Слава Богу, они у меня не лодыри и не хулиганы. Соображают хорошо, физически тоже не обижены, думаю, подрастут – отблагодарят отца за заботу. Ты только приходи к нам, не стесняйся, мы тебя не обидим…

На глазах мужчины появились две огромные как дождевые капли слезы. Я вполне понимал его нынешнее состояние, – человек уже, по всей видимости, привык считать себя для семьи беспомощной обузой, но все равно не желал мириться с мыслью, что кормилец в доме теперь не он.

– Ну вот, опять началось. – Любовь Васильевна присела около мужа на корточки и ласково обняла его за плечи. – Не надо, Глебушка, успокойся. Всё у нас с тобой хорошо, живём ведь не хуже от других людей, не бедствуем, на нехватку денег не жалуемся. Зачем же так расстраиваться?

– Я, пожалуй, пойду. – С жёсткой табуретки мне удалось подняться с определённым трудом, – маленькая доза водки все-таки вызвала какую-то непонятную тяжесть в организме. – Спасибо вам за гостеприимство и за ужин.

Я прошёл в прихожую и спешно начал одеваться. Одним глазом смог заметить, как Чернова ласково погладила мужа по голове и без какой бы то ни было брезгливости чмокнула его в обожжённую щёку. В мозг тут же закралось сомнение: неужели такая искренняя, заботливая и любящая своего благоверного женщина могла напропалую изменять ему с Юркой Колесниковым? Хотя, если посмотреть с другой стороны: она ведь ещё довольно молода и очень привлекательна, а муж в подобном состоянии не может её удовлетворить как мужчина. Разве стоит женщину за подобное осуждать в ее незавидном положении?

Любовь Васильевна словно поняла телепатически, что я думаю в данный момент о ней, и вышла проводить меня до двери.

– Не обижайтесь на Глеба, – виновато сказала она. – Он в таком тяжелом положении находится…

– Да, понимаю. – Я на секунду повернулся к зеркалу трюмо и натянул кепку на голову. – Не беспокойтесь, мне не за что на него обижаться. Это уж вы простите, что я так быстро сорвался.

– Он выпивает очень и очень редко маленькими дозами, – тяжело вздыхая, произнесла женщина, – но если когда выпьет, – с ним постоянно происходит вот такое. Раньше Глеб был менее меланхоличен, а сейчас… Прямо ума не приложу, что с ним делать.

– Не переживайте, пожалуйста, Любовь Васильевна. Вот увидите, все будет в порядке. – Мои ладони самопроизвольно взяли женщину за плечи, а глаза просверлили её вполне естественными нежностью и сочувствием. – Возвращайтесь к нему, – он ведь очень нуждается в вашей поддержке.

Встречный взгляд выдержать было довольно тяжело, – он без всякого стеснения выражал полную растерянность и совершенно открыто молил о помощи.

– Спокойной ночи, – с облегченным выдохом добавил я, отпуская женщину и выходя из ее квартиры. – И ещё раз за всё спасибо.

Дверь захлопнулась за мной лишь в тот момент, когда я полностью исчез с поля её зрения на нижнем этаже.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Всё следующее утро меня не покидало чувство какого-то навязчивого стыда за свои глупые мысли. Неужели я, человек здравого смысла, мог подозревать в совершении убийства человека несчастного инвалида, калеку, который без своей коляски и посторонней помощи не мог продвинуться даже на метр? Да, он, конечно, является крупным специалистом своего дела, но это ни на сколько не увеличивает его физические возможности. В любом случае они достаточно строго ограничены. Но ведь если посмотреть на ситуацию с другой стороны, то Чернов мог ведь кого-то нанять для совершения убийства Колесникова. Хотя бы тех же самых своих коллег по киностудии или учеников, с которыми он раньше работал на одной съёмочной площадке.

Как только мне хотелось поскорее посетить студию «Дельта-фильм» и поговорить там с её работниками. Я уже, было, и собрался туда поехать, но в последний момент резко передумал, – кем я представлюсь киношникам, с чем к ним заявлюсь, с какими вопросами, и что, в конце концов, они обо мне подумают? Скорее всего, меня туда даже не впустят, а если и всё пройдёт гладко, – где гарантия, что кто-либо из друзей Чернова не сообщит ему о чересчур любопытном молодом человеке? Как вообще мне объяснить чрезмерную заинтересованность его персоной? А если он и есть заказчик убийства, а исполнителем окажется тот, кого я начну расспрашивать о нём? Подобное стечение обстоятельств может быть чревато для меня не слишком приятными последствиями. Возможно, на второе убийство они не пойдут, но что затаятся, – это точно, и тогда разоблачить их будет куда тяжелее…

Мне пришлось перебороть себя и выбросить эту бредовую идею из головы. Всё, что мне удалось сделать в первой половине дня, – это посетить ближайшую общественную библиотеку, где я попросил у библиотекаря – миленькой любезной блондиночки с пухлыми губками и стройными как у фотомодели ножками, которые никак не могла скрыть больше похожая на пояс шерстяная клетчатая юбка, подшивки всех периодических изданий, связанных с отечественным кинопроизводством, за последние три года.

После нескольких часов листания многочисленных газет и журналов я всё-таки нашёл ту статью, которую искал. Её размер превзошёл все мои ожидания. Вместо короткой заметки о несчастном случае, происшедшем на съёмочной площадке, очерк о нём помещался на целом развороте журнала «Новости кино». Акулы пера не поскупились на подробные описания события. Случай был изложен в полной своей версии со всеми неправдоподобными нюансами и возможными гипотезами. Вдобавок ко всему, на страницах журнала поместили несколько фотографий, одна из которых изображала ещё здорового Глеба Чернова во время съёмок очередного фильма, вторая во всей красе демонстрировала его в больничной палате, уже немного «собранного» врачами, на третей же была запечатлена взорвавшаяся машина. По сравнению с грудой металла, оставшейся от «Опеля» Юры Колесникова этот автомобиль выглядел только что сошедшим с конвейера. Весь каркас оставался целым, даже колёса не пострадали, – сгорело лишь только то, что было внутри.

Как описывалось в «достоверном источнике», дверь машины во время взрыва была открыта, что и спасло неудачливого пиротехника от смерти, – взрывной волной его выбросило наружу. Позвоночник он сломал уже несколько позже, когда, неуклюже перевернувшись в воздухе, ударился спиной о находящийся невдалеке от машины высокий бетонный бордюр.

Больше ничего интересного из статьи почерпнуть не удалось. Было много чего описано, но ни одной фамилии ученика Глеба Семёновича я так и не нашёл. Да и не могло быть ее в журнале, хоть смотри каждую букву в отдельности под микроскопом.

Данное «произведение» было написано каким-то бездарным корреспондентом, уровень образованности которого был явно несколько ниже уровня Жоры Половника, наверняка, дилетантом в своём деле. Ели даже в какой-то газете и было что-либо ещё об этом случае – вряд ли это повысило бы мой интеллектуальный уровень. Тем более, что время на дальнейшие поиски информации у меня напрочь отсутствовало, – с обеда нужно было обязательно ехать домой и готовиться к новому визиту…

«Спутницей жизни» Юрия Колесникова по четвергам являлась некая Алла Дмитриевна Шевчук, живущая не так уж далеко от Черновых практически в центре Печерского района рядом со станцией метро «Дружбы народов».. Найти её жильё не составило для меня особого труда, и как положено в восемнадцать ноль ноль я стоял как штык перед обычной, обитой латунными кнопками и коричневым дермантином, дверью её квартиры, находящейся на пятом этаже девятиэтажного здания. Мой указательный палец с силой давил на кнопку неприятно посвистывающего звонка. На мгновение в голову закралась предательская мысль, – а ту да ли, куда нужно, я на самом деле попал?

Проверив лишний раз адрес, я пронёс машинально Юркину записную книжку мимо кармана своей курточки, и она бесшумно упала на плетёный орнаментом коврик. Хозяйка квартиры по случайному совпадению открыла мне дверь как раз в тот момент, когда я присел, чтоб её поднять. Наши взгляды именно в таком ракурсе и встретились, – она смотрела на меня сверху вниз, а я на неё – снизу вверх, словно провинившийся ребенок на злобную грозную маму с ремнем в руках.

– Добрый вечер, – не то испуганно, не то слишком удивлённо поприветствовала меня женщина.

– Здравствуйте. – Я быстро поднялся и спрятал блокнот. – Я правильно попал, – это квартира Шевчук?

– Правильно.

– Тогда разрешите представиться. Я – ваш новый репетитор по иностранному языку, Андрей Николаевич Лозицкий.

– Я так и поняла, – с определённой долей пренебрежения к моей разогнувшейся в полный рост персоне произнесла женщина. – Алла.

– Просто Алла? – стараясь показаться более интересным, переспросил я.

– Да, именно, просто Алла, – деловито покачала головой женщина. – А что вас здесь так удивляет? Москвичка Пугачёва от меня почти на двадцать лет старше, и то требует, чтобы её только так называли.

– Вы знакомы с Пугачёвой? – Я попытался изобразить на лице дружескую улыбку и вслед за хозяйкой вошёл в квартиру.

– Наполовину, – не меняя серьёзной маски, ответила женщина.

– Это как же?

– Очень просто: я её знаю, а она меня нет.

Тот факт, что наше знакомство произошло на определённой иронической ноте, мне определенно понравился. Я сразу почувствовал в этой женщине родственную душу, которая при необходимости, пускай не в полной мере, но все же смогла бы меня понять.

Она была внешне отменно ухоженной и по-своему красивой. Густые каштановые волосы пышно ниспадали к плечам и закручивались своими кончиками в волнистые локоны. Широкие тёмные брови и длинные подобные иглам ресницы как нельзя более удачно ассоциировались с её грустными завораживающими глазами, под цвет которых она была одета в строгого покроя вязаное серое платье, туго перетянутое на талии широким кожаным ремешком, чтобы получше подчеркнуть изящную безупречную фигуру.

– Вас, конечно, уже снабдили необходимой информацией о моей персоне? – бесцеремонно спросил я, неловко развязывая затянувшийся на ботинке узел и подпрыгивая при этом на одной ноге, как подраненный орангутанг.

– Даже более, чем это было необходимо. – Женщина наконец-то соизволила приятно улыбнуться. Нельзя было не отметить, что улыбка шла ей куда больше, чем суровое выражение лица.

И вообще, во всём естестве этой практически неизвестной мне личности чувствовалась какая-то скрытая гармония, которую мог уловить лишь только чересчур чувствительный и интеллектуально развитый человек. По всей видимости, я таковым являлся, чем заслужил глубокую похвалу от своего внутреннего голоса.

– Думаю, полученной информации о вашей персоне мне хватит для переваривания на неделю вперёд и сочинения вслед за этим вашей подробной биографии, – шутливо добавила она. – Не стойте в коридоре, снимайте курточку, проходите, пожалуйста.

Я безукоризненно выполнил её пожелания и прошёл следом за ней из полутёмной прихожей в отлично освещенную гостиную. Квартирка, конечно же, была не из самых бедных, но и зажиточными назвать людей, обитающих в ней, нельзя было никак. На стенах, в большинстве своём, висели не ковры, как это было сейчас принято, а произведения живописи. Первое впечатление сложилось, что я попал в какую-то маленькую картинную галерею, причем среди разнообразных портретов, пейзажей и натюрмортов не находилось ни единого хоть мало-мальски знакомого мне произведения, – все работы были кисти совершенно неизвестных авторов. Ковёр на стене висел всего один, да и тот был не очень-то приятной расцветки с преобладанием тёмно-зелёного тона. Мебель вокруг стояла самая обычная, которой сейчас были до отказа набиты все мебельные магазины.

– Ну и где же ваше чадо, извольте спросить? – поинтересовался я, без приглашения присаживаясь на жёсткий матерчатый диван.

– С минуты на минуту должно подойти, – совершенно равнодушным голосом ответила женщина, облокачиваясь спиной об ковёр и скрещивая руки на груди. – Я ему сказала, чтобы к шести был дома обязательно, но знаете ведь, какие сейчас дети, особенно в шестнадцать лет. Небось, надеется на то, что репетитор где-то задержится по делам, поэтому опаздывает и сам.

– Как вы видите, учитель пришёл вовремя. – Я демонстративно развёл руками в стороны, показывая себя во всей красе. – Ну, ничего, думаю, мы с ним договоримся на следующий раз придти сюда в одно и то же время.

– Вы себе просто не представляете, как тяжело это будет сделать. – Женщина снова одарила меня умопомрачительной улыбкой, от которой по моей спине пробежал легкий холодок. – Он редко с кем находит общий язык.

– Ну, с Юрием Ивановичем находил же. – Услышав напоминание о Колесникове, Алла резко изменилась на лице и молча опустила голову. – Значит, найдёт и со мной. Придётся кому-то одному из нас под другого подстраиваться. Насколько мне известно, вашего сына зовут Вадик.

– Да, Вадим Шевчук, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения, – уточнила собеседница.

– Он готовиться по тому же курсу французского языка, что и Вероника Батурина?

– Именно так, – подтвердила женщина. – Они с Вероникой мечтают поступить в один и тот же ВУЗ на один факультет.

– Это, конечно, не моё дело, но просто интересно узнать. – Я сложил перед собою руки в замок, пытаясь изобразить серьёзного преподавателя, хотя, думаю, это у меня не очень-то удачно получилось. – Как это они между собой подружились? Живут ведь в разных концах города, наверняка, учатся в разных школах.

– А что тут удивительного? – Алла отошла от стены и немного приблизилась ко мне. – Вы же, наверное, знаете, что Елена Батурина – моя подруга юности, бывшая одноклассница, мы дружим с ней более двадцати лет. Иногда я и мой сын ходили к ним в гости. Там Вадик с Вероникой и познакомились, нашли между собой общий язык, можно сказать, с первого дня, как это принято у современной молодежи. Может, вы хотите чаю или кофе?

– Нет, спасибо, – возразил я. – Как раз перед тем, как к вам идти, я выпил почти полулитровую чашку кофе, оно, наверное, у меня в горле слегка замерзло, пока я шел по улице, потому, как стоит там сейчас огромным комом и совершенно не хочет оттаивать.

– Тогда, может быть, вам дать таблетку, чтобы горло настроилось? У меня есть новые препараты, осадит в считанные минуты.

– Что угодно, только не таблетку! – эмоционально воспротивился я. – На лекарства у меня с детства аллергия.

– А сразу и не скажешь, – лукаво усмехнулась женщина. – На вид – физически здоровый мужчина. Такой, по идее, никакими подобными болезнями не должен бы страдать. И вдруг выясняется, что у вас аллергия.

– Ну, это сказано просто так образно, – попытался реабилитироваться я в её глазах, – на самом же деле болезненные симптомы у меня не появляются: ни сыпь, ни слёзы, ни рвота, ни бешенство. Просто ненавижу лекарства, и все тут.

– Вы мне чем-то напоминаете взрослого ребёнка… – Алла грациозно прошлась по комнате и остановилась у не зашторенного окна, за которым пестрели однообразные огоньки вечернего города. – Где же всё-таки пропало моё сокровище? Вот так, знаете, постоянно. Как уйдёт – так и ищи ветра в поле. Ничего матери не объясняет. А мне только сиди и переживай. Что дальше будет – даже представлять не хочется. Боюсь, в один прекрасный день я резко останусь одна.

– Почему же одна? – поинтересовался я. – А муж ваш, он то куда денется?

– Муж? – Выражающее полное недоумение лицо женщины вновь повернулось ко мне. Уголки её симпатичных губ чуть опустились, задрожав в каком-то лёгком приступе депрессии. Я понял, что сам того не желая задел собеседницу за самое больное место. – Муж, муж… Все мужчины, с которыми я знакомлюсь, почему-то первым долгом спрашивают именно о нём.

– Ничего удивительного здесь нет, – просто каждому охота знать, кому принадлежит такая красивая женщина.

– Спасибо. – Она слегка покраснела, но только лишь на секунду, после чего приняла своё обычное каменное выражение лица. – Если бы все так считали, как вы.

– Вы только не подумайте, что я льщу, – вы действительно очень привлекательны. – В моих словах звучала не наигранная искренность.

– Если так, то мне можно быть абсолютно спокойной за своё будущее. У меня, получается, ещё всё впереди. – Алла сделала небольшую паузу. – Я не замужем, молодой человек, и никогда не была.

Я ждал от неё какого угодно ответа, но только не этого. Мой рот раскрылся чуть ли ни на всю свою ширину, а уши напряглись как локаторы установок ПВО, пытаясь уяснить, действительно ли они это услышали, или же последняя фраза является всего лишь результатом какого-то потустороннего шумового эффекта.

– Неужели Антонина Лесницкая не успела вас об этом осведомить? – не замечая моего удивления, продолжала женщина. – Странно, я была уверена, что она о каждой из нас выложила всю подноготную.

– Выходит, не хватило на это времени, – попытался сострить я, вяло разведя руками. – Даже с её скоростной речью невозможно было охватить весь курс лекций по личной жизни своих подруг за тот сравнительно короткий промежуток времени, который был нам выделен господином американцем.

– Это уж точно. Питер её болтливости не любит. Но вы не расстраивайтесь, – она обязательно найдёт время для своего рассказа, – вы ещё услышите от неё всё нужное и не нужное. В принципе, пускай треплется, если так хочется, – от её болтовни никому ни холодно, ни жарко.

– Почему же вы не вышли замуж? – поинтересовался я, немного придя в себя после лёгкого замешательства. Ведь если судить по открывшемуся обстоятельству, данная женщина теперь не представляла для меня абсолютно никакого интереса. У неё то и мужа никакого не было, следовательно, телефонная угроза из этого дома исходить не могла вообще. Но всё-таки интересно: почему Колесников не предупредил меня об этом? Ответ оставался прежним, – просто не успел.

– Почему не вышла? – задумчиво произнесла женщина. – Сама не знаю, почему. Наверное, не суждено было. Я родила сына от любимого человека, у которого была уже своя семья, жена, ребёнок. Разбивать его счастье у меня подлости не хватило. Жалела я других, всех жалела без исключения, только не себя. Знаете, Андрей, можно я буду вас называть просто по имени? – Я согласно кивнул в ответ головой. – Мне не очень приятно вспоминать о тех временах. Я тогда представляла из себя ни что иное, как маленькую глупую дурочку восемнадцати лет, – в общем, чего объяснять, вы, думаю, отлично все понимаете…

– Стараюсь понять. – Мои глаза самопроизвольно опустились вниз и принялись тупым взглядом сверлить красочные цветочки на паласе. – Если вам это не приятно – не рассказывайте. Зачем мне, постороннему человеку, знать такие интимные подробности вашей жизни?

– Оно то так, – согласилась Алла, – только иногда возникает желание хоть с кем-то поделиться своими наболевшими проблемами. Ладно, что было, то было, – времени назад не вернёшь и утраченной молодости тоже. Нужно жить в реальной жизни, а не где-то в прошлом. У меня есть умный красивый сын, хорошо оплачиваемая работа, увлечение. – Она демонстративно развела руками в стороны, будто хвастаясь собранной ею коллекцией второсортных картин. – Вот женю Вадика, а потом можно будет позаботиться и о собственной жизни. Ведь даже вы сказали, что я ещё пока очень не дурна собой.

– Это бесспорный факт, который ни у кого не вызывает сомнений, – подбадривая ее сказал я. – Так что готовьтесь, – скоро ваша жизнь начнёт быстрыми темпами налаживаться. Кстати, Алла, если не секрет, кем вы работаете?

– Бухгалтером на одной крупной посреднической фирме. А зачем вам это нужно?

– Да так, для общего развития, – шутливо пожал плечами я.

Неожиданно из прихожей послышался звук открываемой входной двери, и через минуту в зал вошёл невысокий крепкого телосложения паренёк с коротким ёжиком соломенного цвета волос и излучающими повышенный интеллект голубыми глазами. Он был одет в свободного покроя чёрные джинсы и разноцветную фирменную спортивную куртку.

– Вот это и есть мой Вадик, – любезно представила сына Алла. – А это – Андрей Николаевич, твой новый преподаватель французского.

– Добрый вечер, – коротко и не совсем дружелюбно проворчал парень, делая вид, что совсем не заметил протянутой мной руки. – Извините, что опоздал, – в метро была такая толкучка, что чуть в котлету не превратился. Ну что ж, давайте начнём занятие, или как?

– Помой сначала руки, – строго приказала мать, – и сними курточку, а потом будем дальше разговаривать.

Вадик скривил губы и неохотно вышел за дверь.

– Пойдёмте, я вас провожу в его комнату, – перейдя на более ласковый тон, предложила мне Алла.

Я встал с дивана и покорно последовал за ней. Она так аппетитно виляла своими крутыми бёдрами перед моими глазами, что где-то в глубине души у меня внезапно возникло неистовое желание ухватить её прямо сейчас за талию и, не обращая внимания на всякого рода неудобства, завалить на пол. Чтобы подавить в себе подобную грешную похоть, пришлось отстать от женщины на пару шагов. Указав на «апартаменты» сына, она великодушно сжалилась надо мной и исчезла из моего поля зрения на кухне.

Комната Вадика чем-то напоминала мне комнату Вероники. Такое же небрежное расположение редко присутствующей мебели, подобный калейдоскоп безвкусных переливающихся цветами обоев, неимоверное количество разнообразных плакатов, некоторые из которых из-за нехватки места на стене были небрежно наклеенными друг на друга. Вкусы мальчика были разносторонними, если они, конечно, были вообще. Тут присутствовали и выставляющие напоказ свои устрашающие мышцы культуристы, и обнаженные девицы, развалившиеся в бесстыдных позах на смятых постелях, и толстомордый мужик из рекламного телевизионного ролика с огромной кружкой пива в руке, а так же пожелтевшие от старости схемы стратегических ракетных установок, наглядные пособия по разборке-сборке автоматов Калашникова, явно взятые «напрокат» из числа плохо лежащих наглядных пособий кабинета военной подготовки, и почему-то разрезанная на мелкие кусочки политическая карта мира. На фоне всего этого ералаша ярко выделялся портрет стройного широкоплечего офицера царской армии, одетого по полной парадной форме со всеми регалиями и наградами, который был прикреплён прямо над усеянным множеством бумаг и иных канцелярских принадлежностей почти кубическим по своим размерам письменным столом.

– А это ещё кто такой? – с некоторой долей любопытства спросил я у вошедшего следом за мной Вадика.

– Сам не знаю, – пожал плечами парень, – полководец какой-то малоизвестный. Я нашёл этот портрет на свалке макулатуры, на нём ничего не было написано ни на одной из сторон.

– Зачем же тогда повесил на самом видном месте?

– Красивый портрет, можно сказать, своеобразное произведение искусства. Хотел матери для коллекции подкинуть, – ей почему-то не понравилось, поэтому прилепил в своей комнате. Я леплю сюда всё, что мне нравиться.

Такой ответ был вполне логичным, поэтому больше не стоило приставать к парню с подобными расспросами…

Во время занятий Вадик удивил меня не на шутку. Я, признаться, ожидал от него гораздо худшего, но, оказалось, ошибался. Для своего возраста он владел французским языком более, чем просто идеально. Мало того, – он отлично разбирался в грамматике, правописании слов и словосочетаний. В этом юном даровании оказалось столько таланта, энергии и работоспособности, что у меня поневоле несколько раз возникало желание чуть ли не закричать «браво» и захлопать в ладоши. Первое впечатление о нём как о грубом и неотёсанном подростке оказалось крайне ошибочным.

Мы увлеклись занятием настолько, что могли бы продолжать его хоть до наступления рассвета, но ровно в девять часов дверь комнаты молодого Шевчука неожиданно открылась, и в ее проёме появился не кто иной, как Вероника Николаевна Батурина, одетая в неимоверно дорогую меховую коричневую шубку. Рассыпанные золотыми прядями по плечам и спине длинные волосы делали девушку похожей на настоящую фотомодель.

– Вадик, тебя ещё долго ждать? – укоризненно заявила она, не удосужившись даже со мною поздороваться.

Мой ученик резко взглянул на часы и демонстративно захлопнул конспект.

– Всё, на сегодня хватит, – решительно сказал он, просто-напросто ставя меня перед фактом и не принимая никаких возражений.

– Хватит, так хватит, – неохотно согласился я, – можешь быть свободным. А ты, Вероничка, могла бы быть и повежливей.

– Извините, я вас сразу не узнала. – В словах девушки не было ни капли дружелюбия, – лишь обычная человеческая неприязнь, готовая в любой момент перерасти в самую настоящую ненависть.

Что поделать, – я ведь был далеко не её крёстным папой, поэтому уважения к себе с ее стороны не имел права требовать. Эта юная мадемуазель относила себя к самому высшему классу общества, и потому неказистые личности вроде меня являлись в её понимании чуть ли не смердами и голытьбой.

Вадик был готов буквально через минуту. Мне показался несколько странным тот факт, что перед своим уходом мальчик тщательно запер на ключ все ящики своего письменного стола. Наверняка он этим просто доказывал мне, что является в данной квартире самым что ни на есть полновластным хозяином, хотя бы потому, что был в ней единственным мужчиной.

Я предположил, что, может быть, нехватка одного из родителей у каждого и сыграла далеко не последнюю роль в дружбе этих двух подростков. Вероника, явно, не ахти как жаловала мачеху, а Вадик вряд ли вообще был знаком со своим отцом. Такое стечение обстоятельств, скорее всего, и дало толчок ко взаимной симпатии двух одинаково юных, но совершенно разных по степени своего умственного развития существ…

Мне пришлось выйти из комнаты вслед за молодой парочкой, которая мило обнималась, совершенно не стесняясь моего присутствия. Вероника вела себя так, словно видит меня впервые, словно то, что случилось в квартире девушки двумя днями раньше, произошло не с нами, а с кем-то другим. Такая эгоистичность мне не совсем нравилась, но в принципе, я ведь никакого вреда от неё не получал, поэтому оставалось лишь принять правила её загадочной игры и самому перестать обращать на малолетнюю глупую стервочку какое бы то ни было внимание.

Ребята выскочили из квартиры, не попрощавшись, прежде, чем я успел до конца расшнуровать свои ботинки. Вадик хлопнул дверью так, словно оставлял своё жильё полностью пустым, без находящихся в нём людей.

Одновременно с этим хлопком раскрылась дверь ванной комнаты, из которой как ни в чём ни бывало вышла Алла, кутаясь в длинный махровый полосатый халат и на ходу вытирая мокрые волосы ярко-розовым полотенцем.

– Хорошо, что вы ещё здесь. – На её лице вместо тщательно смытой косметики появилась лёгкая тень довольствия. – Дверь хлопнула, – я сразу, было, подумала, что это вы ушли и даже не попрощались со мной.

– А Вероничка что же, целых два часа ждала Вадика под подъездом? – высказал предположение я.

– Да нет, я впустила её в квартиру. Она всё время находилась здесь, зачем было девочке мёрзнуть?

– И то верно, – согласился я, слегка хмурясь. – Что-то уж она была не очень довольная.

– Она всегда к нам такая приходит, не обращайте внимания, – махнула рукой женщина. – А вы, как я вижу, тоже уже собрались уходить?

– Да, занятие окончилось, Вадик ушёл. Что мне тут еще делать? – Я решительно натянул на ногу один ботинок.

– А куда вам спешить? Насколько я знаю, малые дети ведь дома не плачут. Побудьте со мной ещё часок, поговорим, пообщаемся.

– О чём? – Я придирчиво на неё посмотрел и поставил многострадальный второй ботинок на пол.

– Ну, например, об успехах Вадика в французском языке. Я ведь мать, а значит, имею право знать, как мой сын преуспевает в данной науке.

– Что я могу сказать по этому поводу? У него отличное соображение, всё хватает на лету. Уровень знаний довольно высокий. В принципе, для поступления в университет этого вполне достаточно, но если бы он уделял учёбе побольше внимания, если бы он постоянно самосовершенствовался, а не работал всего два часа в неделю под палками, возможно, через год-полтора он бы вполне мог выйти на мой уровень знаний. А это, сами понимаете, уже определенный шаг к карьере.

– Вы действительно так считаете? – Женщина пронзила меня испепеляющим внутренности горячим взглядом и приблизилась чуть ли не вплотную. Я ощутил её размеренное дыхание у себя на подбородке.

– А какой смысл мне врать? Пусть поменьше шатается на улице, а больше потеет над учебниками. Вот и весь секрет постижения любой науки. Ничего сложного в данном процессе нет. Талант у него имеется, так что проблема заключается в одной лишь усидчивости. Репетитор ведь нужен учащемуся только для того, чтобы дать толчок в нужном направлении, а обучаться он должен самостоятельно. Без наличия желания самого обучаемого постичь то или иное знание весь процесс обучения лишен всякого здравого смысла. Не надо далеко ходить, – ваша сегодняшняя юная гостья тому наилучший пример.