Текст книги "Любовницы по наследству"

Автор книги: Вячеслав Школьный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Я не знал, как следует вести себя в данный момент. Женщина так обворожительно на меня смотрела и так ласково гладила мои волосы, что в затуманенном мозгу от насущных проблем, которые мы обсуждали несколько минут назад, не осталось и следа. Сейчас я был полностью в ее власти, мое лицо самопроизвольно уперлось в ее мягкую грудь, а внутри тела почувствовался необычный и всегда желаемый прилив сил.

– Ну, ничего, – еще более нежным голосом промурлыкала Люба, – думаю, что так даже лучше. Мы сегодня словно почувствовали на расстоянии желания друг друга и пришли сюда практически в одно и то же время. Только ты все же подожди здесь минут десять, – я приведу себя в божеский вид.

Не дожидаясь от меня ответа, она резко вырвалась из моих объятий и быстро убежала в ванную комнату.

Из-за двери послышался легкий непринужденный шорох, – я сразу понял, что это небрежно упал с плеч на пол старый домашний халат, после чего ненавязчиво зажурчала в душе вода. Каждая падающая на ее тело капля отзывалась повышенной частотой стука моего сердца… Может быть, наиболее правильным решением было бы просто сейчас отсюда уйти? Бог с ним, с этим Глебом Черновым, – встреча с ним для меня не настолько уже и важна. Держало что-то другое, непонятное, что не позволяло просто так встать и бессовестно удалиться из этой уютной квартиры…

Предстоящая близость с женщиной радовала и пугала меня одновременно. Радовала по вполне понятным причинам, а пугала потому, что я все же в некоторой степени сомневался, не последует ли за ней какого-то наказания в виде мести со стороны Любиного мужа или кого-то еще… Нет, я просто, наверное, боялся увлечься ею; в свое время мне с большим трудом удалось перебороть себя и отказаться от второго близкого контакта с Еленой Батуриной и Аллой Шевчук. С Лесницкой проблема решилась сама собою, поэтому она в расчет не бралась, а вот что мне при ближайшей встрече запоет Тамара… об этом думать пока не стоило… Но сейчас рядом находилась женщина, в корне отличавшаяся от других, женщина, которую невозможно было отговорить от ее затеи ни под каким предлогом. Да я особо то и не старался ее отговаривать…

Из-за двери ванной комнаты послышалось негромкое мелодичное пение. Мне пришлось констатировать тот факт, что слух и голос у Любы были просто божественные. Ей свободно можно было со своими вокальными данными выступать на большой сцене. Какая же все-таки в мире несправедливость: кто-то абсолютно безголосый имеет право хрипеть за огромные деньги перед многотысячной аудиторией, а действительно талантливый человек должен поневоле уединяться в ванной комнате и исполнять там свои мелодичные арии под музыку водных струй. Да, деньги сейчас творят настоящие чудеса, и помешать им в этом не может никто…

Я встал с дивана, неторопливо прошелся по квартире и как бы невзначай заглянул в кабинет Глеба Семеновича. Вряд ли, чтобы после всего случившегося его бумаги продолжали оставаться здесь в столе, – они наверняка уже были спрятаны совершенно в другом месте или же вообще уничтожены, но соблазн проверить данное обстоятельство не давал мне покоя.

Люба увлеченно продолжала петь. По всей видимости, еще несколько минут выходить из-под душа на не собиралась. Я смело вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь. Интересующий меня ящик стола по-прежнему оставался запертым. Махнув рукой на все возможные последствия своего взлома, я тщательно порылся в других ящиках и среди многочисленного хлама нашел там небольшую отвертку. Мои действия, конечно, носили не очень тактичный характер, но перебороть в себе внезапно нахлынувшее огромной волной чувство любопытства не было никаких сил.

Воткнув отвертку под крышку ящика, я со всей силы нажал на нее и, услышав соответствующий щелчок, понял, что замок сломан. В душе возникла какая-то чисто детская вина за содеянное. Как чем-то нашкодивший вредный ученик просит прощения перед учительницей, так и я поспешил мысленно попросить прощения перед собственной совестью, после чего быстро открыл ящик.

Никаких книг и конспектов, естественно, в нем не оказалось. Как я и предполагал, все исчезло в неизвестном направлении, – на дне ящика лежала лишь какая-то вырезка из журнала. Я машинально поднял ее и пробежал глазами обрывки нескольких статей. Писалось о каких-то самолетах времен Первой Мировой войны и о советских подводных лодках, – наверняка вырезка принадлежала одному из старых номеров журнала «Наука и жизнь» и служила в ящике просто подстилочной бумажкой.

Я уже хотел, было, положить ее обратно, но в последний момент невзначай перевернул и взглянул на листок с обратной стороны. Мой взгляд в упор встретился с угрюмым взглядом нарисованного графикой портрета высшего офицера царской армии. Что-то знакомое было в этом лице, но я сразу не мог сообразить, что именно. В том, что мне раньше приходилось видеть этот волевой взгляд, не возникало никакого сомнения. Какие-либо надписи вблизи портрета отсутствовали, поэтому оставалось лишь догадываться, кому именно он принадлежит.

Я спешно прикрыл ящик и спрятал на место отвертку. Мозг внезапно пронзила совершенно абсурдная мысль… Нет, этого не могло быть! Еще раз внимательно взглянув на лицо, изображенное на портрете, я быстро сложил вырезку вчетверо и спрятал ее в задний карман брюк.

В коридор мы с Любой вышли почти одновременно. Женщина в ванной полностью обновила свой туалет, – на этот раз она выглядела просто сногсшибательно, что заставило меня раскрыть от изумления рот. На ней было надето длинное красочное платье, смоделированное в испанском стиле, плотно облегающее весь верх туловища вплоть до талии и свободно ниспадающее до самых щиколоток. Мокрый распущенный волос придавал ей излишней экстравагантности и соблазнительности.

– Ну, как тебе я? – демонстративно подобрав полы платья, спросила женщина.

– Полный отпад, – развел руками я, внимательно вглядываясь в ее полностью преобразившееся лицо. Красиво накрашенные глаза и губы, а так же розовые румяна на щеках делали Любу совсем другим человеком, совсем не похожим на ту загнанную работой домохозяйку, с которой я общался всего десять минут назад.

– А сейчас я все-таки покажу тебе обещанный танец! – гордо подняв кверху нос, произнесла она.

– Опять со стриптизом?

– Ну, конечно же, дорогой, а как же иначе может быть?..

Она разноцветной бабочкой впорхнула в зал и ловко стала в танцевальную позицию. Заранее приготовленный музыкальный центр стоял как раз за ее спиной.

– Сходи, пожалуйста, в спальню, – там, на столе лежит новая кассета, я сегодня специально принесла ее с работы, – чуть ли не приказным тоном сказала женщина.

Я беспрекословно выполнил ее просьбу. Кассета была красочно оформлена, – на пестрой цветной фотографии был изображен испанский матадор и танцовщица, одетая наподобие хозяйки квартиры.

– Ты подбирала себе костюм под нее? – шутливо сказал я, протягивая Любе коробку.

– А что, разве не нравится? – Она несколько раз расковано прокружилась по комнате. Полы длинного платья разлетелись в стороны, слегка обнажив соблазнительные стройные ноги.

– Нравится, и даже очень. – Я пытался выглядеть как можно более спокойным, хотя сердце старалось выскочить из груди при каждом ее движении. Такой соблазн не любому мужчине было под силу выдержать.

Я отошел как можно подальше от нее, остановился в самом дверном проеме и, приняв деловую позу, скрестил руки на груди.

– Что же, включаем музыку! – восторженно воскликнула женщина, вставляя кассету в гнездо магнитофона и нажимая соответствующую клавишу.

При первом же раздавшемся из колонки звуке она резко повернулась ко мне и неторопливой походкой двинулась в мою сторону…

Все дальнейшее произошло в какую-то секунду. Совершенно случайно мой взгляд уловил внезапно вспыхнувшую где-то в углу панели управления магнитофоном тусклую красную лампочку. Она была еле-еле заметной, но почему-то сразу же бросилась мне в глаза. И я понял, почему это случилось. Ведь в прошлый раз, в тот день, когда Люба танцевала здесь передо мной неделю назад под музыку, звучавшую с этого же самого магнитофона, никакой красной лампочки на нем почему-то я не заметил. Это моя голова помнила уж доподлинно точно…

На раздумывание не оставалось ни секунды времени.

– Ложись! – панически выкрикнул я, не понимая, куда именно мне лучше всего бросаться, – то ли на Любу, чтобы повалить ее на пол, то ли в прихожую, как можно подальше от смертельно опасной штуки…

Музыкальный центр разорвался именно в этот момент. Находившаяся на половине пути между мной и ним Люба, сама того не желая, заслонила своим телом меня от страшной взрывной волны. Я машинально отпрыгнул в сторону, пытаясь спрятаться за тонкой кирпичной стенкой, и плашмя упал на пол. Звук взрыва резко ударил меня по ушам и, как показалось, безжалостно разорвал мои барабанные перепонки. Тело мое импульсивно вздрогнуло, словно его в один единый миг пронзило сразу тысячей разрывных пуль.

Тонкая стена в половину кирпича, отделяющая прихожую от зала, сорвалась с места и всей своей массой рухнула мне на спину. Это я осознал значительно позже, в первый момент что-либо подумать своим полностью охладевшим мозгом было просто невозможно. Голову беспощадно пронзила упрямая резкая боль, после чего перед глазами медленно поплыли уродливые темные круги, а по расслабленной коже пробежала легкая волна полного блаженства…

Не знаю точно, через какой промежуток времени мне удалось немного придти в себя, – то ли всего лишь через пару секунд, то ли через несколько минут. Вокруг ярким пламенем пылали обои, а узкий коридор, в котором я лежал под грудой разломанного кирпича и штукатурки, был наполнен едким мрачным дымом. В ушах гудела сплошная громкая душераздирающая сирена, кроме которой больше ничего не было слышно. Голова раскалывалась на куски, перед полуслепыми глазами то и дело прыгали какие-то расплывчатые чертики, которые постоянно то исчезали, то появлялись снова.

Я попытался немного приподняться на локте и частично избавиться от навалившейся на меня груды обломков «строительных материалов». Хоть с большим трудом, но мне все же удалось это сделать…

Люба лежала прямо у моих ног с неестественно повернутой набок головой. Ее глаза были широко раскрыты, а губы все еще продолжали излучать недоуменную улыбку. В том, что она мертва, не возникало никакого сомнения. Затылок и спина женщины являли собой настоящее кровавое месиво, среди которого выделялся лишь сломанный в нескольких местах позвоночник. Руки и ноги были небрежно вывернуты в разные стороны, а разорванное на клочки красочное «испанское» платье просто медленно, но уверенно, тлело.

Едкий дым в единый миг окутал мои глаза и снова заставил их закрыться. Я попытался, было, протянуть свою залитую кровью левую руку в сторону женщины, но не смог этого сделать. В мозгу снова возникло полное опустошение, и мое лицо неуклюже уткнулось в груду сухой штукатурки, оставшейся от разваленной стены…

ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ

Первым, что я увидел, придя в сознание, был аккуратно выбеленный потолок с ярко выпуклыми на нем швами и скрашивающем его однообразие стандартным грубым «совдеповским» плафоном, внутри которого тускловато горела лампочка. Моя родная мать сидела у кровати рядом со мной, – на ее унылом несчастном лице были видны слезы, а само оно, покрытое легкими морщинами, выглядело несколько старее, чем было на самом деле. Увидев ее, я осознал, что все-таки остался жив, но сном или явью является все происходящее, разобрал не сразу.

Глаза мои открывались чересчур медленно, с большим трудом привыкая к свету и к тому яркому белому фону, который меня окружал со всех сторон.

На плечи матери был накинут белый халат, из чего следовало, что я нахожусь в каком-то медицинском заведении, а не где-либо в ином месте. Боли в теле практически никакой не чувствовалось, только голова продолжала ужасно кружиться.

– Николай, скорее сюда! – возбужденным громким голосом закричала мать. – Он, кажется, пришел в себя!

В поле моего зрения в ту же секунду появился отец – грузный полноватый мужчина в темном свитере с отчетливо видным отпечатком печали на лице. Он приблизился к моей кровати и сразу же ухватил мать за руку.

– Андрюшенька, как ты себя чувствуешь? – дрожащим голосом поинтересовалась она.

– Это вы или только сон? – невнятно пролепетал я, не узнавая при этом собственного голоса. Каждое сказанное мною слово отдавалось внутри головы резкой нестерпимой болью.

– Мы, мы, Андрюшенька. – Мать все же не выдержала и открыто заплакала, низко склонившись надо мною. Одна огромная слеза упала каплей на мою сухую щеку и потекла тоненьким ручейком куда-то в сторону затылка. – Боже, спасибо тебе. Наконец-то пришел в себя…

Я попытался пошевелить руками и ногами, – все вроде бы было в порядке, насчет целости костей не возникало никаких сомнений. А может, мне просто так казалось после уколов, немного утихомиривших боль. На запястье левой руки все же ощущалась какая-то повязка, но кисть ее свободно сжималась и разжималась.

– Что со мною? – снова беззвучно сказал я.

– Доктор говорит, что ничего страшного, – уверенно ответил отец, крепко сжимая рыдающую мать за плечи. – Сказали, что отделался легким испугом.

– Если выразиться точнее, то чересчур уж легким! – неожиданно раздался незнакомый громкий голос откуда-то со стороны.

К моей кровати спешно приблизился невысокий мужчина с козлиной бородкой и огромным белым колпаком на голове. Его сопровождала симпатичная молодая медсестра, полностью по своему внешнему облику напоминающая куклу Барби, – натуральная голубоглазая блондинка в слишком уж коротеньком для данного заведения белоснежном халатике. К сожалению, ножки ее, как следует, рассмотреть мне не удалось, так как для этого обязательно нужно было резко поворачивать голову, что в моем нынешнем состоянии являлось непозволительной роскошью.

– Я – дежурный врач отделения, – официально представился мужчина. – Как вы себя сейчас чувствуете?

– Вполне нормально, – уже без какой-либо тяжести в голосе ответил я. Внешний вид его спутницы заставил весь мой организм несколько взбодриться и сразу же забыть обо всех своих проблемах. – Вот только голова раскалывается на части.

– Если раскалывается, – это хорошо, – шутливо заметил доктор, – вы в рубашке родились, молодой человек, даже сотрясения мозга не получили, так, отделались обычной легкой контузией.

– Просто нечему там было сотрясаться… – Мое лицо расплылось в обычной злорадной ухмылке, что, естественно, сразу же обрадовало обоих моих предков.

– Вполне возможно, – в такт мне кивнул головой доктор. – Если начали шутить, значит, с вами все в полном порядке. В отличии от той женщины, которую обнаружили с вами рядом, вы вообще счастливчик.

– Как она? – поинтересовался я, хотя отлично понимал, что мой вопрос лишен всякого здравого смысла.

– Она умерла сразу, не мучаясь, – тяжело вздохнув, хладнокровно ответил врач, – это все что мне известно. Так что приношу вам свои соболезнования.

– Скажите, который сейчас час?

– Девять утра. Вы почти целые сутки были без сознания, а это слишком долго. Так что придется вам недельку полежать в больнице.

– Недельку?! – резко взбунтовался я, пытаясь приподняться. Голова снова закружилась, и пришлось опять обессилено упасть на подушку. – Да я же абсолютно здоров…

– Андрюшенька, сыночек, пожалуйста, лежи, не вставай! – Мать прожогом бросилась ко мне в изголовье и чуть ли не придавила собой меня к постели.

– С телом у вас все нормально, – с монотонностью робота продолжал доктор, – рука слегка ободрана, куча синяков на спине, но позвоночник и ребра, главное, целы. Гордитесь, молодой человек, – крепкий костяк имеете, Бог наделил вас великолепным здоровьем. Благодарите его и, конечно же, своих родителей, – всю ночь, бедняги, от постели не отходили.

– Татьяне сообщили? – Я посмотрел на немного пришедшую в себя вытирающую слезы мать.

– Не до этого как-то было, – ответил за нее отец, – да и номера ее телефона ты ведь нам не давал. Если хочешь, – пойду прямо сейчас ей позвоню.

– Не стоит, – покачал головой я, – пусть она лучше не будет в курсе всего происходящего. Доктор, извините, но я себя вполне отлично чувствую, и мне сегодня же необходимо отсюда уйти.

– Ишь, какой вы быстрый, – ехидно улыбнулся врач, – сегодня, видите ли, ему уйти надо. Вряд ли это у вас получится. Три-четыре дня, как минимум. Да и вообще, не я один подобные вопросы решаю.

Он дал шепотом какие-то указания медсестре и, не сказав больше ни слова, вместе с нею вышел из палаты.

– Где моя одежда? – поинтересовался я у отца.

– Мы ее забрали, она у нас…

– Здесь?

– Да, здесь, а что? – Отец указал на большую кожаную сумку, стоящую у двери.

– Андрюшенька, сыночек, может быть, ты хоть немного поел? – жалобным голосом попросила мать.

Глядя на ее выражение лица, отказать ей в этом было никак невозможно, тем более, что в данный момент я, вопреки всему, чувствовал в желудке просто таки собачий голод. Это было еще одним подтверждением нормального состояния моего организма. Родители помогли мне принять сидячее положение, – сразу сделать это было, конечно, довольно тяжело, но я переборол в себе резкий приступ тошноты, и уже через пять минут смотрел вокруг себя нормальным здоровым взглядом. Больничная пижама, в которую я был насильно одет, ничего, кроме чувства брезгливости, к себе с моей стороны не вызывала.

Выставленные матерью на тумбочку продукты начали уходить в мой желудок с огромной скоростью. Съев пару яиц с булочкой, яблоко, бутерброд, и запив все это полулитровым пакетом кефира, я почувствовал в себе еще больший прилив сил, бодрости и здоровья. Голова кружиться практически перестала.

– Не мешало бы еще для полного счастья и душ принять, – высказал я нереальное пожелание, – и избавиться от этих гадких лохмотьев.

– Всему свое время, Андрюша, не спеши, – сурово ответил отец, который, по всей видимости, придерживался мнения доктора.

Переодеться в нормальную одежду я так и не успел. Дверь палаты резко распахнулась, и в нее бешеным смерчем влетел никто иной, как майор Порошков. Слегка помятый белый халат висел на его узких плечах ничуть не лучше, чем старая оборванная фуфайка на огородном чучеле.

– Ну, привет, голубь мой, – проскрипел зубами он. – А я вот проведать тебя пришел.

Хоть он и был одет под халатом полностью в штатское, но мои родители сразу же поняли, что этот человек из правоохранительных органов.

– Может нам лучше уйти? – несмело предложил отец.

– Да, папа, – недовольно, но уверенно ответил я, – мне с этим человеком желательно переговорить наедине.

– Тогда мы придем к тебе вечером, – негромко сказала мать. Весь ее внешний вид говорил о том, что уходить отсюда она не желала ни на минуту.

Быстро собрав все свои вещи, родители попрощались со мною и вышли в коридор.

– Заботливые у тебя предки, Андрей. – Порошков как-то незаметно для нас обоих перешел на «ты» и слегка ухмыльнулся. – По первому же зову явились. Таких родителей на руках носить нужно.

– А кто вам сказал, что я их не ношу? – В моих словах снова появилась привычная нотка злого сарказма.

– Да брось ты ершиться. – Майор уверенно плюхнулся на табурет около моей кровати. – Думаешь, мне не известно, по сколько раз в год ты их навещаешь? Ладно, жили бы люди другом городе, тогда понятно. А то же вот здесь, рядом находятся. Мы им только позвонили, – сразу в больницу точно на крыльях прилетели. Нельзя так, Андрей, поступать, – своих родителей надо уважать…

– В будущем постараюсь исправиться, – иронично произнес я. – Это по вашей милости мне выделили отдельную палату?

– Конечно, по нашей, а ты как думал?

– Наверняка, и охрану за дверью в обязательном порядке приставили?

– Пока что нет, но думаю, с этого момента будет, – уверенно ответил Порошков. – Я теперь убедился, что тебе без сопровождения наших людей жить никак нельзя. Уже третий раз подряд так выходит, – где случается преступление, там и ты оказываешься. Зло несешь с собой, дружище.

– Что поделать – судьба такая вредная, – пожал плечами я. – Может, вам на меня как на живца стоит преступников ловить?

– Если только ты сам не преступник, – грозно нахмурил брови майор. – Скажи мне лучше, пожалуйста, как это тебя, молодца, угораздило оказаться в квартире Черновых именно в тот самый момент?

– Как-как, среда – их день в моем расписании.

– Но ты ведь работаешь только по вечерам, насколько мне известно, а взрыв произошел около часа дня.

– Решил подождать вечера у них дома, – с определенной долей наглости ответил я, – надеюсь, законом это не запрещается?

– Допустим, – задумчиво опустил голову Порошков, – хотя мне кажется, ты что-то скрываешь. Может быть, у тебя с покойной был роман?

– Нас что, голыми в постели обнаружили? – вопросом на вопрос ответил я.

– А к чему же тогда этот ее глупый маскарад?.. Мы проверили, – одежда была взята на один вечер из костюмерной с места ее работы. Зачем, кажи мне, Любовь Чернова была одета в такое платье?

– Вы это у нее спрашивайте, я в модельном бизнесе профан.

Майор злостно сощурил глаза и крепко сжал свои мясистые губы. Судя по реакции, подобные мои ответы его уж никак не устраивали.

– Прекратите Ваньку валять, Лозицкий. – Порошков резко перешел на обычный официальный тон. – Отвечайте, пожалуйста, на вопросы по существу. Меня еще один любопытный факт интересует. Почему это вдруг Чернову разорвало чуть ли не на клочки, а в вас не попало ни единого осколочка, хотя вы лежали рядом с ней?

– Очень просто. Я вовремя успел спрятаться за стену, которой меня, кстати, по несчастью и привалило.

– Завидую вашей реакции, молодой человек, – раздраженно сказал майор.

– Реакция тут не при чем, – попытался оправдаться я. – В момент взрыва я стоял по другую сторону двери, а Любовь Васильевна находилась в непосредственной близости от магнитофона. Ее тело, ставшее на пути взрывной волны, меня от гибели и спасло. Если бы не это случайное обстоятельство, – вряд ли бы я успел отпрыгнуть.

– А откуда вы знаете, что взорвался именно магнитофон? – В глазах Порошкова зажглись неподдельные искры недоверия.

– На панели управления зажглась маленькая красная лампочка. В прошлое мое посещение Чернова включала музыку, и этой лампочки там не было. Я сразу же заподозрил что-то неладное. Ее мне спасти, к сожалению, не удалось, – все решили какие-то доли секунды…

– Допустим, я тебе поверил. Какая-то секунда на раздумье у тебя была. По предварительным оценкам наших специалистов в музыкальный центр Черновых была устроена мина немного не такого образца, как в газовую плиту Батуриных и под капот автомобиля Колесникова. Во-первых, она была значительно компактнее, во-вторых – приводилась в действие не сразу, а лишь через две-три секунды. В общем, теоретически ты вполне имел возможность сам включить магнитофон и выбежать сразу же из комнаты.

– Вы что же думаете, что это я взорвал Чернову?

– Не знаю, Андрюша, не знаю, – покачал головой Порошков. – Видишь ли, у Глеба Чернова стопроцентное алиби. Вчера, как и все трое суток перед этим, он не выходил из дома своих родителей в деревне. Да если и выходил, то неужели соседи могли не заметить передвижения инвалида в коляске. Более того, мне просто в голову не укладывается такое. Ведь магнитофон могли включить не вы, и не Любовь Васильевна, а кто-то из двоих мальчиков-близнецов, которые вот-вот должны были придти из школы. Неужели Глеб Семенович мог подвергнуть риску своих детей?

– Не мог, это точно, – согласился я. – Теперь то вы верите, что вся ваша версия об его причастности к данным преступлениям летит к черту?

– Ну почему же, – не сдавался майор, – я по-прежнему уверен, что мину сконструировал именно Чернов. Прокурор уже подписал ордер на обыск в доме его родителей, так что скоро, возможно, это прояснится. А вот подложить это взрывное устройство в нужное место должен был кто-то другой, и наверняка даже без согласия уважаемого Глеба Семеновича… Эх, Батурин, Батурин, не хочешь ты сдавать нам своего сообщника, а ведь насколько бы меньше было проблем, если б ты его сдал… Ведь эта самая сволочь и автомобиль Колесникова взорвала.

– И вы думаете, что эта сволочь – я?

– Не следует исключать такую версию. То, что ты оказался в квартире Черновой в отсутствие ее детей и мужа, может сказать о многом и наводит на определенные размышления. Допустим, ты был ее любовником, и тебе просто необходимо было это скрыть по каким-либо причинам.

– И в случае с Батуриной я тоже виноват? – Голос у меня заметно задрожал, поскольку было понятно, – майор говорит абсолютно серьезно.

– Может быть, Андрюша, вполне может быть. Ну, представь себе, – Батурина умерла почти без одежды, на Черновой тоже был какой-то своеобразный непонятный наряд, по всей видимости, для сексуальных игр.

– Да она просто репетировала новый танец! – раздраженно выкрикнул я. – Чего тут странного?.. И Батурина только встала с постели перед смертью.

– Не надо так волноваться, – спокойно произнес Порошков. – Я имею хороший слух, так что веди себя потише. Пока что это все – только предположения. Поверь, мне совсем не хочется ничего лишнего на тебя вешать. То, что ты пока находишься на свободе, меня вполне устраивает. Но проработать все версии я все-таки обязан. Так что давай не будем между собой ссориться.

Дверь в палату широко распахнулась, и на пороге нарисовалась все та же молоденькая белокурая медсестра.

– Извините, – вежливо произнесла она, – там, у выхода собралась группа журналистов. Они прямо атакуют больницу, – ума не приложу, что с ними и делать…

– А чтоб тебя! – нервно выругался майор, взвинчено подпрыгивая и неуклюже переворачивая табурет. – Как эта пресса уже всех достала! И сюда добрались… Ладно, я сейчас выйду и с ними переговорю.

Укоризненно посмотрев на меня, Порошков неохотно подошел к двери.

– Если встретите Половника из «Гласа народа», передавайте пламенный привет, – издевательским тоном сказал я.

Ничего не ответив, майор спешно покинул палату. Медсестра в дверях продолжала стоять в полной растерянности. Ее кругленькие голубенькие глазки то и дело лихорадочно бегали со стороны в сторону, периодически косясь то на меня, то в коридор.

– Как я понял, девушка, вы приставлены ко мне сиделкой? – ненавязчиво попытался завязать с ней разговор я.

– Вам сиделка не нужна, – официальным тоном произнесла она, – вы не такой уж и беспомощный, как о себе думаете.

– Зачем же в таком случае меня здесь держать? Это ведь не сумасшедший дом, а приличное заведение для приличных больных.

Я решительно поднялся с кровати и немного постоял на одном месте, потому что при быстром передвижении у меня все еще слегка кружилась голова.

– Больной, вам вставать нельзя! – Медсестра быстро подбежала ко мне и попыталась уложить меня обратно в постель.

– Да не желаю я все время лежать, мне хочется походить! – недовольно фыркнул я.

– Сейчас я позову доктора. – Щеки девушки заметно покраснели, что сделало ее еще миловиднее и симпатичнее.

– Не надо тревожить доктора, – более дружелюбно произнес я, – мне больше нравитесь вы. Если посидите рядом, тогда не буду вставать.

Мои руки попытались нагло обнять ее за талию, но девушка резко толкнула меня ладонями в грудь, и я снова беспомощно упал на кровать.

– О, Боже, голова! – Мои зрачки сразу же закатились под лоб, а затылок начал учащенно дергаться, как у эпилептика.

– Больной, что с вами? – Медсестра заботливо склонилась надо мной, что дало мне возможность крепко обхватить ее туловище руками и покрепче прижать нежное создание к себе. Ноги девушки оторвались от пола, – она потеряла равновесие и всем своим телом упала на меня сверху.

– Больной, сейчас же отпустите! – неистово завопила она.

– Кричите громче, – насмешливо заявил я, – может, хоть это убедит ваших упрямых коллег в том, что я здоров, и меня нужно немедленно отсюда выписывать…

Первым непристойную сцену увидел Порошков. Он, как ни в чем не бывало, вошел в палату, явно довольный тем, что ему удалось так легко отвязаться от очередной группы назойливых журналистов, но его улыбающееся лицо в первое же мгновение резко сменило свою окраску.

– Лозицкий, – удивленно воскликнул он, – что это вы мне за концерт тут устраиваете?

– Разве не видите, Алексей Витальевич, – я вовремя успел увернуться лицом от острых длинных ногтей, пытающихся его поцарапать, – мы заняты очень важным делом, а вы вот так без стука врываетесь и мешаете нам.

Моя рука совершенно бесстыдно задрала сзади девушке халатик и слегка похлопала ее по мягкой теплой ягодице.

– Лозицкий, что ты себе позволяешь? А ну, сейчас же прекрати! – Майор решительно бросился к нам и, обхватив медсестру за плечи, попытался оторвать ее от меня. – Отпусти женщину немедленно!

– Не могу, – тяжело дыша, ответил я. – Она сама в меня вцепилась словно клещ. Так что придется удовлетворить ее желание… А вы так сильно не дергайте, товарищ майор, а то разорвете человека на части без всякой взрывчатки.

– Да отпустите же меня! – еще громче завопила лежащая на мне медсестра. – Вы что, совсем с ума сошли?

Я резко дернул ее тело в сторону, в результате чего Порошков потерял равновесие и свалился на нас сверху. Мне пришлось отпустить девушку и крепко ухватиться руками теперь уже за пиджак майора.

– А-а-а! – истерически заорал я, старательно перебивая крики зажатой между двумя крупными мужчинами девушки. – Помогите!.. Насилуют!..

Ждать дежурного врача пришлось недолго. Через каких-то пару секунд он вихрем ворвался в палату и, словно вкопанный, остановился у дверей.

– Это что еще за новшество? – Удивленные глаза доктора расширились так, словно он увидал перед собой Лох-Несское чудовище.

– Новый вид группового секса, – с тяжелым вздохом выдавил из себя я. Силы меня понемногу начинали покидать, – прижатый двумя чужеродными телами человек не может долго находиться в подобном положении, мне поэтому неохотно пришлось разжать руки и выпустить брыкающегося как молодой жеребец Порошкова.

Он спрыгнул с кровати и, отскочив в сторону, помог подняться еле дышащей и ужасно раскрасневшейся медсестре.

– Альбина, это что такое?! – грозным тоном произнес врач.

– Это не я, Михаил Андреевич, это он, – попыталась оправдаться сгорающая от стыда девушка, лихорадочно поправляя на себе задравшийся чуть ли не до самого пояса халатик и интенсивно застегивая на нем пуговицы.

– Ну, Альбина, я от тебя такого не ожидал, – укоризненно замотал головой доктор. Он недовольно окинул взглядом всех присутствующих и поспешил выйти в коридор.

– Михаил Андреевич, я вам сейчас все объясню, – разгоряченная Альбина засеменила быстрыми шажками вслед за ним…

– Ну, и зачем ты весь этот цирк затеял? – обозленным тоном спросил у меня Порошков. – Что, захотелось поиграть в идиота?