Текст книги "Любовницы по наследству"

Автор книги: Вячеслав Школьный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Задавая себе десятки дурацких, накладывающихся один поверх одного вопросов, я неторопливо дошел от станции метро до нужного мне дома и, постояв недолго снаружи, решительно вошел в подъезд.

Дверь мне открыла Леся, одетая на этот раз в светло-рыженькие штанишки и вязаную голубую кофточку.

– Извините, Андрей Николаевич, – не по-детски деловито сказала она, – мама сейчас слишком занята, поэтому не может к вам выйти. У нее важная работа.

Ничуть не удивляясь подобной прихоти Антонины, я вежливо пожал плечами и прошел вслед за девочкой в ее комнату…

На этот раз занятие проходило не столь оживленно, как в прошлый понедельник. На задаваемые Лесей вопросы я отвечал, долго раздумывая, невпопад и, в большинстве случаев, неправильно. В моей ученице тоже не было того задора и азарта, какими она поразила меня неделю назад. По манере ее действий чувствовалось, что все девочка выполняла с большой неохотой, как бы отбывала должное. Мне показалось, что в отсутствие отчима она уделяет не так уж много внимания английскому языку, но вида, что это заметил, я не подал, – просто и непринужденно продолжал делать свое дело…

Момент, когда занятие нам надоело, мы оба почувствовали почти одновременно и поняли друг друга без лишних слов.

– Ладно, Леся, на сегодня достаточно, – решительно сказал я, закрывая учебник. – Ты в курсе, когда должен прилететь в Киев дядя Питер?

Проведенное «не в дугу» занятие окончательно убедило меня в том, что с репетиторством решительно пора завязывать, и сделать это нужно желательно как можно скорее, – подобный образ жизни был не по мне, развлекся немного, – и хватит!

– Обещал на следующих выходных, – нехотя ответила девочка. – Думаю, что в понедельник будет точно.

– Попроси его, чтобы постарался быть дома, когда я приду. Мне нужно будет с ним серьезно поговорить.

– Хорошо. – Леся спокойно сложила в стол все свои принадлежности и молча подошла к двери, давая знак, что мне пора уходить.

Я послушно вышел вслед за ней из комнаты в прихожую и начал спешно обувать ботинки. Девочка не стала стоять рядом – она быстро исчезла на кухне и негромко загремела там кастрюлями.

Завязав шнурки, я поднял голову и встретился взглядом с бесшумно появившейся передо мной как из-под земли Антониной. Женщина стояла, сложив руки на груди и опершись спиной о стену, одетая в светло зеленый свитер и длинную бесформенную юбку. Глаза грустно смотрели на меня из-под широких стекол очков, которые ей совершенно не шли.

– Я не хотела с вами сегодня видеться, Андрей. – Неожиданно для меня она снова перешла на «вы». – Но все-таки в последний момент не выдержала и решила поговорить.

– У тебя плохое зрение? – Я попытался сделать вид, что пропустил сказанное ею мимо своих ушей.

– Да, в последнее время немного ухудшилось, – она резко сняла очки и спрятала их в глубоком рукаве, – только я стараюсь это скрывать.

– Зачем? – удивился я. – В этом ведь нет ничего постыдного. Наверное, сказывается воздействие компьютера?

– Скорее всего. Почти у всех коллег наблюдаются подобные проблемы. Ну да ладно, как-нибудь переживем. Не знаю, как вы, Андрей, а я себя чувствую после вчерашнего очень неудобно. Думала об этом весь сегодняшний день, да и всю прошедшую ночь, практически, тоже.

– Снова не спали? – усмехнулся я, тоже переходя на «вы».

Антонина взглянула на меня из-под ресниц и тут же опустила глаза.

– Я не должна была делать подобных вещей. Вы, вижу, так все легко воспринимаете, совсем не испытываете никаких неудобств. Оно то понятно, молодой, неженатый, сам Бог, как говорится, велел… Мне же совершать ошибки такого рода крайне не позволительно. Вы должны понять, – я не могу рисковать своим нынешним положением, у меня сейчас все поставлено на карту: мое будущее, будущее дочери, ее образование. И каждый необдуманный шаг может иметь за собой неадекватные последствия.

– Я понимаю. – Вопреки настроению мне пришлось перейти на серьезный тон. – Все-таки от ваших отношений с мужем сейчас много чего зависит. Переезд за границу ни в коем случае нельзя ставить под угрозу.

– Вы правильно меня поняли, Андрей. – Лесницкая немного повеселела, во всяком случае, маска грусти частично сошла с ее лица. – И поэтому хочу вас просить, чтобы вы забыли о том, что вчера произошло. Не знаю, что тогда нашло на меня, – я полностью потеряла голову и совершенно забыла о том, кто я такая, что мне можно делать, а чего нельзя. С вами было очень хорошо, – подобное удовольствие я ощущала впервые в жизни. Спасибо вам за тот праздник, который вы мне устроили…

– Не стоит, – совсем не испытывая чувства гордости, сказал я, – сейчас главное – вести себя так, чтобы муж ничего об этом не узнал. Обещаю, что с моей стороны у вас не будет никаких проблем.

– Какой вы все-таки хороший человек, Андрей. Я даже не ожидала, что вы так быстро сможете меня понять и пойти навстречу. Спасибо вам еще раз. Я всю оставшуюся жизнь буду клясть себя за ту оплошность, которую допустила, вступив в связь с вами и с Юрием. Все-таки ни в коем случае нельзя позволять брать над собой верх той молоденькой девочке-завистнице, которая осталась в далеком прошлом… Я хотела немногого, только лишь быть с ними на равных, и была очень рада, что у меня это получилось. Больше подобных поступков я не совершу никогда в жизни.

– Дай Бог, чтобы у вас все было хорошо, – искренне сказал я.

Антонина оглянулась в сторону кухни и, видя, что Леси нет в поле ее зрения, спешно поцеловала меня в щеку. Я в ответ лишь небрежно подмигнул, пытаясь ее хоть немного подбодрить, и, попрощавшись, быстро выбежал из квартиры. Лишь только на улице окончательно пришел в себя и вспомнил, что так и не поговорил с ней об отказе от репетиторства, но это вообще-то было и ни к чему, – все равно подобные вопросы решал только ее муж.

ДЕНЬ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ

Ровно в девять часов утра я как штык сидел на жестком стуле с повесткой в руках в кабинете старшего следователя уголовного розыска майора Порошкова Алексея Витальевича. Майор Порошков оказался невысоким лысоватым мужчиной лет сорока с небольшим с широкими скулами и маленькими бегающими со стороны в сторону серыми глазками. Он то и дело потирал накрахмаленным платочком нос, от чего тот необычно покраснел и придавал своему обладателю имидж человека, ведущего далеко не здоровый образ жизни. Наверняка Порошкова, как и большинство жителей нашего города в это время года, не обошла стороной эпидемия гриппа.

По этой причине я постарался отсесть от него как можно подальше, хотя между нами и без того стоял довольно широкий стол.

– Я почему вас вызвал, Андрей Николаевич, – учтиво, но без выражения каких-либо эмоций, сказал Алексей Витальевич. – Насколько мне известно, вы в курсе того, каким именно образом погибла одна из ваших клиенток Елена Павловна Батурина?

– Знаю, – согласно кивнул я, стараясь сохранять наигранное хладнокровие.

– Мало того, не просто знаете, – укоризненно заметил Порошков. – Как утверждают свидетели, – вы были первым, кто обнаружил тело убитой. Или это, простите, не так?

Я молча склонил голову, задумываясь, как бы лучше ответить на его столь каверзный вопрос.

– Значит, все было именно так, – как бы помогая мне, уверенно сказал майор. – Почему же в таком случае, извольте вас спросить, вы поспешили сразу же скрыться с места преступления?

– Мне просто стало страшно, – негромко проговорил я, – вы ведь, наверное, сами видели, как ужасно она тогда выглядела. Такое шокирует кого угодно. Вот и я побежал, куда глаза глядят. Это ведь не противозаконно?

– Допустим, это правда. Почему же, в таком случае, вы в течении трех, или даже уже четырех дней не соизволили явиться к нам и все рассказать?

– А зачем? – Я непонятливо пожал плечами. – Неужели картина и так была не ясна? Думаю, вам все отлично рассказали другие очевидцы трагедии..

– Ох, и остры же вы на язычок, Андрей Николаевич, – недоброжелательно посмотрел на меня майор. – Я наслышан о вашем не в меру развитом интеллекте. Но и мы ведь, согласитесь, не дураки. Так что не советую вам юлить, а лучше отвечайте, как есть. Вы ведь даже на похороны Батуриной не явились, насколько мне известно.

– Елена Павловна не была мне близким человеком, и я имел полное право провести выходные так, как сам считал нужным, тем более, что плохо переношу подобные церемонии.

– Значит, говорите, вы не были с ней близки? Что ж, хорошо! – Тон Порошкова стал немного раздраженным. – А я, например, имею обратную информацию. Покойная, знаете ли, вела далеко не целомудренный образ жизни. И с вашим предшественником, репетитором ее дочери Юрием Ивановичем Колесниковым, у нее была интимная связь.

– Но это же совсем не говорит о том, что подобное у нее могло быть и со мною. – Я пытался вести себя как можно увереннее, чтобы у собеседника не возникало никаких поводов для малейших подозрений. – Мы виделись с Еленой Павловной всего пару раз, – едва ли это можно назвать близким знакомством. А Юрий, насколько мне известно, проводил занятия с Вероникой Батуриной более двух месяцев. Не мудрено, что их с Еленой Павловной за это время друг к другу потянуло. Все-таки молодой симпатичный мужчина и красивая женщина, у которой муж бывает дома крайне редко…

– Хватит философствовать, Лозицкий! – нервно перебил меня майор, поднимаясь из-за стола и раздраженно закуривая. – Скажите, вам было известно о связи вашего покойного друга с Батуриной?

– Ну, Юрий говорил об этом один раз… в аккурат перед своей смертью.

– А этот снимок вам знаком? – Порошков вынул из ящика стола фотографию и положил ее передо мной. Я склонился над ней и принялся внимательно разглядывать, так, как будто видел ее впервые.

– Да, пикантная сцена. И кто только такое мог снять?

– Это не столь важно. Вы мне только скажите, видели ли вы подобное фото раньше, или нет?

– Увы, – разочаровано развел руками я, – с подобной картинкой мой взор здесь сталкивается впервые. Юрий не любил слишком афишировать свои любовные похождения, тем более с замужними женщинами.

– Значит, это сделал не он?

– Точно утверждать не могу, но, думаю, нет. Склонности к шантажу я у Колесникова как-то никогда не замечал.

– Хочется верить, что все было именно так. – Майор спрятал снимок обратно в стол. – Значит, вы сказали, что с Батуриной близки не были?

– Не был.

– Почему же в таком случае вы пришли к ней домой в восемь часов утра сразу же после отъезда мужа на работу?

– Ну, это… – усмехнулся я, – особая история.

– А вы расскажите, время ее выслушать у нас есть.

– Понимаете, в последнее время дочь Батурина не очень-то ладила со своей мачехой, а я им неделю назад совершенно случайно помог найти между собою общий язык. Вероника охотно послушалась моего совета, и они с Еленой Павловной помирились. Елена Павловна хотела лично отблагодарить меня за оказанную поддержку, а поскольку я был в этот момент рядом с их домом…

– Почему вы там были? – резко перебил меня майор.

– Вероника вызвала меня к себе утром по телефону. Я очень хотел познакомиться с ее отцом, он тоже, по всей видимости, имел подобное желание, а поскольку другой случай для встречи мог представиться довольно нескоро, он ведь слишком занятой человек, то мне и пришлось ехать к ним рано утром.

– Убедили. – Порошков снова перешел на спокойный тон. – Ну и что, вы познакомились тогда с Батуриным?

– Да, мы поговорили с ним буквально минуту, – монотонно ответил я. – Николай Федорович куда-то спешил, поэтому только познакомиться мы и успели. Но Вероника, казалось, была рада и этому. Вы поймите, я, может быть, и не поехал бы туда, но почему-то не хотелось обидеть девочку, – она ведь верила в меня, она – очень чувствительная натура, и поступить с ней по-другому я никак не мог.

– Когда вы приехали, где находилась дочь Батурина? – небрежно туша окурок о пепельницу, спросил майор.

– Стояла у подъезда, а что?

– Поймите меня правильно – я ведь все это спрашиваю лишь для того, чтобы сопоставить ваши показания с показаниями девушки. Вы подтверждаете тот факт, что она вышла из дома раньше отца?

– Конечно, – уверенно ответил я, – а как же иначе? Минут на пять-десять раньше, это точно. Мы с ней даже успели немного поговорить по душам.

– Хорошо, – удовлетворенно произнес Алексей Витальевич, – выходит, так оно и было на самом деле. Шофер Батурина тоже подтверждает показания девушки. Но почему-то сама она никак не хочет верить в виновность отца, не смотря на его признание. Даже в истерику кинулась.

– А где она сейчас? – поинтересовался я.

– Пока находится у своей родной тетки, младшей сестры покойной матери. Думаю, вам ее лучше сейчас не тревожить.

– Мне бы очень хотелось ее увидеть, – настойчиво сказал я, – все-таки кого-кого, а меня она достаточно уважает. Думаю, как раз сейчас ей необходима моя помощь и поддержка, как никогда раньше. Вы не дадите адрес?

– Я вам не справочное бюро, – недовольно ответил майор, – и никаких адресов никому не даю. Вероника сейчас никого не хочет видеть, а вас особенно, – не обижайтесь, но она считает, что именно вы виноваты в смерти Елены Павловны. Если бы вы пришли к ней на несколько минут раньше, говорит, то такого бы не случилось…

– Если бы я пришел к ней на пару минут раньше, то сейчас бы у вас было просто одним трупом больше, только и всего.

– Я вполне с вами согласен, но это вы попробуйте ей докажите.

– Попробую, только дайте для этого мне адресок, – вежливо попросил я.

– Молодой человек, по-моему, я на вашу просьбу уже достаточно ясно ответил! – резко повысил голос Порошков.

– Хорошо, хорошо, не хотите давать – не надо, узнаем по иным каналам. Кстати, капитан Харченко сейчас здесь?

– Капитана Харченко я сегодня отправил на выезд, специально для того, чтобы он нам с вами не мешал. Я ведь в курсе того, что он вам как человеку симпатизирует, а личные привязанности мне здесь ни к чему. Так что лучше пускай пока отсутствует.

– Не к старикам ли Черновым он поехал? – машинально сорвался с моих уст висевший на языке вопрос.

– Хм, – удивленно скривил губы собеседник, – а вы – не такой уж и простой фрукт, каким кажетесь на первый взгляд.

По его недоуменному выражению лица я понял, что попал в точку.

– Насколько мне известно, – майор слегка потянулся и вальяжно плюхнулся на стул, – у Черновых вы тоже занимаетесь репетиторством.

– Да, занимаюсь. Два мальчика-близнеца, английский язык. Кстати, очень толковые ребята, к знанием тянутся со всей душой.

– Я в курсе, так что можете этого не объяснять, – махнул рукой Порошков, – но меня интересует несколько иной аспект. Вы ведь знаете, что Глеб Семенович Чернов – один из лучших специалистов в стране по взрывным устройствам?

– Знаю, – утвердительно кивнул головой я, – мне ребята довольно подробно рассказывали о его работе на киностудии и том несчастном случае. Не думаете ли вы, что инвалид первой группы, человек, два года не встающий с коляски, мог организовать взрывы в машине Колесникова и в квартире Батурина?

– Сам он, конечно, бомбы подложить не мог, – майор слегка наклонил голову в сторону и ехидно сощурил правый глаз, – но изготовить подпольно подобные орудия убийства был вполне способен. Он по этой части большой мастак. Прокурор, правда, ордера на обыск у него пока не дал, но, думаю, – не сегодня – завтра я все же добьюсь соответствующего разрешения. Жаль только, что я не имею доступа к Батурину, – у меня этот депутатишка быстро бы сдал своего соучастника. А то молчит, и все считают, что так и надо.

– И как вы представляете себе схему данного преступления?

– Неужели непонятно? – Порошков вошел в свою стихию, и выведать у него в этот момент любую нужную информацию было проще простого. – Батурин как-то узнает о наглой измене своей жены и решает в порыве страсти убить ее и ее любовника. Фотография, сделанная неизвестным лицом, только подливает масла в огонь. В технике он сам не имеет никаких навыков, поэтому сходится с хорошо знакомым ему Черновым и платит тому деньги за соответствующую работу. Чернов изготавливает мины и отдает их Батурину. Соглашается он на это еще и по той простой причине, что его жена наверняка тоже была любовницей Колесникова. Так что у них, получается, общий враг. А, возможно, Глеб Семенович и вообще не знал, для кого именно заготавливал «игрушки»…

– Батурин хоть какие-нибудь пояснения на этот счет дал? – поинтересовался я.

– Он вообще отказывается говорить, – недовольно ответил Порошков, – и с адвокатом и без адвоката. Говорит только, что убийца – он, сидит себе в отдельной комнате и держится за голову. Что поделать, снятие неприкосновенности – процесс долгий, но ничего, потерпим, никуда он от нас не денется. Ишь ты, герой, смерть жены его, видите ли, потрясла. Зачем же тогда убивал? Ни черта не понятно…

– А может, он просто берет на себя чью-то чужую вину?

– Какой ему смысл это делать? В машину Колесникова подложил взрывчатку, конечно же, совершенно другой человек, но делалось то это по указанию Батурина, я больше чем уверен. А взорвать собственную жену вообще никто кроме него не мог. На то, что вы с Вероникой будете стоять под подъездом до самого его выхода из дома, он не рассчитывал. А там мало ли что? Кто-то мог насильно ворваться в квартиру и организовать акцию против известного политика…

– Может быть, действительно все так и было? – предположил я.

– Может быть, – усмехнулся майор. – Какого черта тогда он сознался? Молчал бы как рыба, авось депутатская неприкосновенность и спасла бы. Вот только снимок всю малину испортил. Против такого аргумента отпираться не было смысла. Возможно, фотографию сделала сама Елена Павловна, желая оставить о молодом любовнике хоть какую-то память. А после гибели того тем более не хотела ее уничтожать. Теперь мы правды насчет этого точно не узнаем, – свою тайну эти двое унесли с собой в могилу. Батурин ведь утверждает, что о снимке не ведал ни сном, ни духом. Врет, конечно.

– А вдруг не врет? Вдруг это действительно ловко подстроено, а он просто выгораживает собой ловкого и хитрого шантажиста?

– Послушайте, молодой человек, – тон Порошкова снова стал жестким и неприветливым, – не устраивайте мне здесь дискуссию. Вы специалист в области языкознания, вот и занимайтесь своей лингвистикой. А высказывать всякого рода предположения предоставьте профессионалам. Пока что я, а не вы, веду следствие. Наверняка, через день-другой всем этим займется кто-то покомпетентнее меня, ведь дело не простое, – все-таки в нем замешан человек государственного уровня, – вот тогда им и карты в руки. А я свою версию уже высказал…

Мне с самого начала было понятно, что с этим человеком спорить бессмысленно. Наверняка, он получил указание сверху вести расследование именно по такой линии, которая была выгодна высшим чинам, не рассматривать никаких других вариантов, и даже если его мнение было совсем противоположным всему сказанному, это не имело абсолютно никакого значения. Батурина нужно было любым путем изолировать от общества, и каким образом правовые структуры это сделают, было неважно, – значение имел лишь только конечный результат, который в данном случае был налицо. И все-таки непонятно, почему Батурин, если он все же не виноват, признался в чужом преступлении?

– Вы все узнали, что хотели? – после небольшой передышки распалившегося не на шутку собеседника тихо спросил я.

– Пока что да, – немного подумав, ответил Порошков, – хотя, честно признаться, я так и не понял, кто из нас с вами кого допрашивал. Вы действительно чертовски хитры, Андрей Николаевич, и когда-нибудь, поверьте моему горькому опыту, ваша хитрость выйдет вам боком.

– Будем надеяться, что мне повезет, и такого не случится, – шутливо произнес я. – Ну, так мне можно идти или нет?

– Идите. – Алексей Витальевич резко перешел на деловой тон и, подписав мне повестку, провел до двери кабинета. – Если понадобитесь, – вызовем.

Я вежливо попрощался с весьма недружелюбным следователем и вышел в коридор. Ждать Харченка не имело никакого смысла, – кто знает, когда он вернется из своей «загородной поездки»? Наверняка Порошков отправил его туда с расчетом на весь день. А кроме Виктора в этом «уютном заведении» вряд ли кто другой мог бы разузнать для меня адрес тетки Вероники Батуриной. Оставалось, как обычно, надеяться только на собственные силы…

Я отошел от здания управления на несколько сот метров и постарался убедиться, что за мною никто не следит… Хотя какой резон Порошкову отправлять за мною хвост, – непонятно. Я вдруг поймал себя на мысли, что за последнее время у меня начала вырабатываться ко всем людям излишняя подозрительность. Юра Колесников перед смертью тоже страдал подобным недугом. От такой мысли мне стало даже как-то не по себе, – что и говорить, нервишки немного стали пошаливать…

Придя домой, я сразу же принял холодный душ и попытался хоть немного отвлечься от всех насущных проблем. Как и во всех предыдущих случаях, мне это, конечно же, полностью сделать не удалось, – хоровод глупых мыслей и самых разнообразных разумных и нелепых предположений заполнил мозг до отказа, казалось, – вложи туда еще хоть немного информации, – и он разорвется на куски, орошая своей серой субстанцией сравнительно новые, хоть и недорогие обои. Образы перед глазами периодически менялись, – то возникала загадочно улыбающаяся Вероника Батурина, то ее угрюмый неприветливый папаша, то крепко обнимающая меня ногами за туловище обнаженная Елена, то следователь Порошков со своими хмурыми бровями, красным носом и постоянно меняющимся выражением лица.

Последним почему-то возник Глеб Семенович Чернов, который злобно ехал прямо на меня в своей неизменной инвалидной коляске. Уж кого-кого, а этого человека видеть в роли преступника мне хотелось меньше всего. А ведь навесят на него дело, я был больше, чем уверен, что навесят. И помочь ему, в отличии от Батурина, не сможет абсолютно никто, – достаточное количество денег на дорогого адвоката у этого человека в карманах Чернова вряд ли присутствовало…

Поняв, что отдохнуть нормально мне все равно не удастся, я быстро оделся и вышел из дома. Зимнее небо начинало понемногу сереть, постепенно, но уверенно превращая светлый день в темную ночь. Как бы там ни было, но я должен был хотя бы попытаться что-либо сделать…

На этот раз добраться до дома Батуриных мне удалось куда быстрее, чем обычно. Какую-то минуту я постоял у знакомого подъезда, уныло глядя на почерневший со всех сторон от дыма участок стены вокруг знакомого окна на седьмом этаже. Снизу в сумерках не было видно, успели ли его уже застеклить или еще нет. В отличии от окон остальных квартир, оно не светилось, а излучало из себя лишь мрачную и до боли неприятную темноту.

Я неторопливо поднялся по ступенькам на этаж и угрюмо посмотрел на дверь нужной мне квартиры. Она уже не валялась посреди лестничной площадки, а была аккуратно и умело поставлена на свое место. Стены вокруг нее были тщательно заштукатурены и закрашены, от гари на них и на потолке так же не оставалось и следа. Все вокруг сияло ослепительной белизной, – видать, постарался настоящий мастер своего дела. О былом взрыве напоминали лишь маленькие бумажные квадратики, которыми дверь была опечатана.

Последнее достаточно отчетливо говорило о том, что внутри квартиры никого не было, поэтому мне не оставалось ничего другого, как молча развернуться и спуститься вниз. Уже выходя из подъезда я невзначай обратил внимание на ближайшее окно первого этажа, в котором резко всколыхнулась занавеска. Выглядела она старомодной и слегка потрепанной, но все же чистой и выглаженной. Сразу бросалось в глаза, что данная квартира принадлежит одинокому пожилому человеку, который явно нуждался в дополнительном человеческом общении и моральном сочувствии.

Я решил рискнуть и уверенным шагом вернулся в подъезд. Прежде чем дверь открылась, звонить пришлось несколько раз. На пороге появилась маленькая сухопарая старушка с небрежной копной кудрявых седых волос на голове. От других женщин ее возраста она отличалась незначительным количеством морщин и чрезмерно любознательными глазами.

– Здравствуйте, – изобразив на лице приветливую улыбку, сказал я, – извините, что потревожил. Мне бы хотелось кое-что узнать у вас о ваших соседях с седьмого этажа, о тех, у которых кухня взорвалась.

– Проходите, – совершенно не испытывая чувства страха при виде незнакомого человека, предложила женщина. Она пропустила меня в прихожую и тщательно заперла за собой дверь. – Вы, наверное, из милиции?

– Нет, нет, – замотал головой я, – не бойтесь, никакой милицией здесь и не пахнет. Я репетитор Вероники Батуриной по иностранному языку. Хожу к ней каждый вторник, провожу занятия. А вот сегодня прямо не знаю, что и делать.

– То-то мне ваше лицо показалось знакомым, молодой человек, – дружелюбно усмехнулась старушка. – А я смотрю – вроде бы и знаю человека, а вроде бы и не знаю. Стара стала, память немного подводит. Я ведь на прошлой неделе вас видела, когда вы в подъезд входили. Еще спросила у Степановны, это соседка Батуриных с седьмого, кто, мол, это такой? А она мне и ответила, что это, мол, новый Вероничкин учитель, готовит ее в институт… Так о чем вы хотели спросить, молодой человек?

– Мне нужно сейчас срочно найти Веронику, – требовательным взглядом посмотрел на нее я. – В милиции мне сказали, что девочка живет у тетки, а адреса ее не дали. Так вот, думаю, может, кто из соседей знает.

– Бедный Николай Федорович, – покачала головой женщина, – такое горе, такое горе. Вторую жену похоронил. А Вероничка то, несчастная, как страдает. Хоть она, Елена, и непутевая немного была, но все равно жалко, живой ведь человек. И тут такое… Знаете, я даже не могу и представить, что вам посоветовать. Вы к Степановне заходили?

– Я не знаю, где она живет.

– Вообще-то это без толку, – старушка недовольно махнула рукой, – Степановна тоже ничего не знает. Николай Федорович с родственниками своей первой супруги Насти в последнее время практически не общался. Елена уж очень ревновала. Поэтому и бывала здесь Настина сестра крайне редко. Вряд ли кто из соседей ее адрес знает, поэтому, извините, но помочь вам ничем не могу.

– Ладно, – пожал плечами я, – простите тогда за вторжение.

– Ничего, ничего. – Лицо женщины снова озарилось дружеской улыбкой. – Мне даже в некоторой степени приятно, что вы зашли. Может, пройдемте на кухню, – я вас чем-нибудь угощу?

– Нет, не стоит, – отрицательно покачал головой я. – Спасибо, но мне нужно спешить. Надо как-то сегодня Веронику все-таки разыскать.

– Знаете, что, – сказала как бы между прочим собеседница, когда я уже открыл дверь и одной ногой был почти на лестничной площадке, – а вы загляните на всякий случай в подвал тридцать седьмого дома. Того, который как раз напротив нашего стоит. Там много подростков по вечерам собирается, даже какой-то свой клуб организовали. Вероничка любила часто туда ходить. Спросите у ребят, может они что и знают.

– Спасибо вам большое. – В моих глазах появилась маленькая искорка надежды.

Я попрощался с гостеприимной старушкой и пулей вылетел на улицу…

Тридцать седьмой дом стоял прямо у меня перед носом. Искать организованный подростками клуб пришлось недолго, – нужно было всего лишь обойти многоэтажное здание с обратной стороны. Вход в подвал в нем был всего один.

Спустившись по ступенькам вниз, я наткнулся на крепкую облупленную деревянную дверь, из-за которой слышались несуразные звуки гитары и чье-то хриплое полудетское – полувзрослое пение, больше напоминающее собачий лай, а не человеческие голоса. Дверь оказалась незапертой, я без труда открыл ее и вошел внутрь.

«Клуб» состоял из одной большой комнаты с грязным деревянным полом, небрежно поштукатуренными стенами и несколькими свисающими на длинных перетянутых изоляционной лентой проводах прямо с пыльного бетонного потолка тускло тлеющими лампочками. По углам помещения располагалось несколько зашторенных самой разнообразной материей «кабинок». Из одной из них слышалось достаточно громкое шевеление. Всю же остальную площадь занимали несколько деревянных кустарно сколоченных топчанов, на которых как воробышки на ветках восседали подростки с остекленевшими то ли от водки, то ли от травки глазами.

Было их не меньше десятка, – все почти одинакового возраста – пятнадцать-шестнадцать лет, но, внимательней приглядевшись, среди них я заметил пару ребятишек и помладше. Один из парней, некрасивый рыжий детина в потертой кожаной куртке, невпопад терзал гитарные струны и во весь голос орал какую-то блатную дворовую песню. Некоторые из присутствующих вяло пытались его поддержать, чем придавали песне еще больше извращения. От одного парня к другому из рук в руки переходили две дымящиеся самокрутки. На маленьком, наспех сколоченном из четырех почти не струганных досок, столике стояла недопитая бутылка «Портвейна».

К моему глубокому удивлению, Вероника находилась здесь. Девушка сидела в накинутой на плечи легкой черной шубке посреди центрального топчана, крепко зажатая с обеих сторон своими сверстниками, обладающими тощими физиономиями и ничего не выражающими взглядами. Как и они, Вероника явно была пьяна. Она как маятник неуклюже шаталась взад-вперед, и только постоянно поддерживающие «соседи» не позволяли ей свалиться на пол.

Как только я вошел, естественно, взгляды всех присутствующих оказались направленными исключительно в мою сторону. Играющий на гитаре резко прекратил свое пение и отставил несчастный инструмент в сторону.

– Дядя, – невнятным голосом промямлил он, – чего тебе здесь надо?

Вероника, в отличии от всех, даже не подняла в мою сторону глаз, – куда был направлен ее взгляд, можно было только догадываться.

– Вот ее, – решительно сказал я, указывая пальцем на девушку.

– Вероника, ты его знаешь? – По интонации сказанного можно было определить, что парень с гитарой наверняка является заводилой в этой компании. Один из сидящих рядом с девушкой грубо поднял за подбородок ее голову.

– О, Андрей Николаевич, – вперемешку со слюной выдавила из себя она, расставляя в стороны руки. – Как я вас долго ждала!

Вероника неуклюже поднялась с топчана и попыталась шагнуть мне навстречу. Это ей не удалось, – при первом же шаге она споткнулась одной ногой за другую и куклой грохнулась на пол. Я спешно подбежал к ней и вместе со вскочившими со своих мест парнями помог ей подняться.

– В общем, так, Вероника, – настойчиво произнес я, – хочешь ты этого или нет, но тебе сейчас придется пойти со мной. Это же надо было так нажраться. Посмотри на себя, – на кого ты похожа?

– Да пошел ты! – Девушка резко дернулась, вырвалась из моих рук и снова упала. – Достал уже своими нравоучениями!