Текст книги "Маджестик - Семена смерти (СИ)"

Автор книги: Вольфганг Хольбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

  Сталь исчез в баре, не оглядываясь на улицу, и я последовал за ним. Как ни странно, я был очень спокоен. Сталь, не колеблясь, пристрелил бы меня на долю секунды, если бы увидел меня, но я внезапно понял, что для меня все было так же. Моя рука скользнула в карман и сжала пистолет, даже не осознавая этого. Вопрос не в том, кто из нас был более готов убить другого. Вопрос только в том, кто быстрее .

  Я был напуган собственными мыслями и ускорил шаг; почти как будто для того, чтобы больше не дать себе возможности развернуться в последний момент. Когда я открыл дверцу карусели , мои руки начали слегка дрожать. Я сказал себе, что это напряжение , а не нервозность, но, по правде говоря, я не знал.

  Приглушенная музыка биг-бэнда и красный свет осветили меня, когда я шагнул в дверь с опущенной головой и попытался осмотреться, но никто из присутствующих не сразу узнал мое лицо. Интерьер клуба оправдал почти 100 процентов ожиданий, которые вызывали у меня его убогий внешний вид. Здесь все было дешево, красочно и модно. Бар и почти дюжина маленьких круглых столиков были в синяках и при дневном свете, вероятно, сразу же принадлежали свалке. Горстка красных и желтых ламп давала тусклый свет, но также создавала атмосферу, которую я считал скорее неудобной, чем стимулирующей. На маленькой сцене в другом конце зала, окаймленной блестящей занавеской, уже немолодая танцовщица исполнила то, что в середине шестидесятых в стране безграничных возможностей считалось стриптизом. Я даже не выглядел как следует.

  Зато я тем внимательнее изучил полдюжины столов перед сценой. Несмотря ни на что, в клубе было довольно много посетителей, что, конечно, меня устраивало. Я не заметил Сталь, пока не посмотрел дважды. Он сидел за столиком рядом с баром и с явно большим интересом наблюдал за выступлением танцора. Возможно, о стриптизе на Марсе не знали. Если бы он рассказал о том, что видел здесь, его, вероятно, никогда бы не представили.

  Я подошел к бару, сел на табурет в пределах слышимости Стали и жестом показал бармену, чтобы тот принес мне пива. Сталь, вероятно, не узнал бы мой голос, такой же завороженный, как он был от танцевального представления, но мне не хотелось, чтобы пуля в затылке научила меня лучше.

  Пришло пиво, которое я заказал. Я налился, быстро выпил пену и снова наполнил стакан до краев, что вызвало неодобрительный взгляд бармена – но также и импровизированное зеркало, в котором я мог, по крайней мере, видеть фигуру Стила как искаженное отражение позади меня. Он все еще был один, время от времени потягивая напиток и покачивая правой ногой, которую он небрежно скрестил с левой, в такт музыке. Я просто надеялся, что этот парень на самом деле пришел сюда не для того, чтобы посмотреть стриптиз и напиться за счет своего счета в Majestic. Потому что следующие десять минут, по крайней мере, он делал именно это, мне показалось, что это час, а Кимберли, которая ждала снаружи в машине, это, должно быть, год. Я молился, чтобы она не потеряла самообладание и не пошла за мной. То, что Сталь меня не обнаружила, было маленьким чудом.

  Я собирался допить свое теперь уже несвежее пиво и бросить его, когда второе искаженное отражение появилось рядом с Jim Steels в моем пивном стакане.

  «Мистер Руби!» – Сталь поднял бокал с виски и насмешливо поджарил мужчину. «Я думал, ты забыл о нашем свидании».

  Собравшись с духом, я наполовину повернулся на барном стуле и сделал вид, что все-таки обнаружил свой интерес к стриптизу на сцене. Танцовщица за это время изменилась, но качество исполнения не изменилось. По крайней мере, я мог ясно видеть человека, который сидел сейчас со Сталь. Ему должно было быть от сорока до пятидесяти лет, он был склонен к ожирению и носил дорогой костюм, который, как ни странно, выглядел на нем так же потрепанным, как и все это заведение. Он очень нервничал. Если бы он знал, что через двадцать четыре часа его лицо появится на каждом телеэкране в западном мире, он, вероятно, нервничал бы еще больше.

  «Почему ты идешь сюда, Джим?» – спросил он. «Я не хочу, чтобы мы здесь встречались, ты это знаешь!»

  Стил рассмеялся и отпил виски. «Что с тобой, Джек? Вы плохо себя чувствуете? "

  "Хороший? Кому, черт возьми, сегодня хорошо в этой стране ! "

  «Да, – ответил Сталь. «И ты тоже должен, Джек. У вас нет причин для беспокойства. Все прошло очень хорошо ".

  Я не смотрел прямо в сторону Руби, но он так сильно вздрогнул, что я не мог избежать этого. Вдруг он начал смеяться; тихо, истерично и всего за несколько секунд до того, как звук превратился во что-то другое, неудобное. «Я ... что-то слышу, Джим», – пробормотал он.

  «Мы все постоянно что-то слышим, не так ли?» – ответил Сталь. «Это наша работа».

  Руби, похоже, не заметила его ответа. «Я все время слышу ... разные вещи», – пробормотал он. «Голоса, Джим. Иностранные голоса. Странные мысли. Я ... я не могу его выключить ".

  «Вы можете слышать здесь мысли людей?» Я не видел лица Стала, но его грязная ухмылка была почти слышна. «Тогда тебе придется весь день ходить с красными ушами, Джек».

  «Я серьезно», – ответила Руби. «Я ... я больше не могу этого выносить! Это у меня в голове! Голоса, которые шепчут мне ... разные вещи . Что ты со мной сделал, Джим? "

  «Я?» Сталь очень тихо рассмеялась. «Ничего, Джек, ты знаешь, что ... Что творится у тебя в голове, Джек?»

  «Освальд», – ответила Руби.

  «Освальд? Кто это?»

  «Что-то должно произойти», – пробормотала Руби. "Что-то плохое. Я ... я не знаю что, но это произойдет. Скоро. Почему ... почему я все это знаю, Джим? "

  Каким-то образом я почувствовал движение Стила за долю секунды до того, как он на самом деле повернулся и посмотрел в мою сторону. Я не поддался искушению прокатиться на барном стуле, просто повернулся лицом к стойке и потянулся за своим пивом. Искаженное отражение в нем показало мне, что Сталь не смотрит на меня, а просто быстро и испытующе оглядывается по сторонам. Для тех, кто не знал, кем на самом деле был Джим Стил, разговор до сих пор мог показаться странным, но, тем не менее, безобидным. Следующие слова Стила доказали, что так долго не продержаться.

  «Пойдем куда-нибудь, где мы сможем поговорить, Джек», – сказал он. «Думаю, я могу тебе помочь».

  «Я ... я не хочу этого», – запинаясь, пробормотала Руби. Его голос дрожал. Теперь, когда я больше не смотрел прямо на него, мне было трудно уследить за его словами, но я слышал, что в них не осталось ни малейшей силы. Больше никакого вызова. Она звучала ... отчаянно. Голос человека, у которого больше не было ни малейшей надежды.

  «Пойдем к тебе в офис», – сказал Стил. Он встал.

  Руби заколебалась, затем глубоко вздохнула, почти как стон, и, наконец, тоже встала. Мое сердце на мгновение остановилось, когда они прошли так близко, что я почувствовал запах дешевого лосьона после бритья Руби. Но мне снова повезло. Сталь даже не взглянул на меня, а подошел к узкой занавешенной двери, за которой они оба скрылись за Руби.

  Я мысленно сосчитал до пяти, затем поднялся как можно незаметнее, пошел в том же направлении, что и Сталь и Руби, и попытался оглянуться через плечо, когда подошел к занавеске. На меня никто не обратил внимания. Бармен боролся с тем, чтобы заснуть за своим прилавком, а несколько гостей все еще смотрели на сцену и тщетно ждали, когда стриптиз станет более захватывающим. Вряд ли может быть лучшая возможность, чем сейчас.

  Решительным шагом я шагнул через занавес, наполовину готовый встретить ухмыляющуюся Сталь, целившую в меня пистолет. Однако вместо этого я оказался в узком, пахнущем плесенью и почти неосвещенном коридоре, в котором были сложены ящики из-под пива и картонные коробки с дешевым виски. Вдалеке я увидел слабое сияние света. Когда я подошел к нему, я понял, что это бывшее окно – бывшее, потому что кто-то покрасил стекло в белый цвет, чтобы сквозь него все еще мог светить слабый свет, но деталей не было видно. Тихо мне показалось, что я услышал голос Стали с другой стороны, но я не был уверен. Затем я обнаружил на стекле крошечное свободное пятно; размером с ноготь большого пальца и примерно такой же высоты, как мой пояс. Я осторожно присел и выглянул наружу.

  Я не могу с уверенностью сказать, что я ожидал увидеть – возможно, все или ничего – но зрелище, появившееся через неправильный глазок, было почти разочаровывающим. Офис Руби – если это было то, о чем шла речь – был настолько стереотипом подсобного кабинета в грязном третьесортном ночном клубе, что снова выглядел почти нелепо. На показном столе стояла лампа с огромным абажуром и лампочка, которая была слишком слабой и погружала комнату в полумрак. На стенах висели обязательные календари в стиле пин-ап, а на стуле у двери висело платье, отделанное стразами, рядом – единственная красная дамская туфля. Безусловно, самым большим предметом мебели во всей комнате был бар с полупрозрачными зеркалами, где сейчас стоял Руби и дрожащими руками наливал себе виски. Я видел, как он поднес бутылку к Стали и сделал приглашающий жест с полным стаканом в другой руке. Сталь покачал головой, на мгновение огляделся, затем быстрым шагом поспешил к небольшой полке по другую сторону двери. Единственная утварь, которая стояла на нем, – это ламповый радиоприемник, который уже тогда выглядел устаревшим. Как будто ему нечего было делать в такой ситуации, Сталь начал крутить кнопку передатчика. Он повернулся ко мне спиной, чтобы я не могла видеть его лицо, но его поза свидетельствовала о высочайшей концентрации. И взгляды Руби сделали все остальное. Что бы там ни делал Стил – он не искал станцию, играющую последнюю песню Коула Портера ...

  «Ну, Джек», – начал через некоторое время Сталь. «Ты знаешь, почему я здесь», – он не оторвался от того, что делал, но лицо Руби стало работать все тяжелее и тяжелее. Он нервно потягивал свой стакан, но я был уверен, что в данный момент он не чувствовал воздействия алкоголя. Что там творилось?

  «Джек?»

  «Да», – неохотно пробормотала Руби. "Я знаю. Но я ... я не могу. "

  «У нас было соглашение», – напомнил ему Сталь. Он по-прежнему не поднимал глаз, и его голос ничуть не изменился. Тем не менее Руби побледнел, залпом выпил остаток стакана и дрожащими руками вытащил сигарету. Он так нервничал, что использовал три или четыре спички, прежде чем ему удалось их поджечь.

  «Я знаю», – ответил он. «Но я ... я не могу этого сделать. Я не знаю, что ... что думать больше. Все ... так запутанно ".

  Сталь покачал головой. Я почти слышал его улыбку. «Ты разочаровал меня, Джек, – сказал он. „У всех нас время от времени возникают плохие мысли. Плохие сны. Это то, что мы получили от этих ... людей . Проблема, но мы ее решим “.

  «Дело не в этом», – ответила Руби. Теперь даже его голос дрожал.

  Сталь наконец перестал смотреть на радио и наполовину повернулся к Руби. На нем были сняты солнечные очки, чтобы я мог видеть потухший глаз. Это было жуткое, почти устрашающее зрелище. «Что именно ты думаешь, Джек?» – спросил он.

  Руби нервно провел кончиком языка по губам, приложил стакан и только тогда понял, что в нем ничего нет. «Понятно… Освальд», – сказал он наконец. Казалось, он вообще изо всех сил пытается произнести это имя.

  Сталь кивнул. «Ты уже сказал мне это».

  «Да», – нервно ответила Руби. «Но это ... нечто большее. Я вижу ... ты тоже, Джим. Ты выглядишь таким ... другим. Ты говоришь со мной ... Джимми ".

  «Конечно, я говорю с тобой, дурак», – ответил Сталь. «Но вместо того, чтобы предаваться своим мечтам, вам следует сосредоточиться на том, что я говорю вам сейчас. Я ... – Сталь замолчал. Хотя я мог видеть только его мертвый глаз, было легко увидеть, как его взгляд был сосредоточен на какой-то точке где-то позади Руби. Взгляд Руби проследил за сталью, и владелец бара вздрогнул так сильно, что чуть не уронил свой стакан.

  Сталь прошла мимо него, не сказав больше ни слова, на мгновение выскользнула из поля моего зрения, а затем резко выпрямилась. В его правой руке теперь был большой чемодан, который явно был переполнен. Я подумал, что он весил больше ста фунтов, но Стил помахал им так же легко, как открытку.

  «Ты хотел уйти, Джек?» – спросил он.

  Руби сглотнула несколько раз. Он ничего не сказал. Сталь смотрел на него секунду или две, затем покачал головой, почти осторожно поставил чемодан на пол и вздохнул: «Джек, Джек. Что мне с тобой делать? Это твой способ делать свою работу? "

  Руби по-прежнему молчала.

  «Это Джек Руби, не так ли?» – спросил Сталь, качая головой. «Этот ... человек в тебе. Он слишком силен. Я не против тебя, Джек. Во всяком случае, это моя вина. Я не должен был выбирать тебя. Но, к сожалению, сейчас уже слишком поздно. Пора. Джеку Руби предстоит исполнить свое предназначение. Мы знаем его возможности. Доказательства подготовлены. Но теперь круг должен быть замкнут ».

  «Ты хочешь, чтобы я его убила», – пробормотала Руби. «Освальд.»

  «Не ты», – почти мягко ответил Сталь. «Джек Руби. Освальда переедут завтра утром. Лучшей возможности не будет. Может, совсем нет ".

  Руби покачала головой. Движение выглядело вызывающим, но без тени силы. «Почему я?»

  «Потому что так и было запланировано», – ответил Сталь. «И потому что я здесь не для того, чтобы обсуждать».

  Его движение было настолько быстрым, что у Руби не было шансов. Рука Стила вылетела, схватила Руби за руку и развернула его. Хозяин бара, хотя и был намного ниже Стала, весил как минимум на тридцать фунтов больше, и у меня не сложилось впечатления, что на нем слишком много жира. Даже в этом случае Сталь без труда просто потащил к себе Руби и подавил его зарождающееся сопротивление в зародыше. «Положение Джима Стила в„ Маджестик “не должно подвергаться опасности, Джек.

  «Почему бы тебе просто не заплатить кому-нибудь за это?» – умоляла Руби. «Пожалуйста, Джим. Здесь я могу принести вам больше пользы. У меня много влиятельных друзей. В мой бар приходят и уходят именитые гости. Я могу предоставить вам информацию, что вы ... "

  «Джек Руби – друг Департамента полиции Далласа», – прервал Стил. «Вот почему он был выбран. Департамент полиции Далласа ведет дела с друзьями. Вот почему был выбран Даллас. Все взаимосвязано, Джек, как зубцы большого колеса. Джек Руби поможет полиции. Это его истинная судьба ».

  Руби отказался от своего и без того бессмысленного сопротивления и полностью посвятил себя мольбе. «Пожалуйста, Джим!» – выдохнул он. «Если я убью его, меня посадят на всю оставшуюся жизнь! Сжалься. Я люблю свою жизнь. Я люблю свой клуб, мне нравятся девушки ».

  «Может быть, – прошептал Сталь, – это заставит голоса замолчать, Джек».

  «Нет!» – ахнул хозяин бара. «Прошу не надо! Я не готов отказаться от всего этого ради вас, ребята! В конце концов, эта жизнь не так уж и плоха. Люди...»

  Остальные его слова были заглушены приступом боли, когда Сталь без предупреждения сжал хватку. Руби отчаянно боролась, но я знал, насколько это бессмысленно. В конце концов, я не раз ощущал воочию, насколько невообразимо сильным был человек, которого захватил ганглий. Без малейшего усилия Сталь полностью притянул человека к себе, откинул его голову назад и одновременно зажал горло.

  «Итак, Джек Руби не готов», – прошипел он. "Хороший. Затем мы должны убедиться, что это он. Может, мы все еще слишком слабы в нем! "

  Я догадался, что будет дальше. Тем не менее, мне пришлось изо всех сил сдерживать себя, чтобы не кричать вслух от ужаса и отвращения. Сталь с грубой силой отталкивала голову Руби все дальше и дальше. В то же время губы Стали приблизились к его горлу, как будто он просто хотел прокусить его. Но он этого не сделал. Вместо этого он внезапно снова толкнул голову Руби вперед и усилил давление на адамово яблоко мужчины, пока Руби не открыла рот, приглушенно вздохнув, и попыталась вдохнуть воздух.

  Что-то тонкое, извилистое вылетело из-под губ Стали и быстро исчезло, как змея, во рту Руби. Это было слишком быстро, чтобы сказать, но, конечно, я знал, что это было: ганглий, тот же самый паразитический монстр, который отвечал за действия Стила – и который на короткое время также овладел Ким.

  – закричала Руби. Он все еще не мог дышать, так что это превратилось в слабое бульканье, но это сделало звук еще более ужасным. Его тело поднялось в объятиях Стали, и на секунду, а может и меньше, выражение неописуемой агонии промелькнуло на его лице.

  Потом он обмяк.

  Сталь отпустил свою жертву, отступил с обессиленным вздохом и посмотрел на Руби со смесью мыслей и насмешек. «Смотри, Джек, – сказал он. „Это было не так уж плохо, не так ли?“

  Руби молчала. Он пытался ответить, но я видел, что он не может. Он пошатнулся. Как только ганглий захватил власть, он, казалось, лишил его всех сил.

  Сталь напрасно ждал ответа несколько секунд. Затем он покачал головой, медленно повернулся и вернулся к радио, чтобы резко увеличить громкость. Однако из приемника не доносилась ни музыки, ни голоса диктора, а была серия жутких, усиливающихся и затухающих звуков; то, что двадцать лет спустя было бы названо электронным свистом, но в то время мне было совершенно чуждо. Стил прислушался несколько секунд, затем пожал плечами и осторожно повернул мелодию.

  Свист и вой превратились в ... звуки. Никаких мешающих шумов, но модулированные, хотя и невыразимо странные слова. Слова на языке, который я слышал раньше.

  «Клаа нуууу», – выдохнула Сталь. «Thiaa raaa, thaaa ...»

  Голос по радио ответил; таким же жутким способом, но намного плавнее и быстрее. Возможно, человеческие речевые органы Стали просто не могли правильно модулировать слова на языке, который не был создан для людей. Через несколько секунд Руби тоже подошла ближе; с медленными кукольными движениями и пустыми глазами. Его губы начали издавать те же жуткие звуки, которые Стил выдавливал из себя и исходил из радио.

  Жуткий диалог продолжался, но у меня больше не было сил следить за ним. Молча и дрожа, я отошла на несколько шагов от окна, затем повернулась и буквально выбежала из дома. И на этот раз меня не волновало, произведу я переполох или нет.

  23 ноября 1963 г., 23:30.

  Sunshine Motel, Даллас

  То, что осталось от той ночи, мы провели в мотеле недалеко от аэропорта. Это была беспокойная, мучительная ночь. Кимберли снились кошмары, и в итоге я просидел рядом с ней на кровати до утра, чтобы разбудить ее и успокоить, как только она снова начала хныкать.

  Но я бы, наверное, все равно не заснул. Зажигалка на прикроватной тумбочке, пистолет, который я держал в руке всю ночь, мысли о Стали и Бахе – все это не давало мне уснуть, если бы не беспокойство о Ким. Мой взгляд упорно блуждал между бледным лицом Ким и затемненными окнами. Это была липкая ночь, настолько жаркая, насколько могут быть летние ночи Техаса. Я чувствовал пот на лбу, как тонкий живой слой, но во рту было сухо, несмотря на несвежую воду, которую я пил из стакана для зубной щетки через нерегулярные промежутки времени.

  В своей жизни, не совсем бедной с точки зрения дешевого жилья, я никогда не видел такой свалки, как этот мотель. Простыни были такими жесткими, как будто кто-то хотел укрепить их для смертного одра, матрас был доской, но влажной, как болотная трава, а пожелтевшие обои с вертикальными полосами в коричневых тонах рассказывали свою собственную историю в бесчисленном множестве более или менее крупные пятна какого-то более или менее узнаваемого неопределенного происхождения. Я оставил дверь в ванную открытой, потому что это был единственный работающий вентилятор. Кондиционер рядом с кроватью был не менее шумным, чем старый трактор, на котором мой отец ездил в прошлом году, но он не смог заметно остыть. Адский шум так напугал нас с Ким, что я снова выключил устройство. Мне казалось, что кондиционер ревел нас в гнетущую ночь. Вероятно, не только мы сопротивлялись привлечению внимания. Немногие комнаты были заняты, но никто из других гостей не оставлял кондиционер включенным дольше, чем на несколько минут.

  По крайней мере, не было других гостей, кроме гостей-людей. Сначала это меня удивило, но, почувствовав вездесущий запах химикатов в ванной, я понял, почему тараканы и тараканы сбежали из комнаты и, возможно, из всего мотеля. Пока вентилятор продолжал двигать воздух, зловоние можно было терпеть, но прежде чем я смог найти грязный выключатель за ящиком, едкий инсектицид перехватил мое горло.

  Настойчивый сквозняк больше не приносил мне облегчения. Через два часа после захода солнца тепло, накопленное в стенах и плоской покрытой смолой крыше, казалось, просачивалось сквозь обои и распространялось по комнатам невидимой вязкой массой. Просто сидеть там заставляло меня вспотеть. На прикроватной тумбочке стояло пластиковое ведро со льдом из автомата перед офисом, две трети которого теперь были заполнены талой водой. Время от времени я использовал кубик льда, чтобы охладить лицо и шею, а однажды я попытался сосать кусок льда, чтобы смочить пересохшее горло. Холод почти болезненно контрастировал с парализующей жарой вокруг нас. Через несколько часов казалось, что время остановилось. Только темный контур широкой часовой стрелки, который неоднократно закрывал другие части циферблата нашего маленького дорожного будильника, светился призрачным радиевым светом, доказывал мне, что я все еще бодрствовал и в здравом уме. Мои мысли, которые сначала все еще метались, преследовали и опрокидывали друг друга, почти полностью остановились. В основном это были одни и те же имена, которые следовали друг за другом, как ноты гипнотически медленной мелодии ... Бах, Сталь, Кеннеди, Руби, Освальд, Бах ... Тяжелая, поддерживающая мелодия, как у похоронного марша, и Снова и снова между именем Ким, как светлый колокольчик, на мгновение отодвигающий темные тона на задний план. Я читал, что где-то в мире есть монахи, которые повторяют одно и то же слово в течение дня в рамках своей медитации. Какое бы слово они ни выбрали для своих молитв, в ту ночь одно имя служило для меня той же цели.

  Дважды я прикладывал смоченный в прохладной воде носовой платок ко лбу Ким после того, как мне пришлось разбудить ее от повторяющегося кошмара. Я вспомнил, как она заразилась гриппом, когда мы были в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, сразу после экзаменов. В то время она полностью измотала себя, и в конце концов, как и сейчас, я сидел у ее кровати, а она по каплям потела от своей болезни в лихорадке. Мне почти хотелось вернуться в общежитие днями и ночами. В то время ее болезнь, столь внезапная и тяжелая, показалась мне страшной угрозой. «Мужчины склонны преувеличивать», – сказала она тогда. Теперь, оглядываясь назад, я согласился с ней. Лихорадка, которая держала ее мертвой хваткой в ​​ту ночь в этом убогом мотеле, была едва ли способна вспотеть.

  Я проснулся от задумчивости, когда она еще раз перешла на простыню. Это было едва заметное движение, но к этому моменту я был настолько сосредоточен на ней во время своего одинокого бодрствования, что мог заметить крошечное движение моей руки даже через всю комнату. Некоторое время она снова лежала на спине, больше не свернувшись в клубок, как маленький ребенок, и пока я все еще внимательно наблюдал за ней, ее голова наклонилась набок, ко мне. Прядь волос прилипла ко лбу. К счастью, душ сработал, подумал я. Душ был почти единственной вещью, делавшей свою работу в этом номере мотеля. Нам обоим понадобится долгий душ перед поездкой в ​​аэропорт.

  Я потянулся к ее лицу, чтобы убрать волосы с ее глаз. Прежде чем я смог прикоснуться к ней, она внезапно откинула голову наполовину. Ее губы внезапно скривились в блаженной улыбке, прежде чем я даже прикоснулся к ней. Это была первая настоящая улыбка, которую я увидел на ней за несколько недель, и я сомневался, что она проявилась бы во время бодрствования. Она что-то пробормотала, и ее веки задрожали. Мои пальцы парили в воздухе на расстоянии ладони от ее лица. Я не осмеливался ее беспокоить, но мне так хотелось прикоснуться к ней, и моя нерешительность заставляла меня сидеть спокойно, даже не осознавая, что моя рука устала.

  Ее рот открылся. Ее губы были сухими и потрескавшимися, как у меня. По ее подбородку стекала капля пота. Я невольно наклонился вперед. Я видел это только краем глаза, но ее руки сжались в кулаки, а сухожилия резко торчали, когда провода от ее шеи предупреждали меня.

  Я колебалась между желанием отступить и желанием держаться за нее, когда, очевидно, в самом глубоком сне, ее глаза расширились. Ее зрачки были настолько расширены, что полностью сместили радужную оболочку, и сначала казалось, что ее глазницы заполнены большими каплями черных черных чернил. Ее горло задвигалось, как будто она хотела кричать, но ни слова не вышло. Ее тело напряглось. Я непроизвольно зажал ей рот рукой. Ее крик поразил бы весь мотель. Что-то скользнуло по моей ладони, влажное, холодное прикосновение напомнило мне улиток. Я в панике отдернул руку и увидел, что это ее язык. Она бормотала слова, которые я не мог понять, покачала головой справа налево. Ее пальцы были так крепко сжаты в простыню, что она растянулась и рвалась под ее телом. Морщинки разбежались по ее кулакам в форме звезды. Ее прямые ноги беспорядочно подергивались, как будто она уже потеряла контроль над своим телом. Я взял себя в руки, схватил ее за плечи обеими руками и энергично встряхнул.

  «Ким», – крикнул я так громко, как только осмелился. «Пожалуйста, милая. Просыпайся!"

  Ее горло сжалось от булькающих звуков, которых я никогда раньше от нее не слышал. Ее глаза были все еще широко открыты, а зрачки настолько расширены, что ей пришлось ранить даже тусклый свет огней парковки, но она этого не замечала, как и мои умоляющие крики. Я тряс ее, пока верхняя часть ее тела не закружилась в моих руках, как кукла, но она оставалась в трансе, из которого я просто не мог ее разбудить. Судороги усилились, и я почувствовал, что ее дыхание остановилось. В отчаянии я обнял ее, пока моя рука нащупывала ведро на тумбочке. Не долго думая, я вылил содержимое ей на лицо.

  Холодная вода ударила ее, как удар. Она внезапно закашлялась, и из ее открытого рта на меня хлынула струя воды. Приступ кашля был настолько сильным, что мне пришлось держать ее на руках, в то время как ее голова была в моих руках. Все ее тело дернулось, когда она снова начала задыхаться. Наконец подергивания утихли.

  «Что? ..» Она задыхалась.

  «Тебе приснился еще один кошмар», – сказал я.

  Ким недоуменно посмотрела на меня. Ее глаза были немного темнее, чем обычно, но транс прошел. Она подтянула ноги и села. «Вот почему ты хотел меня утопить?» – хрипло спросила она.

  «Ошибка», – спокойно сказал я. «Я собирался сделать тебе холодный компресс, когда это началось. Ты удивил меня."

  «Отлично», – пробормотала она. Она вытерла рот тыльной стороной ладони и потянула за свою мокрую ночную рубашку, затем снова посмотрела на меня и посмотрела на меня прищуренными глазами.

  «Ты одет», – сказала она.

  «Только рубашка», – ответил я. «Я не мог уснуть.»

  Она отвернулась и прижала руку к животу. «Это было так плохо?» – категорично спросила она.

  «Я бы все равно не спал», – просто сказал я. «В моей голове слишком много всего происходит».

  Она ничего ему не сказала. Я снял ведро с пола и огляделся. На дешевом ковре осталось еще несколько темных пятен. Я взял стакан для зубной щетки и, пожав плечами, вылил его содержимое на пол, затем вылил остаток ледяной воды из ведра в стакан и протянул Ким. Она пила маленькими осторожными глотками.

  «На вкус как мыло», – пожаловалась она.

  «Пей», – сказал я. «Зубная паста полезна».

  Она засмеялась – или, по крайней мере, попыталась, затем потерла шею ладонью. «Должно быть, это было ужасно», – сказала она.

  «Кошмар?» Я потянулся, чтобы прикоснуться к ней, схватил ее за подбородок кончиками пальцев и провел большим пальцем по изгибу ее щеки. «Кому ты рассказываешь.»

  Она не смотрела на меня. Она позволила моим прикосновениям схватить ее, но не ответила, как и когда я спросил.

  «Это опять космонавт?» – спросил я через некоторое время.

  Ким избегала моего взгляда. «Я не хочу об этом говорить», – сказала она. Через полсекунды – и тише – она ​​добавила: «Нет. Это было ... что-то еще ".

  «Становится хуже», – предположил я.

  На ее лице появилось решительное выражение, которое я слишком хорошо знал. «Джон, это просто сон», – сказала она тоном, который не предвещал ничего хорошего. Я решил пока оставить это в покое. Я начал серьезно переживать из-за этого кошмара, но не было смысла разговаривать с ней, когда она была в таком настроении. Это была часть защитной стены, которую она начала строить вокруг себя, и эта невидимая стена между нами тоже беспокоила меня.

  Кимберли поставила ноги на пол с дальней стороны кровати и прищурилась в окно. «Солнце встает», – сказала она с удивлением.

  Я посмотрел мимо нее на парковку. Она была права. Раннее утро принесло свинцово-серое, чистое небо, такое же резкое, как это иногда бывает в этой местности. «Еще нет», – сказал я. «Может быть, еще час.» Я сел с ней на кровать и начал массировать ее шею. Она была полностью напряжена и сначала напряглась еще больше, но через полминуты заметно расслабилась. Она опустила голову. «Хммм», – сказала она.

  «У нас есть два часа до вылета следующего рейса», – сказал я. «Достаточно времени, чтобы достать из чемодана чистые вещи и накормить нас завтраком».

  Она пошевелила плечами, и сухожилия сжались под моими пальцами. «А что насчет Баха?» – спросила она.

  «Что ты думаешь?»

  «Когда вы хотите ему позвонить?»

  Я подумал об этом в последний раз. «Незадолго до того, как мы сядем в самолет. Даже если он отследит звонок, мы уйдем раньше, чем его люди доберутся до места. Я провела двумя большими пальцами вверх по линии роста волос. „И даже он вряд ли заподозрит, что мы возвращаемся в Вашингтон“.

  Она ничего не сказала. Может, она со мной не согласилась. Она взяла меня за руку и повернулась ко мне. «Спасибо», – прошептала она и поцеловала меня в губы. Я положил голову ей на плечо и поцеловал в ответ, прямо на этот раз.

  «Было приятно», – сказал я, когда мы снова расстались. Я встал с кровати, подошел к ней, протянул руку и поднял ее на ноги. «Давай примет душ», – сказал я. «Ты все еще умрешь в этой мокрой ночной рубашке».

  Она посмотрела на себя, потом на меня. «На самом деле ты не полностью одет».

  Я тупо посмотрел на нее. Она засмеялась, а затем обняла меня, пока я не понял. «Давай вместе примемся в душ», – сказала она мне на ухо.