Текст книги "Зеркальное время"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

Соавторы: Хайке Хольбайн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Они привлекали к себе всеобщее внимание, мальчик чувствовал на себе изумленные взгляды и понимал их причину. Должно быть, их с Рефельсом одежда казалась этим людям странной, даже более странной, чем их одежда казалась Юлиану с Рефельсом. Ведь он не раз видел их моду хотя бы на картинках, тогда как им его стиль был совершенно незнаком.

Гордон с отцом свернули с оживленного центрального пути и скрылись в боковом переулке. Юлиан прибавил темп и подоспел к повороту как раз вовремя, чтобы увидеть, как отец и Гордон вошли в артистический вагончик на деревянных колесах. К двери вела деревянная лесенка. Гордон задержался на ней и окинул окрестность опасливым взглядом. Юлиан отпрянул за угол. И только когда Гордон окончательно затворил за собой дверь, Юлиан и Рефельс подошли поближе.

Добравшись до двери, Юлиан приложил к ней ухо, чтобы послушать, что происходит внутри.

– ...Еще немного времени, – говорил Гордон. – Поезд будет только через три часа, а на пролетке мы доберемся до вокзала за десять минут.

– И тем не менее, – возразил отец, – давай скорее выбираться отсюда. Если мы не возьмем извозчика...

– ...то за полчаса доберемся пешком, – перебил его Гордон и тихо засмеялся: – Чего ты так нервничаешь?

– Ты прекрасно знаешь чего! – прикрикнул на него отец.

Юлиан не помнил его таким раздраженным. Но здесь была не одна только нервозность. Что-то еще... Страх? – пытался разгадать Юлиан.

– Я не хочу здесь оставаться, – продолжал отец. – Это место действует мне на нервы. Нам нельзя было сюда возвращаться. Проклятье, как же так получилось?

– Я уже объяснял тебе, – со вздохом сказал Гордон.

– Объяснял, объяснял! – взорвался отец. – Да, объяснял. А теперь я тебе объясняю, что я хочу уехать отсюда, и как можно быстрее. У меня, черт возьми, нет ни малейшего желания встретить здесь тебя, а то и вовсе...

– ...себя самого? – Гордон захихикал. – Это невозможно, ты же знаешь. Если бы это могло произойти, мы уже давно заранее знали об этом. И кроме того, мы явимся сюда вообще только часа через четыре. А к тому времени мы будем уже посиживать в вагоне на Антверпен и попивать горячий шоколад!

Юлиан не понимал ни слова, но затаив дыхание слушал дальше.

– Да, – сказал отец, – а час спустя все и произойдет. Как раз когда мы будем попивать горячий шоколад!

– Прекрати, наконец! – перебил его Гордон. – Что толку от того, что ты будешь тут сидеть и терзать себя упреками?

– Но это же моя вина!

– Совсем нет, – возразил Гордон. И продолжал холодным, размеренным тоном: – Вина предполагает умысел или по меньшей мере знание о том, какие последствия может иметь твое деяние, не так ли? Ты что, сделал это умышленно? Нет. Так что прекрати изводить себя.

– Ведь меня предупреждали. Нас обоих предупреждали!

– Предупреждали! – Гордон пренебрежительно засмеялся. – Как же! Ярмарочная ясновидица, которая вчерашнюю погоду не способна предсказать правильно! Какие глупости!

– Тем не менее! – Голос отца стал таким тихим, что Юлиану пришлось напрягаться, чтобы услышать дальнейшее. – Я все думаю, не можем ли мы это как-нибудь предотвратить.

– Предотвратить?

– Ведь это еще не произошло, так?

– Так, И что? – спросил Гордон почти злорадно. – Что ты можешь теперь сделать? Может быть, выйдешь отсюда и предостережешь самого себя? Пожалуйста! Попробуй! Я тебя не удерживаю!

Быстрые, тяжелые шаги направились к двери. Ручка двери повернулась, и Юлиан мысленно уже приготовился увидеть перед собой разгневанного Мартина Гордона. Но ручка снова отскочила вверх, и Гордон взволнованно повторил:

– Иди же! Иди и попробуй! Я не буду тебе препятствовать. Это сделают за меня другие. Кто-нибудь или что-нибудь.

– Хочешь меня припугнуть?

– Я? – Гордон визгливо засмеялся. – Ну что ты! Видит Бог, мне это ни к чему. Иди. Я не знаю что, но что-то обязательно случится. Может быть, тебя убьет балкой. Может, ты попадешь в поножовщину и тебя зарежут, а может, тебя затопчет лошадь на полном скаку. Ты знаешь это. Ты не сможешь этого избежать, потому что это уже произошло!

Отец не ответил. За дверью нагнеталось тяжелое молчание, затем послышался сдвоенный щелчок: открылся отцовский «дипломат».

– Документы в полном порядке, – сказал Гордон совершенно другим тоном и засмеялся: – Боже мой, мы могли бы сделать себе целое состояние, если бы прихватили с собой лазерный ксерокс! Ты же понимаешь, что в этом времени нет абсолютно ничего, что нельзя было бы подделать при помощи этого прибора. Ну ладно. Пятидесяти тысяч на первое время хватит, а там видно будет. Через несколько лет здесь, в Европе, станет очень неуютно. Я предлагаю отправиться в Англию. Есть там одно местечко неподалеку от шотландской границы. Кильмарнок. Его не коснется ни первая, ни вторая мировая война, ни другие катастрофы...

Он прервался, и Юлиан с опозданием на полсекунды понял, что означает его внезапное молчание. Дверь распахнулась, и на пороге возник Гордон. Вид у него был разъяренный. Отец же выглядывал из-за его спины просто растерянно.

– Юлиан! Как ты здесь очутился? – Он повернулся к Гордону: – Я думал, ты посадил его на поезд?

– Я и посадил! Видимо, он сошел с поезда!

– Ты это знал?

– Да, – с трудом выдавил из себя Гордон. – Но не успел сказать тебе об этом. Разве я мог подумать, что он кинется за нами. Да еще и прихватит с собой...

– Он не прихватывал меня с собой, – сказал Рефельс. – Я просто бросился за ним, как он за вами.

– И об этом вам придется горько сожалеть, – сказал Гордон.

В правой руке у него была отполированная трость с набалдашником из слоновой кости в форме головы собаки. Он нажал на этот набалдашник снизу большим пальцем, и под ним блеснул металл. В палке скрывалось отточенное лезвие шпаги.

Однако неприкрытая угроза в его словах не была связана с этим оружием. Он имел в виду совсем другое.

– Отец, что все это значит? – непонимающе спросил Юлиан.

Отец хотел ответить, но Гордон опередил его:

– Сейчас не время. Вам придется исчезнуть отсюда, и как можно скорее. Обоим.

– Исчезнуть? – К Рефельсу постепенно возвращалось самообладание. – Но мы только что пришли!

– А вот этого вам как раз и не следовало делать, – сказал Гордон. – Вы должны уйти, пока это вообще еще возможно, неужто вы этого не понимаете?!

– Неужто вам будет лучше, если я сам придумаю ответы на те вопросы, которые вы не хотите даже выслушать?

– Поступайте как вам будет угодно, молодой человек, – холодно сказал Гордон. – Пишите в вашей газете все, что вам заблагорассудится. Все равно вам никто не поверит.

– Я знаю, – прошептал Рефельс. – Я и сам не верю.

– И правильно делаете. – Гордон презрительно поджал губы. – Если бы не мальчик, я бы с удовольствием полюбовался на ваши попытки выбраться отсюда. Но поскольку вопрос стоит не о вас, вам удастся убраться отсюда почти целым и невредимым.

– Отец! – в отчаянии воскликнул Юлиан. – Прошу тебя...

Но отец перебил его энергичным жестом:

– Мартин прав. Времени на объяснения нет. Идите за ним. Он покажет вам, как вернуться обратно. Я дам тебе знать о себе, как только все пройдет. Я обещаю тебе.

Юлиан знал, что все уговоры бессмысленны. В глазах его отца стоял неподдельный страх. Должно было произойти что-то ужасное. И очень скоро. Юлиан вспомнил о том жутком видении, которое явилось ему во время прыжка сквозь зеркало.

– Отправляйся к моему адвокату. У него есть письмо для тебя, в котором ты найдешь ответы на свои вопросы.

– А теперь давайте смываться, – буркнул Гордон. – Я не знаю, сколько еще времени ворота будут открыты.

– Если вы говорите об этом проклятом зеркале, через которое мы явились сюда, то можете о нем забыть, – сказал Рефельс. – Когда я отправился за мальчиком, там все было охвачено пожаром.

Гордон сжал губы.

– Тогда остается только колесо обозрения, – сказал он.

– Кабинет ближе, – возразил отец Юлиана.

– Ты с ума сошел? – Гордон побледнел.

– Но ты же сам говорил: еще несколько часов. Ничего не случится.

– Об этом даже речи быть не может! – сказал Гордон со всей определенностью. – Я отведу их к колесу обозрения и дождусь, пока они сядут, чтобы это успокоило тебя. Жди меня здесь.

С этими словами он спустился по лесенке, крепко вцепился в Юлиана и Рефельса и повел их вперед. Те послушно шагали перед ним, пока не свернули в оживленный переулок. Там Франк высвободился из цепкой хватки Гордона:

– Черт возьми, что все это значит? Я хочу наконец получить от вас хоть какие-то разъяснения! Я не двинусь с места!

Гордон тонко улыбнулся:

– Стало быть, вы хотите здесь остаться.

– Здесь остаться? —эхом повторил Рефельс.

– Ну что ж, я не стану чинить вам препятствия, – невозмутимо продолжал Гордон. – Интересно посмотреть, что вы будете делать. Без денег, без подходящих документов, без единого знакомого.

Рефельс слегка побледнел, нервно огляделся вокруг и наконец с усилием кивнул.

Они зашагали дальше. На них удивленно таращились, и Юлиан подумал: хорошо еще, что они очутились на ярмарочной площади. Необычный наряд мог сойти здесь за актерский костюм. А если бы они приземлились посреди города? Если его предположения верны и они очутились где-то в конце прошлого века или в начале нынешнего, то от встречи с официальными органами не пришлось бы ждать ничего хорошего. А может, первая мировая война уже идет? Похоже, что еще нет. Но начнется скоро и уже отбрасывает тень на предыдущие годы.

Они пересекли центральную площадь и приближались к колесу обозрения. Юлиану стало нехорошо, из головы у него никак не выходила сцена крушения колеса. Не это ли имел в виду отец, когда говорил, что это скоро случится? Это инфернальное, апокалипсическое событие, в котором суждено погибнуть сотням людей. Но каким образом отец причастен к тому, что должно произойти?

Рефельса, видимо, тоже мучили вопросы, и он становился все более нервозным.

– Что все это значит? – не выдержал он. – Я хочу наконец знать, что здесь происходит!

Гордон вздохнул и закатил глаза.

– Ну, хорошо. Вы уже и сами, наверное, о многом догадались. Мы находимся на том же самом месте.

– Но не в том же самом времени, – высказал свою догадку Юлиан.

– Да, сейчас здесь четвертое августа тысяча девятьсот восьмого года. Но только не спрашивайте меня, как мы сюда попали. Объяснение займет гораздо больше времени, чем имеется в нашем распоряжении.

– Вы хотите сказать, что мы путешествуем во времени? – ахнул Рефельс.

– В известном смысле, – подтвердил Гордон.

– Тогда, значит, это зеркало не что иное, как машина времени? Наподобие аппарата в романе Герберта Уэллса?

– Нет, – с усмешкой ответил Гордон. – Путь, который проделали вы, совершенно иной природы. Но он бывает открыт очень недолго. Если мы будем стоять тут и болтать, то вы получите возможность помочь вашей бабушке менять пеленки вашему собственному отцу – если он, конечно, уже успел родиться.

Юлиан припомнил подслушанный разговор между Гордоном и отцом. Как же там было? Его отец боялся повстречать себя самого? Но как же это вообще было возможно?

Юлиан не сразу сообразил, что во всем этом кроется какая-то ошибка. Если отец опасался встретить себя самого, то ему уже... Больше ста лет?

– Но этого не может быть! – прошептал он.

Гордон взглянул на Юлиана и нахмурил лоб. Он заметно нервничал. Через пять минут они дошли до колеса обозрения. Гордон купил три билета, провел их мимо контролера и указал на подвесную кабинку, но сам не собирался садиться.

– Что мы должны сделать? – спросил Рефельс. – Ну, там произнести какую-нибудь магическую формулу, заклинание или, может быть, стоять на одной ноге?

– Оставьте ваши глупые шуточки при себе, – рассердился Гордон. – Вам ничего не нужно делать. Время – очень сложная и чувствительная материя. Она хорошо умеет защищать себя. Вы оба не принадлежите этому времени и сами собой будете возвращены туда, откуда сюда попали.

– А как же вы? – подозрительно спросил Рефельс– Почему же вас оно... не отторгнет?

Гордон сделал нетерпеливый жест:

– Садитесь же наконец!

Гордон пристегнул цепь и отступил, колесо повернулось на некоторый угол и вновь остановилось, чтобы смогли сесть следующие пассажиры. Он хоть и обещал дождаться их отправления, но, видимо, счел свое обещание уже исполненным, махнул им рукой и скорым шагом удалился.

– Хоть плачь! – сказал Рефельс– Такая история, и о ней нельзя написать!

Юлиан смотрел, как Гордон удаляется, смешавшись с толпой. Колесо обозрения повернулось еще на некоторый угол и снова остановилось. Их кабинка зависла на высоте метра в три от земли. Высоко, но не слишком. Юлиан встал.

– Эй! – насторожился Рефельс– Ты чего?

– Я остаюсь, – решительно заявил Юлиан и ступил на край кабинки.

– Ты с ума сошел! – воскликнул Рефельс.

– Нисколько. Мое место здесь. С отцом. Твое – нет. Ты возвращайся.

– Но как же ты?..

Юлиан прыгнул. Ударившись о доски помоста, он отскочил, как мяч, дважды перекувырнулся через голову и, на удивление, остался цел и невредим. Сверху ему что-то кричал Рефельс, сбоку кто-то бежал к нему.

Он неловко поднялся и побежал прочь, чтобы успеть к отцу до того, как он покинет ярмарочную площадь.

Он спрыгнул с помоста и сделал мощный спурт, прежде чем оглянуться назад. За ним, прихрамывая, бежал Рефельс. Видимо, его прыжок прошел не так удачно, как у Юлиана.

– Ты что, спятил? – пробормотал Юлиан. – Зачем ты спрыгнул?

– Но ты же спрыгнул, – ответил запыхавшийся Рефельс.

– Но я – другое дело! У меня здесь отец.

– Не думаю, что он обрадуется твоему появлению.

– Но ему некуда деться, я его сын! А у тебя здесь никого нет! Ты что, хочешь остаться здесь навеки?

– Я люблю риск, – улыбнулся Рефельс. Но эта улыбка показалась Юлиану принужденной. Видимо, Рефельс только сейчас начал понимать, что он сделал. И было уже поздно...

– Ну хорошо, идем. Может быть, Гордон отыщет способ отправить тебя назад.

Юлиан огляделся. Они находились позади колеса обозрения, и отсюда эта гигантская конструкция казалась еще чудовищнее, чем спереди. На этой стороне не горели огни, и казалось, что стальной призрак сливался с темнотой ночного неба.

Казалось, что они странным образом попали на изнаночную сторону ярмарки. Перед ними тянулся тройной ряд жилых вагончиков, похожих на тот, в котором скрывался отец Юлиана. Рядом находилась детская карусель – недействующая. Вокруг не было слышно ни звука, однако в тени словно что-то затаилось.

– Что? – спросил Рефельс, заметив на лице Юлиана тревогу.

Юлиан пожал плечами и промолчал. В тени стало заметно какое-то движение, темнота сбегалась, медленно образуя некое тело. Юлиан услышал учащенное дыхание, звуки приближались.

– Что случилось? – снова испуганно спросил Рефельс.

В темноте что-то копошилось. Юлиан отпрянул и обернулся.

Но темнота оживала и позади. И не только там. Быстро оглядевшись, Юлиан понял, что они окружены. Круг осады постепенно сужался. Юлиан вспомнил слова Гордона о том, что время умеет защищаться... Может быть, существует в природе что-то вроде охранников времени?

Сердце его заколотилось. Ему показалось, что он различает в темноте очертания чего-то громадного, когтистого и клыкастого.

– Бежим! – крикнул Рефельс, схватил Юлиана за руку и ринулся к единственному светлому месту, которое еще не было поглощено темнотой: к детской карусели.

Едва они ступили на платформу, как карусель начала крутиться. Тихонько запела шарманка, и фигуры окутались неправдоподобным красным отсветом.

Резные деревянные пони и единороги были запряжены в яркие кареты, а между ними ехали по кругу забавные фигурки. Гном бил молотом по наковаленке, Белоснежка то и дело подносила ко рту яблоко, силач в гимнастическом трико выжимал и снова опускал гири.

– Нам надо пробежать сквозь них, – нервно сказал Рефельс.

Юлиан оглянулся. Создания тьмы придвинулись ближе. У них пока отсутствовали очертания тел, но ждать было нельзя. Однако Юлиан почему-то робел пройти между фигурами карусели. Рефельс же ступил на вертящийся круг карусели и чуть не упал, удержавшись за лошадку.

Деревянная лошадка вдруг поднялась на дыбы и передними копытами ударила Рефельса в грудь. Рефельс застонал от боли и навзничь рухнул в двухколесную карету.

Вся карусель мгновенно ожила. Лошади со скрипом заворочались, силясь оторваться с мест. Гном перестал бить молотом по наковаленке и повернулся к Рефельсу. Белоснежка бросила свое яблоко и тоже попыталась повернуться. Юлиан услышал, как трещит дерево. Это силач-штангист на другой стороне карусели отшвырнул одну из своих гирь и тоже шагнул вперед.

Юлиан хотел броситься на помощь Франку, но что-то его держало. Он глянул себе под ноги и увидел целую толпу деревянных, гномов. Белобородые, в красных и зеленых колпачках, они были вооружены всевозможными инструментами. Юлиан на секунду даже забыл про угрожающую ему опасность. В руках одного из этих карапузов был стальной гвоздь, острие которого карлик наставил на башмак Юлиана, и не успел он ничего сообразить, как второй карлик взмахнул молотком и загнал этот гвоздь по самую шляпку! Железо прошло между пальцами, прихватив с собой две тоненькие полоски кожи, и подошва башмака намертво приросла к полу.

– Ай! – вскрикнул Юлиан. – Что ты делаешь?

Это был не только глупый, но и лишний вопрос – тем не менее гном на него ответил. Но иначе, чем хотелось бы Юлиану. Он приставил к его ботинку второй гвоздь, который неизбежно пробил бы ступню Юлиана насквозь.

Юлиан взвизгнул от ужаса, вырвал вторую ногу из цепкой хватки. гномов и вслепую лягнул. Молоток отлетел далеко в сторону – вместе с рукой, которая его держала.

Поскольку правая нога Юлиана была прибита к полу, он не мог удержаться на ногах и опрокинулся навзничь, погребя под собой двух гномов. Но пятеро оставшихся и не подумали отступиться. Гном с гвоздем яростно подпрыгивал на месте, пытаясь голыми руками, без молотка, вогнать его в ботинок.

Между тем другие гномы подтащили новые инструменты: отвертку, щипцы, топор, приволокли даже двуручную пилу, которую тут же начали прилаживать к его лодыжке. От ужаса он закричал, стал брыкаться свободной ногой и пнул одного из гномов. Тот отлетел за край карусели и исчез в темноте.

Другие гномы навалились на левую ногу Юлиана и снова приставили пилу к его лодыжке. Еще один пытался отверткой проткнуть Юлиану глаз, а четвертый с кусачками подбирался к его уху.

Юлиан вырвал кусачки и так ударил ими гнома по голове, что расколол беднягу пополам. Тут что-то вонзилось ему в икру. Юлиан разоружил и гнома с отверткой, пропоров его собственным же инструментом, а потом ударом кулака отшвырнул с груди следующего агрессора. «Вот тебе и Белоснежка и семь гномов! – подумал он. – Их целая дюжина, если не больше».

Тут его ногу пронзила резкая боль. Это двое с пилой все-таки принялись за дело. Носок сразу же окрасился кровью. Остальные гномы ликовали, неистово хлопая в ладоши.

Юлиану наконец удалось выдернуть ногу из прибитого ботинка, и он смог подняться. Один гном подтащил ручную дрель с очевидным намерением просверлить дыру в его коленке. Он был слишком мал, однако это его не остановило: двое его сообщников подсадили его, и он добрался до нужной высоты.

Юлиан вышиб дрель из рук этого карлика, схватил его за шиворот и отшвырнул. Тот улетел с карусели в темноту, наткнулся там на одну из крадущихся теней – и исчез! Послышался жуткий хруст перемалываемого дерева.

– Ну, что, не наелись? – крикнул Юлиан теням. – Я добавлю, тут на всех хватит!

Он схватил ближайшего гнома и швырнул его в ненасытную тьму. Снова послышался хруст, гномы исчезали один за другим.

Но под угрозой был не один Юлиан. Рефельсу так и не удалось выбраться из повозки. На груди у него сидела Белоснежка, клацая острыми зубами и подбираясь к его горлу. А силач устроился на его ноге и придавил ее гирей. У Белоснежки отсутствовали ступни. Они остались там, где она прежде стояла. Но у Франка не было сил оторвать это чудище от своей шеи.

Юлиан в один прыжок очутился рядом с ним, отшвырнул силача, схватился за гирю, но она весила килограммов сто и не стронулась с места. Он прекратил тщетные попытки и попробовал оторвать от груди Рефельса Белоснежку. Она огрызнулась, клацнули челюсти, но Юлиан успел отдернуть руку, отпрянул назад и огляделся в поисках какого-нибудь оружия. Ему подвернулся молоток, и он превратил Белоснежку в месиво щепок.

Только после этого она ослабила свою бульдожью хватку, и Юлиан отшвырнул ее в темноту на съедение теням, только голова отвалилась к ногам Юлиана, клацая зубами.

Между тем пришел в себя силач. Он поднял свою гирю, которую даже Юлиану не под силу было сдвинуть с места, и замахнулся ею. Железная болванка превратила в щепки колесо повозки, в которой все еще лежал застрявший Рефельс. Юлиан попытался пнуть силача, но тот увернулся и тут же обрушил свою гирю ему на ногу. Юлиан запрыгал на одной ноге, жалобно подвывая от боли, и тут Рефельс наконец выбрался из своей повозки и подоспел ему на выручку. Он перехватил гирю и тут же рухнул от ее неожиданной тяжести, но Юлиан схватил силача и отшвырнул его в темноту. Ужасный хруст дерева оповестил о его кончине.

В этот момент что-то резануло ступню Юлиана. То была голова Белоснежки, хищная челюсть которой клацала, как медвежий капкан. Юлиан пинком отшвырнул эту голову в темноту и, прихрамывая, вернулся к Рефельсу.

Видимо, Белоснежка до него все-таки добралась, потому что его рубашка и плащ на груди потемнели от крови. Франк дрожал всем телом и казался смертельно изможденным. Тем не менее он поднялся на ноги и. улыбнулся во весь рот:

– А мы с тобой неплохо можем выступать командой, а?

– Могли бы действовать и получше, – сказал Юлиан, оглядываясь.

Опасность далеко еще не миновала. Отовсюду ползли новые, зловещим образом ожившие фигуры детской карусели. Правда, они были не особенно расторопны, потому что им приходилось тащить за собой свои кареты и повозки.

Но главная опасность таилась вне карусели.

К тому времени карусель казалась одиноким островком, парящим в гигантской пустоте Ничего. Она была окутана облаком дымчатой черноты, в которой колыхались какие-то мрачные формы, лишенные очертаний. И эта тьма придвигалась все ближе.

Когда Юлиан бросал какой-нибудь предмет, слышался хруст перемалываемой древесины, и на это время наступление тьмы приостанавливалось.

– Это ее задерживает! – понял Рефельс. – Быстрее!

И они принялись в четыре руки выбрасывать во тьму все, что еще оставалось на карусели. Задача оказалась непростой, потому что деревянные животные были очень тяжелы и сопротивлялись. Юлиан и Франк получили далеко не по одному удару копытом.

Прошло не меньше получаса, прежде чем они опустошили карусель. Круговой помост все еще вращался, но на нем ничего не осталось. Тьма за это время не придвинулась ближе, но теперь больше нечем было утолять голод ненасытного чудовища.

Юлиан и Франк сели на ступицу в центре карусели, спина к спине, поджав колени.

Тьма уже доползла до края карусели и пустила свои дымчатые щупальца по закручивающейся спирали.

– А может, оно нам ничего не сделает, – предположил Рефельс. – Ведь до сих пор оно проглатывало только этих монстров, разве не так?

Юлиан даже не стал отвечать. Пожирающая тьма придвигалась все ближе. Края карусели были уже не видны. Еще метра полтора, ну два. Еще пять минут, самое большее...

Вдруг в темноте вспыхнула искорка, и к зловещим всхлипам и шорохам примешался новый звук.

– Что это? —в тревоге спросил Рефельс.

Карусель продолжала крутиться, а когда прошла очередной круг и повернулась к тому месту, где вспыхнула искорка, там уже виднелось пламя, в центре которого просматривалось что-то темное. А неведомый звук стал голосом, который звал его по имени!

– Отец! – воскликнул он, не веря своим ушам. – Это отец!

После очередного оборота карусели темное пятно в сердцевине огня стало фигурой, бегущей к ним широкими шагами. Эта фигура горела. Языки пламени лизали ее волосы и одежду; она оставляла за собой в темноте цепь горящих следов.

– Юлиан! Беги! Я вас прикрою!

Юлиан ринулся в темноту.

Он ощутил нечто такое, что не было ни жарой, ни холодом, но сжигало его и вместе с тем леденило; в него будто впивалось что-то и высасывало из него все внутренности. И потом...

Должно быть, девяносто лет тому назад ярмарочная площадь располагалась метра на три повыше. То ли, может быть, уровень воды в реке с тех пор упал, то ли берег потом сровняли – так или иначе, Юлиан и Франк появились буквально из Ничего над головами изумленных посетителей ярмарки, чтобы тут же упасть на них сверху.