Текст книги "Зеркальное время"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

Соавторы: Хайке Хольбайн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава двенадцатая ПОЕЗД В НИКУДА

Ветер, холод, легкая морось и печальный вид полуразобранной ярмарки встретили Юлиана, когда спустя три дня он вышел из такси. От ярмарки осталось совсем немного, разве что скелет, по которому сновали, словно прилежные жучки, рабочие в спецовках.

Последние три дня Юлиану пришлось проделать целую одиссею, о которой даже вспоминать не хотелось. Он ездил в поисках ярмарки из города в город.

Деньги, которые он взял тогда в сейфе отеля вместе с таинственной запиской отца, оказались очень кстати, но для четырнадцатилетнего подростка, странствующего в одиночку, существовало еще множество проблем, которые с помощью одних только денег не решишь. Ночлег, например. Вряд ли найдется отель, который поселит подростка без сопровождающих его взрослых. Один усердный портье даже позвонил в полицию.

Но теперь он добрался до цели.

Небольшие павильоны были уже полностью разобраны. На другом краю площади двигалась целая колонна грузовиков, тягачей, платформ и легковых автомобилей, ко многим были прицеплены жилые вагончики. Земля была завалена мусором: обрывками лотерейных билетов, окурками, пустыми банками и объедками сосисок. Юлиан шел дальше, и ярмарка вокруг него постепенно разрежалась и растворялась в Ничто. Вскоре он увидел то, что искал.

Балаган одиноко стоял на пустом месте. Вид у него был зловещий. Юлиан думал, что ему придется разыскивать владельцев этого фрек-шоу в бесчисленных жилых вагончиках, и даже сочинил правдоподобную историю. Но это не понадобилось.

Внутри палатки оказалось пусто. Юлиан прошел вглубь и увидел деревянные загородки, в которых прежде находились «объекты выставки». Они пустовали. Последняя, в которой он видел старика, тоже. И стул и зеркало в позолоченной оправе исчезли.

– Что ты здесь ищешь?

Юлиан обернулся и увидел рабочего в грязном комбинезоне.

– Нечего тут слоняться, мы закрылись.

– Я ищу одного человека.

– Здесь больше никого нет, – неприветливо ответил рабочий. – И не будет. Мы сворачиваемся.

– А где мне найти... этих...

– Уродцев? – спросил тот с отвратительной улыбочкой. – Их нет. За исключением мальчика с крокодильей мордой, которого ты видишь перед собой. Многие уже уехали. Один нашел другую работу. А где остальные... – Он пожал плечами.

– А старик? Черепахо-человек?

– Он умер. Поэтому мы и сворачиваемся. Он был хозяином нашего шоу.

– Этот старик?

– Да. Мы сами были ошарашены, когда вдруг появился адвокат и сообщил нам, кто все это время был нашим кормильцем.

– А сам он никогда этого не говорил?

– Он вообще никогда не говорил, мальчик. Он не мог говорить. Я сам тут уже десять лет и за все это время не слышал от него ни одного слова. Иногда он сидел тут подряд два дня и две ночи и не шевелился, можно было подумать, что он мертв. Мы считали его сумасшедшим, которого здесь держат из милости. А то, что ему принадлежала вся эта лавочка... – Он помотал головой. – Все это время мы имели дело только с адвокатом. Мы думали, все принадлежит какому-нибудь банку или кому-то еще, кто только вложил в это предприятие деньги.

– Но что же с ним случилось? – спросил Юлиан. Он не хотел поверить, что опоздал. Ведь старик провел в этой палатке почти сто лет! И не дождался каких-нибудь нескольких дней до прихода Юлиана!

– Несколько дней назад его нашли на стуле мертвым. Он был очень стар, как мне кажется.

– Да, очень, – пробормотал Юлиан. – Даже старше, чем вы думаете.

Его собеседник удивленно посмотрел на него:

– Ты его знал?

– Не впрямую, – уклончиво ответил Юлиан. – Я только хотел... кое о чем спросить его. Это было очень важно.

– Тогда тебе придется попытать счастья на кладбище. И кроме того, как я уже упоминал, он совсем не мог говорить. Так что не думаю, чтобы он мог ответить хоть на какой-нибудь вопрос. А теперь тебе действительно лучше уйти. Тут сейчас все несколько раздражены. Старик завещал нам это заведение. Если его продать, можно получить круглую сумму. Но пока что никто не знает, с чего начать.

– Куда его дели? – спросил Юлиан, помедлив.

– Куда же еще? На кладбище. У него не было родных.

– А его вещи?

– У него не было вещей.

– Так не бывает. У каждого человека есть хотя бы какие-то мелочи.

– У него не было. Только то, что на нем, то есть лохмотья. Спал он прямо здесь. В теплые ночи иногда под открытым небом. Он был со странностями. – Мужчина посмотрел на Юлиана задумчиво и в то же время подозрительно: – А скажи-ка, почему тебя все это так интересует, если, как ты говоришь, ты даже не знал его лично?

– Я... видел его однажды, – запнувшись, ответил Юлиан. – Мне стало его жалко, и вот, оказавшись поблизости, я решил навестить его.

– Да, – мужчина иронично засмеялся, – причина убедительная. Ну ладно, меня это не касается. Может быть, адвокат окажется тебе чем-то полезен. Он собирался прийти во второй половине дня. Ты можешь его подождать.

Юлиан кивком поблагодарил его и вышел из балагана. Легкая морось тем временем превратилась в дождь, и он вымок за несколько секунд. Видимо, вся эта история притягивала к себе дождь, равно как и троллей, и магические зеркала.

Юлиан силился вообразить себе, как можно просидеть сто лет на одном стуле, не произнеся ни слова, не двигаясь, ничего не делая. Старик прожил дольше любого человека на земле, и каждый день этой жизни, вероятно, был для него адом, нескончаемой пыткой без малейшей надежды на освобождение.

И самое ужасное в этой картине было то, что виноват во всем был Юлиан – и его отец.

Вот это он и собирался сказать старику. Он пришел, чтобы попросить у него прощения.

Но, может быть, это вовсе не случайность, что старик умер именно сейчас? Какое право имел он, Юлиан, на отпущение грехов?

Он услышал; как позади него откинулся полог палатки, и молодой человек окликнул его:

– Эй! Я вдруг вспомнил: у него все же было кое-что из вещей. Кукла. Такая, знаешь, потрепанная старая игрушка.

– Как-как вы сказали? – ошеломленно спросил Юлиан. – Кукла?

– Да. Не детская кукла, а... что-то вроде мишки. Я всегда удивлялся, зачем она ему. Но ведь он был несколько не в себе.

– Черная? – спросил Юлиан, чтобы убедиться. – С острыми ушами?

– Кажется, да, – удивленно ответил мужчина. – А откуда ты знаешь?

Юлиан больше не слушал его. Он развернулся и быстро побежал прочь.

Ему пришлось целый час мерзнуть на вокзале в ожидании поезда. Этот час был одним из тех, которые вообще не кончаются, и напомнил Юлиану, что он теперь не в том мире, где нет ни усталости, ни голода: у него начался жар – расплата за его прогулку под дождем.

В поезде Юлиан прошел прямиком в вагон-ресторан и заказал горячего чаю. После третьей чашки зубы перестали стучать, а боль в горле утихла. Наконец поезд тронулся. Юлиан заказал себе четвертую и кусок торта, чтобы успокоить желудок.

Кто-то подошел к его столику. Юлиан краем глаза увидел, как на стол поставили кофейник и чашку, и почувствовал досаду. Вагон-ресторан почти пустовал, а ему сейчас не хотелось никакого общества. Он поднял голову, чтобы взглянуть на непрошеного гостя.

– Ты позволишь? —с улыбкой спросил Кожаный. – Конечно, есть свободные столики, но я считаю, что в компании ехать веселее.

Юлиан не мог произнести ни слова.

– Не ожидал, да? – Кожаный с ухмылкой стал размешивать свой кофе. – Понимаешь, я просто проходил мимо и вдруг вижу – старый знакомый, дай, думаю, подойду поздороваюсь.

– Что тебе надо? – хрипло спросил Юлиан. К нему все еще не вернулась способность ясно мыслить.

Улыбка в глазах Кожаного погасла.

– Не так, малыш, – сказал он. – Это я должен тебя спрашивать: что тебе здесь надо?

– То есть? – растерялся Юлиан. – Я только...

– ...навещал старого друга? – Глаза Кожаного сузились. Он засмеялся. – Я был прав. Рогеру не следовало тебя отпускать.

– Почему ты никак не оставишь меня в покое?

– Почему ты наконец не оставишь меня в покое? – вопросом на вопрос ответил Кожаный. – Только не рассказывай мне, что ты просто от скуки проехал полстраны, только чтобы навестить этого калеку. Кто он такой? Вернее, – по лицу его скользнула злая улыбка, – кто он был такой?

– Кто бы он ни был, теперь роли не играет, – уклонился Юлиан от ответа. – Раз уж ты в курсе всех моих передвижений, ты должен знать, что он умер раньше, чем я успел с ним поговорить.

– Ах, какая незадача, а? – язвительно сказал Кожаный. – Но меня это не успокаивает. Иногда и мертвые бывают опасны. Я не доверяю тебе, малыш. Ты такой же, как Рогер и Алиса. Так и будешь всю жизнь рыскать и вынюхивать, пока чего-нибудь не разыщешь, так?

– А если и так? – заносчиво ответил Юлиан. – Ведь я больше ничего не могу вам сделать. Ведь осколок зеркала не у меня, он у вас.

– И слава Богу. Но меня мучает мысль, что мы все что-то проглядели: Рогер, Алиса, я, мы все – только не ты.

Юлиан приложил все старания, чтобы не выдать свою панику. Или Кожаный попал пальцем в небо, или он действительно о чем-то догадывается?

– Ага, – ухмыльнулся Кожаный. – Значит, я не ошибся. Ты не просто так копаешься в этом. Говори, что у него было?

– Я не знаю, – сказал Юлиан. Он всеми силами старался разыграть сокрушение. – Я думал, что есть еще какая-то возможность, ты правильно догадался.

– И ты ее не нашел?

– Иначе бы ты не сидел здесь и не задавал мне глупых вопросов. Он умер, я приехал слишком поздно!

– Слишком поздно для чего? – быстро спросил Кожаный. Так быстро, что Юлиан чуть было не ответил. Только в самый последний момент успел прикусить язык и враждебно уставился на своего противника.

– Слушай, отстань от меня, наконец. Теперь все позади. Я не могу вам причинить никакого вреда, как бы я этого ни хотел!

– А я не могу тебе поверить, как бы я этого ни хотел, – ответил Кожаный. Но тем не менее встал и отступил от стола на шаг. – Знаешь, по сути, я ничего против тебя не имею, малыш. Но я не хочу подвергать себя риску. Слишком многое ставится на кон. Возвращайся со мной назад.

Юлиан взглянул на него снизу вверх:

– Ты сумасшедший?

– Сумасшедшим я был бы, если бы поверил тебе и отпустил. Я уже заранее знаю твой ответ, и все-таки: если ты сейчас отправишься со мной добровольно, я даю слово в целости и сохранности доставить тебя к твоим друзьям и больше никогда не беспокоить.

– Что мне там делать?

– Тебя ждет Алиса, – ответил Кожаный. Юлиан молчал, но лицо его омрачилось, и Кожаный добавил: – Если ты из-за Рогера... это мы взяли бы на себя.

– То есть? – спросил Юлиан, не веря своим ушам.

– Он у нас уже очень долго, – сказал Кожаный, пожимая плечами. – Ты ведь знаешь: рано или поздно это случается с каждым.

– Ты... это серьезно? – опешил Юлиан.

– Еще как! – заверил его Кожаный. – А ты пока подумай как следует, что тебе дороже – твоя собственная жизнь или жизнь другого. К тому же если этот другой увел у тебя девочку. Но поторопись, у тебя не так много времени на раздумье.

И с этими словами он повернулся и пошел прочь, не дожидаясь ответа Юлиана.

Юлиан был одновременно в ярости, в ужасе и сильно разочарован. Но больше всего он испугался того, что предложение Кожаного, в общем, как-то не особенно его возмутило. Естественно, он бы его не принял. Но так ли убежденно он отверг бы это предложение, если бы действительно ему пришлось делать выбор между собственной жизнью и жизнью другого, к тому же если этот другой —твой соперник? И Алиса бы ничего не узнала. Разве не сама она сказала, что никто из них не знает, когда пробьет его час...

Он сжал кулаки. Ему стало очень стыдно за свои мысли, и на какой-то момент он возненавидел Кожаного за его искусство так коварно искушать.

Он посидел еще минут десять или пятнадцать, потом вагон-ресторан постепенно стал заполняться людьми, и персонал все нервознее поглядывал в сторону столика, который он занимал один. Он рассчитался, встал и пошел вдоль поезда в поисках вагона первого класса. Ему хотелось побыть одному. Но, пройдя до конца поезда, он так нигде и не обнаружил купе с элегантными мягкими сиденьями, обитыми красным бархатом.

Поезд ехал все быстрее и как-то заметно беспокойнее. Вместо бесшумного скольжения началась качка со стуком, пол под ногами мотало из стороны в сторону так, будто это была палуба корабля. Юлиан то и дело стукался о стены. При этом, если выглянуть за окно, казалось, что поезд идет очень медленно. Как это могло быть?

Он развернулся и пошел в обратную сторону. Должно быть, погруженный в свои мысли, он проглядел первый класс.

Тряска и качка становились все сильнее, тогда как поезд странным образом ехал все медленнее. Электровоз издал свист.

Что? Как может электровоз свистеть?

По коридору навстречу шел проводник в какой-то необычной униформе.

– Извините, я ищу первый класс. Вы не подскажете, где это?

– Первый класс? – Проводник смерил Юлиана взглядом. – Вид у тебя, мальчик, скорее для третьего. Билет-то у тебя есть?

Юлиан вынул из кармана свой билет и протянул проводнику. Тот долго изучал его, затем растерянно посмотрел на Юлиана, не веря своим глазам. Потом без комментариев достал из кармана компостер и сделал в билете дырку. А Юлиан и не знал, что компостеры все еще в ходу в наши дни.

– Вагон первого класса самый первый, сразу за тендером.

– Спасибо. – Юлиан растерялся. – А вы не скажете, почему поезд едет так медленно?

– Медленно? – возмутился проводник. – Мы едем как минимум восемьдесят километров в час! Если тебе это кажется медленно, можешь спрыгнуть и нарвать букет цветов для своей матери!

Юлиан уставился на него, раскрыв рот. По сути, он уже давно понял, что здесь происходит. Он только отказывался принять это.

Поезд преобразился.

Это был уже не экспресс, в который он садился, равно как и униформа проводника не походила на форму современного железнодорожника. Обе модели вышли из моды лет пятьдесят назад. А может, и раньше, потому что превращение далеко еще не завершилось. Когда Юлиан двинулся дальше и открыл следующую дверь, перед ним оказался не узкий проход с окнами на одной стороне и дверьми купе на другой, а единое открытое помещение на весь вагон. Деревянные скамьи располагались рядами друг за другом, а между ними оставался узкий проход. На скамьях сидели люди в старомодной одежде, а над их головами покачивались в сетках чемоданы и дорожные сумки. Итак, все началось сначала. Только на сей раз не Юлиан двигался сквозь время, а время выслало целые полчища минувшего, чтобы захватить его в плен.

Юлиан мог догадаться, что у него осталось всего несколько минут, прежде чем здесь появится Майк или кто-то из членов его банды.

Следующий вагон, в который он вошел, выглядел еще старомоднее. Углубляться в историю железной дороги было почти уже некуда. Видимо, это означало, что он близок к цели своего путешествия. Он никогда не любил долгие поездки по железной дороге, но эта оказалась слишком уж короткой.

Он быстро пересек и этот вагон, открыл дверь и сделал торопливый шаг в следующий.

Этот шаг чуть не стал для него последним. То, во что он ступил, уже не было вагоном. Он упал навзничь, головой ударился обо что-то твердое, и невероятный грохот колес оглушил его.

Придя в себя, он взялся за верхний край вагонетки и, пошатываясь, поднялся на ноги. Повозка, в которой он очутился, раскачивалась так сильно, что Юлиана замутило. Это был не железнодорожный вагон. То есть он катился по рельсам, но на этом всякое сходство с железной дорогой кончалось. Перед ним пролегала узкоколейка метровой ширины, по ней в гибельном темпе мчалась его одиночная вагонетка. Но узкоколейка и сама петляла, делая крутые повороты и изгибы, подъемы и спуски, и, если он не ошибался, они мчались прямиком к настоящей мертвой петле!

Вагонетка катилась по «русским горкам». И по таким фантастическим, каких он еще в жизни не видывал. Здесь не было ни опор, ни подвесок, рельсы просто висели в пустоте! А вагонетка неслась все быстрее и быстрее.

Весь мир сделал полное сальто, когда она домчалась до мертвой петли и началось низвержение. Юлиан зажмурил глаза в уверенности, что вагонетка вот-вот сорвется в бездну. Но вместо этого она плавно затормозила.

Юлиан не сразу открыл глаза. Перед ним, до самого горизонта тянулись рельсы, а далеко впереди маячил темный силуэт ярмарочной площади.

Вид был зловещий. Не светилось ни огонька. Вагончик приближался к темной части ярмарки – миру троллей.

Когда рельсы внезапно оборвались, Юлиан очутился перед стеклянным лабиринтом Рогера.

Он не успел выбраться из вагонетки, как дверь лабиринта открылась, и в освещенном проеме возник силуэт Кожаного в сопровождении приземистых фигур.

– Ну? – спросил Кожаный почти радостно. – Получил удовольствие? Неплохие «русские горки», а? Судя по твоему виду, ты не прочь прокатиться еще раз.

Юлиан наконец поднялся из вагонетки и послушно подчинился приглашающему жесту Кожаного. Сердце его учащенно забилось, когда он вошел внутрь. Здесь ничего не изменилось. Горели все огни, и большинство стекол снова превратились в полупрозрачные зеркала.

– Что это?

– Другая сторона зеркал, – ответил Кожаный.

– Но на другой стороне находится ярмарка Рогера и...

– Кто сказал, что у зеркал только две стороны? – перебил Кожаный, – Тебе еще учиться и учиться, малыш. Но у тебя будет для этого достаточно времени. – Он засмеялся, но глаза его остались холодными, как стекло. – Вперед!

Юлиан сделал шаг и остановился. Ему стало страшно.

– Чего ты ждешь? – нетерпеливо спросил Кожаный. – Ты же сам это выбрал. Я предлагал тебе кое-что получше, но ты ведь отказался. Теперь не жалуйся!

– Но я... я же теперь совсем не опасен для вас! – в отчаянии сказал Юлиан. – Я ничего не знаю, Майк, поверь мне, прошу тебя! Я вообще ничего не могу вам сделать!

– Я тебе не верю, – спокойно сказал Кожаный. – Ты слишком опасен, малыш. Ведь ты бы не выпустил ядовитую змею свободно разгуливать по твоей квартире, а?

– Но что бы я мог вам сделать? – спросил Юлиан.

Кожаный пожал плечами:

– Думаю, что ничего. По крайней мере, сейчас. Но ты сын своего отца. Кто может поручиться, что ты не унаследовал его талант и в один прекрасный день не учинишь еще какую-нибудь чертовщинку средних размеров?

– Но мой отец был всего лишь...

– Твой отец, – резко перебил его Кожаный, – был всего лишь мелкий жулик и карманный вор. Но то было давно. После этого он целую жизнь провел вблизи зеркального осколка, и что-то из волшебной силы этого осколка наверняка передалось ему. А такие вещи передаются по наследству, малыш. Ты, может быть, еще не знаешь этого, но ты не что иное, как бомба замедленного действия на двух ногах. И у меня нет никакого желания ждать, когда ты взорвешься и все разорвешь на куски! А теперь иди, пока я тебя не подтолкнул! – При этих словах он поднял руку, и Юлиан увидел, что она превратилась в трехпалую когтистую лапу.

Он, дрожа, направился к входу в лабиринт. Как и в прошлый раз, когда он шел за Рогером на другую сторону действительности, ему казалось, что его ведут неслышные голоса. Он находил дорогу с уверенностью лунатика, ни на что не натыкаясь и не сбиваясь с пути. И, как тогда, он почувствовал, что должно произойти что-то страшное, как только он дойдет до середины лабиринта и глянет в черное зеркало. Но на сей раз Алиса не придет, чтобы спасти его. Никто не придет.

Зеркала окружали его со всех сторон. Они не были пустыми. В них двигались тени, какие-то размытые очертания, возникающие из тумана и снова исчезающие при малейшей попытке приглядеться к ним.

Но они становились все отчетливее по мере приближения к центру лабиринта. Теперь он мог различить даже фигуры – и, наконец, лицо.

Он в недоумении остановился. То был полицейский, который у него на глазах превратился в тролля, точнее, это было его зеркальное отражение, в оцепенении застывшее перед Юлианом. Ибо в том и состояла тайна Кожаного: похищая зеркальное отражение человека, он делал его своим рабом, потому что от него оставалась лишь темная сторона его существа, тот бес, который присутствует в каждом человеке.

На лице полицейского застыло выражение такого ужаса, что Юлиан даже застонал. Никогда в жизни он не видел в глазах человека такого страха, такой мольбы. И эта же судьба была уготована Кожаным и ему?

Нет! Лучше умереть, чем так кончить!

С дикой решимостью лучше погибнуть в битве, которую ему никогда не выиграть, чем разделить участь несчастных жертв троллей, Юлиан бросился назад.

Выхода он не нашел.

Больше получаса он блуждал по стеклянному лабиринту, пока не понял одну истину: у лабиринта нет выхода. Путь ведет только в одном направлении. Он может скитаться тут еще хоть пятьсот лет и не приблизится к выходу. А дорога в другую сторону приведет его к центру, к черному зеркалу, которое обратит его в чудовище. У него был выбор: или вечно блуждать по лабиринту, или стать этой штукой.

При этом спасение было так близко —только руку протянуть. Он был просто окружен выходами. Если бы он обладал хотя бы частью могущества Алисы и Рогера, он мог бы шагнуть в любое из зеркал и выйти из него в другом месте..

Но, может быть, он и обладает этим могуществом?

Что сказал Кожаный? Такие вещи передаются по наследству, малыш.

Если это так, если он действительно унаследовал магическую силу своего отца, то, возможно, он может пройти сквозь зеркало и все-таки выбраться отсюда!

Но он медлил сделать эту попытку. Ведь Кожаный говорил еще кое-что: кто тебе сказал, что у зеркал только две стороны? Третью сторону он уже знал – именно на ней он сейчас находился! – но кто сказал, что не окажется еще четвертой, пятой стороны и так далее? А опасности, которые подстерегают между зеркалами, были ему уже достаточно хорошо знакомы.

Но выбирать было не из чего. Хуже все равно не будет.

Юлиан поднял руку и прикоснулся к зеркалу. И хотя на сей раз при нем не было ни тряпичного тролля, ни магического осколка, пальцы его погрузились в мерцающую поверхность без всякого сопротивления, и он снова ощутил бестелесное морозное покалывание. Он вспомнил об участи зубной щетки Франка и о грозном Нечто, которое он видел на фотографии, и быстро отдернул руку назад. Нет, он не отважится ступить в мир Повелителей Сумерек.

Но, может быть, можно сделать что-нибудь еще?

Мысль казалась безумной – но из чего ему было выбирать? Он сжал кулак и изо всей силы ударил. Но в этом ударе присутствовала не только сила, но и неукротимая воля. Он вкладывал в удар все свое желание, заранее воображая, как по стеклу пойдут трещины и как оно посыплется на пол дождем сверкающих осколков.

Стекло лопнуло беззвучным взрывом, причем за долю секунды до того, как кулак коснулся его. Удар Юлиана пришелся уже в пустоту, продлился до следующего зеркала и разбил и его, уже помимо воли. Он упал на пол и долго лежал на груде осколков. Потом поднялся и стряхнул с себя стекла. Теперь его положение уже не казалось ему таким безвыходным. В худшем случае он проложит себе путь силой, даже если ему придется для этого разбить все стекла до единого в лабиринте. Но он не знал, что станется при этом с теми отражениями, которые хранили в себе зеркала, вернее, с теми, чьи отражения были пойманы в эти зеркала. Он не забыл, что сказала ему Алиса в тот вечер о могуществе магии.

Поэтому он ждал, что произойдет. Ждать пришлось недолго. Он услышал стук открывающейся двери и злобно шипящие голоса троллей. По лабиринту разнесся топот ног, и через мгновение перед ним стоял Кожаный в сопровождении трех троллей.

Глаза рыжеволосого парня расширились от ужаса, когда он увидел разбитые зеркала.

– Нет! – простонал он. – Что ты наделал?

– Я нечаянно, – с улыбкой сказал Юлиан, хотя в душе обмирал от страха. – Но ведь осколки приносят счастье.

– Да ты хоть представляешь, что ты наделал?

– Не совсем, – признался Юлиан. – Но ты мне, наверное, сейчас объяснишь?

– Я был прав, – прошептал Кожаный. – Ты унаследовал его магическую силу. Эти зеркала небьющиеся!

– Я бы не сказал, что они небьющиеся, – радостно ответил Юлиан. – А что касается твоего предположения – да, ты прав.

Глаза Кожаного окрасились в огненный цвет, и через несколько секунд его лицо превратилось в морду тролля.

Взять его!

К нему бросился тролль. Его мохнатое тело отражалось в стекле позади него, и именно на этом зеркале Юлиан сосредоточился. Он выплеснул в направлении зеркала всю свою ярость, весь гнев и волю к разрушению и молился, чтобы все это не оказалось обманом.

Зеркало разбилось, а вместе с ним и тролль, отражавшийся в нем.

Юлиан рывком закрыл лицо руками, когда это существо разлетелось на тысячи мелких кусочков, которые со звоном падали на пол. Ни плоти, ни крови, одно только острое стекло. Юлиан, собственно говоря, и надеялся, что произойдет нечто в этом роде. Но все-таки происшедшее ужаснуло его.

Кожаный тоже был в ужасе. Лицо его дрожало, и впервые Юлиану пришло в голову, что, может быть, смерть одного из своих означает для этих тварей то же самое, что для людей гибель друга.

– Я думаю, нам надо понемногу переходить к переговорам, – сказал Юлиан.

К Кожаному в это время подтягивались тролли, и их набралось до дюжины.

– Чего ты хочешь? – спросил Кожаный. – Образумься. Ведь всех нас тебе не уничтожить!

– А это и не потребуется, – сказал Юлиан.

Он не произнес больше ни слова, но Кожаный обернулся и глянул в то зеркало, на которое в это время был устремлен взгляд Юлиана. Зеркало отражало его самого.

– Я не стал бы на твоем месте делать какие-нибудь глупости, – серьезно сказал Юлиан. – Или бежать. Здесь достаточно много зеркал. Я уверен, что успею достать хотя бы одно из них, даже если твои тролли ринутся на меня все сразу. Но ты, конечно, можешь рискнуть.

Кожаный неотрывно смотрел на него. По его лицу была заметна лихорадочная работа мысли.

Видимо, он понял, что ситуацией владеет Юлиан. Они были окружены зеркалами, и вряд ли нашлось бы такое, в котором он не отражался.

– Ты выиграл, – выдавил Кожаный. – Я тебя недооценил. Опять недооценил. Но в следующий раз это уже не повторится, клянусь тебе!

– Будь я таким, как ты, – зло сказал Юлиан, – я бы сейчас разом со всем покончил, чтобы уже не думать ни о каком следующем разе. Просто так, ради собственной безопасности. Скажи спасибо, что я не такой, как ты.

– О'кей, мы все прекрасно поняли, какой ты великодушный парнишка, – буркнул Кожаный. – А теперь скажи, наконец, чего тебе надо.

– Не так уж много, – ответил Юлиан. – Я хочу домой, и больше ничего. И твое обещание, что ты оставишь меня в покое.

Кожаный только смотрел на него. И молчал.

– Отведи меня назад, и я даю тебе слово, что больше никогда сюда не вернусь, – сказал Юлиан.

– Ну, хорошо, – пробормотал Кожаный. Юлиан видел, как трудно ему дались эти слова. Но, как ни странно, он ему поверил.

Дальнейшее проистекало без всякого драматизма. Кожаный только поднял руку, и зеркало перед Юлианом стало прозрачным. За ним находился не лабиринт, а ярко освещенный зал, полный народу. Вокзал, на который, собственно, и должен был прийти его поезд.

– Иди, – сказал он. И, поскольку Юлиан медлил, добавил с пренебрежительной усмешкой: —Да не бойся, это не ловушка. Уж на сей раз можешь мне поверить.

Юлиан шагнул к зеркалу. Но Кожаный окликнул его еще раз:

– И вот что. Все будет, как мы договорились. Но я с тебя глаз не спущу, помни об этом. И если нам, не приведи Господь, придется свидеться еще, то знай: это не я, а ты нарушил правила игры. И тогда пеняй на себя.

Кожаный сказал правду: это была не ловушка. Зеркало вывело его прямиком на вокзал, и когда Юлиан взглянул на большие часы у выхода, они минута в минуту показывали время прибытия его поезда. На перроне толпились встречающие, но поезд-экспресс еще не прибыл. Юлиан оказался точнее железной дороги.

Обернувшись, он не поверил своим глазам. В толпе встречающих стоял мужчина с коротко подстриженной бородой, опираясь на трость, набалдашник которой был вырезан в форме головы собаки...

– Мартин? – пролепетал Юлиан.

Гордон поднял брови и некоторое время смотрел на Юлиана так, что тому стало жутко. Гордон не узнавал его. Во всяком случае, узнал не сразу:

– Юлиан? Это ты?

– Ну разумеется я! Кто же еще!

Гордон продолжал смотреть на него все тем же пугающим взглядом человека, который откуда-то знает, что лицо напротив должно быть ему знакомо.

– Юлиан? – спросил он еще раз.

– Да.

Гордон скорбно улыбнулся и протянул руку, чтобы погладить Юлиана по голове, но тут же смущенно отдернул ее.

– Это было так давно, – тихо произнес он. – Бог весть как давно.

Юлиан молчал. Когда он понял, что означают слова Гордона, его охватило странное, иррациональное чувство. Для него, Юлиана, минуло, может быть, всего несколько дней с тех пор, как он последний раз видел Гордона и своего отца, а человек, стоящий перед ним, видел Юлиана в последний раз девяносто лет назад!

– Ты... совсем нисколько не постарел, – неловко произнес Юлиан. Вдруг оказалось, что Юлиан не знает, что говорить. Все те вещи, которые он должен был обсудить с Гордоном, как будто стерлись из его памяти.

С Гордоном, кажется, происходило то же самое, потому что он ответил не сразу и тоже от смущения не смог найти верные слова.

– Ты тоже не постарел.

– Постарел, – возразил Юлиан. – На десять или двенадцать дней.

Гордон мельком улыбнулся, потом взглянул в сторону железнодорожных путей и глубоко вздохнул:

– Что-то ты рано.

– Я пересел по дороге, – сказал Юлиан.

Гордон уточнять не стал и молчал, тяжело опираясь на свою резную трость.

– Значит, вы действительно там оставались, – наконец сказал Юлиан. – Все эти годы.

– Да.

– А мой отец... тоже здесь? – спросил Юлиан.

– Он ждет в машине, – ответил Гордон. – Просто я хотел сперва поговорить с тобой один. К тому же я не был уверен, что встречу тебя. Вот уже три дня мы наступаем тебе на пятки и все не могли пересечься с тобой. Мы немного не застали тебя на ярмарке, потом на вокзале. Я даже успел увидеть, как ты садился в поезд. Но поезда до сих пор нет. Как ты здесь очутился?

– Это долгая история, – сказал Юлиан.

– Тогда расскажешь в машине, – предложил Гордон. – Идем.

Они шли медленно, и Юлиан заметил, что хромота Гордона усилилась.

– Я очень сожалею о том, что сделал с твоей ногой, – виновато сказал Юлиан.

– При чем здесь ты? – Гордон захлопал глазами, но потом вспомнил. – Забудь об этом. Прошло так много времени. Хоть это было и не очень корректно с твоей стороны.

– Мне приходилось спасать свою жизнь, – напомнил Юлиан. – Ведь у тебя был нож.

– В самом деле? Нож? – Удивление Гордона было непритворным. – Но теперь это не имеет значения. До сих пор я прекрасно справлялся. Но когда у тебя за спиной две сотни лет, подагра начинает давать о себе знать.

Они вышли из здания вокзала, медленно спустились по ступеням, и Гордон указал на большой белый автомобиль у подножия лестницы.

Юлиан ахнул. Это был «Мерседес-650», специальная удлиненная модель с отдельной кабиной для шофера – такие он видел только в кино.