Текст книги "Зеркальное время"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

Соавторы: Хайке Хольбайн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Юлиан не хотел признаться себе, что Рефельс был ему симпатичен. Ведь, собственно, все началось из-за его статейки, которая так рассердила отца. Если бы не она, Юлиан не попал бы на ярмарочную площадь, не встретил бы ни Рогера, ни Кожаного, ни троллей. И следовательно... не исчез бы мальчик во время представления.

Но какая тут связь?

Его Рогер и мальчик, который вошел в волшебное зеркало отца, не имеют ничего общего друг с другом! Юлиан еще не знал, что означали его зловещие приключения, но для того и ехал сейчас на ярмарку, чтобы узнать это.

Пробок на улицах не было, но понадобилось полчаса, чтобы доехать до ярмарочной площади, потому что она находилась на другой стороне реки, а один из мостов оказался закрыт из-за автомобильной аварии.

Был будничный день, и многие павильоны стояли еще закрытыми. Ярмарка сиротливо притихла, дожидаясь вечера, чтобы снова очнуться для шумной и яркой жизни. К тому же стояла пасмурная дождливая погода, в сером воздухе зависла мелкая морось, небо затянулось грузными тучами. Пестрые навесы и тенты отяжелели от сырости. Холодный ветер гнал по земле мусор и обрывки бумаг.

Тут еще депрессию подхватишь! – подумал Юлиан. Но он приехал сюда не для того, чтобы предаваться меланхолии, а чтобы найти конкретный зеркальный кабинет и спросить там кое у кого совершенно конкретно, что это за игру с ним затеяли!

Поскольку было светло и безлюдно, поиск оказался намного легче, чем Юлиан ожидал. Стеклянный дворец находился в конце второго переулка. Но это оказался совсем не тот дворец!

Перед входом располагалась кассовая будка, и там скучала пожилая кассирша. Передняя стенка этого павильона была стеклянной, в отличие от кабинета Рогера, и Юлиан заглянул внутрь. В середине помещения было пустое пространство с несколькими кривыми зеркалами, но ни громадного осколка, который совершал бы волшебные превращения над наблюдателем, ни волшебного зеркала, из которого могла бы выйти черноволосая девочка, здесь не было.

– Что тебе, билетик? – спросила кассирша из будки. – Стоит пять марок. Но сегодня, так и быть, продам тебе за две.

Юлиан помотал головой:

– Я ищу другой стеклянный лабиринт. Вы не знаете, где это?

– Второго стеклянного дворца здесь нет, мальчик. Мы бы только мешали друг другу. На одной ярмарке не бывает двух одинаковых заведений.

– Это в старой части, – подсказал Юлиан. – К тому же он и не работает. У них там какие-то затруднения с инспекцией.

– И никакой старой части здесь тоже нет, мальчик. Ты меня разыгрываешь или кто-то тебя самого обманул? Второй стеклянный лабиринт, да еще и закрытый! У кого бумаги не в порядке, тот вообще не устанавливает свой аттракцион. Ты хоть представляешь, сколько здесь стоит аренда места?

Юлиан не знал, и кассирша продолжила:

– А если бы знал, ты бы не задал такого вопроса. Тут в два дня можно разориться.

Юлиан кивнул ей и побрел прочь. Он хоть и был разочарован, но не собирался сдаваться. Если понадобится, он обойдет здесь все павильоны. К тому же у него есть несколько ориентиров. Один из них он заметил, свернув в следующий переулок.

Лукас-силомер был сегодня одним из немногих аттракционов, у которых наблюдалось некоторое оживление. Видимо, только днем, когда нет других соблазнов. Здесь толпилось несколько азартных подростков, соревнуясь друг с другом. Рыжего в кожаной куртке среди них не было.

Хозяин сегодня был не тот, что вчера. Он смерил Юлиана взглядом и сказал:

– Один удар – марка, семь ударов – пять.

– Я ищу вашего коллегу, – сказал Юлиан. – Который работал здесь вчера вечером.

– Здесь нет никаких коллег, – проворчал хозяин. – Я весь вечер был один. Никуда не отлучался.

– Но...

– Отстань или плати! – перебил его хозяин и отвернулся.

На глаза у Юлиана навернулись слезы бессилия. Почему вчера ночью он не посмотрелся в зеркало? Был бы сейчас большим и сильным, и никто бы не посмел с ним так разговаривать.

Он слонялся по ярмарке еще добрых полчаса, но так и не нашел ни зеркального кабинета, ни дороги привидений, ни второго колеса обозрения – правда, после того, что ему сказала кассирша, все это было даже логично. Не бывает ярмарки с двумя колесами обозрения. От всего этого можно было свихнуться! Как будто той части ярмарки, по которой его водил вчера Рогер, вообще не существовало.

Можно было принять все вчерашнее за дурной сон, но откуда тогда царапины и порезы? И откуда он мог знать Рогера еще до того, как вернулся в отель и услышал от Гордона и отца всю эту историю?

Он почти машинально направился к лотерейной будке, которую к этому времени уже открыли. При этом он не собирался играть в лотерею, зная, как мала вероятность вытянуть главный или хотя бы стоящий упоминания приз. Уж лучше просто пойти и купить такой приз. К тому же Юлиан был невезучий и за всю свою жизнь ни разу ничего не выиграл.

Тем более удивительно было, что рука его сама по себе скользнула в карман и извлекла оттуда несколько монет. Он выложил их на стол, сунул руку в желтое пластиковое ведерко, услужливо подставленное лотерейщиком, и достал три билетика. Он развернул первый.

Главный выигрыш – было написано на нем.

Юлиан уставился на эту желтую бумажку, не веря своим глазам, и лотерейщик обежал вокруг стола, чтобы заглянуть ему через плечо.

– Э! – сказал он. – Вот это везение! Первый же билет – и сразу главный выигрыш. Ну, выбирай. – Он указал на кучу всякой дряни: там были дешевые плейеры, еще более дешевые радиоприемники с Тайваня, вряд ли способные проработать до первой замены батареек, коробочки со столовыми приборами из дешевого металла, простенькие кофейные сервизы, а также множество мягких игрушек всех размеров и расцветок.

– Почему же ты не вскрываешь остальные билетики? – спросил лотерейщик, подмигивая ему. – Может быть, ты выиграешь еще что-нибудь. Самое начало лотереи, еще ничего не разобрали.

Юлиан развернул второй билет. Главный выигрыш – было написано на желтой бумажке.

Ух ты! – сказал лотерейщик. – Ну, это я просто не знаю... Вот уж счастливчик-везунчик! Ну, давай сразу третий.

Вид у него был очень растерянный, несмотря на показную радость. Юлиан испугался. Что-то здесь было не то. Дрожащими пальцами он открыл третий билет.

Главный выигрыш.

Лотерейщик опешил. С секунду он смотрел на Юлиана почти враждебно, потом сунул руку в свое ведерко, захватил целую пригоршню билетов и начал вскрывать их один за другим. Все без исключения оказались пустыми.

– Ну и ну! – пробормотал он. – Такого еще никогда... Я занимаюсь этим уже тридцать лет, но такого не видел ни разу. Знаешь что? За свое везение ты получишь у меня особый, специальный приз! Погоди минутку!

Он исчез в своем вагончике и вскоре вернулся, зажав под мышкой сверток в коричневой бумаге.

– Это нечто совершенно особенное, – сказал он, разворачивая бумагу. – С тех пор, как мой отец передал мне дело, а он, в свою очередь, тоже получил его от своего отца, он постоянно твердил мне, что я должен отдать его тому, кто этого действительно заслуживает. Ты должен смотреть за ним как следует. Он очень, очень ценный. Вот!

Юлиан взглянул на то, что обнаружилось под оберткой, и лицо его побелело.

Это был тролль.

Фигурка высотой сантиметров в тридцать была сделана из темно-коричневого плюша, во многих местах уже потертого. Одно острое лисье ухо наполовину оторвалось, и под ним виднелась соломенная набивка. Но вид у этого тролля был отнюдь не убогий. Как, впрочем, и не злой.

– Ну как? – спросил лотерейщик. – Нравится? Он твой. Я тридцать лет ждал того дня, когда придет его настоящий владелец.

Юлиан с сомнением взял фигурку тролля. Она оказалась гораздо тяжелее, чем можно было ожидать.

– Он... очень красивый, – сказал Юлиан. – Спасибо!

– Смотри за ним хорошенько, – напомнил лотерейщик. – Он очень ценный. Таких уже давно не делают.

– Большое спасибо, – еще раз сказал Юлиан, прижал тролля к себе и повернулся, чтобы идти, но через несколько шагов оглянулся.

Позади него не было никакой лотерейной будки.

На том месте, где она только что стояла, теперь находился павильон с автоскутерами, который еще не открылся. Маленькие электрические машины стояли прикрытыми. Дождевая вода собралась в углублениях брезента, а на металлические поверхности налипло много мусора и обрывков бумаги.

Юлиан в ужасе посмотрел на свои руки. Тролль все еще был у него.

Дело приобретало самый зловещий характер. Мальчик отшвырнул плюшевого тролля, и тот упал в лужу. Юлиан ринулся бежать и завернул в первый попавшийся павильон. Дрожащими пальцами он отсчитал входную плату и только потом заметил, куда попал.

Это было одно из тех заведений, которые не часто встретишь на ярмарке, их называют фрек-шоу. Здесь были выставлены всевозможные аномалии и уродства – людей и животных.

Юлиан не испытывал тяги к такого рода зрелищам. Ему было мучительно стыдно пялить глаза на бедных уродцев. Но перед лицом чужих несчастий бледнели и казались смешными собственные.

Он не хотел заходить, но еще меньше ему хотелось выходить наружу, на эту заколдованную ярмарку с лотерейной будкой, которая растворилась в воздухе. И он присоединился к немногим посетителям этой кунсткамеры. Она была разделена на отсеки. В первом отделении были выставлены всевозможные уродства в стеклянных банках: болезненно измененные или искалеченные органы, мозг убийцы-маньяка, сделанный, правда, из воска, – Юлиан сразу это понял, – нерожденный младенец с четырьмя руками и тому подобное. Мальчик вздохнул с облегчением, когда миновал этот отсек и очутился во втором, более просторном.

Здесь было несколько небольших боксов, устланных соломой, как свиные стойла, и примерно с таким же запахом. Свет был приглушен до минимума – не только ради зловещей мрачности, но и для того, чтобы зрители не увидели лишнего.

Тем не менее Юлиан разглядел, что большинство из так называемых монстров – чистой воды фальсификация. Например, горилла-людоед была не чем иным, как мужчиной в обезьяньей шкуре и в гриме, татуировки на теле другого «экспоната» оказались переводными картинками, а пигмея-людоеда из джунглей Новой Зеландии изображал худой мальчишка, подсмугленный обувным кремом.

Интерес представлял только последний бокс.

На низенькой скамеечке, скорчившись, сидело нечто, в чем Юлиан не сразу опознал человеческое существо, состоявшее, казалось, из одних шрамов, хрящей и ороговевшей темно-коричневой кожи. Табличка на стене извещала, что этот бедняга – человекочерепаха, и приводила душераздирающую лживую историю, на которую Юлиан даже времени тратить не стал. Взгляд его был прикован к этой чудовищной фигуре на скамеечке.

Какая-то женщина рядом с ним ахнула и прижала ладони к лицу, другая выбежала вон, но остальные глазели или хихикали, указывая на человекочерепаху пальцем.

В горле у Юлиана застрял ком. Человеческими на этом лице были только глаза. Нежные карие глаза, как у подранка косули.

Кто-то приставил к стене за спиной человекочерепахи большое зеркало, чтобы от внимания любопытных не ускользнула ни одна подробность безобразного тела. Однако Юлиан увидел в зеркале отражение сидящего на скамье совершенно нормального мужчины с седыми волосами и печальными глазами; плечи его были низко опущены под грузом боли и унижения, на лице застыло выражение неразрешимой печали. Он был очень стар, невозможно было даже приблизительно определить его возраст. Юлиан попытался представить себе, какая жестокая судьба могла привести его сюда. А ведь когда-то он, наверное, жил нормально, имел даже семью, жену и детей, но потом что-то случилось, жизнь отторгла его, и он, отверженный мира, очутился здесь, в единственном месте на земле, где у него еще было право на существование.

Он показался Юлиану очень красивым – как та девочка, что приснилась ему прошлой ночью. Кожа его мерцала, как шелк, и Юлиан решил, что обрел способность видеть то, что скрывается под верхним слоем, и может различить фрески под побелкой. То, что он разглядел под слоями десятилетий, под всеми шрамами, под болью и страданием на лице этого старика, потрясло его, потому что он увидел силу, несгибаемую волю и решимость, каких до сих пор не встречал. И сила, и воля, и решимость теперь дремали под спудом, однако они присутствовали, погребенные и наполовину забытые.

В это мгновение Юлиан понял, что имел в виду Рогер в последнюю ночь, когда говорил о своем волшебном зеркале, – ведь здесь тоже было зеркало, выполняющее ту же задачу: оно отражало то, чем человек является по сути, а не то, чем он кажется.

Но в этом зеркале отражались еще и монстры. Они стояли напротив человекочерепахи, хихикали, прыскали, показывали пальцем и пускали слюни от блаженства, глазея на скорченное существо. Самого себя Юлиан среди этой своры не увидел и порадовался. Может быть, это даже хорошо, что вчера он так и не заглянул в волшебное зеркало Рогера, потому что теперь он сильно сомневался, дано ли ему вообще увидеть свое истинное отражение.

Юлиан вышел на улицу. Там начался дождь. Холодная морось разогнала последних посетителей, и некоторые аттракционы снова закрылись. Напротив фрек-шоу по-прежнему располагался салон автоскутеров. Плюшевый тролль, которого он зашвырнул в лужу, исчез. Наверное, кто-нибудь подобрал. А может, его и вообще не было.

Тут от палатки отделилась фигура в помятом плаще и преградила ему путь.

– Ты, наверное, что-то ищешь? – спросил Рефельс и протянул ему мокрого плюшевого тролля. – Это не ты потерял?

Юлиан вырвал тролля из рук репортера и отступил на шаг. Лицо Рефельса дернулось, но он воздержался от замечаний. Если бы он знал, какое облегчение испытывал в этот момент Юлиан, повстречав его здесь. Хоть какой-то человек, в реальности которого можно было не сомневаться.

Разумеется, Юлиан не подал виду, наоборот, старался глядеть на Рефельса как можно враждебнее.

– Видимо, вы никогда не отвяжетесь от меня? – спросил он.

– Нет, – ответил Рефельс– Уж такие мы люди, пресса. Как клей: куда однажды пристанем, оттуда нас уже не отодрать.

– Ха, ха, ха, – произнес Юлиан. – Очень смешно. Как вы меня разыскали?

– Профессиональный секрет, – сказал Рефельс. – Но прими от меня комплимент. Твой фокус оказался простым, но действенным. Я был на волосок от разорения. Что скажет мой босс, когда я предъявлю ему счет из вашего ресторана? Твой отец живет на широкую ногу, а?

– У него все в порядке, – ответил Юлиан. – К сожалению, приличные отели были все заняты, и нам пришлось довольствоваться тем, что попроще. Но ничего, мы люди скромные и ко всему привычные.

– Не в бровь, а в глаз, – пробормотал Рефельс.

– А теперь, к сожалению; мне надо идти. Масса дел.

Рефельс снова преградил ему дорогу:

– Я мог бы подвезти тебя. Мне все равно в ту сторону.

– Откуда вам знать, в какую мне сторону?

– Я еду в ту же сторону, что и ты, – ухмыльнулся Рефельс, – не важно в какую.

Юлиан смирился. Он видел, что Рефельс не отцепится, и вовсе не был уверен, что хотел бы этого. Топать одному по этой зловещей площади ему было очень неприятно.

– Ну, хорошо, – согласился он наконец, давая понять, с какой неохотой делает это. – Но учтите, вы не услышите от меня ни слова.

– Само собой, – ухмыльнулся Рефельс. – Иногда то, что люди не говорят, бывает не менее интересно, чем то, что они скажут.

– Я не стану говорить ничего.

Улыбка Рефельса сделалась шире, и Юлиан еще раз задумался, не сможет ли Рефельс стать его союзником. Но потом представил, что будет с этим газетчиком, если рассказать ему всю правду, и отказался от своей надежды.

Они зашагали к автостоянке на краю ярмарочной площади. Подходя к своей проржавевшей колымаге, журналист указал на тролля:

– Славный зверь. Выиграл?

– Чего спрашивать, вы же, наверное, все это время наблюдали за мной?

– Ну, наблюдал, – подтвердил Рефельс, роясь в кармане в поисках ключей. – Ты ведь кого-то искал? Сперва около стеклянного лабиринта, потом у силомера и, наконец, среди этих уродцев. И что же, нашел?

Юлиан пропустил его вопрос мимо ушей.

– Тогда вам должно быть известно, откуда у меня этот тролль.

– К сожалению, неизвестно.

А Юлиан надеялся, что репортер поможет ему разрешить загадку исчезнувшей лотерейной будки.

– На какое-то время я потерял тебя из виду. А когда снова увидел, у тебя под мышкой был этот зверь. Потом ты его выкинул, только я удивляюсь почему.

Пока они садились в машину, Юлиан успел придумать убедительное объяснение. Но оно не понадобилось, потому что Франк и не ждал ответа. На сиденье лежала стопка свернутых газет. Юлиан хотел переложить их на заднее сиденье, но Рефельс остановил его:

– Это для тебя. Читай. Куда едем?

– К моему отцу, – ответил Юлиан. – Что читать?

– Сам увидишь.

Юлиан действительно сразу увидел. Имя и фотографий его отца мелькали во всех газетах, и – как и говорил Рефельс еще утром – всюду красовались портреты убитых горем родителей исчезнувшего мальчика.

Негодование Юлиана росло от газеты к газете. Каждая старалась переплюнуть остальные в душераздирающем описании истории, меньше всего согласуясь с правдой.

– Ну как, нравится? – с сарказмом спросил Рефельс. – А теперь прочти вот это. – Он вытащил из кармана еще одну газету, свернутую в трубочку, и протянул Юлиану.

Эта газета тоже повествовала о событиях вчерашнего вечера, но не так интригующе, как все остальные, и не в передовой статье, а в двух маленьких колонках на второй странице, стараясь, по крайней мере, быть объективной, хотя это ей не всегда удавалось. На взгляд Юлиана, и здесь было многовато вопросительных знаков, но его отец хотя бы не выводился здесь похитителем детей, убийцей и террористом. Вместо подписи под статьей стояли инициалы «Ф.Р.».

– Франк Рефельс, – подтвердил Рефельс– Это моя статья. Можешь себе представить, как клокотал мой шеф, когда увидел заголовки в других газетах. Я заварил такую кашу, которую мне придется расхлебывать еще целый год.

– И зачем ты показываешь это мне? – спросил Юлиан, вдруг автоматически перейдя на доверительное «ты». – Чтобы доказать мне, что ты честный журналист?

– Да, – ответил Рефельс

– Я не думаю, что это может что-нибудь изменить, – сказал Юлиан. При этих словах он сам себя почувствовал подловатым, но Рефельс, похоже, именно этого и ожидал, потому что не выразил ни малейшего разочарования.

– Я написал эту статью вовсе не для того, чтобы подольститься к тебе, – сказал он. – Можешь не обманываться на сей счет. Просто я верю тому, что написал.

– А я думал, журналисты только гоняются за сенсацией.

– И гоняемся, что ж, – невозмутимо подтвердил Франк. – Но в данном случае я считаю, что сенсация в том и состоит, что твой отец непричастен к этому делу. Кому-то было нужно его распять, и я хочу знать кому, а главное – для чего. И если это не сенсация, то я не понимаю, что же тогда сенсация! – Он взглянул на Юлиана в упор: – Вот и скажи мне: союзники мы или нет? Если я прав, то сообща мы сумеем помочь твоему отцу. А если нет... ну, тогда у тебя есть возможность направить меня по любому ложному следу, какой тебе понравится.

Юлиан некоторое время молчал, потом произнес:

– Ты бы мне все равно не поверил.

– Значит, ты все-таки что-то знаешь!

– Нет! Или да, конечно. Может быть.

– Так что же все-таки? Да, нет или может быть?

– Всего понемногу, – уклончиво ответил Юлиан, – Я знаю, это звучит странно, но если бы я тебе рассказал, это звучало бы еще более странно. Можешь мне поверить.

– Я привык к самым безумным историям, – сказал Франк.

– Но не к таким, – уверял Юлиан. – Знаешь что: давай я сперва поговорю с отцом, а потом уже решу окончательно. Я обещаю, что расскажу все тебе первому – если только будет что рассказать.

– Первому и единственному, – потребовал Франк. – Мне нужна эксклюзивная история.

– Первому и единственному, – согласился Юлиан.

– Вот это честное предложение, – сказал Франк.

Двадцать минут спустя они остановились около варьете. Юлиан потянулся за троллем на заднее сиденье, но потом представил, как глупо он будет выглядеть в варьете с этой раскисшей куклой в руках. Отцу и без того будет неприятно, что он притащил с собой репортера.

Темным длинным коридором они прошли в зрительный зал. На сцене был выставлен реквизит отца, относящийся к его главному номеру. В свете софитов Юлиан увидел не только отца, Гордона и директора варьете, но и обоих вчерашних полицейских и еще одного незнакомого человека в сером костюме. Возможно, это был адвокат, о котором вчера упоминал Гордон.

Отец, увидев репортера, растерялся, но ничего не сказал. Гордон же отреагировал более нервно.

– Что вам здесь нужно? – накинулся он на Рефельса. – Здесь неофициальная беседа. Пресса не допускается!

– Ладно, Мартин, – примирительно сказал Юлиан. – Он со мной.

Франк взглянул на него благодарным взглядом, хотя в этот момент ему вовсе не требовалось покровительство Юлиана. Он даже не попытался вступить с Гордоном в дебаты, а только пожал плечами и повернулся, чтобы уйти, – правда, окинув все происходящее быстрым, но очень внимательным взглядом, от которого не ускользнула ни одна подробность.

– Увидимся после, – сказал он Юлиану.

Гордон хмуро посмотрел ему вслед:

– Ну и наглый тип! Как ему удалось тебя уломать?

– Франк – нормальный парень! – резко ответил Юлиан.

– Франк? – удивился Гордон. – Вы уже на «ты»?

– Да. – Юлиан и сам немного удивлялся, что взял Рефельса под защиту. – Он не такой, как другие!

– Они все не такие, – пренебрежительно ответил Гордон. – Пока не разнюхают все, что им надо.

– А вы прислушайтесь к тому, что говорит мальчик, – вмешался старший из двух криминалистов. – Я знаю этого молодого человека. Он, может быть, не самый талантливый в городе репортер, но хоть, честный. Его сообщение в сегодняшней «Вечерней почте» было единственным объективным.

– А в вашей ситуации, – вмешался его младший коллега, – надо ценить сочувствующего в прессе.

– Господа, прошу вас! – взмолился седой господин, предположительно адвокат. – Давайте держаться ближе к делу!

– С удовольствием, – сказал старший полицейский с заметным холодком. – Вам известно, чего мы от вас ждем.

– Но мой клиент уже ответил на все ваши вопросы.

– Кроме одного. – Полицейский указал на зеркало: – Объясните нам, как эта штука функционирует.

– Но это невозможно! – сказал отец Юлиана. – Поймите же наконец, я не могу этого объяснить! Даже при всем желании!

– Или, может, это вообще не фокус? – добавил младший полицейский в шутку. – Может, вы чародей?

Он засмеялся, но тут же смолк, наткнувшись на ледяной взгляд адвоката.

Юлиан в ожидании поднялся на сцену и стал разглядывать атрибуты волшебства. То есть иллюзии. Что же касается зеркала... Может быть, полицейский со своим шутливым замечанием был гораздо ближе к истине, чем сам предполагал.

Отец никогда не объяснял этого фокуса, и теперь Юлиан знал почему. Однако отец никогда не разрешал самому Юлиану шагнуть сквозь зеркало, хотя чужие люди делали это из вечера в вечер. Юлиан впервые подумал, что за этим может скрываться нечто большее, чем страх отца, что кто-нибудь разгадает его великую тайну...

Юлиан видел этот номер бессчетное число раз и даже, случалось, ассистировал отцу. Знал он и большое зеркало, каждую его неровность. Оно было очень старое. Стекло помутнело, а если присмотреться, во многих местах виднелись тончайшие трещинки. Много лет назад зеркало разбили. Отец потратил целое состояние, чтобы его снова собрали из тысячи тысяч осколков. Фирма, которая выполняла этот заказ, поистине сотворила чудо. Только при самом пристальном взгляде можно было заметить, что зеркало сделано не из цельного куска, а из множества кусочков разной формы и размеров. И только в одном месте они сработали не безукоризненно: в нижнем правом углу один осколок серповидной формы выступал на какую-то долю миллиметра, будто стекло было чуть толще.

Но самое странное в этом зеркале было то, что оно почему-то... не совсем правильно отражало предметы.

Юлиан увидел в зеркале отражение Гордона и понял, что Гордон тоже наблюдал за ним через зеркало. Может быть, уже довольно долго наблюдал. Он мельком улыбнулся Гордону и перевел взгляд на отца, который все еще препирался с полицейскими. Вернее сказать, просто сидел, предоставив своему адвокату препираться с ними.

– Не беспокойся. – Гордон подошел к Юлиану. – Все уладится. Они просто придираются к отцу, потому что не знают, что делать. В худшем случае уедем на несколько лет за границу, пока все быльем порастет. – Он обнял Юлиана и отвел в сторонку: – Идем. Мне надо с тобой поговорить.

Ничего хорошего это не предвещало. Мартин уводил его за пределы слуха полицейских. Или, может быть, отца?

– Собственно, отец собирался поговорить с тобой вчера вечером, – начал Гордон, – но я думаю, момент оказался неблагоприятным. И кроме того, ему и от агентов хватает неприятностей. Зачем еще дополнительные?

– Какие дополнительные? – не понял Юлиан.

Гордон помедлил. Видимо, то, что он собирался сказать, было ему действительно неприятно.

– Итак, мы с твоим отцом того мнения, что сейчас тебе разумнее всего будет уехать.

– То есть? – растерялся Юлиан.

– Мы хотим, чтобы ты вернулся в интернат. – Юлиан чувствовал, что Гордону было тяжело произнести это. – Если мальчишка не отыщется через день-другой, эти люди из прессы заклюют нас, как стервятники.

– Я останусь здесь! – решительно заявил Юлиан.

– И не только нас, – продолжал Гордон, не обращая внимания на его слова. – Тебя тоже. Можешь мне поверить, они не оставят тебя в покое ни на секунду. Так будет лучше. Мы уже договорились с директором интерната. – Он сунул руку в карман и достал узкий продолговатый конверт. – Вот твой билет. И карманные деньги в возмещение недополученных каникул.

Охотнее всего Юлиан разорвал бы этот конверт на мелкие кусочки. Он чувствовал себя обманутым, и мысль, что отец и Гордон хотят сделать как лучше, не утешала его.

– Я не хочу уезжать! Я останусь здесь!

– Не осложняй жизнь отцу, ему и без того сейчас хватает! – Гордон вздохнул. – Неужели ты думаешь, что ему самому хочется тебя отсылать?

– Это же наверняка твоя идея. Скажешь, нет?

Губы Гордона сжались в ниточку. Юлиан по его глазам понял, что причинил ему боль, и тут же сам пожалел о своих словах.

– Если хочешь, да, – сказал Гордон ледяным тоном. – Поезд уходит через три часа. Мы можем спорить до самого его отхода, а можем обойтись друг с другом как хотя бы полуцивилизованные люди. Выбирай, мне все равно. В любом случае через два часа я отвезу тебя на вокзал и посажу в поезд, подходит тебе это или нет.

Отец все еще был занят с полицейскими, и четверть часа драгоценного времени была потеряна на пустое ожидание, тем более что они переливали из пустого в порожнее. Наконец полицейские поднялись.

– Итак, мы договорились, – сказал старший. – Вы остаетесь в нашем распоряжении до тех пор, пока мы не получим дополнительных сведений.

– Иными словами, я не имею права покидать город, – сказал отец Юлиана. – А как же с моими выступлениями?

– А что с ними? Продолжайте выступать как обычно, за исключением этого фокуса с зеркалом, разумеется.

– Но люди приходят именно ради него! – запротестовал Гордон.

– Боюсь, на некоторое время вам придется от него отказаться, – холодно произнес полицейский. – Я могу конфисковать у вас этот прибор, если вам так хочется.

– Нет! – поспешно ответил отец Юлиана. – Я даю вам слово, что больше никого... не отправлю сквозь зеркало.

Или Юлиан ослышался, или отец оговорился? Похоже, полицейских тоже смутили эти слова, потому что некоторое время они смотрели на отца с недоумением. Юлиан отчетливо увидел, как в мыслях старшего полицейского возник вопрос и как он сам же мысленно на него ответил.

– Хорошо, – сказал он. – Я дам вам знать, как только станет известно что-нибудь новенькое.

Юлиан с отцом хоть на некоторое время остались одни.

– Мартин поговорил с тобой? – начал отец. Он казался смущенным и нервным и не поднимал на Юлиана глаза.

– Да. – Юлиан сам испугался своего отчужденного тона.

– И теперь ты зол и огорчен, – определил отец.

– Я так ждал этих каникул! Целый год ждал. Ведь ты обещал...

– Сам знаю, – перебил отец. – Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Все, что обещал, я исполню, поверь мне. Но сейчас будет лучше, если ты вернешься в интернат.

– Но почему? – взмолился Юлиан. Слезы внезапно навернулись ему на глаза. – Неужто из-за этого пропавшего мальчишки! Но ты же не имеешь к этому никакого отношения!

– И все равно так будет лучше, – настаивал отец. – Потом, когда... все это кончится, я приеду к тебе и все объясню. Ты поймешь меня, как только все узнаешь. А до тех пор я прошу тебя просто мне поверить.

Но Юлиан чувствовал, нет – знал, что здесь что-то не то. Его отец носил в себе какую-то мрачную тайну.

– Скажи мне правду, – попросил он. – Пожалуйста!

– Не сейчас. Потом. Если... мы увидимся.

Дело было решено. Примерно через час Юлиан простился с отцом и сел в двухместный спортивный автомобиль Гордона, который стоял на улице.

Дождь больше не моросил, он лил как из ведра, к тому же сильно похолодало. На улице почти не осталось прохожих, и Юлиан вспомнил о ярмарке: сегодня там не особенно прибыльный день.

Погода портилась с каждой минутой. Тучи нависли так низко, что до них, казалось, можно было дотронуться рукой. Внезапно так стемнело, что уличные фонари автоматически зажглись, а водители включили фары. Машины еле ползли по залитой дороге, и Гордон все заметнее нервничал.

Времени у них было достаточно, но Гордон любил быструю езду, и это черепашье продвижение терзало его нервы. Он барабанил пальцами по рулю, взгляд его все чаще обращался к зеркалу заднего вида, будто он выискивал возможность вырваться из ряда и обогнать всю колонну впереди. Юлиан надеялся, что такая возможность ему не представится. Своей манерой вождения Гордон уже не одного человека довел до преждевременных седин.

Юлиан оглянулся назад. Потоки дождя не позволяли рассмотреть через заднее стекло какие-нибудь подробности, но он увидел позади одиночную фару мотоцикла. В такую погоду мотоциклист на дороге – явление редкое. Может, поэтому Гордон так часто поглядывал в зеркало заднего вида?

– Я наблюдаю за этим парнем уже давно, – подтвердил Гордон предположения Юлиана. – Должно быть, он совсем лишился рассудка. Он идет за нами так плотно, что стоит мне нажать на тормоз, и он врежется в нас. Кстати, на заднем сиденье лежит кое-что для тебя.

Юлиан увидел коричневый пакет, осторожно взял его и заглянул внутрь. Там был мокрый плюшевый тролль и белый конверт. Юлиан вынул тролля и посадил его на заднее сиденье, не без злорадства отметив, как на дорогой обшивке сиденья тут же стало расползаться мокрое пятно. Конверт же засунул в карман, не вскрывая. Ему, конечно, было любопытно, что там, но он догадывался, что Гордону это еще любопытнее, и решил про себя, что распечатает конверт только в поезде.