Текст книги "Туманная река 4 (СИ)"

Автор книги: Владислав Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Пролетев по узкому коридору, потом протопав по кривой горбатой лестнице, Евгения за считанные секунды оказалась рядом с немного ненормальной руководительницей ансамбля Данутой Вайнюнене. Её воспитанницы быстро сориентировались, что на сцене нужно делать не сложные танцевальные па вразнобой, а наоборот простые, зато дружно и в такт:

Везут почтальоны в разные страны,

Влюблённые письма и телеграммы.

Поют серенады под окнами милых,

Влюблённые парни девчонок счастливых,

Девчонок счастливых, е-е и е-е и е-е!

* * *

– Ну что Вильнюс?! – Выкрикнул я, когда мы закончили с почтальонами. – Есть желание пригласить на медленный танец симпатичную девчонку?!

– Да-а-а! – Ответил зал.

– Не-е-ет! – Заныли Ободзинский с Бураковым.

– Завидуют, что пока они тут с гитарами, всех самых красивых разберут! – Хохотнул я. – Поэтому следующая композиция «Come Vorrei»… Э-э-э «Только ты поймёшь». Премьера песни!

Девчонки из ансамбля «Летува», которые лихо отработали два номера, с грустной тоской разошлись по разным кулисам.

«Вот что делает с людьми, сценический голод, когда ту энергетику, которую получаешь во время выступления, внезапно отрезают, – подумал я. – Кстати, чуть не опростоволосился! Это в том моём будущем итальянские «богатые и бедные» или «Ricchi E Poveri» исполнили лирическую вещь «Come Vorrei». А здесь в этом прошлом «Синие гитары» презентовали «Только ты поймёшь». Между прочим, потом Владимир Кузьмин для своих «Сибирских морозов» бессовестно стырит у итальянцев музыку на целый куплет. Будет ли это в новом будущем? Уже не известно».

После небольшого моего гитарного соло, почти весь зал разбился по парочкам, а Валера неповторимым голосом запел:

Блестит искрой на солнце яркий белый снег.

Ползут минуты, обречённые стоят.

Мечты сбываются, торопят бурный век.

В чём же тогда – я виноват?

И время тайно заметает милый след,

Кружа растерянной неряшливой пургой.

Без поражений не случается побед.

Так почему я не с тобой?

* * *

– Я не танцую, – уже в седьмой раз пробубнила очень красивая корреспондентка Года Дилманайте, пробираясь к краю сцены, чтобы рассмотреть поближе, что за парень выводит таким чудесным голосом нежную мелодию.

И только ты меня услышишь и поймешь.

И сердца звук усталый нежный разберешь.

И только ты роднее всех день ото дня,

День ото дня, день ото дня!

И только ты меня услышишь и поймешь…

* * *

В правой кулисе, сбоку около сцены, где было гораздо больше места, комсомолка Зарайкина и хореограф «Летувы» Вайнюнене, обняв своих девочек, во все глаза смотрели на волшебного, немного скромного в жизни, певца, который сейчас своим вокальным искусством просто захватил весь зал:

Да я конечно в чём-то тоже виноват.

Я глух, я слеп, и я ценю покой.

И фонари опять печально так горят,

А свет надежды жив лишь тобой!

И только ты меня услышишь и поймешь.

И сердца звук усталый нежный разберешь…

И Евгения второй раз за сегодня испытала непонятный пугающий сильный всплеск чувств. Если первый раз – это было какое-то секундное помутнение, то сейчас слёзы, как непослушные горькие капельки сами собой ползли по щекам. Зарайкина посмотрела краем глаза на литовских девчонок и хореографа, и они тоже беззвучно плакали.

«А для кого я и когда стану роднее всех день ото дня?» – спросила себя с грустью Зарайкина, когда последние аккорды нежной мелодии потонули в бурных овациях.

* * *

После четырёх премьерных песен, мы вернулись уже к своим зарекомендовавшим себя хитам. Сначала добавили ещё один медляк «Там, где клён шумит». Потом заставили зал весело попрыгать под «Косил Ясь конюшину» и «Мы едем в Одессу». Далее снова две медленные композиции: «Звёзды над Москвой» и «Верю я». И закончили первое отделение нашими фирменными «Гитарами», которые запели и прошли метели.

– Эй, Вильнюс! – Крикнул я перед антрактом. – Мы весело играли, вы танцевали в такт! А теперь у нас антракт!

И мы как можно быстрее слетели со сцены за кулисы. Звукорежиссёр из вильнюсовского ДК Железнодорожников тут же врубил нашу первую пластику, чтобы народ не скучал.

– Богдан Викторович, Богдан Викторович, – затрещали девчонки из фольклорного коллектива. – А Лиепая – это не Литва, а Латвия!

– Кто первый догадался, что это была проверка? – Соврал я, так как признаваться, что географию уже основательно подзабыл, было – не комильфо.

Девчушки в народных костюмах разом подняли руки вверх.

– Молодцы! Поэтому сейчас все идёте пить чай с бутербродами и конфетами! – Хохотнул я.

– А мы ещё выйдем на сцену? – Спросила одна пигалица со смешными косичками.

«Если сейчас скажу, что нет – разревутся», – пронеслось в голове.

– Гулять так, гулять. После антракта выходите на второй песне, – махнул рукой я.

– Ура! – Заголосили они.

А когда девчонки унеслись в свою гримёрку, их руководитель Данута Вайнюнене, немного помявшись, спросила:

– Всё хорошо? Вам всё понравилось?

– Данута, дорогая, всё великолепно! – Улыбнулся я.

– Я за мужем, – покраснев, сказала женщина. – И не могу быть вам дорогой.

– В этом смысле – да, но как специалист по хореографии, вы мне дороги, – хмыкнул я.

– Латно, я потумаю, – улыбнулась Данута Вайнюнене.

Глава 31

В антракте я поменял мокрую от пота насквозь рубашку на свежую футболку. И моему примеру последовали и Санька, и Вадька, и Валера. Может футболки, пусть и качественно перешитые, со сцены будут выглядеть не очень презентабельно, зато играть так было намного комфортней.

– Мужики, а где наш Первомаевич? – Я встревоженно посмотрел на Буракова, который за него отвечал.

– Думаешь, уже покалечился? – Робко спросил он, после чего без лишних напоминаний улетел искать заблудшую душу нашего горе клавишника.

– Впервые вижу человека, который притягивает к себе такое количество неприятностей, – сказал Валера Ободзинский. – А как он сегодня в автобусе утром упал, я думал всё… А нет ничего, только шишка на лбу.

– Пусть – невезучий, зато крепкий, – хохотнул Санька Земакович.

Я взял бутылку минералки и, развалившись в кресле, прикрыл глаза. Вроде всё шло пока хорошо, и если не случится землетрясения или падение, незарегистрированного астрономами, метеорита, то завтра весь Вильнюс встанет на уши в поисках лишнего билетика. А через минуту, вообще на душе стало спокойно, так как в гримёрку вернулся Вадька с Космосом за ручку.

– Это вышло случайно, он просто заблудился, – пробормотал Бураков, тоже падая на соседнее кресло.

– Я искал туалет, – чуть не захныкал Первомаевич.

– Отдыхай, Кос, – я устало махнул рукой.

И только я решил три – четыре минуты покимарить, как ворвалась наша «комсомольская политинформация».

– Вот! – Гордо и звонко объявила нам товарищ Зарайкина. – Свежие сухофрукты, мытые!

– А где же киви? – Протянул недовольно я, разглядывая на тарелке засохшие до каменного состояния сливы и абрикосы. – Где авокадо? Где, в конце концов, манго?

– Киви, авокадо, манго, – как заклинание повторила неизвестные слова комсомолка. – Наверное, их ещё в Вильнюсе нет.

– Не сезон, – буркнул Вадька.

– Да, – хмыкнул Санька, который к моим приколам уже привык. – Вот когда в Вильнюсе узнают, что это за фрукты или овощи, тогда они точно появятся!

– С чего начнём второе отделение? – Спросил Ободзинский, взяв в одну руку каменный сухофрукт и постучав им по столу.

– Начнём с патриотической вещи, не забывайте, что гастрольный тур приурочен к годовщине Великого Октября, – я многозначительно поднял указательный палец. – Дальше сбацаем ещё один новый хит, а после уже доведём публику до экстаза, проверенными песнями.

– Куда суёшь?! – Крикнули разом все, кто был в гримёрке, когда Космос Первомаевич сунул в рот закаменевшую сухую сливу.

Дальше раздался треск ломающегося зуба.

– А! – Жалобно вскрикнул музыкант и глазами полного отчаянья посмотрел на меня.

– Хорошо хоть пальцы пока целы, – пробормотал я. – Товарищ Зарайкина запишите – завтра Космоса Иванова срочно сводить к зубному!

* * *

Второе отделение дискотеки корреспондентка Года Дилманайте решила смотреть стоя у самой сцены. Во-первых, нужно было продумать вопросы для интервью, а во-вторых видеть, как ребята играют, оказалось не менее интересно, чем прыгать с подругами и друзьями в центре переполненного зала.

И вот, наконец, музыканты появились из боковых кулис. И самый разговорчивый из «Синих гитар», у которого под ногами лежали какие-то устройства с педалями, сразу же начал диалог с публикой.

– К сорок третьей годовщине Великой Октябрьской революции наша команда написала новую песню, – процедил как будто сквозь зубы парень. – С неба милостей не жди больше! Жизнь для правды не щади! В этой жизни нужно быть жестче! Только с правдой по пути!

Каждую стихотворную строчку музыкант «вбил» словно гвоздь, из-за чего вены на его шее немного напряглись, а когда он приподнял правый кулак, мышцы на руке так сильно раздулись, что футболка невольно задралась по самое плечо. Годе Дилманайте кто-то из ребят говорил, что этот парень ещё и спортсмен, Олимпийский чемпион по баскетболу. Она, конечно, сначала не поверила – разве можно играть с таким невысоким ростом? Но затем поняла, что он мог играть за счёт своих невероятно сильных рук, в которые с непреодолимой силой захотелось спрятаться.

И только сейчас Года заметила, что стоит и пялится на этого парня, как дурочка. А вокруг все давно уже прыгают и хлопают в такт новой заводной совсем не Советской мелодии.

* * *

Из-за того что я с детства испытывал стойкую неприязнь к всевозможному ура-патриотизму, к написанию хита, посвящённому октябрьской революции, пришлось подойти с выдумкой. Я собрал эту песню из двух частей. Музыку взял у Даргомыжского, а слова у Пушкина. И это сейчас была шутка, потому что музыку я одолжил у группы «Kiss» из песни «I Was Made For Lovin' You». Что в переводе звучало примерно так: «Иди ко мне детка, я тебя буду любить». Кого призывал в свою кроватку Пол Стэнли, бегая полуголым на женских каблуках по сцене, лично мне было до фонаря. Зато когда я на этот драйвовый мотив положил немного переделанные слова «И вновь продолжается бой» – вышло улётно!

И прибалтийская молодёжь лишь заслышав первый гитарный рифф, буквально «слетела с катушек».

И вновь продолжается бой, – запел своим неповторимым голосом Ободзинский:

И сердцу тревожно в груди,

Ведь счастье, когда молодой,

Победы ещё впереди! Е-и-е-е-е!

Санька выдал дробь на ударной установке, и мы с Вадькой на бэк-вокале включились в припев:

С неба милостей не жди больше,

Жизнь для правды не щади!

В этой жизни нужно быть жестче,

Только с правдой по пути!

* * *

Когда комсомолка Евгения Зарайкина услышала, как звучит специальная патриотическая песня, её чуть-чуть не хватил «кондратий». Ведь она всего лишь видела текст, в котором все было с идеологической точки зрения идеально. А тут – крик какой-то шпаны из подворотни:

Неба утреннего стяг,

В жизни важен – каждый шаг.

Слышишь, реют над страной,

Ветры яростных атак! Е-и-е-е-е!

И вдруг, когда уже Зарайкина готова была провалиться от стыда под землю, вся молодёжь в зале дружно подхватила забойный припев:

С неба милостей не жди больше,

Жизнь для правды не щади!

В этой жизни нужно быть жестче,

Только с правдой по пути!

* * *

Для того чтобы поддать ещё энергетики я стал нажимать все подряд педали самопальной светомузыки. Первая – быстрое переключение автофар через одну, вторая – медленное переключение, третья – переключения стоек с фарами, четвёртая – весь свет погас. Пятая – все фары зажглись! И наконец, Валера затянул последний третий куплет:

С самой неприступной высоты,

Весть летит во все концы.

Будут новые победы!

Встанут новые бойцы! Е-и-е-е-е!

* * *

Внезапно музыканты разом прекратили играть, и лишь один барабанщик продолжил, как сумасшедший лупить по своим бедным барабанам. И Года Дилманайте поддавшись всеобщему энтузиазму толпы, тоже запела простой и понятный припев:

С неба милостей не жди больше,

Жизнь для правды не щади!

В этой жизни нужно быть жестче,

Только с правдой по пути!

И вдруг резко музыка зазвучала вновь, а это парень, с которого она не спускала глаз, опустился на колени и прямо перед её лицом заиграл быстрое и мощное соло, перебирая по струнам сильными и страстными пальцами. А когда вся музыка стихла. Гитарист подмигнул весело персонально ей, встал, подошёл к микрофону и крикнул:

– Спасибо Вильнюс! Это было по-революционному сильно! А теперь опять о любви.

* * *

«Ещё немного итальянской эстрады для нашего нового звучания не повредит», – подумал я, когда ещё там, в Москве, переделывал творчество Riccardo Fogli и его знаменитую вещь «Storie Di Tutti i Giorni» на русский язык.

– Тинь, тинь-тинь, тинь-тинь, ту-ту-ту-ту, ту-у, – заиграл на клавишах Космос знаменитый в тех будущих восьмидесятых годах проигрыш.

А я, врубив примочку «Fuzz», вовремя поддержал эту тему на соло-гитаре. На тнацполе же народ вдруг закричал и засвистел, как будто мы играем что-то для них очень знакомое. Кстати, в оригинале победитель конкурса Сан-Ремо Риккардо Фольи этот свой шедевр начинал петь без раскачки, эту порочную практику мы, «Синие гитары», безжалостно пресекли. Поэтому прежде чем запел наш Ободзинский, мы отыграли полноценные два квадрата, во время которых на сцену вновь выбежали девчонки переодетые в национальные литовские костюмы.

Стой, маску сорви,

Всё, что в душе накипело, открой.

Зла на меня не таи,

Счастье – туман обратилось росой.

Стой, и пусть провода разнесут эту весть!

Пусть взорвётся гроза, ты скажи всё что есть!

Ведь любовь это не игра.

* * *

Комсомолка Зарайкина уже, проклиная всё на свете, думала – что написать в отчёте? Кого обвинить в политической близорукости из-за скандальной патриотической песни? И вдруг сладкий голос Ободзинского и красивая мелодичная музыка, которая уносила в жаркие южные страны, к тёплому ласковому морю, вновь сбили с верного идеологического настроя.

Меня прости и позабудь!

И поцелуй пускай летит в последний путь!

В пустыне мёртвой, где любовь жила,

Зима все скроет добела!

И лишь часы счастливых дней,

Как миражи живут в душе моей.

* * *

Я когда сочинял припев для итальянских «Обычных историй», то ни разу не смог нормально пропеть последние две строчки. А Валере хоть бы хны – «дерёт глотку» и улыбается.

Мы снова вставили небольшой инструментальный проигрыш перед вторым куплетом:

Стой уходить не спеши,

Может ещё не поздно успеть

Для беспокойной души

В клочья порвать запретную сеть.

Стой, и пусть провода разнесут эту весть!

Пусть взорвётся гроза, ты скажи всё что есть!

Ведь любовь это не игра.

* * *

«Какой голос! – стоя в боковой кулисе, восхищалась хореограф Данута Вайнюнене. – Просто в обязательном порядке нужно включить современное творчество в народную программу! И девочкам нравится».

Проходит день, проходит ночь,

Мы словно звёзды летящие прочь.

На самой кромке забытого сна

Остались клятвы, мечты и весна!

И лишь часы счастливых дней,

Как миражи живут в душе моей…

* * *

После того как отгремели овации в конце двухчасовой дискотеки, я вдруг вспомнил, что у нас осталось ещё интервью для газеты «Советская Литва». К слову сказать, в Таллине в это время издавалась «Советская Эстония, а в Риге – «Советская молодёжь». Из этого возникал законный вопрос – кого и чем Латвия обидела, что её даже нет в названии?

– Мужики, хорош с проводами возиться, завтра всё равно здесь же выступаем, – махнул рукой я. – Пошли с прессой общаться.

– А я? – Жалостно посмотрел на меня Космос Иванов.

– А ты? – Задумался я на секунду. – С шишкой на лбу и со сломанным зубом, сядешь за нашими спинами и будешь, скромно кивая, со всем соглашаться. А если живой в Москву вернёшься, то я свечку в храме поставлю Николаю Чудотворцу.

В гримерке перед интервью мы всё же позволили себе налить горячего чая. А корреспондентом оказалась очень красивая литовская девушка. Хотя если бы не её прибалтийский акцент, то от минчанки или москвички отличить сероглазую и русоволосую барышню было бы не возможно.

– Знакомьтесь – это Года Дилма… Дилма…, – попыталась произнести трудную фамилию Зарайкина.

– Года Дилманайте, – быстро протараторила своё имя сама представительница литовской газеты. – Скажите, кто сочиняет ваши чудесные песни?

– Это у нас всё пишет Богдан! – Высунулся с задних рядов Космос Первомаевич. – А ещё скоро мы досочиним настоящий убойных хит – «Белую стрекозу любви», это такие наши творческие планы. На будущее, так сказать.

– Спасибо, – поблагодарила Космоса девушка. – Что вас вдохновляет на творчество?

– Ну, это когда как, – ответил за всех Первомаевич. – Вот если грустно на сердце, тогда лирика прёт, а если весело – танцы. Тут ведь, в творчестве рецептов не бывает…

Я громко прокашлялся и Кос не то сбился с мысли, не то понял, что сейчас лучше помолчать, однако эффект вышел нужный – заткнулся.

– Вы лучше напишите, что у «Синих гитар» начинается целый гастрольный тур, Вильнюс, Рига и Таллин, – сказал я. – И мы, музыканты группы, очень рады, что подарим свою новую концертную программу всем братским прибалтийским народам. Как говорил Сократ: «Если нет общения, нет и дружбы». А музыка, кстати, как и спорт – это универсальные языки общения.

Глава 32

Солнце еле-еле выползло из-за горизонта и сквозь высокие стройные сосны и хилые осинки оно высветило для меня узкую тропу. Какого лешего на самой заре я припёрся в загадочный латвийский Покайнский лес? Да просто головой знатно трюкнулся! Никогда такого не было, чтобы я среди ночи подскочил и, как ужаленный, быстро накинув на себя концертный костюм и пальто, выбежал из гостиницы. Потом залез в микроавтобус и, повернув ключ зажигания, поехал не абы куда, а сторону маленького городка Добеле. Почему именно в Добеле, а не на берег живописной Юрмалы? Я не понимал.

Ведь вроде всё было хорошо. В Вильнюсе три дня пролетели, как один, овации, толкотня и битва за билетами на входе в ДК. На второй день перед гостиницей, где мы жили, первые фанатки написали на асфальте: «Валера – мы тебя любим!»

Даже у меня небольшое романтическое приключение нарисовалось. Года Дилманайте сначала пригласила в кино, потом в кафе мороженное, потом старый город посмотрели. Обещала приехать и в Ригу на наш концерт. А я и рад был этому, и не рад. Мысль о том, что амурное дело может закончиться очень плохо, не давала покоя.

А вот на третий день даже погулять по Вильнюсу нормально не получилось. Правда, тогда я вышел на променад со своими архаровцами из «Синих гитар». Поклонницы просто одолели. Валеру Ободзинского дергали за руки. Просили автографы. Пока ещё скромного парня задёргали, а нас затолкали. А когда микроавтобус утром четвёртого ноября уезжал в Ригу, проводить пришло наше ВИА человек триста. И мы полчаса терпеливо раздавали автографы. Ведь проявлять уважение к поклонникам – это вообще правило хорошего тона для «звезды» любой величины.

В Риге первый день прошёл тоже замечательно. Только у Космоса Первомаевича от флюса щёку раздербанело – «будь здоров», как-то неудачно полечили ему зуб. И так, по мелочи, Зарайкина устроила маленький скандальчик, потребовав исполнения песни «И вновь продолжается бой» привести к более официальному и сдержанному тону. Из-за чего была послана искать спелые киви на рижском рынке, и без них не возвращаться. Всё было отлично, так почему же этой ночью я куда-то понёсся?

«Странное местечко, – подумал я, шагая между холмов, по кривой лесной дорожке. – Хорошо хоть место хоженое, натоптанное. И когда внезапные проблемы с головой закончатся, меня кто-нибудь найдёт и выведет обратно на свет Божий! Кстати, а что это за странная фигура впереди в сером балахоне? Неужели Гэндальф Серый собственной персоной?»

Дед в балахоне и с длинной кривой палкой, который тоже какого-то фига забрёл сюда на рассвете, заметил меня, и поднял праву руку.

– Лабден! – Крикнул я. – Красиво у вас тут. Воздух хороший. Предлагаю загасить по-быстрому Око Саурона и по домам, а то у меня сегодня ещё один концерт во Дворце культуры ВЭФ.

– Я давно тебя жду, – с загадочным видом проговорил заранее заученную фразу Гэндальф.

– Послушайте гражданин с посохом, а может у вас в Риге лимонад какой-то особенный производят, что штырит не по шуточному? И все это вокруг, и ты – Гэндальф Серый лишь плод моего больного воображения? – Я больно ущипнул себя, и всё равно не поверил, что это явь.

– Иди за мной, у нас мало времени, – сказал дед в балахоне и быстрым широким шагом повёл меня дальше вглубь лесной чащи.

«Остался последний способ проверить сон это или нет», – подумал я и крикнул:

– Атас менты!

– Что? – Резко обернулся Гэндальф.

– Милиция вон из кустов выпрыгивает! Спасайся, кто может! – Добавил я драматичности в свой голос.

Вмиг вся таинственная загадочность с Гэндальфа улетучилась, и он, подобрав полы длинного балахона ломанулся куда-то сквозь лысые осенние кусты. Само собой по пересечённой лесистой местности далеко убежать он не мог. Дед запнулся за первую же корягу, которую в это время суток разглядеть было невозможно, и лихо шмякнулся в лужу. Далее раздались ругательства на латышском языке.

– Всё вставай! – Окрикнул я псевдо друида. – Пронесло. Милиция была не по нашу душу. И них сегодня сдача норм ГТО. Кросс в полном боевом обмундировании.

– Зачем ты так шутишь? – Обиделся Гэндальф, размазывая грязь по балахону. – У нас время очень мало. Пошли!

– Это не шутки, – я тоже обиделся. – Это защитная реакция. Я не понимаю ничего: зачем сюда приехал, кто ты такой и куда я должен с тобой пойти? Кстати, пошли, может так ясность и наступит, – сдался я.

И мы опять припустили по кривой тропе, которая опоясывала крутые покрытые соснами холмы. Иногда из земли выглядывали разного размера валуны. Солнце уже поднялось на достаточную высоту, и Покайнский лес заиграл оранжевыми красками. Дед, который лишь из-за бороды и седых волос казался старым, был не так уж и стар, и звали его не Гэндальф, а Улдис.

– Видение мне было, – объяснял на ходу Улдис. – О том, что нужно встретить поутру сего дня, одного парня и проводить к волшебному камню. У меня ведь и дед, и прадед – ведуны. Я – потомственный.

– Аха, астролог самоучка, – соглашался я. – Таролог шулер и хиромант иллюзионист.

В таком бешеном темпе мы отмотали, наверное, километров пять.

– Сейчас, сейчас, – бубнил ведун.

И чем чаще он это повторял, тем сильнее портилась погода. Небо как будто сердилось за то, что мы подбираемся к некой опасной для всего живого тайне мироздания. Улдис на небольшой полянке внезапно встал и посмотрел на хмурые облака.

– Лиетуонис сердится, нужно спешить, – тихо шепнул он и погрозил небу кулаком.

– Авада Кедавра, – пробормотал я и тоже погрозил причудливым зловещим облакам.

– Сейчас, сейчас, – тяжело выдохнул ведун и побежал ещё быстрее, не хуже баскетболистов из сборной СССР.

И вот, когда из-за поворота выглянул большой, размером с хороший внедорожник камень, Улдис тяжело дыша, сделал ещё пару шагов и низко согнувшись, показал на него посохом.

– Иди туда и прижмись спиной к камню, – на выдохе пробормотал латышский ведун.

– А может не надо? – Я что-то разволновался и потрогал амулет от Тьмы, который давно уже носил как простое украшение. Амулет странно вибрировал.

– Быстрее! – Улдис зыркнул на меня дикими глазами, с которыми маньяки обычно бросаются на свою жертву.

– Хорошо, только не надо так волноваться, – сказал я и пошёл к тёмно-серому камню.

На удивление, для нулевой температуры воздуха, он оказался тёплым. Я кисло улыбнулся, посмотрев на сосредоточенную фигуру ведуна, и лёг на камень спиной. Сотни мелких невидимых иголок прямо через одежду вонзились в мою кожу. В голове сначала наступила полная ясность, а затем резкая тьма, которая длилась всего пару мгновений. И вот уже я увидел туман, воду, кусты смородины, причудливые кривые берёзы, Мару, Велеса и Перуна.

– Ну, наконец-то, – недовольно бросил Перун.

– И вам здравствуйте, – хмыкнул я. – Что у вас тут опять случилось? Крокодил не ловится? Не растёт кокос?

Велес и Мара буквально одними кончиками губ улыбнулись, что ни осталось не замеченным для Перуна.

– А вы ты чего радуетесь? – Вспылил он. – Пошли на поляну, всё уже давно готово.

Уже знакомой для меня тропой, мимо застывшего во времени леса, мы прошли к каменному трону, который спинкой упирался в толстый и кривой дуб. А рядом в воздухе на высоте двух метров висела светящаяся прозрачная сфера, размером с баскетбольный мяч.

– Вставай под модулятор, – скомандовал вредный Перун, у которого видать сегодня было воинственное настроение.

– А как же не стой под стрелой? Или врёт техника безопасности? – Брякнул я, но видя, что дело серьезное встал под светящуюся сферу.

Минуты три вокруг меня ходила вся Божественная троица. Они о чём-то шептались, и чему-то удивлялись.

– Я же говорил, другого нужно было перемещать! – Вновь вспылил Перун. – Он только снаружи выглядит нормальным! А внутри он псих законченный! Ты понимаешь, что ты натворил? – Спросил он меня.

– Натворит, – поправил коллегу по славянскому пантеону Богов Велес.

– Ну, хватит загадок! У меня сегодня концерт вечером, а мне ещё в Ригу возвращаться, – немного обиделся я. – А там, в лесу, между прочим, Лиетуонис сердится. А вдруг его Авада Кедавра не берёт и ведун Улдис, возможно, только на словах Лев Толстой, а на деле… Кхе-кхе.

– Спокойно, – Велес положил руку на плечо своего младшего брата Перуна. – По модулятору выходит вот такая невесёлая штука. Так уж Творцом заведено, что в мире всегда есть плюс и минус. Если на одном конце Земного шара люди живут хорошо, в бытовом плане, легко и расслабленно, то на другом будут жить в вечной борьбе и в вечной нужде. В этом есть свой высший смысл. Через это люди прогрессируют духовно.

– А ты, – продолжила Мара, – через год введёшь свои евро. Ещё через год обвалишь доллар с помощью гиперинфляции по типу финансовой пирамиды МММ. И поменяешь плюс и минус местами на вашей Земле. Там в Америке будет вечная нужда, несменяемые тираны у власти – с криками вокруг нас одни враги, и надо сомкнуться вокруг уникальной духовности! А в России и всей Европе наоборот процветание. Ты ведь ещё перетянешь всех умнейших людей к вам сюда. Чтобы здесь был технологический центр мира, а не там. Спортивную индустрию и музыкальную уже стал перемещать.

– Вам случайно в детстве не говорили, что копаться в чужих мыслях не хорошо, – пробурчал я.

– Ты против кого прёшь?! Против самого Творца! – Опять занервничал Перун. – Тебе уже с женщинами прилетело, так это только цветочки. Хочешь ягодок? Так вот не будет тебе ягодок. И тебя не будет после нового года.

– Вопрос на уточнение, – я прокашлялся, чтобы собраться с мыслями. – А новый год, который последний – это какой год по цифре?

– Не придуривайся! – Крикнул Перун. – Твою бессмертную душу распылят на эфирные частицы, навсегда! И очень скоро. Я же говорил, надо было другого в 1960 год тащить. Захватили бы лучше какого-нибудь «Кулибина», он бы своей отвёрткой ковырял бы по-тихому, глядишь, был бы толк! А этот же псих нахальный!

Бог всех славянских воинов так распсиховался и махнул рукой, что модулятор разлетелся на множество маленьких светящихся искорок. Зато наступила пауза, во время которой все немного успокоились.

– Ты ведь должен был скруглить углы, – грустно призналась в цели эксперимента Мара. – «Соломки подстелить» во время развала СССР, во время перестройки, чтобы народу погибло намного меньше. Ты должен сейчас просто отказаться от идеи с евро и всё. Жить будешь хорошо, денег будет у тебя навалом.

– И в личной жизни тоже, – кашлянул Велес, – много всего будет.

– Ну?! – Перун уставился на меня, как на своего рядового бойца.

– У Игоря Талькова есть такие стихи, – я задумался на несколько секунд, вспоминая их:

Я пророчить не берусь,

Но точно знаю, что вернусь.

Пусть даже через сто веков

В страну не дураков, а гениев.

И, поверженный в бою,

Я воскресну и спою.

На первом дне рождения

Страны, вернувшейся с войны.

– Я понимаю, что Творцу с его колокольни виднее, – я поднял глаза вверх. – Но я не вижу, а в каком месте страна дураков, может превратиться в страну гениев? Где этот поворотный момент духовного прогресса, к которому сподвигает нас Творец? При жизни в вечной нищете и нужде. Когда ежедневно идёт борьба за революцию, потом борьба против контрреволюции, битва за урожай, интернациональный долг, борьба с несунами, борьба с разрухой, борьба с коррупционерами, битва за перестройку, борьба с нищетой, битва против всего мира. Вы меня перетащили из 2018 года, когда я птичек в заповеднике фотографировал. Я ведь в лес убежал, потому что больше видеть не мог своих соплеменников, которым пропагандой весь мозг размыли. У них же на всё в Мире всего две точки зрения – одна своя, другая – неправильная. Да и то, та, что якобы своя – это то, что им в уши авторитетно «насвистели». И не собираюсь я Америку гнобить в будущем, и вообще никого разорять, всем всего хватит. Ведь главное чтобы не было бедных, а люди дальше сами во всём разберутся.

– Так ты что решил? – Не понял моей речи Перун.

– А вдруг Творец меня не тронет, ни до, ни после нового года, может он где-то плюс с минусом перепутал, случайно, вдруг ещё исправится, – я кисло улыбнулся.

– Психически законченный идиот! – Выпалил бог всех славянских воинов и хлопнул в ладоши.

Меня как будто пружиной откинуло прочь от горячущего камня. Надо мной тут же склонился потомственный ведун Улдис.

– Ты как? Что тебе духи сказали? – Спросил он.

– Сказали, что с 31 декабря по 1 января 1961 года земля налетит на небесную ось, – я встал и сделал небольшие разминающие мышцы упражнения.

– А мне что делать? – Испугался ведун.

– Субботник организуй, а то у вас тут в магическом лесу всё буреломами поросло, коряги на каждом шагу бегать мешают. Дорожки нужно будет расчистить, листву пожухлую собрать. Таблички везде развесить. Да и белок бы тут что ли для разнообразия развели, – я махнул рукой. – А то не лес, а тоска зелёная.

– Так мало времени до нового осталось, – пробормотал задумчиво Улдис.

– Ничего, ещё поживём, – сказал я и медленно пошёл в обратный путь, в Ригу.