Текст книги "Туманная река 4 (СИ)"

Автор книги: Владислав Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Вот так всегда, кому-то всё, а кому-то шиш с маслом, – махнул рукой Жора.

На фуршете сладкие речи в честь министерства культуры лились непрекращающейся рекой. Трещалов дружески подмигивал чиновнику и постоянно ему подливал в коньяк новый коньяк. Володя Высоцкий сидел на фуршете «чернее тучи».

– Ну почему я всё это должен терпеть? – Шептал он мне на ухо. – Вся эта ситуация просто – омерзительна! Мы сделали хорошо свое дело, почему нужно ещё перед кем-то унижаться?

Хорошо, что через полчаса мужчина из министерства пытку лестью и крепким алкогольным напитком не выдержал. Иначе могло бы дойти до драки.

– Галина Сергеевна, – обратился я к директрисе. – Придержите товарища, чтобы он на пол со стула не грохнулся.

Я порылся в портфеле чиновника, и выудил оттуда нужный бланк и свой подарочный набор из механического карандаша и автоматической ручки с закрытым пером. Затем бланк лег перед мутным взглядом товарища из культуры, а ручку я втиснул ему в пальцы практически насильно.

– Напишите, пожалуйста, – я чуть-чуть подтолкнул мужчину. – Одобряю, и поставьте здесь свою подпись.

– А если я не одобряю? – Чиновник похлопал глазами.

– Если вы не одобряете планы нашей Коммунистической Партии, и против Мира во всём Мире, то так и пишите, – я ткнул пальцем в бланк.

– Тс-с-с! – Мужчина приставил указательный палец к губам. – Партию и Мир я всем сердцем…

После чего чиновник потряс головой, написал, что всё одобряет и влепил размашистую завитушку со своими инициалами.

– Теперь-то можно выпить?! – Бурков потянулся ко второй непочатой бутылке коньяка.

– Нет! – Легонько хлопнул ладонью по столу Высоцкий. – У нас завтра вечером представление для газетчиков.

– Кто ж так стучит? – Товарищ из культуры громко икнул. И как дал со всей силы кулаком по поверхности стола, что все рюмки разом попадали, и на пол полилась тоненькая струйка непонятного напитка под названием «Гранатовый сок».

Глава 19

Ближе к одиннадцати часам вечера, наша разношёрстная компания показалась на крыльце ДК Строителей. Чиновника из министерства культуры, который нарезался до бескультурного состояния, надо признать не без нашей помощи, мы с Высоцким выволокли, как раненого бойца с поля неравного боя.

– Куда? – Коротко бросил поэт.

– Галина Сергеевна, может его в медвытрезвитель сдать? – Спросил я директрису, которая замотала головой и схватилась за сердце. – Понятно, довезем до квартиры в лучшем виде. Володь, давай его в автобус.

Другой Володя, который Трещалов, открыл настежь двери в свой персональный «лимузин».

– Спасибо деду за «Победу», – хохотнул он. – Кому в центр залетай!

По пути с актёром оказалось Высоцкому, Шацкой и Жоре Буркову. В конторский микроавтобус уселись, кроме меня на водительском кресле и лежачего в беспамятстве чиновника, директор ДК Ларионова и Света Светличная, которая сегодня была немного грустна.

– Втравил ты меня в историю, – недовольно проворчала директриса.

– Я, Галина Сергеевна, поверьте, думаю не о себе, – я завел автомашину. – Наши «Гитары» сейчас на гастроли поедут, возможно, надолго. Кто вам будет план давать? Только театр.

– Езжай молча, и без тебя тошно, – отвернулась и уставилась в черноту за окном Ларионова.

По практически пустым московским улицам я довёз тело ценного работника культуры за пятнадцать минут. Ещё пять минут эту тушу, под понукания директрисы, я затащил на четвёртый этаж. Жил, надо сказать, чиновник по меркам 1960 года не плохо. Отдельная двухкомнатная квартира, новенькая мебель, телевизор.

– Клади на диван, – скомандовала Галина Сергеевна.

– А давайте ему непочатую бутылку коньяка откроем и нальём в стопарик, – предложил я. – Пусть рядом стоит на табуретке. Проснётся, опохмелится и ещё сутки из дома никуда не пойдёт. А к понедельнику и не вспомнит, что он там кому подписывал.

– Правильно, – согласилась директриса. – В следующий раз будет меньше пить.

Шебутной и нервный день закончился для меня лишь ближе к полуночи. Когда мы со Светличной вошли в квартиру, Санька Земакович со своей зазнобой уже видели первые сны. Ведь дверь в его комнату была закрыта и за ней была тишина.

– Будешь кофе? – Тихо спросил я актрису.

Света неопределённо пожала плечами, но на кухню со мной прошла. Я насыпал в турку уже заранее намолотые зёрна и, добавив внутрь воды из-под крана, поставил медную емкость на огонь. Внезапно Светличная встала с места, подошла и прижалась со спины всем телом ко мне.

– Не волнуйся, я ещё крепко стою на ногах, – улыбнулся я.

– Я знаю, ты сильный, – прошептала актриса.

Кофе забурлил в турке, и я быстро выключил газ. Затем оставив горький и ароматный напиток на плите, я развернулся и уже сам прижал Свету к груди.

– Иногда на крутой и скользкой дороге лучше притормозить, – сказал я девушке в самое ухо. – Примерно дня на три.

– Чтобы не наломать дров? – печально улыбнулась актриса.

– Чтобы на этих дровах больно не обжечься, – я аккуратно освободился из таких соблазнительных объятий.

На следующий день на улицу Станкевича к зданию бывшей Англиканской церкви вся наша уже не дружная команда «Синих гитар» приехала вовремя, к восьми часам утра. Вадька, Санька и Лиза прибыли со мной на микроавтобусе. Толик и Наташа подъехали на такси. Мы, прохладно поздоровавшись, уже с инструментами в руках вошли в странное помещение Всесоюзной студии грамзаписи.

На втором этаже, где располагался малый зал, нас как родных встретил звукорежиссёр Артамоныч.

– Друзья мои! – Не сдерживал он эмоций. – Кому рассказываю, что записывал самих «Синих гитар» никто не верит! Вся Москва гудит от ваших песен. Да что Москва, я в Прибалтике был недавно, там просто от вас сума сходят! Толечка! Наташечка!

Артамоныч расцеловал наших солистов, которые еле-еле выдавили из себя подобие улыбки.

– Артамоныч, ты ли это! – Закричал и я. – Где не играли, я всем рассказывал, какой специалист работает в грамзаписи. Вот такой мужик! – Я, показав большой палец вверх, тоже по-братски его обнял, – давай родной, присаживайся за свои волшебные кнопочки, начнём творить новую музыкальную историю. А потом, лет через двадцать снимут документальный фильм про легендарную группу «Синие гитары», где возьмут интервью и у тебя. Сидишь ты такой на фоне сотен пластинок, старенький, седенький, вспоминаешь эти дни и плачешь.

И Артамоныч тут же, не дожидаясь светлого будущего, представив те далёкие времена, пустил маленькую трогательную слезинку.

В помещении за толстенной дверью, которая обеспечивала полнейшую звукоизоляцию, мы довольно шустро подключили настоящие фирменные гитары и электропианино, и наконец, посмотрели в глаза дург друга.

– С чего начнём запись? – Толик провёл по струнам соло-гитары.

– Сначала запишем для танцевального маленького диска две песни «Мы едем в Одессу» – на одну сторону пластинки и «Косил Ясь конюшину» – на другую, – я вынул из сумки школьную тетрадь в клеточку. – Вот дописал ещё один куплет для «Одессы».

– И когда ты только успеваешь? – Хмыкнул Санька.

– Ночами не сплю, – пробурчал я.

– Кто бы сомневался, – недовольно бросила Наташа и покосилась на Лизу.

– Ребята, ну вы готовы? – Спросил через микрофон из аппаратной, которая была за стеклом, Артамоныч.

– Ещё минуту! – Крикнул я. – Значит так, – обратился я уже к музыкантам. – Первый квадрат – вступление, играют барабаны, басуха и клавиши. Далее два квадрата поём припев: «Мы едем, едем, едем, едем, едем в Одессу…» Четвёртый квадрат куплет:

Аэропорт. С трапа самолёта

Сойду морским воздухом, дыша.

Возьму такси и, счастьем опьянённый,

Бульвар Приморский увижу я.

– Пятый квадрат – импровизация. Бас, барабаны и клавиши. Шестой – импровизация, бас, барабаны, соляга и ритм-гитара. Далее два квадрата – припев. Девятый квадрат второй куплет:

И по волнам на белом теплоходе,

Под крики чаек я прокачусь.

Я не забуду – нежный шум прибоя,

Пройдут года, и я сюда вернусь.

– Ну, и так далее, здесь всё четко расписано, – я вырвал несколько листов из тетради и раздал всей группе. – Я сейчас пройду к Артамонычу, за стекло. Проконтролирую, чтобы все инструменты звучали, как следует. А то он нам опять «Ландыши» сделает, светлого мая привет.

Первый дубль «Мы едем в Одессу» вышел так себе. В двух импровизациях мы были не на высоте. Второй дубль получился почти хорошим, но почему-то мимо нот сыграл Толик Маэстро, чего никогда за ним не водилось. После чего он долго злился на себя и косо поглядывал на нас. Зато третий дубль получился сказочным. А когда мы закончили его играть, за стеклом в аппаратной раздались дружные аплодисменты минимум десяти человек. Оказывается, со студии сбежался почти весь народ, чтобы позырить, как рождается новая музыкальная история.

– А чё это вы здесь делаете, а? – Спросил я, заглянув в аппаратную. – Рабочий день советского человека в самом разгаре, а вы загораете?

– А мы…, – разволновалась какая-то молоденькая симпатичная девчонка. – А мы принесли вам кофе!

– Перерыв пять минут! – Скомандовал я своим «Синим гитарам». – Артамоныч, мне позвонить нужно, где у вас переговорный пункт?

– Вон, пусть тебя Краснова проводи, – кивнул звукорежиссёр на свою находчивую молоденькую коллегу.

И девушка посеменила своими милыми ножками по длинному коридору.

– А, правда, вы все песни сами сочиняете? – Тараторила она. – А правда у Анатолия есть уже невеста? А правда, что вы ещё играет в футбол?

– Да, нет, нет, – строго по пунктам ответил я.

Наконец, мы добрались до телефона, который находился в приёмной директора.

– Вот здесь я работаю, секретарём, – похвасталась девушка.

Я достал из заднего кармана синих джипсов записную книжку, где все номера у меня были записаны без алфавитного порядка. Поэтому я несколько раз чертыхнулся про себя, выискивая телефон главного редактора «Пионерской правды». Наконец, мои глаза наткнулись на нужное имя, и я не теряя ни минуты, набрал телефонный номер. Благо Татьяна Владимировна Матвеева была на месте и к тому же сразу меня узнала.

– Когда же вы Богдан придёте к нам в гости? – Грудным с небольшой хрипотцой голосом спросила меня редактор детской газеты. – Витусику нужно уже приниматься за вторую книгу. Читатели письма шлют мешками!

– Торжественно обещаю и как бывший пионер клянусь, честное пионерское буду у вас в последних числах октября, – я подмигнул, секретарше Красновой, которая усиленно «грела здесь уши». – Срочно нужна ваша помощь.

– Неужели такому симпатичному мужчине, никто помоложе уже не может и помочь? – Хохотнула в трубку Матвеева.

– Чего греха таить, некому кроме вас утолить мои печали, – засмеялся и я.

– Вы так далеко можете дошутиться, – продолжала кокетничать Татьяна Владимировна.

– Сегодня в семь вечера в ДК будет новая театральная программа, – я перешёл к сути. – Творческие встречи. Нужны на показ хорошие принципиальные журналисты из разных газет. Коньяк, закуски и фуршет входят в развлекательную программу.

– Да? – Удивилась Матвеева. – А насколько принципиальны, должны быть мои коллеги?

– Такие – «тёртые калачи», чтобы за отдельную плату написали любую восторженную рецензию.

– Ха-ха-ха, – засмеялась женщина на том конце провода. – Уговорили, так и быть…

«Чего только не сделаешь ради родного театра, – думал я, возвращаясь в студию. – Пришлось даже пообещать зреложенской музе бедного Витюши, организовать столик в ресторане. Естественно после того, как её коллеги вознесут в своих статьях творчество Высоцкого и компании на новую художественную высоту. И что-то мне подсказывало, что явится в ресторан Татьяна уже без писателя».

Перед записью песни белорусских «Песняров» «Косил Ясь конюшину», которая гремела в 70-х годах в будущем того моего мира, я снова вырвал листки из тетради, где были расписаны все квадраты.

– Всё понятно? – Спросил я музыкантов. – Здесь вступление, здесь куплет, проигрыш, снова куплет, проигрыш два квадрата и так далее.

– На трёх языках петь, что ли будем? – Толик почесал свой затылок.

– В этом и суть композиции, – я ткнул пальцем в схему. – Какую республику не возьми, что Украина, что Белоруссия, что Россия, юноши и девушки знакомятся одинаково, не отвлекаясь от созидательного социалистического и героического труда.

– План выполняют, – заключил Санька Земакович.

– Русское четверостишие не очень мелодичное получается, – сморщилась Наташа и напела русский куплет:

Косил Ваня клевер красный,

Косил Ваня клевер красный,

Косил Ваня клевер красный!

Марьи взгляд увидел ясный!

А Мария рожь срезала,

А Мария рожь срезала,

А Мария рожь срезала!

И Ванюшу видала!

– Ладно, главное музыка хорошая, – махнул рукой Толик Маэстро.

– Артамоныч! – Крикнул я звукорежиссёру. – Включай магнитофон!

Первый дубль белорусской песни ожидаемо вышел кривым и косым. Это на концерте, в динамике, не чувствуются косяки в музыке и вокале, а в студии всё как под увеличительным стеклом, все недостатки вылезают наружу. Второй дубль мы вообще не доиграли. Третий тоже. После четвёртого нервы не выдержали у Саньки и Вадьки.

– Толя проснись! – Гомонили они наперебой. – Что ты такое играешь? Куда лепишь мимо нот?

– Да пошли вы на…! – Вспылил Толик Маэстро. – Сами только вчера научились более-менее играть и ещё учить лезут!

– А если по мардасам сейчас накинуть? Полегчает? – Земакович грохнул палками о барабаны.

– Стоп! – Вмешался я. – Толя, соло партию играю я, на тебе ритм и вокал. Окей? Всё нормально, Артамоныч! – Крикнул я опешившему от нашего «рабочего процесса» звукорежиссёру. – Заводи шарманку!

Пятый дубль с первого же раза вышел на загляденье, просто – конфетка. Я сразу вспомнил, как ещё ребёнком слушал этот трек в мультфильме «Ну, погоди», где волк гонял зайца по пшеничному полю. Кстати, не плохо было бы подсказать отечественным мультипликаторам идею мультсериала про эту забавную парочку.

– Перекур пять минут, – пробубнил красный, как варёный рак, Толик Маэстро.

Я перешёл из звукозаписывающей комнаты в аппаратную, где прослушал записанные треки на магнитофон.

– Хит, – коротко высказался Артамоныч.

– Пометь, пожалуйста, – сказал я звукорежиссёру, – последние дубли «Мы едем в Одессу» и «Косил Ясь конюшину», это всё для отдельного маленького диска, для сингла. Точнее сказать для двойного сингла. Сейчас начнём писать восемь песен для второй пластинки.

– Что-то вы сегодня какие-то нервные? – Не то спросил, не то прокомментировал очевидное звукарь.

– Люди с возрастом, Артамоныч, меняются и порой не в лучшую сторону, – я пожал плечами.

– Надеюсь, вы тут не подерётесь? – Осторожно спросил он.

– Я тоже на это надеюсь, – хмыкнул я.

Дальше посоветовавшись с пока ещё друзьями, мы приняли решение записать все песни, где солировала Наташа. Так как Толик был, что называется на взводе. И в очень хорошем темпе, за час, мы записали песни из репертуара «Ласкового мая»: «Розовый вечер», «Белые розы» и «Капризный май». А вот с песней «Позвони мне позвони» застряли на полтора часа. Если Толик немного пришёл в себя и успокоился, то теперь Наташа, часто срывалась и кричала на нас, что мы не то и не так играем.

– И вообще! – Взвизгнула она. – Толя скажи, что мы хотели сказать после записи диска!

– В общем, – Толик заметно напрягся. – Мы переходим работать в «Москонцерт». Сегодня игрем вместе последний день.

– Набить бы тебе за предательство хавальник! – Выскочил Земакович из-за ударной установки.

– Артамоныч! – Крикнул я в аппаратную, – покури минут десять. У нас небольшая производственная летучка!

– Просьба отнестись к микрофонам и прочим проводам с уважением, – пробурчал звукорежиссёр, покидая своё рабочее место.

– И ещё из дома мы сегодня съезжаем, нам «Москонцерт» выделил две отдельные однокомнатные квартиры, – сказала Наташа.

– Заранее значит, готовились, – Вадька Бураков печально дёрнул верхнюю басовую струну.

– Сука ты, Толик! – Прошипел в лицо бывшему другу Санька.

И тут же кулак Маэстро прочертив размашистую дугу воткнулся Земковичу куда-то в скулу. Мы с Вадькой не сговариваясь растащили драчунов в стороны. Я сдерживал Маэстро. А Бураков соответственно Саньку.

– Сейчас только вылезу, убью! – Голосил обиженный Земакович.

– Ну, хватит! – Крикнул я. – Если мы расстаёмся, то давайте останемся хорошими товарищами. Ненависть ещё никому не приносила удачи.

– Я кстати тоже, завтра уезжаю в Ленинград, – сказала молчаливая сегодня целый день Лиза. – Я ухожу из группы.

Это известие «добило» всех, но и в то же время заметно успокоило.

– Всё, некогда плакаться, – я отпустил Толика из своих объятий на волю. – «Позвони мне позвони» берём предпоследний дубль, он вышел хорошим. У нас ещё четыре песни. Давайте работать.

– Зачем? – Чуть не плача пролепетал Санька. – Всё кончено!

– Стоп! – Я хлопнул себя по голове. – Какой же я болван! У нас ведь ещё одна песня осталась – «Верю я». Я думал, мы её на первую пластинку записали.

– Я тоже, – признался Толик Маэстро.

– Сейчас, кстати, самое время для неё, – согласно кивнул Вадька Бураков. – Потому что у нас только одна дорога возродиться из пепла, как феникс, огнём дыша.

Закончили мы запись всего остального музыкального материала ближе к полуночи. А пластинку таки и назвали – «Верю я». Толик и Наташа уехали первыми на такси, в свою новую самостоятельную жизнь. Фирменную гитару марки «Gibson Les Paul» Марков оставил нам, так как я его убедил, что в «Москонцерте» ему лучше будет сосредоточиться на вокале, а музыкантов там и своих хватает с избытком. Кстати, простились мы вполне мирно. Даже обнялись напоследок. Наташа и Лиза немного всплакнули. Я же стоял как человек, которого больно ударили в самое сердце, как будто часть меня умерла. Было и страшно, и интересно от того, что ждёт нас «Синих гитар» впереди.

Перед своим домом, когда мы уже отвезли Лизу, ещё минут десять я, Санька и Вадька сидели молча.

– Что теперь, Толик и Наташа будут ездить по стране и петь песни нашей группы? – Первым пришёл в себя Земакович. – Мы всё это сочиняли, а славу буду пожинать они?

– Да, теперь они нам как бы конкуренты, – пробормотал Бураков.

– Страна у нас огромная, на всех и славы и песен хватит, – махнул рукой я. – Завтра найдёте нового клавишника, помните, приходил на прослушивание, худой такой в очках. Имя у него ещё необычное было, и очень знакомое.

– Космос, – хохотнул Санька. – А отчество…

– Даздрапермович, – улыбнулся и я.

– Нет, – усмехнулся Вадька, – Первомаевич.

– Точно, Иванов Космос Первомаевич, – загоготал Земакович. – Кстати, отлично тогда сыграл.

– Давайте так мужики и поступим, – сказал я. – Завтра ты, Санька, ищешь этого Космоса из банды Саши Белого. А ты, Вадька – дашь объявление о прослушивании солиста в нашу группу «Синие гитары».

– Три вопроса! – Оживился Зёма. – Почему мы ищем солиста, а не солистку? Кто теперь будет играть на соляге? И кто такой бандит Саша Белый?

– Отвечаю, – ухмыльнулся я. – Нам нужен солист, чтобы обойтись на гастролях без слабого и впечатлительного женского пола. На соляге пока буду играть я, совмещая с соло ритм партию. А Саша Белый – это нехороший человек из книжки. А теперь спать. У меня ещё завтра последняя тренировка по хоккею перед важнейшей игрой.

– Наташка была права, – пробасил Вадька. – Тебя не переделать. То хоккей, то баскетбол…

– То шахматы, то шашки с Чапаевым, – прыснул от смеха Земакович.

– Да, жизнь бьёт ключом, и всем по головам, – добавил я.

Глава 20

На удивление дома в квартире меня и Саньку уже заждались. Нет, чтобы позвонить на мобилу, на крайний случай сбросить сообщение на пейджер. Но ведь нет же, нет же пока таких средств связи. Поэтому на кухне, мило общаясь под кофе и блинчики, сидели художница из ДК Маша Ларионова и актриса Света Светличная.

– А вот и мы, – устало улыбнулся Санька. – На одну пластинку записали девять песен, на другую две долгоиграйки. На этом хорошие новости закончились.

Девчонки перевели взгляд на меня.

– Наш бравый барабанщик сгущает краски, – я похлопал друга по плечу и сел за стол. – Толик, Наташа и Лиза покинули наш дружный коллектив сразу после студии звукозаписи. Теперь каждый из них займется своей сольной карьерой.

– А вы? – Сделала большие глаза Света.

– А мы бы сейчас не отказались от блинчиков со сметаной, – хохотнул я. – Как сегодня прошёл показ творческих встреч для прессы и новых зрителей?

Девушки переглянулись.

– У нас теперь всегда аншлаги и всё хорошо, – Светличная поставила чайник на плиту. – Только, Жора сорвался.

– Куда? – Хором спросили мы с Санькой.

– Нарезался с газетчиками до свинского состояния, – поморщилась Маша Ларионова. – Сейчас вон там – спит.

– Хорошо, то есть плохо, – я, не дожидаясь чая, один блинчик обмакнул в сметанку и откусил. – Завтра билет ему куплю в Березники. Там как раз одного актёра на сцене с краю не хватает.

– А как же юмореска про раков? – Встревоженно посмотрела на меня Света. – Весь зал так хохотал сегодня, что одному человеку стало даже плохо. Пришлось вызвать врача.

– А говорят ещё, что смех продлевает жизнь, – Земакович тоже попытался ухватить один блин с тарелки, но получил от Маши по рукам.

– Сейчас чай будет, – заворчала она.

– Это, смотря над чем смеяться, как смеяться и самое главное когда, – я доел свой блинчик, и подмигнул Саньке. – И вообще, я бы иллюзий по поводу смеха не испытывал. Дольше всех живут те, кто не высовывается, мнения своего не имеет, ни за что не отвечает, когда требуется кого-то осудить – осуждает, похвалить – хвалит. И вообще имеет очень гибкую совесть, чтобы легче было встраиваться в нужную струю.

Чайник на плите закипел, и Светличная разлила по кружкам кипяток, в который добавила из заварника немного подкрашенной под чай жидкости. Я сделал пару маленьких глотков и съел ещё один круглый и тонкий блин.

– Что ж, давай посмотрим на «самородка» из Перми, – я встал с табурета.

И мы со Светой прошли в комнату для гостей. Жора Бурков дрых, развалившись на спине, прямо на полу.

– Лёг, как на пляже, – грустно усмехнулся я. – Только зонта от солнца не хватает и кусочка газетки на нос, чтобы кожа не облезла.

– Он-то хорошо устроился, а где сегодня спать буду я? – Актриса подняла на меня большие светло-серые глаза.

– С сегодняшнего дня освободилась двухкомнатная квартира напротив, – я вынул ключи из кармана джипсов.

Где-то минут через пятнадцать, я перенёс раскладушку, в опустевшую после Толика и Наташи, квартиру. Так как одна комната была чуть побольше, я решил установить раскладную кровать в ней.

– Царские хоромы, – улыбнулся я.

– Мне здесь одной будет страшно, – испугано пробормотала Света.

– Что, ещё Буркова перетащить сюда, что бы он тебя успокаивал своим храпом? – Совершенно серьёзно спросил я. – Ладно, сейчас перенесу в соседнюю комнату свой матрас. Он легче, и к тому же не пахнет перегаром.

Ночью я долго ворочался. И так и эдак прокручивая в голове ситуацию, с которой столкнулась моя музыкальная группа, оставшись без половины состава. Меня смущала скорость распада «Синих гитар». Ведь всё у нас было: деньги, новые песни, гастроли, записи дисков, новые лучшие в мире инструменты! Ругались, конечно, иногда, но идеальных творческих коллективов не бывает. Пока в них кипит жизнь – споры неизбежны! И как-то очень быстро переманили Толика и Наташу в «Москонцерт», подарив им отдельное жильё. При огромном дефиците жилого фонда к 1960 году – это просто фантастика. Причём прямо перед важными гастролями. Неужели кто-то из правительства начал тихую войну против меня? Может, стоит кинуть ответку наугад?

Вдруг дверь в мою комнату приоткрылась. «Блин! Я же её не запер!» – промелькнуло в голове, и я приготовился отразить любую атаку. Однако «неожиданным врагом» оказалась Света, которая тихо юркнула ко мне под одеяло и прижалась всем телом.

– Мне там одной было очень страшно, – прошептала она.

– А мне здесь одному очень одиноко, – ответил я, накрыв её податливые губы своими…

Утром в субботу, перед тем как поехать на тренировку я посетил гостевую комнату. Артист Бурков, видать, почувствовав ночью дискомфорт, перебрался с пола на свободную раскладушку. И спал самым крепким сном праведника.

– Георгий Иванович, – я потряс его за плечо. – Георгий Иванович, быстрее вставайте, третья мировая война началась!

Жора открыл глаза и огляделся с немым вопросом на лице: «Куда это меня вчера положили?»

– Я говорю, инопланетяне прилетели, – я подмигнул актёру. – Годзилла съела все ящики со сгущёнкой в Ленинградском порту. Кинг-Конг забрался на Спасскую башню. Нельзя спать в такое неспокойное время!

– Что? – Прохрипел Бурков.

– Собирайтесь сегодня поедем в Березники, – я улыбнулся и показ большой палец. – Радуйтесь, возвращаетесь к родным берёзкам на Урал.

– Зачем же сразу так далеко? – Пробубнил Жора.

– Можно и поближе, – сказал я с совершенно серьёзным лицом. – Характеристику вам хорошую напишем: «Талант от Бога, но бухает много!»

– Надо же было как-то отметить успех, – Бурков, почувствовав, что тут цацкаться не будут, заметно занервничал.

– Жора, у нас здесь принято не отмечать успех, а развивать и укреплять его. Высоцкий однозначно дал понять, что пока работаете вместе – не пьёте. У вас сегодня в три часа представление, – я загнул один палец. – Завтра снова в три часа – ещё один показ, – загнул второй. – Я без шуток говорю, второго предупреждения не будет. И ещё новость получше – сегодня переезжает сюда, комната освободилась, будете на виду.

После отповеди «самородка» из Перми, я на кухне в турку насыпал молотый кофе и пошёл в квартиру напротив, готовить ароматный напиток себе и Свете. Не знаю почему, но кофе в постель после бурной ночи, лично для меня давно уже стал ассоциироваться с правилами хорошего тона, ещё из той – первой жизни.

– Доброе утро, – я поставил кружечку на поднос около своего матраса, где лежала, раскидав по подушке длинные волосы, очень красивая женщина.

Мне же пришлось пить свою порцию бодрящего напитка стоя. Ведь никакой мебели в квартире больше не было.

– Как это приятно, – пролепетала Светличная, открыв глаза.

– Я на тренировку, а ты обживайся пока здесь. Жору Буркова, чтобы он совсем не сорвался в алкогольный штопор, поселим в гостевой комнате. Мебель бы какую-нибудь раздобыть, – задумчиво пробормотал я.

– Иди сюда, – улыбнулась Света.

– Куда? – я тоже улыбнулся.

– Сюда ко мне, – она кивнула на матрас.

– Заметь, не я это предложил, – хохотнул я.

* * *

Тренер пермского «Молота» Виталий Петрович Костарев с большим трудом, оббежав множество столичных магазинов, раздобыл пять магнитиков круглой формы и столько же квадратной. А вот с прямоугольным из листовой стали куском, окрашенным в белый цвет, ему помогли в спорткомитете. На вопрос: «А где же на этом поле хоккейная разметка?» Ему ответили, не стесняясь в матерную рифму, и посоветовали пошевелить мозгами самому.

– Петрович, а где же на этом поле разметка? – Первое что спросили у тренера хоккеисты в подтрибунной раздевалке.

– А вы сами мозгами своими пошевелите, – бросил раздражённо он. – Тренируйте воображение.

– Спокойно мужики, – как всегда вылез на передний план и принялся руководить Богдан Крутов. – Сейчас изолентой оформим площадку по первому разряду.

Этот настырный и немного сумасшедший молодой парень вынул из сумки синюю и красную изоляционные ленты. Одна красная линия легла ровно посередине хоккейной коробки в миниатюре. Две синие линии отделили среднюю зону и, само собой, отгородили зону атаки, и зону защиты. Двумя короткими отрезами от чёрной изоленты обозначили ворота. Далее в ход пошли магнитики, которые легли на металлическое поле.

– Главные ошибки первой игры с Ленинградом, – начал свои занудные нравоучения Крутов. – Вы въехали в зону атаки, правильно расставились, но нельзя застывать на одном месте. Либо шайба должна быстро передаваться от игрока к игроку, либо вы сами должны двигаться. Допустим, защитник пошёл в атаку в край, крайний нападающий должен оттянуться и занять место этого защитника. Если, к примеру, центральный нападающий поехал в угол помочь в борьбе у борта своему партнёру, то с противоположного края нападающий занимает место центрального форварда перед воротами. Вот эти вот хоккейные кружева залог правильной игры в позиционном нападении.

Руку с места поднял нападающий Вовка Фокеев.

– То есть ты предлагаешь завтра играть так нагло и размашисто против чемпионов Мира и Европы, которых сам Тарасов тренирует? – Криво усмехнулся Фока.

– Да я предлагаю, отобрать у них шайбу и чаще её контролировать, а они пусть побегают, – Крутов задумался на секунду. – Как в старом анекдоте, когда бывалый бык учит молодого бычка сношать тёлочек: «Мы медленно-медленно спустимся с горы и постепенно перетрахаем всё стадо». А не так как вы привыкли, быстро прибежали, бросили разок и убежали.

– Скорострелы, – очень ёмко выразился ещё один баскетболист в команде хоккеистов Юра Корнеев.

После чего вся хоккейная команда «сломалась пополам» от смеха. «Настрой у парней хороший, весёлый, – удовлетворённо отметил про себя Костарев. – Ещё бы так же весело было бы завтра после финального свистка. А то с магнитиками на игрушечном поле любой дурак выиграет».

– Ну что бычки-скорострелы, – хлопнул в ладоши главный тренер. – Пошли на лёд. А то через час здесь уже «Торпедо» Горький тренируется.

– Прикинь, – сказал Фокеев остальным парням, – они вчера за счёт Коноваленко обыграли московское «Динамо» 2:1! Сенсация!

– Да, Сергееч сейчас стоит, как стена, – ответил партнёру нападающий Лёня Кондаков.

– Слышь, Богданыч, – обратился к Крутову защитник Курдюмов, – а давай Коноваленко твою маску «кошачий глаз» не дадим. Кстати и Коле Пучкову из ЦСКА тоже. А чё? Мы не обязаны.

– Ну да, – ухмыльнулся Крутов, – у соседа лошадь сдохла – радость, хата сгорела – праздник. А если вратаря сборной поломаем – народные гуляния.

– Соображай, что говоришь, – угрожающе шикнул на защитника Сева Бобров. – Я с Пучковым ещё за команду лётчиков выступал. Мы с ним первую Олимпиаду 56-го года брали.

– Ну, всё-всё! Нежные все какие стали, – пробурчал Курдюмов.

На льду в последней тренировке перед четвертьфиналом получалось многое. Виталий Петрович, который часто бывал во время хоккейных баталий «на взводе», с удивлением для себя отметил, какую-то внутреннюю умиротворённость. В его голове сложилась даже некая системность занятия. Вот ребята на одной половине работают над входом в зону атаки. А на другой стороне «Катка «Сокольники» наоборот тренируют выход из своей зоны. Затем Костарев пару раз дунул в свисток и команда, почти без понукания, стала работать над позиционным нападением и розыгрышем лишнего игрока. Потом пошли выходы два в одного, и броски в касание с переводом шайбы с одного борта на другой.

* * *

– Сева пас нужно делать подкидкой, по воздуху, – бросил я партнёру по команде, чуть-чуть запыхавшись.