Текст книги "Тутти Кванти"
Автор книги: Владислав Победоносцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
23
Экспресс «Питон», курсирующий по маршруту Восточное побережье – Е2, пластался над полотном уже больше четырех часов, но не поглотил и половины предписанного к этому сроку расстояния: витающий внутри него страх урезал скорость вдвое.
Вопреки обыкновению и строгой инструкции экипаж полным составом, пренебрегая отдыхом, истово, до слезоточения, бороздил взглядами магистраль, выискивая завалы и скрытые воронки. Да и посмели бы электролетчики не делать этого: контролируя их и дорогу, вместе с ними приникли к обзорному фонарю два трафальера, делегированные пассажирами и сменяемые ежечасно.
В отличие от сосредоточенной и молчаливой деловитости пилотской кабины, этой крохотной головки километрового желтого питона, все остальное его гибкое тело, сегментированное блоками индивидуальных кают, ресторанами, видеотеками, игровыми и спортивными залами, бассейнами, библиотеками, полнилось взвинченными восклицаниями и аналитическими диалогами, дикими россказнями и достоверными рассказами, нелепыми слухами и свидетельствами очевидцев, глупыми домыслами и провидческими умозаключениями, мирными собеседованиями и ожесточенными спорами, исповедями идущих по следу и заметающих след, гончих и гонимых, страшной правдой и страшной ложью…
– Да нельзя эту кормовщицу просто так убивать – ее надо умертвить годичными пытками! – гремел точно рубленный из колоды рыбак, оттесняя от барьера платного тира щуплого господина в добротном чиновничьем сюртуке. – У меня в доме на рыбу глядеть не могут, а она бриггов заразила! Любимое мясо у детей отняла. Чем их теперь кормить?
– Зачем паниковать? – раздраженным фальцетом возражал чиновный, норовя обойти колоду и вернуться к барьеру. – Она давно изолирована и не в состоянии продолжать свои преступные действия.
– И-эх, наивный господин, да у нее сообщники по всем фермам понасажены!
– Откуда такие сведения? – фальцетил чиновный, прорываясь к барьеру и хватая спортивный арбалет. – Вы следователь, статистик, эпидемиолог?
Колода нависла над прицелившимся было в стреба чиновным и неожиданно тихо справилась:
– Детвора по дому бегает? – И, не дожидаясь ответа, напророчила: – Вот когда она схватится за животики и сляжет, тебе будет все равно, кто я и откуда чего знаю, но беды уже не отведешь.
Рыбак вырвал из рук чиновного арбалет, навскидку сшиб стервятника с ветки, аккуратно вложил в ладонь обиженного монетку за выстрел и двинулся в каютный сегмент.
– Эй, меткач! – окликнул его, догоняя, хозяин тира. – А ты читал в «Часе» про копчужника, который…
– …набивал в копчености всякие обрезки и отходы вместо мяса?
– И которые из-за этого не жрали даже неприхотливые домашние луфы…
– И которого лихо распотрошил терцет…
– Который спроворили по настоянию «свс»…
– Которые прислали настоящие вероносцы…
– Которые уже сколачивают боевые фаланги…
– Которые уже поколачивают вероотступников… Нет, не читал! – Расхохотались: экспромтом возникшая игра понравилась обоим. – И тебе не советую: и есть перестанешь, и спать – такую жуть везде пишут!..
Хлопнув тирщика по плечу, рыбак перешел по гибкой сцепке в соседний сегмент, и первое, что услышал, притормозило его ход.
– Бессонница затерзала, – жаловался кому-то за приоткрытой дверью каюты грудной женский голос, – так и вижу: сует мне терцетчик «свс», а там намазюкано, будто я продаю больным дешевые снадобья, а деру за них как за дорогие. Могут ведь это пришить провизору? Вон в «Целителе» как отделали доктора См, а уж какой знаменитый хирург…
– Что ж он такого натворил? – испуганно спросил другой женский голос.
– Да я-то ни слову не верю, но пишут, что он обманывал несчастных опухольных, говоря, что поражения зашли дальше, чем было на самом деле. Ну и соответственно, дескать, стриг с них – якобы за спасение. Теперь вот его обгладывает терцет, а бедняги, лишившись целителя, уходят к нашей фиолетовой звезде легкой струйкой дыма.
– Укрепись во мне, вера, укрепись! – взвился испуганный голос. – Если таких знаменитостей поедают, кто ж за парфюмеров заступится? Я-то думала, на нашей фабричке терцет мигом разберется в поклепе: спятить же надо, чтобы подмешивать в кремы лишайные споры!
– А зачем такое злодейство?! Чего тут «боги» углядели?
– Вот злой умысел и углядели – породить массовую эпидемию: лишаи ведь очень заразны. А, мол, изнурительный зуд подсыплет хвороста в бушующий костер всеохватного недовольства – так напечатано в «свс»…
– Что, конечно же, на руку пробудившимся от тысячелетней летаргии иноверцам, да? – предсказал грудной голос уже ставшую расхожей концовку.
Испуганный голос не успел ответить.
– Да-да, таким шкуродерам, как вы! – рявкнул в щель рыбак. – Обирайте хворых, наживайтесь на несчастьях, заражайте здоровых – мы доберемся до вас и будем пытать! Годами. Пока не вырвем скверну из вашей поганой плоти.
Он с грохотом захлопнул каютную дверь и бешено вбил тяжелые шаги в пластиковый пол.
Очередной сегмент не выказал рыбаку радушия: дверца спружинила, но не поддалась. Тогда колода откачнулась назад и разъяренно обрушилась на препятствие, пядь за пядью отжимая его внутрь. И вдруг свободно провалилась в узкий коридор, образованный двумя грядами одноместных кают.
За пару секунд инерционного пролета боковое зрение рыбака схватило две шеренги фигур, вжавшихся в каютные стенки. Все фигуры замерли с немо разинутыми ртами.
Лишь конфузливо поднимаясь с четверенек, рыбак уразумел все детали скоротечного эпизода. Из обитателей сегмента спаялась дружная ватага любителей запрещенного наслаждения – курения табачных листьев. Чтобы им никто не мешал во время дымоглотательного сеанса, они закрыли дверцу переходной сцепки, приперев ее собственными телами. Когда же таранная колода стала одерживать верх, они намеренно отпрянули в стороны и теперь, удовлетворенные, реготали, наблюдая за поверженным здоровяком. Разгадка же будто бы безмолвно зияющих ртов заключалась в том, что в воздухе вперемешку с ароматным дымом клубилась модная ликовальная мелодия молодого футур-музыканта Кз, шутя заглушавшая гогот.
– Не ушиблась, крошка? – невинно озаботился самый мелкий ватажник, убирая звук портативного стереофона.
Снова реготнули. Пяток из них рыбак усыпил бы навсегда, но в шеренгах было вдвое больше, и он только полыхнул их взглядом.
– Отпустим – донесешь? – со всхлипом затягиваясь, спросил ватажник в расстегнутом пурпурном жилете.
Крупноформатная физиономия рыбака исказилась такой неподдельной брезгливостью, что гримаса была истолкована однозначно: не на того погрешили. И сразу две трубки дружелюбно протянулись к нему.
– Курнешь?
Он отрицательно шевельнул головой.
– Не обижайся, – продолжил миротворческую линию трафальер с грубыми руками литейщика. – У нас здесь случайное скопище баловников, – он покрутил перед собой трубку, – но вот разговорились за глотком дыма, и выяснилось: живем и работаем в разных местах, а беда у всех схожая. Если не лично со мной, или с ним, или с ним, – он ткнул мундштуком в стоящих напротив, – то с моим или с их панибратами. И произрастают те беды с одного гнилого корня – с доноса. Оттого и в тебе доносчика заподозрили, хотя занятию предаемся всего лишь штрафному и потому потешному. Однако обмысливаем при этом не потешные диковины, происходящие с нами… Возьми меня… Вызывают в терцет как свидетеля: правда, что мастер велел тебе делать раковины при литье энергоопор?.. Не было такого… Ага, значит, сообщник!..
– Это еще ладно! – Высокий сухощавый трафальер доверительно подступил к рыбаку. – Он хоть версию терцетчикам поломал, а меня взяли на просвет только за то, что я отнекивался от вынюхивания, кто в чем виноват. И добро бы еще пер на реве, а то по трусости-то канючил: глуповат, мол, для следственной работенки…
– На моего напарника, – вступил пожилой господин, – «бог» накатал, что он сбивает точность приборов, подсыпая туда при сборке магнитную крошку, – куплен, значит, конкурентом. А штука-то в чем? Было один раз такое – по недогляду. Но ведь единственный раз!.. Выставили за ворота, а это прощай пенсия… И ведь знаем, кто «бог» – он же место напарника и занял: плата повыше, – да пойди докажи! А вот от закупок наших приборов многие клиенты отказались – репутация подмочена. Вот что негодяйству под силу. В итоге, конечно, все в проигрыше…
– Так-то оно так… – От двери отлип шарообразный горожанин в потертом сером свитере. – Только всегда ли несправедливо наваливаются на нас терцеты? Я состою на коммунальной службе, ремонтирую канализацию. Недавно авария на новом коллекторе – целый квартал не может пользоваться туалетом. Прилетаем. Оказывается, укладчик из строительной фирмы забил переходник ветошью! Так что ж, неверно разве терцет отправил его на подводные работы?
– А этот кому продался? – иронически спросил литейщик. – Или уж вся нация перекрестно собой торгует?
– Не нация торгует – ослушники! – резко парировал шарообразный. – И щадить их нельзя.
– Это уж из канализации официозный телеканал полез! – сострил мелкий ватажник. – А может, ветошь током воды прибило или она при изготовлении в трубу попала?
– Ухо на отсечку, что прежде с укладчиком ничего подобного не происходило! – поддержал пожилой.
– Не имеет значения! – Ремонтник животом прижал мелкого к стенке каюты. – Ты ли напортачил или еще кто – твоя рука последняя. Расплачивайся!
– Хоть и невинный?! – удивился высокий. – Хоть и по доносу под терцет попал?
– В большом деле, на которое синклит повел нацию, можно и невинным пожертвовать – в каждом все равно не разберешься. Зато неповадно будет всем!
– Тебе хочется, чтобы планету сковал страх? – спросил литейщик.
– Пусть так. Больше порядка будет. – Оставив мелкого вдавленным в стенку, он повернулся к рыбаку: – А ты что молчишь?
Рыбак поднял над головой кулак-молот.
– С ними надо разобраться – они все ослушники!
И ударил высокого под вздох, переламывая пополам. Второй кулак, обрушившийся на затылок, свалил его без чувств.
Не успел прийти в себя и ошеломленный литейщик, почему-то доверчиво раскрывшийся рыбаку: сокрушающий зубы удар швырнул его на пожилого, и оба рухнули на пол.
С другого конца принялся за ослушников шаровидный, с удивительной для своего веса проворностью орудуя толстыми руками. Он резво шел на соединение с рыбаком, как вдруг сзади из своей каюты вывернулся мелкий и с широкого неумелого замаха опустил на его темя флакон с соком. Сосуд разбился, разрывая кожу на голове, а оглушенный толстяк, заливаясь кровью, привалился к поручням.
На шум и воинственные клики повыскакивали обитатели остальных кают. Рыбака, метившего во всякую новую физиономию, облепили сворой, но клубящихся за ним с тыла воспринимали как его сподвижников и молотили чем попало…
В считанные минуты коридор превратился в самоистязающееся месиво, в котором уже никто не мог не только понять, где противники, где союзники, но и просто выбраться из него. Получаемые удары и оскорбления заставляли отвечать на них – побоище разрасталось, стервенело, кровило, обоими концами выплескивалось в соседние сегменты…
Уже там, в свободном проходе, волоча на себе не то врагов, не то соратников, рыбак титаническим усилием стряхнул повисшие на нем тела, серией прямых ударов вынудил преследователей отступить и разорвал дистанцию примитивным бегством…
Промахнув два сегмента, он остановился в третьем, тяжело переводя дух и тщетно прилаживая обрывки одежды к прежним местам. С вызовом оглядывая любопытствующих, прошел в следующий сегмент и сразу же наткнулся на двух чопорно одетых господ, ведших, судя по их одухотворенным лицам, философическую беседу.
– Зададимся поначалу теоретическим вопросом, – говорил один, – можно ли в принципе остановить растлевающий нацию поток «свс»?
– И если да, – развил мысль другой, – то какая сила в состоянии это сделать?
– Против честных трафальеров силы нет! – громыхнул рыбак. – А против ослушников есть!
И уже натренированными руками уложил обоих философов. Затолкнув в каюты случайных зевак, возмутившихся было расправой, он двинулся дальше и очутился в сегменте-баре.
В зальчике почти никого не было, а у стойки пронзительно, не стесняясь, разглагольствовал с хозяином молодой атлет в форменной куртке электролетной компании:
– А я ему: «Я второй пилот, – ну, это я загнул для форсу, пока что в стажерах хожу, – и вашу ремонтную шушеру насквозь просвечиваю. Хочешь, чтобы я свою шею свернул? Не-ет, я лучше твою сверну!.. – И беру его за горлышко. И так, знаешь, недвусмысленно сдавливаю… – Ну, – говорю, – ты что с полотном делал – долбил или заваливал?» И горлышко чуть отпускаю. Хрипит: «Жаловаться буду – старшему терцета». «Так я ж, – говорю, – и есть старший!..» Это я опять загнул… «Тогда, – хрипит, – ревнителю провинции». Крепкий духом попался. Ну, тут я ка-ак давану-у… И чего-то там у него хрустнуло…
– Не жалей дохлятину! – встрял рыбак, взгромождая локти на стойку. – Налей-ка мне чего покрепче… Всех отступников передавить надо… Да флакон сока похолодней, нутро дымится… Вот пока летим, а через миг, может, кости друг дружки собирать будем…
– Ты откуда такой драный? – выпучился стажер. – Кто из тебя кровь пускал?
– Сходи отсюда сегмента за три-четыре – и тебя разрисуют. Там красивая драчка идет с ослушниками. Но чья возьмет – знать бы…
– Ты мой собрат терцетчик?
– Еще… нет, – законфузился рыбак. – Но я бы их всех…
Стажер уважительно хлопнул его по спине.
– Здоров ты, есть на что поглядеть… – Кивнул хозяину: – Налей-ка и мне, хочу с ним сблизиться.
Они выпили крепкого, жгучего сори, а рыбак еще и флакон ледяного сока.
– Через сегмент бассейн – ополоснись, – посоветовал хозяин. – Там и снадобья приложат.
– А и верно! – обрадовался стажер и толкнул рыбака от стойки. – Побарахтаемся, подремонтируемся!
Новые приятели, премного довольные друг другом, расплатились с владельцем бассейна за час купания, быстро разоблачились в огороженной ширмой минираздевалке и плюхнулись в узкий водоем, сформованный из гибкого пластика.
Помимо них, шумно фыркающих и междометийно выражающих свой восторг, в теплой прозрачной воде никого не было: на настроении пассажиров, видимо, сказывалась тревога за исход поездки. И только в конце бассейна на бортике, свесив ноги в воду, сидели двое, о чем-то переговариваясь. Доплыв до них и из приличия умерив буйство, панибраты невольно уловили обрывок диалога.
– И как же вы теперь? – спрашивал купальщик средних лет.
– Думаю затеряться в Е2, а документы, скажу, потерял, – неуверенно отвечал его погодок в толстенных очках.
– Терцет может добиться вашего розыска.
Заветное слово остановило пловцов, отправившихся было в обратный путь. В два маха стажер поглотил расстояние до бортика.
– Надо спрятаться? – невинно спросил он. – Я помогу!.. Да вы не сомневайтесь, – приветливо улыбнулся, поняв мгновенную окаменелость незнакомцев, – я служу пилотом в электролетной компании Восточного побережья, а он…
– Рыбачу на том же побережье, – готовно подсказал рыбак, давя охотничий азарт.
– У меня в столице надежная родня, – очень искренне делился стажер. – На дядьку та-акие «боги» навалились, но он выпутался… И вас научит, как уберечься от терцетчиков. Вам ведь тоже «свс» ножку подставили? – сочувственно спросил стажер. – Что негодяи наклепали-то?
Напряжение спало с лица близорукого, но он все еще не решался открыться. Верно истолковав и это, стажер сманеврировал:
– Дядька мой в мебельной фирме работает, так ему «бог» приклепал продажу древесины незарегистрированным клиентам, вот гад!
Простодушное откровение, произнесенное к тому же без запинки, разомкнуло скованные страхом уста.
– Вы угадали: меня свалили «свс», – тихо подтвердил близорукий. – Я работаю… работал, – поправился он, – на радиостанции «Мнение». Комментатором. И вот «бог», а это сотрудник станции, завистник, сохнущий от чужой удачи, обвиняет меня в сопротивлении линии Державного синклита на выжигание скверны.
– А вы за скверну? – наивный испуг прозвучал в вопросе вошедшего в роль стажера.
– Ну, как можно… – В ответ скользнула снисходительность. – Просто я настойчиво предупреждал, что нельзя огулом приговаривать граждан к виноватости, основываясь только на голом факте получения «свс». И приводил примеры, когда гонениям подвергались невинные, а их преследователями как раз и были мошенники, карьеристы, бездари и даже мафиози, заинтересованные в простых и легальных способах устранения нежелательных для них лиц, да еще чужими руками.
– А вы знаете, как отличить хорошего трафальера от плохого? – внес свою долю в игру рыбак.
– Нужны неопровержимые доказательства вины всякого, кому предъявляются обвинения, – не замечал подвохов беглый комментатор.
– А терцеты не находят неопровержимых?
– За таковые они выдают слухи, сплетни, наговоры, подтасованные и искаженные факты, нелепые и подлые интерпретации имевших место поступков. А сверху этот грязный коктейль присыпают мелкими, часто ничтожными, но реальными грехами жертвы – может ли быть совсем безгрешным созидатель, творец?! – и возникает иллюзия достоверности собранных обвинений. Вот и вся механика, – взволнованно заключил комментатор.
– А зачем терцетчики так делают? – уже с ненаигранным интересом спросил стажер.
– Одни по причине слепой, нерассуждающей веры, знаменующей собой интеллектуальное убожество, другие по природной подлости, третьи из патологической боязни не оправдать оказанного доверия, четвертые из желания выслужиться перед могущественным синклитом, от которого напрямую зависит – быть тебе попранным или попирать других.
– А вот если терцетчик чувствует, что перед ним отступник и скверна, а доказательств искать некогда да и незачем, потому что и без них все ясно, – тогда как? – Задетый за живое, стажер выпал из затеянной им же игры.
Интонация и напор, с которыми вырвались наружу эти слова, будто бы разом протерли сознание комментатора: он понял, что угодил в ловушку. И обреченно, но все же не отступая сказал:
– На интуиции строить обвинения нельзя… Нужны доказательства. Неопровержимые.
– Слыхал, рыбак? Эта тля меня убожеством обозвала! – разоблачился стажер. – Слепая вера ей не годится, ей доказательства подавай. Сейчас подам!
Он сдернул снова окаменевшего комментатора в воду, сбил с него очки и привычно схватил за горло.
– Да нет! – грохнул рыбак и саданул стажера своим телом-колодой, отбросив его в сторону.
Обретший свободу комментатор ухватился за протянутую с бортика руку молчаливого своего знакомца, но был настигнут рыбаком и одним движением отправлен под воду.
– Вот как с ними надо! – ревел тот стажеру. – Притопить – и на волю! – На поверхности показалась голова с разинутым ртом и безумными глазами. – Притопить… – Голова снова скрылась. – …И на волю… Притопить… Спроси у него сейчас, пилот, про доказательства…
Могучий хохот зарезонировал в пустынном сегменте. Но продлить забаву не удалось: в бассейн вбежал съежившийся от ужаса хозяин бара.
– Там… там… – заикался он, продолжая кособокий бег по кромке ванны, – что-то немыслимое… Они ворвались в бар… бьются в кровь… Кто за что – не понять… Всё крушат… Валят сюда!.. – И он кинулся в следующий сегмент.
Бросив полуутопленного комментатора, рыбак выскочил вслед за стажером из бассейна. Наспех одевшись, единоверцы ринулись назад, навстречу неуправляемой и бессмысленной гражданской сече.
Колода-рыбак тяжеловесно топал впереди, не ведая, что через несколько дней все средства информации на основе массовых опросов пассажиров возведут его в ранг прародителя беспрецедентной бойни и нарекут героем национального движения за чистоту веры. Нарекут посмертно, поскольку на подлете к Е2 он с раскроенным черепом падет от руки иноверца. А может быть, напротив, единоверца. Хотя бы того же стажера: в свалке ведь не ясно, где чей затылок.
Пока же он бежит, на ходу выламывает толстый поручень и, сблизившись с ревущей массой, упоенно врубает его в чью-то податливую плоть…
Не прошло и трех часов с того момента, как кулак рыбака поразил первое подвздошье, а гибкое желтое тело километрового «Питона», от головного до хвостового сегмента, содрогалось не столько от работы мощных двигателей, сколько от пульсирующей внутри него кровавой лавы.
Из наглухо задраенной пилотской кабины ушла паническая радиограмма, сообщающая о происшествии.
Столица изготовилась встретить беснующийся экспресс, этот миниатюрный прообраз потенциального будущего планеты, вооруженными фалангами внутренних стражей веры.
