Текст книги "Нф-100: Шутки Георга Дебича (СИ)"

Автор книги: Владислав Чупрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Но тут же появился Дьюла, зыркнул на него сероватыми глазами с черными прожилками и больше покоя не давал. Иногда Макса посещала мысль о том, что если он задушит Эссенжи собственными руками, то этот вопрос решится куда быстрее и потребует меньше затрат. Потом нужно только выкинуть тело куда-нибудь подальше от корабля – и все. Кто подумает на Макса, который день и ночь просиживает в столовой над своей портативной лабораторией?

Ведь на станции и так творится черт знает что, и пусть Трой убил того шизика со второй, но кто может гарантировать, что он был один?

Итак, план убийства был готов, а ведь до конца синтеза еще оставалось не меньше суток. От скоропостижной смерти Дьюлу спасло его собственное чувство самосохранения: он, наконец-то, отстал и перестал мельтешить. То есть совсем – он с самого утра не появлялся в столовой.

Но Максу, почти сутки не спавшему, было плевать на это обстоятельство. Глянув на время на дисплее лаборатории, он сложил руки на затылке, устроил на них голову и практически тут же уснул.

Проснулся он через пару часов от боли в спине. Выпрямился, развел плечи, с оглушительным хрустом размял шею. В спине как будто засел небольшой штырек – последствие сладкого сна на столе. Обругав себя за то, что поленился дойти до кают, Макс поднялся, еще раз посмотрел на часы, которые все упорно показывали двадцать часов до окончания синтеза, и вышел из столовой.

Вряд ли он проспит двадцать часов, даже при очень большом желании.

Из всех кают закрыты были только две: та, что принадлежала Дьюле, и та, которую снова занял Макс.

Макс нажал на кнопку вызова видеофона закрытой комнаты. Дьюла тут же отозвался и открыл дверь.

– Я думал, ты умер, – невесело пошутил Макс, заглядывая в комнату. Заходить ему совершенно не хотелось.

Дьюла лежал на узкой кровати, сложив руки на груди, и смотрел в потолок. Да, он был жив, но как-то очень странно. От лихорадочного любопытства последних дней не осталось и следа.

Макса никогда не тянуло общаться с теми, с кем он работает. Да и спать хотелось больше. Но понять, что происходит, тоже было бы неплохо.

– Живой, как видишь.

– Я-то вижу, – задумчиво протянул Макс, – а вот ты...

– А вот я – нет, – тут же легко согласился Дьюла и чуть поднял голову.

Видимо, он пытался посмотреть на Макса, но в итоге все равно смотрел немного не туда. Макс шагнул в комнату, поймал взгляд Эссенжи и шумно вздохнул.

У Дьюлы были совершенно черные глаза. И зрачок, и радужка, и белок – все заплыло черной дрянью, переполняющей Дьюлу. Он улыбнулся – на зубах кое-где тоже были черные сгустки.

– Черт возьми, – пораженно выдохнул Макс и сел на край кровати. Дьюла тут же подтянул ноги и оперся спиной о стену. На Макса он больше не смотрел, прикрыл глаза.

– Ты что-нибудь видишь?

– Ну, что я вижу, – Дьюла снова улыбнулся в пространство, и Макс понял, что в жизни своей не видел ничего более страшного, чем улыбка слепого человека, держащего голову слишком высоко для того, чтобы смотреть на собеседника. – Я вот это вижу.

– Что – это? – не сразу понял Макс, а когда, наконец, понял, удивленно заморгал. – И как оно?

– Черное, – просто ответил Эссенжи. – Меняется постоянно.

Как что-то черное, полностью заполняющее глаз, может меняться, Макс не знал, но решил не уточнять. Почему-то ему показалось, что это не совсем то, что он всегда мечтал узнать.

– Ясно. Гм, – Макс помолчал немного, видя, как Дьюла напряженно вслушивается в повисшую тишину. – Я... в общем, все будет готово через двадцать часов, потом еще немного времени – и все. Это нормально?

Дьюла неопределенно пожал плечами. Он, видимо, уже никуда не торопился.

– Ладно, я пойду вздремну.

Максу было не просто неуютно. Ему хотелось как можно скорее сбежать из этой комнаты. Дьюле было все равно, ему, видимо, так же неловко в чужом присутствии. Хотя, если принимать во внимания все обстоятельства, уж ему-то куда хуже.

Макс зашел в свою комнату, тихую, с приглушенным светом, сел на кровать. После такой встряски сон совершенно не шел. Макс лег на бок, поджал ноги, накрылся легкой простыней и уставился в стену.

За время короткого поверхностного сна мозг изо всех сил работал, пытаясь постичь постоянно меняющуюся темноту, поэтому Макс открыл глаза, так и не сумев понять, удалось ли поспать. Голова мягко и неотвлекающе гудела, пока Макс вяло полз к столовой. Хорошенько выспаться не получалось уже давно, что заметно сказывалось на работоспособности.

Сначала Макс подумал, что нужно, наверное, связаться с Гаржем и сообщить ему о состоянии Дьюлы. Затем мысль перескочила на самого Эссенжи, и Макс задумчиво посмотрел на синтезатор еды, плюхающий ему на тарелку какой-то скукоженный кусок мяса. Стоит того покормить или ну его, потерпит?

Но Дьюла сам решил дилемму.

Он появился в столовой, медленно повел рукой по стене, обошел всю комнату, пока, наконец, не наткнулся на синтезатор. Дальше, по давно известной траектории вместе с тарелкой он дошел до стола. Максу пришлось потесниться, чтобы освободить ему место, которое он занял.

– Извини, – подал голос Макс, отодвигаясь.

Дьюла чуть не выронил тарелку: видимо, не ожидал встретить здесь Макса. Но, быстро взяв себя в руки, буркнул: "Ничего", – и сел. Помолчал немного и придирчиво потянул носом воздух. Поднял тарелку и еще раз шмыгнул.

– Это чем так воняет? Сломалось что?

– Да нет, – Макс повертел головой, прежде чем понял, о каком запахе идет речь. За время, проведенное над своей походной лабораторией, он настолько притерпелся к специфическому душку, что уже и не замечал его сразу.

– Это камни такой запах при горячем синтезе дают.

– А, они здесь, – как-то незаинтересованно констатировал Дьюла и пошарил рукой перед собой. Макс пододвинул к нему вилку. Дьюла кивнул и принялся ковыряться в тарелке.

– Ты говорил, через двадцать часов будет готово.

Голос Эссенжи звучал ровно, как будто речь шла о чем-то совершенно обыденном, вроде очередного задания Волка, с которым, все знали, справиться будет довольно просто.

А речь-то шла о его жизни, и не было уже Волка, который погиб от того же, да и вообще, они оказались на далекой колонии, на которой не то водился, не то все еще водится какой-то маньяк.

– Я сказал, что через двадцать... нет, через пятнадцать... черт, я проспал почти четыре часа! Я сказал, что через пятнадцать часов будет завершен горячий синтез. После ему нужно будет остыть до температуры тела. Ты же не хочешь заработать парочку ожогов ко всему прочему?

– Не хотелось бы, – Дьюла весело улыбнулся. Даже странно было видеть на его осунувшемся лице такую улыбку – как будто ничего страшного не происходит.

– Гм, – Макс задумчиво распилил вилкой кусок мяса и попытался его прожевать. – Могу я тебя попросить?

Дьюла кивнул и вопросительно поднял брови. Макс снова вздрогнул.

– Можешь не смотреть на меня? Пожалуйста. Это очень неуютно.

Дьюла отвел взгляд.

– Хорошо.

– Спасибо.

Макс уткнулся в свою тарелку и подумал, что не стоило, наверное, этого говорить. В конце концов, Дьюла не заметил бы, даже если бы Макс смотрел все время в другую сторону. А может, догадался бы.

– Я хочу выйти на некоторое время, – снова осторожно начал Макс. Помолчал, но, наконец-то, придумал достаточно веское оправдание, чтобы поскорее уйти с корабля.

– Проведать, как там Май.

– Конечно, – Дьюла понимающе кивнул, как будто Макс нуждался в его разрешении.

– Я вернусь раньше, чем закончится горячий синтез, но, если что, не трогай лабораторию. Он сам остынет.

– Не буду.

Макс бросил взгляд на Эссенжи. Тот, как и обещал, на него не смотрел. Уставился в тарелку и методично надкусывал кусок мяса по краю, тщательно пережевывая. В его горле что-то надсадно булькало, и Макс не удержался, еще раз глянул на часы синтезатора.

Ему не было жалко Дьюлу. В конце концов, он был всего лишь случайным знакомым, но все равно атмосфера упадка неизменно давила на плечи. Еще пара часов в этой тикающей тишине – и можно окончательно рехнуться.

На станции хотя бы люди.

И вот удивительно: когда это Макс предпочитал чью-то компанию собственной?

На первый взгляд, станция была так же пуста, как и раньше: все то же запустение, все тот же красный свет. Но стоило подняться на второй этаж, к комнатам, как от былой тишины не осталось и следа. Несмотря на поздний вечер, почти даже ночь – двери были открыты, постоянно кто-то ходил, звучали голоса, появлялись люди, мелькали удивленные глаза, уставившиеся на Макса так, как будто его не так давно отправили в последнее плаванье на кладбищенской станции, а он вдруг заявился назад. По крайней мере, рядовые, встретившиеся ему первыми, посмотрели на него именно с таким выражением

– Где Гарж?

Они неопределенно пожали плечами. Затем один из них, с мелкими выразительными чертами лица, из-за которых все называли его Крысом, показал на одну из дверей.

– Думаю, у себя.

"У себя", впрочем, Гарж пробыл не очень долго. Он вылетел из своей комнаты, коротко сказал что-то через плечо и захлопнул за собой дверь.

Макс преградил ему дорогу.

– Эй, нужно поговорить.

Гарж, видимо, его не сразу узнал, потому что отшатнулся и попытался обойти Макса боком. Впрочем, сказать ничего не успел.

– Что ты делаешь? А, не до тебя сейчас. Иди назад, потом поговорим.

И все-таки направился куда-то по коридору.

– Ладно! – раздраженно крикнул Макс ему вслед. – А где Май?

– Попроси кого-нибудь из рядовых отвести тебя в медблок! – не оборачиваясь, отозвался Гарж.

– В медблок?

– Третий этаж, налево и до конца.

Макс развел руками и повернулся к полицейским. Те смотрели на него исподлобья, но, видимо, все равно не были заняты ничем особенно важным.

– Ладно, я пойду, – наконец решился тот, что постарше.

– А как тебя?.. – Макс прищурился, вспоминая. Нет, он никогда не интересовался именами полицейских.

– Алан Боргер. Пойдем.

Они вместе пошли на третий этаж, налево и до конца.

Крыс посмотрел им вслед, пожал плечами и вернулся в большую комнату, где сидели братья Донни, Мэри и накрепко прилипшая к нему Дари. Заметив девушку, Крыс тоскливо поджал губы и сел подальше. По десятому кругу шла игра, переложенная с компьютера на еще более старый аналог. Мэри усиленно изображал что-то пантомимой, остальные хохотали и пытались угадать.

Даже старший лейтенант Донни, и тот со скуки участвовал. А вот лейтенант Райт, как отметил Крыс, присевший так, чтобы видеть сразу всех, где-то пропадала. Странно и, насколько он сумел понять, совершенно на нее непохоже.

– Где Боргер? – капитан бросил на него мимолетный взгляд.

Крыс пожал плечами.

– Его куда-то Гарж послал.

– Послал... – пробормотал капитан. – Я ему дам – послал. Придумал еще, моих людей куда-то посылать...

И практически тут же потерял к этой мысли всякий интерес, потому что до него вдруг дошло.

– Может, это я?

Мэри согласно закивал и заулыбался. Крыс с сочувствием на него посмотрел. Наверное, когда-нибудь парень все-таки придет в себя и заговорит, ну, а если нет?

Крыс, к собственному удивлению, обнаружил, что испытывает к Мэриленду большую симпатию, чем к остальным контрабандистам.

Не совсем понятно, зачем Гарж приказал одному из рядовых проводить (или сопроводить?) Макса. На станции Боргер ориентировался очень плохо и иногда путал право и лево. По крайней мере, Макс уже свернул в коридор, а Алан топал куда-то дальше.

Макс окликнул рядового, тот обернулся и, видимо, прочитал на его лице что-то такое, что напрочь отбило желание задавать вопросы.

– Нам туда, – Макс ткнул пальцем в другую сторону.

Боргер кивнул и первым юркнул в коридор.

До медотсека они все-таки добрались, несмотря на то, что Алан пытался увести Макса куда-то в другую сторону. Боргер осторожно толкнул дверь и первым заглянул в более светлую, чем остальные, комнату, в которой дополнительный свет давали мерцающие экраны компьютеров. Приборы тоже работали от аварийного генератора и, похоже, тянули очень много энергии.

– Пошли, – рядовой сурово кивнул и зашел первым.

Макс посмотрел ему в спину со здравым скептицизмом. Что за дешевая показуха? Интересно, все полицейские, ничего из себя не представляя, каждый шаг сопровождают эффектами боевого задания?

Подумав о Мае, Макс пришел к выводу, что да, если не все, то хотя бы большинство.

Макс подошел к койке, на которой лежал его кузен. Он, видимо, спал, но не очень спокойно, потому что умудрился завалиться на бок и свесить руку практически до пола. Вздохнув, Макс вернул брата в привычное для стационарного лечения положение.

– Здесь что, нет капсул? – поинтересовался Макс у Боргера, но тот не ответил. Впрочем, Ружевич сам смог дать себе ответ: рекреационные и лечебные капсулы потребляют огромное количество энергии, которой на станции просто нет.

Алан что-то невнятно пробулькал, и Максу даже показалось, что ему тоже стало нехорошо. Ружевич поднялся и подошел ко второй занятой кровати, у которой и осел рядовой. Подошел – и удивился собственному любопытству.

– Что такое?

Боргер сидел на полу у койки, на которой лежала девушка, опутанная проводками. Сердце у нее билось еле-еле, и даже без медицинского образования можно было сказать, что жить той осталось недолго. Хотя бы по серой коже и белому налету на губах.

Алан сложил руки на краю кровати и устроил на них подбородок. Макс с некоторым удивлением смотрел на этого парня, который сидел у кровати и рыдал над девушкой в коме.

Максу стало неловко, чего не бывало с ним со времен учебы в колледже. Как будто бы он увидел то, чего не следовало видеть.

Ружевич наклонился к приборам. Бледное осунувшееся лицо девушки его нисколько не заинтересовало. Компьютеры показывали что-то не очень хорошее. Макс подумал о том, что здесь нужен приличный медик, а не дилетант, который навтыкает во все вены по трубке и уйдет.

Из медиков на станции, если верить колонистам, были только Гарж и Мэри. Первого еще нужно убедить выделить время на кого-то, а второму может просто-напросто не хватить квалификации.

– Сестра, – глухо сказал Боргер, вытирая рукавом нос.

– Что? – Макс угрюмо глянул через плечо.

– Это. Моя. Сестра, – процедил Алан, старательно натирая покрасневшие глаза.

– Здорово... – пробормотал Макс. – Что? Откуда она здесь?

Он тоже наклонился к девушке. В отличие от совершенно нейтрального Алана, ее можно было бы назвать красивой, если бы она, конечно, была здорова.

– Она энергетик. Видимо, работала здесь. Что с ней случилось? – Боргер уставился на Макса так яростно, как будто это он был виноват в травме его сестры.

– Откуда я знаю? – Макс сделал несколько шагов назад. – У местного начальства спроси, она, видимо, довольно давно здесь лежит.

– Как его найти? – напирал рядовой. Максу стало не то что неуютно, он даже на пару мгновений почувствовал себя виноватым. Впрочем, довольно быстро отбросил эту мысль: он совершенно ни в чем не виноват, и ни один полицейский не сможет его в этом убедить.

– Откуда я знаю?!

Но местное начальство не заставило себя ждать. На шум появился Александр Хампус собственной персоной, открыв противоположную от коридора дверь – видимо, там находился его кабинет.

– Вы родственник Ванессы? – проникновенно поинтересовался он, с затаенным интересом глядя на Боргера. Тот поднялся на ноги и решительно направился к Александру.

Макс отошел в сторону, не желая попасть под горячую руку. Что Алан был взбешен, сомневаться не приходилось.

– Что с ней?!

Хампус отошел в сторону, уходя с линии огня и пропуская Алана в кабинет.

– Я все расскажу. Это трагедия для нас всех.

Начальник станции бросил на Макса не менее заинтересованный взгляд и захлопнул за собой дверь.

Пожав плечами, Макс вернулся к кровати кузена. Тот выглядел явно лучше, чем сестра Алана. Наверное, все же стоит попросить Гаржа зайти сюда и посмотреть, как лечат девушку и лечат ли вообще.

Май заерзал и приоткрыл один глаз. Затем открыл второй, побродил взглядом по потолку, видимо, удивился и посмотрел на Макса.

Но говорить ничего не стал.

– Все нормально, – Макс похлопал брата по сгибу локтя. – У тебя просто сотрясение мозга. Если ты чувствуешь себя как-то странно, то это из-за него.

Май нервно облизнул губы и вопросительно поднял брови.

– Воды?

Макс огляделся, развел руками.

– Не знаю, где ее здесь взять. Вот встанешь и сам попьешь.

И Май, естественно, тут же попытался встать.

– Нет уж, – Макс нахмурился. – Я попрошу зайти Гаржа, и ты встанешь только тогда, когда он скажет, что тебе можно это сделать. И не вздумай вскакивать раньше.

– Угу, – Май поджал губы. Если ему не нравится, что с ним обращаются как с ребенком, значит, уже идет на поправку. Это очень на него похоже.

– Ты понял?

– Угу, – повторил Май.

Макс вздохнул. Ему очень не хотелось признавать, что он переживает за родственника. Это "приключение", если можно так выразиться, порождало в нем какие-то совершенно разные и непривычные эмоции. И это очень не нравилось Максу.

– Хорошо, – медленно протянул он. Маю он не верил абсолютно. Нужно было идти, чтобы разыскать Гаржа и пинками пригнать его сюда, и в то же время казалось, что стоит только отвернуться, как Май вскочит и куда-нибудь умчится.

Да черт подери, какая разница? Умчится и умчится. Если не отлежится, будет и дальше блевать по углам.

– Я пошел.

– Вижу, – отозвался Май и повернулся на бок, подложив руку под голову. Скорее всего, он уже не раз просыпался, но только рядом не оказывалось кого-либо, с кем можно было поговорить.

– И не вскакивай.

Май кинул на него мрачный взгляд, но ничего не ответил.

Спокойствие Хампуса раздражало Алана. Внутри него бушевал маленький пожарчик: он слишком давно не видел свою сестру. И меньше всего он ожидал увидеть ее прикованной к постели.

– Что с ней? – глотнув воздуха, Алан шагнул в кабинет. Его злость разбилась о равнодушное сочувствие начальника станции, развалившегося на своем кресле у стола, переполненного техникой. Вся она слабо мигала и едва-едва работала на автономном питании.

– Присаживайся. Алан, правильно?

Боргер кивнул и сел на стул у одного из столов, наклоняясь вперед. Несмотря на ровную температуру в здании, он чувствовал, как по спине щекотно ползет холодная крупная капля пота. Вздохнув, Алан потер спину.

– Ванесса, – вкрадчиво начал Александр, – незаменимый человек на нашей станции. Можно сказать, что только благодаря ей у нас все еще есть какой-то свет и все прочее.

– Это понятно, – перебил его Алан. – Что с ней случилось? Кто? Что с ней?

Хампус поднял руку вверх, прерывая поток вопросов.

– Так, давай по порядку. Сейчас все тебе расскажу. Для начала, что с ней: ранение, левый бок. Я не медик, но могу сказать, что никакие внутренности не повреждены, но куска мяса и пары литров крови в ней явно не хватает. Кто и что с ней случилось... хм. Даже не знаю, с чего начать.

– Ну?! – Алан вцепился пальцами в подлокотники своего стула. Пальцы побелели и заныли.

– Не знаю, когда ты в последний раз общался с сестрой. Мы здесь все довольно долго. Вообще-то психологически для любого человека сложно находиться в замкнутом пространстве с определенным количеством людей, которых ты постоянно видишь. А у нас даже нет психолога, который мог бы как-то помочь.

Алан мимоходом вспомнил о Филлипсе и подумал, что даже наличие психолога не спасает микроклимат в замкнутом пространстве.

– Психически больше всех пострадал как раз наш медик. Я всегда мог на него положиться, пока крыша парня окончательно не уехала. В общем, он начал бросаться на людей, стал опасен. Мы хотели поймать его и изолировать, чтобы понять, как можно ему помочь. Но, к сожалению, первой с Седриком столкнулась именно Ванесса. Когда мы нашли ее, вокруг все было залито кровью, а Седрик уже сбежал.

– Седрик? – задумчиво переспросил Алан.

Александр кивнул, внимательно глядя на рядового.

– Ты что-то знаешь о нем?

– Гм... – Алан задумался, чуть подняв глаза вверх. – Нет, мне кажется, нет. Но где-то я это имя точно слышал.

– Это отлично, – Хампус обстоятельно кивнул. – Потому что я уверен, что Седрик сейчас здесь, на этой станции. Возможно, что ему помогает кто-то из тех, кто прибыл с тобой. Конечно, потому что они не знают, чем опасен Седрик. А он очень опасен. Не исключено, что однажды утром никто не проснется, потому что этот парень перережет всех во сне.

Алан прокрутил в голове все незнакомые лица, которые он увидел за последние несколько дней. Лиц было не так много, чтобы не суметь их отличить.

– А как выглядит этот... Седрик?

– Где-то твоего роста, очень светлые волосы, но смуглый и с темными глазами. Больше никого со светлыми волосами на станции у нас нет, а всех, кто сошел с корабля, ты знаешь и сам.

Конечно, ни Ружевичи, ни Никки никак не подходили под описание Седрика и не могли им быть, несмотря на светлый цвет волос.

Но кто-то неестественно смуглый при светлом ореоле вокруг головы совершенно точно попадался Алану на глаза. Нужно только вспомнить, где и когда. Вчера? Сегодня? В коридоре жилого этажа или просто приснилось?

– Алан, – вкрадчиво позвал Хампус.

– Что? – немного раздраженно отозвался Боргер.

– Этот человек болен. И то, что он ранил твою сестру, не повод... делать с ним что-то противозаконное. Ты ведь полицейский. Ты должен блюсти закон, а не нарушать его. Не сделай, пожалуйста, ничего, что лишило бы тебя нашивок. Просто приведи его сюда, и мы постараемся его вылечить.

– Вы же не медик!

Хампус немного помолчал.

– Не медик. Но мне сказали, что у вас целых два медика. Я видел только одного, а второй, говорят, профессиональнее того мальчика.

– А вы часто бываете на этаже с комнатами?

Нужно вообще не вылезать из своего кабинета, чтобы не встретиться с Гаржем, который постоянно куда-то лезет, куда-то бежит и торопится.

– Нет, – удивленно приподняв брови, ответил Хампус. – Если что-то нужно, то мне передает мой помощник. Он бывает там часто.

О том, что Питер бывает на этаже, где потихоньку обживаются новоприбывшие, Алан знал и так. Он сам постоянно сталкивался в Питером в коридоре и даже иногда отвечал на задаваемые ему вопросы. А Дари, если переставала трещать на посторонние темы и отлипала от Мэри, тоже интересовалась загадочным помощником руководителя станции. И только братьям Донни почему-то не нравилось его постоянное присутствие поблизости.

– Алан, ты меня услышал? То, что Седрик ранил твою сестру, не значит...

– Услышал, – Алан хлопнул раскрытыми ладонями по подлокотникам стула, на котором сидел, и резко поднялся. Александр остался сидеть.

– Спасибо за информацию. Я могу навещать Ванессу?

– Конечно, – Хампус кивнул и не отворачивался, пока Алан не вышел из комнаты. По его лицу бродило странное выражение, которое трудно было скрыть: дикая смесь из триумфа, удовлетворенности и надменности.

По крайней мере, о том, что Седрик, если заявится на станцию, тут же попадется в руки к взбешенному Боргеру, сомневаться не приходилось. То, что Алан, который очень любит свою сестренку, обязательно нанесет Седрику какие-то повреждения, а то и вовсе убьет, тоже было совершенно понятно.

Хампусу всегда нравилось, когда что-то происходило именно так: мелочь, а приятно. Кто же знал, что на планету вместе с контрабандистами заявится и родной брат Ванессы.

Беспокоило его только одно: капитан корабля продолжал оставаться на своем судне и не выходил на связь. Впрочем, лезть в карантин тоже было бы глупо, потому что любая пограничная служба остановила бы его и завернула назад в случае обнаружения болезни. Таких неприятных мелочей абсолютно не хотелось.

Но Аланом было очень легко управлять. Настолько легко, что мысли о нем и о Седрике тут же покинули голову Александра. Он развернулся к своему столу, вывел компьютер из спящего режима, открыл на экране небольшой график. Четкая красная линия сначала ровно шла по середине разлинованного фона, затем резко ухнула вниз, некоторое время волоклась по самым нижним показателям, потом поднялась вверх, но к прежней планке уже не вернулась.

– Плохо, Ванесса, очень плохо, – сообщил графику Хампус и свернул вкладку, будто это он был в чем-то виноват.

Несмотря на годы изучения проблемы получения энергии из людей, Александр так и не смог понять, почему из кого-то можно получить больше энергии, а из кого-то – меньше. Так вот, Ванесса в этом плане была совершенно бесполезна.

Куда больше можно было бы выручить за Мэриленда, которого полицейские вернули назад и который, к счастью, ничего не говорил. А Питер просто старался не попадаться ему на глаза.

Глава 15

В том, что такое понятие как «занятие любовью» существует, Питер всегда немного сомневался. Что же до секса, то он всегда имел место быть.

Так вот, секс с лейтенантом был хорош. Большей частью, потому что Райт допускала возможность возникновения между взрослыми людьми сиюминутной страсти, ну, или как еще назвать прихоть организма, не подкрепленную ни разумом, ни чувствами? Так или иначе, Никки сломала бы нос любому, кто рискнул бы сделать комплимент цвету и глубине ее глаз или пообещал бы вечной любви со всеми вытекающими.

Питера это устраивало. Видимо, у нее тоже никаких проблем с этим не было.

Комната Питера, как и самого Хампуса, находилась не на жилом этаже, а выше, неподалеку от медпункта и кабинета Александра. Это делало их менее пригодными для жизни. В комнате Питера даже не было узкой кровати, как во всех прочих, зато был матрас, расстеленный по всему полу. Сейчас он пригодился как нельзя кстати.

Питер перекатился на живот и положил руки под голову. Никки задумчиво смотрела на него из-под растрепанных белесых волос. Питер убрал с лица лейтенанта прядь, заправил ее за ухо, и тут же одернул себя – мол, не переигрывай.

Райт упрямо тряхнула головой, и все волосы тут же вернулись на лицо. Страдая из-за собственного упрямства, Никки подула, убирая щекочущую нос прядку.

Питер не удержался, улыбнулся. Почти даже искренне.

– Вы надолго здесь? – осторожно поинтересовался Питер. Важным было задавать правильные, но не прямые вопросы. Потому что все, что нужно знать, он узнает, даже не спрашивая в лоб. А ведь можно запросто спугнуть Никки – и тогда придется находить путь к кому-то другому.

Не хотелось бы лишних телодвижений, как бы это ни звучало в данной ситуации.

– Не знаю, – просто ответила Никки.

– Мы не ожидали, что кто-то к нам заявится, – соврал Питер.

– И мы не ожидали, – Райт тоже легла на живот и устроила подбородок на кулаках. – Это какие-то дела у капитана Майерса здесь были, а мы случайно попали... Но как теперь – не знаю. Мне кажется, у Донни тоже какие-то здесь дела, иначе мы бы уже летели отсюда на всех парах. Или я чего-то просто не знаю?

Питер пожал плечами. Но из потока слов он выцепил одну важную мысль.

– А что теперь? Что случилось?

Никки вскинула тонкие брови.

– Так Волк умер. Еще в дороге.

Питер помолчал, переваривая полученную информацию. Знал ли Хампус, что человек, с которым он планировал заключить договор купли-продажи, мертв? А если знал, то почему не удосужился сообщить об этом помощнику?

И значит, что капитан на карантине – совсем другой человек, с которым у Александра нет никаких договоренностей. Это либо очень плохо, либо все равно, если Волк передал все дела своему последователю.

– Ты чего? – отдернула его Никки. – Ты знал Волка?

– Хм? Нет. Просто задумался. Прозвище впечатляющее.

– А может, это и имя, – Никки пожала плечами и потянулась за своим комбинезоном. – Пойду я, покажусь капитану. А то он какой-то нервный после того, как Ружевич вернулся.

Кивнув, Питер тоже начал одеваться. Ситуация с Ружевичами была на грани коллапса: иногда мозги совершенно отказывали и без того не самому вменяемому Реми, и тот делал совершенно не то, что следовало. Может, оно и к лучшему, что парня прихлопнули, хотя в итоге и Персон с Седриком живы, и Мэриленда спасли – но тот хотя бы пока что не спешил распространяться о том, кто его схватил.

Все шло как-то совершенно не по плану.

Вопреки этому, Хампус был совершенно спокоен, и с порога, стоило Питеру войти в кабинет, непринужденно сообщил:

– Вопрос с Седриком скоро решится.

Спрашивать, как, Питер не стал. Александр не стал бы делиться с ним подробностями того, в чем сам Питер не принимает участия. Каждый (кроме Хампуса, конечно) должен знать только то, что ему положено: вот такая вот позиция.

Похоже, Хампус был в неплохом настроении, что с ним случалось не так уж часто.

– А тебя не напрягает, что их капитан на карантине?

– С каждым может случиться. А должно?

Питер пожал плечами.

– А как его имя? Странное какое-то было.

Обычно Питер не задавал лишних вопросов. Никогда. Поэтому единственный лишний вопрос, заданный как будто невзначай, Хампуса не смутил.

– Волк? Забудь, это не твое дело.

– Не мое, – согласился Питер.

– Ты что-то сообщить пришел?

Питер ненадолго задумался. Что стоит говорить, а что нет? Раз уж у них появляются некоторые маленькие секреты друг от друга.

– Лейтенант Райт не знает, почему они застряли здесь. Подозревает, что у их капитана здесь тоже какие-то дела. Подтвердить мысль или так оставить?

– Их капитан? Скорее всего пытается сохранить лицо, понимая, что ситуация безвыходная. Так что пусть думает что хочет, ее дело. Что-то еще?

Хампус смотрел внимательно. Непривыкший врать начальству Питер сохранил равнодушное выражение лица.

– Ничего. О чем узнать?

– Ну, спроси, что за болезнь. А там ясно будет, как скоро это закончится.

– Хорошо.

Кивнув, Питер вышел из кабинета. В медотсеке было сравнительно тихо. Ванесса, как ей и было положено, лежала без движения, а вот полицейский оклемался и теперь с интересом наблюдал за передвижениями Питера.

Видимо, сотрясение сотрясением, а скука взяла свое.

– Как дела? – вдруг спросил Май, вытягиваясь на кровати. Белье под ним, которое, вообще-то, должно было заправляться самостоятельно, сейчас сбилось в комок, и Ружевичу быстро надоело его расправлять.

– Нормально, – Питер остановился между двумя кроватями и сложил руки за спиной. – Познакомился вот поближе с вашим вторым лейтенантом.

Май сдавленно хмыкнул.

– Ну и как?

Несмотря на травму, соображал он довольно бодро. Впрочем, нельзя гарантировать, что это не скажется на нем в будущем. Может, он и знает побольше, чем Никки.

– Хорошо, – честно признался Питер.

– Поначалу всем хорошо, – Май согласно закивал и тут же поморщился. – Я вот что. Есть хочу.

Питер пожал плечами.

– Ну, я передам кому-нибудь. Надеюсь, у вас на корабле приличные запасы еды, потому что наши подходят к концу.

– У нас синтезатор стоит.

– Но даже ему нужно из чего-то синтезировать, – ответил Питер и невольно подумал о мешках с крупой, лежащих на чердаке. Пусть слегка подгнивших, но синтезатору, наверное, плевать, из чего делать переработанную еду. Белок к тому же, все полезнее будет.

– Найдем из чего. Ты передашь? – вопрос еды сейчас интересовал Мая больше всего.