Текст книги "Королей убивают неудачники"

Автор книги: Владислав Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Что за пытка! Как Дону удалось с первого удара располосовать руку? Лист скользил по коже, царапая, но не раня.

«...ибо не ведал, что говорил. Спаси и охрани меня, господи, от заражения крови, от отравления чужими ядами, от местной тшиинской чумы, которую я вполне могу подцепить...»

Травяная кромка наконец растерзала кожу.

«...от этого благородного и доброго человека».

Денис прижал окровавленную руку к запястью Дона. Опять что-то не то... Дон Ткни Ай деликатно не стал поправлять землянина, просто поднес его руку к губам, слизывая кровь. Завацкий сделал то же самое с рукой тшиина.

– Благодарю за доверие, Дена Зарай. – Тшиин скомкал окровавленный лист и протер зеленым соком рану. Затем протянул комочек землянину: – Останови кровь, брат. Поможет, правда.

Травяной сок и правда помог, рана затянулась буквально на глазах. Странное дело: еще пять минут назад Завацкий чувствовал себя совершенно чужим в этом мире, а теперь все изменилось. Словно возникло легкое сродство между людьми, родившимися по разные стороны Пустых Нор. Сродство, которого не хватало Ландмейстеру и его подчиненным.

– Не думай, что я предлагаю побратимство каждому встречному, – проворчал Денис. – Но для меня твоя помощь – что вода в пустыне.

Известно: в чужих мирах стоит быть поосторожнее с метафорами. К счастью, на Тшиине существовали пустыни, а Дон Ткни Ай знал, каково в них умирать.

Он кивнул:

– Мне не нравится этот Правеж. Мне не нравится, что Правежником станет Айши. Мне не нравится, что Баван так легко обвинил дочь посла. Прости меня, брат Дена, но вы, чужинцы, никудышные колдуны. Это все правда; девчонка не могла убить Деваль-Иту.

– И многие так думают? – поинтересовался теир.

– Большинство. Никто не верит, что Варай-Иту может колдовать, что она ихи. Но принцесса мертва; Господнему Правежу дан ход! – Тшиин воздел руки к небу. – Это заговор, правда.

– Расскажи все, что знаешь... – Денис помедлил немного и добавил: – Брат. Это правда.

* * *

Неясности в рассказе церемониймейстера начались с самого начала. За каким чертом, скажите на милость, господину Тенокки потребовалось тащить дочку ко двору Бавана? Что это: тонкий расчет, далеко, идущая интрига?.. Или же банальная глупость?..

Ни Дон, ни Завацкий этого не знали. Баван пригласил девушку для уединенной беседы в алый павильон, и пили они при этом персиковое вино. В этом месте рассказа Дон Ткни Ай скорчил многозначительную рожу и подмигнул.

Денис уже освоился в обществе побратима и не стеснялся подглядывать в энциклопедию. Пальцы забегали по клавиатуре:

«Персиковое вино – обрядовый напиток (см. Обрядовые вина, ала, сидр). В зависимости от числа участников, их пола, родовитости и отношений между ними разнится смысл обряда. Это может быть предложение вечной вражды, намек на известную тайну, предупреждение об опасности и т.д.»

Далее шла таблица, из которой получалось, что Баван предлагал юной жительнице Земли легкий флирт. Может быть, нечто большее – вплоть до романтической ночи в дворцовом саду. Что ответила Вероника, осталось известным лишь ей и Бавану, однако расстались они в дружеских отношениях.

С этого момента и начались страшные события. Погибла Деваль-Иту. Слухи гуляли разные, однако все сплетники сходились в одном: дело нечисто. Ни раны на теле, а кровь вытекла – что это, как не колдовство?..

Айши, муж погибшей принцессы, словно обезумел. Подхватил на руки труп жены, вскочил в седло – только его и видели.

Тем временем в покоях Веры Тенокки служанка обнаружила под кроватью детский череп. Еще она нашла ворох перьев пепляного зимородка и заброшенное гнездо трупных пчел. В кровати лежала кукла из воска трупных пчел; дворцовый предсказатель с ходу опознал в этой кукле Бавана...

– Дознание шло на тшиинском? – перебил Денис. – Но как он мог сделать это?.. Я слышал, в вашем языке ложные понятия выражаются иначе...

– Предсказателю-ихи не пришлось лгать. Советник Хавир прямо спросил у него: «Эта кукла изображает Бавана. Ведь ты никогда не лжешь, правда, ихи?» Он ответил: «Да», и все присутствующие приложили мизинцы к ладоням. Так предсказатель выставил себя правдолюбом и обвинил Варай-Иту. Это правда.

– Ага, ясно. Спасибо, брат, продолжай.

По крайней мере, одна загадка – как тшиинам удается плести интриги, когда их язык отрицает ложь, – разрешилась. Горько, обидно... Рухнула легенда о земле правды, рассыпалась, как карточный домик. Тшиины точно так же ловчили, предавали и ставили ловушки, как и земляне. А может, даже и лучше, – ведь им приходилось изворачиваться, обходя собственные языковые запреты.

...События понеслись вскачь. Разъяренный советник приказал возвести колдунью на костер, но Веронику – Варай-Иту спасло упрямство ее отца. Перед посещением дворца следовало сдать мечи; однако на лучевое и стрелковое оружие запрет не распространяйся. Тенокки сжег из именного фузионера шестерых стражников... Он убил бы еще больше, если бы советник Хавир не опомнился. Не отозвал стражу, прекратив бессмысленную бойню.

Делу был дан официальный ход. Айши объявил Господень Правеж. Веронику посадили в высокую башню, обязали утром и вечером расчесывать волосы, призывая рыцаря-заступника. Естественно, никто из тшиинов не заступился бы за ведьму, тем более светловолосую, да Что с того?.. Формальности обряда оказались соблюдены.

По счастью, какая-то доля порядочности у советника сохранилась. А может, то был далеко идущий расчет: Хавир помнил, как легко Тенокки перебил стражу из лучемета. В общем, Хавир обменял жизнь девушки на чужинское оружие. Он разоружил посла и вытолкал его из дворца – будто бы искать Правежника. Боги посмеялись над Хавиром; волшебное оружие потекло сверкающей водой, едва не спалив ему руки.

...Денис кивнул, вспомнив перевязанную смоляной тряпицей ладонь царедворца. Хавир, привратник чертов... Все объяснялось: и замешательство советника, когда он увидел Завацкого у ворот замка, и его ненависть, и нежелание впустить. Перед тем как отдать лучемет, Тенокки включил систему самоуничтожения. Руки советник лечить будет долго.

Над парапетом мелькнула знакомая тень. Зимородок покрутил головой и запрыгал по скамье. Денис сделал вид, что не замечает птицу.

– Расскажи о Правеже, – попросил он тшиина. – Как проходит обряд, какова роль второго Правежника. Кто такой, наконец, этот господин Айши?..

– Айши лау макуаль тисса! – вдруг иорал зимородок. Забил крыльями: – Кеш цыцы!

– Брысь, зараза!

Денис взмахнул рукой, и пернатый наглец испуганно упорхнул.

– Целый день меня преследует, – пожаловался детектив. – Покоя от него нет.

– Просяной зимородок? Странно. Он либо гонец, либо сказитель, как моя сестра. Кажется, я узнаю фразу из сказания... но нет. Это не может быть правдой.

– Что он говорит? Я слышал, он упоминал Айши.

– Да, это так. – Дон Ткни Ай нахмурился и потер лоб. Глаза его сделались встревоженные, больные. – Он говорит... да нет, чушь... Это ерунда, небывальщина. – Он встрепенулся: – Я слышу, как шуршит трава. Ага. Не стоит мне быть здесь, говорю тебе. Сестра скажет, когда и где встретимся.

Тшиин перекинул ногу через перильца беседки, но остановился, будто вспомнив нечто важное:

– Да, вот еще, Дена Зарай... Мая тебе доверяет, раз сказала свое детское имя. Не трепли его, говорю тебе, будь добр! Иначе удавлю шнурком от сандалий. Это все истинная правда!

– Черт бы побрал вас, правдолюбцев, – вздохнул Денис. – Одна морока с вами... Подожди, я с тобой!

* * *

Пока побратимы возвращались, Дон успел рассказать о Правеже. История эта прелюбопытнейшая, так что я вам ее поведаю.

Началось все, когда Жарран – Убийца Великанов решил установить на Тшиине справедливость и порядок.

Герой верил себе, и его окрыляла идея. Достойных

противников его правоте не находилось. Силы и боевого мастерства хватало. Он загнал в горы яростных тварей, перебил мятежников, усмирил злых ихи. Настал век радости. Реки Тшиина потекли молоком, алой и благополучием. По лесам ходили жареные вепри, начиненные сытным просом. Люди не уставали прославлять героя.

Но вот что-то пошло наперекосяк. Что-то нарушилось в нем самом, и это правда.

Как-то раз к Жаррану пришли крестьяне с просьбой убить великана, который держал в страхе всю округу. Единственный путь к его логову лежал через мост, сплетенный из волос сестры великана.

Никто не мог пройти через мост, но Жаррану это удалось. Он обольстил гигантскую деву и провел с ней шесть ночей страсти. Затем она пропустила своего возлюбленного через мост, но заставила поклясться Господом, что на обратном пути Жарран возьмет ее в жены.

Убийца Великанов нарушил слово. Чудища мешали людям; родись у великанши сын, он стал бы мстителем и погибли бы многие.

Следующий раз Жарран оказался в ловушке выбора, когда спасал восточное царство от бандитствующего ихи. Колдуна удалось сразить, но перед смертью он поведал, что у царя растет сын, который станет могучим бойцом, – куда сильнее и прославленней, чем даже сам Убийца Великанов.

Жарран попросил за голову колдуна не золота и драгоценных камней, а царского ребенка. Убил, сделал из него макурта и продал на мельницу.

Слишком много несправедливости оставалось в мире. Жарран чувствовал, что, если у него появится достойный соперник, они начнут междоусобицу, а нечисть вновь расплодится под солнцем.

Следующим противником оказался дракон, проглотивший солнце. Герой вырезал ему бок, чтобы светило смогло выйти наружу. В этом бою братья Жаррана остались калеками – без глаз и рук. Жарран пробовал силы чудища, посылая против него то одного своего брата, то другого – каждый раз более сильного. Последним вышел сам.

Когда Жарран повсюду установил справедливость, покой и достаток, он призадумался. Совесть подсказывала ему, что не всегда он был праведен и безупречен. Оставались поступки, которых следовало стыдиться.

Тогда Убийца Великанов бросил клич: пусть-де каждый обиженный им придет и выкажет свою горечь, чтобы он мог оправдаться. Никто не откликнулся. Это был добрый знак, но и он не успокоил Жаррана. Быть может, думал герой, гонцы кричали недостаточно громко, а кто-то из обиженных спал и не слышал покаянных речей?..

Оставалось одно: просить совета у самого бога. Жарран надел кафтан трех цветов: хвойного, зеленого и салатового, надел железные сандалии и взял в руки железный посох. Дорога расстилалась перед ним – бескрайняя, манящая. Быть может, она вела к богу.

Убийца Великанов шел и у каждого встречного спрашивал: ты бог? а может, ты?

Однажды ему попался дурачок с кривым глазом. Была у дурачка привычка: повторять бессмысленно слова, которые ему говорят. Вот и сейчас, спросил у него Жарран: «Ты бог?» – а тот возьми и ответь: «Бог». Убийца Великанов обрадовался: «Скажи, бог, прав ли я? Много разного натворил... аж сердце пополам рвется. Но все честно! Жизнь моя – вечный поединок, а победитель несет мир. Да вот проклят мой меч и где найдет покоя?»

Стоит дурачок, слюни пускает. Потом говорит: «Меч пополам рвется. Натворил поединок – все честно! Победитель прав, сердце найдет покоя» – и смотрит жалобно. Тут-то Жаррана и осенило: сам бог ему советует! Не думая, расщепил меч напополам – обе половины равны, – сунул дурачку половину меча. «Становись, – говорит. – Я верю тебе, Господи! Кто мой поединщик?»

«Я тебе поединщик», – отвечает дурачок радостно. А последнее слово договорить не успел. Лежит губами в пыли: снес ему голову Убийца Великанов. Это истина, говорю тебе, ага. Повеселел Жарран, вернулся домой счастливый: сам бог простил ему грехи.

Вот и вся история.

...Выяснилось, что суд тшиины творили точно так же, как рыцари земного Средневековья. Последователи Жаррана сходились в поединке – истец против ответчика, меч против меча. Победитель оказывался прав, и дело закрывалось. Все стороны принимали «божье решение» как непреложную истину. В некоторых случаях (как, например, сейчас) допускались компромиссы: чтобы не заставлять женщину сражаться против заведомо более сильного противника, ей разрешалось выставить кого-нибудь вместо себя.

До суда Правежники получали особый статус. Они оказывались вне преследований и мести, вне долгов и обязательств. Многие пользовались этим – точно так же, как в земной истории пользовались правом убежища в церкви.

Следуя легенде, Правежники сражались одинаковым оружием. Не всем это нравилось: когда-то Жарран расщепил клинок надвое[7]7
  Устройство меча тшиинов (макуаля) позволяет это. Макуаль больше всего напоминает ацтекское оружие: палку, в которую воткнуты обсидиановые лезвия. Оружейники на Тшиине отличаются мастерством; зачастую их мечи являют собой истинное произведение искусства. Тем не менее основной элемент – несущая лезвия рамка – сделан из дерева. Ее можно расколоть надвое, чем и воспользовался легендарный воитель.


[Закрыть], но кто захочет ради суда погубить свой меч?..

И тогда тшиинские оружейники нашли изящное решение. Они создали пять волшебных мечей-перевертышей. Стоило перевертышу полежать рядом с другим мечом, как он превращался в точную его копию. Копировалось все: форма, материал, волшебные свойства.

Никакой замок не мог считаться благородным, если в его арсенале недоставало перевертыша. Имена им обычно давали шутовские, – чтобы ни у кого не возникало желания использовать их в настоящем сражении.

Перевертыш Бавана звался «Господним Чижиком».

Глава 2
ПРОСЯНОЙ ЗИМОРОДОК

Ихи Мая Ткни Ай.

Тшиинское слово «ихи» многозначно. Его ложное и правдивое произношения не различаются; провидец, святой и шарлатан обозначаются одним и тем же еловом: «ихи». Кроме того, «ихи» – это чудо, неожиданный сюрприз.

Ихи – это большая удача, но и предчувствие беды. Это вовремя поданный совет, ребенок, сотворивший глупость, неожиданная выходка.

Десятки значений у этого слова... И одно из довольно редких: комедиантка. Мая Ткни Ай была ихи – так сказал бы любой, кто ее видел. Временами некрасивое лицо комедиантки преображалось: щеки загорались румянцем, глаза блестели. Девушка становилась способна на любую выходку.

Совершенная ихи. Никогда не знаешь, чего от нее ждать.

– Прекрасный рыцарь! – щебетала Мая. – Отведай этих трюфелей. Они нежны на вкус и очаровательны с виду, правда. Твое чело затуманено, о чем ты беспокоишься?..

– Мая, – опасливо поморщился «прекрасный рыцарь», – я очарован вашим гостеприимством, но... боюсь, эта пища не для меня. Я слышал, что вы едите кашу из мозгов тростниковой жабы, сваренных с соком драцены. Это так?..

– Нет. Это всего лишь фигура речи, поэтическая вольность. – Девушка подняла глаза к потолку, силясь подобрать нужные слова, но скоро сдалась: – Нет, не могу... На ваш язык это непереводимо, да. Это блюдо подают к столу Бавана, а потому расхваливают его, как могут. Нужно быть поэтом, ага.

Завацкий и Мая устроились за крохотным столиком на галерее, опоясывающей пиршественный зал. Если честно, им здесь не полагалось находиться: переход предназначался для стражников, охраняющих покой дворца. Но брат Маи заведовал дворцовой стражей. А верхняя галерея – лучшее место для уединенной беседы.

Пиршественный зал суетой напоминал привокзальную площадь. Толчея, шум, гам... Благородные князья, ихи и утонченные дамы сражались у столов, как позорная чернь, – вырывая из рук пирожки, разбивая миски с салатом и лимонной водой.

То ли Баван ошибся и выставил меньше столов, чем требовалось, то ли обычаи тшиинов вынуждали их сражаться за каждый кусок, но пир понемногу превращался в побоище. Денис не раз благодарил судьбу, что находится там, где находится, а не внизу.

Комедиантка деловито доставала из корзинки запечатанные кувшинчики с соусами. Прячущиеся за колоннами стражники делали страшные глаза, надували щеки, хмурились – беспокоились. Глядя на них, Денис чувствовал себя как дома. Кнехты Ордена вели себя точно так же. Да и выглядели похоже.

– Скажи, Дена, – вдруг спросила Мая, – а та девушка... что она для тебя?..

– Какая еще девушка?

– Ну, эта... Варай-Иту, дочь посла.

Денис пожал плечами:

– Я ни разу не видел Веру. Знаю имя, у меня есть портрет...

О портрете упоминать не стоило. Мая сразу помрачнела:

– И ты немедленно откликнулся на призыв к Правежу... Да. Так ты любишь ее?..

Завацкому вспомнилась круглая мордашка на голограмме, и он усмехнулся. Мысль о любви даже не приходила ему в голову. Он накрыл руку тшиинки своей ладонью.

– Давай не будем об этом, хорошо? Я здесь потому, что меня направило мое начальство... мой король, если хочешь. Это правда.

Мая затаенно вздохнула. Ответа на свой вопрос она так и не получила...

– Мне нужно переговорить с Вероникой. Я слышал, как твой брат рассказывал о происшедшем, я знаю версию землян, но мне хотелось бы понять, что она сама обо всем этом думает.

– Боюсь, это невозможно. Пока она сидит в башне, к ней никто не может прийти, это почти правда.

– Почти? А что правда?..

– Начальник стражи – твой побратим. Я – комедиантка. Если Варай-Иту заскучает, она может попросить Дона, чтобы ей прислали музыкантов или мимов. Тогда я смогу с ней встретиться и передать послание. Да. К сожалению, она ответить не сможет, и это правда.

– Что ж... Будем искать другие пути...

Денис отвернулся к пиршественному залу. И замер.

– Мая, – осторожно сказал он. – Посмотри вон на того господина. Чего он хочет?..

Тшиинка бросила быстрый взгляд через перила и скривилась. Дородный рыцарь в черном камзоле стоял на столе, делая комедиантке какие-то знаки. Лицо его сияло. Он смотрел на Маю так, как дети смотрят на пряничного Деда Мороза, что притаился в ветвях рождественской елки.

– Матрататалиссия-кеоки! – заголосил толстяк. – Ци-ци-ци леноки, айссс тсии мааса! – Тут он заметил чужинца и без заминки перешел на русский: – Просим! Просим!

– Просим, просим, госпожа Матрататалиссия! – поддержали другие гости. – Спойте нам!

– Это поклонники, – в ужасе зашептала комедиантка. – Я не могу им отказать. Правда!.. Ты дождешься меня?..

– Так ты пойдешь выступать? Здорово! Мне очень хочется послушать, как ты поешь.

Мая беспомощно улыбнулась:

– Я почти не знаю чужинских песен... Это ложь, но...

– ...но тогда спой на родном языке. Иди.

Девушка обреченно двинулась к выходу из галереи.

Один раз она оглянулась, словно ожидая, что Денис позовет ее обратно, но тот лишь покачал головой.

Едва шаги Маи стихли, стражники вырвались из укрытия.

– Господин чужинец, – начал первый из них (судя по сломанному носу и высокому воротнику – десятник), – здесь нельзя находиться посторонним. Это галерея стражи. Ага.

Денис кивнул:

– Рад это слышать. Что дальше?..

– Твои речи заносчивы, у тебя листвяной шрам на запястье. Утром его не было, правду говорю. Чей ты побратим, скажи?..

– Дон Ткни Ая, вашего командира.

Лица стражников вытянулись:

– Это... это неслыханно! Мы оставляем тебя, чужинец – побратим Дона, и мы кланяемся тебе, хоть это и неправильно. Это да, ага. Приятного отдыха!

– Это правда? – Завацкий неприязненно посмотрел на громилу.

– Что?..

– Последнее пожелание. Ты не сказал, что это правда.

– А?.. Да, это правда. Правдивейшая из возможных.

На десятника было жалко смотреть. Униженно кланяясь, он удалился в тень колонны.

«Вот я и обретаю новых врагов, – подумал Денис. – Это хорошо. Если у человека есть враги, то и друзья будут».

Он взял с тарелки пирожок песочного цвета. Синие нити водорослей пронизывали его, так что пирожок напоминал нежную сладкую губку или плод инжира. Как Денис успел убедиться, ни одно блюдо тшиинов не оставляло крошек.

– Экономные, экономные варвары... Даже противно.

Теир с опаской откусил от пирожного. Хм... Вкусно. И аллергия исчезла: нос чист, тело не чешется... Побратим-трава исцелила его.

– Матрататитата! Трататитуту! Тритаматиторо! – рассыпался дробью барабанчик. Отозвались хрустальные колокольчики, ленивым шмелем загудели струны неведомого инструмента – одна, другая, третья. В пиршественном зале установилась тишина; даже стражники на галерее замерли, обратившись в слух.

Появилась Мая. Свой короткий ало-зеленый хитон она сменила на тяжелое платье, напоминающее венесуэльские карнавальные костюмы. Огромный павлиний хвост за спиной, разрезы на бедрах, тонкие ленты вьются, охватывая руки... В этом платье она казалась трогательно маленькой и беззащитной.

– Йи-сса-маки, тшиин-кекли! – объявила она. – Лели, саиддама.

Толпа взорвалась приветственными криками. Игла ревности уколола сердце Дениса: девушка говорила со зрителями на одном языке. Ее понимали, ей сочувствовали... и любой из пирующих рыцарей был Мае ближе, чем он сам. Что ж, хорошо... Завацкий грустно усмехнулся и взял с блюда травяную колбаску.

– Приятного аппетита, да, – прозвучало за спиной. Денис резко обернулся. – Ваша подруга прекрасно поет, просто замечательно. Я рад, чужинец, готов поздравить! Я говорю правду.

Странное дело: в этот раз он обращался к детективу на «вы».

– Я не слышал, как вы подошли, господин Хавир.

– Еще бы. Вы же варвар, Дена. Ваш слух несравним со слухом тшиинов, и это правда.

– Вы будете говорить много, Хавир? – не удержался от колкости детектив.

Советник шутки не принял:

– Вы в беде, мой друг, это правда. В большой беде. Дон Ткни Ай сделал вас побратимом, кровь смешал... Стойте, не говорите, я скажу! – оборвал он Завацкого. – Много чего скажу, потому что вы себя губите. Только что вы хвалились своим побратимством. Только что кровью Ткни Ай воспользовались, стражу хотели смутить. Это правда?..

– Правда. – От испытующего взгляда советника Денису стало не по себе.

– Берегитесь, чужинец! Церемониймейстер – себе на уме, а сестра его – великолепнейшая лицедейка. Они говорят – правда, правда, это все правда! И да, ага, ихи, сами тому верят, но в правде всегда таится другая правда. Вы ходите по лезвию макуаля, Правежник, пятки режете. Зачем Дон Ткни Ай смешал кровь, не вино?.. Вам известно?..

Завацкий покачал головой. Советник подобрал полы кафтана и уселся там, где раньше сидела Мая.

– Господин Правежник, мы с вами ровесники, но я знаю жизнь лучше вас... Да. Я потерял отца и сестру, я знаю цену предательства... – Он помолчал немного и продолжил: – Вы уже воспользовались правом крови, чтобы войти в галерею. Это правда, ага. Бойтесь, Дена Зарай. Начальник стражи имеет на вас виды, глазом не моргнете – окажетесь в заговоре. Легче всего обвинить побратима. Побратим просит – как откажешь?.. Да. Люди не скажут: «Дон виноват», скажут: «Подлый чужинец чести не знает, порядка не ведает – святого для него нет». Если что-то случится, знать будет на его стороне, и это говорю вам! Ага, правдивейшая правда!

– Так вот вы о чем хотели со мной поговорить!

– Нет, Дена Зарай, не об этом. Баван вами интересуется, хочет вас видеть. Послезавтра утром, в зеленый час. Это правда. Все об этом знают.

По спине Дениса пробежал восторженный холодок. Вот оно – ихи! Ихи в значении «чудо из чудес». Бюрократия при дворе Бавана давно уже стала притчей во языцех. По-хорошему, землянин только завтра рассчитывал приступить к хлопотам. Свести знакомства с нужными людьми, раздать подарки (на дне рюкзака лежали мельхиоровые чайные ситечки – в лучших традициях Остапа Бендера). В лучшем случае встреча с Баваном могла состояться дней через шесть. Обычно же приема приходилось ждать месяцами.

К добру или худу, но события ускоряются. И это хорошо.

– Я благодарю вас, советник Хавир. И это правда. Благодарю за добрые вести и за совет.

– Верю, что мы сможем стать друзьями, Дена Зарай. Еще раз нижайше прошу простить, что заставил ждать у ворот. Это правда.

Советник прикоснулся кулаком левой руки к ладони правой и поклонился. Денис ответил тем же.

Когда Хавир ушел, в душе детектива поселилась тревога. С одной стороны, Дон и Мая казались ему симпатичны, с другой – слишком много неясностей таилось во всей этой истории. Тут уж все припомнилось: и странности в поведении комедиантки, и слишком легкое согласие Дона на побратимство...

Беспорядок в мыслях лечится тем, что ему дают имя. Огоньки на панели Абу загорелись теплым зеленым светом. Денис отыскал файл с названием «Bookl.xls», переименовал в «Zimorodok.xls» и открыл табличку с тремя колонками: «Удача», «Бог его знает», «Что надо сделать».

– Пинкертон хренов, – хмыкнул сам себе. Как и в прошлый раз на земле Соль, он совершенно не представлял, с какого конца возьмется за дело. Но если там на выручку пришел первоисследователь, то среди тшиинов на подобную удачу рассчитывать глупо.

Завацкий заполнил таблицу. Всему нашлось место: и приглашению Бавана, и странностям Хавира, и его предупреждению. Документ обрел солидность и основательность. К сожалению, главный вопрос так и остался без ответа.

Кому понадобилось обвинять Веру Тенокки в колдовстве? Какова в этом роль Хавира? Дона, Маи? При чем тут наглый зимородок, что преследует теира?

Айши тиу ллиулам!

Денис оторвал взгляд от экрана; ему показалось, что среди огоньков мелькнуло знакомое серое оперение. Черные крылышки с белыми строгими полосками. Правежник моргнул, и морок рассеялся. Птица не могла сидеть на люстре, среди свечей и чугунных завитушек – это стало бы насмешкой над здравым смыслом. Или же – нет? Вон псы охотничьи под столами бегают, и ничего. В порядке вещей.

Денис хотел было записать легенду о Жарране – отце тшиинской юриспруденции, – но выяснилось, что в этом нет нужды. Легенда значилась в энциклопедии под буквой «С» – «Суеверия». Обряд Правежа тоже отыскался: неведомый посольский грамотей вместо «Правеж» написал «Привеж». В общем-то, почти верно – одной буквы до кривежа не хватает. Только вот от таких опечаток порой зависят человеческие жизни...

Мая неслышно выскользнула из тьмы галереи.

– Дена! – Она опустилась на скамеечку, вытянула ноги. Волосы ее взмокли и слиплись от пота, косички грязной клеткой прилипли к лицу. На хитоне темнели влажные пятна. – Ох!.. Тебе понравилось, как я пела?

– Да. – Завацкий защелкнул крышку ноутбука, спрятал его в рюкзак. – Это чудесная песня, только грустная, правда...

– Грустная? Ты говоришь, грустная?

– О влюбленных и разлуке. – Он запнулся. Признаться в том, что он не слушал, мешало чувство такта. – Разве не так?

– Ага-да. Пойдем, Дена. Время уже позднее, а тебе надо устроиться на ночлег. Пора отдохнуть, ага. Ты будешь откидывать полог моей кровати.

* * *

Может показаться, что при таком отношении к правде и лжи тшиины должны говорить лишь то, что думают. Ну, в крайнем случае то, что думают, что они думают. Ничего подобного. Речь тшиинов переполняли вычурности, цветистости, эвфемизмы и метафоры. Быть может, дела зашли не так далеко, как на земном Востоке, но слова таили по нескольку смыслов.

Существовало около трех сотен обозначений для любви во всех ее проявлениях. Тут и «перекинуть мост через речку», и «перестукнуться сердцами», и «погулять в сопках, заросших мягким мхом». Для убийства и насилия иносказаний было немногим меньше. Тшиины проявляли немыслимую изобретательность, чтобы выскользнуть из пут, которые накладывал на них язык.

Весь путь до покоев комедиантки Денис провел в размышлениях: что означает «откидывать полог кровати»? Что скрывается за этими словами?

Местный обычай? Приглашение к флирту? Нечто большее?

На самом деле фраза значила ровно то, что значила. Полог над кроватью Матрататалиссии не был вырезан или сколочен: его построили по всем правилам фортификационного искусства. Тяжеленная крышка железного дерева, украшенная резными павлиньими глазками.

Денис снял его с трудом; как бы девушка справилась в одиночку – бог ведает.

– Понятия не имею, зачем он. Наверное, чтобы крысы не лазили, – с очаровательной улыбкой объяснила Мая, вытряхивая простыни. – Когда в комнате долго никто не живет, они спят в кроватях, как господа, а это позор. Правда! Теперь здесь живу я. Приходи в гости.

– А сейчас? Разве я не в гостях?

– Конечно, нет, самый бестолковый из рыцарей! Надо же понимать приличия. Ты откидываешь полог на моей кровати. А потом вернешься к себе. И это так.

Денису страшно захотелось включить Абу и набрать в окошке поисковика «полог». Или «приглашение в гости». Могучим усилием воли он подавил это желание.

– Хорошо, – покорно согласился он. – Я схожу к себе, положу вещи и вернусь в гости. Это правда. А где моя комната?.. Распорядитель кроватей сказал, что меня поселят там, где раньше жил земной посол. Господин Тенокки.

Мая грустно смотрела на теира.

– У тебя нет комнаты, Дена Зарай. В покоях, где жили чужинцы, сейчас очень грязно. Верь мне, ага. Господин посол бил огненным боем стражу, очень страшно, правда. А в другие места тебя никто не пустит. Брат попросил, чтобы я тебя приютила. Да.

Денис вздохнул. Вопрос о жилье отпал сам собой. После боя на фузионерах в комнатах чужинцев не просто грязно. Можно биться об заклад, что там не хватает стен, а местами – полов и потолка.

– Куда же мне идти, Мая? – спросил он в растерянности.

– Никуда, – жизнерадостно отозвалась тшиинка. – Я ведь пригласила тебя в гости. Правда! Здесь тебя никто не будет искать, да. Кроме того, это естественно – ты гостишь в замке и на ночь отправился к комедиантке. Ага?

О tempora, о mores![8]8
  О времена, о нравы! (лат.)


[Закрыть] Ночевать у незамужней девицы – это естественно? Завацкий наконец понял, что от него требуется. Он вышел в коридор, потоптался у порога, затем постучал.

– Камаис! – донеслось из-за двери. Слова этого детектив не знал, но догадался по интонации. «Входите» на всех языках звучит одинаково.

– Вот теперь ты у меня в гостях, правда.

Мая зажгла свечи, и комната заиграла палевыми бликами. На стенах висели ковры из разноцветного мха; такой же ковер лежал на полу.

В свете свечей комната выглядела иначе, не как раньше. Горка белого дерева, столик со свечами, еще один столик – низенький, широкий, наверное, обеденный... Вокруг него в беспорядке громоздятся подушки. У одной стены кровать Маи, у другой – широкий тюфяк за легкой резной перегородкой. Простенький, но удобный – наверное, для слуги или охранника!

За бархатными занавесями пряталось огромное окно в полстены. Ни щели, ни просвета в золотистом бархате, но Денис ощутил, как в комнату заглядывает слепая тшиинская ночь.

На миг ему стало неуютно. Он откинул штору, выглянул. Ничего; за окном клубился подсвеченный цветными фонариками туман.

– Облако пролилось через стены, – ответила на невысказанный вопрос Мая. – Мы находимся слишком высоко над равниной.

Она подошла к Денису, стала рядом с ним, вглядываясь в белесые пряди.

– Говорят, если долго смотреть в туман, увидишь будущее. Станешь ихи. Наверное, это ложь...

– К чему здесь такие огромные окна? – спросил Денис. – Когда замок атакуют – разве они не опасны? Камень или стрела могут влететь внутрь, убить защитника.

Тшиинка удивилась:

– Как можно воевать с замком? Что за странные вещи ты говоришь, Дена Зарай! Воюют с людьми, а не с камнями, это правда. – Она потянула его за рукав: – Закрой окно, рыцарь, не надо смотреть в ночь! Правда!..

Нехотя Завацкий повиновался. Показалось ему или нет, но в ночной мгле мелькнуло птичье крыло. Зимородок, так настойчиво певший о втором Правежнике, преследовал его днем и ночью...

– Расскажи мне об Айши, – попросил Денис, взбивая подушки. Уселся, скрестил ноги в полулотосе, выжидательно глянул в лицо тшиинки. – Я хочу знать о человеке, с которым мне придется сражаться.