Текст книги "Странник. Американская рулетка СИ"

Автор книги: Владимир Гржонко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Впрочем, Фелисия больше всего любила встречаться с Весли в Центральном парке, куда они выходили погулять. Дома, под недремлющим оком мисс Фиби, оба нервничали, пили чай и церемонно беседовали о пустяках… в общем, вели себя просто как два идиота. А в парке, даже под присмотром охранника, Весли становился самим собой и всегда веселил ее, придумывая всевозможные развлечения. Однажды он притащил откуда-то большой кирпич, завернул его в обрывок газеты, а потом сунул в яркий пластиковый пакет.

– Зачем это тебе? – спросила Фелисия в предвкушении очередной забавной выходки.

– Это не мне, – ответил Весли и с загадочным видом показал на аллею, по которой прогуливался народ. – Мы играем в психологическую игру «Ах, мне дурно!» Вот смотри.

Весли положил пакет на свободную скамейку, с краю, а сам потащил Фелисию в сторону.

– Сейчас сюда кто-нибудь сядет и...

Время было послеобеденное, а день воскресным, поэтому ждать им пришлось недолго. У скамейки остановилась пожилая пара – старушка с бледно-голубым пухом на голове и старичок с палкой, в допотопной соломенной шляпе. Они покосились на пакет, но все же сели, стараясь держаться поближе к противоположному краю скамейки.

– Все, пошли! – Весли подтолкнул Фелисию в спину и прогулочным шагом направился к старикам.

– Простите, это ваше? – вежливо спросил он, указывая на пакет.

Старики покачали головами. Весли аккуратно подвинул пакет и галантным жестом предложил Фелисии присесть.

– Странно, – громко сказал он, опускаясь рядом с ней, – запах какой-то... Ты не чувствуешь? По-моему тянет отсюда...

Старички беспокойно проследили за его взглядом и отодвинулись подальше. Но Весли на этом не остановился. Посидев несколько секунд спокойно, он повернулся, преувеличенно осторожно заглянул внутрь пакета и тут же отпрянул.

– Фу, какая гадость!

Старички старательно принюхались, переглянулись, торопливо поднялись и заспешили по аллее прочь. Наверное, это было не очень остроумно и довольно невежливо, но Фелисия хохотала как сумасшедшая и не могла остановиться. Особенно, когда одна из новых жертв – довольно молодой крепкий мужик, чем-то похожий на папана – понеслась по аллее, не оглядываясь. А ведь Весли всего лишь заметил вслух, что там, в пакете, кажется, что-то тикает…

– Вот видишь, сколько удовольствия можно получить от одного несчастного старого кирпича, если отнестись к делу творчески! – с удовлетворением рассуждал Весли, провожая ее домой. – Тебе, дурочке, ничего такого в жизни не придумать. Только и можешь, что представлять себя креслом или плюшевым мишкой. А толку от этого… сама знаешь сколько. Ладно, цени и учись, пока я добрый!

В общем, дружить с Весли было легко и приятно. Правда, когда они с Фелицией закончили школу, то общаться стали значительно реже: Весли уехал в Коннектикут, в Йель, а Фелисия осталась в Нью-Йорке. И даже на каникулах как-то так получалось, что они оказывались в разных концах Америки или Европы и только подолгу разговаривали по телефону. Потом, когда у Фелисии появился Шон, Весли специально приехал, чтобы познакомиться с, как он выразился, «потенциальным кавалером».

В тот субботний вечер Фелисии почудилось, что Весли дурачится, болтает веселую ерунду, придумывает какие-то невероятные способы развлечься (вроде похода переодетыми по полулегальным закрытым ночным клубам), в общем, старается казаться таким, как всегда, но… Что-то с ним было не так, но вот что именно – этого Фелисия понять не могла. Ну, не ее же короткий и легкий роман с Шоном так огорчил старого друга. Он сам говорил, что рано или поздно она обзаведется любовником, и что это совершенно естественно: рыжие женщины – существа горячие и эротичные. В этом месте Весли закатывал глаза и раздувал щеки: по его представлениям, именно так следовало изображать неуемную страсть рыжих женщин. А обуздание подобных желаний приводит к оч-чень серьезным последствиям. Уж он-то, Весли, знает. И потому непременно желает взглянуть на птенчика, который окажется в сетях ее невообразимой похоти...

Но случилось так, что они с Шоном категорически друг другу не понравились. Фелисия поняла это, когда они сидели втроем в небольшом мексиканском ресторанчике в Вилледже, хотя внешне все выглядело вполне пристойно. Шон примитивно ревновал и по-младенчески дулся, а Весли, обращаясь к нему, демонстративно не замечая Фелисию. И она даже не знала, огорчаться ей или, наоборот, радоваться.

Вечер закончился самым неожиданным образом: Шон сгоряча перебрал текилы, и его пришлось чуть ли не силой выволакивать из ресторана. Так что никакой романтической ночи в заранее снятом номере маленькой гостиницы в Бруклине у них с Фелисией не получилось. Ну, откуда Шону было знать, каких усилий стоило Фелисии добиться от мисс Фиби разрешения остаться ночевать у подруги – развеселой Памелы, дочки старого приятеля папана. Памела, в отличие от Фелисии, виртуозно умела притворяться перед своими и чужими родителями пай-девочкой, поэтому дружба с ней официально поощрялась. К Памеле не было приставлено ни охраны, ни какой-нибудь мисс; родители ее уже который год находились в кругосветном путешествии на своей яхте величиной с «Титаник»; поэтому девушка охотно «прикрывала» приятельницу, когда у той начался недолгий роман с Шоном.

Фелисия и Весли завезли расклеившегося Шона в его маленькую квартирку в Сохо и отправились в Бруклин, в ту самую гостиницу. Вернуться домой Фелисия не могла: мисс Фиби сразу учуяла бы неладное. Оказавшись вдвоем в номере – маленькой дешевой комнатушке, словно специально предназначенной для быстрой вороватой любви, – оба почувствовали себя неловко. Фелисия уселась в убогое неудобное кресло, а Весли нарочито беспечно развалился на кровати. Света они не зажигали: чтобы видеть друг друга, им вполне хватало ночного фонаря за окном.

– Вот видишь, испортил тебе романтический вечер… Честное слово, это получилось случайно: я же не знал, что твой кавалер так быстро охмелеет.

– Не говори глупости! И вообще, что за дурацкое выражение – «кавалер»? Шон славный... и я его... в общем, он мне нравится. А если у тебя есть возражения, то милости прошу, побеседуй на эту тему с мисс Фиби. Она будет только счастлива.

– Да причем тут твоя мисс Фиби! Просто мне кажется, что ты достойна куда большего. Нет, серьезно, Рыжка. Ты же знаешь, я с тобой всегда откровенен. Если хочешь, я могу сделать вид, что он и мне жутко нравится. Подумаешь! Ты же не замуж за него собралась, а просто хочешь расслабиться. Действительно, ну чем ты хуже других? Вот и номер этот... Какая жалость, что Шон сейчас в состоянии только мычать и блевать. Вы бы тут славно покувыркались…

– Да прекрати ты говорить ерунду! Ты что же, хотел, чтобы я стала синим чулком?

– Это у тебя и не получилось бы, слишком уж ты рыжая! Да ладно, черт с ним, с твоим кавалером. Нравится он тебе, ну и ладно, ну и пожалуйста! Лучше расскажи, как ты жила, развратница, пока меня не было в Нью-Йорке…

Они еще немного поболтали, перебрасываясь привычными колкостями, и постепенно ощущение неловкости прошло. В конце концов, они же старые друзья. Но все равно Фелисия видела, что Весли как-то необычно подавлен. Худенький, невысокий – еще в школе Фелисия переросла его почти на голову – он выглядел моложе своих двадцати трех лет, сам знал это и всегда старательно отыгрывал роль той самой маленькой собачки, которая всегда щенок. Но сейчас он казался Фелисии постаревшим, усталым и очень грустным.

– Слушай, Рыжка, а ведь я приехал не ради твоего птенчика, – Весли приподнялся на локте и посмотрел на Фелисию. – Мне нужно с тобой поговорить. И очень серьезно, между прочим. Дело касается нашей семейки…

О семье Весли Фелисия знала совсем немного. Из всех родственников в живых у него оставался только дед, Триммер-старший. Фелисия никогда его не видела: в отличие от ее папана, мистер Триммер совершенно не интересовался, с кем дружит его внук. Знала только, что старик «паренек ничего себе, только бывает слишком занудным, когда у него появляется блажь вспомнить о своей героической молодости».

– Я уезжаю, Рыжка. И, возможно, надолго. Не хотел говорить тебе заранее, чтобы не расстраивать, но вот... теперь самое время.

Заметив, что Фелисия собирается что-то спросить, Весли замахал руками.

– Знаю я все твои вопросы! Университет, конечно, придется бросить. К черту, надоели мне эти надутые снобы с их клубами, научными обществами и табелью о рангах. Да и вообще непонятно, для чего мне это образование… не для того ведь, чтобы зарабатывать себе на жизнь, правда? Вон дед после окончания Гарварда никогда и нигде не работал. Даже в собственной конторе. Зачем самому-то утруждаться? Есть прекрасные наемные специалисты. Работают, как известно, только трудоголики – плебеи и нувориши, – но никак не аристократы! Так для чего, спрашивается, эта бессмысленная трата сил и времени? Но уезжаю я не поэтому. Все... несколько сложнее.

Фелисия поняла практически сразу. Конечно, рано или поздно это должно было случиться. Она знала о Весли все… ну, или почти все. А о том, чего не знала, догадывалась. Было в их отношениях несколько неловких моментов... Однажды, когда Фелисии исполнилось четырнадцать, она вспомнила, как он хотел ее потрогать – тогда, в темном туалете – и решила, что теперь настала ее очередь. Не то, чтобы она сгорала от любви к Весли, а уж тем более от страсти. Нет, просто он был самым близким ей мужчиной, и если уж экспериментировать, то только с ним. Весли шарахнулся от нее, как шарахаются от карандаша, направленного прямо в глаз. Сначала Фелисия самодовольно думала, что это потому, что девочки взрослеют быстрее, нежели мальчишки. И только потом... Несколько раз Фелисия встречала Весли в клубах с довольно неприятными спутниками, но он напускал таинственности и говорил, что это как-то связано с его учебой: Весли собирался стать психологом.

А еще через некоторое время она случайно увидела его за стеклом в каком-то небольшом баре: Весли сидел в обнимку с крупным седоватым мужиком. Она не смогла пройти мимо, замерла на месте и как дура пялилась в огромное окно, а мужик нежно поглаживал Весли по плечам и спине, целовал его в шею...

– Это все ужасно глупо, конечно, но ты не пугайся. – Весли сел, подогнув под себя ноги. На огромной кровати он казался совсем маленьким. – Жаль, что не могу тебе ничего рассказать... В общем, если что-то про меня услышишь, то ты, конечно, не в курсе. Представь себе, единственный человек, с которым мне трудно расставаться – это ты. Серьезно, вот я уеду, у меня начнется совершенно новая жизнь, и плохо только то, что ты остаешься здесь… Такие вот дела, Рыжка, такие вот дела...

– Слушай, а зачем тебе уезжать, если отцовские деньги в твоем распоряжении, и ты совершенно независим от деда? – у Фелисии вдруг появилось странное ощущение, что Весли придумывает для нее какую-то дурацкую байку, что это очередной розыгрыш. Предположим, Весли решил сбежать с любовником. Но зачем? Мог бы спокойно жить с ним в Нью-Йорке. Времена давно уже переменились, и сегодня гордые гомосексуалисты устраивают парады на Пятой авеню. А с теми миллионами, которые оставил Весли давным-давно умерший отец, можно вообще на все наплевать…

– Ты что, хочешь начать новую жизнь обязательно на новом месте?

– Ты удивительно догадлива, Рыжка! Все именно так: новая жизнь – на новом месте. Поразительно точная формулировка! На самом деле мне предлагают довольно интересную исследовательскую работу. А она связана с таким вот путешествием. Но, кроме того, у меня есть и личные причины для отъезда. Тут все очень и очень сложно. К чему тебе мои сложности? Думаю, этого добра у тебя у самой хватает…

– А где находится это твое «новое место»?

– Это не какая-то там дурацкая таинственность и конспирация, но... Прости, Рыжка, но я правда не могу тебе это сказать. Так уж получается...

– Но ты хотя бы дашь о себе знать? – Фелисии опять стало неловко – и от его необычного грустного тона, и от того, что она почему-то боялась услышать настоящую причину его бегства.

– Рыжка, я когда-нибудь не выполнял то, что обещал? Так вот, торжественно клянусь, что через некоторое время свяжусь с тобой. Ну, куда мне без такой вот рыжей подружки? Да не кисни ты! Все, хватит! Давай лучше вернемся в Манхэттен и что-нибудь еще придумаем. Нечего сидеть в этой дыре и рыдать, как две пожилые слонихи. Я знаю одно очень странное местечко в Чайнатауне... тебе понравится!

Они поехали в Чайнатаун и проговорили до рассвета в этом «очень странном местечке». И Весли был таким, как всегда. Ну, или почти таким… А утром Фелисия проводила его до платной стоянки, на которой он оставил свой «хаммер»: Весли сказал, что ему необходимо заскочить в Йель, чтобы закончить перед отъездом кое-какие дела. Если в ближайшем будущем кто-нибудь будет спрашивать о нем, Весли – ей следует отвечать, что они виделись в последний раз черт знает когда. В общем, она и сама сообразит, о чем не следует говорить посторонним. Ну и – счастливо оставаться, Рыжка! Они еще встретятся. Он обязательно позвонит ей, обязательно…

Весли демонстративно звонко чмокнул Фелисию в щечку и все-таки не удержался: велел гнать незатейливого Шона в шею и найти кого-нибудь менее скромного. А потом забрался в машину, захлопнул дверь и уехал. Фелисия проводила его взглядом и побрела к ближайшему кафе – выпить кофе и сообразить, что следует рассказать мисс Фиби о том, как она провела время у Памелы. В принципе, она уже давно привыкла к тому, что они с Весли общаются довольно редко. А если он пообещал связаться с ней, то и волноваться, казалось бы, особенно нечего. Вот только все равно непонятно, для чего ему понадобилось бросать университет и куда-то уезжать. Странно... Впрочем, о чем бы Весли не рассказывал, он всегда любил напустить таинственности. Даже перед отъездом не смог удержаться, пижон!

Вечером Фелисия узнала, что в то самое время, когда она беседовала с мисс Фиби, на мосту по дороге в Коннектикут «хаммер» Весли на большой скорости врезался в ограждение, сбил его, упал вниз, на рельсы, и взорвался. Самого Весли – вернее, то, что от него осталось, – спасатели сумели достать только через несколько часов. Семья Триммеров официально извещала знакомых, что панихида состоится в четверг днем в соборе Святого Патрика. Тело упокоится в фамильном склепе Триммеров в Саванне. Вот и все.

И те несколько дней до похорон, и сами похороны Фелисия помнила смутно. В памяти задержался только старик Триммер – очень высокий и невозмутимый, безучастно принимающий соболезнования. По всей видимости, ростом Весли пошел в мать, подумала тогда Фелисия и тут же спохватилась: о чем она, какое это сейчас имеет значение! Но почему-то ей еще долго снился Триммер-старший, и она сердилась на себя: Весли со дня похорон она не видела во сне ни разу. Это казалось ей ужасно несправедливым и похожим на предательство, хотя она сознательно старалась не думать о Весли, чтобы не растравлять себя…

А еще через несколько месяцев, поздней ночью, ее разбудила вибрация сотового телефона, который она, вопреки домашним правилам, держала под подушкой. Спросонок Фелисия долго не могла нащупать телефон, а когда, наконец, поднесла его к уху, то звонки уже прекратились. Она подождала немного, и телефон действительно завибрировал снова. Экранчик светился в темноте, равнодушно сообщая, что номер звонящего недоступен. На другом конце провода стояла тишина, прерываемая только далекими завываниями сирены, и Фелисия никак не могла сообразить, откуда доносятся эти звуки: из трубки или из окна. Той ночью телефон больше не звонил, но Фелисия долго не могла заснуть и все гадала, какой идиот решил так поиздеваться над ней. В принципе, номер ее мобильника был известен всего нескольким знакомым. И, пожалуй, только Шон – несчастный брошенный ею Шон – мог позвонить ей ночью и трепетно молчать, даже не решаясь попытаться выяснить безнадежно зашедшие в тупик отношения...

Через несколько дней телефон под подушкой снова ожил. Фелисия уже собралась было крикнуть в полную шорохами и напряженным молчанием трубку что-то грубое и несправедливое, как вдруг услышала шепот.

– Рыжка, слышишь меня? – сказал кто-то очень тихо и протяжно. И тут же разъединился.

Руки мгновенно вспотели. Голос она не узнала, но Рыжкой ее никто никогда не называл. Никто, кроме Весли. Ей стало страшно. В загробные голоса, привидения и прочую ерунду из дешевых страшилок она не верила. Но кто мог узнать о ее смешном прозвище?.. У Фелисии даже мелькнула мысль спуститься и разбудить мисс Фиби, а, может быть, и папана, чтобы рассказать им об этом звонке. Но тогда и без того надоедливая охрана будет следовать за ней по пятам, и она, Фелисия, потеряет даже те крохи свободы и независимости, которые за последние годы отвоевала. Вот ведь проклятие – быть дочерью миллиардера! На всякий случай Фелисия решила молчать о ночном звонке.

На следующую ночь Фелисия лежала без сна и пыталась понять, чего ей хочется больше: чтобы таинственные звонки прекратились или все-таки еще раз услышать тот шепот. К тому времени, когда экранчик снова засветился, она так ничего и не решила.

– Рыжка, – Фелисии показалось, что она узнала голос Весли, и все в ней возмутилось: нет, этого не может быть, ведь она сама видела его наглухо закрытый гроб! – Не пугайся, Рыжка! Приходи завтра на вокзал Гранд-сентрал, слышишь? В двенадцать дня у входа со стороны Сорок второй улицы. Ровно в полдень, Рыжка...

Фелисия сидела в кровати, бездумно глядя на умолкнувшую миниатюрную коробочку, которую все еще сжимала в руке. Происходило что-то совершенно невероятное: Весли назначил ей свидание. Причем, в полдень, а вовсе не в полночь, что показалось бы ей гораздо более логичным, поскольку речь шла о мертвеце. Но Весли жив, и она только что разговаривала с ним по телефону! Конечно, этого не могло быть, но она была твердо уверена, что слышала именно его голос. Или все-таки не его? Почему он говорил с ней шепотом? А что, если это какие-нибудь бандиты? Папан ведь не зря обзавелся всей этой системой охраны: богатых людей и их детей действительно иногда похищают. К сожалению, чаще, чем это становится известно прессе и простым обывателям. И днем на людном вокзале украсть человека гораздо проще, чем на пустынной ночной улице. Она хорошо помнила специальные школьные уроки по безопасности. Но откуда бандитам стало известно ее детское прозвище? Не сам же Весли сообщил им его перед смертью? Ладно, решила Фелисия, я подумаю об этом завтра, сейчас все равно ничего не соображаю…

Сидя на утренней лекции, невыспавшаяся Фелисия то и дело нервно поглядывала на часы. Звонить водителю Фредди она, конечно, не станет. Для того, чтобы добраться на такси от Колумбийского университета до вокзала Гранд-сентрал, нужно не более получаса. Это означало, что, если она решит ехать, то делать это следует не позднее, чем через час... Через сорок минут... Всё, если ловить такси, то прямо сейчас.

Фелисия вышла из ворот университета, торопливо пересекла Бродвей и подняла руку. Ей повезло: свободная машина появилась через несколько секунд. Фелисия назвала адрес и устало откинулась на сидении. Утро было солнечным и таким ярким, что ночные сомнения вдруг показались Фелисии немного надуманными. К тому же ее грызло любопытство… Весли погиб, это совершенно точно. Он ведь тоже принадлежал к семейству, в котором не допускают неясностей, а особенно в таких вопросах. Значит?.. Мысли продолжали утомительно двигаться по кругу, не вызывая ничего, кроме раздражения. Нет, она должна в этом разобраться, иначе не видать ей покоя всю жизнь!

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

ФЕЛИСИЯ

В огромном, напоминающем кафедральный собор зале Гранд-сентрал всегда многолюдно. Ежедневно, утром и вечером, сюда прибывают и отсюда уезжают сотни тысяч жителей северных пригородов Нью-Йорка. Но и днем, если заглянуть в зал сверху, с балюстрады второго этажа, тут же начинает болеть и кружиться голова от бесконечного броуновского движения человеческих фигурок там, внизу. Кажется, что каждому пассажиру, как мячику в незатейливой компьютерной игре, вменено в обязанность несколько раз пересечь зал по диагонали, прежде чем выйти на улицу или, наоборот, спуститься на платформу.

Фелисия ждала. Огромные вокзальные часы показывали уже пятнадцать минут первого. Но после того, как она приняла трудное решение прийти сюда сегодня, отказаться от этой затеи было бы непростительной глупостью. Она должна дождаться того, кто назначил ей это свидание. Кем бы ни был человек, с которым она разговаривала по телефону сегодня ночью, было невозможно поверить, что это всего лишь розыгрыш. Если нужно, Фелисия проторчит на этом вокзале хоть до вечера! Уже несколько раз мисс Фиби, обеспокоенная исчезновением своей подопечной из университета, пыталась с ней связаться, но Фелисия не отвечала на звонки: сейчас она была не состоянии сочинить хоть какое-то правдоподобное объяснение. Но если она не даст о себе знать в течение получаса, то дома поднимут тревогу… Нет, на следующий звонок мисс Фиби она откликнется и скажет, что... эх, ну что бы такое придумать, чтобы не напугать подозрительную старуху?

Кто-то довольно сильно ткнул ее в бок, Фелисия обернулась и увидела нищую попрошайку – отвратительную бабку в длинном грязном пальто с по-идиотски перекривленным ртом и бессмысленными мутными глазами.

– Ты уж меня пожалей, дочка, пожалей, – бабка протягивала Фелисии зажатый в кулаке мятый бумажный стаканчик из-под кофе, на дне которого жалко всхлипывали мелкие монетки.

Ну вот, только этого ей и не хватало! Дашь ей денег или нет, а нищенка теперь ни за что не отвяжется. Фелисия растерянно оглядела зал. Двое полицейских торчали далеко, у выхода на перрон. Наверное, нужно уходить: все равно никто не появляется, а дома уже начинают волноваться всерьез.

– Ну что ж ты, детка, – бабка еще раз ощутимо ткнула Фелисию кулаком, – совсем ослепла, что ли? Вот, смотри!

Грязным кривым пальцем нищая указывала Фелисии на стаканчик. Гул толпы исчез, утонул в невозможной вибрирующей тишине: ярким фломастером на стаканчике было выведено: «Рыжка». Самое страшное заключалось в том, что Фелисия мгновенно узнала этот нервный неровный подчерк. Так писал только один человек на свете – Весли.

– Дай доллар, и я отведу тебя, куда просили, – прошамкала бабка и покачала головой. – Правда отведу, ты не бойся. Только денежку вперед давай!

Дрожащими руками Фелисия вытащила бумажник и, не глядя, протянула старухе какую-то купюру. Та ловко выхватила ее, внимательно рассмотрела с двух сторон и сунула в карман пальто вместе со стаканчиком. Потом подозрительно огляделась по сторонам и стала решительно проталкиваться через толпу в сторону эскалаторов.

Помедлив секунду, Фелисия бросилась за ней. Ситуация казалась ей и подозрительной, и в то же время какой-то ненастоящей, как будто позаимствованной из фильма или дурацкого детектива. Она давно заметила, что даже самые правдивые истории – трагические или необъяснимо таинственные, но рассказанные кем-то другим – обязательно кажутся вымыслом или некоторым преувеличением. Потому что в обыденной жизни не может быть ничего даже похожего на то, что сейчас происходит с ней. Гибель Весли, ночные звонки, полоумная старуха, ведущая ее неизвестно куда...

Тем временем нищенка спустилась в переход, соединяющий Гранд-сентрал со станцией метро. Фелисия не была здесь ни разу. Она вообще никогда в жизни не пользовалась метро и только в кино или по телевизору видела эти выложенные кафельной плиткой коридоры, блестящие турникеты, нечистые платформы… И от этого ощущение нереальности только усилилось. Фелисия чувствовала себя участником какой-то неведомой игры, в конце которой в зале, конечно же, вспыхнет свет, раздастся смех зрителей, потом аплодисменты, а участники снимут с себя грим и окажутся милыми безобидными людьми, актерами…

Старуха остановилась у неприметной двери с надписью «только для работников». За дверью оказался маленький ярко освещенный тамбур. Хлипкая на вид металлическая лесенка вела куда-то вниз, в полутьму. Фелисия ни за что не полезла бы в такую дыру вслед за подозрительной старухой, если бы не это невероятное ощущение игры и ненастоящести происходящего.

Когда глаза немного привыкли к тусклому свету, Фелисия обнаружила, что находится в каком-то служебном помещении. Об этом говорил слишком низкий потолок и изгибающиеся во всех направлениях трубы, обмотанные серой, похожей на грязную вату, материей. В центре комнаты висела небольшая, дрожащая от сдержанного далекого гула лампочка. Старухи рядом не было, и Фелисия растерянно огляделась, не понимая, куда та исчезла.

– Я знал, что ты не побоишься, Рыжка!

Фелисия резко обернулась. В дальнем углу, прислонясь спиной к неопрятной трубе, стоял Весли – улыбающийся и совершенно живой.

– Ты уж прости меня за такой дурацкий способ вытащить тебя на свидание, но... я расскажу тебе обо всем после. Иначе никак не получалось, понимаешь?

– Ты псих и идиот! – Фелисия все еще не могла поверить, что это настоящий Весли, тот самый, которого совсем недавно отпевали в закрытом гробу. – Это уже слишком даже для тебя. Взорванная машина, похороны, дед, который пожимал всем руки, как автомат... Это же… это просто жестоко! А я... Обо мне ты подумал?

– Подумал, подруга, и именно поэтому позвонил! По-другому нельзя было…

– Ну хорошо, ну допустим... Но к чему такая таинственность? Опять твои дурацкие проказы?

Фелисия поймала себя на том, что пытается разговаривать с Весли как ни в чем не бывало, хотя противный колючий холодок нереальности словно поселился у нее под кожей и тихо шевелился там, отчего сильно мерзли руки и сбивалось дыхание. На секунду ей показалось, что было бы куда проще, если бы вместо воскресшего Весли перед ней стоял какой-нибудь бандит, умыкающий дочек миллионеров ради выкупа.

– Ты вообще соображаешь, что делаешь?!

Фелисии вдруг захотелось дотронуться до Весли, обнять этого дурака. Но, стоило ей сделать шаг вперед, как он предостерегающе поднял руку. В этом жесте было что-то повелительное и даже грозное, совершенно непохожее на все то, что она знала о прежнем Весли, и Фелисия застыла на месте. Весли пристально посмотрел на нее, покачал головой, и на губах его заиграла такая знакомая улыбка.

– В земле и небе, – произнес он своим привычным дурашливым тоном, и в этом мрачном помещении его слова прозвучали довольно странно, – сокрыто столько мудрости, друг Горацио, что... В общем, извини, Рыжка, я действительно ничего не могу объяснить тебе – по крайней мере, сейчас. Просто мне ужасно захотелось, чтобы ты знала о том, что я жив, вот и все. А сообщить тебе эту новость каким-нибудь другим способом... Скорее всего, ты бы не поверила, испугалась и бросилась к мисс Фиби. В общем, это была единственная возможность дать о себе знать. И потом, согласись, так ведь даже интересней…

– Ты что, здесь живешь? – Фелисия все никак не могла сообразить, как ей следует относиться к происходящему. – Тут же просто... омерзительно!

– Да нет, что ты! Зачем мне здесь жить? Просто это очень удобное местечко для таинственных свиданий с бывшими покойниками. И интерьеры, так сказать, соответствующие…

– Но можешь ты мне объяснить, для чего ты это сделал?!

– Да говорю же тебе... не могу! Это не мои тайны, понимаешь? Ладно, все, Рыжка, тебе нужно бежать. Легко себе представить, как там разволновалась мисс Фиби. Теперь, по крайней мере, ты хотя бы не будешь вздрагивать от моих звонков. Осторожненько иди наверх и захлопни дверь. Я тебя целую и… ты просто молодец, Рыжка!

Весли улыбнулся, помахал рукой и скрылся где-то там, в дальнем конце комнаты, за переплетениями труб. Фелисия торопливо поднялась по ржавой лесенке и снова оказалась в гулком светлом переходе. Ее не покидало смутное ощущение, что и Весли (если только это был действительно он), и она сама попали в какую-то неприятность. С одной стороны, его мнимая смерть и необычные обстоятельства их сегодняшней встречи... Ничего веселого в этом не было. С другой стороны, эти его дурацкие обмолвки – «не сейчас», «объясню все попозже»... Зачем ему играть в такие игры с ней? Спрашивается, что могло помешать ему сразу рассказать ей обо всем? А, может быть, не «что», а «кто»?..

Трудно было не обратить внимание на странное поведение Весли. Обычно он то и дело хватал ее за руки, любил чмокать в щечку, гладить по рыжим волосам... А тут он стоял в отдалении, не приближаясь и не давая приблизится ей самой. И это после того, как они так долго не виделись, после того, как он «воскрес», наконец! Да, все это очень странно. Есть над чем подумать…

Фелисия почувствовала, как в ней поднимается раздражение: ну почему все это таинственное и непонятное так упорно лезет в ее жизнь? Ей вполне хватало собственных забот и проблем, а тут еще оживший Весли! Кажется, он до сих пор так и не вырос и все играет в какие-то идиотские игры. Но, как бы Фелисии не хотелось объяснить все мальчишеством Весли, она догадывалась: для того, чтобы организовать фальшивую смерть, требовалось значительно больше сил, людей и денег, чем для какого-нибудь розыгрыша. Может быть, он попал в лапы к преступникам? Его специально заманили, чтобы... Впрочем, вряд ли бандиты дали бы ему возможность встретиться с ней. Да и сам Весли совершенно не был похож на несчастную жертву.

Еще несколько дней – вернее, ночей – Фелисия ждала звонка Весли. Теперь уже она сама попросит его о встрече и не отвяжется до тех пор, пока не поймет, что с ним произошло. Но Весли не давал о себе знать, и постепенно ей стало казаться, что этой ужасной встречи на Гранд-сентрал никогда и не было. Внезапно, повинуясь непонятному чувству, Фелисия позвонила Триммеру-старшему и сама же перепугалась, когда услышала в трубке его сухой старческий голос. Зачем она набрала этот номер? Чтобы рассказать ему, что внук не погиб в автокатастрофе? Или… а что, если он знает об этом сам?.. Фелисия вспомнила его тяжелое бесстрастное лицо на похоронах и подумала, что Триммер-старший не тот человек, у которого в разговоре можно выманить тайну.

– Это хорошо, что ты позвонила, Фелисия, – голос деда Весли звучал холодно, но вполне приветливо. – Я хотел бы поговорить с тобой. Разумеется, не по телефону. Не могла бы ты подъехать ко мне, скажем, завтра вечером? Я не задержу тебя надолго.

Фелисия пообещала приехать и положила трубку. Ее звонок действительно не удивил старика или это ей только показалось? Знает ли он о том, что Весли жив? Вполне может быть... Интересно, чего ей ждать от встречи с Триммером-старшим? Может быть, ему просто хочется поговорить о внуке?..