Текст книги "Странник. Американская рулетка СИ"

Автор книги: Владимир Гржонко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

В последний момент Джек решил перекусить прямо в кабинете, позвонил в ресторан, снял пиджак и галстук и прилег на большой кожаный диван. Нет, отправившись этой ночью на охоту, он все-таки погорячился. Вполне мог доверить это своим людям. А теперь тело сковывала предательская усталость... Джек думал о Насте, о том, что заберет ее с собой на остров. Хорошо быть старым, никому и в голову не придет заподозрить тебя в гнусном мезальянсе с молоденькой русской парией. Правда, теперь, когда фармацевтика шагнула так далеко, Джек то и дело слышал истории о невероятных сексуальных похождениях своих ровесников. К счастью, это не в его привычках – принимать большее количество лекарств, чем требуют врачи. Пользоваться химией, чтобы почувствовать себя мужчиной, думал он, еще глупее и унизительнее, чем красить волосы или прятать лысину под густым париком...

Наверное, он задремал. Когда он открыл глаза, поднос с едой стоял на столе. Бульон в закрытой серебряной крышкой чашке успел остыть и подернулся пеночкой. Джек взглянул на часы и удивился – было около пяти вечера. Никогда еще он не спал днем так долго. Странно, что до сих пор никто его не разбудил. В этот момент зазвонил телефон, и Джек подумал, что он очень вовремя проснулся. Сонный голос посреди дня был бы расценен как признак дряхлости. Дряхлости, которую Джек не мог себе позволить. Он прокашлялся и снял трубку.

– Извините, что беспокою вас, сэр, – услышал он голос Фрэнка и почувствовал поднимающееся раздражение: если этот дурак считает, что повод, по которому он звонит, действительно незначительный, то мог бы и не беспокоить. А если случилось что-то важное, то к чему эти предисловия! – К вам рвется эта старушка, миссис Аберкомбер. Говорит, что обязательно должна повидаться с вами. В свой прошлый приезд вы пообещали, что встретитесь с ней.

Джек еще раз посмотрел на часы и чертыхнулся. Он держал здесь Марту много лет, говоря себе, что тем самым выполняет долг перед ее мужем – старым приятелем и помощником. Джек заранее знал, чего хочет от него Марта, и поэтому предпочитал встречаться с ней пореже – и уж никак не в своем кабинете. Ему было немного жаль эту несчастную женщину. В прошлом блестящий хирург, Марта всерьез увлеклась анатомией инопланетян, которую сама же и придумывала, сшивая их по кусочкам из трупов. Увы, этот занятный проект уже много лет назад потерял свою актуальность, а Марта, похоже, по-прежнему считает себя ответственной за операцию «Крушение НЛО».

Джеку несколько раз докладывали, что Марта сошла с ума и бродит ночами по ангарам, но в ее сумасшествие он не верил. Если миссис Аберкомбер хочет работать ночами, то это ее право. И он приказал, чтобы ее не трогали. Джек помнил Марту умной хорошо сохранившейся сорокапятилетней женщиной. И руки ее хорошо помнил. И губы. Ему ведь и самому было тогда немногим больше пятидесяти. Конечно, связь с женой собственного служащего – это звучит довольно пошло, но что было, то было. Он вовсе не ангел, нечего даже притворяться. И он встретится с Мартой, решил Джек. Тем более, что больше они никогда не увидятся. Он сказал Фрэнку, что сам навестит миссис Аберкомбер, и повесил трубку.

Ну вот, пожалуй, это последнее, что он наметил на сегодняшний день, а потом... Его личный самолет, на котором этой ночью он должен покинуть Центр, взорвется над пустыней. А он, Джек, отправится на свой остров. Теперь он понимал покойного Фила: фиктивная смерть мало чем отличается от настоящей. По крайней мере, у него появилось странное ощущение: несмотря на то, что операция прекрасно разработана, а исполнители вполне надежны, стоит ему «умереть», и все тут же пойдет совсем не так, как он рассчитывал. Может быть, подумал Джек, имеет смысл скорректировать планы и дождаться окончания операции «Большой страх» здесь, в Центре? Нет, это было бы слишком сложно для всех. Пришлось бы срочно переставлять людей, давать им новые указания, которые только сбили бы их с толку. А самое главное, Джек привык никогда не менять своих решений. Этой ночью Джек улетит из Центра и исчезнет для этих людей навсегда. Джек произнес это слово вслух: навсегда. Звучит неплохо! Возможно, он еще успеет полюбоваться на рыжих как огонь правнуков. По крайней мере, он сделал все для того, чтобы это случилось.

Джек снова надел галстук, тщательно разгладил перед зеркалом успевший слегка измяться пиджак и, выйдя из своих апартаментов, направился к лифту. Он знал, где искать Марту. И даже догадывался, что именно скажет ей напоследок. Он снова почувствовал непонятную слабость, но переборол ее. Неужели предстоящая встреча со старой любовницей могла вызвать такое странное ощущение? Джек рассмеялся и осмотрел себя в зеркальной стенке кабины лифта. Да, он не молод, но голова работает вполне удовлетворительно. А все остальное – пустяки, следствие проведенной в непривычных условиях ночи. Но расслабляться пока нельзя. Он расслабится позже, в своем раю.

– Эй, Марта! – крикнул он, входя в большую низкую комнату, в которой, несмотря на все ухищрения обслуживающего персонала, отвратительно пахло покойницкой. Впрочем, Джек знал: Марта работает в соседнем помещении, отделенном от первого матовой стеклянной дверью, из-под которой вечно противно тянет химикатами. Джек никогда не любил заходить в «разделочную», как Марта называла эту комнату, похожую на операционную. Марта искренне смеялась над его страхами, но Джек не боялся: просто ему было противно смотреть на неживую плоть, которую она так искусно сшивала своими умелыми пальцами. Наверное, подумал Джек, эта женщина еще и потому так возбуждала его, что она всегда работала со смертью. Смешно, но ведь и он тоже! Только у Марты в результате получались нелепые инопланетяне, а у него...

– Джек, ты пришел! – Марта показалась Джеку еще более старой, чем он ожидал. Старой и несчастной. Хотя бы зубы вставила, с неприязнью подумал он, а то ходит как ведьма. От неприятного запаха, хлынувшего через открытую дверь морга, у Джека закружилась голова. Не хватало еще упасть в обморок! Он облокотился на липкий на ощупь стол и через силу улыбнулся Марте.

– Джек, должна тебе сказать, что твои подчиненные – полные идиоты, – казалось, это сообщение обрадовало ее, потому что она тут же рассмеялась, обнажая по-детски розовые десны. – Но я хотела повидать тебя вовсе не поэтому. Мне нужно рассказать тебе кое-что. Да и показать тоже. Только тебе придется пойти со мной.

Сейчас Джеку больше всего хотелось выйти наружу и вдохнуть остывающий сухой воздух, но он не мог допустить, чтобы старуха заметила его слабость. Поэтому он только присел на краешек стула. Марта поняла его по-своему и игриво скосила глаза.

– А-а, старый уже, а все еще боишься моих ребятишек!

– Давненько мы с тобой не виделись, – выдавил он из себя, чувствуя, как будто чья-то холодная ладонь, прокравшись под одежду, тяжело давит на грудь. – И неизвестно, когда увидимся снова.

– Я ведь тебя, Джек, знаю. Хорошо-о знаю! – старуха опять рассмеялась. Может быть, она тут и действительно свихнулась со своими трупами, подумал Джек, сосредоточенно следя за жесткими пальцами, сдавливающими сердце. – Мне, Джек, больше не дают материалов. А как я должна работать? Ты теперь совсем редко здесь появляешься, не то что раньше, вот они и решили, что Марта тебя больше не интересует, ну и ее работа тоже... Что с тобой, Джек?

Марта подошла поближе и с болезненным, как показалось Джеку, любопытством вглядывалась в его лицо.

– Тебе плохо, что ли? Так ты скажи, я же врач.

– Я не твой пациент, дорогая, – Джек собирался ответить ей громко и язвительно, но получилось очень тихо, и слова как горошины неловко выпадали из почему-то онемевших губ. Он хотел встать, почувствовал, что не в силах, и потянулся к телефону, лежащему во внутреннем кармане пиджака. Нужно было срочно вызывать Фрэнка. Вот только, стоило ему сделать движение рукой, как безжалостные пальцы еще сильнее ухватились за сердце, утягивая его куда-то под лопатку.

– Не мой пациент, говоришь… – Марта придвинулась к нему совсем близко, и Джек ощутил горячие капельки ее слюны на своей щеке. – Это как сказать, дорогой, это как сказать... Ты ведь вот-вот помрешь, а свежий, еще не остывший труп вполне может пригодиться для моих ребятишек. Это я тебе говорю, ты уж мне поверь… Давненько ищу кого-нибудь подходящего, а тут как раз ты. Я уж подумала было, что ты обо мне забыл... Но нет, вижу, не забыл. Вот так подарок… И от кого – от тебя, дорогой мой Джек!

Джек хотел поднять руку, чтобы вытереть щеку и оттолкнуть противную старуху, но рука не слушалась. Неужели он действительно умирает, удивился Джек, но почему здесь, сейчас? Именно теперь, когда он все приготовил, чтобы улететь в свой рай...

Старуха раскрыла розовый рот и надвигалась на Джека, заслоняя медленно меркнущий свет. Какая гадость, успел подумать Джек, какая гадость... И он умер, и больше уже не слышал ее радостного безумного бормотания.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.

СТРАННИК

За окном проносились пригороды Нью-Йорка, которых я никогда раньше не видел. Стемнело, в вагоне зажгли свет, и за темным стеклом можно было рассмотреть только собственную физиономию да далекие огоньки непонятных строений и машин, когда поезд бежал бок о бок с автомагистралью. Легкое покачивание вагона успокаивало, и мне казалось, что я еще очень долго, может быть, всю ночь буду бездумно мчаться в этом поезде неведомо куда... Хотя, на самом-то деле, мне следовало решить для себя несколько важных вопросов. Похоже, мое пребывание в Америке подходило к концу, и нужно было тщательно продумать, как быть дальше.

С тех пор, как я покинул Центр, меня не оставляло странное ощущение. Я знал, что старик Триммер хочет использовать меня в какой-то своей подозрительной игре. Несложно было догадаться, что найти посыльного, который перевез бы чемодан из Филадельфии в Нью-Йорк, для такого могущественного человека как он – дело пустяковое. Удивлял и тот факт, что устраивают этого посыльного в одной из самых дорогих нью-йоркских гостиниц. А все, что непонятно, таит в себе опасность – это я усвоил накрепко. Конечно, Триммер мог и не придать значения такой «мелочи», как разница в стоимости номера в «Волдорф-Астории» и в придорожном мотельчике. Да и сам тот факт, что я буду жить в столь заметном месте, тоже, наверное, должен означать, что я сгущаю краски. И все равно меня не оставляло ощущение, что приближаясь к Нью-Йорку, я все больше и больше вовлекаюсь в самое опасное из пережитых мною приключений.

Неразговорчивые мужики, вручившие мне в Филадельфии чемодан, похоже, послали за мной топтуна. Я просто физически чувствовал его присутствие на вокзале и потом, в поезде. В принципе, можно было попробовать уйти от слежки, но я рассудил, что это было бы совсем уж глупо. Я ведь собираюсь в точности выполнить поручение Триммера. Кто его знает, что лежит в этом чемодане, но совершенно очевидно одно: самым нелепым для меня сейчас было бы попытаться заныкать передачку и уйти, раствориться вместе с ней в большом городе. Жадность – один из составляющих элементов глупости. Проще, спокойнее и, главное, безопаснее сделать то, чего хочет от меня эта контора. Да, как ни крути, а получается, что в этом случае я рискую меньше. Мне было трудно признаться самому себе, что я оказался в ситуации, в которой у меня не было выбора. Такое впечатление, что Триммер, освободив меня от грозного соотечественника, продолжал крепко держать за накинутую им веревку. Хотя отсутствие выбора – это иногда даже лучше, чем его наличие.

Но, сколько я себя не уговаривал, предчувствие беды меня не покидало. А я привык доверять своим ощущениям полностью. Ладно, посмотрим, как там все сложится… Когда я улетал из пустыни, мне показалось, что в Центре случилось что-то непредвиденное. Той памятной ночью, когда нас с Чекистом связали и отвели в тюрьму, поначалу я был уверен, что у меня больше нет никаких шансов. Принимать участие в киднэппинге, да еще когда речь шла о внуке самого Триммера... Только чуть позже, когда мистер Триммер лично заверил меня, что все в порядке и ему известно, что я не сообщник, а, скорее, жертва, я немного успокоился. Вроде бы и понимал, что должен чувствовать благодарность к человеку, который дважды вырвал меня из рук этого Чекиста… а только, честно говоря, очень мне все это не нравилось. Сам не знаю, почему. А потом, перед посадкой в самолет, направляющийся в Лас-Вегас, я вдруг почувствовал, что что-то у них пошло не совсем так, как предполагалось. Даже Настя, которая летела вместе со мной, была непривычно растеряна. Я попытался узнать у нее, что происходит, и куда она исчезла тогда, у ангара. Но ни на один из моих вопросов Настя не ответила.

Потом, когда мы прощались в Лас-Вегасе, мне показалось, что она вполне пришла в себя. Даже чмокнула меня в щеку и попросила на нее не обижаться. Ну и ладно, подумал я, фифа она или нет, а без нее мне как-то проще. Вообще-то мне не было никакого дела до их конторы, и я справедливо рассудил, что лучше всего быстренько выполнить поручение и валить из Штатов.

В Филадельфии два мрачных мужика, не здороваясь, запихнули меня в машину и отвезли на железнодорожный вокзал. Из багажника был вытащен кожаный чемодан, очень похожий на мой, с одеждой, который я получил в самый первый день, в номере нью-йоркской гостиницы. Вот интересно, как бы все сложилось, не сунься я тогда в этот проклятый люк? Наверное, был бы уже на полпути в Калифорнию. Я ведь собирался проехать всю Америку от Нью-Йорка до Сан-Франциско. Говорят, там прямо на улицах растут благоухающие эвкалипты... Только теперь мои планы несколько изменились. Пожалуй, в Европе мне будет значительно безопасней.

Поезд загудел и, стуча колесами на стрелках, ушел под землю. Мы прибывали на Пенсильванский вокзал. Народу в вагоне было совсем мало, и я, доставая из багажной сетки свои вещи, снова увидел в соседнем вагоне присматривающего за мной паренька. Вот идиоты, они что, действительно думают, что я стану играть в прятки с Триммером? Сделав вид, что ничего не замечаю, я, следуя инструкции, спокойно выбрался из здания вокзала и прошел на стоянку такси. Скучающий в ожидании пассажиров водила, увидев у меня в руках поклажу, бросился на помощь, но я отстранил его и сам поставил чемоданы в багажник. Хотя этот мужик и мало походил на «мастера», самому разбираться с доверенным грузом как-то спокойней.

Услышав адрес, таксист с недоверием покосился на меня, и я понял: редкие гости прибывают в «Волдорф-Асторию» с Пенсильванского вокзала. Не исключено, что теперь водила меня запомнит. Это было совершенно ни к чему, но менять что-либо уже поздно. За стеклом машины суетился вечерний Нью-Йорк, который, после нескольких дней пребывания в пустыне, показался мне еще более шумным и многолюдным, чем обычно. Впрочем, возможно, что из окна такси все выглядит несколько иначе.

Я уже начал привыкать к роскоши, и поэтому воспринял как должное, что швейцар отеля бросился открывать мне дверь. Войдя в гостиничный холл, я огляделся. Какие-то люди сидели в креслах и мирно читали газеты. Мимо пробегали посыльные в форме. В стороне стояла блестящая тележка, с верхом набитая багажом. Жаль, меня ни за что не пропустили бы сюда раньше, в моем Росинанте. Здесь можно было славно поработать… Я неторопливо подошел к стойке портье и без хлопот получил ключ от зарезервированного для меня номера. Топтуна-сопровождающего нигде не было видно. Я с удовлетворением кивнул и отправился наверх. В ближайшие несколько дней мне предстояло вдосталь насладиться новой для меня ролью весьма состоятельного, не обремененного делами человека. В своей инструкции Триммер настоятельно требовал, чтобы я побывал именно в тех ресторанах, которые указаны в его списке. Мне следовало жить на широкую ногу, не стесняясь в средствах. Думаю, Триммеру зачем-то нужно было, чтобы я засветился в Нью-Йорке. Оставалось надеяться на то, что он знал, что делает. Ведь если меня почему-либо схватят раньше, чем я передам чемодан, то... Мысль о том, что именно на это Триммер и рассчитывал, я старательно гнал от себя подальше. Приятнее было думать, что он все предусмотрел заранее.

Понятно, что я мог бы не воспринимать его инструкцию так уж буквально: вряд ли он был в состоянии проконтролировать точное исполнение приказа. Но я инстинктивно чувствовал, что со стариком Триммером лучше не хитрить даже по мелочам. Я позволил себе одно-единственное нарушение: сразу же завалился в постель, несмотря на то, что вечер только еще начинался, и проспал без сновидений до самого утра. Должно быть, все переживания, выпавшие на мою долю в Центре, настоятельно требовали компенсации. Поэтому играть в миллионера я начал уже на следующий день, в воскресенье. Это было довольно странно – смешаться с толпой «клиентов» совсем не для того, чтобы «стрелять», а, наоборот, чтобы самому сделаться объектом «стрельбы» для какого-нибудь расторопного коллеги… Ладно, думал я, еще немного, и мои обязательства перед этой конторой будут выполнены. Несколько раз я замечал за собой слежку, но решил не обращать внимания на такие мелочи. Скорее всего, за мной опять присматривают люди Триммера. Ну и пусть присматривают: мне нечего было от них скрывать.

Во вторник поздно вечером, когда я, совершенно освоившись со своим новым положением, сидел в небольшом уютном баре с рюмкой коньяка, стоимость которой, по моим подсчетам, составляла половину моих трудовых заработков за год, раздался звонок мобильника. Несмотря на то, что я ждал этого звонка, драгоценный коньяк слегка выплеснулся из рюмки. Я был уверен, что услышу голос Триммера, и был готов отчитаться: я побывал почти во всех заведениях из его списка, кроме, разве что, Метрополитен-оперы. Да и то только потому, что терпеть не могу ни балетов, ни опер.

– Иван! – тревожно сказала трубка. – Иван, это Настя!

Я выпил залпом остатки коньяка и почему-то заволновался. Все вроде бы шло по плану, но ее голос звучал слишком уж тревожно.

– Мистер Триммер просил передать тебе, чтобы ты сейчас же выписывался из отеля и отправлялся ночевать куда-нибудь в другое место, где тебя не смогут найти!

Так, это уже что-то новое! В инструкции о таком повороте событий не было сказано ни слова. Я собрался бы поинтересоваться, в чем дело, но Настя перебила меня. Оказалось, что по моему следу идет Чекист. Каким чудом он выкрутился из той заварушки, сбежал из Центра и попал в Нью-Йорк, Настя объяснять не стала. Я почувствовал, что у меня вспотели ладони.

– Где ты? – спросил я, сам не понимая, зачем.

– В Нью-Йорке, – торопливо ответила Настя и тут же добавила. – Только не вздумай отправиться на Пятьдесят второй объект! Там устроили полный разгром. Какая-то мафия, что ли... Но завтра ты обязательно должен выполнить то, что запланировано, понимаешь?

Разумеется, я все понимал. Если я сейчас скроюсь, то искать меня будут уже двое – и Чекист, и Триммер. Как это ни странно, но появление Чекиста меня даже обрадовало. Если я не ошибаюсь, его интересует вовсе не моя скромная персона, а вот этот самый чемодан Триммера. Ну и пусть себе охотится за ним! Завтра я оставлю его в машине на углу Таймс-Сквер и Сорок седьмой улицы, и тогда Чекист может делать с ним все, что ему заблагорассудится. Никаких дальнейших указаний от Триммера я не получал и собирался тут же покинуть Нью-Йорк. Как раз сегодня я специально ознакомился с расписанием: из торгового порта Элизабет послезавтра рано утром отплывал сухогруз в Швецию. Это было именно то, что мне нужно.

Тем не менее, я в раздражении захлопнул мобильный телефон. Не поймешь эту Настю! Ну куда мне деваться этой ночью? Ведь со мной не было моего Росинанта, зато были роскошные чемоданы, которые на Улице сразу же привлекут с себе нездоровое внимание. Да и одет я был как «клиент»... У меня даже мелькнула мысль из отеля не уезжать, а спокойно дождаться Чекиста. Пусть забирает чемодан. Но, нет, такой план тоже никуда не годился: у этого типа вполне могло возникнуть желание избавиться от ненужного свидетеля... Внезапно я сообразил, что нет никакой нужды проводить ночь на улице: следовало просто перебраться в другой отель, только и всего. Вот что значит инерция мышления!

В итоге я переночевал в отвратительном мотельчике где-то на окраине Бруклина, совсем рядом с местной кольцевой дорогой. После «Волдорфа» контраст был разительный. Портье – маленький съеженный человечек с пожеванным личиком – посмотрел на меня с удивлением и спросил, где же моя дама. А когда я ответил, что собираюсь провести ночь один, ухмыльнулся и предложил на выбор несколько недорогих проституток. Только этого мне в тот момент и не доставало!

Утром, отвратительным серым осенним утром я, поеживаясь от недосыпа, отправился на поиски пункта проката автомобилей. Все свои новые шмотки я с некоторым сожалением оставил в мотеле. Представляю себе удивление горничной, когда она обнаружит чемодан, набитый великолепными, почти не ношеными вещами. Но не следует жадничать. Появившийся в торговом порту человек с большим чемоданом выглядел бы, по меньшей мере, странно. На сухогрузах очень не любят пассажиров. Во всяком случае, таких, о которых им становится известно. Конечно, деньги у меня были. Я мог бы купить билет на самолет и с комфортом улететь из ставшего для меня опасным Нью-Йорка. Но вот документы... Связываться с бдительными американскими пограничники в моем положении, пожалуй, не стоило.

Пока я разбирался с каким-то вялым и тоже невыспавшимся владельцем проката, пока мне подогнали единственную оставшуюся в наличии маломощную «тойоту», сквозь мутные облака неожиданно пробилось солнце и потеплело настолько, что я выключил в машине печку и приоткрыл окошко. Длинная, похожая на покорное стадо вереница машин застыла перед ведущим из Бруклина в Манхэттен туннелем Беттэри. Я еще раз прокрутил в уме план действий. Все было довольно просто. Итак, добираюсь до места, бросаю машину с лежащим в багажнике чемоданом, ключ оставляю в замке зажигания и сматываюсь. Ничего особенного. Кто заберет машину и что он будет делать дальше – это уже не мое дело. Интересно все-таки, чем может быть наполнен этот тяжеленный чемодан? Неужели наркотиками? Но не похоже, чтобы солидный, набитый деньгами мистер Триммер связывался с такой ерундой, как наркота. Нет-нет, тут было что-то другое, но это меня совершенно не касалось. Я даже не попробовал взглянуть, что там внутри, хотя с моими-то навыками это было бы парой пустяков. Но любопытство в таких делах иногда дорого обходится...

Под гудки и чертыханье опаздывающих водителей машина наконец-то вползла в туннель, и через несколько минут я уже петлял по узким улочкам Даунтауна. Еще немного, и закончатся все мои мучения: я снова стану свободным Странником. Пять-шесть дней путешествия через океан, а там – Стокгольм. От Швеции совсем недалеко до Питера. Что-то я давненько не был дома... Я так задумался, что чуть было не проскочил на красный свет – прямо под грозным взглядом притаившегося у тротуара мента. Только этого мне не хватало! Нет-нет, все решено: завтра мои заокеанские гастроли заканчиваются.

Я миновал кипящий как забытая на плите кастрюлька муравейник Чайнатауна, вывернул на Бауэри и довольно быстро поехал на север. В инструкциях Триммера не было сказано, что я должен появиться в районе Таймс-Сквер ровно в одиннадцать и ни минутой позже. Видимо, он понимал, что в таком городе как Нью-Йорк точно рассчитать время движения автомобиля практически невозможно. Ну что ж, и на том спасибо. Я увернулся от огромного красного джипа, пытающегося влезть прямо у меня перед носом, и прибавил скорость, стараясь успеть проскочить на мигающий зеленый свет светофора. Джип взревел, тоже поддал газу, в одну секунду оказался слева от меня и басовито засигналил. Стараясь не обращать внимания на этого наглеца, я только чертыхнулся. Не люблю водить машину в сумасшедших мегаполисах вроде Нью-Йорка, и особенно сейчас, когда, как бы я ни пытался себя успокоить, нервы были напряжены до предела…

Джип снова взревел клаксоном. Ехавшая перед ним старушка в допотопном «шевроле» нервно оглянулась и включила поворотник, стараясь побыстрее убраться с дороги. Я невольно взглянул на нетерпеливый джип. Правое переднее окно было опущено, и в него, чуть ли не вываливаясь наружу, высовывался мой старый знакомый Чекист, делая рукой какие-то знаки. Непонятно, как ему удалось меня выследить… Радоваться было нечему: к тому моменту, когда я избавлюсь от чемодана, Чекист вполне может успеть меня пристрелить. Лишние люди ему ни к чему.

Больше не глядя на Чекиста, я резко вдавил в пол педаль тормоза. По счастью, ехавший позади меня коричневый почтовый автобус вовремя среагировал и тоже притормозил. Джип проскочил немного вперед и, невзирая на протестующие гудки, остановился, поджидая меня. Я круто вывернул руль вправо и, чуть было не задев припаркованную машину, просунулся в щель между тротуаром и набирающим скорость автобусом. Черт, справа была улица с односторонним движением, но не в нужную мне сторону. Наплевав на все правила и спугнув стоявший на перекрестке «мерседес», я, сломя голову, рванул против движения. К счастью, маленькая «тойота» легко могла разминуться с шарахающимися от нее встречными машинами. От волнения с трудом переводя дыхание, я выскочил на Четвертую авеню и помчался вниз. Красного джипа не было видно. Для надежности я еще немного покрутился по узеньким улочкам Сохо, а потом, набравшись решимости, снова рванул по Восточному шоссе на север. Как бы не выслеживал меня Чекист, найти в Манхэттене стандартную серую «тойоту» практически невозможно. Если, конечно, не поднять на ноги сотни и сотни профессионалов. Но я сомневался, что в распоряжении Чекиста могло быть такое количество людей.

Съехав с шоссе на Сорок восьмую улицу, я пересек Бродвей, развернулся на Пятой авеню и подъехал к Таймс-Сквер. Разумеется, парковаться там было негде. Триммер предусмотрел и это: в инструкции было сказано, что можно оставить машину на ближайшем гидранте. Меня почему-то умиляли эти небольшие пожарные водозаборные колонки, расставленные в Нью-Йорке на каждом шагу. Казалось, огромный город построен из соломы и поэтому так опасается пожаров. Я никогда не слышал, чтобы хотя бы один из этих гидрантов был использован по назначению. Тем не менее, парковаться у гидранта считается в Штатах страшнейшим из грехов. Менты тут же арестовывают и увозят оставленный хоть на десять минут автомобиль, невзирая на отчаянные мольбы его незадачливого владельца. Интересно, на что рассчитывал Триммер, приказывая бросить машину в таком неподходящем месте? Но это уже его дело, не мое.

Я старательно прижался к тротуару на самом углу, в том месте, откуда была хорошо видна сверкающая даже днем огнями реклам шумная многолюдная Таймс-Сквер, выключил двигатель и выбрался наружу. Какой-то индус в чалме, торгующий с тележки пронзительно пахнущими подгорелыми орешками, взглянул на меня как на психа. Я подмигнул ему – дескать, не боись, все учтено – и вздохнул. Несмотря на то, что теперь я был свободен, как океанский ветер, вместо облегчения я чувствовал непонятную тяжесть на душе. Нужно было убираться отсюда как можно скорее.

Еще раз подмигнув индусу, который тотчас отвлекся, чтобы насыпать в пакетик орешки двум школьницам в ярких куртках, я пробился сквозь толпу и, плюнув на светофор, бросился бежать через дорогу к островку, образованному на пересечении Седьмой авеню с Бродвеем. Огромная очередь, выстроившаяся у касс, бойко торговавших билетами на бродвейские шоу, недовольно зашумела, когда я пробирался сквозь нее. Но я просто позвоночником чувствовал, что теперь, когда задание выполнено, и я лишился опеки Триммера, нужно уйти от оставленной машины подальше. Доберусь до Вест-Сайда, а там возьму такси и прямо в Элизабет, на другой берег Гудзона. Городишко довольно гнилой, но ночь я как-нибудь перекантуюсь, а там – в порт...

Мои размышления были довольно грубо прерваны выросшим как из-под земли Чекистом. Несмотря на тяжелую гипсовую повязку на правой руке, он выглядел вполне готовым к бою.

– Ба, – угрожающе произнес он, хватая меня за руку, – какие люди! Ну и где ты машину бросил, лох? Быстро колись, времени-то нет совсем.

Понимая, что сейчас с ним лучше не спорить, я молча ткнул пальцем в направлении оставленной «тойоты».

– Сволочь тупая! – заорал на меня Чекист. – Да ты вообще знаешь, во что ввязался, лапоть? Триммер тут такую заварушку устраивает... Бомба у тебя там, понимаешь, бомба!

Где-то совсем рядом взвыла полицейская сирена. И хотя это был вполне обычный для Нью-Йорка звук, мне стало сильно не по себе. Все странные и неясные мне пункты инструкции Триммера вдруг сложились в одно целое. Я понял, что Чекист не врет. В машине бомба. Почему Триммер решил взорвать бомбу, теперь уже не имело никакого значения. Чекист скрежетнул зубами и схватился здоровой рукой за голову.

– Все, кранты, не успели! Неизвестно, когда рванет. В любую секунду может. Вот подставили-таки, суки! Да и хрен с ними теперь…

Он как-то странно посмотрел на меня, будто раздумывая, что со мной сделать, но потом растянул в дикой улыбке губы, резко оттолкнул меня и бросился к небольшому микроавтобусу, только что притормозившему на светофоре. Я увидел, как Чекист резко открыл дверь, неуловимо быстрым движением выбросил не успевшего ничего сообразить пожилого водителя прямо на асфальт, заскочил на сидение и сорвался с места, не обращая внимания на красный сигнал светофора. Визг тормозов, крутой поворот, и вот микроавтобус уже скрылся из глаз под гудки и проклятия, несущиеся из вздыбившихся от неожиданности автомобилей.

Первым моим побуждением было тоже как можно быстрее убежать, что, впрочем, я и собирался сделать изначально. Но тут меня пронзила жуткая в своей очевидности мысль. Это я – именно я и никто другой! – привез сюда бомбу, и вот сейчас, в любую секунду, она взорвется. Что я понимаю в бомбах? Может быть, она разрушит половину города. Я вспомнил индуса с его тележкой, оставшегося совсем рядом с брошенной машиной, девочек, покупающих у него орешки. А все остальные? Я невольно вгляделся в окружавшую меня толпу. Сотни, тысячи людей… Вон мамаша с малышом, держащим в пухлой липкой ладошке длинную конфету. Вон группа японских туристов, возглавляемая гидом с указкой, на которую надет белый флажок с красным кругом посередине. А там, через дорогу – уличный певец, неслышно раскрывающий рот перед небольшой кучкой любопытных...

Что делать? Я не могу предотвратить взрыв. Не могу. Даже если я сейчас закричу, меня все равно никто не услышит. Что делать?! Понимая, что это уже не имеет смысла, я бросился обратно к «тойоте». Все мои инстинкты вопили и сопротивлялись, но я упорно проталкивался сквозь толпу, а мои глаза невольно выхватывали из нее веселые или угрюмые лица людей, которых нужно было как-то спасти…