Текст книги "Зита и Гита"

Автор книги: Владимир Яцкевич

Соавторы: Владимир Андреев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– В полиции она называла меня доченькой, а тут: «Я прижму твой болтливый язык»! Лукавишь, лживая толстушка! – съязвила Гита.

Бадринатх не верил своим ушам, слушая реплики Зиты и перебранку ее с теткой.

Переменилась! Видно, все поняла, ликовал он в душе, наконец-то Зита дает должный отпор грубым нападкам Каушальи!

Вдоль дороги росли развесистые платаны, акации, кустарники и манговые деревья.

«Кабриолет» притормозил перед правым поворотом.

Повернув, водитель переключил скорость, и в этот момент Гита, совершив легкий прыжок с проворностью невиданного зверька джунглей, повисла на ветке придорожного молодого платана.

От неожиданности никто из сидевших в машине не мог сообразить, что, собственно, произошло и что же нужно предпринять.

Изумлению Бадринатха не было предела.

– Она сбежала! – воскликнула Каушалья. – Что ты сидишь, как пень? Твоя «милая племянница» сидела рядом с тобой, а ты, разиня, не мог ее удержать! – еще громче закричала она на мужа.

Пока пассажиры были в растерянности и с трудом уясняли, что произошло, и с еще большим – что им предстоит сделать, «Кабриолет» проехал метров пятьдесят без очаровательной беглянки.

– Останови машину! – в смятении скомандовала Каушалья водителю.

– В погоню! Вон она, побежала вниз по дороге! – вопила «тетя», показывая пальцем вслед бегущей, как лань, Гите.

– Зита! Вернись! – попробовал силу своего голоса Бадринатх, но вместо зычного возгласа из его гортани вырвался жалкий хрипловатый голос утопающего.

Гита, яркая, как щедрые плоды благословенной Индийской земли, сняв сандалии, бежала со скоростью не менее пятидесяти километров в час по узкой асфальтированной дороге с односторонним движением.

Встречные велорикши и их пассажиры с удивлением смотрели на стремительный бег юной девушки.

За Гитой неслись, задыхаясь, Каушалья и водитель. Бадринатха, не привыкшего к таким кроссам, постигла печальная участь последнего в беге на длинные дистанции.

На пути Каушальи вырос продавец фруктов, несший на плече огромную корзину с яблоками. Она, с шумом и сопением, как боевой слон, врезалась в изогнутую руку продавца, которой он придерживал корзину за верхний край.

Тот, выронив корзину, рухнул на дорогу. Яблоки с увесистым гулом высыпались и, как русские сказочные румяные колобки, раскатились во все стороны.

Бадринатх, наступив на подвернувшийся под ногу сказочный плод, растянулся поперек дороги и минуты две лежал неподвижно, как обломок мачты, выброшенный на берег приливом. Потом с трудом поднялся и попытался догнать Каушалью, но безуспешно – он сокрушенно понял, что выбыл из игры.

Слева, со стороны зеленого поля, трусцой бежала группа девушек с клюшками в руках. Это были игроки женского хоккея на траве.

Каушалья, махая им руками и указывая на бегущую впереди Гиту, кричала:

– Девушки, милые, догоните, остановите мою племянницу, она сбежала из дома!

Хоккеистки, вняв крикам и просьбам, бросились в погоню за беглянкой.

Путь Гите преградил высокий забор. Еще минута, и девушки с клюшками настигнут ее. И тут ей на глаза попался лежавший на траве длинный бамбуковый шест диаметром не менее дюйма.

Не долго думая, она быстро схватила шест и замахнулась им на приближавшихся хоккеисток, которые, в ужасе, шарахнулись в сторонку и застыли на мгновение. Гита, с разбегу утвердив противоположный конец бамбуковой палки в земле, покрытой зеленым бархатом травы, взвилась в небо, как яркий спортивный стяг, и перемахнула через забор с изяществом заправского прыгуна с шестом, взявшего очередную высоту.

Каушалья и шофер, увидев издалека это зрелище, остановились, как вкопанные.

Пораженная Каушалья тяжело дышала. Она не могла вымолвить ни слова.

Гита удачно приземлилась на поляну, засеянную травой.

В стороне тянулся длинный ряд гаражей. Рядом с нею стоял серо-голубой «Форд». Водителя в нем не было.

Не раздумывая, она неслышно, как тень, подошла к машине, открыла заднюю дверь, которая была не заперта, и, через секунду очутившись в машине, легла на заднее сиденье, свернувшись «калачиком», с трудом переводя дыхание…

Зита подошла к остановке и села в первый попавшийся автобус. Куда он шел – ей было безразлично.

Минут через десять езды у нее перед глазами замелькали места, знакомые со вчерашнего дня.

Автобус пересек узкую пыльную улицу и, вырулив на широкое шоссе, остановился у невысокого моста.

Зита, вздрогнув, быстро встала и вышла из автобуса.

Рака, в клетчатой рубашке с короткими рукавами, держал в руке длинное бамбуковое удилище и, не отрываясь, смотрел на подрагивающий пробковый поплавок с гусиным пером. Соломенная шляпа, надвинутая на лоб, защищала его глаза от закатных лучей. Он сидел на большом валуне, широко расставив загорелые ноги в закатанных до колен штанах. На его груди блестела серебряная цепочка с небольшим кулоном.

Чино, с удочкой поменьше, стоял неподалеку по колено в воде.

Солнце, медленно угасая, вот-вот должно было коснуться горизонта. Легкий ветерок морщил поверхность воды.

– Рака, – обратился к хозяину мальчик, – на ужин нам хватит. Пора домой.

– Подожди, еще одну, и все, – ответил Рака.

От воды веяло свежестью, пахло рыбой и водорослями.

– Где Гита, где она шляется? – проворчал Рака.

– Есть захочет – придет, куда она денется. Без вас, хозяин, она не сможет прожить! – рассудительно заметил Чино.

– Уж больно она обидчива, – продолжал, не слушая мальчишку, Рака.

И вдруг поплавок исчез. Рака, растерявшись, впопыхах сделал подсечку. Удилище изогнулось. Ощутив в руке тяжелое и тупое подергивание, Рака медленно вытянул из воды красивого серебристого карпа.

– Вот так удача, Чино! Кому везет в карты, не везет в любви, – сказал Рака.

Чино сиял.

– Хозяин, а ты удачливый! Я еще ни одного карпа не поймал, – обиженно проговорил Чино.

Рака снял с крючка карпа, величественно сияющего серебряной чешуей, как парчовый халат раджи, и опустил рыбу в садок. Карп, мощно ударившись о прутья, притих.

Рака посмотрел на закат и увидел на мосту фигуру девушки в белом сари. Он невольно залюбовался плавными и стройными линиями ее фигуры.

Зита, вся дрожа, стояла у перил моста. Ее почти не видящие глаза были обращены к закату. Легкий ветерок колебал края белого сари. Она остро чувствовала пустоту вокруг себя. В ней окончательно переломилась та твердая вера в счастье и жизнь, которая была прежде.

– Боже, у меня никого нет, никого, кроме тебя! Мне… мне остается только одно… – Это были последние слова Зиты.

Плача, она склонилась над широкой равниной воды и закрыла глаза…

– Вот это прыжок! Сразу видно, классный пловец! – проговорил Рака. Но, наблюдая, как пловец «вошел» в воду, Рака понял, что это не пловец и это не просто прыжок.

– Хозяин! Тонет! Похоже, «классный пловец» ко дну идет! – испуганно воскликнул Чино.

Рака вскочил на ноги.

– Эй, постой, постой! Я сейчас, сейчас! – закричал он и стремительно, как торпеда, бросился в воду. В считанные секунды Рака достиг того места, куда упала Зита, и увидел ее плавно погружающееся тело в белом сари, которое мягко колебалось под водой, как плавники тропических рыбок. Он схватил утопающую левой рукой за талию, а правой за тугую косу, в мгновение ока вынырнул на поверхность и поплыл с ней к берегу. Здесь осторожно положил девушку на землю и только теперь увидел, кому спас жизнь. Его удивлению, смешанному с радостью и болью, не было предела.

– Господи, да это же Гита! – только и мог произнести он.

Зита не успела наглотаться воды: она упала в реку, находясь в обморочном состоянии, поэтому бедняжка быстро пришла в себя.

Вода несколько отрезвила Зиту, произошло как бы стрессовое лечение.

– Это Гита! – в изумлении воскликнул Чино и, сорвавшись с места, стремглав помчался к ее дому.

– Тетушка, беда, беда случилась! – кричал он, – Гита… Гита… – запыхавшись, он не мог сразу выговорить все, что хотел.

– Что, что с ней?! Говори, что такое? – взволнованно восклицала Лила.

– Она бросилась, бросилась с моста, – наконец-то закончил Чино.

– Как?! Где она? С какого моста? Боже мой! Боже мой! – в истерике запричитала Лила, уронив чашку с кислым молоком.

– Скорее, скорее пойдемте! – в смятении звал ее мальчик. И они побежали.

Навстречу им шли мужчины. Они несли на плечах деревянные носилки, на которых навзничь лежала Зита. Их окружала толпа любопытных.

Рака шел рядом с носилками, расталкивая назойливых зевак.

– Разойдитесь, разойдитесь, дайте пройти! – сердито восклицал он.

– Жизни себя лишила! Мать виновата! Она ее била, я сама видела! – раздавались в толпе голоса женщин.

– Тише! Разойдитесь, уйдите с дороги! Она жива! – успокаивал Рака толпу.

Не в силах вынести этого зрелища, Лила бросилась к носилкам и дико закричала:

– Что с тобой?! Что с тобой, дочка?! Ну приди же в себя, Гита!

Толпа загудела еще сильнее.

– Да не галдите, не галдите вы все! – прикрикнул Рака.

– Что с тобой, что с тобой, доченька? Ну приди же в себя, Гита, – причитала Лила сквозь слезы.

Подойдя к дому, мужчины опустили носилки с Зитой у порога.

– Ну почему она молчит? – сокрушалась Лила, склонившись над Зитой.

Губы Зиты зашевелились, послышались какие-то нечленораздельные звуки.

– Очнулась! – обрадовалась Лила.

– Мне… мне… – бормотала Зита чуть слышно.

– Что тебе? Я все для тебя сделаю! – с болью и раскаянием в голосе воскликнула Лила.

– Мне не хочется жить. Не надо меня спасать, – наконец-то внятно произнесла Зита.

– Что ты смерти просишь? Тебе ли, молодой, не жить? Как ты могла наложить на себя руки?! – увещевала Лила свою Гиту, не подозревая, что это вовсе не она, а ее сестра-близнец – Зита.

– Из-за простой перебранки жизни себя лишить! – с укором сказал Рака. – Кто бы мог подумать! Хорошо, что все обошлось, – с облегчением заключил спаситель Зиты.

– Где я? – спросила Зита, обведя блуждающим взглядом присутствующих. – Как много людей.

– Тут все свои, доченька, и мама твоя с тобой, Гита.

– Гита? Гита?! – удивленно спросила Зита, слегка приподнявшись на носилках. – Меня зовут Зита.

– Она даже имя свое забыла, бедняжка, от такого ужаса! Это пройдет, все будет по-прежнему, – приговаривала Лила, нежно поглаживая мокрые волосы Зиты своей шершавой ладонью.

– Обижать и ругать тебя больше никто не будет, обещаю, – твердо и убедительно продолжала она, – люби только свою маму, доченька! Ты больше не покинешь меня? Не покинешь? – почти кричала Лила с мольбой в голосе.

В ней, как никогда ранее пробудилось искреннее, глубокое чувство материнства. Она совершенно забыла, что не родная мать Гите. Ведь все произошло так давно… Никто ни о чем не знает и ничего не помнит. Она воспитала ее, как свою дочь. Она ей родная мать, родная…

– Я буду тебя любить еще сильнее, еще сильнее, – повторяла Лила, обливаясь слезами.

– Кто вы, госпожа? – медленно и тихо спросила Зита.

На некоторое время воцарилось молчание. Никто не смел произнести ни слова.

– Никого не узнает, – испуганно прошептал Чино.

– Гита, милая, я твоя мама! – промолвила Лила голосом, который, казалось, идет из самой глубины сердца.

– Мама? – спросила Зита.

– Да, мама, твоя мама! – сквозь слезы твердила Лила. Волосы ее растрепались, и их пряди, смоченные слезами, заслоняли ей глаза.

– Мама! Мама! – шептала Зита.

– Ну, вот и прошло. Прошло все, раз ум прояснился, – вздохнув, отметила Лила.

Зита, приподнявшись, склонилась к Лиле. Та, обнимая и поглаживая по щеке Зиту – это неотличимое подобие Гиты, ее сестры-близнеца, приговаривала ласковые слова, какие может сказать только мать своему спасенному дитяти.

«Мать» и «дочь», обнявшись, плакали. Материнские горючие слезы ручьями орошали щеки дочери. Слезы их соединились.

Глава вторая

Гита, притаившись, как мышь, лежала на заднем сиденье «форда».

Кузов машины настолько раскалился, что в салоне было душно и жарко.

Она осторожно опустила стекло. Стало немного легче дышать. Ветерок проникал в открытое окно и освежал разгоряченное лицо девушки; ею стало овладевать дремотное состояние, но вдруг послышались шаги.

Молодой человек в светлом пиджаке подошел к машине, открыл дверь и, сев за руль, включил мотор.

Машина, дав задний ход, выехала на дорогу.

Через несколько минут Гита увидела, что они едут по Марин-драйв. Свежий ветер с моря взбодрил красавицу и вернул ей природную смелость, которая на некоторое время покинула было свою обладательницу.

Гита, мягко разогнувшись, бесшумно выпрямилась и уселась на сиденье, слегка откинувшись. С обворожительной улыбкой и с детской лукавинкой в широко раскрытых глазах она смотрела в аккуратно подстриженный затылок молодого мужчины.

Рави, увидев в смотровом зеркале очаровательное отражение, слегка смутился от неожиданности; но это было лишь краткое мгновение, которое, пожалуй, и не зафиксировал его мозг.

Достаточно было взглянуть на эту девушку с детским выражением лица и непосредственными манерами, как все подозрения снимались, как рукой.

– Интересно все-таки, как это вы, юная госпожа, оказались в моей машине? Что за чудо? – с притворной сдержанностью и спокойствием спросил Рави, хотя в душе его, непонятно откуда, поднималась теплая волна веселости.

– Как я оказалась в вашей машине? Так же, как и вы! – кокетливо ответила Гита.

– По-видимому, я неправильно поставил вопрос. Как вы сюда сели? – снова спросил Рави.

– Обыкновенно! – засмеялась Гита. – Нагнулась и села! Нет, остановитесь, я покажу вам, как я села.

– Ну зачем же показывать, – тоже смеясь, ответил Рави. – Я уже представил себе, как это было, – и он слегка притормозил, увидев, что Гита пытается открыть дверь.

Рави не мог унять смеха. Его лицо, разогретое солнцем, блестело. Взгляд, скользнув по дороге, вновь и вновь возвращался к неожиданной пассажирке. Он давно так не смеялся – легко и беззаботно.

Неужели эта девушка так заворожила его? И вдруг он с удивлением осознал, насколько за последние три-четыре года работы в клинике он загнал вглубь свою жизнелюбивую и отзывчивую натуру. Он скучен и однообразен.

Очнувшись от этих аналитических мыслей, он спросил:

– А вы, случайно, не колдунья?

– Да, я колдунья, цыганка.

– Вы очень напоминаете мне одну девушку, но вот кого никак не могу сообразить.

– Да, вы могли меня видеть два-три дня назад, – сказала Гита, имея в виду свое представление на Крофордском рынке.

Рави внимательно всматривался в Гиту, и в его памяти стали восстанавливаться события прошлой недели.

«Да это же Зита! Точно, это Зита!» – осенило его.

Окрыленный этим открытием, он стал разговаривать с Гитой более свободно и просто, удивляясь, откуда у него появилась такая болтливость и простота в обращении. И он почувствовал себя мальчишкой, сорванцом, каким он был в своем далеком детстве, но старался не подавать виду, что узнал в юной красавице, одетой довольно экзотично, Зиту.

– Я могу узнать, куда вы едете? – наконец спросил Рави.

– Скажите, незнакомый красавец, а куда вы меня везете? – кокетничала Зита, слегка наклонившись вперед.

– Я никуда вас не везу. Я везу себя.

– А куда же везет меня ваша машина? – по-детски удивленно, улыбаясь, спросила цыганка.

– Я еду к своим родителям, а куда едете вы – неизвестно, – ответил очарованный доктор.

– Так вы считаете, что одна часть вашей машины едет к родителям, а другая – еще куда-то? – пошутила Гита.

– Я надеюсь, что она доедет туда целой, – сказал Рави.

– Ну так о чем же вы меня спрашиваете? – удивилась Гита.

Они весело рассмеялись.

– Так я и не добился у вас ответа, – настаивал Рави.

– Вам надо научиться не задавать так много вопросов, – весело ответила Гита. – Остановите свой четырехколесный паланкин, и я выйду. Мне надоело вас веселить.

Рави нравилась эта забавная и непосредственная болтовня девушки. Оглянувшись, он сказал:

– Я боюсь показаться невоспитанным, высадив такую прекрасную Апсару посреди дороги.

– Откуда вы знаете, что я богиня Апсара? Вы, наверное, видели тот спектакль?

– Еще бы, я был активным зрителем, – лукаво ответил Рави.

Гита почувствовала, что ее тянет к этому молодому мужчине какая-то непреодолимая сила, и то обстоятельство, что он видел ее во всей красе танца, очень обрадовало девушку.

– А как ваше имя, молодой господин? – бойко спросила Гита.

«Или она не узнала меня, – думал Рави, – или очень искусно притворяется».

– Зовут меня Рави, и вам, по всей вероятности, это известно.

– Мне все известно. Я – колдунья, Апсара и к тому же цыганка, как вам известно, – ответила Гита, продолжая плести цветистый венок из естественного чувства простоты, доверчивости, легкого женского кокетства и беззаботности, так свойственных юному возрасту.

Рави стало казаться, что Зита действительно его не узнала, что само по себе не удивительно: видела она его мельком, да и то в каком-то странном, скованном состоянии. Но полностью он не был уверен ни в чем. Его мучили сомнения.

Несмотря на то, что эта юная особа снова все запутала, Рави был в восторге. Эта легкая, приятная игра, присутствие необычайно обаятельной девушки, колдуньи, возбудили в нем непонятные, спавшие до сего времени чувства.

У Рави было такое состояние, как будто он во сне, или наоборот: раньше спал, а теперь только проснулся. К счастью, дорога в это полуденное время не была загружена так, как в «часы пик», и Рави легко вел машину, иногда отрывая взор от дороги.

Его, как магнитом, тянуло к «Зите», и он то оборачивался к ней, смеясь, то любовался ее отражением в зеркале.

«Зита – это сама жизнь, ее свободное и неудержимое проявление в самых ослепительных красках. Она истинная дочь Индии, она богиня», – восхищался он про себя.

Он легко обгонял велорикш и скутеры – мотоциклы с кабинками, везущие всевозможную поклажу: чемоданы, тюки, корзины, видимо, с железнодорожного вокзала «Виктория».

Волосатые сикхи весело приветствовали Гиту и Рави, помахивая смуглыми руками.

– Вам надо было быть сикхом, – сказала Гита, – вы не были бы таким строгим и важным!

– Зачем же сикхом?! – полушутя воскликнул Рави. – Может быть, мне лучше бы стать членом секты дигамбаров-джайнов, и ходить голым, в «одежде пространства»?

– Но одеваться в «пространство» можно и поверх одежды, – парировала Гита.

– Но, наверное, мне не суждено быть ни тем, ни другим, – продолжал Рави. – А вы знаете о том, что сикхи, разъезжая на велосипедах, сушат свои волосы. По предписанию своей религии они никогда не должны ни бриться, ни стричься, – пояснил он.

– И правильно делают! Это экономно. А вы зачем стрижетесь, вы что, англичанин? – лукаво и язвительно спросила Гита.

– Во-первых, потому, что я не сикх, а во-вторых, я вовсе не англоман. И если на мне европейский пиджак, это еще ничего не значит, – улыбаясь отвечал Рави.

– Да-да, гуру и философ, но встречают-то по одежке!

– Конечно, конечно! Но провожают, моя молодая госпожа, все-таки по уму, – шутливо заключил доктор.

– Ну вот и договорились! – обрадовалась Гита. – Мне нравится, что мы с вами вдвоем, потому что, как говорится, ум – хорошо, а два – лучше!

И они весело и беззаботно рассмеялись.

«Кажется, все идет на лад», – пронеслось в голове Рави, и в его груди, мягко, как рыбка в аквариуме, зашевелилось нежное ощущение радости.

– Вот мы и дома! – сказал Рави, остановив машину у небольшого старинного особняка в стиле древней индийской архитектуры.

– Итак, я не задаю больше вопросов, а приглашаю вас посетить моих родителей, – с этими словами он вышел из машины, открыл тяжелые ворота и, поспешно вернувшись в машину, въехал во двор.

Гита, как зачарованная, смотрела на красивый особняк, на чистые садовые дорожки, на ухоженные цветники и густые развесистые деревья.

– Это дом моих родителей, – весело сообщил Рави и помог Гите выйти из машины.

Они вошли в холл. Слуга почтительно поприветствовал их и доложил, что господин Чаудхури и госпожа Алака скоро должны прийти.

– Хорошо! Мы поднимемся наверх, а ты принеси нам чего-нибудь прохладительного и, разумеется, фруктов, – распорядился молодой хозяин.

– Будет исполнено, господин, – и слуга, сложив ладони у подбородка, смиренно отвесил поклон и удалился.

Гита смотрела на него с веселым удивлением. Богатая обстановка, безукоризненный вкус и роскошь поразили воображение бедной цыганки.

– О-хо-хо-хо-хо! Вот это да! А родители ваши богачи, кажется! – воскликнула она.

– Вы так думаете?

– Это же сразу видно!

– Но то, что сразу видно, не всегда раскрывает нам истины, – заметил Рави. – Вот вы, в тот день…

– В тот день? В какой? – удивилась Гита.

– Да в тот, – продолжал настаивать Рави.

– Стойте! – Гита сделала вид, будто она действительно вспомнила. – А… а, в тот? А что же тогда случилось?

– Да как вам сказать, – нерешительно начал Рави, – словом, вы мне представились тогда такой, как будто вас только что обмазали кремом и обваляли пудрой и даже не объяснили, для чего этот странный и никому не понятный маскарад, в котором не было ни капли смысла!

– И это была я? – удивилась Гита.

– Понятно, не я! – пошутил Рави и тут же добавил: – Но сегодня другое дело, сегодня вы такая…

– Какая? – поинтересовалась Гита.

– Простая!

– Ах! Просто цыганка! – и Гита залилась веселым и искренним смехом.

– Да, похожа на нее, пожалуй, – со вздохом подтвердил Рави и спросил: – А знаете, что я вам скажу?

– Что же? – поинтересовалась Гита.

– А…а, – тянул Рави и, наконец, решившись, сказал: – Не стоит терять времени. И пока не приехали мои родители, все-таки оденьтесь как-то иначе. Сари все же привычнее.

– Сари? – переспросила Гита.

– Да, сари.

Когда они поднялись наверх, Гита спросила:

– Рави, вы хотите меня переодеть для того, чтобы я выступила перед вами, потанцевала, да?

Рави поначалу опешил, но тут же пришел в себя и ответил как можно серьезнее:

– Как вы могли так подумать? Просто не надо так часто поражать моих престарелых родителей: то вы экстра-стиль, то цыганка! Зачем же это? Не стоит, Зита!

Гита не говорила ему своего имени, и то обстоятельство, что Рави назвал ее Зитой, несколько ее озадачило.

«Может быть, он ослышался, когда смотрел мое представление? А не связано ли это с той Зитой, которую ищут и которая так похожа на меня?» – размышляла Гита. Но эти мысли тут же вылетели из ее головки, и она весело воскликнула:

– А отчего это вам не нравится мое платье? – она подбоченилась и отставила в сторону красивую ножку.

– Очень нравится. Но я все-таки прошу вас переодеться, Зита. Мне не хочется травмировать лишний раз воображение моих родителей, – убеждал ее Рави. – Вы не согласны?

– Нет, я согласна, – весело ответила Гита.

– Это комната моей младшей сестры, – объяснял он, – она недавно вышла замуж и уехала за границу. Там, где она живет, сари не носят, наденьте то, которое вам понравится, – и Рави открыл шкаф.

Гита была поражена количеством и красотой нарядов.

– Надеть? – удивленно спросила она и, несколько помедлив, решилась.

– Ну хорошо, я посмотрю, – и она решительно двинулась к шкафу.

Не заметив лежавший на полу конек, она нечаянно наступила на него; нога ее «поехала», и она непременно упала бы, если бы Рави вовремя не подхватил ее.

Окажись в его объятьях другая девушка, он, вероятно, смутился бы. Но сейчас, глядя на эту юную колдунью, он счастливо рассмеялся и почувствовал, как невыразимо нежное чувство к ней шевельнулось в его сердце.

– Конек! – сказал он.

– Конек? – удивилась Гита.

– Роликовый, – пояснил Рави.

– Кроликовый?! – еще больше удивилась она.

– Да нет, роликовый конек для катания. Их надевают прямо на обувь, закрепляют и потом ездят на них, – смеясь, объяснил Рави и с сожалением отпустил Гиту.

– А…а, ездят, интересно, – понимающе тянула Гита.

– Да. Как-нибудь мы сможем покататься. А теперь вам пора переодеваться, а я пойду вниз, посмотрю, не появились ли родители, – с этими словами Рави еще раз взглянул на Гиту и осторожно закрыл за собой двери.

Гита поспешно сняла свое платье и облачилась в легкое, тонкое сари цвета небесной лазури.

«Умению одеваться Гиту учить не надо. Она актриса и богиня, она делает это с профессиональной ловкостью и тщательностью», – думала она.

Через несколько минут Рави поднялся наверх и постучал.

Гита открыла дверь.

Увидев ее, Рави лишился дара речи.

Перед ним стояла необыкновенно милая и прелестная юная дева, словно сошедшая с чистого весеннего облака.

Лазурно-голубое сари, затканное серебряными цветами, облекало ее гибкую обольстительную фигуру.

За окном раздался негромкий сигнал клаксона.

– А вот и мои родители приехали, – опомнившись, сказал Рави и добавил: – Я спущусь их встретить, а вы пока походите по комнате, чтобы привыкнуть к сари: в нем надо делать шаги покороче.

Он вышел.

– Здравствуй, мама, здравствуй, отец, – поприветствовал Рави родителей с легким поклоном.

– Здравствуй, сын, – улыбаясь, ответил отец и поправил очки в массивной роговой оправе.

– Давно приехал? – мягко спросила мать.

– Не очень.

– Садовник сказал, что с тобой была девушка, – с нотками волнения в голосе заметила мать.

– Разве? Да, мама, я вспомнил, – оправдывался Рави, как набедокуривший школьник, – Зита, это Зита. Я встретил ее по дороге, совсем случайно!

– И ты привез сюда эту Зиту? – удивился отец.

– Отец, мама, она не такая, как мы о ней думаем! Она другая! Абсолютно! – стал убеждать Рави родителей.

Мать и отец переглянулись. Они заметили, что их сын совершенно переменился. Они не помнят его таким возбужденным, сияющим и радостным, пожалуй, с отроческих лет.

– Мы уже видели, какая она, – равнодушно бросил отец.

– В тот день для нас было устроено небольшое представление, – объяснил Рави.

– Не может быть! – удивилась мать.

– Да, мама, именно так. И сегодня она показалась мне совсем иной. Это поразительно, поверь мне. Очаровательнее девушки я не видел! Бывает же так!

Мать и отец молчали, осмысливая вдохновенную речь сына.

– Не знаю, как убедить вас. На словах этого не расскажешь! – возбужденно продолжал Рави.

– Ну так не томи, покажи нам свою красавицу в ином свете! – поторопил его отец.

– Сейчас! – обрадовался Рави и легко взлетел вверх по лестнице.

Он постучал в дверь и, робея, вошел. Гита, в ожидании его, расхаживала по комнате. Рави двинулся по направлению к ней, но, наступив на конек, упал и весело рассмеялся.

– Конек? – с веселой издевкой спросила Гита.

– Конек! – радостно отозвался растерявшийся Рави. – Их надевают…

– Надевают на ноги и катаются, – подхватила Гита.

– Да, – в тон ей ответил Рави.

– И падают иногда, – продолжала Гита лукаво.

– И падают даже, – подтвердил Рави, – и, кстати, мои родители внизу. Вы как?

Они счастливо улыбались друг другу. Гита протянула руки навстречу Рави и ответила:

– Я готова.

– Тогда пойдем? – спросил он.

– Пойдем, – ответила Гита, решительно направляясь к двери.

Рави, заметив, что Гита держится слишком свободно, дал ей совет:

– Вы все-таки индийская девушка, так? Стало быть, и походка ваша и весь облик в присутствии моих родителей должны быть робкими.

– Я постараюсь, – посерьезнев, ответила Гита.

– Прошу вас, не забудьте! – еще раз напомнил Рави.

– Ну я же вам сказала, что постараюсь!

– Хорошо, тогда пошли, – согласился Рави, – и не волнуйтесь! Не забудьте поздороваться и поклониться.

– А как поклониться? – не унималась Гита. При этом она весело улыбалась, словно дразня Рави.

Рави подошел к воображаемым госпоже Алаке и господину Чаудхури и, сложив руки на груди, поклонился.

– Теперь, я надеюсь, вы сможете повторить, ведь вы артистка!

– О да, конечно! – и Гита в точности повторила поклон, но с гораздо большей грациозностью, чем это было необходимо.

Рави недоумевал: или Зита разыгрывает его, или ей действительно никогда не приходилось бывать на приемах и в гостях.

– А кому сначала поклониться? – спросила она.

– Только не мне, – искренне рассмеялся Рави, невольно заражаясь веселостью, исходящей от девушки.

– Сначала надо поклониться маме, а потом отцу. Ясно? – терпеливо объяснял он.

– Ясно. А когда вам? – изобразив наивность, спросила Гита.

– Мне в другой раз, – отшутился Рави.

Господин Чаудхури и госпожа Алака сидели в роскошном холле, отделанном в золотистых тонах.

– Мне кажется, что наш мальчик влюблен, я изумлена его переменой, – сказала негромким и певучим голосом Алака.

– Ты, как всегда, сгущаешь краски, но в этом что-то есть, – усмехнулся в пышные усы супруг.

– А вот и мы, – послышался голос Рави. Они с Гитой медленно спускались по лестнице.

Гита старалась идти со скромной грацией, слегка переигрывая.

Увидев хозяев этого роскошного дома, красивых, благородных и еще не старых людей, она явно растерялась.

В просторном холле было уютно и светло. Пахло благовонием хушбу, розами и горелым сандалом.

На стене напротив висела большая картина в золоченой резной раме. На Гиту смотрел внушительного вида мужчина с пронзительно тяжелым взглядом черных глаз – раджа, один из предков Рави, как она узнала позднее. Он восседал на троне из слоновой кости, под пурпурной сенью, навесом, в парчовом одеянии. На его груди и в чалме, украшенной пучком павлиньих перьев, сияли крупные драгоценные камни. Огромный изумруд, свисавший с чалмы к переносью раджи, блистал, как третий глаз.

– Знакомить мне вас не надо, – с улыбкой начал Рави, – прошу вас, прошу, прошу! Сядем, мама?

– Можно садиться, – ответила Алака.

Все расселись вокруг изящного низкого столика. Воцарилось неловкое молчание. Было слышно, как тикают большие напольные часы. Рави и Гита смущенно хихикали.

Пауза несколько затянулась.

Рави понял, что все его наставления уже улетучились из легкомысленной головки Зиты; положение надо было спасать, и он, слегка наклонившись к Гите, еле слышно прошептал:

– Маме поклонитесь!

– А? – не расслышав, как можно тише ответила Гита.

– Маме и папе поклонитесь! – немного погромче повторил Рави.

Гита, наконец-то уразумев, чего от нее хотят, отвесила изящные поклоны, как учил ее наставник, сначала матери, потом отцу.

Рави облегченно вздохнул.

Чаудхури зачарованно смотрел на юную красавицу, и по его подобревшему лицу было видно, что он доволен.

Алака, с нежностью взглянув на Гиту, поняла настроение сына.

– Все ли хорошо? Все ли здоровы? – спросил отец, соблюдая обычаи Востока.

Гита сообразила, что речь идет, вероятно, о толстухе и ее седовласом муже в очках, но медлила с ответом.

– Отвечайте, – опять зашептал ей Рави.

– А… а! Все хорошо! И у вас здесь хорошо! Мне нравится! – справившись с замешательством, смеясь, ответила Гита.

Рави чувствовал себя не совсем уверенно; он боялся, что «Зита» опять не произведет на родителей должного впечатления. Но по выражению их лиц и интересу, с которым они смотрели на нее, он догадался, что пока все идет хорошо.

– Очень рад, – ответил отец, и продолжал: – А как здоровье вашей тетушки, ну и дядюшки тоже, конечно?

«О, мамочка, привязалась эта тетя!» – подумала про себя Гита, но вслух смиренно ответила: