Текст книги "Гарик Потный и Оружие Пролетариата(СИ)"

Автор книги: Владимир Разумовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Ага! – сказал Гарик. – Значит, тут замешан некто по имени Иосиф Джугашвили?

Огромаг был так зол сам на себя, что проговорился. Поэтому он был вынужден в качестве самонаказания воздержаться от онанизма на целую неделю. Но детям он об этом не сказал.

Глава 12 Волшебный телевизор

Приближалось Рождество, хотя Гарик был неверующим и ему было похуй. Однажды в середине декабря «Нодваятс», проснувшись поутру, оказался весь засыпан глубоким пушистым искусственным снегом. Химический отстойник замерз, а близнецы Шварценфикт были сурово наказаны: они наделали в химическом отстойнике прорубей, украли где-то глубинные бомбы и по демпинговой цене сбывали добытую с их помощью мутировавшую рыбу на рынке в ближайшем селе, подрывая таким образом маленький частный бизнес некоторых преподавателей школы. С теми немногими из птиц, которые сумели преодолеть вьюгу и нагадить на головы учеников, Огромагу пришлось немало потрудиться, прежде чем удалось ощипать их и сварить целебный бульон.

Все с нетерпением ждали новогодних каникул. В курятниковской кухне и в Большом Зале всегда было холодно, но надрывающиеся из последних сил масляные электрообогреватели ухитрялись таки поддерживать положительную температуру, а вот в коридорах стены покрылись изморосью, и ледяной ветер колотился в разбитые окна классных комнат. Самыми приятными стали часы занятий с проффесором Сергеем Полиэтиленовичем в подземелье, где самым удачливым удавалось украсть немного спирта для личных нужд, а неудачливым приходилось держаться как можно ближе к своим колбонагревателям.

– Как же я сочувствую, – однажды на самогоноварении сказал Драчун Малой, – тем, кому придется проводить каникулы в «Нодваятсе». Пусть мерзнут, суки.

И он в упор посмотрел на Гарика. Баттхед и Бивис гаденько захихикали. Гарик, в тот момент отмерявший толченые какашки льва, предпочел не обращать на них внимания. После матча по фаршболлу Малой вообще сделался невыносим. Не в силах пережить поражение «Змеюшника», он постоянно отпускал шуточки на тот предмет, что в следующий раз Уборщицей возьмут не Гарик, а порнозвезду Сашу Грей, ведь у нее рот шире. Однако, даже Малой в конце концов понял, что его шутки никому не смешны – до такой степени все восхищались Гариком, тем, как он сумел преодолеть рвотный рефлекс. Поэтому Малой, терзаемый завистью и ненавистью, был вынужден вернуться к издевкам по поводу отсутствия у Гарика нормальной половой жизни.

Гарик действительно не собирался домой на Рождество. На прошлой неделе, когда проффесор Макдональдс составляла список ребят, остающихся в школе на каникулы, Гарик записался первым. При этом он совершенно себя не жалел; наоборот, был уверен, что встретит лучший Новый Год в своей жизни. Тем более, Роня с братьями тоже оставались в школе, поскольку господин и госпожа Шварценфикты собирались в Румынию, посмотреть на цыган.

Выбравшись наконец из подземелья после урока самогоноварения, ребята обнаружили, что по коридору невозможно пройти, потому что проход перегорожен огромной жопой. По несусветного размера ногам, высовывавшимся из-под жопы и по громкому пыхтению они догадались, что жопа принадлежит Огромагу.

– Привет, Огромаг,ну и жопу ты нажрал!

– Не-а, это эксперимент, временное наращивание жопы при помощи иньекций нутряного сала.

-Вот бы мне такую, – завистливо произнес Роня.

– Не мог бы ты слегка подвинуться, чтобы можно было пройти? – раздался вдруг холодный высокомерный голос Малого. – Что, Шварценфикт, решил жопой подзаработать? Ты, как я полагаю, и сам после школы собираешься в порноактёры – но вынужден тебя разочаровать, с твоим маленьким членом ты будешь вынужден сниматься исключительно в гейском порно, причем исключительно в пассивной роли.

Роня ринулся было бить ебальник Малому, и в это самое время на лестнице появился Сергей Полиэтиленович.

– ШВАРЦЕНФИКТ!

Роня отпустил Малого, которого уже успел схватить за грудки.

– Малой сам виноват, проффесор Сергей, – между гигантских булок вылезла волосатая физиономия Огромага, – умалял длину его члена.

– Мне похуй, какова была причина, мне просто не нравятся Шварценфикты, – елейно произнес Сергей, – минус пять баллов у «Курятника», Шварценфикт, и скажи спасибо, что не больше. Ну же, валите, вы все.

Малой вместе с Баттхедом и Бивисом грубо протиснулись, ломая кристаллы изморози на стене. На ступеньки просыпался обильный кислотный дождь.

– Я ему покажу, – говорил Роня, зло глядя вслед Малому, – очень скоро я ему покажу, какой у меня маленький член!

– Обоих ненавижу, – сказал Гарик, – и Малого, и Роню.

– Да ладно, забейте! Ну-ка, гляди веселей! Скоро Рождество! И Новый Год! – постарался их приободрить Огромаг. – Знаете чего, пошли-ка посмотрим Большой Зал, там прям кино показывают!

И так, вместе с Огромагом, они вошли в Большой Зал, где проффесор Макдональдс и проффесор Шибзик занимались украшениями.

– А, Огромаг! – Обрадовалась Макдональдс, – Последняя иньекция была явно лишней – дуй быстрее в лазарет, на липосакцию.

Никакого кина, конечно, не показывали. Однако зал стоял в великолепном убранстве. По стенам были развешаны потертые пластиковые игрушки, двенадцать пыльных искусственных елок возвышались на равном расстоянии друг от друга, некоторые из них блестели тусклым серебристым дождиком, а некоторые были украшены перегоревшими электрогирляндами.

– Сколько у вас дней-то осталось до каникул? – спросил Огромаг.

– Целый один, – ответила Галина. – И кстати, я вспомнила – Гарик, Роня, до обеда еще полчаса, мы успеваем в библиотеку.

– Точно, ты права, – сказал Роня, отводя взгляд от проффесора Шибзика, который с совершенно стеклянными глазами тупо надувал мыльные пузыри, один за другим.

– В библиотеку? – удивленно переспросил Огромаг, выходя вслед за детьми из Зала. – Прям перед каникулами? Хули вы там забыли. Пошли лучше со мной в лазарет, у меня есть дубликат ключа от шкафа, где медицинский спирт хранят!

– Да ну тебя нахуй, – радостно послал его Гарик. – Просто в библиотеке есть настоящий комп, и подключенный к интернету.

– Что? – Огромаг был по-настоящему шокирован. – Слушайте-ка – мне в лазарет надо – но я к вам обязательно приду. Я знаю такой сайт...

– Мы всего-навсего хотим знать, кто такой Иосиф Джугашвили, – объяснила Галина.

– Ну, допустим, Галя, это херня волнует только тебя. Я лично иду смотреть порнуху. Может быть, еще и ты нам скажешь, чтобы мы не тратили время попусту? – невинно предложил Огромагу Гарик.

– Не стану я ничего говорить, – бесцветным голосом пробубнил Огромаг. – Я бы сам с вами пошел, прямо сейчас, но чертова липосакция...

– Значит, хуй тебе, – подытожил Роня, и они покинули возмущенного Огромага и направились в библиотеку.

Они и в самом деле пару раз попытались погуглить с того дня, когда Огромаг неосторожно помянул Иосифа Джугашвили, другого способа выяснить, за чем охотится Сергей Полиэтиленович, они не знали. Беда в том, что интернет в школе шел через какой-то файрволл и тщательно отфильтровывал всю информацию, которой детям, по мнению начальства школы, владеть не положено. Тоесть вообще почти всю информацию. Только порнуху, хотя и не всю, показывал стабильно, видимо потому, что преподы тоже любили это дело. Галина от безысходности даже пыталась порыться в бумажных книгах. Однако было совершенно неизвестно, что же такого великого совершил этот самый Иосиф, для того чтобы попасть в книгу. Он не был упомянут ни в «Великих сексуальных маньяках двадцатого века», ни в «Ху ис хуй: знаменитые извращенцы нашей эпохи»; далее, его имя отсутствовало как в «Важнейших открытиях нетрадиционной сексопатологии», так и в «Этюде о новейших тенденциях коммунистической идеологии». Не говоря уж о том, что школьная библиотека была огромного размера; десятки тысяч книг; тысячи полок; сотни узких стеллажей – искать там детям было просто лень.

Галина тем не менее достала список тем и книг, которые она выбрала на сегодня, а Роня сел за комп и начал перебирать порносайты один за другим. Гарик побрел в Закрытый Отдел. Ему уже давно казалось, что на стоящих там компах есть не только инфа про долбанного Джугашвили – но и порнуха там совершенно эксклюзивная, и интернет не такой тормозной. К сожалению, для того, чтобы получить доступ к запароленным компам, требовалось их хакнуть, ну или письменное разрешение от преподов, и, конечно, Гарик был слишком тупорылым и для того и для другого. В Закрытом Отделе не только стояли запароленные компы, там также хранились книги, содержавшие описания сильнейших заклинаний черной магии, их разрешалось читать только старшеклассникам, изучающим как бы им извести свою будущую тещу.

– Ты что тут шаришься, пиздюк?

– А я ничего, стою себе, курю... – соврал Гарик.

Библиотекарша госпожа Абрамян выставила на него метелку из лоскутов человеческой кожи, которой она сметала пыль со своих черных обтягивающих сапог.

– Тогда тебе лучше пойти отсюда нахуй – давай, давай, пиздуй.

Жалея, что не смог быстро состряпать какую-нибудь более правдоподобную сказку, Гарик по быстрому свалил из библиотеки. Они все трое с самого начала решили, что госпожу Абрамян лучше не вмешивать в поиски Иосифа Джугашвили. Без сомнения, она подсказала бы, где найти лучшие ролики БДСМ порнографии, но детям ее пристрастия казались немного пугающими, и они почли за благо не рисковать.

Гарик слонялся по коридору в надежде, весьма, впрочем, слабой, что Роне или Галине повезет больше. В конце концов, хотя они нашли комп с выходом в интернет целых две недели назад, но искать им удавалось только урывками, так что, наверное, нет ничего удивительного в отсутствии видимых успехов в поиске по настоящему интересной порнухи, не говоря уже о долбанном Иосифе? Вот если бы удалось провести в библиотеке столько времени, сколько потребуется, без стоящей за спиной затянутой в латекс госпожи Абрамян!

Через пять минут подошли Роня с Галиной, отрицательно качая головами. Ребята отправились на обед.

– Вы ведь не прекратите поиски, пока меня не будет, правда? – спросила Галина. – И не забудьте прислать мыло, если что-то найдете.

– А ты, может, спросишь у родителей про Иосифа Джугашвили? – попросил Роня. – Не страшно, если ты их спросишь?

– Да они нихуя не знают – они оба проктологи, – ответила Галина.

Начались каникулы, и для Гарика с Роней настали денечки слишком счастливые, чтобы думать о Джугашвили. В спальне теперь остались лишь они двое, да и в общей гостиной стало намного свободнее, можно было не драться за лучшие кресла у обогревателей. Они сидели в них часами, поедая все, что только можно было поджаривать на огне на длинной вилке – хлеб, сало, картоху – и строили козни против Малого – как бы сделать так, чтобы его в жопу отъебали – и это было очень весело, несмотря на то, что, к сожалению, едва ли удалось бы претворить эти планы в жизнь.

Еще Роня начал обучать Гарик игре в волшебные шахматы. Эта игра в точности соответствовала хумансовым шахматам, за исключением того, что все фигуры были живыми, и играющий, руководя войском, чувствовал себя полным идиотом. Шахматы у Рони были новенькие и блестящие. Как и многое другое имущество Рони, шахматы были где-то украдены цыганами, затем конфискованы Карлосом и присланы им среди прочего хлама из Румынии. Тем не менее, дурацкие движущиеся фигурки оказались бравыми вояками. Роня досконально изучил их характеры, и у него в войске не возникало практически никаких проблем с дисциплиной.

Гарик играл набором Симочки Рабиновича, и фигурки ему не доверяли. Он вообще не умел играть, фигурки то и дело кричали на него, посылали в разные места, и от этого Гарик терялся. «Шел бы ты нахуй через три колена в хуемандопроблядскую пиздопроёбину», говорили фигурки и грязно матерились.

30 января Гарик с горя напился ворованного спирта и рано отправился спать, предвкушая завтрашнее похмелье, но никак не получение подарков. Однако, проснувшись поутру, он первым делом увидел в изножье кровати небольшую горку свертков.

– С наступающим Новым годом, – сонно пробормотал Роня, когда услышал, что Гарик выбирается из постели и натягивает трусы, собираясь пойти поссать.

– Тебе по тому же месту, – ответил Гарик. – Посмотри! Дед Мороз мне принес подарки! Авансом!

– А ты ждал мешок бульбы? – не слишком вежливо отреагировал Роня, лениво поворачиваясь к собственной стопке, размерами куда больше гариковой.

Гарик взял в руки верхний сверток. Он был обернут в промасленную коричневую бумагу и разляписто надписан: «Гареку ат Ограмага». Внутри оказалась грубовато вырезанный из дерева фаллос. Очевидно, Огромаг смастерил его своими руками. Гарик дунул в него – раздался звук, сильно напоминавший отрыжку.

Во второй, очень маленький, пакетик была вложена записка:

«Получили твое письмо. Прилагаем рождественский подарок. Дядя Владимир и тетя Даздраперма.» К записке прилагался подарочный сертификат на 20 фунтов стерлингов.

– Очаровательно, – сказал Гарик.

Роня пришел в восторг от сертификата.

– Вот охуенно! – закричал он. – Клёвый подарок! И это – его в сексшопе можно отоварить?!

– Возьми себе, расскажешь, – предложил Гарик, смеясь над восторгами Рони. – От Огромага, от дяди с тетей – тогда от кого это?

– Мне кажется, я знаю, от кого, – сказал Роня, пунцовея и указывая на бесформенный пухлый пакет. – От моей мамы. Я говорил ей, что ты богат как дьявол и не ждешь ни от кого подарков и – о, нет! – застонал он. – Она связала тебе «Шварценсфинктер» – свитер Шварценфиктов с фамильным гербом.

Гарик нетерпеливо разорвал упаковку и достал толстый ручной вязки грязно-зеленый свитер и большую коробку домашних ирисок.

– Каждый год она вяжет нам всем по свитеру, – объяснил Роня, разворачивая свой собственный подарок, – мне всегда бордовый. И варит эти сраные ириски – не ешь их, они в жопе застревают.

– Мог бы раньше сказать, – искренне возмутился Гарик, выплевывая ириску, безумно липкую.

Следующий подарок тоже оказался конфетами – большая коробка сала в шоколаде от Галины.

Остался только один подарок. Гарик взял сверток, взвесил его в руках, пытаясь отгадать, что это может быть. Сверток был очень легкий. Гарик распаковал его.

Что-то легкое, черное, воняющее нафталином не то пролилось, не то соскользнуло на пол, где и застыло, напоминая миниатюрную черную дыру. Роня так и задохнулся.

– Я слышал про такое, – сказал он охрипшим голосом, роняя коробку вьетнамских орешков, полученную от Галины. – Если это то, что я думаю, то – это действительно очень редкая и охуенно ценная вещь.

– А что это за херь?

Гарик поднял с пола черную ткань, очень липкую на ощупь – словно материал был недавно облит вареньем.

– Это охуенный старинный артефактный плащ-невидимка, – прошептал Роня с благоговением. – Я уверен, что это именно он – примерь.

Гарик завернулся в плащ, и Роня непроизвольно пернул.

– Это он! Посмотри вниз!

Гарик посмотрел себе на яйца, но яиц не было. Пиписьки тоже. Он в ужасе кинулся к зеркалу. Как и следовало ожидать, его отражение смотрело на него, вот только голова у отражения висела в воздухе, а тела не было совсем. Он натянул плащ на голову, и отражение исчезло.

– Тут записка! – крикнул Роня. – Записка выпала!

Гарик снял плащ и схватил письмо. Оно было написано не по-русски и мальчики нихрена не поняли, потому на всякий случай сожгли его в камине.

Подписи не было. Гарик задумчиво глядел на золу. Роня восхищался плащом.

– Я бы что угодно отдал за такое, – признался он. – Даже левое яичко. Слушай, одолжи плащ, я в женский туалет схожу?

– Обломись, – ответил Гарик. Он почувствовал себя очень странно. Кто прислал плащ? А вдруг это какая-то наебка?

Но, не успел он ничего сказать и даже подумать, как дверь в спальню распахнулась и в комнату ввалились Федя с Васей. Гарик поспешно спрятал плащ. Двое дебилов могли бы его и отобрать.

– С Новым Годом!

– Смотри-ка – у Гарика тоже «Шварценсфинктер»!

Федя и Вася были одеты в одинаковые синие свитера, на одном из которых красовалась большая желтая буква "Ф", а на другом – "В".

– А между прочим, для Гарика маменька расстаралась, – заявил Федя, взяв в руки свитер, – вот что значит мажор.

– А ты свой почему не надеваешь, Роня? Ну-ка, давай, в темпе, салага! – скомандовал Вася.

– Терпеть не могу бордовый, – застонал Роня нерешительно, натягивая воротник на голову.

– На твоем нет буквы, – рассматривал Вася свитер младшего брата, – Видимо, мама уверена, что ты никогда не забываешь своего имени. Ей невдомек, что в этой семейке только мы не совсем дураки – точно знаем, кто из нас Федя, а кто – Вася.

– Что за шум? – В дверь просунулась голова Персик Шварценфикт, с выражением крайнего неодобрения на лице. Судя по всему, он тоже уже частично просмотрел свои подарки, во всяком случае, через руку у него был перекинут «Шварценсфинктер», немедленно захваченный Федяом.

– "П"! Значит – «пиздец»! Давай, надевай, Персик, мы свои уже надели, и даже Гарик получил «Шварценсфинктер».

– Я – не – хочу... – задушено сипел Персик, пока близнецы силой пропихивали его голову в воротник. В конце этой процедуры очки у старосты съехали набок.

– Все равно ты сегодня со старостами бухать не будешь, – сказал Вася. – Новый Год – семейный праздник.

Близнецы покинули спальню, волоча спеленутого свитером Персик за ноги, чтобы он стукался об ступеньки головой.

За всю жизнь у Гарика еще не бывало такого роскошного новогоднего обеда. Сотни румяных жареных селедок; горы жареной и вареной картошки; огромные блюда осклизлых соевых сосисок; консервные банки зеленого горошка; караваны потрескавшихся соусников с густой, вонючей луковой подливкой и клюквенным вареньем – а также множество петард, разложенных по всему столу через каждые двадцать-тридцать сантиметров. Этот фантастически красивый стол не шел ни в какое сравнение с тем, что обычно устраивают на Новый Год хумансы. Вспомнить только жалкие потуги Разумовских – они украшали рождественские кушанья китайскими пластмассовыми игрушками и маленькими бумажными зонтиками. Гарик с Федей на двоих метнули огромную петарду, и та не просто взорвалась – гулкое эхо еще долго металось между стенами, ребят окутало клубами вонючего дыма, а изнутри выскочила стриптизерша в контрадмиральской фуражке и несколько сотен живых белых тараканов. За Высоким Столом сидел Ильич, сменивший кепку на соломенную шляпку с цветами, он весело ржал над анекдотом, который ему только что рассказал проффесор Шибзик.

За селедкой последовало вареное сало, политое той самой луковой подливкой. Персик чуть не сломал зуб о запеченный в его кусок алюминиевый хохлобакс. Гарик с интересом наблюдал за Огромагом. Тот подливал еще и еще самогона и все больше багровел лицом. Кончилось тем, что он стал целовать проффесора Макдональдс в губы, а та, к великому изумлению Гарик, покраснела, глупо захихикала и обняла Огромага за ягодицы.

К тому времени, когда Гарик наконец-то вывалился из-за стола, он был нагружен всякими интересными штучками, типа петард, включая упаковку нелопающихся светящихся презервативов, набор для самостоятельного выращивания псилоцибиновых грибов и свои собственные новенькие волшебные шахматы. Белые тараканы исчезли, и у Гарика появилось неприятное подозрение, что они послужат праздничным завтраком на завтра.

Гарик вместе со всеми братьями Шварценфикт провел вторую половину дня во дворе, яростно и самозабвенно кидаясь снежками и грязью. Потом, промерзшие, промокшие и запыхавшиеся, они ввалились в общую кухню «Курятника» и попадали в кресла перед камином, где Гарик с Роней накатили, а затем обновили шахматный набор, причем Гарик с треском проиграл. Он, правда, был уверен, что проиграл бы не так позорно, если бы Персик не столь усердно подсказывал ему, как ходить. Пришлось его немного отпиздить, при помощи Васи с Федей естественно.

За ужином, состоявшим из черствых бутербродов с прокисшей варенкой, заплесневелых лепешек, просроченных украинских конфет и шаурмы, все, попросту говоря, остались голодными и до самого отхода ко сну не могли уже ничем толком заняться, а лишь мастурбировали и лениво наблюдали, как Персик гоняется за Федей и Васей по всей курятниковской башне с табуреткой – у близнецов хватило ума стащить у брата значок «староста» и замазать его говном.

Для Гарик это был самый лучший предновогодний день за всю жизнь, но все же что-то не переставало подспудно грызть его. Но подумать об этом как следует не было времени до тех пор, пока он не забрался вечером в постель. Итак: плащ-невидимка и кто же его прислал, и сисястые лярвы.

Роня, наевшись бутербродов и не имея за душой никаких сексуальных фантазий, которые бы его беспокоили, заснул сразу, едва лишь задернул полог. А Гарик свесил хер со своей кровати и вытащил из-под нее плащ-невидимку.

Это была реально охуенная вещь... Он легко перебирал материал в руках, и тот струился между пальцев, мягче туалетной бумаге, легче пердячего пара. Интересно, что же было сказано в записке...

Надо померить, сейчас же. Он выскользнул из кровати и замотался в плащ. Взглянув на собственные муди, он увидел лишь тени да лунный свет. Очень странное ощущение.

Используй его с толком, сказал внутренний голос.

Внезапно, Гарик почувствовал прилив необыкновенного возбуждения. С этим плащом, перед ним открыт весь «Нодваятс», все женские туалеты. Волны сексуального возбуждения пробегали по телу, пока он, колеблясь, стоял в молчаливой темноте спальни. В этом плаще можно пройти куда угодно, и никакой Брудзь ничего не заподозрит.

Роня застонал во сне, он явно страдал от эротических кошмаров. Разбудить его? Что-то удержало Гарик – пусть мучается, чернявый ушлепок.

Гарик тихонько выбрался из спальни, вниз по лестнице, через гостиную, и вскарабкался в отверстие за портретом.

– Кто тут? – каркнула Голая Толстуха спросонок. Гарик ничего не ответил. Он быстро пошел налево по коридору.

Куда же отправиться? Он остановился, с бешено бьющимся от волнения сердцем, и стал думать. И вдруг до него дошло – Закрытый Отдел библиотеки! Он сможет смотреть порнуху сколько захочет, даже, когда надоест, сможет погуглить информацию об Иосифе Джугашвили. И Гарик двинулся в путь, обеими руками придерживая плащ, чтобы не застудить писю.

В библиотеке стояла непроглядная темень и вообще было очень мрачно и жутко. Гарик зажег диодный фонарик, чтобы знать, куда идти и не натолкнуться на компы. Казалось, что фонарик сам плывет в воздухе. Гарик хоть и знал, что это он несет фонарик и чувствовал его в своей руке, а все равно ему было глубоко наплевать.

Закрытый Отдел располагался в задней части библиотеки справа. Аккуратно переступив пачку кабелей, отделявший запрещенные книги от всех прочих, Гарик выключил фонарик, включил комп и пока он загружается, при свете экрана загрузки стал читать заглавия книг.

Заглавия сказали ему не слишком много. Облупившиеся, потускневшие золотые буквы на корешках образовывали слова на языках, о которых Гарик никогда не слышал. У некоторых книг заглавия не было вовсе. На обложке одной книги темнело пятно, по виду подозрительно напоминавшее говно. У Гарик даже волосы на жопе встали дыбом. Может быть, ему мерещилось, а может быть, и нет, но только он явственно слышал тихий матерок, доносящийся от книжных стеллажей, как будто здешние обитатели почувствовали, что кто-то посторонний, кто-то, кому не следует здесь находиться, вторгся в их жилище.

Однако, надо с чего-то начать. Гарик обвел взглядом нижнюю полку в поисках какой-нибудь книжки с интересной обложкой. Его внимание привлек большой журнал с розовыми сиськами. Не без труда – подшивка оказалась страшно тяжелой – Гарик вытащил ее с полки, и, сбалансировав на коленке, позволил распахнуться.

Пронзительный вопль, от которого кровь застыла в жилах, прорезал торжественную тишину библиотеки – журналы дико матерились! Гарик поспешно захлопнул их, но мат не умолкал, он разносился эхом во все стороны на одной непрерывной, высокой, разрывающей уши ноте. Гарик неловко отступил назад и опрокинул монитор, который свалился и заискрил. Мальчик запаниковал, и тут в довершение всех бед из коридора раздались стремительно приближающиеся шаги. Гарик поскорее запихнул вопящее порнографическое произведение на место и помчался к выходу. Он миновал Брудзя в проходе; бесцветные, дикие глаза посмотрели прямо сквозь него. Гарик прошмыгнул под вытянутой в сторону рукой и бесшумно заскользил прочь по коридору, но вопли потревоженного журнала еще долго звенели у него в ушах.

Неожиданно он воткнулся головой в макет мужчины, прямиком в его гипертрофированный половой признак. Гарик был так озабочен этим, чтобы убраться подальше от библиотеки, что даже не обратил внимания, куда бежит. Теперь же, возможно, из-за темноты, он никак не мог врубиться, где находится, Он знал, что обнаженные манекены есть неподалеку от кухни, к тому же ощущал идущую оттуда жуткую вонь, но сейчас, вроде бы, он должен быть пятью этажами выше.

– Вы просили меня докладывать непосредственно вам, проффесор, если кто-то будет шароёбиться по ночам, так вот, кто-то просочился в библиотеку – в Закрытый Отдел.

Гарик физически ощутил, как его мошонка опускается к пяткам. Где бы он сейчас не находился, Брудзь, должно быть, знал некий потайной ход к этому же месту, потому что его вкрадчивый, липкий голос становился все слышнее, и, к ужасу Гарик, ответил Брудзю Сергей Полиэтиленович:

– Закрытый Отдел? Что ж, они не могли сбежать далеко, мы их обязательно поймаем.

Гарик будто прирос к полу, а Сергей с Брудзем вышли навстречу ему из-за ближайшего угла. Они, конечно, не могли видеть ночного путешественника, но коридор был узкий, так что, если они подойдут ближе, то непременно заденут Гарик – став невидимым, член мальчика тем не менее не прекратил свое существование в виде твердого физического тела.

Гарик, насколько мог, отступил назад. Слева от него оказалась приоткрытая дверь – его единственная надежда на спасение. Он просочился в щель, сдерживая дыхание, стараясь не потревожить дверь, и, к своему величайшему облегчению, умудрился проникнуть внутрь так, что никто ничего не заметил. Брудзь с Сергеем прошли мимо, а Гарик обессилено прислонился к стене, тяжело дыша, прислушиваясь к затихающим шагам. На этот раз он чуть было не попался. Прошло несколько секунд, прежде чем он обратил внимание на комнату, в которую заныкался.

Кажется, это была грязная кладовка, которой долго никто не пользовался. На фоне темной стены чернели силуэты доски и сломанных парт, поставленных друг на друга; неподалеку виднелась перевернутая вверх дном мульда для мусора – но у противоположной стены возвышалось нечто совершенно в данной обстановке неуместное, нечто, помещенное сюда с единственной целью быть спрятанным от посторонних глаз.

Это была великолепная плазменная изогнутая панель, высокая, до потолка, в позолоченной, инкрустированной изумрудами раме, украшенной богатой резьбой, на подставке в форме когтистых лап. Поверху шла инкрустированная надпись: «Sony».

Страх мало-помалу, по мере затихания шагов Сергея и Брудзя, оставил Гарика, и он осторожно приблизился к телевизору, думая увидеть черный экран, но черного экрана, естественно, не появилось. Тогда Гарик смело встал прямо перед ним.

Ему пришлось зажать хлебальник обеими руками, чтобы не закричать. Он стремительно обернулся. Сердце колотилось гораздо сильнее, чем когда завопила подшивка – в телевизоре он увидел себя, и еще целую толпу народу за своей спиной.

Поначалу, Гарик подумал, что на экран выводится изображение от скрытой камеры, поэтому он обернулся. Однако камеры не было видно. Часто и прерывисто дыша, Гарик, очень и очень медленно, снова повернулся к экрану.

В телевизоре стоял он, белый от страха, и за его спиной находилось еще по меньшей мере человек десять-пятнадцать. Гарик посмотрел через плечо – никого нихрена там не было. Или они все тоже ебучие невидимки? Что же, блин, происходит на самом деле? Он стоит в комнате, полной невидимых долбоёбов, а вебкамера устроена так хитро, что засекает их и передает изображение на экран независимо от того, видимы они или невидимы?

Гарик опять посмотрел в телек. Сексуальная женщина, стоявшая прямо за спиной у его отражения, раздевалась и махала рукой. Гарик пошарил рукой позади себя. Если бы она и в самом деле была сзади, он бы почувствовал, слишком уж близко друг к другу стояли их изображения, но рука прошла сквозь воздух – женщина и все остальные существовали только внутри телевизора.

Женщина была чрезвычайно хороша собой. У нее были темно-рыжие волосы, а сиськи... у нее сиськи такие же, как у женщины моей мечты, подумал Гарик, ступив чуть ближе к телевизору. Среднего размера, чуть больше второго, но чуть меньше третьего, с розовыми, торчащими чуть вверх сосками – абсолютно такие же, но теперь Гарик заметил черный бюстгальтер; раздеваясь, женщина в то же время не снимала его полностью, только чуть приспустила. Высокий, худой, черноволосый человек стоял сзади нее, обнимая ее за плечи. Он носил очки, и волосы у него были очень сальными. Они были причесаны в виде ирокеза, совсем как мечтал причесать Гарик.

Гарик подошел так близко к телевизору, что чуть ли не хером уперся в собственное отражение.

– Киса? – прошептал он. – Кисонька?

Они только смотрели и улыбались. Медленно, постепенно, Гарик вгляделся в лица остальных людей в телевизоре, и увидел еще несколько пар сисек, разных размеров, тоже совсем как в его эротических снах, а у одного старичка точно так же торчал пеннис – Гарик впервые в жизни наяву встретился со своими мечтами.

Порноактеры (а кто бы это еще мог быть?) улыбались и дружно махали Гарику, а он жадно всматривался в их изображения, прижав ладони к поверхности экрана, так, как будто хотел пройти сквозь стекло и дотронуться до их гениталий. Он испытывал ни на что не похожее пронзительное чувство, как будто кто-то смешал в единое вожделение и радость.

Сколько времени простоял он так, он не знал. Изображение не исчезало, и Гарик смотрел и смотрел, пока отдаленный шум не вернул его к реальности. Он не мог здесь больше оставаться, ему надо было успеть добраться до спальни. Он оторвал взгляд от сисек, прошептал: «я еще приду, детка» и поспешил прочь из комнаты.

– Мог бы меня разбудить, – обиженно буркнул Роня.

– Пойдем сегодня, я собираюсь опять пойти и хочу показать тебе телевизор.

– Я хотел бы увидеть твои эротические фантазии, – с энтузиазмом сказал Роня.

– А я хочу увидеть твою семью, всех Шварценфиктов, ты сможешь показать мне процесс инцеста в подробностях.

– Хуй тебе, – махнул рукой Роня, – мы такое не практикуем, хочешь верь, хочешь не верь. Мы не какие-нибудь педики. Жалко только, что не удалось ничего выяснить про Джугашвили. Сожри вон чупа чупс, что это ты ничего не жрешь?