Текст книги "Повседневная жизнь российского рок-музыканта"
Автор книги: Владимир Марочкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
* * *
Мы тут смеемся, а ведь и играть рок, и издавать самодельные журналы в первой половине 80-х было делом опасным. Реально существовал «черный список» групп, в который входили так называемые «запрещенные рок-ансамбли». И например, группе «Рубиновая Атака» Владимира Рацкевича, чтобы выступать на публике, не раз приходилось менять название. За короткий период этот коллектив назывался и «Теннисом», и «Цитаделью», и просто «Рубинами», но каждое новое название в конце концов попадало в «черный список», и приходилось выдумывать что-то еще.
Я попытался найти того, кто отвечал за составление «черных списков», но выяснил, что этим веселым делом тогда занимались практически все чиновники Министерства культуры. Это было чем-то вроде спорта – кто первый услышал на дискотеке или по радио новую группу, тот и вносил ее в «черный список». Тогда Сергею Жарикову, лидеру группы «ДК» и редактору журнала «Сморчок», пришла в голову идея создания «информационного мусора»: ведь можно придумывать несуществующие андерграундные группы, раз власти хотят этого – пусть получат!
Как-то весной 1985 года сидели мы на кухне у Жарикова, кушали щи, сваренные его мамой, с нами был еще, кажется, Серега Фирсов, продюсер из Питера, и придумывали эти названия по принципу: чем стремней – тем лучше. Спустя несколько недель музыкальный критик Татьяна Диденко принесла мне для перевода статью из швейцарской франкоязычной газеты «Le Monde», которая называлась «Бардак под Кремлевской стеной». В ней я с удовольствием нашел названия кое-каких из придуманных нами тогда групп: «Менструальные Повязки», «Голубой Запор», «Розовые Двустволки» и прочую дребедень. Разумеется, вскоре все эти названия появились в «черных списках». Собственно говоря, этого мы и добивались. Нашей главной задачей было закупорить этим мусором официальные информационные каналы. В результате запретительные органы, как и ожидалось, стали гоняться за мифическими группами явно антисоветского толка. Реальные же музыканты с простенькими названиями типа «Альфа», «Центр» или «Мистер Твистер» смогли немного перевести дух…
* * *
Осень 1986 года стала для меня переломным моментом в жизни. Где-то я прослышал, что рок-лаборатория никак не может наладить выпуск своего журнала. Сначала надеялись на Артема Троицкого, но тот полностью погрузился в свою книгу «Back in the USSR» и не хотел отвлекаться на «мелочи». Тогда худсовет поручил редактирование журнала Васе Шумову. Но тот, хотя и считался исполнительным человеком, был в этом деле непрофессионалом, вот я и решился прийти в лабораторию и предложить свою помощь. Имея за плечами не только факультет журналистики МГУ и опыт газетной работы, но и редактирование андерграундного журнальчика «Зомби», коего я выпустил к тому моменту девять номеров, в своих возможностях я не сомневался. Тем более, я был лично и довольно давно знаком с Ольгой Опрятной, сменившей тогда на нелегком посту первого директора рок-лаборатории Булата Мусурманкулова. Ольга была близкой подругой моей сестры, нянчила мою племянницу – и я решился. В начале декабря меня представили худсовету, и так как многих я хорошо знал лично, да и меня почти все знали, то всё тут же и решилось. Так я стал главным редактором журнала Московской рок-лаборатории, и Вася Шумов торжественно передал мне пухлую папку с материалами.
Как я и ожидал, все в этой папке пребывало в ужасном состоянии. Кроме, разумеется, статьи Липницкого «Простые вещи», почитавшейся за идеологический пуп нового журнала. Но вокруг этого центра надо было навертеть фактуру.
Заветная папочка наполнилась новыми текстами довольно быстро. Еще со времен «Зомби» у меня лежала статья о «Бригаде С», где на примере этой группы я доказывал, что Питер – родина героев, а Москва – антигероев, и если бы вдруг столица с берегов Москвы-реки вдруг переехала на брега Невы, то все поменялось бы местами. Из Парижа от Никиты Алексеева, известного художника, дизайнера выступлений групп «Кабинет» и «Среднерусская Возвышенность» (а еще – брата барабанщика «Ва-банка» Сани Маликова), пришла рукопись, в которой речь шла, естественно, про «Ва-банкъ». В Париже Никита принял участие в издании журнала «А – Я», и потому его появление на страницах нашего журнала являлось крамолой даже в те времена. Недолго думая, мы произвели инверсию в имени автора, и он стал «Алексеем Никитиным», тем более что так звали «ва-банковского» басиста. Кинорежиссер с «Мосфильма» Саша Аксанов принес эссе о своем друге и нашем рок-герое Юрии Спиридонове. Я до сих пор считаю, что этот небольшой по объему текст является одним из лучших из всего написанного в нашей рок-журналистике.
Еще я написал биографию «Крематория» и как-то с изумлением узнал, что сами музыканты считают ее первым печатным текстом про их замечательную группу. Был пасмурный мартовский полдень, когда я приехал на «Речной вокзал» к Армену Григоряну, пару раз заблудившись по дороге и потому изрядно опоздав к назначенному сроку. Григорян и Троегубов терпеливо дожидались меня. По Москве уже тогда вовсю ходили слухи о скором распаде «Крематория», и в ходе интервью я напрямик спросил ребят об этом. Они в ответ лишь пожали плечами, и действительно – прошло еще много месяцев после той встречи, прежде чем дуэт распался, и мне кажется, что именно мой текст сцементировал тогда ансамбль. На самом же деле я считаю, что распад группы на «Крематорий» Григоряна и «Дым» Троегубова пошел на пользу им обоим: и «Крематорий» стал более динамичным и импульсивным, и «Дым» превратился в одну цельную метафору.
Итак, все было готово, но не хватало одной малости: не было названия журнала! Да, это самое трудное: придумать имя новому изданию! Дважды по этому поводу собирался худсовет рок-лаборатории, но никто ничего придумать не смог. У меня сохранился список, содержащий около полусотни названий, но все они либо банальны, либо неоправданно экстравагантны, и только правды жизни в них не просматривалось. Но одним весенним утром Ольга Опрятная пришла на работу и с порога заявила: «Я знаю, как будет называться журнал – «СДВИГ»: Свидетельство Длительной Выдержки И Героизма». Ее вариант был принят без обсуждений. А у меня появилось прозвище: Человек Со Сдвигом…
Рок-лаборатория не могла и не хотела выпускать журнал андеграундного типа, и поэтому его отдали читать в Московский горком комсомола. Больше месяца он гулял по чьим-то кабинетам, и каждый день в лабораторию звонили десятки людей и спрашивали: «Ну как там журнал? Что слышно?» – «Пока все тихо», – отвечала Опрятная, но в конце концов ей это надоело, и она возложила обязанности такого ответа на меня. «Пока тихо», – отвечал я.
В марте 1987 года нас наконец пригласили к секретарю по идеологии МГК ВЛКСМ Виктору Васильевичу Баженову. Он объявил, что горком согласен поддержать выпуск нового журнала, но с одним условием: статью Липницкого надо снять. Мы были готовы к чему-нибудь подобному и решили биться за эту статью, ведь «Простые вещи», по нашему мнению, являлись главным идеологическим центром первого «СДВИГа».
«Но ведь в вашем журнале много хороших статей, только уберите оттуда Липницкого – и можете печатать», – продолжал уговаривать редколлегию Баженов. «Объясните, что вас не устраивает», – уперлись мы. К всеобщему удивлению, первый пласт вопросов удалось снять достаточно легко: комсомольцев раздражали сленг и то, что Ленинград в статье именовался «Питером». Правомерность использования некоторых идиоматических выражений удалось им объяснить, а кое-что автор согласился исправить. Но некоторые вопросы казались непреодолимыми. Так, Баженов был категорически не согласен с вектором, который Липницкий протянул от первых революционеров к современному рок-сообществу. Переговоры заняли несколько недель. Мы были страшно злы на комсомольцев, ведь мы так хотели перемен, а три-четыре гада мешали нам жить!!!
Только несколько лет спустя я понял, насколько прав был Баженов: он хотел видеть Великую Россию, а Липницкий хотел великих потрясений. Несколько лет спустя, когда я тоже прочитал много умных книг, то понял, сколько путаницы было наверчено в статье Липницкого, да и вообще она была страшно скучная и по своим интонациям и словарному запасу напоминала «указивку» из Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС. Я понял, что рокеры никогда не имели никакой связи с революционерами. Да, они были скоморохами, но не переустроителями мира. Потому что только скоморошество (панк-рок, по-нашему) давало возможность выжить в том строю, который вожди уверенно и увлеченно вели к обрыву. Впрочем, что с этой статьей что-то не так, я понял уже после выхода журнала в свет: она не получила никаких откликов, ни от кого: ни от друзей, ни от врагов – ее просто проигнорировали. Тогда же мы все-таки договорились: Липницкий снимает третью главу, где он что-то написал про Чаадаева, и журнал может отправляться в типографию. Глава была изъята, чему Саша, кажется, был очень рад: как же! вот и его преследуют! Но… комсомольцы разрешения так и не дали.
Наступил июнь, а вместе с ним – время итоговых концертов рок-лаборатории: пора было отчитаться за все хорошее. Липницкий требовал, чтобы журнал появился на этих концертах в виде рукописи, он наезжал на меня, звонил каждый день, и это так мне надоело, что я твердо сказал: журнал выйдет в том виде, как журналу положено – с типографским набором, фотографиями и современным дизайном. Как это ни странно, Опрятная поддержала меня. Но на самом деле ни я, ни она просто не знали, что делать.
В конце лета неожиданно пришла в голову идея попробовать распечатать журнал на ксероксе тиражом хотя бы в сто экземпляров. В ЕНМЦ, где располагалась рок-лаборатория, стоял ксерокс японской фирмы «Ricoh», но копии, которые он делал, были серыми и полосатыми. Директор центра пообещал, что ежели мы сумеем его исправить, то он позволит нам втихаря сделать тираж. К сожалению, наши героические усилия к починке этого древнего агрегата не привели, поскольку, как это часто бывало в «совке», за границей закупили большую партию ксероксных аппаратов, при этом совершенно забыв подумать о том, что они иногда ломаются и нуждаются в ремонте. Короче говоря, в Москве просто не было комплектующих к этой марке ксерокса, не существовало и представительства этой фирмы.
Но однажды поздней осенью, когда вокруг бушевали переходящие в метель дожди, Опрятная зазвала меня в дальний уголок и строго конфиденциально, то есть шепотом в самое ухо, сообщила, что техник «Черного Обелиска» Андрей Денежкин нашел каких-то людей, готовых за некоторую сумму распечатать тираж! Значит, пора было клеить макет.
К тому времени вокруг «СДВИГа» объединилось немало людей, желавших, чтобы журнал наконец вышел в свет, – фотографы, художники, просто добровольные помощники. Так, например, Сергей Галямин, один из тех, кто устраивал в начале 80-х легендарные сейшны в ДК им. Курчатова, договорился делать набор в компьютерном центре курчатовского института, где он работал.
Дизайн журнала подготовил Дмитрий Щепин, ныне – главный художник издательского дома «Спид-Инфо». Я с удовольствием отмечаю, что многие дизайнерские приемы, которые активно использует это издательство, родились именно во время работы над нашим «СДВИГом». Мне в тот момент попал в руки журнал «Vogue», который в середине 80-х находился на пике своих творческих поисков, и мне очень хотелось, чтобы «СДВИГ» стал похож на это восхитительное издание. Казалось бы, в условиях самиздата такого качества добиться невозможно, но если очень хочется, то реально все! Мы на ходу придумывали новые технологии и то, что «фирмачи» делали с помощью компьютеров, создавали руками, ножницами и резиновым клеем.
В феврале 1988 года в «Горбушке» состоялся Второй Фестиваль Надежд, вызвавший колоссальный интерес у публики. Это естественно – каждому хочется присутствовать при рождении новых звезд. Билеты на все три концерта были раскуплены за три часа с начала продажи. С этого фестиваля начался танец Жени Осина и Инны Желанной, а также групп «Небо и Земля» и «Тупые». Главный приз получила группа «Электросудорожная Терапия», которую накануне первого дня фестиваля притащил Толик Крупнов. Он прибежал в «Лабу» с вытаращенными глазами и, яростно жестикулируя, доказывал администрации, что эту группу нужно обязательно поставить в концерты. Ну и что ж, что без прослушивания – зато группа крутая. Вкус в который уже раз не подвел Толика, и едва музыканты «Э.С.Т.» вышли на сцену «Горбушки» и Жан спел про Катюшу, как публика поняла, что именно этого она и ждала. Уж очень лихо выглядела эта черная троица на фоне традиционно благородных металлических всадников.
В эти же дни на свет вылупился и наш журнал. Главный редактор «СДВИГа» оказался в окружении поклонниц…
В июле того же года вышел второй номер нашего журнала – и опять на ксероксе. Здесь были опубликованы первая часть работы Андрея Игнатьева «Взыскующие исхода и их болельщики» – статья, признанная в мире как первая настоящая научно-социологическая статья о «металле», ее с пометкой «copyright by Sdvig» перепечатали серьезные изданий из Франции, Испании, Швеции, Швейцарии, США; первая глава из книги Артема Троицкого «Back in the USSR» и интервью с автором; рассказ о Втором Фестивале Надежд; очерк о группе «Нюанс»; рассказ о поездке «Ва-банка» в Финляндию. Тираж составил сто с небольшим экземпляров, и у меня дома до сих пор хранится списочек тех, кому достался журнал – и первый, и второй номера.
(В начале 2000 года на концерте в клубе «Вермель» я познакомился с новым питерским рок-героем Андреем Машинным, и он рассказал, что его жена написала по этим журналам кандидатскую диссертацию. Я не знал, что на это ответить, пробормотал лишь, что тоже не прочь написать какую-нибудь диссертацию, хотя бы и по своим же собственным старым журналам…)
Но тираж в сто экземпляров нас тогда уже не устраивал, ведь хотелось тысяч и тысяч. И мы снова пошли по инстанциям. Тем более что третий номер был уже готов. В него вошли продолжения книги Троицкого и статьи Игнатьева, веселый рассказ про приключения Жана Сагадеева и его «Электросудорожной Терапии», стихи поэтов из «Вежливого Отказа» Аркадия Семенова и Гора, но главное – статья Сергея Жарикова «Обретение имени», претендовавшая стать антитезой работе Липницкого «Простые вещи».
Уже тогда стало ясно, что питерская рок-революция потерпела поражение, и Жариков предлагал новое, почвенническое, направление для рок-движения. Основная мысль его статьи такова: рок – это не просто жанр или стиль, это – энергетическая ипостась Космоса. Эту энергию можно вывести из культа Диониса, и если взять за основу космогонистическую антиномию «Аполлон – Дионис», то получается, что рок – это некий тонус борьбы за освобождение, за правду «Мы все, – писал Жариков, – более или менее политики, так как в любом случае есть высшие цели свободы твоего народа, которые требуют жесткой политической борьбы. Но ТВОРЧЕСТВОМ! Константин Леонтьев боролся, боролся и Василий Розанов, и по-своему боролся уморивший его голодом нарком Луначарский. В чем же разница? Это борьба творцов и разрушителей!» Сегодня эти слова Жарикова не являются уже каким-либо откровением, но весной 1989 года вокруг статьи развернулась настоящая война, по ее поводу даже два раза собирался худсовет рок-лаборатории, на котором в конце концов было решено: печатать! Однако вначале статья Жарикова была опубликована в журнале «Молодая гвардия» (№ 1 за 1989 год) и только после этого вышла в «СДВИГе», но это случилось уже после того, как я ушел из рок-лаборатории.
А тогда, заручившись-таки письмом от МГК ВЛКСМ, Опрятная отправилась в Оружейный переулок, в Московский городской литотдел, туда, где ставили «литовки» на периодику. «Вы что! – замахали там руками, – для выпуска нового журнала надо специальное решение горкома партии!» Но уже шла перестройка, и, как ни странно, решение горкома партии было получено. «Да вы что! – закричали в ответ в ЛИТО. – Для издания нового журнала нужно решение ЦК КПСС!» Сели мы тогда и стали думать крепкую думу. И придумали: а не назвать ли нам наш журнал альманахом? Если для периодики нужно решение ЦК, то альманах – это как бы не периодика.
Опрятная срочно велела перенабрать все места, где говорилось, что «СДВИГ» – это журнал, и с переделанным макетом снова пошла на Оружейный. Вернулась оттуда красная и злая. Оказывается, на самом видном месте, на обложке, продолжала красоваться гордая надпись: «Журнал Московской городской творческой лаборатории рок-музыки». «Вы говорите, что хотите делать альманах, а вот ведь у вас написано, что это – журнал!» – ехидно заметила ей начальница с Оружейного. Ольга спустила на меня собак, несколько дней со мной не разговаривала, но я почему-то уверен, что если бы хотели пропустить наш журнал, то его бы пропустили, повелев исправить ошибку, а уж коли литовать не хотели, то нашли бы что-то еще, даже если бы я отследил все до единого упоминания о журнале. Что ж, таким образом «СДВИГ» полностью оправдывал свое название: свидетельство длительной выдержки и героизма.
И все же осень 1988 года была за нами. В конце ноября нам Бог послал печатника из типографии «Красная звезда», который брался пробить и отпечатать в типографии… еще не журнал, а только газету. «СДВИГ-газету»! Отложив в сторону журнал, редакционная команда взялась за новую работу. Решено было, что на одной стороне газеты будет размещен постер какой-то рок-группы, а на другой – новости, телеги, догоны и прочая информация из жизни рок-лаборатории и окрестностей. В обсуждении, кого поместить на первый постер, приняли участие все соратники. Я думал, что это вызовет жаркие споры, но Опрятная вдруг предложила начать с группы «Алиби», ведь это была не только популярная тогда группа, победившая, кстати, на самом большом конкурсе 80-х, на «Рок-панораме» в Лужниках, но и люди в ней играли заслуженные, как-никак Сергей Попов начинал делать рок-н-ролл еще в 60-х. Это предложение было встречено бурными и продолжительными, переходящими в овации, восторгами.
Дней через десять макет первого номера был готов. Мы гордо принесли его в «Лабу», но парень из типографии взял да и обломал кайф: и тут нужна «литовка». Повесили мы головы, пригорюнились: где ж ее взять, «литовку пыроклятую»?! И тогда концертный администратор рок-лаборатории Ефим Шапиро совершил геройский поступок: взял макет газеты и решительными шагами направился на Старую площадь в Главлит (инстанцию более высокую, нежели Мосгорлит): «Эх, была не была! В худшем случае – прогонят с глаз долой». Как это ни странно, но газету взяли почитать и попросили позвонить денька через три-четыре.
Как мы пережили эти несколько дней, уже не помню. Может, мы и не жили в эти дни, впав в спячку и затаившись. В назначенный день Ефим дрожащей рукой набрал номер Главлита. К всеобщему удивлению, цензор ответил, что имеет только одну претензию к нам, вернее, к заголовку: «Измените слово «газета» на что-то еще, чтобы это не ассоциировалось с периодикой, и можете выпускать…» Так появилась «СДВИГ-афиша». 26 декабря 1988 года вышел в свет ее первый номер. «СДВИГ-афиша» стала первой в стране рок-газетой, изданной типографским способом тиражом в десять тысяч экземпляров.
А буквально несколько дней спустя в Таллине вышла газета «333» («За Зеленым Забором») Николая Мейнерта. Так что и здесь хваленую Прибалтику мы пусть не намного, но обогнали.
В 1989 год я входил победителем. Вслед за первым номером вышел второй, с группой «Мафия» на постере, затем – третий, с Бутусовым… Реакция публики на наше издание была просто феноменальной, и к весне мы уже имели огромное количество подписчиков, «СДВИГ-афишу» читали по всей стране – от Калининграда до Певека, от Норильска до Ашхабада. Редакция уже не справлялась с объемом работ, поэтому приходилось думать о расширении состава, тем более что это стало возможно еще и потому, что афиша стала кормить всю рок-лабораторию. Вот тогда я и познакомился со своей будущей женой. Мы вывесили на журфаке МГУ объявления о поиске ответственного секретаря, и по ним приходило уже несколько человек, но я все не решался сделать выбор, будто ждал чего-то. И вот однажды распахнулась дверь и вошла… Она. И я сразу понял, что это – Она, та, которую я так долго искал. Интересно, что она мне потом рассказывала, что, открыв дверь и встретившись со мной глазами, ухватила промелькнувшую мысль, что «вот, мол, твой будущий муж». Еще интереснее, что она, только что получившая диплом филологического факультета МГУ, пришла не по объявлению – купив в киоске «Союзпечати» первый номер рок-лабораторской газеты, она подумала: «Вот где я хочу работать!» – и принялась за поиски рок-лаборатории. Ей пришлось вылавливать и вызванивать меня в течение двух недель – и все это время я «динамил» других претенденток на должность ответственного секретаря. Вот такая мистическая история: судьба – так это называется.
«Вы хотя бы объявление свое сняли!» – гневно сказала на прощание отринутая барышня с журфака…
Не так давно журналист Александр Кушнир выпустил капитальный труд – энциклопедию музыкального самиздата. Только, по-моему, он был не прав, остановившись исключительно на рукописных журналах. Эти издания – не более чем миф, они реально не влияли на умы любителей рока потому, что тираж их был минимальным. Мой «Зомби» выходил в одном (!) экземпляре, питерские «Рокси» и «РИО» – в шести-семи экземплярах: столько листов можно было заложить в пишущую машинку за один раз, при этом последняя, седьмая, копия фактически уже не читалась. «Сморчок» переснимался на фотопленку и продавался в целлулоидных свитках, с которых его еще надо было отпечатать на фотобумаге. (Поэтому, кстати, и страниц в «Сморчке» было 36 – по числу кадров в обычной черно-белой фотопленке.) Считалось, что эти журналы должны были передаваться из рук в руки: мол, прочитал – передай другому. Но реально они оседали в руках тех, кто понимал коллекционную ценность самиздата. У меня в архиве лежат уникальные самодельные рок-журналы из Ленинграда, Челябинска, Баку, Ростова-на-Дону, Киева, Калининграда, Архангельска и многих других городов нашей веселой рокерской родины, которые я, прочитав, не передал другому. То есть, конечно, все эти журналы формировали мировоззрение, но лишь тогда, когда рок-сообщество состояло из ограниченного количества участников в 50–100 человек. Мы же выпускали газету в десять тысяч экземпляров – и вот это было реальное влияние на умы.
Кушнир объясняет свою позицию тем, что якобы все типографские рок-издания подвергались цензуре. Не знаю, может, кто-то и подвергался принудительному редактированию, но пока я делал «СДВИГ-афишу», то ничего подобного не замечал. Да, у нас был редакционный совет, в который помимо директора рок-лаборатории Ольги Опрятной и меня, главного редактора, входили два ближайших Ольгиных помощника – Александр Агеев и Виктор Алисов (оба в недалеком прошлом – подпольные «писатели», то есть люди, которые занимались массовым тиражированием андерграундных альбомов от Галича до «Арии»), художник Дмитрий Щепин, а также известный социолог Андрей Игнатьев. Чуть позже в этот круг вошла и моя будущая жена, тогда – ответственный секретарь редакции. Мы время от времени собирались дома у Ольги и за чаем обсуждали очередной номер. Для нас издание «СДВИГ-афиши» было деланием в кастанедовском понимании этого процесса, мы играли, баловались, фантазировали и просто оттягивались, наполняя ее хохмами и телегами, отчего афишка была больше похожа на детский журнал «Веселые картинки», а не на традиционный рок-журнал. И уж тем более она не была похожа на сумрачные подпольные издания вроде какого-нибудь «Урлайта».
Самая знаменитая хохма «СДВИГ-афиши» была посвящена Брайану Ино. Рассказывая о том, что известный английский авангардный музыкант приехал в Москву, я написал, что он играет в группе «Talking Heads», когда на самом деле он играл в другой группе – «Roxy Music». Разумеется, мне указали на эту ошибку, непростительную для главного редактора музыкального издания. Что делать? Как выкручиваться из дурацкого положения? И я придумал: в следующем номере мы дали опровержение, в котором сообщили публике, что, конечно же, Брайан Ино никогда не играл в «Talking Heads», а на самом деле был одним из четырех Битлов, а после распада ливерпульской четверки собрал группу «Wings». Еще через номер мы снова поместили опровержение, написав, что спутали Брайана Ино с Полом Маккартни, когда на самом деле он пел в группе «АВВА», а потом перешел в «Kraftwerk»… После этого редакцию засыпали самыми невероятными биографиями Брайана Ино, часть писем удалось переслать с Петром Мамоновым в Англию, где Ино, ставший к тому времени продюсером «Звуков Му», с удивлением читал все эти «догоны».
Продолжая полемику, замечу, что Главлит, где нам ставили штамп «Разрешено к печати», ни разу не потребовал снять тот или иной материал. Хотя, как и было положено, к нам приставили персонального цензора, который курировал «СДВИГ-афишу». Звали его Юрий Максимович Отрешко – это был молодой человек, продвинутый, как сказали бы сегодня, сам неплохой литератор: его повесть о цензорском быте была в середине 90-х опубликована в журнале «Наш современник». В одном из номеров мы решили опубликовать текст Андрея Игнатьева, где он проводил параллель между усилением цензуры и увеличением объема классической музыки на телеэкране (до августовского путча, кстати, оставалось еще два с половиной года), так наш Максимыч, как ласково за глаза мы называли цензора, обиделся: «Ребята, да делайте, чего хотите, никого ваш рок сейчас не интересует!..» Однако и тогда он не потребовал снять текст…
Настоящим «золотым» временем для рок-журналистики был именно тот короткий период с 1989 по 1991 год. В 1989 году Маргарита Пушкина выпустила первый типографский рок-журнал «Рокада». (Рокада – это дорога, проложенная вдоль линии фронта, название журнала очень точно, на мой взгляд, отражает суть и роль музыкальной журналистики.) В Свердловске выходили «Перекати-поле» и «Рок-хроника», в Минске – «Сорока», в Смоленске – «Туесок», в Туле – «Иванов» (впрочем, редакция этой газеты фактически жила в Питере), известный музыкальный критик Николай Дмитриев выпускал журнал «Джаз», вежливо покинувший группу «Вежливый Отказ» поэт Аркадий Семенов – «Дикую дивизию», только что основанный Борисом Зосимовым «В12 энтерпрайсиз» – «Пилораму»… Именно тогда люди смогли сполна проявить свои профессиональные навыки, а идеи были опробованы среди широких масс любителей рок-музыки. Когда журнал выходит в экземплярах от одного до пяти – легко писать, что хочешь. Совсем иное дело – раскрутить издание, имеющее многотысячный тираж! А цензуры тогда уже не было вовсе, для того, чтобы делать свое дело, необходимы были только связи в типографиях – и этого достаточно.
Как ни странно, но летом 1989 году я ушел из «Лабы»: мы с Опрятной не поняли друг друга в вопросе о путях дальнейшего развития рок-лаборатории. Я хотел, чтобы лаборатория стала коммерческим предприятием, продюсировавшим известные группы. Но
Опрятная постоянно говорила, что до смерти устала решать финансовые вопросы с суперзвездами, кроме того, она, видимо, получила сверху «установку» черпануть андерграунд до дна, чем и стала заниматься. Но на дне уже оставались только самые что ни на есть панки, которые ни играть не умели, ни идей никаких новых не несли. Мне это стало неинтересно, и я ушел.
В мае 1990 года вместе с Ефимом Шапиро, вслед за мной покинувшим рок-лабораторию, мы открыли первый в СССР рок-магазин «Давай! Давай!». Его первое помещение находилось в подвальчике у метро «Красносельская». Помню, что в день открытия товаров было чуть-чуть: газетка «Дверь», которую я начал делать вместо «СДВИГ-афиши», газета «Перекати-поле», привезенная по бартеру из Свердловска, журнал «Джаз», который у нас так и остался невостребованным, семь самопальных напульсников, ушедших в течение первых пятнадцати минут, несколько разновидностей значков, в том числе один редкий – «Hard-rock-cafe», и несколько самодельных гитар, невесть откуда добытых Ефимом. Не густо, тем не менее об открытии рок-магазина написали все центральные издания. А к осени мы переехали на чердак близ метро «Колхозная» – этот маршрут с закрытыми глазами теперь способен пройти, наверное, каждый фан рок-музыки со всего пространства бывшего СССР.
Магазин существует и сегодня, только я уже не имею к нему никакого отношения, поскольку коммерции все-таки предпочел журналистику. В 1990 году я запустил в мир два номера журнала «Давай! Давай!» – каждый тиражом в десять тысяч экземпляров. В 1993–1994 годах я выпустил пять номеров журнала «Русский рок», потом делал газету «Дверь» («Дверь в рокенрол»). А десятилетку завершил газетой «Загубленное детство». Все это было чистейшей воды самиздатом: мы, то есть команда, собиравшаяся вокруг издания, сами писали статьи и делали фотографии, сами придумывали оформление, сами клеили макет, сами распространяли свои газеты и журналы. Вот только тираж мы делали не на ксероксе, а на настоящих типографских печатных машинах, поэтому «Давай! Давай!» выходил в количестве десять тысяч экземпляров, а «Русский рок» – пять-семь тысяч экземпляров. Правда, «Дверь» едва добирала до полутора тысяч, но тираж «Загубленного детства» вновь приблизился к идеальному. Но недавно мне сказали, что все мои журналы и газеты не могут быть причислены к самиздату, потому что они слишком добрые, «а настоящий самиздат должен быть в жесткой оппозиции ко всему и вся!». Но я – не акула пера, а в лучшем случае – дельфин, и свою главную задачу и задачу журналистики вообще вижу не в том, чтобы покусать всех вокруг, а в том, чтобы поддержать талантливых людей, помочь им. В любом случае я всегда старался делать хоть что-то, тогда как другие только плакали и жаловались на тяжелую жизнь…
Но на самом деле мы, начиная делать «СДВИГ-афишу», действительно видели будущее рок-сообщества совсем иначе. Все складывалось так хорошо, но 90-е годы оказались не самым лучшим временем для издания периодики: информационное пространство после августовской революции оказалось полностью порушенным. Зато в 90-х началось время музыкального радио! Первым на этой ниве стало детище Стаса Намина «Радио Эс-Эн-Си», заговорившее 4 января 1991 года. Почти весь первый день за микрофоном просидел сам Стас, но постепенно там собралась сильная команда диджеев. Следом заработали еще несколько стильных радиостанций – «Радио 101» с восхитительным Графом Хортицей, «Радио Престиж», «подсадившее» радиослушателей на джаз, «Радио Классика», ностальгировавшее по музыке ушедшей юности…
