Текст книги "Повседневная жизнь российского рок-музыканта"
Автор книги: Владимир Марочкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
Глава 17
Рокеры и милиция. Жесткое противостояние или миф о противостоянии?
Когда мы идем на рок-концерт, то часто рефлексивно оглядываемся, ищем глазами милицию. Когда мы видим скопление милиционеров в одном месте, то думаем, что где-то рядом играется рок-концерт. Эти два понятия – «рок» и «милиция» – уже давно бродят рука об руку по нашим краям.
Лично меня «брали» дважды, но никакого криминального продолжения ни в тот, ни в другой раз не последовало. Причем в первый раз меня взяли на концерте с деньгами «на кармане». Это случилось в мае 1985 года в районе Китай-города, в дискозале, приютившемся на задворках Министерства культуры РСФСР на сейшне «Ночного Проспекта». Следователи в отделении милиции быстро и профессионально вычислили меня как устроителя концерта, да я и сам не особо скрывался – выложил перед ними на стол заработанные деньги. Правда, было там немного, всего 13 рублей 50 копеек. «Можете, – говорю, – взять их себе, если хотите, и даже протокола никакого не надо». Милиционеры брезгливо пододвинули мелочь мне обратно: «Забирай и уматывай отсюда поскорее!» Надо сказать, что этих денег нам хватило лишь на то, чтобы погрузить аппаратуру группы в проезжавший мимо экскурсионный «Икарус» и отправить все барахло Алексею Борисову домой, на проспект Вернадского. На этом все и закончилось, последствий никаких не было, хотя испугался я очень сильно: ведь если бы милиция направила гневное письмо мне в университет, где я тогда учился на четвертом курсе факультета журналистики, то это повлекло бы за собой автоматическое отчисление.
Вообще у меня возникло такое ощущение, что эта милицейская акция, в которой были использованы около десяти «воронков», чтобы перевезти в отделение и музыкантов, и публику, была наполнена пафосом другой милицейской операции, состоявшейся в Бескудникове (это отдаленный район на севере Москвы) за полтора месяца до моего случая. Та операция готовилась тщательнейшим образом на Петровке, 38, и в ходе нее были задержаны музыканты группы «Браво», а Жанну Агузарову осудили за нарушение паспортного режима. Там фигурировали и приличные деньги, поскольку, говорят, какие-то комсомольцы, организовавшие концерт, продали на этот сейшн около четырехсот «левых» билетов. В моем же случае милиционеры столкнулись с такой незначительной суммой, что просто потеряли к нам всякий интерес…
Другой случай еще более смешной. Произошел он в Одессе и, разумеется, оказался проникнутым настоящим одесским юмором, о котором ходит столько легенд.
В феврале 1987 года я вместе с художницей из рок-лаборатории Альбиной поехал в Одессу, на первый фестиваль местного рок-клуба. Добрались мы до Одессы дня за два до назначенного срока и остановились у друзей, музыкантов группы «Бастион», на Молдаванке. Там – частный сектор, легендарный район, и дом Бени Крика еще стоял цел и невредим (говорят, что недавно его снесли). Мы весело провели эти дни, но вот пришел момент перебираться в обкомовскую гостиницу куда-то за 16-ю станцию Большого Фонтана. Мы распрощались с гостеприимными хозяевами, сфотографировались на память у дома, где жили, и поспешили ловить машину, так как времени было уже в обрез. Машину мы поймали сразу же, едва начали голосовать. Перед нами затормозила шикарная начальственная черная «Волга», из нее вывалился здоровенный милицейский полковник и отворил перед нами дверь.
«В гостиницу «Юность», и побыстрее, – прощебетала моя подружка, – а то мы уже опаздываем».
«Мы вас отвезем куда надо», – пообещал полковник.
И нас отвезли в ближайшее отделение милиции, весьма затхлое, но бесконечно помпезное, поскольку располагалось оно в бывшем храме.
«Вот, поймал американских шпионов, фотографировали тут что не положено. Вызывай КГБ! – приказал полковник дежурному старшине. – А я пока обедать пойду».
В КГБ тоже оказался обеденный перерыв, и мы минут сорок просидели просто так, ерзая от боязни опоздать на торжественное открытие фестиваля. Наконец явился молодой человек в штатском, по выправке старший лейтенант, выслушал старшину, заполнил протокол, проверил наши московские удостоверения, пожал руки и сказал на прощание:
«Разные дураки бывают. Бывают дураками и начальники отделений…»
А закончилась эта история на лауреатском концерте, после которого мне жал руку сам начальник Одесского УВД, настоящий генерал, и спрашивал при этом басом:
«Вот мои двое сыновей увлеклись роком, а я не знаю, хорошо это или плохо?»
«Хорошо, конечно, хорошо», – не менее важно отвечал я.
Думаю, что с этого диалога и началась жизнь одесского рок-клуба…
Больше с милицией у меня никаких трений и конфликтов не было. Но ведь были же и арест Жанны Агузаровой, и «посадка» Алексея Романова, и суд над Костей Кинчевым – это же реальность, от которой никуда не деться!
Так-то оно так, но только знаменитое «Дело Кинчева» мне почему-то напоминает «женский роман». Тем более что и озвучено оно женщиной – Ниной Барановской, куратором Ленинградского рок-клуба. Напомню, что 16 и 17 ноября 1987 года в Ленинграде во Дворце спорта «Юбилейный» проходили концерты группы «Алиса». Первый день прошел без серьезных эксцессов, хотя обстановка была достаточно накаленной. На второй день Кинчев, озабоченный опозданием жены, вышел встречать ее за милицейское ограждение, а обратно его уже не пустили. Кроме того, какой-то милиционерик толкнул жену Кинчева, тот за нее, естественно, вступился, после чего его затолкали в милицейский уазик, заломив, как водится, руки за спину. Задержанию Кинчева воспрепятствовали фаны, которые оказались поблизости, в результате Кинчева отпустили и концерт начался, хоть и с некоторым опозданием. Кинчев, выйдя на сцену, популярно объяснил публике, по какой причине концерт не смог начаться вовремя:
«Потому что меня и мою беременную жену не пускали в зал менты!»
А потом песню «Эй ты, там, на том берегу» он посвятил «иностранным гостям, находящимся в зале, ментам и прочим гадам». Прокуратура Петроградского района в итоге возбудила в отношении Кинчева уголовное дело по статье 206, часть 2 – злостное хулиганство. А питерская газета «Смена», возглавляемая в то время редактором Виктором Югиным (ныне – пламенным демократом), опубликовала статью, в которой обвиняла Кинчева в пропаганде… фашизма. В свою очередь Кинчев подал на газету в суд за клевету. Так все и завертелось. Подробности тех событий можно прочитать в книге Нины Барановской «Константин Кинчев. По дороге в рай…», вышедшей в свет в 1993 году в Санкт-Петербурге в издательстве «Новый Геликон».
События эти действительно ужасные и одновременно душещипательные. Но почему-то за рамками книжки остались другие «дела Кинчева», а ведь Костя сам вспоминает, например, о том, как он показывал Санкт-Петербург своему новому музыканту Королеву: «Мы с ним попали в вытрезвитель, потому что он отрывал погоны у милиционеров. Ну, и в вытрезвителе по полной программе… Чтоб меня угомонить, меня привязали к стулу. Били-били, не угомоняюсь. А его за стенкой в холодную посадили голого. Февраль месяц, там дубак, а меня, значит, на пыточный стул. Но нас, как настоящих русских людей, не сломить. Нас и не сломили. И мы, как в гестапо, пели «Ветер водит хоровод…» Это цитата (орфография оригинала сохранена) из CD-ROM, посвященного истории «Алисы». Честно говоря, цитировать мне это противно. Я не понимаю, зачем нужно отрывать у милиционеров погоны. И как можно рассчитывать после этого остаться безнаказанным?
Как говорится, «не буди лиха, пока оно тихо»…
История Леши Романова куда сложнее и запутаннее. Его осудили на три с половиной года с конфискацией не то за спекуляцию лишними билетами, не то за продажу «фирменной» гитары, но проблема, как мне кажется, здесь не в пресловутом противостоянии рокера и правоохранительных органов, она запрятана гораздо глубже. Попробую высказать одну версию.
Где-то в конце 70-х годов Политбюро ЦК КПСС разделилось на два лагеря: как бы «западников» и «почвенников». Наверху не хуже, чем внизу, понимали, что корабль государства терпит бедствие и нужно предпринимать какие-то действия, чтобы не потонуть. Поэтому властям уже в том десятилетии пришлось решать «дилемму капитана», названную так социологом Андреем Игнатьевым по известной песне «Машины Времени». Суть дилеммы в том, что во время шторма на терпящем бедствие корабле перед его капитаном существуют два пути: первый – бросить корабль и спасать команду, пересадив ее в шлюпки; второй – до последнего пытаться сохранить корабль, даже жертвуя частью команды. Когда в полосу штормов попала целая страна, то и во властных структурах нашлись излишне нервные люди, готовые спустить шлюпки и отправиться за помощью к чужим берегам. Правда, говорить об этом вслух тогда еще было нельзя, зато можно было, например, петь.
С целью пропаганды этой идеи из толпы рокеров выделили Андрея Макаревича, песни которого полностью отвечали «шлюпочной» концепции. Главной темой песен «Машины Времени» был отъезд из отчего дома. Этому решительному шагу посвящена львиная доля хитов группы: «Хрустальный город» (1973), «Наш дом» (1973), «Полный штиль» (1977), «Гимн забору» (1977), «Люди в лодках» (1977), «Родной дом» (1977), «Необычайно грустная песня» (1977), «Будет день» (1979), «Я с детства склонен к перемене мест» (1983) и другие. Песни Макаревича заполнены лодками и кораблями, он не видит иного пути достигнуть счастья, кроме как море переплыть. Но он-то пел о своей душе и скорее всего даже не представлял, что его творчество используется в чьих-то совершенно определенных целях. А если бы о людях в лодках пел, например, Градский, то на поверхность из рокерских подвалов вытащили бы его. Но об этом пел именно Макаревич. Поэтому его поддержали, приподняли и направили.
Но, разумеется, в компартии тогда еще существовали ортодоксы, для которых этот путь на Запад был как нож острый в сердце. Одним из таких людей был заведующий идеологическим сектором Московского горкома КПСС некто Ягодкин (имя и отчество забыл), объявивший настоящую войну «Машине Времени», в результате которой группа в конце 70-х и первой половине 80-х в столице фактически не выступала. Зато по кухням моментально разнесся слух о запрещении популярного рок-ансамбля. И тут уж неизвестно, чему нужно было верить, то ли ушам, то ли глазам, поскольку подмосковные города были просто уклеены кривыми рукописными афишками, извещавшими о концертах «Машины Времени». А в 1979 году группу и вовсе приняли на работу в Москонцерт, и она отправилась в бесконечные гастроли по стране, выдавая, говорят, по 30 концертов в месяц. Так мысль о том, что Запад нам поможет, стала самым активным образом внедряться в сознание масс.
С этим прозападным настроением резко контрастировала позиция Алексея Романова, лидера группы «Воскресенье», которую он высказал в песне «Предатель» (официальное название этой песни – «Я ни разу за морем не был»), где известный музыкант без обиняков назвал «западников» крысами, бегущими с тонущего корабля.
Казалось бы, такая позиция Романова должна была абсолютно соответствовать идеологическим установкам Политбюро, но двигателем всего остального творчества Алексея было, как сказали бы специалисты, эзотерическое христианство, а это уже ни в какие ворота не влезало. Более того, как это ни парадоксально, но ориентация на Запад позволяла сохранить систему. Попытка же сохранить корабль ударяла прежде всего именно по системе, то есть по «партийной олигархии». Поэтому, когда популярность группы «Воскресенье» в народе перевалила за «красную черту», против Алексея быстренько организовали судебный процесс и убрали с рок-сцены.
…Суд над Романовым состоялся даже не в Москве, а в городе Железнодорожном, что в тридцати километрах от столицы. Следствие вел тоже не московский следователь, а местный, некто Травина. Судебные заседания продолжались две недели, судья был молодой и в течение всего процесса, казалось, благоволил к Алексею, но когда дело дошло до чтения приговора, он просто зачитал то, что ему написала следователь Травина. Вернее, он даже не дочитал приговор до конца, потому что в зале суда поднялся страшный шум, крики, все присутствовавшие повскакали со своих мест, но еще до начала заседания в зал вошли крепкие молодые мужчины и женщины в штатском и тихохонько встали вдоль стен – уже по их виду было ясно, каков будет приговор. Так и случилось, Романову дали три с половиной года с конфискацией…
Впрочем, выпустили Алексея быстро, но не по амнистии, как принято считать. Из приемной министра обороны маршала Устинова позвонили прямо в Подольск, в тюрьму, и приказали Романова немедленно выпустить. За Романовым пришли в камеру: «С вещами! На выход!» Тот, думая, что его отправляют в другую тюрьму, заявил, что без Арутюнова, звукооператора «Воскресенья», осужденного вместе с ним, он никуда не пойдет. Тогда прихватили и Арутюнова. Без документов, даже без справки их вытолкали за ворота тюрьмы и закрыли за ними двери…
С утра по Москве прокатился слух, что Романова выпускают, и все друзья-музыканты уже ждали Алексея дома у его родителей. А вот и он сам – наголо бритый и уже округлившийся на тюремной каше… Впрочем, еще долгое время ему не давали нигде публично выступать…
Искушенный читатель наверняка скажет, что все рассказанное – лишь версия, а факты притянуты за уши. И мне даже нечем возразить: да, версия, да, притянуты. Однако еще за год до суда над Романовым, в августе 1982 года приказом Министерства культуры РСФСР за подписью председателя художественного совета А. И. Баева была расформирована группа «Аракс», создавшая стиль «русский хард-рок». Формальным поводом для ликвидации популярного ансамбля опять послужили какие-то «левые» концерты, якобы сыгранные «Араксом». Хотя за «левые» концерты логичнее было бы призвать к ответу администратора группы, в конце концов музыканты не обязаны даже знать, какие они играют концерты – «правые» или «левые». Дело музыкантов – струны дергать. Но тогдашний администратор «Аракса» отделался легким испугом, зато сама группа была срезана под корень. В связи с этим можно с уверенностью сказать, что причины столь жесткой и бескомпромиссной расправы над популярным ансамблем кроются отнюдь не в «левых» концертах, а в чем-то ином. Скорее всего, реальным поводом для ликвидации «Аракса» стали песни, рассказывающие о красоте родной страны. Кстати, несколько песен для группы написал наш старый знакомый Алексей Романов – «Синева, пустота, тишина», «Солнцем освещенная дорога» и «Черные кони» – все они моментально стали хитами.
Между тем петь о том, как у нас все плохо, было вовсе даже и не опасно. Я не знаю, например, ни одного случая преследования питерской панк-группы «Автоматические Удовлетворители», которая во всех своих песнях сравнивала нашу Россию с помойкой, – петь гадости, похоже, не возбранялось.
Зато в 1984 году была ликвидирована еще одна наша реальная супергруппа – «Круиз». Поводом для расформирования коллектива послужили многочисленные жалобы, поступавшие в Москву с мест. Особенно много их было, говорят, из уральских и украинских обкомов КПСС. Александр Монин, вокалист «Круиза», вспоминал, что больше всего претензий было к цвету его штанов: «Я тогда пошил себе красные штаны – на них наезжали: как можно шить штаны из красного знамени?! Я отвечал, что в Гражданскую войну это считалось особым почетом – из знамени красные штаны пошить. Да куда там! Гневные письма продолжали идти! Тогда я пошил себе желтые штаны, но на них стали наезжать на Украине: тоже, вишь ли, из жовтно-блакитного знамени пошил…»
Может создаться впечатление, будто «Круиз» разогнали из-за цвета штанов Монина, но, по-моему, ликвидация этой группы также имеет идеологическую подоплеку. То есть, скажем так: если бы «Круиз» исполнял песни, посвященные грядущему побегу из отчего дома, то его и пальцем не тронул бы никто. Но музыканты пели о красоте, о чувстве долга, о любви к Родине, а все это, конечно, идеологически чуждые системе явления. Разве можно допустить, чтобы группа пела: «Не позволяй душе лениться!»?Или: «В этот день, в этот час, даже если неохота, я готов петь для вас. Что поделаешь! Работа!»?Или; «Неужели ты не понимаешь? Красота в цветах – это ты!»?И чтобы народ на стадионах подпевал ей? Нет, такого допустить было нельзя, потому что петь можно было только о том, как у нас плохо. А послушаешь «Круиз» – и бежать из «этой страны» уже никуда не хочется! Ну а когда музыканты позволили себе спеть, что «музыка – не вы!», система восприняла это на свой счет и бабахнула по группе из минкультовских орудий. (Хотя, строго говоря, эта песня посвящена городу на Неве, она так и называется – «Музыка Невы».)
В то же время стоило какому-либо молодому рок-музыканту или рок-группе заявить о своей приверженности пути на Запад, как они автоматически попадали как бы в элиту рок-сообщества. Когда в 1982 году «Центр» Василия Шумова стал исполнять песни о различных островах в океане и о том, что стюардесса местных линий мечтает о полете в Бразилию, группа тут же была объявлена официальным рок-ансамблем студии «Союзмультфильм» и стала постоянным участником различных телевизионных шоу, таких, например, как «Что? Где? Когда?» или «Веселые ребята».
А вот Жанна Агузарова действительно пострадала незаслуженно. Как телефонные разговоры прослушиваются и записываются по ключевым словам (то есть магнитофон включается на запись, когда в трубке звучит какое-либо ключевое слово), точно так же по ключевым фразам выявлялись и рок-группы, подлежащие ликвидации. Стоило музыканту спеть песню о том, как на Руси жить хорошо, он тут же заносился в «черный список». Поэтому когда невинная, милая и где-то даже детская группа «Браво» исполнила песенку со словами о том, что «счастья искать надо тут», это прозвучало для системы, как пароль карбонариев! Группе не дали отыграть и трех концертов, в марте 1984 года несколько отрядов милиционеров мощными потоками нахлынули на дом культуры, в котором выступал ансамбль, затопили сцену, повязали музыкантов и увезли прочь от публики, чтобы та не смела даже и думать, что счастье надо искать ТУТ. Эта песенка противоречила вообще всем существовавшим тогда идеологическим нормативам, потому как счастья искать тут было уже не нужно, здесь оно уже было найдено в октябре 1917 года, то есть в любом случае счастье можно было искать только там, на Западе…
Но в таком случае можно, наверное, утверждать, что милиция везде использовалась только как инструмент, как вилка с ложкой, которыми едят мясо с картошкой. Более того, если милиционеры могли уклониться от выполнения партийной воли, то они всячески пытались это сделать.
Вот что рассказал лидер группы «Жар-птица» Сергей Попов о том, как его пытались притянуть к делу Романова: «Лидер группы «Воскресенье» Алексей Романов и звукооператор группы Саша Арутюнов, которого я хорошо знал, сидели в Бутырке, а я почти каждый день ездил в Москву на допросы, которые длились по шесть – семь часов, и не было никакой гарантии, что вечером я сяду на дубнинский поезд, а не на нары в Бутырку. Начались обыски: на работе и дома изымали письма поклонников, записные книжки, оборудование. Когда состоялся суд над членами группы «Воскресенье», то обвинения против них практически рассыпались, но следователь, молодая и красивая женщина, перед этим прислала бумагу в наше отделение милиции. Меня вызвали и сказали: «Садись и пиши объяснительную». У меня уже был подобный опыт, и я начал писать, но следователь, посмотрев мне через плечо и прочитав, что я пишу, сказал: «Возьми новый чистый лист, я буду тебе диктовать». Я стал писать под диктовку и понял, что то, что он диктовал, было гораздо лучше того, что писал я сам. Потом такие же объяснительные под диктовку написали и мои музыканты Леша Сурков и Вова Дягель, и через две недели я узнал, что уголовное дело против меня закрыто…
Обычно у рок-музыкантов натянутые отношения с милицией, у нас же все было наоборот: они меня выручали и очень часто помогали – и раньше, и позже. Я не могу назвать ни фамилий, ни имен, потому что они меня об этом попросили, но хочу сказать: «Спасибо вам, ребята, тогда вы меня отмазали просто виртуозно!»»
Между прочим, у нас в рок-сообществе есть свой собственный милиционер. Это музыкант свердловской группы «Чайф» Владимир Бегунов. Отстояв положенное на посту, он сдавал в оружейную комнату табельное оружие и шел на репетицию. Так продолжалось до начала 90-х годов, пока «Чайф» не приобрел всероссийский авторитет. Тогда уже Бегунов уволился из органов и полностью сосредоточился на музыке.
Каждую пятницу с 1989 по 1991 год вместе с Игорем Васильковым я вел на радиостанции «Юность» программу «Вечерний курьер». Нам приходилось конкурировать с популярной телепрограммой «Взгляд», и, надо сказать, мы довольно успешно с этим справлялись, поскольку на каждой передаче у нас присутствовали известные рок-музыканты. Однажды мы пригласили на прямой эфир Петра Николаевича Мамонова. Причем решили отвести ему не традиционные 40 минут, как для других рокеров, а все два часа полностью. Мы были уверены, что молодые поклонники рока будут сидеть у радиоприемников и с замиранием сердца слушать своего кумира. Но вот до начала программы осталось 15 минут – Мамонова нет. Прошло еще пять минут – Мамонов еще не появился. Что делать? Никакого другого материала у нас для двухчасовой программы не было. Я уже выскочил на улицу и в панике метался вдоль останкинского подъезда. Вдруг подъезжает такси, из него вываливается Петр Николаич, «отец родной». «Никак, – говорит, – не мог «тачку» найти, чтоб из Чертанова до Останкина доехать. Почти час голосовал – еле успел!» Ладно, слава богу, что доехал! Бежим в бюро пропусков, я спрашиваю Петю, взял ли он паспорт, а он отвечает: «А я не знал, что документ нужен!» Как быть?! В Останкине, как и на дворе, ночь, начальства – ни души. Как Петю на эфир провести?! А время уже – двенадцатый час. И уже пошли в эфир наши позывные. И уже Васильков говорит, что Мамонов пока не добрался до студии, поэтому пока звучит его песня… Я был в отчаянии, как вдруг через перила свесился милиционер и сказал: «Я Петра Николаевича знаю лично и очень люблю его группу «Звуки Му». Я пропускаю его…» Мы вбежали в студию на последних аккордах знаменитого мамоновского хита «Серый голубь»…
Прямой эфир с участием Петра Николаевича Мамонова не сорвался…
Когда в Москву на гастроли приезжала известная английская группа «UB 40», я стал свидетелем любопытного случая. На автобусной остановке стояли два молодых парня, один из которых был в штатском, а другой – в милицейской форме с нашивками курсанта. По всей видимости, он накануне стоял в оцеплении на концерте, и выступление англичан вызвало у него такой восторг, что он, рассказывая приятелю о концерте, сначала просто размахивал руками, а потом начал приседать и пританцовывать, изображая английского гитариста. Полы его шинели то волочились по снегу, то взбрыкивали чуть не до плеч. Стоявшие на той же остановке пассажиры, не привыкшие еще к рок-концертам, в опаске отошли от растанцевавшегося ментика, но он, войдя в экстаз, даже и не заметил, что вокруг него образовалось свободное пространство. А потом пришел мой автобус…
После этого случая мне очень захотелось узнать, какую музыку любят наши милиционеры. Но сделать это удалось лишь недавно. Наверное, все знают веселую песенку Юрия Шевчука «Милиционер в рок-клубе». То, о чем в ней поется, в 90-е годы из повода для прикола превратилось в рабочие будни. Сегодня многие рок-клубы охраняются милицией, а сами милиционеры – хотят они того или нет – вынуждены слушать музыку, которая там звучит. Вот и появилась возможность задать людям в форме вопрос: «Какая музыка, звучащая в клубе, который вы охраняете, вам нравится?»
Выяснились довольно любопытные вещи.
Охрана «Р-КЛУБА» выделила группы «Мастер», «Легион», «Пикник», «Монгол Шуудан». Дома же эти парни предпочитают слушать «ДДТ», «Наутилус Помпилиус», «Чайф», «Крематорий», Никольского и, конечно же, Высоцкого.
Охрана клуба «Вермель» любит кельтскую музыку, а в свободное от службы время отдает предпочтение более «тяжелым» группам типа «Deep Purple» или «AC/DC».
Служба безопасности клуба «Запасник» предпочитает поп-музыку от «Modern Talking» до «Белого Орла». Видимо, поэтому они из всего услышанного в своем клубе выделили концерт Найка Борзова.
Зато милиционеры из охраны «Ю-ТУ» оказались поклонниками джаза и блюза, и своим любимым музыкантом из выступавших в клубе они назвали Вайта. Командир отряда очень хорошо знает творчество старых наших групп «Динамик» и «Воскресенье», не раз бывал на их концертах еще в начале 80-х (я спросил: в каком он там был качестве, не «винтил» ли кого-нибудь из музыкантов? Но полковник ответил, что он там был, конечно, как слушатель!). А более молодым его коллегам нравятся Александр Ф. Скляр и Гарик Сукачев.
Существует еще проблема взаимоотношений фанов и милиции, их стычки бывают очень серьезными, говорят, что после одного из концертов «Гражданской Обороны» на «скорой помощи» увезли 89 раненых омоновцев. Но здесь дело даже не в роке, поскольку соперничество ОМОНа и фанов «ГрОба», как в тусовке называют «Гражданскую Оборону», длится уже давно, обе стороны затаили друг на друга серьезные обиды, и разборки там происходят бескомпромиссные. Не стоит забывать и тот факт, что на концерты «Обороны» в основном ходят фаны футбольного «Спартака», у которых счеты с ОМОНом еще более давние.
Впрочем, рок – это не только музыка, рок – это всегда провокация. Музыкант играет музыку, а сам с интересом наблюдает, как власть будет на нее реагировать. И если реакция на провокации рокеров неадекватная, значит, можно смело делать вывод о слабости власти. К сожалению, периодов, когда власть реагировала на провокации рокеров адекватно, то есть не обращала на них внимания и позволяла всласть веселиться, было всего два, и были они довольно короткими: первый – с 1965 по 1971 год, второй – с 1987 по 1993 год. Выводы из этих дат каждый может сделать самостоятельно…
Разумеется, и в рок-сообществе есть дебоширы, которым хочется лишь похулиганить. Но проблемы возникают, когда милиционеры плотной толпой, с дубинками наперевес идут «гасить» всех подряд. Вот тогда начинаются массовые драки. Это и есть неадекватная реакция власти, иначе именуемая «непрофессионализмом», хотя во всех милицейских школах учат, что ситуацию можно нормализовать только убрав из толпы зачинщика, главаря. Когда милиция не поддается на провокации, а поступает по уставу, ничего и не происходит.
Недаром самыми спокойными с точки зрения правопорядка всегда были концерты, охраняемые байкерами из клуба «Ночные волки». Они знали в лицо всех потенциальных возмутителей спокойствия, и при первых признаках надвигающейся проблемы кто-то из «Волков» резким движением выдергивал из тусовки бузотера, и снова на концерте торжествовали мир и порядок. Ведь в этой ситуации как бы отсутствует «чужой», это мента можно послать: мол, не понимаешь ты ничего в нашей жизни… А когда свой, тем более авторитет, говорит тебе, что ты не прав, как тут можно возразить?
Негативные взаимоотношения рокеров и милиции – это тот глубокий овраг, который хочется поскорее перепрыгнуть. Тем более что бывали случаи, когда обе, казалось бы, непримиримые группировки заодно действовали против общего врага. Например, конец 80-х годов был ознаменован драками рокеров с люберами, а в начале 90-х они уже вместе ходили на одни и те же концерты. В кинотеатре «Звездный», что на проспекте Вернадского, с 1989 по 1991 год проходило много так называемых «ночников», то есть ночных концертов. Именно там любера и рокеры часто собирались вместе, правда, оттягивались они, разделившись на две части, рокеры оккупировали второй этаж, где, собственно, и проходил сейшн, а любера – холл, где стояли игровые автоматы. Публика ходила мимо них, опасливо озираясь, но ничего экстремального не случалось. Туда же, в «Звездный», на огонек повадились наведываться пацаны из близлежащего совхоза «Московский», их еще называли урела или гопники. Отличительной чертой их внешнего вида были грязные резиновые сапоги. При малейшем удобном случае они пытались завязать драку. Помню, как однажды посреди концерта раздался чей-то истошный вопль: «Хирурга убили!» (Хирург – это лидер московских байкеров.) Не мешкая, здоровенный мотоциклист Портос шагнул на улицу прямо сквозь стеклянную витрину, а вслед за ним ломанулись на защиту Хирурга не только байкеры, но и… любера. Выскочил на улицу и я. Моим глазам открылась удивительная картина: в смертельном круге, окруженный гопниками, стоял невысокий и старенький уже милицейский старшина и, размахивая дубинкой, которая была больше него, кричал страшным голосом: «Ну, кто там Хирурга обидел?! Выходи! Я тебе сейчас как дам!» В этой ситуации на самом деле нет ничего удивительного, просто три «посвященные» стороны объединились против «непосвященных», посмевших нарушить установленные правила взаимоотношений. И так было всегда и во все времена: когда кто-то третий вмешивался в разборки двух «посвященных» сторон, обе эти стороны, враждовавшие до недавних пор не на жизнь, а на смерть, перед лицом общего врага объединялись…
* * *
Что же касается музыки, то обе наши супергруппы – «Воскресенье» и «Машина Времени» – на рубеже веков отыграли в программе «50 лет на двоих», собрав на свои концерты полные стадионы и дворцы спорта. Все проблемы возникают, когда власть, как та истеричная баба, с воплями бегает, не зная, что предпринять, и в своих неудачах винит первого попавшегося под горячую руку. Музыкантам же делить нечего, на протяжении двух десятилетий «Машина Времени» и «Воскресенье» были как инь и янь нашего рока, но ведь инь и янь на самом деле составляют неразделимое целое…
Гастрольные байки
В 1985 году Боров работал на Сретенке дворником в ЖЭКе № 2. Здесь в Даевом переулке, в красном уголке состоялся первый концерт «Коррозии Металла». Пришло человек шестьсот, денег за вход не брали, просто скинулись на выпивку, Состав «Коррозии» на этом концерте должен был быть таким: Паук (гитара), Боров (гитара), Саша Шиз (вокал), Вадик Морг (барабаны) и Сакс (бас). Но незадолго до концерта Сакс уехал в Ялту, поэтому на том концерте на басе играл Боров, а Костыль на гитаре. Неожиданно Сакс вернулся и встал на подпевках. Светом заведовал Лысый (в будущем лидер группы «Див»). Аппарат был свой – «УЭМИ».
Группа отыграла только четыре песни, как приехали менты, причем машины съехались сразу из трех отделений. Паука со сцены забрали в наручниках, под дулом пистолета.
