Текст книги "Повседневная жизнь российского рок-музыканта"
Автор книги: Владимир Марочкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)
Примерно по такому же принципу составлено и название уральской группы «деревенского рока» «ВОДОПАД имени Вахтанга Кикабидзе». Слово «ВОДОПАД» – это аббревиатура, которая расшифровывается как «Верхотурьинское Общество Дебильных Отщепенцев Похалуев Аптекин Демин». Как, наверное, уже догадался читатель, здесь зашифрованы фамилии отцов-основателей группы. Юрий Демин был местным дискотетчиком, монополизировавшим всю магнитофонную культуру в округе, Юрий Аптекин – гитаристом местного ВИА, а Валерий Похалуев – водителем тепловоза и одновременно обладателем восхитительного баритона. Когда же к группе присоединился поэт Сергей Лукашин, он внес в название дополнение – «имени Вахтанга Кикабидзе». (Говорят, что когда у Вахтанга Кикабидзе спросили, как он относится к тому, что «ВОДОПАД» использует его имя, он ответил: «Мой «ВОДОПАД» – мое богатство!»)
Группа «Алиса» носит прозвище ее создателя, питерского музыканта Станислава Задерия. Коллектив возник в 1983 году, когда Станислав Задерий, тогда еще бас-гитарист хард-рокового состава «Хрустальный Шар», собрал музыкантов, разделявших переполнявшую его любовь к «новой волне», рэггей и неорокабилли. Сменив название на «Алиса» и подготовив программу «Кривозеркалье», в которой сказочные сюжеты Льюиса Кэрролла переплелись с реалиями современной питерской жизни, группа выступила на Втором ленинградском рок-фестивале и сразу же привлекла к себе внимание публики. Там же «Алису» впервые увидел и Константин Кинчев. Он тогда еще подумал: «Вот группа, в которой неплохо бы играть». Так оно вскоре и случилось. Спустя еще два года Слава Задерий покинул «Алису» и собрал новую группу «Нате!», а его бывшее прозвище осталось за Кинчевым. А вскоре и вовсе забылось, что название «Алиса» связано с кличкой Славы Задерия…
В названии «Бригада С» буква «С», как несложно догадаться, имеет прямое отношение к Гарику Сукачеву, ее лидеру и фронтмену. Но мало кто знает, что у группы была когда-то в названии еще одна буква – «Г», то есть ансамбль назывался «Бригада СГ». Это относится к тому периоду, когда Гарик Сукачев и Сергей Галанин боролись за первенство в коллективе. Сначала победил Гарик, да и название «Бригада С» уже существовало, когда Галанин (экс-«гулливер») пришел в команду. Но при первых же разногласиях Галанин от Гарика ушел и увел с собой состав, который получил название «Бригадиры» (так называли музыкантов «Бригады С» в неформальной обстановке). Когда «Бригадиры» от Галанина вновь вернулись под крыло Сукачева, Сергей собрал новую группу «СерьГа», название которой было наконец составлено исключительно из его имени и фамилии.
Группа «Черный обелиск» использовала название одноименного романа Э. М. Ремарка. Появившиеся в конце 80-х сольные проекты музыкантов «Обелиска» тоже несли на себе след Ремарка: «Триумфальная арка», «Три товарища»…
Был, кстати, еще один ансамбль – дитя Ремарка: «На Западном Фронте Без Перемен». Но его рождение не имеет отношения к «Черному Обелиску», это – какая-то столичная альтернативная молодежь…
Название челябинской андерграундной группы «Братья по Разуму» – это цитата из братьев Стругацких, а «Электросудорожная Терапия» – цитата из романа «Над кукушкиным гнездом» Кена Кизи.
Егор Летовтак рассказывал о происхождении названия «Гражданская Оборона»: «Мы перебирали кучу самых эпатажных названий, считая, что сейчас работает только то, что «через край», что носит самый радикальный характер, не вписывается ни в какие рамки. У меня по чистой случайности висел на стене плакат с надписью «Гражданская оборона». Вот я и предложил это название… оно отражает суть того, чем мы являемся до сих пор».
Николай Арутюновделится технологией придумывания названия для рок-группы: «Я сразу решил, что в названии должно быть слово «блюз». Цель была не столько громко заявить о своем стиле, сколько сразу же отсеять ненужную публику. Тем более что тогда, в начале 80-х, слово «блюз» многих отрезвляло: не модно, не современно, и, если человек «не врубался» в эту музыку, он просто не шел на концерт. Поначалу мы хотели назваться «Доктор Блюз». Очень символично.
Но вдруг узнали, что в России уже существует группа с подобным названием – «Доктор Джаз». Мы стали мозговать, а так как все увлекались футболом, то всплыло слово «лига». Сначала мы назывались «Высшая лига блюза». А потом – просто «Лига Блюза»…»
В 90-е годы простые односложные, взятые из орфографического словаря названия отошли в прошлое. Все чаще во времена информационного буйства в качестве названия используются фразы из рекламы, информационных буклетов и даже из телесериалов. Вырванный из грубого и банального контекста кусочек фразы, перенесенный в иную среду, моментально получает острое рок-н-ролльное звучание. Как говорится, почувствуйте разницу:
«1,5 килограмма картофельного пюре» (цитата из рекламы в метро),
«Ландыши Сдулись»,
«Съешь мои шорты»,
«Ели Добсона» (цитата из популярного в 90-х годах сериала «Твин Пикс»),
«Я и друг мой Грузовик»,
«Капибары Хлор»,
«Медвежуть»,
«Фрекен Бок» (имя домомучительницы, вернее домоправительницы, из книги А Линдгрен «Малыш и Карлсон, который живет на крыше»),
«Новые Праздники»…
При таком подходе поле заимствований оказывается настолько велико, что под его давлением бессмысленными становятся любые запреты, даже исходящие из самых что ни на есть добрых намерений. Это важно, потому что и музыка, и текст в нашем роке часто бывают вторичны, зато контекст оригинален всегда.
Лично мне больше всего по душе два названия – «Медведь-Шатунъ» и «Регулярные Части Авантюристов». В них наиболее ярко выражен дух истинного рок-н-ролла.
«Медведь-Шатунъ» – это очень точная метафора, объясняющая суть нашего российского рока. Ведь кто такой шатун? Это медведь, которому не спится зимой. И он, голодный, продрогший и умирающий от скуки, шатается по зимнему лесу. Бредет он по пояс в снегу, да и сверху его снежком посыпает, прорубается мишка сквозь бурелом, сквозь метель, без дороги, без пути. Единственное, что его может спасти от ненастья, это рок-н-ролл. Подобный образ уже давно присутствует в мифологии отечественной рок-музыки, и нет ничего удивительного, что в конце концов этот образ превратился в название неплохой рок-группы.
«Регулярные Части Авантюристов» вначале назывались просто «Регулярными частями», но жизнь добавила «…авантюристов». «Авантюризм я воспринимаю как способность человека приспосабливаться к экстремальной ситуации, как умение быстро ориентироваться на местности, – объясняет певица группы Оксана Чушь. – Причем для музыки это умение имеет глобальное значение, потому что стили сейчас так намешаны, что нашим учителям это и в страшном сне не могло присниться. Мы оказались в уникальной ситуации, когда рокеры нас своими не считают, попсовики гоняют, джазмены жалеют, а народники ругают. Но когда про нас говорят, что мы не рок-группа, я не могу с этим согласиться, потому что рок в России более чем где бы то ни было является лабораторией андерграунда. И сейчас, когда все играют правильный рок-н-ролл, получается, что рок остался только в текстах. А я хочу, чтобы рок присутствовал и в музыке тоже! Тем более что его сейчас вокруг очень много, и чтобы его выразить, надобно только умение. Однажды нас в клубе «Форпост» назвали «Регулярное Счастье Авантюристов». Поэтому все только начинается».
Гастрольные байки
Пока существовал Советский Союз, для многих наших рок-музыкантов Землей обетованной были Казахстан и вообще Средняя Азия. За три-четыре месяца непрерывного гастрольного «чёса» можно было вернуться домой с деньгами, так необходимыми для покупки приличного инструмента или «примочек». Конечно, гастрольная жизнь в Казахстане была непроста: мало того что группы играли по четыре-пять концертов в день, им приходилось жить в домах колхозниках, где часто не было элементарных удобств, а туалет находился через дорогу на улице! Валера Кипелов, вокалист «Арии», говорил, что эти дома колхозников называли «Братскими могилами».
Алик Грановский вернулся из Казахстана в полном ужасе: «Мне позвонил мой товарищ Саша Воловик, барабанщик, которого я знал с детства, и сказал, что создается бригада для «чёса» по Казахстану, по поселкам. «Можно поехать и заработать денег, – сказал он, – а через три месяца вернуться». У руководителя группы был филармонический автобус, старый, со времен войны, и с утра он уезжал на «заделку» концертов. Он ездил по районам и «окучивал» аулы, а вечером, после концерта, мы переезжали из одного дома колхозника в другой. Так мы промучились три месяца. Барабанщик уехал раньше, я задержался еще на месяц, а потом следом за ним сбежал домой, в Москву».
Зато его близкий друг Андрей Крустер остался весьма доволен поездкой в Среднюю Азию: «У нас с собой была такая «примочка» – стробоскоп: лампочка быстро мигает, и все движения кажутся замедленными и размытыми. Когда мы в первый раз направили стробоскоп в зал, то все узбеки вскочили и убежали. Они испугались! А потом, когда поняли что к чему, за нами приехал сам бай. Бай – это директор колхоза, у него там все – рабы, а он – бай. Он пригласил нас в какой-то кишлак, баранов зарезал. Короче, три дня мы пили, а концерта так и не отыграли.
Мы уезжали обратно в Москву под Новый год. Как сейчас помню арбу с запряженным верблюдом, и мы едем на ней по базару, скупаем дыни и арбузы, складываем все в купе поезда и за три дня пути все это съедаем…»
Сергей Маврин ездил на «чёс» в Казахстан дважды: первый раз с «Черным Кофе», а под вторую поездку он даже собрал собственную группу – «Металл-аккорд». «Мы работали от Гурьевской филармонии, – рассказывал Маврин, – так как уже раскусили, что если работать от филармонии, то лучше всего это делать в Казахстане. Там просто масса работы и можно накатывать репертуар. Играть для нас тогда было все равно где – в гараже или в хлеву. Мы играли везде! Площадки были там, где их вообще быть не может! В степи – три дома, и все приходят со своими стульями.
Я с удовольствием вспоминаю то время! Единственное – уставали сильно за три месяца гастролей. Бывало, и спали в автобусе, а если попадалась какая-нибудь гостиница, то это было просто счастьем.
Некоторое время, буквально недели две, с нами играл Максим Удалов, будущий барабанщик «Арии». Но он не выдержал и свалил с гастролей, причем высадили его прямо в степи. Шел уже второй месяц гастролей, когда он к нам приехал, но всего две недели с нами поездил. Я помню, ехали мы в автобусе, и его на ухабе подбросило, когда он спал сзади. Бедный, он, видно, так сильно ударился, что аж слезы из глаз! «Все! – закричал. – Остановите автобус! Я домой поехал!» Тогда Мила – наша администраторша – остановила какой-то трактор с огромными колесами и отправила Максима в ближайший город. Мы с Удаловым встретились уже в «Арии». Смешная история: человек скрылся в пыли, в степи, а мы – в другую сторону…»
Глава 12
Но надо же еще и аппаратуру найти!
Как-то вечером позвонил Вайт и рассказал, что к нему после концерта подошла какая-то мамаша и попросила помочь выбрать ее сыну гитару: мол, их так много сейчас, что глаза разбегаются. Притворно сердясь, Вайт сказал, что в его молодости таких проблем не было…
– Алексей, кстати, а какая у вас была первая гитара? – спросил я Вайта. – И как она появилась?
– Вообще первая? – переспросил Вайт. – У меня была гитара за 24 рубля со звукоснимателем, которую мне подарила бабушка на 15-летие, но это была еще не настоящая электрогитара.
– Я имею в виду ту, на которой уже можно было играть блюз…
– До интереса к музыке у меня было хобби – филателия. Я собирал марки, «колонии», – начал рассказ Вайт. Надо сказать, что его истории всегда льются неторопливым потоком, наполненным любопытными метафорами, эффектными образами и совершенно фантастическими сюжетами. – Мне удавалось скопить на завтраках за неделю 60 копеек, и в выходной, зажав деньги в потном кулаке, я ехал в Парк культуры и покупал там заветные «колонии», и в конце концов насобирал довольно приличную коллекцию. Но вдруг в один прекрасный момент я понял, что интересы меняются. Я оказался настолько увлечен гитарами, что у меня даже в школе на каждой странице учебников были нарисованы гитары, гитары – кругом гитары разных форм. Относительно недавно я посмотрел фильм, в котором Джордж Харрисон говорит о том же – гитаромания захватывает, оказывается, всех одинаково в разных странах.
В Москве выбор гитар был тогда в основном в магазине «Лейпциг», в котором продавались товары из ГДР. Там иногда появлялись «Музимы», их было три варианта: с одним звукоснимателем и с двумя, а еще была гитара «Этерна» – с тремя звукоснимателями и кучей ручек. И бас иногда там продавался. С рогами. Тоже немецкий. Насколько я сейчас помню, «Музима» стоила 170 рублей, а «Этерна» с кучей ручек – то ли 220, то ли 230 рублей. Я стал думать, где взять деньги на покупку гитары, и понял: единственное, что мне остается, это продать марки. Причем если бы я продавал по одной марочке, то смог бы получить за них много денег. Но я продал их все сразу, посчитав, что смогу выручить за них 200 рублей. Я отдал марки человеку, который их безжалостно раздербанил, но меня это уже не волновало.
И вот я получил свои 200 рублей, а еще раньше мне обещали за 150 рублей сделать самодельную гитару – копию немецкой гитары «Музима Элгита», которая на самом деле стоила 170 рублей. Я пытался сделать гитару сам, но скажу честно: из этого ничего не получилось. И вот когда я уже должен был отдать деньги этому мастеру, то один приятель мне говорит: «Слушай! Зачем тебе покупать самодельную? Только что на Неглинку привезли чешские гитары «Иолана Стар 5»…
– Красная такая?
– Да! Маленькая, красненькая. На них играли в свое время «Червоны Гитары». Я говорю: «О! Тогда я отменяю свой заказ». – «Беги, ты еще успеешь, до закрытия магазина еще час», – напутствовал меня приятель. Я помчался в магазин, растолкал-раскидал всех, и мне досталась вот эта красненькая маленькая гитарка, красивенькая очень, как мне тогда казалось. Купив гитару, я примчался с ней домой. И наступила первая бессонная ночь в моей жизни, потому что спать я просто не мог – я всю ночь ходил, трогал гитару, а всю следующую неделю она спала со мной. Причем гитара не просто лежала рядом со мной на кровати – нет, я спал и держал инструмент в руках! Поразительно! В возрасте 16 лет я стал счастливым обладателем настоящей электрогитары. Со временем я ее продал и, добавив деньги, купил «Стар 7». И вот уже на этом «Старе» я играл очень долго.
А Матецкий играл на чешской бас-гитаре «Иолана-тайфун». По тем временам она считалась супергитарой. А наш барабанщик Михаил Соколов, более известный как «Петрович», играл на настоящем «Амати»! Для того чтобы приобрести его, он работал в ВИА «Коробейники» и периодически уезжал с ними на гастроли. А как без этого?
– Но ведь одной гитары, чтобы играть рок, мало. Гитаре нужен еще усилитель. А его можно было купить в Москве?
– Можно. В магазине «Лейпциг», – продолжил свой рассказ Вайт. – Его официальная цена была 500 рублей, а с рук он стоил 1000 рублей! Но купить его было практически невозможно, потому что они бывали раскуплены еще до того, как поступали на склад! Мне говорили, что только место в очереди в кассу в тот момент, когда выбрасывался этот товар, стоило 60 рублей! То есть для того чтобы прийти и попасть в эту счастливую очередь в кассу, я должен был бы отдать всю свою месячную зарплату! Более того, выписанный чек тоже стоил денег! Инструменты в тот момент – это было нечто! Я уж не говорю про настоящие американские инструменты, которые и в самой Америке стоили порядка 600–700 долларов. А слово «доллар» и 88-я статья в то время были очень плотно завязаны.
Тем не менее у Матецкого был усилитель «Регент», хоть и не басовый… А я был счастливым обладателем фирменного 40-ваттного японского усилителя «Ройял» – копия «Фендера», ламповый, безумно дорогой! Он был куплен не без приключений у знаменитого гитариста Игоря Дегтярюка. Это и было началом нашей свободы.
– Группа «Удачное Приобретение» путешествовала по концертным залам с собственной аппаратурой, с усилками, колонками. Сколько киловатт было у вас на выходе?
– Каких киловатт?! Если там стояли две лампы ЕЛ-24, то, значит, они были всего по 24 ватта, хотя если с искажениями, то чуть больше! Но в маленьких помещениях, а мы в основном играли именно в таких, это был суперсаунд. Я так громко включал свой усилитель, что у меня все время выходил из строя динамик. Но эта музыка обязывала играть громко! Несмотря на то что исполнялся блюз, такая музыка тихо не играется! Это же блюз-рок! Это же не тихий блюз, а настоящий агрессивный драйвовый жанр.
Где еще в Москве помимо магазина «Лейпциг» наши музыканты могли приобрести инструменты? Самый что ни на есть традиционный вариант: покупали у зарубежных музыкантов, приезжавших к нам на гастроли. При желании можно выяснить, в чьих руках сейчас находятся гитары, например «Scorpions», или «Nazareth», или «Matia Bazar», – зарубежные музыканты, которые не раз бывали в нашей стране, специально брали с собой по нескольку гитар, зная, что их можно будет здесь продать. На гитаре Северина Краевского, лидера безумно популярной у нас в 70-е годы польской рок-группы «Червоны Гитары», долгое время играл гитарист «Самоцветов» Владимир Атрохов:«Это был «Gibson SG standard» – взял, как говорится, оригинал. У мамы отнял все, что можно было, и когда она узнала, что я купил инструмент за 4200 рублей, она чуть не разбила эту гитару об мою голову. У нее едва инфаркта не случилось! Я ее отпаивал: «Мамочка, это хорошая гитара!» Она говорит: «Вова, я получаю 360 рублей! А ты купил это бревно за 4200 рублей! У тебя есть совесть?!» – «Есть! Но это хорошая гитара!»
…Я хотел купить у Краевского другую, у него была белая гитара с двойным грифом. Но он сказал: «Я ее не продаю», – и отдал «SG standard», великолепный инструмент, однако так получилось, что она осталась в Новороссийске… Но я все же лет пять или шесть на этой гитаре поиграл».
Впрочем, традиция приобретения инструментов таким путем вовсе не традиция. Для того чтобы купить гитару у «фирмача», нужно было как минимум попасть на концерт зарубежной группы, а лучше даже не на концерт, а в гостиницу, где остановились гости. А их, надо сказать, тогда серьезно охраняли от «нежелательных» контактов, и далеко не каждый мог пролезть за кулисы, а тем паче – в гостиничный номер. Поэтому большинство наших музыкантов играли на так называемых «самопалах», то есть самодельных гитарах, которые делали наши мастера-умельцы.
Самым известным среди них был – да и сейчас остается – Евгений Береза. Большинство «самопалов» звучали очень неплохо, а часто даже лучше, чем завозимые к нам дешевые фанерные штамповки как бы «фирменных» инструментов. Это не удивительно, ведь эти гитары, столь пренебрежительно называемые «самопалами», были инструментами ручной работы, сделанные часто в единственном экземпляре, на заказ, причем на каждую мастер тратил месяц, а то и больше, учитывая все пожелания, если не сказать – капризы музыканта. Очень часто эти гитары представляли собой собственные уникальные разработки, которые, правда, приходилось маскировать под «фирму» – под разные «Гибсоны» или «Рекенбеккеры». Такой была раньше установка: ничего здешнего – только «фирменное». Лишь в 90-е годы Береза смог создать собственную марку «Русстон». Его гитары пользуются сегодня немалым спросом, но в основном… за рубежом.
Была еще гитара «Урал», которую изготовляли на заводе в Люберцах. Но несмотря на богатые люберецкие музыкальные традиции, эта гитара не пользовалась спросом, поскольку отличалась непредсказуемым, нестройным звуком, на ней можно было разве что панк-рок играть. К слову, существует легенда о том, что какие-то английские панки, кажется, из группы «Slits», специально приезжали в Москву за этими гитарами…
А Константину Никольскому его знаменитую «рогатую» гитару сделал отец. Возможно, поэтому у нее такой восторженно-проникновенный звук – ведь она хранит тепло рук любящего человека…
Говорят, что у Николая Ширяева,бас-гитариста легендарной московской группы «Второе Дыхание», был первый в СССР безладовый бас. Разумеется, было интересно узнать, как он появился.
– Мы с Дегтярюком, впрочем, как и многие другие, одно время работали в ресторане «Архангельское», – рассказал Николай, – а там до нас еще какая-то группа играла, но у них уходил бас-гитарист, и ему надо было продать свой бас. Вот я и выкупил у него эту гитару. Взял, как говорится, по себе. Бас был японский, «Aria», его привезли сыну какого-то дипломата, но тот расхотел играть, и гитара в конце концов попала ко мне. Там же купил себе гитару и Игорь.
– Она цела до сих пор?
– Нет, она постепенно стала расстраиваться, а в то время не было специалистов-мастеров, и мне пришлось с ней расстаться, я просто не знал, что с ней делать. Безладовый бас – очень сложный инструмент, и если там гриф хоть чуть-чуть поведет, то играть уже невозможно. Там же по миллиметрам играешь!
– А переход от обычного баса на безладовый как происходил?
– Мне это было нетрудно. А углубление-то годами идет! По большому счету десять лет надо, чтобы на таком инструменте научиться играть, как в школе.
– А каковы были первые ощущения от игры на безладовом инструменте? Все-таки необычный это был инструмент для наших краев!
– О! Это глубина звука, большие технические возможности. Но главное – это свобода. На безладовом басе можно больше каких-то ладовых отклонений играть, добиваясь необычных звуковых оттенков. Лады все-таки более прямолинейный тон дают, а тут вибрация струны по-другому и возможностей для самовыражения намного больше.
В это же самое время у Андрея Крустера,уезжавшего на свои первые гастроли в спортивный лагерь МИЭМа с группой «Млечный Путь», была самопальная бас-гитара с очень длинным грифом. Дед купил ему новые струны, и они попытались их натянуть, но натянули только две струны, первые, потому что остальные просто до конца грифа не доставали. Вот Крустер и играл на двух струнах, причем играл аккордами, иначе играть было невозможно. Кроме того, Крустер бас зафузил, сделал перегрузку и подыгрывал остальным, как четвертый гитарист. Фактически вся музыка в группе держалась на Крустере. В симфоническом оркестре, например, скрипки играют свою партию, группа альтов – другую, группа контрабасов – третью, но когда человек играет на двух струнах, да еще с фуззом, он может играть за весь оркестр, если он знает два главных аккорда – кварту и квинту.
А старшие друзья поддерживали Андрея: мол, «мочи»! И он «мочил»!
А вот что рассказал экс-гитарист группы «Коррозия Металла» Роман Лебедев,более известный как Костыль:«Я начал играть в группе, когда учился в седьмом классе. Играл я на очень смешном инструменте, корпус которого был выпилен из ДСП в форме звезды, а гриф «шиховской» гитары был прибит к нему двумя гвоздями, что создавало эффект «вибрато», когда я выгибал его во время игры. Дополняли все это шесть звукоснимателей и четыре толстые рояльные струны…»
Вайт:«Струны мне выносили с какого-то секретного металлургического завода. Под полой! За деньги! Чтобы добиться на гитаре мягкого звучания, мы утончали струны. У меня, например, первая струна стояла на месте третьей. Вторая была еще тоньше. Грубо говоря, если первая струна – «ноль – десять», то вторая была еще тоньше, «ноль – восемь». А значит, первая струна была вообще как человеческий волос. Тонкие струны были намного слабее, чем толстые по звуковой отдаче, но зато они давали свободу, ведь на обычной гитаре блюз просто так не заиграешь (я имею в виду сольное исполнительство), это очень сложно. Мы не знали тогда, что западные музыканты – Джими Хендрикс, или Рэй Вуэн, или Джонни Винтер идут другим путем: они ставят толстые струны, но опускают строй. Это маленькие хитрости блюзового характера, и если их не знать, блюз не появится. Это секреты. А мы шли по иному пути, мы делали струны тонкими, используя также металлические жилы от кордовых моделей самолетов…»
Но рок-музыка – это не только гитары и усилители, это еще и различные электронные приборы, служащие для обработки звука. В 60-е годы у наших групп появился первый фузз. И первыми его обладателями и, разумеется, пользователями были музыканты московской группы «Скифы» Юрий Валов и Сергей Дюжиков.
«Когда у «Роллингов» появилась «Satisfaction», – рассказал Валов, – то все были озадачены тем, как там звучит гитара. Было совершенно непонятно, как это сделано. Тогда мы взяли эту пластинку и просмотрели ее на осциллографе. Фуззовую партию там, кстати, играл Фил Спектор. И мы смотрели там, где никаких других инструментов не было или их было мало, что это был за звук, и мы увидели, что он ограниченный, то есть искаженный, иными словами синусоида была не правильная, а обрезанная. И я хорошо помню, каким у меня был первый фузз – это был какой-то диод, который я вставлял через усилитель, обрезая половину сигнала.
А потом появился Виктор Кеда, гений с физфака, который нам делал аппаратуру. Первый фузз, который он сделал, был основан на устройстве, называвшемся Триггер Шмидта. Но его звук совершенно не соответствовал динамике струны, потому что там был порог, после которого желаемый эффект уже не получался. Но следующий фузз Кеда сделал таким, каким он должен быть. Кроме того, разработки Виктора предвосхитили еще множество различных эффектов. Уже в 1968–1969 годах у нас были блоки, включавшие делители частоты, умножители частоты, вибратор фазовый (то, что он называл фазовым вибратором, фактически были флэйнджер и фэйзер). У нас с Дюжиковым было два таких блока, построенных на приставке «Нота», которая также использовалась для дилеев, а все остальное – эквалайзеры и прочее – было коробкой с кучей ручек.
Потом жизнь у меня сложилась так, что я работал с Майком Нафьюсом, основателем фирмы «Электрогармоникс» – это первая американская фирма, которая стала выпускать всякие эффекты, которыми пользовались практически все гитарные герои. Потом японцы Майка «съели», тем не менее он был очень богатым и очень известным человеком. Так вот, я с ним разговаривал (а мы с ним – друзья, и до сих пор общаемся), и Нафьюс подробно расспрашивал как раз о том времени, о 1968–1969 годах, и когда я ему рассказывал, как мы все это сидели и паяли, он очень удивлялся, потому что он сам стал задумываться над этими эффектами и привлекать инженеров для их разработки гораздо позже! Фактически некоторые эффекты у нас появились на год-два раньше! И были у нас люди, которые работали где-то на заводах и делали все эти ящики, шасси и прочее. Все это занимало очень много времени, и этим, в общем-то, даже не хотелось заниматься, но другого выхода не было – нужно было, чтобы был хороший звук! А у «Скифов» звук был!
У нас еще был 12-канальный микшер, который тоже сделал Виктор Кеда. Полгода он его делал. Этот микшер потом Градский у нас купил, потому что звук из него шел очень хороший и по тем временам ничего подобного ни у кого даже близко не было».
Другая наша легендарная группа 60-х – «Сокол» – первой стала использовать на концертах первый отечественный электроорган «Юность». Прочитав о нем заметку в какой-то газете, клавишник Слава Черныш вместе с директором группы Юрием Айзеншписом немедленно отправился на родину этого органа, в город Муром Владимирской области. Они нашли завод, который начал выпускать эти органы, и с превеликой гордостью привезли инструмент в Москву.
Самой громкой в Москве группой в начале 70-х годов считался ансамбль «Второе Дыхание».
– Это значит, что у вас была какая-то аппаратура, которая позволяла громко играть? – обратился я с вопросом к бас-гитаристу «Второго Дыхания» Николаю Ширяеву.
– Да, у нас в то время была одна из лучших аппаратур в Москве: венгерский «Биг», – рассказал Николай. – Ее где-то достали барабанщик Максим Капитановский и гитарист Игорь Дегтярюк. Для того времени это была вполне профессиональная аппаратура, на такой работали все группы, все эстрадные певцы. Потом начали появляться разные «Динаккорды», но это произошло лет через шесть, не раньше.
– Какая была мощность у вашего «Бига»?
– Киловатт, наверное. Больше она не выдавала.
– Неужели этого хватало, чтобы прокачать зал?
– Мы же играли на студенческих вечерах в разных институтах. Как правило, это были комнаты человек на пятьсот. Впрочем, иногда доводилось играть и в залах на тысячу мест. Но тогда все на таком аппарате выступали, иной аппаратуры просто ни у кого не было. Зато ажиотаж в то время был просто огромный и народу всегда собиралось очень много.
– Знаменитый дегтярюковский комбик, о котором часто вспоминают и Макаревич, и Вайт, был какой фирмы?
– Тоже «биговский», из этого же комплекта. А потом он себе уже японский «Royal» приобрел. А я продолжал работать на «биговском» комбике, потому что в то время хороших басовых комбиков, которые устраивали бы по своей мощи и параметрам, мало было. Это сейчас проблем нет, а тогда я, конечно, мучился с ним.
С момента появления настоящих профессиональных инструментов началась реальная история группы «Машина Времени». Андрей Макаревич вспоминал, что первый барабанщик его группы Юрий Борзов познакомил его со своим приятелем Сергеем Кавагоэ, учившимся в другой школе. Отец Кавагоэ был японцем, он и привез сыну настоящую электрогитару и настоящий фирменный усилитель. Кавагоэ как-то пригласили на школьный вечер, на котором играла группа Макаревича. На следующий после концерта день он позвонил домой Андрею и сказал, что хочет прийти к нему в гости с гитарой и усилителем. «И вот звонок, и в дверь вваливается Японец, навьюченный гитарами, проводами и чем-то еще. Я довольно долго держал в руках гитару, пока понял, что я не дышу. Дело в том, что и сейчас хороший инструмент производит на меня впечатление, а в те времена эти гитары выглядели как корабли с Марса. Маленький десятиваттный усилитель был включен в сеть, и я впервые услышал тот звук, из которого были сотканы битловские песни…»
На следующий день «Машина Времени» начала репетиции с новыми инструментами и в новом составе.
Но бывало, что добыча профессиональной аппаратуры выливалась в опасные приключения. Алик Грановский,наш знаменитый бас-гитарист, рассказал историю о том, как музыканты его первой группы «Млечный Путь» доставали динамики.
Собрались как-то Алик Грановский и его друзья-музыканты – участники группы Миша Павлов и Паша Бабердин, Андрей Лебедев-Крустер, Сергей Потемкин (позже – лидер группы «Форт-Росс»), Джон (ныне – администратор «Р-клуба»), Юра Камышников (лучший друг и лучший портной, который позже обшивал сценическими костюмами и «Арию», и «Мастер», а в тот период был еще и хозяином флэта в Черемушках, где часто собирались музыканты) и еще пара приблудных хиппи, которые тусовались, потому что им просто в кайф было, – и поехали покупать динамики для порталов. Народу столько много поехало потому, что динамики тяжелые, а тащить их было далеко. Поэтому несли, часто меняясь. Два динамика в большой желтой сумке нес Миша Павлов, поскольку он был самый здоровый. А еще два динамика нес Джон в обычной сетке, с которыми на рынок за картошкой ходят. Динамики скрутили диффузорами, магниты торчали в разные стороны – так их и положили в сетку.
