Текст книги "Первое путешествие россиян вокруг света"

Автор книги: Владимир Невский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Эти грубые деревянные идолы изображали божества войны, мира, веселья, весны и т. д. Перед статуями был сооружен из жердей жертвенник, на котором лежали различные плоды, свиные туши и трупы собак. По случаю смерти вождей также приносились жертвы. Печаль по умершим вождям выражалась тем, что его подданные выбивали себе камнями передние зубы, остригали волосы и царапали тело до крови острыми предметами.

Жрецы, живущие при храмах, держали народ в страхе и суеверии при помощи табу.

Во время посещения Лисяиским этих островов онЪ принадлежали двум владельцам.. Король Томи-оми успел захватить почти все острова, за исключением острова Кауаи (Атувай, Отувай), который принадлежал королю Томари.

Снабдив команду всем необходимым, «Нева» 16 июня покинула остров Гавайи (Овиги). Лисянский намеревался итти к острову Оаху (Оагу, Вагу), чтобы посмотреть военные приготовления сандвичан и повидаться с королем Томи-оми. Однако, узнав, что там свирепствует эпидемия, взял курс к острову Кауаи, которого достиг 19 июня.

Перед вечером на «Неву» приехал король острова– Томари. Он говорил по-английски, показал свидетельства, полученные от капитанов кораблей, которых снабжал провизией, и пригласил Лисянского зайти в его владения. Лисянский одарил короля байковым одеялом и некоторыми безделушками.

«Желательно было ему (королю),—пишет Коробицын,—чтоб мы пристали своим кораблем к его острову для защищения ево от короля Томи-оми, по каковой причине оной бы желательно согласился поступить своим островом в подданство России»²⁶¹. Однако без Резанова офицеры «Невы» тогда не решились принять предложение Томари. Только в 1815 г. правитель Российско-Американской компании Баранов предпринял некоторые шаги к закреплению Гаванских островов за Россией. 21 мая 1816 г. Томари принял русское подданство и передал в распоряжение Компании территорию, на которой проживало 400 семейств местных жителей. В гавани Ганалеи (Ганнарей) на острове Кауаи (Лтувай, Отувай) были заложены три крепости—Александровская, Елизаветинская и Барклая, над которыми развевался русский флаг; урочища, речки, озера и люди были названы по-русски. Кроме того, король Томари подарил русским половину острова Оаху (Вагу). Однако, уже через год, вследствие экспансии американцев, русские владения па Гавайских островах были оставлены².

ПЛАВАНИЕ «НЕВЫ» К ОСТРОВУ КАДЬЯК И В НОВОАРХАНГЕЛЬСК

20 июня 1804 г., покинув Гавайские острова,

«Нева» направилась к острову Кадьяк. Этот переход был очень спокойный. Едва отошли от острова Кауаи, как северо-восточный пассат прекратился и наступил попутный юго-западный ветер. С 25° с. ш. исчезли летучие рыбы. Температура быстро понижалась. На 42°-с. ш. температура по ночам падала до 1,6° С.

«Не знаю,—пишет Лисянский,—какое сделать заключение о сем климате, когда почти среди лета нашли мы в оном глубокую осень. Разве частые туманы и сырость препятствуют лучам солнечным нагревать воздух, судя ж по широте, ему бы надлежало быть подобным тому, какой имеем мы в южной части Европы»¹.

Приведенное Лисянским объяснение причин похолодания между Гавайскими островами и Кадьяком неправильно. Туманы и обилие влаги в атмосфере являются следствием, а не причиной.

Изменение климатических условий к северу от Гавайских островов, по видимому, связано с Калифорнийским течением, идущим с севера.

Далее Лисянский пишет, что здесь встречались признаки близкой земли. «Находясь в северной широте 42° 18' и западной долготе 163° 12' встретились мы с животным, которое играло у самого судна более часа. Оно казалось фута в три длиною с довольно пушистым хвостом около двух футов, голова его походит на собачью с тонкою длинноватою мордою. Шерсть на спине темная, а под брюхом и мордою белая. Я почел его за выдру»². Морская выдра (Euhydra lutris или Latax lutris) является представителем семейства куниц и ближайшим родственником речной выдры (Lutra). Ее называют морским бобром, но с бобрами она не имеет ничего общего³. Из описания Лисянского видно, что за выдру он принял морского кота (Arctocephalus ursinus или Callorhinus ursinus). Это мнение подтверждает Коробицын. «19-го числа в широте N-ой 44-х градусов и 163% градусов долготы видели по близости корабля в море молодого енучи, или морского котика, который до 2-х часов держался, идя вблизи за кораблем»⁴.

8 июля увидели остров Чирикова. Нозиков⁵ пишет, что этот остров открыл А. И. Чириков, в честь которого остров получил свое название.

В действительности же этот остров был открыт 2 августа 1741 г. Берингом, который дал ему название остров архи*

¹ Ю. Ф. Л и с я н с к и й, ч. 1, стр. 239.

⁸ Там же, стр. 238.

³ Л. С. Берг, Открытие Камчатки и экспедиции Беринга. Л., 1946 г., стр. 264.

⁴ Н. И. Коробицын, «Записки», стр. 175.

⁵ Н. Нозиков, Русские кругосветные мореплаватели, 1941 г., -

стр. 72. -

диакона Стефана, или Туманный, Его эскимосское название-остров Укамок—узнал впервые Сарычев в 1790 г, В апреле 1794 г. мимо него прошел английский мореплаватель Ванкувер, который, считая, что остров Туманный лежит еще западнее, назвал этот остров островом Чирикова²⁶².

Описания Лисянского и Коробицына не оставляют сомнения, что остров Чирикова и Укамок есть один и тот же: «26-го числа в 2 часа пополудни увидели ... находящейся в недальнем расстоянии от Кадиака остров Укамок, или Чирикова, принадлежащий владению России»³.

Вблизи острова Чирикова моряки встречали тюленей, уток и топорков (или тупиков—Fratercula cornicu-lata). В море плавали кусты морской капусты (так называли моряки того времени водоросль Macrocystis pyrifera).

10 июля увидели высокие снеговые вершины острова Кадьяк и подошли к гавани «Трех Святителей». Отсюда «Нева» направилась в Чиниатский залив в селение Св. Павла—базу Российско-Американской компании, куда и прибыла 13 июля.

На пристани собрался народ, который громкими криками «ура» приветствовал балтийских моряков.

Моряки были уверены, что после одиннадцатимесячного плавания их ждет долгий отдых, но на другой день Лисянский получил письмо от главного правителя колоний Баранова, в котором он сообщал о нападении индейского племени колошей, о захвате ими Ситхинской крепости и просил помощи.

Еще в 1799 г. Баранов создал на острове Ситха Архангельскую крепость и стал строить порт с доком и мастерскими.

Индейцы племени колошей (колюжей), подстрекаемые к нападениям на русских американскими и английскими колонизаторами, напали внезапно на Архангельскую крепость и уничтожили ее. Среди нападавших, как выяснилось позже, были матросы с пиратского судна некоего Барбера. Лица их были раскрашены графитом, а волосы осыпаны орлиным пухом для того* чтобы их не

узнали. Почти все находившиеся в крепости люди от мала до велика были перерезаны или преданы жестоким пыткам. Только 36 человек спаслись бегством в лес; 45 человек пленных (в большинстве женщин) колоши оставили в живых и обратили в рабов.

Через некоторое время известие о падении Архангельской крепости дошло до Баранова, который находился на острове Кадьяк.

Баранов мобилизовал более девятисот человек. Русских промышленников поддержало и местное население острова Кадьяк и Аляски. Весною 1804 г. отряд отправился в Ситхинский залив, где в ожидании прибытия «Невы» занимался морскими промыслами.

Не теряя времени, Лисянский стал выгружать товары, привезенные из России, запасаться провизией и вскоре был готов к новому плаванию, но встречные ветры и туманы задержали выход в море до 15 августа.

В это время Лисянский занимался астрономическими наблюдениями, а штурмана Калинина послал на байдаре для подробного промера и описания Чиниатского залива. В. М. Головнин во время плавания на шлюпе «Камчатка» принужден был в июле 1818 г. вновь заняться съемкой Чиниатского залива, так как карта Лисянского имела значительные погрешности¹. Лисянский в письме к издателям журнала «Сын Отечества», № 52, 1820 г. пытается опровергнуть сообщение Головнина о недостатках его карты, но доводы эти нельзя признать основательными^{263 264}.

15 августа 1804 г. «Нева» вышла из Павловской гавани и через четыре дня благополучно прибыла в Ситхинский залив.

20 августа утром «Нева» бросила якорь в Крестовой гавани. «Взорам нашим,—пишет Лисянский,—повсюду являлися леса, которыми все берега покрыты. Сколько мне ни случалось встречать необитаемых мест, но оныя ни коим образом дикостию и пустотою своею с сими сравниться не могут».

Погода стояла дождливая и туманная. На берег сходить было опасно. Лисянский и офицеры занимались.

астрономическими наблюдениями, а матросы ловили рыбу и охотились на морских зверей: попадались палтусы– рыба из семейства камбал (Hyppoglossus hyppoglossus stenolepis), которые весили до восьми пудов; из ружей били сивучей¹ (Eumetopias jubata или Е. Stellari), достигающих семидесяти пудов весом,

19 сентября на судне «Ермак» прибыл Баранов.

К 25 сентября в гавани Крестовой собрался весь его отряд. Баранов через парламентера потребовал отколошей (колюжей) освобождения пленных. Он предлагал договориться о мирных отношениях, но колоши упорствовали. Тогда русские высадили десант вблизи укрепления колошей. Здесь был поставлен русский флаг и сооружен редут, вооруженный пушками. Эту крепость назвали Новоархан-гельской^{265 266 267}, «После многих бесполезных пересылок с колгажами о сдаче их крепости, о заключении всегдашнего мира и взаимной торговле была,—как сообщает донесение,—учинена вторичная десанту высадка, по совершении которой под начальством самого Баранова сделан был к крепости приступ, во время которого выдержан был сильный пушечный и ружейный огонь из крепости и от выбегавших колюж_т которые запасены были орудиями, порохом, взятыми прежде B__tразоренной крепости и купленными у бостонцев»²⁶⁶,

«Нева» целый месяц стояла^на^якоре^у Новоархан-гельска. За время стоянки было определено географическое положение многих пунктов Ситхинского архипелага и соседних заливов. Лисянский дал им названия и составил карты²⁶⁸.

10 ноября утром «Нева» вышла из Ситхинского залива и через четыре дня скова встала на якорь в гавани Св. Павла. Расснастив и укрепив корабль, моряки перешли жить на берег.

Весь декабрь стояла теплая погода и термометр большей частью показывал 3° С. Лишь 26 декабря выпал

<

Снег, который держался до самой весны. В январе наступили настоящие холода. Погода стояла ясная. Самый большой мороз был 22 января в 9 часов вечера, температура упала до —17,5° С.

22 марта 1805 г. Лисянский приказал готовить «Неву» к плаванию, а сам на трех байдарках вышел для осмотра и съемки восточного берега острова Кадьяк. Штурман Калинин в это время занимался съемкой северной части Кадьяка и посетил острова Афогнаг и Еврашечий.

В результате всех этих исследований Лисянским была составлена карта Кадьякского архипелага, которая является очень точной. К ней приложены планы Чиниат-ского залива и гаваней Павловской и Трех Святителей¹.

12 апреля Лисянский вернулся в Павловское селение и стал готовиться к плаванию в Кронштадт, но погрузка мехов задержала выход «Невы» до 13 июня.

ОСТРОВ КАДЬЯК

Г Остров Кадьяк'расположен вблизи полуострова Аляски, от которого отделен Кенайским проливом. Вокруг него находится много небольших островков, самыми крупными из которых являются: Афогнаг, Еврашечий, Еловый, Угаг, Салтхидаг, Сутхиног и Тугидог.

Остров горист и изрезан глубокими заливами, в которые впадает множество речек.

Лисянский пишет: «прочия ж места покрыты скалами и почти вечным снегом»².

Сообщение Лисянского, что горы острова Кадьяк покрыты «вечным снегом», надо признать правильным. Действительно, на горах острова Кадьяк имеются вечные снега и ледники.

Так, например, спутник Лисянского Коробицын пишет: «На поверхности же гор во всякое время года находится лежащей и неистаеваемой снег»³. То же самое подтверждает и Головнин⁴, посетивший Кадьяк в 1818 г.

¹ См. «Собрание карт и рисунков, принадлежащих к путешествию...Лисянского», СПБ, 1812 г., табл. № 7, 8 и 9.

*10. Ф. Лисянский, ч. II, стр. 66..

⁸ Н. И. Коробицын, «Записки», стр. 177.

* Сочинения и переводы Василия Михайловича Головнина, ■ т. Ill, ч, I, 1864 г., стр. 107.

На острове часты дожди и туманы. Даже летом очень мало дней, которые можно назвать теплыми.

Здешние зимы обычно напоминают русскую глубокую осень, но зима, которую провели на острове моряки «Невы», была исключением. Глубокий снег лежал с 22 декабря по 15 марта. Температура опускалась иногда до —17° С. Толщина льда на прудах, по измерениям Лисянского, достигла в марте месяце 45 см.

В летнее время горы и долины острова Кадьяк покрывались зеленой травой. Лишь местами в небольшом количестве росли тополь, береза, ольха, а на северной оконечности острова и у Чиниатского залива встречались ельники.

Из кустарников Лисяпский упоминает: клюкву, голубику, бруснику, шикшу, или водянику, и особый вид малины (Rubus spectabilis), плоды которой достигали

2,5 см длины, но вкус имели водянистый.

Жители Кадьяка собирали и употребляли в пищу: сарану, или камчатскую лилию (Fritillaria camtschatcen-sis), луковицы которой богаты крахмалом и сахаром; дикий лук, который на Камчатке называется черемшей (Allium victoriale), прекрасное средство от цынги; ма-каршу (Poligonum viviparum), горчицу (повидимому, дикую полевую горчицу, которая широко распространена и в некоторых местах разводится под именем сурепицы; из ее семян получают масло). Лисянский упоминает также огуречную траву (бурачпик—из семейства бурачниковых); в свежем состоянии она пахнет огурцом. Это растение распространено в области Средиземноморья, поэтому его присутствие на Кадьяке сомнительно. Лисянский мог встретить какого-либо другого представителя из семейства бурачниковых, так как оно насчитывает до 1500 видов, распространенных по всей земле.

На Кадьяке хорошо росли картофель, репа, редька, салат, чеснок, но капуста росла в лист и не образовывала кочнов. В 1804 г. впервые были сделаны посевы ячменя, которые дали хорошие результаты, так как почвы острова Кадьяк плодородны²⁶⁹.

Из животных на острове встречались: бурый медведь (Ursus middendorfi broun bear) с жесткой малоценной шерстью, лисицы трех видов—черные, сиводушки и красные (все это—цветовые вариации Vupes fulva, для здешних мест выделенной в особый вид V. Kenaiensis), горностай (Mustela cadiacensis), собака (по-видимому, Лисянский собакой называет койота—Canis lester), еврашки (у Лисянского яврашки—суслики), которых каждый год убивали тысячами, по они не переводились и вся земля была покрыта их порами.

Со времени посещения острова Кадьяк Шелеховым (1784 г.) русские стали здесь разводить рогатый скот, коз, свиней. Лисянский привез па Кадьяк овцу и барана.

На острове обитало огромное количество птиц. Из береговых птиц встречались: орлы, которых туземцы приручали, так как перья их употреблялись для стрел¹, куропатки, по видимому полярная куропатка (Lagopus lagopus), сороки (Picapica hudsonia), вороны (Corvus corax principalis—священная птица индейцев, живущая поблизости человеческого жилья), кулики разных видов и др.

Лисянский описывает черного кулика. «При въезде в залив убили мы несколько черных куликов, которые не много поменьше были курицы и имели нос и ноги красныя»^{270 271}.

Такого же черного кулика с красным клювом и красными ногами видел натуралист экспедиции Беринга Стел-лер на Шумагинских островах (остров Нагай) 30 августа 1741 г.²⁷².

Из морских птиц в большом количестве встречались: топорки, ипатки (Fratercula corniculata), урилы, т. е. бакланы (большой баклан—Phalacrocorax bicristatus²⁷³и малый—Ph. pelagicus), утки, гагары, ары и др.

Домашних птиц у жителей острова не было, но русские завезли небольшое количество кур.

Воды, окружающие остров, изобиловали морскими животными. Встречались киты, тюлени, называемые здесь нерпами (Pboca vitilina largha), сивучи (Eumetopias jubata или Е. Stelleri), бобры (Euhydra lutris) и морские коты (Arctocephalus ursinus alascanus).

С конца апреля и до начала ноября все реки и ручьи наполнялись красною рыбою, которую можно было ловить даже руками. «Иногда случается,—пишет Лисянский,—что она стоит кучами от самого дна до поверхности воды, как будто бы в чану, и тогда дикие звери, а особливо медведи, питаются одними только их головами. Они заходят в речки и ловят их лапами с удивительным проворством, но всего забавнее видеть, когда сии животным, оторвав мозговую только часть головы, бросают остатки на берег»¹.

Самой ценной рыбой островитяне считали чавычу (On-corhunchus tschawytscha), семгу (другие виды из рода Oncorhunchus), нерку (Oncorhunchus легка), кижич (из семейства лососевых), горбушу, хайко (кета—из семейства лососевых) и др.

Головнин пишет, что «Рыба сия того же рода, что и в Камчатке и тем же порядком входит в реки»^{274 275 276 277}. Это замечание совершенно правильное. Даже вход рыбы в реки на Кадьяке и на Камчатке происходит примерно в одни и те же числа®.

Из белой рыбы в большом количестве ловились палтус из семейства камбал (Hyppoglossus hyppoglossus ste-nolepis), треска, сельдь, гольцы (из семейства лососевых), терпуг (из семейства терпуговых, принадлежащего к отряду панцырнощеких), вахня (тихоокеанская навага из семейства тресковых), уйки (видимо, Mallotus villo-sus), калага (Hemilepidotus hemilepidotus), бык (пови-димому, Ceratocottus dicerans) и другие. «Кроме сего,– пишет Лисянский,—круглые раки ловятся весною повсюду в довольном изобилии. Они имеют вид расплющенного паука и с моря идут в губы, всегда сцепившись попарно»¹.

Как видно из описания, это не раки, а крабы.

Во время голода, случавшегося каждую весну, жители острова употребляли в пищу различные ракушки: морских ежей, мидий (Mytilus) и других моллюсков (Cardium), которые ели сырыми.

По подсчету Лисянского, во всех селениях Кадьяка оыло в то время 202 хижины (бараборы), в которых жило не более 4000 жителей¹. Многократные нападения индейцев тлинкитов (колошей), подстрекаемых американскими и английскими купцами, на русских промышленников и местных жителей—эскимосов и алеутов, заставляли жителей острова Кадьяк все время жить настороже. Английские торговцы принимали непосредственное участие в организации этих нападений. Неслучайно, в момент нападения тлинкитов на Архангельскую крепость острова Ситхи там находилось английское судно капитана Барбера, матросы которого руководили нападавшими индейцами^{278 279}.

Литке сообщает, что от нападений тлинкитов только в 1796, 1798, 1800 и 1805 гг. погибло более 1 000 человек туземцев, главным образом жителей острова Кадьяк²⁸⁰. Многие местные жители сделались жертвой повальной болезни, свирепствовавшей в 1799 г. на Кадьяке и окрестных островах.

Обширные материалы, имеющиеся в настоящее время, дают возможность осветить деятельность русских промышленников в русских поселениях в Америке. Они внедрили передовую культуру среди местного населения и вывели его из состояния дикости; ликвидировали рабство, имевшее место у живших здесь народов, и положили конец бесконечным войнам между различными местными племенами. «Все сии племена,—пишет Литке,—не только– живут в мире и дружбе с русскими—их соседями, но нередко прибегают к их посредничеству и суду в беспрестанных между собою распрях»²⁸¹.

О дружеском отношении русских промышленников к местному населению свидетельствуют частые браки, заключавшиеся между промышленниками и алеутками и индианками¹.

В 1830 г. на территории Русской Америки насчитывалось около 1 000 человек, родившихся от смешанных браков. Вместе с русскими детьми они учились в школах; из них выходили капитаны небольших судов, бухгалтеры и приказчики, различные мастеровые и матросы. Некоторые из них отправлялись в Россию для дальнейшего обучения².

Жителей острова Кадьяк Лисянский называет просто «кадьякцами». Лангсдорф и Коробицын считали жителей Кадьяка алеутами.

В действительности на острове Кадьяк жили не алеуты, а эскимосы (сами себя они называли инуит, т. е. люди).

Академик Л. С. Берг пишет, что на Кадьяке и противолежащей части Американского материка на север до озера Илямна (Шелехова) живут эскимосы—коняги (кадь-яки, или конягмюты).

Лисянский пишет, что жители острова Кадьяк среднего роста, широкоплечи и широколицы, цвет кожи имеют красновато-смуглый, а глаза, брови и волосы– совершенно черные.

Летнюю одежду их составляла длинная рубашка с узкими рукавами и с капюшоном, которую русские называли камлейкой. Ее изготовляли из сивучьих, нерпичьих, китовых и медвежьих кишок. Она совершенно прозрачна и не промокает. Зимняя одежда, называемая паркой, была такого же покроя, но делалась из звериных кож (главным образом из шкурок еврашек), мехом на обе стороны, или из шкурок морских птиц.

На голове туземцы носили шапки из птичьих шкур или плетеные шляпы, которые имели вид «отреза плоского конуса и выкрашены сверху весьма искусно». Вместо штанов носили пояс из тюленьих кож. Большую часть года ходили босые и только в исключительные холода одевали обувь, сшитую из тюленьих шкур.

¹ Архив Народного Хозяйства, фонд департамента Мануфактур и Внутренней торговли, 2 отд., 2 ст., 1815 г., д. № 222, л. 70.

² Ф. П. Литке. Путешествие вокруг света, СПБ, 1834 г., ч. I, стр. 131—133.

Одежда жителей о. Кадьяк 1—Камлейка из кишок; 2—Парка иа птичьих шкурок

(Собрание карт и рисунков к путешествию Ю. Лисянского)

Лисянский пишет, что «кадьякцы» пристрастны к украшениям. Мужчины и женщины во многих местах прокалывали себе уши и украшали их разноцветным бисером. Женщины украшали бисером также руки, ноги и шею. В прежние времена,—пишет Лисянский,—они прокалывали нижнюю часть носового хряща, и в отверстие вставляли кости и другие вещи, а также делали несколько прорезов (до трех) под нижней губой, в которые вкладывали камни и длинные кости. Эти операции производились с новорожденными детьми. Татуировку кадьякцы делали на груди, спине и на подбородке.

Их полуподземные жилища (русские их называли бараборами) имели четырехугольную форму с квадратной дверью в один метр высотой и одним окном на крыше, которое служило и для выхода дыма. При постройке такого жилища сначала вырывалась четырехугольная яма в 60 см глубиной, по углам которой вкапывались столбы высотой в полтора метра, и на них клались перекладины. Стены обшивались тесаными досками, поставленными вертикально. Высокая крыша держалась на стропилах и покрывалась толстым слоем травы. Затем

все жилище обмазывалось землей так, что с внешней стороны,—пишет Лисянский,—«походило на навозную кучу»²⁸². Внутренность жилища представляла довольно обширную комнату, посередине которой была вырыта яма для разведения огня. Вдоль стен имелись отгороженные места для хранения вещей и припасов. В этом помещении обычно сушили рыбу, делали байдарки и готовили пищу. К жилищу пристраивались боковые строения, которые Лисянский называет жупанами. Дверь, ведущая из общей комнаты в жупан, делалась настолько маленькой, что сквозь нее едва можно было пролезть ползком. Эти пристройки служили гостиными, спальнями, банями, а иногда и могилами. Они освещались окном, обтянутым пузырями морских животных. Вдоль стен, отступя на один метр, здесь клались брусья, которые отделяли места для ночлега. «Всякому покажется весьма странно, как можно взрослому человеку улечься на столь короткой длине, каковая бывает между стеною жупана и выше помянутыми бревнами, но для здешних островитян длиннее постели не нужно, ибо они спят скорчившись, так что колена достигают почти до самой шеи, и по большей части лежат на спине»².

В этих пристройках жители находились только зимою и нагревали их раскаленными камнями. Г. И. Шелехов пишет: «Почитали они чудом скороспешное строение наших домов, потому что они над одною своею хижиною трудятся, отесывая доски завостренными железками, .несколько лет и от того почитают они оные великой цены стоющими»³.

Главною пищей населения служила вяленая рыба, которую заготовляли в громадном количестве. Кроме рыбы, употребляли мясо морских животных (китов, тюленей, сивучей и др.).

Во время голода собирали коренья, ягоды и различные ракушки. Китовый жир жители предпочитали всем другим кушаньям. Его, а также головы красной рыбы и ракушек употребляли в сыром виде. Остальную пищу

варили в глиняных горшках или жарили на палочках, воткнутых в землю возле огня.

Лисянский следующими словами описывает ужин в местной хижине: «Как скоро рыба была сварена, то кухарка, наклав первое деревянное блюдо, подала его хозяину, который, наевшись, остатки отдал своей жене; следующие же блюда раздаваемы были по старшинству лет, так что мальчики дожидали весьма долгое время, покуда дошла до них очередь»¹.

Лисянский не сообщает, каким образом коняги добывали огонь. По словам Давыдова, коняги «огонь достают посредством завостренной палочки, которая, равно как и брусок, для сего употребляемый, делается из дерева чаги, выкидываемого на остров морем и растущего на матерой Америке. По средине сей палки, которой конец обмазывается жиром, обвертывают несколько раз веревочку и, взяв конец оной в руки, вертят в обе стороны сколь можно поспешнее, пока от приставленного к бруску конца палки покажется дым, тогда берут затлевшуюся от того стружку, кладут ее в сухую траву, размахивают в руке и огонь появляется»^{283 284}.

Ловля рыбы и промыслы морского зверя являлись главными занятиями мужчин. Они прекрасно строили байдарки из тонких жердей, которые прикреплялись китовым усом к деревянным обручам и обтягивались тюленьими кожами, так искусно сшитыми, что байдарка не пропускала ни одной капли воды.

Гребцы садились в отверстия (люки) и специальными затяжками завязывали на груди мешок, сшитый из кишок животных, который пришивался к краям люка. Лисянский сам прошел в трехлючной байдаре 400 км.и уверяет, что никогда не имел лучшего гребного судна. Во время сильного шторма соединяют несколько байдар вместе. Раньше,– пишет Лисянский,—кроме байдар, коняги строили большие кожаные лодки, в которые садилось до 10 человек.

Орудия и оружие местные жители изготовляли из дерева, кости, камня и железа²⁸⁵. Промысловые орудия их состояли

из длинных пик, гарпунов и стрелок. Когда вели войну, вооружались большими луками и стрелами с каменными или медными наконечниками. Из эскимосских племен только коняги и чугачи употребляли лук и стрелы, которые были у них еще в полном ходу в половине XIX столетия¹.

Китовый гарпун представлял деревянную палку длиною 3 м с обоюдоострым каменным ножом на конце, вставленным в костяную оправу. Сидя в байдарке, охотник бросал гарпун в кита. Каменный наконечник вонзался в тело кита, а древко отделялось и всплывало на поверхность. Раненый кит уходил, где-нибудь издыхал и выбрасывался волнами на берег.

Нерпичий гарпун делался такой же длины, но с зазубренным костяным наконечником. К наконечнику привязывалась веревка, сплетенная из жил морских животных, которая закручивалась вокруг древка гарпуна. Когда животное ранено, оно ныряет в воду и шнурок разматывается; иногда к древку гарпуна островитяне привязывали надутый пузырь морских животных.

Тюленей часто ловили сетями, сплетенными из жил или, спрятавшись на берегу, подманивали, подражая их крику, а затем убивали.

Морских бобров обычно убивали длинными стрелками с каменными наконечниками. Их бросали в животное при помощи небольших досочек с желобком, в который вставлялись стрелки. Эта охота производилась артелями. Увидя бобра, ближайший охотник бросал в него стрелку и, поставив байдарку на то место, где бобр нырнул, поднимал весло, а остальные охотники бросались в разные стороны и окружали его. Эта операция продолжалась до тех пор, пока не убивали животное.

ров, сделано из кремневого камня. Иные делают, так же как ножи, так и копья из ланьих костей». (См. П. Па л л ас. О российских открытиях на морях между Азиею и Америкою. Месяцеслов истории и географии на 1781 г., стр. 339.) Между тем 20 лет спустя во время посещения Кадьяка Шелеховым он застал у коняг железо: «для войны есть у них луки и копья железные, медные, костяные и каменные. Топоры железные особого манера, состоящие в маленьком железце». (Г.-Ш е л е х о в. Путешествие, СПБ, 1812 г., ч. 1, стр. 74).

¹ Л. С. Берг. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга 1946 г„ стр. 211.

Чрезвычайно опасным был промысел на морских птиц урилов, из шкурок которых приготовлялись парки. Приходилось взбираться на неприступные утесы и набрасывать на птиц растянутую на шестах сеть, в которой они запутывались.

Рыбу в реках жители ловили просто руками или сетями, растянутыми на шестах, иногда кололи копьями. Морскую рыбу ловили костяными удочками, к которым привязывали шнурок из морской капусты.

Женщины обычно занимались приготовлением пищи, изготовлением украшений, шитьем одежды и т. д. Шили костяными иголками с просверленными ушками, в которые вдевались тонкие нитки из жил.

До прихода русских у кадьякских коняг существовала полигамия; некоторые жители имели до восьми жен. С приходом русских этот обычай стал постепенно искореняться. Браки обычно заключались с согласия родителей. Молодой человек, полюбя девушку, отправлялся к ее родителям с дорогими подарками. Если родители соглашались на брак, то жених давал им подарки до тех пор, пока они не скажут «довольно». Если они не соглашались на брак, подарки уносились обратно. При свадьбе не было никаких увеселений. Лисянский¹ пишет, что у коняг мужья почти всегда жили у родственников жены, как работники, и только иногда ездили гостить к своим.

Перед рождением ребенка женщина удалялась в небольшую яму, над которой из прутьев, покрытых травою, был построен шалаш, напоминающий собачью конуру (длина шалаша—1 м, ширина—80 см, а высота—70 см).

После рождения ребенка женщина считалась нечистою и в своем заточении должна была оставаться двадцать дней, хотя бы это было и зимою. Родственники приносили ей еду и питье, но подавали не прямо из рук, а на палочке. Отец после рождения ребенка на некоторое время покидал свой дом и удалялся в другое селение.

Родители приучали детей к голоду и холоду: «Нередко случается, что мать, желая унять раскричавшегося ребенка, погружает его зимою в море или в реку и держит до тех пор, пока не уймутся слезы»². Мальчиков приучали бросать стрелки, строить байдарки и управлять ими. Девочек—шить, плести веревки и т. д.

Лисянский наблюдал также и погребальные обряды. Покойника коняги одевали в лучшую одежду и оставляли некоторое время в хижине. Затем, завернув тело в звериные кожи, опускали в могилу, на верх которой клали бревна и камни. В прежние времена,—пишет Лисянский,—после смерти богатого эскимоса убивали его невольника и клали вместе с ним. С умершим клали в могилу промысловые орудия. Родственники умершего отстригали волосы на голове и мазали лицо сажей, что считалось знаком траура. Жена, лишившись мужа, оставляла свой дом и уходила на некоторое время в другое жилище; то же самое делал и муж, если умирала жена.