Текст книги "Первое путешествие россиян вокруг света"

Автор книги: Владимир Невский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Коняги верили в добрых и злых духов. В честь последних они приносили жертвы и устраивали религиозные праздники, которые состояли из маскированных пантомимных представлений, изображающих движения птиц и зверей.

Шаманство и суеверия играли большую роль в жизни местного населения.

СИТХИНСКИЙ АРХИПЕЛАГ

14 июня 1805 г. «Нева» покинула остров Кадьяк и 22 июня бросила якорь на рейде Новоархангельска. За короткое время в крепости были построены восемь больших зданий, завезен скот и разведены огороды.

До сих пор историки оставляют без внимания тот факт, что Лисянскому принадлежит инициатива перенесения центра управления русскими колониями с острова Кадьяк в Новоархангельск. Неприступное положение крепости, построенной на высокой горе, в глубине обширного Ситхинского залива, защищенного от всех ветров, изобилие пушных зверей и леса, пригодного для кораблестроения, привели его к следующему заключению: «Новоархангельск, по мнению моему, должен быть главным портом Российско-Американской компании по тому, что оный, исключая все выше помянутый выгоды, находится в средоточии самых важных промыслов. В окружности онаго водится такое множество бобров, что ежели иностранные суда не возпрепятствуют, то каждый год

можно будет вывозить оных по крайней мере тысяч до осьми»¹.

Разгрузив корабль в Новоархангельске, Лисянский послал штурмана Калинина для съемки ближайших островов и проливов, а сам занялся астрономическими наблюдениями.

21 июля Лисянский вместе с лейтенантом Повалишиным решил совершить восхождение на вулкан Эджкомб² (у Лисянского Эчком), расположенный на острове, которому Лисянский дал название Крузов. 22 июля утром они с местными проводниками начали восхождение. Итти приходилось сквозь густой лес, заваленный буреломом, и через глубокие овраги, поросшие колючими кустарниками. Только на следующий день вышли они из дремучего леса, на вершину горы, покрытую острыми камнями, между которыми пробивалась редкая трава. На вершине вулкана оказался обширный кратер, достигающий 85 м глубины и 4 км в окружности.

Так как они были первыми из европейцев, поднявшимися на эту вершину, Лисянский написал на бумаге имена всех участников восхождения и, положив ее в кувшин, спрятал между камнями. «Труды и терпение наше награждены были особенным удовольствием. Стоя на вершине горы, мы видим себя окруженными самыми величественными картинами, каковыя токмо природа представить может. Бесчисленное множество островов и проливов до входа Креста и самый материк, лежащий к северу, казалися под нашими ногами; горы же, по другую сторону Ситхинского залива, представлялись как бы лежащими на облаках, под нами носившихся. Солнце сияло тогда во всей своей лепоте, кроме десяти минут, в которыя при небольшом тумане накрапывал дождь. Термометр пред тем показывал 55° (Фаренгейта), а после 53, Vi или пятью градусами ниже, нежели у подошвы горы»³. 23 июля поздно вечером путешественники спустились к подножию горы. «Перпендикулярную высоту ^{286 287}

Эчкома,—пишет Лисянский,—примерно положить можно до 8 000 футов»¹ (2 440 м), Цифра эта слишком преувеличена. В действительности высота горы Эчкомб около 1 150 ы.

«Судя по обширности и глубине жерла,—пишет Лисянский,—заключить должно, что в прежния времена вулкан сей был гораздо выше, но от времени пришел в безсилие, обрушился и собою наполнил пропасть, из которой некогда извергаемо было пламя. Вероятно, что после сего явления природы прошло уже много лет, ибо некоторые горючия вещества, изверженный из сего жерла начали уже претворяться в землю»^{288 289}. Это заключение Лисян-ского ошибочно. Ф. Литке сообщает, что последнее извержение вулкана происходило в 1796 г., за восемь лет до восхождения Лисянского²⁹⁰.

7 августа Лисянский с больными матросами посетил горячие источники, находящиеся на побережье Америки в 25 км от Новоархангельска. Температура воды источника достигала 84° С. По словам Литке, вода источника содержит углекислую известь, соляную кислоту и серу²⁹¹.

16 августа Лисянский вернулся на корабль и стал готовиться к плаванию в Китай– «Хотя здешний Западный берег,—пишет Лисянский,—был известен нам со вре-мени капитана Чирикова, но никто не знал к чему он принадлежит, к материку или к островам»²⁹². Действительно, Чириков первый из европейцев увидел этот берег 17 июля 1741 г. под 57^C50^J с. ш. Здесь, на берегу острова, названного Лисянским островом Чичагова, Чириков усмотрел залив (на самом деле пролив Лисянского). После плавания Чирикова долгое время оставалось сомнение– принадлежит ли этот берег Американскому материку или является частью острова. Сомнение это было решено английским капитаном Ванкувером, который открыл пролив Чатам (между островами Баранова, Чичагова и Адмиралтейства). Ванкувер не ознакомился с этими островами и ограничился лишь тем, что наименовал их островами Короля Георга III.

Лисянский не согласился принять это название и на-именовал их Ситхинскими островами. «Острова Ситкинские названы мною по имени народа, на оных живущего, который именует себя ситкаханами или ситкеицами»¹. Лисянский также дал названия отдельным островам и проливам этого архипелага, которые удержались на картах до настоящего времени. «Все сии острова,—пишет Лисянский,—покрыты лесом, который большею частию состоит из душистого дерева, ели и лиственицы»^{293 294 295}. Между тем ситхипские деревья есть: аляскинский или желтый «кедр» (Chamaecyparis nootkatensis, Alaska or yellow cedar, Alaska or yellow or Sitka cypress американцев)", который Лисянский и другие русские моряки за своеобразный запах называли душником, душмянкою или кипарисом, ель (Picea sitchensis, Tsuga mertensiana и Tsuga heterophilla, Coast hemlock американцев). Нужно также отметить, что лиственница в районе Ситхинских островов нигде не растет, а именем лиственицы русские обозначили хвойное Tsuga (нечто вроде пихты)^{296 297}. Эту ошибку после Лисянского делают многие.

Литке, описывая корабельный лес Ситхи, указывает, что «на шпангоуты употребляют кипарис, называемый здесь душмянкою; на бимсы и палубы—ель; на обшивку, а иногда и на палубы—лиственицу»²⁹⁸. То же повторяют Коцебу⁰, Головнин²⁹⁹ и другие русские моряки и промышленники.

Лисянский пишет, что реки, впадающие в Ситхинский залив, изобиловали рыбой.

Попадались также выдры (Lutra canadensis) и речные бобры (Castor canadensis), которые в настоящее время очень редки. В проливах между островами водились многочисленные стада морских бобров, морских котов, тюленей и сивучей.

«Птиц,—пишет Лисянский,—здесь менее, нежели на Кадьяке, но роды все те же, кроме сороки сизоватого

цвета с хохлом и двух видов сероватых птичек, из коих одна немного побольше колибри»¹.

Описываемая Лисянским сорока, по видимому, есть Стеллерова хохлатая сойка—Су anocitta stelleri (steb lers jay или blue jay американцев), одна из характернейших птиц северо-западного берега Америки, которая распространена от Кенайского залива до Центральной Америки, Маленькая сероватая птичка, виденная Лисянским, вероятно, есть аляскинский колибри (Selacphorus mfus), питающийся ягодами здешней малины,

Ситхииские острова были населены индейцами, относящимися к группе тлинкитов (люди), или колошей (колюжей), как их называли русские,

Лисянский сообщает, что колоши жили по берегу и островам Тихого океана «от залива Якутата до 57° северной широты»^{300 301}, В другом месте он говорит: «Колюши или колоши называются все народы вообще, живущие от входа Креста до островов Шарлотских»^{302 303}. Эти сообщения Лисянского неверны, так как значительно суживают пределы распространения тлинкитов. В другую крайность впадает Ф. Литке¹, который пишет, что колюжи населяли северо-западный берег Америки от 40^а до 60° с. ш,

По словам академика Л. С, Берга, тлинкиты в то время жили от бухты Контроллера (несколько восточнее устья реки Медной) вплоть до параллели, проходящей через южную треть острова Принца Уэльского^{304 305}. В 1882 г. одно из племен тлинкитов—якутаты—продвинулось на запад до устья реки Медной®.

По описанию Лисянского, тлинкиты среднего роста, проворны и остроумны; волосы у них черные, жесткие и прямые; лицо—круглое с толстыми губами; цвет кожи смуглый, «но многия, а особливо женщины, не уступили бы цветом лица и самым европейцам, ежели бы они не пачкали себя разными красками»³⁰⁶. Действительно, тлинкиты раскрашивали лица киноварью и черной кра-

ской> которую они добывали из сока черники¹. Женщины уродовали себя тем, что вставляли круглый кусок дерева в прорезанную нижнюю губу, отчего она сильно отвисала. Благодаря влиянию русских этот обычай постепенно исчез-.

Одежда индейцев представляла смесь европейской с типично тлинкитской. Эскимосскую парку у них заменяли широкие белые покрывала, сотканные из шерсти «горных баранов», которыми они закутывали все тело.

На войне и в междоусобных стычках, которые происходили довольно часто благодаря обычаю кровавой мести, колоши носили деревянные латы, прикрытые толстыми лосиными плащами, а на голове—деревянный шлем с забралом в виде маски с резными изображениями животных, раскрашенных яркими красками. Все это соединялось и затягивалось ремнями¹. Лисянский описывает также меховые полукафтаны, привозимые к тлинкитам из Соединенных Штатов Америки, с нашитыми одна возле другой железными полосами^{307 308 309 310}. Они служили своеобразной кольчугой.

Жилища тлинкиты строили из балок, брусьев и досок. Они были довольно обширны и внешним видом напоминали бараки. Наружные стены обшивались толстыми обтесанными досками. По бокам входных дверей, а также внутри дома стояли оригинальные резанные по дереву изображения человеческих фигур. Крыши обычно покрывались досками или древесной корой, но не сплошь: наверху оставлялось отверстие для выхода дыма. Окон обычно не было, лишь небольшая дверь, завешенная мехами или шерстяным одеялом, вела во внутренность дома.

Внутренность дома представляла одну большую комнату, в которой проживало обыкновенно несколько родственных малых семей. Здесь в небольшой яме разводили огонь, на котором многочисленные обитатели жилища (25—35 человек) готовили себе пищу. От большой комнаты легкими покрывалами и цыновками отделялись иногда маленькие спальные комнатки. «А поелику

каждое таковое жилище населяют родныя фамилии, то оныя иногда отделяются между собою занавесками, или чем-нибудь другим»¹.

Тлинкиты строили свои селения по берегам защищенных бухт. Дома обычно располагались в один ряд вдоль взморья, а в очень больших деревнях—в два-три ряда. Наряду с делением на деревни, у тлинкитов существовало деление на роды, которые имели тотемные названия (т. е. назывались именами различных животных и растений). «Они разделяются,—пишет Лисянский,—на разные поколения, из которых главный суть: медвежье, орлиное, воронье, касаткино и волчье»*.

Вельяминов и другие позднейшие исследователи утверждают, что племя тлинкитов распадалось на две большие главные тотемные группы (фратрии)—на братство «ворона» и «волка». Каждая из этих групп делилась на пять низших тотемных союзов, охватывавших по нескольку сот человек. Лисянский сообщает, что тотемные союзы не совпадали с территориальными подразделениями: «Все означенные поколения так между собою смешаны, что в каждом селении можно их найти всех понемногу; однакож всякое из них живет в особенном доме, над которым вырезано фамильное животное, служащее вместо герба. Они никогда не воюют между собою, но при случае должны друг другу воспомоществовать, как бы далеко ни находились»³.

Главную пищу тлинкитов в летнее время составляла свежая рыба и мясо различных морских животных, поэтому основным занятием их являлось рыболовство. Рыбу ловили гарпунами, сетями, удочками, иногда кололи длинными шестами с острым концом. В большом ходу были также западни вроде наших вершей. Охота играла у них второстепенную роль. Птиц и наземных животных колоши били, главным образом, ради шкур и меха. Из растительной пищи употребляли различные ягоды, папоротниковые растения со съедобными корнями и съедобные водоросли.

Зимою основной пищей являлась вяленая рыба (юкола). Ее вялили на воздухе или коптили, предварительно отделив мясо от кости. В большом количестве

 тлинкиты заготовляли на зиму икру (особенно из сельдей). Лисянский сообщает, что в то время, когда сельдь мечет икру, колоши опускали на дно связки еловых веток, на которые оседала икра. Затем вытаскивала их и сушили, развесив на деревьях, а потом околачивали высохшую икру, которую хранили в больших корзинах или в ямах, вырытых в земле¹.

На зиму они заготовляли также «род коврижек из лиственичной перепонки, покрывающей дерево под корою, которая соскабливалась и сушилась в виде четвероугольников, толщиною около дюйма»^{311 312 313}.

Пищу тлинкиты приготовляли в чугунных, жестяных или медных котлах, которые они получали от европейцев. Более зажиточные имели для еды европейскую посуду, а бедные подавали пищу в деревянных чашках и ели деревянными или костяными ложками собственного производства³¹³.

Тлинкиты имели некоторые ремесленные навыки– До знакомства с европейцами мужчины занимались изготовлением полированных орудий из камня и кости, но были знакомы и с металлами, особенно с медью– Они получали самородную медь с реки Медной и знали искусство ковки. Из меди они делали различные украшения, кинжалы, наконечники копий и стрел. По всей вероятности, до прихода европейцев тлинкиты умели обрабатывать и железо холодным способом³¹⁴.

С появлением европейцев каменные орудия стали быстро исчезать. Лисянский еще мог достать каменные молотки, наконечники копий из яшмы, костяные кинжалы и крючки для удочек³¹⁵.

То же самое случилось и с оружием островитян, Лисянский пишет: «Что же касается до прежнего их вооружения, копий и стрел, то редко оное теперь здесь

б

Предметы» принадлежавшие колошам о. Ситха;

а) Палтусода уда и погремушка, б) маски ,ырезанные на дерева

видеть можно»¹. Это сообщение подтверждает также Лангсдорф, посетивший Ситху в 1805 г. Он пишет, что луки и стрелы совершенно вытеснены огнестрельным оружием, и лишь на охоте заморскими бобрами и тюленями еще употреблялись стрелы². В Музее антропологии и этнографии Академии наук, обладающем богатыми коллекциями предметов из Русской Америки, лук и стрелы в тлинкитских коллекциях отсутствуют.

Еще до знакомства с европейскими железными орудиями тлинкиты при помощи своих каменных топоров ^{316 317}

сооружали большие лодки-однодеревки, достигавшие 14 м длины и вмещавшие от 30 до 60 человек¹. Они уве³¹⁷ личивали их ширину при помощи поперечных перекладин.

Наполнив внутренность лодки водою, они раскаленными камнями доводили воду до точки кипения, а затем раздвигали поперечными перекладинами нагретые и размягченные боковые стенки, делая их выпуклыми. Кроме того, чтобы сделать борта более высокими, к ним пришивали при помощи сухожилий животных широкую деревянную планку.

Тлинкитские женщины занимались дублением кожи, приготовлением меховых плащей, плетением корзин и цыновок из корневого волокна и тростника. Особенно отличались они как пряхи и ткачихи. Из шерстяных ниток они ткали длинные разукрашенные покрывала, заменявшие им верхнюю одежду. Все мужчины были отличными резчиками по дереву и кости.

«Самым большим искусством или ремеслом здешних жителей,—пишет Лисянский,—может считаться резьба и рисовка, ибо, судя по множеству масок и прочих резных и рисованных вещей, мною виденных, заключить должно, что каждый ситхинед есть художник помянутых искусств. Здесь не увидишь ни одной игрушки, даже самой простой, ни одного орудия и никакой посуды, на которых бы не было множества разных изображений»^{318 319}.

Различия в продуктах ремесленного производства, разнообразие охотничьей и рыболовной добычи вызвали здесь оживленные меновые сношения. Эти сношения способствовали усилению имущественного неравенства, из которого возникло сословное расслоение.

Имущество богатых состояло из большого числа лодок, звериных шкур, украшений, шнурков с раковинами, которые заменяли у тлинкитов деньги, и рабов.

Лисянский пишет, что власть тойона не переходит по наследству, а достается сильнейшему или тому, у кого больше родственников³²⁰. То же утверждает Ф. Литке³²¹.

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

1 сентября 1805 г., закончив все дела и приняв хрузы, «Нева» вышла из Новоархангельска и направилась в Кантон. До середины октября плавание проходило вполне спокойно.

Иногда на горизонте показывались туманные очертания земли. Тогда изменяли курс, но оказывалось, что это были облака.

15 октября на 26°43' с. ш. и 173°23' з. д. корабль был окружен касатками, бонитами, фрегатами и большими белыми чайками. Лисянский приказал внимательно наблюдать за горизонтом, так как Лаперуз около этих мест также встречал признаки земли.

К 10 часам вечера корабль сильно вздрогнул и сел на мель посредине коралловой банки, над которой возвышалась гряда камней. Выбросили за борт все имеющиеся тяжести: запасные реи, стеньги, доски и пушки, к которым привязали поплавки. К рассвету 16 октября корабль стянули с мели, но налетевший вихрь вторично бросил его на мель. Вновь полетели в воду канаты, якоря и балласт. Только к вечеру, избавившись от опасности, заметили небольшой низменный островок, лежащий в расстоянии одной мили.

18 октября Лисянский с несколькими офицерами и матросами высадился на берег открытого ими острова. Небольшой низменный остров, сложенный коралловым песком, оказался необитаемым. Он лежал посреди опасной мели и едва возвышался над поверхностью воды.

На берегу увидели множество птиц и тюленей. «Первые тотчас нас окружили и более походили па домашних, нежели на диких, а последние лежали на спине и не обращали на нас ни малейшего внимания. Некоторые из них были величиною более сажени и едва открывали глаза, ежели кто приближался к ним, но ни один не трогался с своего места. Мы почти на каждом шагу проваливались по колена в норы, заросшия сплетшеюся травою и наполненные молодыми птицами, из коих миогия лишилися от нас жизни, ибо под ногами слышен был непрестанный писк»¹. Далее Лисянский пишет: «Воткнув шест в землю, сперва я зарыл подле онаго бутылку с письмом о нашем открытии сего острова», а потом возвратился на корабль в полном уверении, что ежели судьба не удалит нас от сего места, то надлежало ожидать скорой смерти, ибо при совершенном недостатке в пресной воде и в лесе какие можно бы было предпринять средства к спасению? Правда, что рыба, птицы, тюлени, черепахи, которых на острове сем великое множество, снабдили бы нас достаточною пищею, но чем бы мы могли утолить жажду»¹.

К счастью, в течение трех дней продолжалось затишье, и «Нева» могла сняться с мели. В этом месте дно было покрыто кораллами, похожими на каменные деревья или кустарники до двух метров высотой. «По сему судить можно, сколько место сие гибельно и что корабль «Нева» за претерпенное им несчастное у сего острова приключение вознаградится только тою честию, что он открытием весьма опасного местоположения спасет может быть от гибели многих будущих мореплавателей»². Остров имел небольшие размеры: две мили в длину и полторы в ширину.

Во время съемки острова птицы садились людям на головы и плечи. Их едва могли отогнать палками. Птицы, тюлени, черепахи, достигающие в диаметре одного метра, и десять больших бревен, из которых одно имело у корня 2 метра в диаметре и походило на «красное дерево, растущее у берегов Колумбии», вот и все, что мореплаватели обнаружили на острове.

Мель, на которой едва не погиб корабль, была названа Невскою, а остров, лежащий под 26^с02'48" с. ш. и 173°42'30" з. д. и ныне принадлежащий Соединенным Штатам, по настоянию экипажа, был назван островом Лисянского.

«Экипаж также воспользовался сим случаем для изъявления своей любви и преданности к достойному своему начальнику, которого имя он увековечил, нарекши оным вновь открытый остров. Какая награда для доброго начальника может сравниться с той, которая происходит от сердец его подчиненных. Офицеры и служители корабля «Нева» просят, требуют, настаивают, чтобы капитан пожертвовал на сей раз усердию и желанию их свойственной ему скромностью и возложил имя свое на остров, им случайно найденный. Что может быть прият*

К».

(Собрание карт и рисунков к путешествию 10. Лисянского)

нее, лестнее и почтительнее для мореходца, служащего i единственно в пользу и славу своего отечества и чуждого ; всякой корысти и личных выгод»¹.

Остров Лисянского вторично был осмотрен и описан М. Н. Станюковичем во рремя кругосветного плавания на корабле «Моллер»*.

20 октября направились к Кантону и через три дня ; под 22Л5' с. ш. и з. д. открыли еще одну мель, i

С ноября пришлось убавить матросам порцию сухарей. «Некоторые (матросы) помянутую убавку,—пишет Ли-сянский,—приняли не токмо без всякого неудовольствия, но еще с вызовом, что ежели нужда встретится, то они согласятся жить на самой малой порции»^{322 323}.

15 ноября на горизонте показались Марианские острова (Сайпан и Тиниан), поросшие кокосовыми пальмами.

23 ноября, пройдя проливом между островами Тиниан и Гуам, Лисянский взял курс к острову Формоза. На корабль налетел сильный тайфун³²⁴. Ветер рвал снасти и так сильно клонил корабль на бок, что «подветренная сторона была в воде до самых мачт». Около полудня в щепки разбило ял, висевший за кормою; волны унесли много вещей с верхней палубы. В корабле открылась сильная течь.

«Кипящее свирепеющим волнением море,—пишет Коробицын,—поднимало песок со дна своего и грозило нам отчаянностью и по часту кидало чрез корабль волны, коими выломило на подветренной стороне шкафута наделанных сверх палубы два щита. Подветренный же борт корабля и палуба до самых люков покрыта была водою, а при уборке парусов грот-стаксель-шкотом выбросило с корабля в море трех матроз, но волнением оных кинуло опять на шкафут, которые еще успели схватиться за брошенные им с корабля концы веревок и тем спаслись от жертвы свирепеющего моря»³²⁵.

В течение пяти дней после окончания бури осушали внутренность корабля и выносили наверх подмоченные вещи. Тридцать тысяч шкурок морских котов и большое количество бобров и лисиц пришлось выбросить за борт.

28 ноября прошли вблизи острова Баши (лежит в проливе того же имени между островом Формоза и островом Люсоном). В тот же день «Нева» прошла мимо острова Формозы и вступила в Южно-Китайское море.

1 декабря к кораблю подошла китайская джонка, шедшая из Кантона, и сидевшие в ней сообщили, что «Надежда» уже больше недели стоит на якоре вблизи города Макао.

3 декабря «Нева» после трехмесячного плавания бросила якорь на рейде Макао.

Продав в Кантоне пушнину и закупив китайские товары, 9 февраля Лисянский и Крузенштерн вышли в море. Лисянский сделал много исправлений на известных в конце XVIII столетия картах Маршана и Дапре-де-Манивльет-та, охватывающих Гаспарский и Зондский проливы.

Совместное плавание кораблей продолжалось до 15 апреля. В этот день в Индийском океане на 34"55' ю. ш. и 29° в. д. во время сильного тумана «Надежда» и «Нева» потеряли друг друга из вида и дальнейшее плавание до Кронштадта совершали самостоятельно.

16 апреля 1806 г. «Нева» пересекла Кронштадтский меридиан и завершила, таким образом, полный обход вокруг земного шара.

Обогнув южную оконечность Африки, 24 апреля «Нева» вышла в Атлантический океан. Хорошее состояние команды и достаточное количество провизии побудили Лисянского итти прямо в Англию, не заходя к острову Св. Елены, который был назначен Крузенштерном местом встречи на случай разлуки кораблей. «Я решился оставить прежнее свое намерение,—пишет Лисянский,—итти

к острову Св. Елены, а направил путь свой прямо в Англию, был уверен, что толь отважное предприятие доставит нам большую честь, ибо еще ни один мореплаватель, подобный нам, не отваживался на столь дальний путь, не заходя куда-либо для отдохновения. К толь смелому подвигу много побуждало меня и самое желание моих подчиненных, которые, был в совершенном здоровья, о том токмо и помышляли, чтобы отличить себя чем-нибудь чрезвычайным. Я единственно сожалел об одном, что таковое наше путешествие должно разлучить нас с кораблем «Надеждою» до самого прибытия нашего в Россию, но что делать? Имев случай доказать свету, что мы заслуживаем в полной мере ту доверенность, каковую отечество нам оказало, нельзя было НС пожертвовать сим удовольствием»¹.

пили в область северо-восточного пассата, который сопутствовал плаванию до 28° с. ш.

В своем дневнике Лисянский дает верную картину морских течений у западного побережья Африки: обогнув южный мыс Африки, Лисянский отмечает северо-западное течение, которое действовало до экватора. В настоящее время это течение известно под именем Бенгуэльского или Южноафриканского. Далее Лисянский пишет: «Во время перехода экватора имели мы довольно порядочное W-e течение, которое скоро переменилось на SO-e и продолжалось до широты 9° N, тогда оно взяло направление к SW, а временно к NW и действовало около 15 миль в сутки до тропиков; от сего же круга до переменных ветров оно было правильное к SW, а потом изменилось на SO-e»³. Достаточно сравнить это описание с обзорной картой течений Мирового океана (см. Ю. Шокальский, Океанография, 1917, фиг. 198, стр. 488), чтобы убедиться, что обе схемы совершенно тождественны.

Следует также отметить, что Лисянский вновь констатирует наличие экваториального противотечения в штилевой полосе Атлантического океана.

13 июня «Нева» подошла к островам Корво и Флюри • (Флорес, Азорские о-ва), где Лисянский узнал о начавшихся военных действиях между Россией и Францией.

26 июня «Нева» вошла в Английский канал и через два дня бросила якорь в городе Портсмуте. «Таким образом кончили мы весьма длинное плавание прямо из Кантона, не заходя ни к каким местам, и при всем том, находившиеся на корабле моем люди были совершенно здоровы и не терпели ни в чем ни малейшего недостатка»¹. Это был неслыханный для того времени переход, длившийся 140 суток.

В Портсмуте «Нева» простояла две недели, и за это время Лисянский и многие моряки успели побывать в Лондоне.

13 июля «Нева» покинула Англию и после благополучного перехода Северным и Балтийским морями 5 августа 1806 г. бросила якорь на Кронштадтском рейде.

Кругосветное плавание «Невы» длилось 3 года без двух дней. Множество народа собралось приветствовать моряков, совершивших первое русское кругосветное плавание.

В литературные источники о первом русском кругосветном путешествии вошла в обыкновение ошибочная тенденция писать о Ю. Ф. Лисянском лишь как о спутнике И. Ф. Крузенштерна. Однако приводимые таблицы, показывают, что большую часть плавания Лисянский совершил самостоятельно³²⁶.

Из приведенной таблицы видно, что в течение 532 ходовых суток корабли прошли более 45 000 миль, причем только 41,5% по времени и 42,8% по числу миль падает на часть путешествия, совершенную «Невою» совместно с «Надеждою», а самостоятельного плавания соответственно 58,5% и 57,2%.

Таблица 4 показывает, что из 1 095 дней, в течение которых продолжалось историческое путешествие, в совместном плавании корабли находились только 375 дней, а в самостоятельном плавании «Нева» находилась 720 дней, что соответственно составляет 34,3% и 65,7%.

За кругосветное плавание Лисянский был произведен в капитаны 2-го ранга, награжден орденом (св. Владимира 3-й степени) и получил пожизненную пенсию и денежную награду (3 тысячи рублей). От Российско– Американской компании он также получил денежную премию в 10 тысяч рублей. Денежные награды для Лисянского имели большое значение, так как он не имел ни поместий, ни крепостных и жил только на жалованье.

Экипаж преподнес Лисянскому золотую шпагу с надписью: «Благодарность команды корабля «Нева».

По окончании отпуска Лисянский в 1807—1808 гг. командовал различными кораблями на Балтийском море³²⁷,

а в начале 1809 г. в расцвете сил и энергии, в возрасте 36 лет подал в отставку, мотивируя свое прошение «дурным состоянием здоровья»¹.

В печати и в архивных материалах нет данных об истинных причинах отставки и о дальнейшей его жизни в продолжение 28 лет. Известно, что после возвращения из кругосветного плавания он женился и у него было пятеро детей, из которых лишь младший сын Платон служил во флоте до адмиральских чинов.

Два тома записок Ю. Ф. Лисянского, хранящиеся в Центральном Военно-морском музее в Ленинграде, также не дают ясного представления о последнем периоде его жизни^{328 329 330}.

Богатейшие коллекции раковин, кораллов, оружия, одежды, собранные им в различных странах, он завещал Румянцевскому музею.

После возвращения из кругосветного плавания Лк-сянский занялся подготовкой к изданию своего сочинения.

К концу 1806 г. «Журнал» путешествия был подготовлен к печати и сдан Лисянским в Адмиралтейский департамент. Он попал в руки ученого секретаря Адмиралтейства Никольского, который дважды возвращал рукопись обратно, якобы на основании того, что «по множеству погрешностей против российского языка и слога, никак не может быть издан в том виде в честь Морского департамента»^{331 332 333 334 335 336}.

В 1812 г. Лисянский издал свое сочинение в Петербурге в количестве 1 200 экземпляров на собственные средства под названием: «Путешествие вокруг света в 1803, 4, 5 и 1806 годах на корабле «Нева». Одновременно с книгой Лисянский издал «Собрание карт и рисунков, принадлежащих к путешествию...» Атлас содержит 12 карт, 16 рисунков, приложенных к картам, и 3 таблицы. Большая часть карт составлена Лисянским во время путешествия. Рисунки служат иллюстрациями изображенных на картах местностей, а таблицы воспроизводят предметы быта, оружие, постройки и типы различных народов.

Свое сочинение Лисянский перевел на английский язык, и оно вышло в Лондоне в 1814 г.¹.

Как отмечает В. Г. Белинский², в Англии книга Лисянского имела огромный успех. В первые две недели разошлась половина тиража.

Это повлияло на чиновников Морского департамента. В 1814 г., после повторного письма Лисянского царю, русское издание его сочинения было принято на счет казны, однако при выплате денег Лисянского обсчитали на несколько тысяч рублей.

Книга Ю. Ф. Лисянского является классическим произведением мировой географической литературы. Автор ее—замечательный мореплаватель и патриот, для которого дороже жизни была честь и слава своей родины.

Юрий Федорович Лисянский скончался 10 марта 1839 г. в Петербурге и был похоронен в Александро-Невской лавре. Скромный памятник над могилой Ю. Ф. Лисянского выполнен по его же рисунку.

ПЛАВАНИЕ «НАДЕЖДЫ» В ЯПОНИЮ И К ОСТРОВУ САХАЛИН

РУССКОЕ ПОСОЛЬСТВО В ЯПОНИИ